Хочу – творю, хочу – вытворяю!
Безюминка
- Автор темы Vika
- Дата начала
Давненько я поглядывала на творческие дневники и вот решилась открыть собственный. Увлечений у меня много и некоторые попадают под категорию творческие, а потому буду делиться здесь
своими стихотворениями, миниатюрами, поделками с вами, мои уважаемые гости-форумчане! Добро пожаловать!
Первым я размещу одно из моих лучших стихотворений и по совместительству одно из любимейших. И хотя грозы уже отзвучали и май практически завершен, оно все еще будет в тему.
" Люблю грозу в начале мая",
Когда-то классик написал.
И мы, почтительно внимая,
Едва дыша, заходим в зал.
А в нем сплошь гением портреты,
И каждый лепту свою внес,
Описывая зимы, лета
И вереницы майских гроз.
Так кто же я? Всего мечтатель,
Любитель у подола муз.
Дерзну писать.Пойдем, читатель,
Со мной разделишь этот груз.
И так, гроза! Бог мой, стихия!
Гром сотрясает небеса.
И страшно, жутко, но красиво,
Да так, что не отвесть глаза.
И огненные стрелы молний
Соединяют высь с землей.
Я не могу и слова молвить,
Отнялся говорить дар мой.
Бессильны тут слова - смотрите,
Как хлынут слезы сотни дев,
Что заперты в небес обитель,
И только плакать их удел.
Хоть впрочем грозы мимолетны,
И в этот прелесть майских дней.
Природа создает полотна,
А мы прислуживаем ей!
своими стихотворениями, миниатюрами, поделками с вами, мои уважаемые гости-форумчане! Добро пожаловать!
Первым я размещу одно из моих лучших стихотворений и по совместительству одно из любимейших. И хотя грозы уже отзвучали и май практически завершен, оно все еще будет в тему.
" Люблю грозу в начале мая",
Когда-то классик написал.
И мы, почтительно внимая,
Едва дыша, заходим в зал.
А в нем сплошь гением портреты,
И каждый лепту свою внес,
Описывая зимы, лета
И вереницы майских гроз.
Так кто же я? Всего мечтатель,
Любитель у подола муз.
Дерзну писать.Пойдем, читатель,
Со мной разделишь этот груз.
И так, гроза! Бог мой, стихия!
Гром сотрясает небеса.
И страшно, жутко, но красиво,
Да так, что не отвесть глаза.
И огненные стрелы молний
Соединяют высь с землей.
Я не могу и слова молвить,
Отнялся говорить дар мой.
Бессильны тут слова - смотрите,
Как хлынут слезы сотни дев,
Что заперты в небес обитель,
И только плакать их удел.
Хоть впрочем грозы мимолетны,
И в этот прелесть майских дней.
Природа создает полотна,
А мы прислуживаем ей!
Последнее редактирование:
Во время последнего участия в БХ,я что-то так расписалась и никак не помещалась в заданный объем. Для участия работу пришлось сократить, но хочется, чтобы до читателя дошел полный вариант.
День был бы чудесным, если бы не адская пустота, засевшая в сердце. Выжженная потоками слез душа не воспринимала красоту и величие окружающего мира. Я стояла у окна и смотрела во двор. Бесцельно шарила глазами по цветущей глицинии, по причудливым фигурам из металла, по живой изгороди. Двор заливало солнце, кожей я чувствовала тепло и даже слегка щурилась, не делая попыток заслониться. Где-то на задворках сознания плескалось убеждение, что день сегодня природа задумала невероятный, но почувствовать ничего не могла. Измождение и неспособность больше плакать – вот и всё, что я из себя представляла в то утро.
У окна я стояла в тщетных попытках собрать мысли в кучу и изобрести речь. Пока что это никак не удавалось: мысли бродили в голове, как потерянные овцы без пастуха и собаки, перескакивали с одного на другое, а блуждающие глаза и обрывки видений лишь способствовали этому. В третий раз я скользнула взглядом по металлическому лебедю, из которого летним днём каскадом хлынут вниз петунии и завлекут в свои сети запахом сладости и истомы. Этот лебедь и дал первый толчок.
Горько вздохнув, я стала выуживать из глубин фрагменты воспоминаний и начала нанизывать думы словно бусы, чтобы моя речь в церкви была достойной тебя, твоей яркой и такой короткой жизни, мой дорогой брат Дилан.
Мы всегда были близки, ещё в тот момент, как делили лоно матери на двоих, и годы ничуть не отдалили нас друг от друга. Мы были рядом, даже если нас разделяли тысячи миль. Даже сейчас, когда ты в ином мире идёшь по дороге предков, я все ещё чувствую тебя. У всех ли близнецов было так – одна душа на двоих или нет, я не знала. У нас же было именно так. Даже дневник был один. Он давно уже обитал в призрачных электронных облаках, и я всё надеялась, что телефон чирикнет однажды и я снова прочитаю про кусочек твоей жизни, потягивая горячий кофе из бумажного стаканчика.
