«Борацца», Монте Виста
Двадцать лет назад
What is your soul made of?
Beauty
And what is beauty?
Terror
Beauty
And what is beauty?
Terror
Аделина проскользнула в сад. По пути стянула с себя перчатки, отыскала спрятанные в волосах шпильки, скинула туфли и буквально выдернула из ушей тяжёлые антикварные серьги. Мона Вилетта, новая горничная, со всем разберётся. Она расторопная и сообразительная, и очень мило воркует с малышкой Рафаэллой.
– Устала с дороги? – вместо приветствия Рауль усадил Аделину к себе на колени и начал разминать плечи. – Я попросил Мону приготовить для нас горячую ванну.
– Лучший муж – тот, которого видишь раз в год, – заключила Дэль. – Не знала, что ты приехал.
– Ничего не могу с собой поделать, «Борацца» прекрасна в это время года, а ты ещё прекрасней. – Неужели Рауль опустился до столь банального комплимента? – Как застрявший в спине окровавленный кинжал с выгравированной на рукояти позолоченной розой.
Нет, всё в порядке. Аделина выдохнула с облегчением и позволила смуглым пальцам делать свою работу – снимать напряжение, болезненно пульсирующее в зажатых плечах и одеревенелых мышцах. Что может быть лучше расслабляющей массажа после долгого дня, изматывающего разговора и нескольких часов за рулём? Стоило дождаться, пока верный Пол привезёт Рафаэллу с занятий живописью и ехать с ним. На заднем сиденье, в тепле и комфорте, под шерстяным пледом, подрёмывая под неспешную беседу… Эх.
– Рафаэлла уже спит?
– Маленькая мартышка уснула прямо на коврике у камина, очень хотела тебя дождаться, – Рауль тепло улыбнулся, что в последнее время случалось нечасто. – Мона отнесла её наверх. У Раф теперь своя комната в «Борацце»? Знаешь ли, её комната в «Камайоре» ничуть не хуже.
– Что ты хочешь этим сказать? Я попросила Пола убрать пластинки, винтажные комиксы и прочий хлам Энцо на чердак… или это хлам Ронцо… или их общий… В любом случае, у меня была целая лишняя комната, заваленная хламом двух мальчиков-меломанов.
– Ты же понимаешь, что я не про бытовую сторону вопроса, – руки переместились с плечей на лодыжки, и Аделина блаженно зажмурилась. – Что, настолько приятно? Синьора, если ты замурлыкаешь как кошка, я подамся в массажисты и сколочу состояние вот этими виртуозными руками… – Рауль пошевелил пальцами в воздухе. – Но шутки в сторону. Дэль, зачем ты отбираешь ребёнка у родной матери? Раф болтает об Элеттре какие-то ужасы. Ты постаралась или твой трижды распроклятый братец?
– Я постаралась, Лоренцо наплевать на чужих детей. Со мной Рафаэлле будет лучше.– Дэль спокойно выдержала взгляд пронзительных синих глаз. – Не лезь, Рау, иначе я перестану мурлыкать и начну царапаться.
– О, ещё как полезу! – Гром, молнии и пустые угрозы – всё как всегда, именно поэтому Рауль и Дэль не могли сосуществовать дольше пары месяцев в году. – Чёрта с два я позволю тебе воткнуть свои ядовитые шипы в невинного ребёнка! Я тебе что, всепрощающая и туповатая фигура святого на носу корабля?
– Mi stai stancando, Rau*. – отмахнулись Аделина. – Что ты сделаешь? Ничего. Мужчины вроде тебя очень много болтают и очень мало делают. Честно признаться, ты делаешь ещё меньше, чем мой брат, хотя раньше мне казалось, что это невозможно. Коэффициент полезного действия Лоренцо стремится к нулю, а твой, похоже, и вовсе отрицательный.
– Утомляю я её… – буркнул упрямец себе под нос и ещё что-то добавил на эсперанто. – Если бы я знал, что за этим нежным бутончиком губ скрывается раздвоенное заметное жало, никогда бы… Ах, проклятый я дурак! Всё равно бы пал к твоим ногам, коварная ты женщина.
