Эта глава шла так долго, что мне кажется, будет справедливым в ней рассказать не только о случившемся в замке Влада одновременно с изнасилованием Лавинии, но и приоткрыть историю жизни этого вампира
Для начала: я обожаю «Героя нашего времени». Это важный аспект для понимания Влада. Одна из моих любимых цитат, да и вообще шикарнейший психологический портрет, который я когда-либо видела в литературе (субъективное мнение, конечно):
«Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины».
Большая часть этих черт промелькнет в истории Влада, потому что мне хочется, чтобы он чем-то был похож на Печорина. Этакую его вампирскую версию = ) Не полная копия, конечно, потому что так уже совсем неинтересно, да и полный образ Печорина ему просто не подходит, некоторые черты - вполне. Вообще удачно (для меня) разработчики его наделили чх «одиночка» и «злой», это ведь непаханое поле для сюжетов, для описания причин, которые сделали его такими.
p.s. Кстати еще об этой цитате. Это не совсем имеет отношение к династии, но раз в этом посте почти все будет о ней, то, думаю, могу допустить небольшую вольность. У Лермонтова есть пьеса «Два брата» (сама недавно узнала, удивилась даже, если честно), которая была написана за пару лет до «героя». Еще руки не дошли, но цитатки оттуда очень даже многообещающие: один из персонажей этой пьесы вполне мог стать демо-версией Печорина, потому что его слова практически повторяют ту цитату, которую я выложила выше. Нужно будет не забыть ознакомиться с этим трудом тоже = )
Извиняюсь, что голый текст без скринов = ) Может, следующие такие главы будут уже с ними.
День был по обыкновению своему хмурым и мрачным. Небо над родовым замком Штраудов заволокло плотной пеленой черных туч, но едва ли они могли озаботить ум Владислауса, повелителя туманов в переполненной ими Лощине. С самого утра его волновали иного рода проблемы, которые не могли исчезнуть по одному только его желанию.
Вьюгоцветы, в особенности его любимая женщина, которая не захотела и не смогла ответить взаимностью его единственным за всю долгую жизнь искренним чувствам, впустили в этот мир древнее зло. Мировое вампирское сообщество уже который десяток лет возмущено случившимся, и их недовольство возрастало с каждым прожитым годом, подобно накатывающим на берег волнам в развивающуюся бурю. Владислаус был уверен, что самый разгар шторма, который унесет не одну жизнь, еще даже не начался.
– Все готово к приему, Лилит? – спросил он у своей подопечной, в тот момент помогающей ему облачаться в свое неизменное одеяние.
В ее участии в этой процедуре не было никакой необходимости, но обычно жизнерадостная и за словом в карман не лезущая вампирша сегодня не находила себе места. Пальцы ее, пытавшиеся разобраться с пуговицами, дрожали, подобно последним засыхающим листьям в осеннюю пору на ветру. Влад чувствовал, что любимую воспитанницу нужно поддержать, выяснив, что тревожит ее покой, но в то же время не мог терять и минуты. В итоге он решил совместить свою подготовку к выходу с разговором.
– Да. Все, как вы просили, – сдержанно ответила она, вместо того чтобы по обыкновению своему описать все мельчайшие детали приготовлений.
– Тебя что-то тревожит?
– Я буквально чувствую, что, пока мы стоим здесь, Лавиния готовится вляпаться в очередную историю, – ответила она, старательно пряча свой взгляд. Было еще кое-что, в чем она не желала признаваться.
Влад тяжело вздохнул, повернувшись спиной к Лилит. На лице его на несколько секунд проскочило самое что ни на есть обреченное выражение. Он ни на секунду не сомневался, что его невеста готовится принести ему очередные неприятности. В этом была вся ее суть.
– Часть охраны осталась с ней, не переживай. А теперь спускайся вниз и помоги своему брату принять всю делегацию. Если увидишь что-то подозрительное – сразу докладывай мне. Я не доверяю Огнецветам.
– Как скажете, господин, – женщина почтительно склонила перед ним голову, хоть он ее и не видел, прежде чем покинуть чужие покои.
Оставшись наедине с собственными мыслями, Влад запустил длинные пальцы в волосы, с силой потянув за короткие белые пряди. С губ его сорвался тягостный стон то ли от терзавшей душу боли, то ли от отчаяния. Ему уже давно осточертело его невообразимо долгое существование, наполненное одними лишь негативными воспоминаниями. Последние тысячу лет слились в одно общее размытое пятно, тяжелым осадком легшее на его память.
Он не был счастлив с самого своего рождения. Младший в их семье из трех детей, он не мог даже надеяться на то, что однажды унаследует от отца власть над кланом Страстоцвет. Никто не мог сказать наверняка, что в итоге помогло ему проложить себе дорожку в жизнь, что сделало его таким, каким знает его Лавиния: неприкрытое отвращение слуг в доме, откровенная злость со стороны мачехи и брата с сестрой, сильнее других ударяющее по мальчику абсолютное равнодушие отца? Он хотел, он
мог любить весь мир, всех окружающих его вампиров своей еще не заляпанной жестокостью и зародившейся позже тихой ненавистью ко всему миру душой. Но никому не были нужны его чувства.