С чего же я начну? Мой дорогой и горячо любимый брат. Фу, как банально. Стоя у кафедры, рядом с пустым гробом, я буду нести несусветную чушь, не различая в сумраке церковных анфилад последних рядов поминальной залы, хотя бы предпочла не видеть первых. Ведь там будут сидеть совершенно раздавленная мать, вмиг поседевший отец, постоянно всхлипывающие тётушки, храбрящиеся друзья.
Нет, все они, ты заслуживают большего, нежели патетические речи. Я в последний раз буду говорить вслух с тобой, пусть это будет практически совершенно.
Дилан был невероятным человеком, молодым мужчиной со многими талантами. Клянусь, при рождении ему досталась вся красота мира и везение, одаренность и высокодуховность. Где была в этот момент я, в какой очереди стояла, понятия не имею. В зале едва слышно хихикнут, потому что я скажу это с непередаваемым лукавством, которое так нравилось моему брату. Если бы он сидел тут же, между отцом и матерью, он бы улыбнулся этому моему хитрому виду, а вся соль шутки прошла бы мимо. Вот таким высоким брюнетом с пронзительными серыми глазами ты и смотришь на нас со своего портрета. Обаятельная улыбка, ясный взгляд. Мастером речей ты никогда не был, отличался редким и весьма сомнительным талантом ляпнуть что-то невпопад, поэтому даже с такой внешностью бога актером ты не стал, засветившись всего лишь в массовке, но в кино остался в качестве мастера по реквизиту. Что-что, а мастерить ты умел. С детства копался у отца в мастерской, и все эти лебеди-вулканы-ракеты в нашем саду – твоя заслуга. При таком техническом складе ума, ты, Дилан, обладал живым пытливым умом и тонкой душевной организацией. Побывав у бабушки в деревне и обнаружив, что отбивные делаются из этих смешных увальней телят, с которыми ты все лето бегал по лугу, ты отказался от мяса. А тебе было, на минуточку, всего лишь 8 лет. И так во всем: ты любил мир, а мир любил тебя. Был волонтером: учил детей английскому в бедных африканских странах, очищал побережье с такими же энтузиастами, жертвовал деньги разным организациям. Богатств материальных не накопил, но можем ли мы оценить богатство твоей души? Ты был счастлив, а это главное, и прожил очень полную жизнь, хоть и очень короткую. Тридцатилетие мне придется встречать самой. Что касается твоего последнего увлечения, я прочитаю выдержку из дневника. Отличаясь некой косностью при общении с другими, писал ты на удивление легко.
« Какой ваш любимый момент во «Властелине колец»? Мой – когда братство идёт по горному перевалу Карадраса, и оказывается настигнуто снежной бурей. Холод всегда мне был по душе( кто бы мог подумать, что это фразу я спустя годы услышу в детском мультфильме). И эти снежные горные кряжи, это белое безмолвие влекут меня к себе. Противиться этому зову нет сил. В горы, в горы, друзья! Покорить вершину мира, превозмочь себя».
Это было то самое начало конца. Фортуна была на твоей стороне, всегда была, с самого детства, в мелочах и по-крупному. Но всему есть предел, ничто не бывает вечным. 3 февраля ты шел вверх, когда сошла лавина, долгие месяцы мы искали тебя, но ревнивица-гора тебя не отдала. Надежды больше не осталось. Мы должны с тобой попрощаться.
Я уже не у окна. В тумане горя и мыслей я и не заметила, что уже стою в церкви и озвучиваю свои думы вслух, едва ли слыша собственный голос. Как я и думала, последних ряды поглотил мрак, витражные стекла пропускают мало света. Впрочем, и первые ряды я вижу плохо из-за пелены, застилающей разум и глаза. Дверь в глубине зала открывается, скрипя, последние лучи солнца стеснительно пробираются в помещение, мешая разглядеть фигуру человека. Опоздавший? Церемония почти окончена. Кто же это? Малознакомый университетский друг? Случайный любопытный прихожанин? Бродяга? Он идёт прямо ко мне, заметно приволакивая ногу и улыбается до боли знакомой улыбкой бога.
- Отличная речь, сестрёнка.
День был бы чудесным, если бы не адская пустота, засевшая в сердце. Выжженная потоками слез душа не воспринимала красоту и величие окружающего мира. Я стояла у окна и смотрела во двор. Бесцельно шарила глазами по цветущей глицинии, по причудливым фигурам из металла, по живой изгороди. Двор заливало солнце, кожей я чувствовала тепло и даже слегка щурилась, не делая попыток заслониться. Где-то на задворках сознания плескалось убеждение, что день сегодня природа задумала невероятный, но почувствовать ничего не могла. Измождение и неспособность больше плакать – вот и всё, что я из себя представляла в то утро.