Аделина медленно кивнула. Знай он всё наперёд, как самый квалифицированный из пророков, ничего бы между ними не поменялось. Рауль бы всё так же пожирал её глазами в самую первую встречу, как десятки одурманенных мужчин до него. Извечный uomo solitario**, которому нравилось его положение. Лоренцо возвышался за спиной друга и прижимал палец к губам, призывая молчать обо всех грязных секретах. Дэль подмигнула брату, но Рауль решил, что игривый взгляд предназначался ему и только ему. Неисправимый узурпатор и собственник.
Их первая встреча, спустя полгода после смерти Ронцо… Лоренцо вернулся домой в компании тощего смуглого парня в линялой рубашке и красном нашейном платке, с волосами цвета воронова крыла и глазами, за которые многое можно было простить. «Это Рауль Рамбаска, племянник нашей матери», – объявил братец, всё с тем же заговорщическим видом. Дэль наступила на ногу ближайшему кузену, задушив в нём робкие протесты на тему «У вашей матери нет племянников». Чего не сделаешь ради любимого брата!.. Поддержишь любую ложь и легенду, лишь бы он снова не бродил по ночам под проливным дождём, скорбя по потерянному другу.
Ронцо… Аделина до сих терялась в догадках, что при больше боли, бед и разрушений – его жизнь или его смерть. Ронцо – пять отрывистых и резких букв на кончике языка, но брат умудрялся произносить их на удивление нежно.
Ронцо. Ронцо. Ронцо. Нет, у Аделины так не получалось. Он каждый раз вздрагивал, когда слышал собственное имя из уст жены.
* – Ты меня утомляешь, Рау.
** – одинокий мужчина
– Послушай, аморе мио, от тебя не убудет, если ты согласишься на un piccolo compromesso – малюсенький такой компромисс…
Рауль не сдавался. Натянул на физиономию самую обольстительную из своих улыбок, от которой у Аделины побежали мурашки по всему телу. Горячая ванна. Махровый халат. Пахнущие лавандой белоснежные простыни. La petite mort. И не вспоминать про Ронцо.
«Пожалуйста, Рау, перестань быть утомительным и исполни своё прямое предназначение». Аделина считала, что подобные мужчины годятся лишь для одного – доставить удовольствие и раствориться в тумане на следующее утро. E nient'altro*.
* – И ничего больше.
– … ты ведь сможешь ради меня? Си, синьора? – синие глаза смотрели с надеждой. – Позволь Рафаэлле проводить по паре месяцев в году со своей матерью, не забирай её окончательно.
– Обычно я не склонна идти на компромиссы, но ради тебя подумаю.
– И ещё одно – портреты и фотографии Ронцо. Per favore, избавься от них. У меня мурашки по коже от его фирменного взгляда «Я знаю то, чего не знают другие». Размером с откормленного слона, брр-р-р! – Рауль развёл в стороны большой и указательный пальцы, чтобы наглядно продемонстрировать размеры мурашек. – Ведь ты не жрица тайного культа с человеческими жертвоприношениями во славу своего господина! Мы не ждём какого-то его пришествия? Если нет, то убирай клятого Ронцо к чёртовой бабушке!
«… где ему и место», – тихо добавил Рамбаска, но Дэль всё равно услышала.
– Портреты «господина» останутся на своих местах. Это мой дом. Все дома, в которых ты живёшь, ешь, спишь или проводишь время с другими женщинами, – мои или моего брата. Могу завесить их портретами Ронцо от пола до потолка. Я в своём праве.
– Дэль, вполне хватает вашей жутковатой матери и ваших жутких детских фотографий.
– Рау, ещё раз повторю, что ты в моём доме.
– О, несносная женщина! «Борацца» разве полностью твоя?