Впоследствии он часто задавался вопросом, почему же его не оставили родной матери, если так не любили, но ответа на него никто не дал. Сам Влад считал, что у его отца все же было некое подобие благородства, чтобы забрать нагулянное дитя у любовницы, а не оставлять его гнить в нищете.
Мальчик рос, предоставленный самому себе. Терпел издевки старших детей, выслушивал часто несправедливые нравоучения мачехи, для которой с самого своего появления в доме был постоянным напоминанием об измене мужа, а не живым существом, и отбывал наказания не только за свои проступки, но и за творимое братом и сестрой безобразие, крутился возле отца, надеясь заполучить хоть капельку его внимания и уловить улыбку, дарованную только ему одному, но вместо от него отмахивались, как от назойливой мухи. Его ровесники в Лощине смеялись над его уродливой внешностью и закидывали его камнями, воодушевленные всеобщей ненавистью. Пока был еще совсем маленьким, Влад ударялся в слезы и мечтал однажды обнять родную мать, попросить у нее капельку тепла и заботы, столь необходимую ему в тот тяжелый период. Его желание однажды сбылось, но не так, как он того хотел.
Он прекрасно помнил тот день. Ему исполнилось десять, но по обыкновению своему о его празднике никто не вспомнил, никто не подошел, чтобы поздравить, приласкать, утешить. Ближе к вечеру к нему подошла мачеха.
– Идем, тебе подарок, – она скривилась, мельком глянув на него, и, схватив за руку, поволокла в сторону подвала.
Он едва успевал переставлять ноги и несколько раз едва не споткнулся и не скатился кубарем с лестницы (наверное, это обрадовало бы женщину), а как они оказались в полутемном помещении, освещаемом лишь несколькими тусклыми свечами, так вовсе замер, пригвожденный к месту.
На холодном каменном полу в куче сена валялась измученная женщина в простом крестьянском одеянии. Кожа на ее бледном лице покрылась десятками глубоких черных трещин, разрастающихся с уголков обескровленных губ, которыми она медленно хватала воздух, обнажая острые клыки. Ее хриплое дыхание эхом отскакивало от стен сырого подземелья, многократно усиленное, и от этого звука мальчику стало плохо: так дышали на его памяти те, кто готов вот-вот отправиться в мир иной.
Он сразу почувствовал незримую связь между собой и той женщиной. Он стоял перед ней, еще достаточно маленький и низкий, и вглядывался в обезображенные побоями и болью черты лица. В отличие от его отца, который был, скажем так, не красавцем, пленница являла собой подобие умирающего ангела с загадочным нездоровым блеском глаз.
– Ну, нравится твоя мамочка? – недобро усмехнулась жена его отца, резко дернув ту вверх. Ей пришлось придерживать ее за плечи, потому что ослабленный организм то и дело норовил упасть. Мачеха стояла за ее спиной и притворно ласково провела по растрепавшимся волосам, погладила по чумазой щеке. – Узнал?
В тот момент весь мир перевернулся с ног на голову для этого ребенка, смысл его существования сосредоточился на одной только несчастной женщине, которой не посчастливилось быть пойманной спустя десять долгих лет просто потому, что она в очередной раз тайком захотела посмотреть на подрастающего сына. За несколько часов она успела испытать на себе все муки ада, когда ее вдруг иссушили вампирской магией гораздо более сильного порядка, чем ее, избили и довели до полуобморочного состояния. Она слышала голоса, видела перед глазами подвал, чувствовала спиной близость сумасшедшей женщины, но уже не могла связать все это воедино. Не могла понять, что происходит вокруг, кто перед ней стоит и что рядом говорят: она потерялась во времени и пространстве, потеряла ориентиры жизни.
– Мама? – мальчик во все глаза смотрел на родного ему человека и не мог поверить в происходящее. Он уже протянул руки и подался вперед, чтобы обнять ее, прижаться к ней и пообещать, что вылечит ее, ведь ему тоже наносила раны, но он выдержал и излечился.
Однако в следующую секунду послышался громкий хруст. Тело с безжизненными пустыми глазами рухнуло на пол, как подкошенное.
Мир заволокло слезами – последние обрывки его воспоминаний.
Граф Владислаус Штрауд в настоящем тряхнул головой, вырываясь из раздумий, и решительным взмахом руки перенесся с помощью черных туманов в собственную гостиную, где принялся музицировать, пока гости еще только собирались. Всякий раз, когда его охватывали чересчур сильные эмоции из-за событий прошлого, он садился за орган и погружался в чарующие мелодии, которым уже давно продал собственную душу.
Он играл так увлеченно и долго, что отвлечь его удалось не с первой попытки.
– Господин Штрауд, – кашлянули над его плечом. – Будьте добры, уделите внимание гостям.