У окна я стояла в тщетных попытках собрать мысли в кучу и изобрести речь. Пока что это никак не удавалось: мысли бродили в голове, как потерянные овцы без пастуха и собаки, перескакивали с одного на другое, а блуждающие глаза и обрывки видений лишь способствовали этому. В третий раз я скользнула взглядом по металлическому лебедю, из которого летним днём каскадом хлынут вниз петунии и завлекут в свои сети запахом сладости и истомы. Этот лебедь и дал первый толчок.
Горько вздохнув, я стала выуживать из глубин фрагменты воспоминаний и начала нанизывать думы словно бусы, чтобы моя речь в церкви была достойной тебя, твоей яркой и такой короткой жизни, мой дорогой брат Дилан.
Мы всегда были близки, ещё в тот момент, как делили лоно матери на двоих, и годы ничуть не отдалили нас друг от друга. Мы были рядом, даже если нас разделяли тысячи миль. Даже сейчас, когда ты в ином мире идёшь по дороге предков, я все ещё чувствую тебя. У всех ли близнецов было так – одна душа на двоих или нет, я не знала. У нас же было именно так. Даже дневник был один. Он давно уже обитал в призрачных электронных облаках, и я всё надеялась, что телефон чирикнет однажды и я снова прочитаю про кусочек твоей жизни, потягивая горячий кофе из бумажного стаканчика.
С чего же я начну? Мой дорогой и горячо любимый брат. Фу, как банально. Стоя у кафедры, рядом с пустым гробом, я буду нести несусветную чушь, не различая в сумраке церковных анфилад последних рядов поминальной залы, хотя бы предпочла не видеть первых. Ведь там будут сидеть совершенно раздавленная мать, вмиг поседевший отец, постоянно всхлипывающие тётушки, храбрящиеся друзья.
Нет, все они, ты заслуживают большего, нежели патетические речи. Я в последний раз буду говорить вслух с тобой, пусть это будет практически совершенно.
Дилан был невероятным человеком, молодым мужчиной со многими талантами. Клянусь, при рождении ему досталась вся красота мира и везение, одаренность и высокодуховность. Где была в этот момент я, в какой очереди стояла, понятия не имею. В зале едва слышно хихикнут, потому что я скажу это с непередаваемым лукавством, которое так нравилось моему брату. Если бы он сидел тут же, между отцом и матерью, он бы улыбнулся этому моему хитрому виду, а вся соль шутки прошла бы мимо. Вот таким высоким брюнетом с пронзительными серыми глазами ты и смотришь на нас со своего портрета. Обаятельная улыбка, ясный взгляд. Мастером речей ты никогда не был, отличался редким и весьма сомнительным талантом ляпнуть что-то невпопад, поэтому даже с такой внешностью бога актером ты не стал, засветившись всего лишь в массовке, но в кино остался в качестве мастера по реквизиту. Что-что, а мастерить ты умел. С детства копался у отца в мастерской, и все эти лебеди-вулканы-ракеты в нашем саду – твоя заслуга. При таком техническом складе ума, ты, Дилан, обладал живым пытливым умом и тонкой душевной организацией. Побывав у бабушки в деревне и обнаружив, что отбивные делаются из этих смешных увальней телят, с которыми ты все лето бегал по лугу, ты отказался от мяса. А тебе было, на минуточку, всего лишь 8 лет. И так во всем: ты любил мир, а мир любил тебя. Был волонтером: учил детей английскому в бедных африканских странах, очищал побережье с такими же энтузиастами, жертвовал деньги разным организациям. Богатств материальных не накопил, но можем ли мы оценить богатство твоей души? Ты был счастлив, а это главное, и прожил очень полную жизнь, хоть и очень короткую. Тридцатилетие мне придется встречать самой. Что касается твоего последнего увлечения, я прочитаю выдержку из дневника. Отличаясь некой косностью при общении с другими, писал ты на удивление легко.
« Какой ваш любимый момент во «Властелине колец»? Мой – когда братство идёт по горному перевалу Карадраса, и оказывается настигнуто снежной бурей. Холод всегда мне был по душе( кто бы мог подумать, что это фразу я спустя годы услышу в детском мультфильме). И эти снежные горные кряжи, это белое безмолвие влекут меня к себе. Противиться этому зову нет сил. В горы, в горы, друзья! Покорить вершину мира, превозмочь себя».
Это было то самое начало конца. Фортуна была на твоей стороне, всегда была, с самого детства, в мелочах и по-крупному. Но всему есть предел, ничто не бывает вечным. 3 февраля ты шел вверх, когда сошла лавина, долгие месяцы мы искали тебя, но ревнивица-гора тебя не отдала. Надежды больше не осталось. Мы должны с тобой попрощаться.