– По большей части, – поморщилась Аделина. – Моя и моего брата, спасибо всё тому же Ронцо за завещание-сюрприз. Сразу после свадьбы мы с ним выкупили доли кузенов и… тут же заложили «Бораццу», а потом ещё и ещё раз. Деньги вложили в высокорисковые активы – акции никому не известных фирм, которые внезапно взлетели. Лоренцо подозревал, что Ронцо был замешан в инсайдерской торговле. К счастью, на этот раз обошлось без судов и подмоченной репутации.
– Что ещё за «завещание-сюрприз»?
– Смерть не помешала моему талантливому супругу в последний раз плюнуть мне в лицо. Всё имущество Ронцо, включая его личные вещи, отошло к Лоренцо. Даже его последние слова предназначались не мне, а, конечно же, моему брату… Но я не стала их передавать.
– Дэль, какого дьявола ты творишь? – Рауль едва не задохнулся от праведного гнева. – Ты не передала последние слова умирающего?! Да это же… это же святотатство!
– Ради Энцо. Я оберегаю брата, в отличие от лживого подонка Ронцо. Не уверена, что на смертном одре он не отколол свою последнюю шутку. Ты смог бы жить дальше, если бы узнал, что твоя Океана-Вероника все эти годы, пока вы были порознь, тайно тебя…
– О, замолчи! Сейчас же! Не смей, никогда не смей… Даже не произноси её имя своим змеиным ртом!
Рауль грубо спихнул Аделину со своих коленей и принялся расхаживать по саду, бормоча проклятия себе под нос. Пришлось подождать, пока он придёт в себя. Пересчитать кусты диких роз, птичьи домики, скульптуры и кормушки. Дорожка, ведущая в дальнюю часть сада поросла мхом. Большой дом так сложно поддерживать в идеальном порядке! «Интересно, Пол сможет с этим что-то сделать?»
Молодой человек совмещал сразу несколько должностей – водителя, садовника, защитника, персонального ассистента и периодически любовника. Большие добрые руки, деревенский акцент, угольно-чёрные глаза и смоляные колечки волос на загорелой шее... Ну какая леди из высшего общества не прочь прыгнуть в койку с неотёсанным дикарём-лесорубом? Нестареющая классика любовного жанра.
– Н-ненавижу тебя, – сквозь зубы прошипел Рауль, растеряв остатки красноречия. – Ты как удавка на шее, красивая кружевная удавка.
– Не могу ответить столь же сильными чувствами, – Аделина давно привыкла к его вспышкам гнева и перестала обращать на них внимание, – но я определённо к тебе привязана. Как насчёт того, чтобы принять ванну?
***
Рауль в два счёта скинул с себя одежду и помог раздеться Аделине, вымещая остатки злости на ни в чём не повинных пуговицах. Кажется, даже оторвал парочку. Что ж, у Моны станет ещё больше работы. В последнее время Дэль поддерживала в доме минимальное количество помощников. Помимо Моны и Пола, в «Борацце» постоянно проживали только повар и старый дворецкий, которого нанял ещё отец.
Шёлковое нижнее бельё скользнуло вниз по ногам без всякого сопротивления, и Дэль оказалась полностью свободна от общественных условностей и тканевых оков. Первозданная нагота, что может быть естественней и прекрасней?
– Остыл? – Аделина опасливо шагнула в обжигающе горячую воду.
– Это каламбур, синьора? – Рауль небрежно чмокнул жену в молочно-белое плечо. – Я не хочу говорить о ней… с тобой. Никогда не хотел, но ты, очевидно, находишь удовольствие в том, чтобы наступать людям на больные мозоли.
– Я искренне убеждена, что замалчивание проблемы не ведёт к её решению. Однажды ты обнаружишь, что больше не можешь дышать потому, что кто-то невзначай обронил в разговоре знакомое имя.
– Да что ты знаешь о потерях, принцесса давно позабытой империи на троне из черепов поверженных врагов?