За его спиной стояла Лилит и тактично ждала, пока ее господин придет в себя. Она порывалась спросить, все ли с ним в порядке, раз он стал таким задумчивым, но затем вспомнила о полном доме Огнецветов и о том, как сама не стремилась раскрывать мысли и чувства перед ним. Это не ее дело лезть туда, куда не просят.
– Конечно, – Влад поднялся на ноги с невероятной легкостью и воздушностью, которая присуща туманам.
Все ждали его уже в зале для переговоров. Стол был уставлен всевозможными закусками из кровавых плодов и синтетической крови, которые приготовили по настоянию Влада лучше повара-вампиры его региона. Разговор может затянуться на долгие часы, а отвлекаться от дела никому бы не захотелось.
Повесток дня было несколько. По официальной версии делегация приехала с целью установить взаимовыгодное экономическое сотрудничество с землями Штрауда, обговорив все мельчайшие подробности и задокументировав их, но то была озвученная причины. На самом же деле они хотели добиться отказа Влада от его права распоряжаться владениями стертого с лица земли клана Вьюгоцвет, как жениха Лавинии. Терки из-за освободившейся территории продолжались уже несколько десятков лет и не обещали вскоре стихнуть. Вампирское сообщество хотело разделить земли между тремя соседними кланами: Страстоцвет, Огнецвет и Луноцвет, Советом был даже принят соответствующий указ, как случайным образом выяснилось, что все документы недействительны, поскольку единственным истинным владельцем считается ставшая главой вымершего клана Лавиния, оставшаяся живой после тех кроваво-огненных событий. Влад несколько лет скрывал ее в замке, пока не поползли в слухи, и о существовании девочки мало кто знал, пока в их края не заехали нежданные гости, Луноцветы. Так или иначе, а лишить Лави этого права, пока она жива, никто не мог, потому что магия той земли не примет иных владельцев, если чувствует связь с ныне здравствующим, как, впрочем, и убить ее, потому что война со Штраудом никому не представляется выгодной.
Была и третья причина их приезда, которая вскрылась через несколько часов бесполезных переговоров. Влад был согласен на сотрудничество, но отказаться от территорий не мог хотя бы потому, что они никогда не принадлежали ему, что бы ни считало мировое сообщество.
Один из Огнецветов отлучился на минуту из зала переговоров. Он, как и род Ваторе, обладал способностью сверхбыстрого передвижения. Вернулся он неожиданно и очень эпично: едва успеха хлопнуть дверь, как он уже всаживал длинные клинок в бок Влада.
Хозяин замка в недоумении уставился на застрявшую в нем железку и на заструившуюся в месте раны кровь, резко побледнел и нахмурился, недобро уставившись на главу делегации.
– Как же мы тебя ненавидим, Штрауд. Подохни уже наконец и освободи свои неприлично обширные для такого маленького клана территории, – злобно выплюнул вампир, с ненавистью глядя на своего противника.
Все присутствующие в зале знали, что станут пушечным мясом, но были готовы послужить на благо собственного клана, ведь знали, что их дело не окажется напрасным, что они оставят хорошее наследство женам и детям. Один только чертов Хэйден, от которого давно пытался избавиться собственный отец, сбежал, осмеяв их затею и преданность главе. Он был прав, когда думал, что скорее мир перестанет существовать, чем Штрауд отправится в заслуженный ад.
Всех участников заговора убила верная стража и Лилит, пока испуганный Калеб крутился возле господина и пытался тому помочь, перебинтовывая рану. Их окружили плотным кольцом с десяток вампиров, которые не давали пробиться к ним недоброжелателям, в то время как остальные были заняты обезвреживанием зачинщиков конфликта.
Влада мало волновало собственное состояние, ведь тот идиот не дотронулся до сердца, а остальное заживет за считанные часы или дни в зависимости от серьезности урона. Он оглядел всех падших, с неудовольствием отметив, что потерял много своих вампиров.
– Где тот щенок, который был с ними? – нахмурился он, брезгливо перевернув ногой очередного Огнецвета. – Не хватает только его.
– Я его вообще не видела сегодня, господин, – доложила ему Лилит.
– И где он? – Влад задумчиво обвел взглядом замершую в ожидании приказаний Лавинию и тыкнул в нескольких подряд пальцами. – Вы пятеро, к Лавинии. Остальные проверьте все посты охраны в Лощине. Исполнять.
Замок мигом опустел.
Ожидание не длилось долго: он не успел устать и присесть, как вернулись двое с докладом о том, что их товарищи на постах обезврежены, а последний Огнецвет из делегации сбежал из города при их появлении.
Один из вампиров вдруг замялся, не желая договаривать.
– Ну? – раздраженно поторопил его Штрауд.
– Ваша невеста… была с ним. Мы застали ее практически голой.
По лицу старого вампира заходили желваки. Он медленно повернулся к Лилит.
– Проследи за ней и вообще всей Лощиной. Приставь к ней ту новенькую, которую она обратила, и вели ей следить за каждым ее шагом и докладывать тебе.
– Но господин! Куда вы собрались в таком состоянии? – воскликнула она, увидев, как он исчезает в клубах черного тумана.
– Вспомнить прошлое, – его голос потонул в дымке.