Я уже не у окна. В тумане горя и мыслей я и не заметила, что уже стою в церкви и озвучиваю свои думы вслух, едва ли слыша собственный голос. Как я и думала, последних ряды поглотил мрак, витражные стекла пропускают мало света. Впрочем, и первые ряды я вижу плохо из-за пелены, застилающей разум и глаза. Дверь в глубине зала открывается, скрипя, последние лучи солнца стеснительно пробираются в помещение, мешая разглядеть фигуру человека. Опоздавший? Церемония почти окончена. Кто же это? Малознакомый университетский друг? Случайный любопытный прихожанин? Бродяга? Он идёт прямо ко мне, заметно приволакивая ногу и улыбается до боли знакомой улыбкой бога.
- Отличная речь, сестрёнка.
Последнее редактирование:
Это стихотворение я написала в далеком 2015 году на СТ:три слова во время ожидания рождения своей дочери, которая прямо сейчас дергает меня за юбку. В общем, очень автобиографическое стихотворение.
Я напишу письмо тебе, малыш,
Хоть ты его не скоро прочитаешь.
Внутри меня еще ты сладко спишь,
Про нашу жизнь ты ничего не знаешь.
Не видел ты цветущие сады,
Бездонные моря - как мир прекрасен!
Еще не знаешь, как нам дорог ты,
Как ожиданья миг и долг, и ясен.
И нет замка - открыты наши души.
Не бойся, приходи в наш мир,
Никто к тебе не будет равнодушен,
Мы в честь тебя закатим знатный пир!
Не будешь знать ты одиноких муки,
Есть папа, брат, конечно же и я.
Тебя подхватят любящие руки,
Так сильно чуда ждет твоя семья.
Второй твой брат - он с ангелом летает,
Глядит с небес, благословляя нас.
Я точно знаю, он оберегает
Час ожиданья твоего - рожденья час.
Пускай размером с маленькую мышь,
Восторгом жизнь мою ты наполняешь.
Я напишу письмо тебе, малыш,
Хоть ты его не скоро прочитаешь!
Я напишу письмо тебе, малыш,
Хоть ты его не скоро прочитаешь.
Внутри меня еще ты сладко спишь,
Про нашу жизнь ты ничего не знаешь.
Не видел ты цветущие сады,
Бездонные моря - как мир прекрасен!
Еще не знаешь, как нам дорог ты,
Как ожиданья миг и долг, и ясен.
И нет замка - открыты наши души.
Не бойся, приходи в наш мир,
Никто к тебе не будет равнодушен,
Мы в честь тебя закатим знатный пир!
Не будешь знать ты одиноких муки,
Есть папа, брат, конечно же и я.
Тебя подхватят любящие руки,
Так сильно чуда ждет твоя семья.
Второй твой брат - он с ангелом летает,
Глядит с небес, благословляя нас.
Я точно знаю, он оберегает
Час ожиданья твоего - рожденья час.
Пускай размером с маленькую мышь,
Восторгом жизнь мою ты наполняешь.
Я напишу письмо тебе, малыш,
Хоть ты его не скоро прочитаешь!
Сегодня вспоминала, когда я начала писать стихи. Пожалуй, самыми первыми попытками можно считать наши с мамой игры в рифмы лет этак в пять-шесть, она развивала речь мою и брата, а я в свою очередь будучи под неизгладимым впечатлением от Незнайкиных потуг стать поэтом, из этих рифм придумывала смешные стишки. Затем в возрасте 11-12 лет написала стихотворение про любимого кота Ваську и даже отправила письмо в областную детскую газету. Я тогда вовсю осваивала эпистолярный жанр, переписывалась с детьми со всех регионов и обожала получать письма(да-да, я древняя, помню и Ленина, и динозавров
). И о чудо! Стих напечатали, мой дедушка скупил весь тираж в нашем городе. А я начала регулярно писать детские стихи про животных, про семью. В подростковом возрасте писала, как и все, о любви. И хотя с тех пор восприятие чувств человеческих у меня изменилось, любовь между мужчиной и женщиной я более не ставлю на первое место в моей системе ценностей, но где-то очень глубоко все же есть вера в то, что она существует и не заканчивается никогда, раз уж зародилась в двух душах и сердцах.
Сегодняшнее стихотворение так и называется: "Рождение любви".
Веду перстами нежно по камее,
Трепещут, как девица, лепестки.
И я дрожу. Боюсь, что не сумею
Подать тебе опять своей руки.
Но если ты нечаянно коснешься
Раскрытых губ прелестного цветка,
Едва-едва, несмело улыбнешься –
Наградой будет девичья рука.
В тот миг, когда наш мир перевернется,
Как быстро бы мы не убрали рук,
Ничто уже назад в нас не вернется,
Ты станешь большим для меня, чем друг.
Года пройдут. Нет, пролетят, как птицы!