– Всё. Когда мне было двенадцать, я стояла под дверью ванной комнаты, за которой находился мой отец. Из-под неё текла смешанная с кровью вода. Лоренцо медлил – пальцы дрожат на ручке двери, немой вопрос в глазах. Он вскрыл замок моей невидимкой, но хотели ли мы спасать нашего отца? Имели ли мы моральное право заставлять его жить вопреки его собственному желанию? Те же вопросы задал Ронцо, которого разбудила наша возня с дверью. Он убрал руку Энцо, мы спустились в гостиную, подождали ещё минут двадцать и только потом позвонили в службу спасения и разбудили кого-то из взрослых.
– Аделина…
– Что «Аделина»? От нашего отца оставалась одна оболочка, он умер задолго до своей физической смерти. Что бы ты сделал на нашем месте?
– Выломал бы чёртову дверь и откачивал его до прибытия скорой. Моя совесть была бы чиста, в отличие от… Впрочем, давай поставим здесь точку.
– Ты не можешь заставить кого-то жить насильно, – печально констатировала Дэль. – Я пробовала заставить Ронцо, не сработало. Он делал только то, чего хотел сам. Захотел умереть – и умер. Всё. Его воля.
– Ты рассуждаешь о страшных вещах таким будничным тоном, будто размазываешь растаявшее масло по поджаренному тосту. У меня неприятные ассоциации с твоим братцем-психопатцем.
– Прости, как уж могу. К слову о братце-психопатце… – Дэль поёжилась, вспомнив промёрзшую комнату и пустой взгляд в потолок. – Я всё же хочу поговорить «о ней». Ты в порядке? Только честно.
– В порядке. Насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Я живу-дышу, принимаю своё лекарство, почти не пью и в этот конкретный момент наслаждаюсь близостью твоего тела. Лоренцо?
– Нет, он не в порядке. Сломлен, уничтожен и окончательно разбит, как зеркало в его спальне и осколки на ковре под ним. Не знаю, что за битва там развернулась – кого и с кем – не стала спрашивать… В какой-то степени тебе повезло.
– Очень интересно послушать, что за джекпот я, по твоему мнению, сорвал, – чем-чем а угрожающим шёпотом в макушку Аделину было не напугать.
– Ты не в эпицентре смерча, а наблюдаешь за ним с безопасного расстояния. Мой брат занял твоё место.
– Аллилуйя! Любимая женщина предпочла не меня, и благодаря этому её смерть причиняет мне меньше боли? Пойду откупорю по этому случаю бутылочку хорошего вина.
– Esattamente così*.
Рауль ударил кулаками по воде. Во все стороны взметнулись брызги и клочки пены. Сдержанность никогда не была в числе его добродетелей, но любая стихия со временем успокаивается. Пять минут спустя смуглые руки вновь притянули Аделину к горячей груди.
– Может, ты и права, – если бы губы Рауля не располагались в непосредственной близости от её уха, Дэль решила бы, что эти слова прошелестел ветер за окном.
* – Именно так.
***
Утром следующего дня Рауль и Аделина завтракали в саду, а Рафаэлла, милое дитя, носилась по дорожкам с сачком наперевес. Безуспешно пыталась поймать стрекозу, чьи крылышки напоминали витражи в окнах яковитского собора. В конце концов девочка отшвырнула сачок и издала разочарованный вопль – не самое приличествующее для иной синьорины поведение, но Дэль гораздо больше нравились живые детские эмоции, а не вымуштрованное повиновение.
– А вы знаете, из чего сделан панцирь улитки? – Раф притормозила у столика, за которым завтракали её дядя и тётя.
– Дай-ка подумать, мартышка, – Рауль напустил на себя серьёзный вид. – Панцирь улитки – суть крошечный замок, её личное королевство. Из чего делают замки? Из камня, правильно? Значит, и домик улитки сделан из камня.
– Это неправда, сказочка для малышей. Дядя Энцо сказал, что панцирь сделан из кальция. – Племяннице явно пришёлся по душе более взрослый ответ. – Подарил мне старую энциклопедию, которую они с дядей Ронцо читали, когда были детьми. В ней даже есть карандашные пометки… Так-то!