Что ждет нас там, в неведомой дали?
Припомним мы когда-нибудь зарницы,
Рождение невинности любви.
). И о чудо! Стих напечатали, мой дедушка скупил весь тираж в нашем городе. А я начала регулярно писать детские стихи про животных, про семью. В подростковом возрасте писала, как и все, о любви. И хотя с тех пор восприятие чувств человеческих у меня изменилось, любовь между мужчиной и женщиной я более не ставлю на первое место в моей системе ценностей, но где-то очень глубоко все же есть вера в то, что она существует и не заканчивается никогда, раз уж зародилась в двух душах и сердцах.Сегодняшнее стихотворение так и называется: "Рождение любви".
Веду перстами нежно по камее,
Трепещут, как девица, лепестки.
И я дрожу. Боюсь, что не сумею
Подать тебе опять своей руки.
Но если ты нечаянно коснешься
Раскрытых губ прелестного цветка,
Едва-едва, несмело улыбнешься –
Наградой будет девичья рука.
В тот миг, когда наш мир перевернется,
Как быстро бы мы не убрали рук,
Ничто уже назад в нас не вернется,
Ты станешь большим для меня, чем друг.
Года пройдут. Нет, пролетят, как птицы!
Что ждет нас там, в неведомой дали?
Припомним мы когда-нибудь зарницы,
Рождение невинности любви.
Vika, здравствуйте! 
Поздравляю вас с открытием Творческого Дневника и желаю просто нескончаемого вдохновения! И времени, конечно, чтобы творить! У вас прекрасные стихи, такие нежные и вдумчивые, читать их - одно удовольствие! Но мне ОЧЕНЬ нравится работа с Битвы Характеров 
Поздравляю вас с открытием Творческого Дневника и желаю просто нескончаемого вдохновения! И времени, конечно, чтобы творить! У вас прекрасные стихи, такие нежные и вдумчивые, читать их - одно удовольствие! Но мне ОЧЕНЬ нравится работа с Битвы Характеров Я почти расплакалась на этой фразе, настолько здорово и прямо в сердечко вы все написали! Восторг!
Banshee Добрый день! Приветствую вас в моем дневнике! Благодарю вас за такие теплые слова о моем творчестве! Тем более эта похвала от такого замечательного творца, как вы. Не могу не восхищаться разнообразием ваших талантов, а пишите вы так замечательно, что я всегда замираю в восхищении. Что касается именно этой работы с БХ, то она получилась такой жизненной потому, что к сожалению, мне довелось узнать, как это потерять близкого человека, которого ты любил, который был твоей частью, жизнью твоей, ради которого ты бы пожертвовал собой, не задумываясь. Но Господь рассудил по-другому. А посему будучи создателем других миров и вселенных, в моей власти подарить мир и покой кому-то еще, пусть и вымышленному. Даже в нашей жизни так бывает: чудеса и вера, и любовь, конечно же. Я - оптимист, не смотря ни на что.
Этому стихотворению уже 19 лет. У нас всех порой бушуют ветры в душе, перекликаясь с разгулом стихии, не правда ли?
Ветер.
Бушующий ветер в моей душе
Зачем ты мне кудри треплешь?
Иль ты ошалел совершенно уже?
Иль в книгу рекордов ты метишь?
Волнуешь ты море не раз и не два,
Сгоняешь с камней русалок,
А где-то опять умирает душа!
Ты, тихий, ужасно жалок.
Бушуй же, бесись и круши все вокруг,
Как злоба моя без силы!
Сегодня ты мой единственный друг,
Любовник и просто милый!
Ветер.
Бушующий ветер в моей душе
Зачем ты мне кудри треплешь?
Иль ты ошалел совершенно уже?
Иль в книгу рекордов ты метишь?
Волнуешь ты море не раз и не два,
Сгоняешь с камней русалок,
А где-то опять умирает душа!
Ты, тихий, ужасно жалок.
Бушуй же, бесись и круши все вокруг,
Как злоба моя без силы!
Сегодня ты мой единственный друг,
Любовник и просто милый!
Ну, и мыловарение, конечно же, куда без него? Это хобби увлекало меня давно, лет десять назад я за него уже бралась, но интернет до моих далей тогда только начинал доходить, о покупках тем более речь не шла, и пришлось забросить. А этой весной во время карантина вместе с дочерью устав печь печенье, мы взялись за мыло. Это хобби нас объединяет и одинаково нравится нам обеим. Мылом теперь обеспечена вся семья и друзья, а мы все варим и варим.
Этот весенний букет тюльпанов с СТ, хоть в палитру я и не попала, но полдня просидела.
Этот весенний букет тюльпанов с СТ, хоть в палитру я и не попала, но полдня просидела.
Еще одна работа с БХ, которую я хочу посвятить моему любимому двор-терьеру Тоторо, ушедшему от нас по дороге предков в возрасте 13-ти лет в декабре 2019 года.
Моя собака Сури сделала свой последний вздох, и её душа упорхнула в небеса в приоткрытое окошко гостиной. Лучшее, что мы можем сделать для наших стремительно стареющих питомцев – быть с ними в их последний час. У Сури была шикарная будка во дворе, размером с маленький дом для в общем-то некрупной собаки, достойная минимум принцессы. Но когда в эту пятницу она вышла встречать меня с работы, с трудом переставляя лапы, но все таки пытаясь вилять хвостом, стало понятно: жизнь верной подруги на исходе. Все, что мне оставалось делать, так это завернуть в клетчатый плед похудевшее тельце и занести в дом. Сури, названная так в честь родины отца – Суринама, была смешанных кровей, поэтому к счастью, практически не болела, нам не пришлось ехать в ветклинику и прощаться в казённых стенах. Прихода костлявой мы ждали дома, вдвоём. Смерть приближалась неотвратимо и не спеша. Весь уик-энд Сури лежала, не в силах поднять голову, а в понедельник впала в беспамятство, дыхание выровнялось, и мне впервые в жизни довелось увидеть состояние непередаваемого и нерушимого покоя. Когда вечер медленно просочился в окно, моя любимица вздохнула в последний раз и унеслась в неведомые дали в объятия давно почивших предков. Эти дни были тягостны и невыносимы. Горе не раздирало мне сердце, ибо конец наступит для всех, и я давно смирился с тем, на что повлиять не в силах. Но печаль, тихая и светлая, смешанная со слезами окончательного расставания, текла из моих глаз все это время. Тринадцать лет собачьей жизни – значительный срок, а для животного и вовсе вся жизнь. Столько памятных моментов, столько счастья и любви! Ноги сами понесли меня на чердак, я рылся в ящиках и старых чемоданах, отбрасывая длинный кучерявый чуб с потного лба, в поисках фотографий молоденькой Сури, в далёком 2006 их ещё печатали, и отец много нас фотографировал, наших питомцев и маму. Однако вместо фотографий щенка я нашёл изображение самого папы. Теперь понятно, с чего был написан автопортрет, висящий в коридоре. На мгновение меня охватила оторопь, мне показалось, что я гляжу в зеркало, до того похожи мы были: те же карие глаза, те же каштановые вихры, лёгкая небритость. Пожалуй, только шляпы я терпеть не мог, хоть и носил постоянно, климат обязывал. На фото отец в том же возрасте, что и я сейчас, поэтому сходство так бросается в глаза. Нынче отец выглядит несколько иначе: он не располнел с годами, как многие, а все благодаря исключительно растительному рациону, однако кудри подрастерял, да и черты лица ещё больше заострились. Как же мне сейчас не хватает тебя, папа. Ты бы обязательно сказал мне что-то утешительное, как в детстве, когда я, Тео, Исабель или Чезаре, а также все соседские детишки сдирали колени, получали тумаки или теряли котят. Ты бы потрепал меня бы по голове и рассказал какую-нибудь поучительную историю, после которой заживали все раны мира. Но именно теперь тебя унесло дальше по Карибам в поисках вдохновения для очередной серии этюдов с пальмами и песками. Впрочем, я позвоню прямо сейчас, пускай уже около полуночи и воспитанные люди, как ты всё время говоришь, после девяти не звонят и не пишут, причисляя и себя к таковым. На детей ты ворчать не будешь, для нас всегда есть доброе слово и одобряющий взгляд, и неважно сколько нам лет. Видит бог, мне это необходимо. Ты наверняка лежишь на каком-нибудь шезлонге с мега полезным зелёным смузи в стакане, перебираешь каналы в поисках интересного и прокрастинируешь в тщетных попытках поймать вдохновение за хвост.
В трубке щелкнуло по старинке и родной голос произнес:
- Алло?