– Чтоб я сдох, – проворчал Рауль. – У «дяди Энцо» воображение не сильно богаче, чем у дождевого червя. Я же просто… я же…
Рауль бросил на жену умоляющий взгляд, но та лишь пожала плечами. Наблюдать за взаимодействием детей и неуклюжих взрослых быть крайне увлекательно, Аделина не собиралась вмешиваться и портить себе удовольствие. Пусть Рауль сам попробует сместить с пьедестала авторитетного «дядю Энцо».
Чем детям нравился её мрачноватый брат – большая загадка. Ему самому дети совершенно не нравились. Выражение вселенского страдания – вот что появлялось на лице Лоренцо, когда Рафаэлла бежала к нему с очередным вопросом про то, как устроен мир. Племянница была на редкость любознательной девочкой.
– Однажды я видела улитку без панциря. Дядя Энцо сказал, что это слизень.
– Слизень – это он сам. Очень подходящее определение для милого дядюшки Лоренцо, прямо очень.
– Тебе не нравится дядя Энцо? – Рафаэлла склонила голову набок, как маленький любопытный зверёк.
– Верно, мартышка, – Рауль не стал отпираться, ведь врать детям совершенно бессмысленно. – Лоренцо поступал со мной очень плохо, много раз.
– Но мне он не сделал ничего плохого, значит мы можем дружить.
Интересно, брат в курсе, что с ним дружит ещё одно десятилетнее существо, помимо его сына? Хотя отношения Рэмо и Лоренцо сложно было назвать дружбой. Скорее ожесточённым противостоянием двух очень похожих и зловредных индивидов.
– Рэмо посадил слизня себе на ладонь, и на ней остался липкий след. Так мерзко, фу-у! – Рафаэлла продолжала беззаботно болтать и одновременно пританцовывать, будто одного действия было недостаточно. – Я сказала ему помыть руки, но кузен стал за мной гоняться и вытер пальцы о моё платье.
– Несносный мальчишка! Дэль, ты не считаешь, что пора ограничить общение этого парня с Рафаэллой? От него одни неприятности, как и от его отца.
– Не считаю, Рау. Мне нравится мой племянник.
– Твой брат тоже был таким в десять лет?
– Нет. Его всегда интересовали более взрослые развлечения – странные книги, мрачная музыка, сомнительное искусство и всё, что держат подальше от десятилетних мальчиков… Раф, милая, можешь принести для нас ещё тех цветов из дальнего закутка сада? Боюсь, старый букет уже завял.
Дэль подождала, пока племянница убежит собирать цветы, и продолжила:
– Через пару-тройку лет у Энцо появились новые увлечения. Если он не пропадал на вечеринках, не искал новые способы
стать выше деревьев или улететь на машине в отвесную пропасть, то сидел на полу в библиотеке в окружении книг, с наушниками на голове и затуманенным взглядом. Иногда прямо там и засыпал. Я находила его дрожащим на полу в окружении томиков с забористым бредом, накрывала это неразумное тело пледом, целовала в лоб и оставляла в покое…
– Может, не стоило оставлять его в покое и в целом давать так много свободы? Дэль, твой брат катился совсем в другую пропасть, навстречу собственной гибели, пока вы стояли рядом с куриным бульончиком, как заботливые бабушки.
– Ронцо полагал, что со временем у Энцо включатся мозги и, кажется, не обманул. Твой путь – это путь насилия и принуждения, мой путь – принятие чужих особенностей.
– Принятие, значит…
– Оно самое. Знаешь, почему у Энцо и Вероники всё получилось? То же самое слово – принятие.
– Уверен, Океана и половины его секретов не знала.
– Ох, Рау… – Дэль неизменно поражала его преданность делу самообмана. – Уверена, она знала практически всё. Как по-другому? Ты не можешь десять лет делить постель с незнакомцем и носить на лице умиротворённую улыбку. Мне тоже не доставляет удовольствия видеть счастливые парочки, но у них всё было хорошо. Не стандартное «хорошо» для здоровых людей, но какая-то собственная версия «хорошо».