Моя собака Сури сделала свой последний вздох, и её душа упорхнула в небеса в приоткрытое окошко гостиной. Лучшее, что мы можем сделать для наших стремительно стареющих питомцев – быть с ними в их последний час. У Сури была шикарная будка во дворе, размером с маленький дом для в общем-то некрупной собаки, достойная минимум принцессы. Но когда в эту пятницу она вышла встречать меня с работы, с трудом переставляя лапы, но все таки пытаясь вилять хвостом, стало понятно: жизнь верной подруги на исходе. Все, что мне оставалось делать, так это завернуть в клетчатый плед похудевшее тельце и занести в дом. Сури, названная так в честь родины отца – Суринама, была смешанных кровей, поэтому к счастью, практически не болела, нам не пришлось ехать в ветклинику и прощаться в казённых стенах. Прихода костлявой мы ждали дома, вдвоём. Смерть приближалась неотвратимо и не спеша. Весь уик-энд Сури лежала, не в силах поднять голову, а в понедельник впала в беспамятство, дыхание выровнялось, и мне впервые в жизни довелось увидеть состояние непередаваемого и нерушимого покоя. Когда вечер медленно просочился в окно, моя любимица вздохнула в последний раз и унеслась в неведомые дали в объятия давно почивших предков. Эти дни были тягостны и невыносимы. Горе не раздирало мне сердце, ибо конец наступит для всех, и я давно смирился с тем, на что повлиять не в силах. Но печаль, тихая и светлая, смешанная со слезами окончательного расставания, текла из моих глаз все это время. Тринадцать лет собачьей жизни – значительный срок, а для животного и вовсе вся жизнь. Столько памятных моментов, столько счастья и любви! Ноги сами понесли меня на чердак, я рылся в ящиках и старых чемоданах, отбрасывая длинный кучерявый чуб с потного лба, в поисках фотографий молоденькой Сури, в далёком 2006 их ещё печатали, и отец много нас фотографировал, наших питомцев и маму. Однако вместо фотографий щенка я нашёл изображение самого папы. Теперь понятно, с чего был написан автопортрет, висящий в коридоре. На мгновение меня охватила оторопь, мне показалось, что я гляжу в зеркало, до того похожи мы были: те же карие глаза, те же каштановые вихры, лёгкая небритость. Пожалуй, только шляпы я терпеть не мог, хоть и носил постоянно, климат обязывал. На фото отец в том же возрасте, что и я сейчас, поэтому сходство так бросается в глаза. Нынче отец выглядит несколько иначе: он не располнел с годами, как многие, а все благодаря исключительно растительному рациону, однако кудри подрастерял, да и черты лица ещё больше заострились. Как же мне сейчас не хватает тебя, папа. Ты бы обязательно сказал мне что-то утешительное, как в детстве, когда я, Тео, Исабель или Чезаре, а также все соседские детишки сдирали колени, получали тумаки или теряли котят. Ты бы потрепал меня бы по голове и рассказал какую-нибудь поучительную историю, после которой заживали все раны мира. Но именно теперь тебя унесло дальше по Карибам в поисках вдохновения для очередной серии этюдов с пальмами и песками. Впрочем, я позвоню прямо сейчас, пускай уже около полуночи и воспитанные люди, как ты всё время говоришь, после девяти не звонят и не пишут, причисляя и себя к таковым. На детей ты ворчать не будешь, для нас всегда есть доброе слово и одобряющий взгляд, и неважно сколько нам лет. Видит бог, мне это необходимо. Ты наверняка лежишь на каком-нибудь шезлонге с мега полезным зелёным смузи в стакане, перебираешь каналы в поисках интересного и прокрастинируешь в тщетных попытках поймать вдохновение за хвост.
В трубке щелкнуло по старинке и родной голос произнес:
- Алло?
Август выдался напряженным, как и каждый год. Не очень люблю этот месяц. В принципе, мне милы все сезоны и месяца, везде я умудряюсь найти за, что его любить, но пожалуй, наименее любимым все же является август. Нужно будет как-то написать об этом, проанализировать что ли. Август ждешь только ради арбузов, да еще надежды, что кончится жара. Сегодня принесла свеженькую историю с БХ.
Я сидела в кресле спиной к двери в своем кабинете и просматривала документы, необходимые для сегодняшней сделки. За окном заморосил привычный лондонский дождь и в комнате стало зябко. Дела были рутинны и до безобразия просты, а потому я позволила бумагам соскользнуть на пол по шёлку темного платья с ажурным верхом, более подходящим для вечера, нежели для белого дня. Потянулась за индийской шалью с вычурным узором, заодно и блокнот для эскизов взяла. Тонкий карандаш замелькал по листу, и вот уже струйки дождя потекли по белому бумажному полю, а не только по стеклу окна.
- Каковы будут ваши распоряжения, мисс Липтфилд? - произнес вкрадчивый голос прямо над моим ухом.
- Майлз! – я нервно вскрикнула и запустила в него блокнотом, разворачиваясь к двери.
И только увидев его перепуганное лицо, пришлось взять себя в руки.
- Потрудитесь более не подкрадываться ко мне, не входите без стука. Что до встречи, то вы прекрасно справитесь сами, стойте твердо на своем, и не позднее, чем через час, торговый дом Липтфилдов получит новый контракт на чай и специи.
- Слушаюсь, мисс Липтфилд. Как вам будет угодно, - Майлз залебезил перед фактической хозяйкой всего, тогда как он всего лишь обеспечивал достойный фасад для компании, дабы ханжеский викторианский Лондон не задавался глупыми вопросами, почему во время тяжёлой болезни мистера Липтфилда делами заправляет его дочь.
- Еду домой и до вечера буду с отцом, - уже на ходу бросила я.