– Ей не могло быть хорошо с таким человеком, как Лоренцо. Дэль, я понимаю, что у вас с ним было непростое детство…
– Стоп. Не надо так, Рау. Ты не любишь, когда твои особенности связывают с детскими травмами, но и мы тоже этого не любим.
– Я правильно понимаю, что ты отстаиваешь ваше с Лоренцо право быть ненормальными без единого смягчающего фактора?
– Да, всё верно. Мы родились такими, а не стали. Отец с самого раннего детства подозревал, что с Энцо что-то не так. Брату нравилось подбивать других малышей на всякие опасные вещи. Он наблюдал, учился, постигал свой природный дар. Представляешь, как это пошатнуло и без того хрупкую отцовскую психику?
– Дэль, вот об этом я и говорю. Энцо – опасный психопат!
– Хочешь знать, кто такой Энцо? Ребёнок, который не понимал, что он такое. Подросток, лишившийся семьи и дома. Взрослый мужчина, который научился себя контролировать. Вполне сносный муж и отец. Я горжусь тем, что он смог адаптироваться. Хороший финал, если бы не…
– Почему тогда у нас с тобой не может быть своего «хорошо» и счастливого финала? – Рауль по своему обыкновению перескочил на стороннюю тему, не закончив с предыдущей. – Мы тоже знаем друг друга, но каждая попытка сблизиться… Ты прекрасна, Дэль, и умна. Я абсолютно очарован мягким лунным свечением твоей кожи и невинными голубыми глазами, но как же мне порой хочется тебя убить. Ты такая невозможная стерва, я просто свирепею, когда ты…
– Не взаимно, – честно призналась Аделина. – Мне не хочется тебя убить, я просто устаю от твоих метаний, бесконечно грызущей тебя тоски и затаённой боли, которую тебе причинили другие люди. Что мне со всем этим делать, Рау? Я не могу и не хочу тебя исцелять. Это не моя битва.
– Я никогда об этом не просил.
– Не словами. Каждый раз ты смотришь на меня с надеждой – а вдруг я та самая женщина, которая станет твоей тихой гаванью. Нет, не сработает. Даже у Святой Океаны не получилось свить для тебя гнёздышко. У вас всё пошло наперекосяк, и она счастливо убежала развлекаться с моим братцем. Кстати, не осуждаю. С Энцо проще договориться. Ты чересчур утомительный, непоследовательный и местами жутко консервативный.
– Консервативный? Я-а?! В каком, интересно, месте? Слегка старомодный – да, но консервативный?
– Ты, Рау. Твой список неприемлемых вещей гораздо длиннее моего. Ты так удивился, когда выяснил подробности о личной жизни моего брата. Ой-ой, проклятый развратник.
– У-у-у, Дэль, всё же я родился и вырос не в том борделе, который вы по недоразумению зовёте городом Монте Виста. Если хочешь знать моё мнение, твой брат всегда казался мне чересчур кокетливым, рафинированным и инфантильным. Чёртовым неженкой с руками, которые никогда не знали тяжёлой работы!
– Тебя задевает, что Вероника ушла от тебя к такому мужчине? У всех свои вкусы, Рау. Мне, к примеру, с одинаковой силой нравятся и грубые мужланы, и кокетливые неженки. Промежуточный вариант в виде тебя тоже весьма хорош.
– Меня задевает, что твой братец честно смотрел мне в глаза, смеялся над моими шутками и называл другом, а потом ложился в постель с моими женщинами. Как будто у него хобби такое – отбирать моих женщин…
– Что я могу сказать, Рау? Он всегда «честно смотрит», но со временем ты начинаешь понимать, когда Энцо на самом деле врёт… но тоже не всегда. Он весьма хорош в своём деле.
– Любовь моя, я не собираюсь его понимать. Для твоего брата у меня есть только две вещи – презрение и кулаки.
– Любовь моя, если кто-то положил на кого-то своё тело, это ещё не повод махать кулаками, – в таком же духе ответила Аделина. – Всегда можно договориться об очерёдности или совместном досуге. А Вероника… она сама сделала выбор. Никогда не понимала сути вашего конфликта. Лоренцо ещё сто лет назад был готов с тобой помириться, он не слишком злопамятный.
– Помириться?! То есть это он на меня обижался?
– Слегка. Ты едва не выбил ему зубы. Не нужно уродовать моего брата, меня это злит.
– Но ему можно уродовать меня?! – Рауль ткнул пальцем в свой многострадальный нос.
– Нет, меня это тоже злит. Я предпочитаю, чтобы вы оба оставались в эстетически приглядном виде и затушили свой конфликт… – Дэль огляделась по сторонам в поисках подходящей метафоры. – Да хоть из садовой лейки! Разнимать вас каждый раз? Это начинает действовать на нервы, Рау.
– За десять прошедших лет я не услышал от Лоренцо ни единого извинения.
– Скорее всего, и не услышишь. Он не считает себя виноватым. Вместо извинений Энцо просил передать, чтобы ты больше не лез к его сыну.
– Вот именно, Аделина, вот именно! Рауль у нас мерзавец, а Лоренцо – невинный агнец. – Рауль экспрессивно взмахнул рукой, и рукав рубашки погрузился в кружку с утренним кофе. – Проклятая посудина! Ч-чёрте что!.. Только посмотри, от твоего брата одни неприятности, даже когда его нет поблизости! Одно его имя распространяет вокруг себя ауру бедствий и неприятных маленьких катастроф. Хочу заметить, ничего плохого я маленькому паршивцу Рэмо не сказал. Только что его мать должна была остаться со мной. Знаешь, что ответил твой племянник?
– Удиви меня.
– Сказал, что я могу поцеловать в зад болотную жабу. Специально запомнил и перевёл со словарём. Ненавижу ваш чёртов итальянский! Что за манера оскорблять на языке, которым собеседник не владеет в совершенстве?
– Ты сам так делаешь, Рау, – развеселилась Аделина. – Я даже не всегда понимаю, что ты пытаешься сказать на симлише. Эта твоя витиеватость…
Вместо ответа Рауль встал из-за стола и отвесил грациозный полупоклон. Дэль бросила быстрый взгляд на дальнюю часть сада, где Рафаэлла ответственно собирала цветы. Кажется, племянница не собиралась возвращаться в ближайшие минут десять-пятнадцать. Полуулыбка, взгляд-с-намёком и приподнятая бровь – и Рауль уже её ног. В очень буквальном смысле.
– Что это ты задумала, синьора? – бесстыжие синие глаза пробежались по телу Аделины снизу вверх. – Вдруг наше милое дитя вернётся раньше времени…
– Тогда ты просто скажешь, что мне под юбку залетела стрекоза, и ты пытаешься её поймать. Мой бесстрашный охотник!
– Malbeno! Ĉi tie fariĝas varme.* – едва разборчиво пробормотал Рауль, целуя нежную кожу в том сокровенном месте, где заканчивался край чулка.
– Рау?
– К твоим услугам. Всегда к твоим услугам. Так и не обрёл иммунитет к твоим ведьминым чарам.
– Задержись в этот раз подольше.
Ложная надежда. Не нужно быть дельфийским оракулом, чтобы предсказать, что у Рауля и Аделины в очередной раз ничего не выйдет. Спустя пару дней они крупно поссорятся, темпераментный супруг хлопнет дверью и пообещает, что никогда не вернётся в «Бораццу», да и вообще в Монте Висту. Ноги его будет на этой проклятой земле, омытой водами Семиземного моря, слезами святых и виноградным соком. Примерно так и скажет.
Ложная надежда, но в тот самый момент Аделине очень захотелось поверить. Tutto andrà bene. Всё будет хорошо.
Но нет, не будет.
* – (эсп.) Проклятье! Здесь становится горячо.
[Лоренцо и Аделина с матерью. Та самая Розабелла Эррингтон, у которой Норман украл фамилию]
[Лоренцо и Аделина в виде криповатых детишек]
Midjourney V6.0 – картинка на обложке.