От отца выходил доктор Сеймур, убеленный сединами почтенный старец, но все ещё хороший врач. Он скорбно покачал головой на мой немой вопрос и сказал всё тоже, что и много вечеров подряд:
- К сожалению, состояние вашего отца без изменений, молитесь, моя дорогая Джейд, господь непременно ответит на ваши молитвы, сотворит чудо.
У меня хватило ума благодарно кивнуть головой и попросить горничную проводить доктора вниз. Едва за ними закрылась дверь, как я рассмеялась, прикусывая стянутую с руки перчатку, чтобы заглушить звук.
- Чудес не бывает, не бывает, милый доктор, - даже всхлипнула в конце, настолько истеричным был мой смех.
Усевшись в кресло, дождалась, пока принесут кипяток и заварила свой особенный чай, который и держал отца в этом непонятном для английской медицины бессознательном состоянии. Травы заканчивались, и сегодня мне предстоит прокатиться в Сохо ещё раз за очередной порцией. Я подала чай сиделке и проследила, как та выпаивает своего несчастного пациента, всю чашку до последней капли. За окном стемнело, и в комнате зажгли свечи. Я распахнула окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но после дневного дождя, на улице было невыносимо душно, очевидно то была лишь прелюдия и куда более сильный ливень пойдет ночью, а значит пора отправляться. Ничуть не боясь обжечься, прямо голой ладонью накрыла пламя последней свечи, и комната погрузилась в полумрак, освещаясь лишь ярким пламенем из камина. Это пламя вспыхивало в моих зелёных глазах, отливало смолью на темных волосах, и казалось, искры отрываются от языков огня и кружат вокруг моего тонкого стана. Сбросив с себя гипнотическое оцепенение, я сбежала вниз, в одном лишь платье, прихватив только веер и кошель. Мерно покачиваясь в кебе, размышляла над местом, куда отправлялась, и возможные опасности, подстерегающие девиц в таких местах, щекотали мне нервы. Кожей бедра я чувствовала неприятный холод стали тонкого кинжала за подвязкой, этот холод придавал уверенности. Возница высадил меня у задворок и укатил, неодобрительно цокая. Я толкнула заднюю дверь, прошла по коридору к знакомому ковру, служившему занавесью дверного проема и постучала три раза по косяку, как и было условлено. Почти сразу появился индус с хитрой рожей и поклонился, пропуская менч вовнутрь.
- Мисс Липтфилд, как приятно, что вы почтили нас своим присутствием, - с приторной улыбкой гнусаво протянул хозяин притона.
- Мне снова нужны ваши волшебные травы, - я подошла ближе, давая рассмотреть себя.
- Вы все ещё не устали быть полноправной хозяйкой своей жизни, не покоряясь вздорной воле недалёкого батюшки? – его улыбка стала еще более плотоядной. – Цену вы знаете, а добавите поцелуй и забирайте так.
Он схватил меня за руку, но тут же отпустил, почувствовав тонкое лезвие у своей шеи.
- Это было бы слишком дорого, - шепнула я ему на ухо, забирая мешочек с травами.
Приподнимая ковер, чтобы выскользнуть из комнаты, я бросила ему на колени кошель, и стараясь не смотреть на перекошенное лицо, унеслась прочь.
За аркой ждал кеб. Веер заходил в руках, будучи как нельзя кстати, остужая пылающее лицо. Я откинулась на подушки и вздохнула с облегчением, пока карета катила темными улицами спящего Лондона.
Я сидела в кресле спиной к двери в своем кабинете и просматривала документы, необходимые для сегодняшней сделки. За окном заморосил привычный лондонский дождь и в комнате стало зябко. Дела были рутинны и до безобразия просты, а потому я позволила бумагам соскользнуть на пол по шёлку темного платья с ажурным верхом, более подходящим для вечера, нежели для белого дня. Потянулась за индийской шалью с вычурным узором, заодно и блокнот для эскизов взяла. Тонкий карандаш замелькал по листу, и вот уже струйки дождя потекли по белому бумажному полю, а не только по стеклу окна.
- Каковы будут ваши распоряжения, мисс Липтфилд? - произнес вкрадчивый голос прямо над моим ухом.
- Майлз! – я нервно вскрикнула и запустила в него блокнотом, разворачиваясь к двери.
И только увидев его перепуганное лицо, пришлось взять себя в руки.
- Потрудитесь более не подкрадываться ко мне, не входите без стука. Что до встречи, то вы прекрасно справитесь сами, стойте твердо на своем, и не позднее, чем через час, торговый дом Липтфилдов получит новый контракт на чай и специи.
- Слушаюсь, мисс Липтфилд. Как вам будет угодно, - Майлз залебезил перед фактической хозяйкой всего, тогда как он всего лишь обеспечивал достойный фасад для компании, дабы ханжеский викторианский Лондон не задавался глупыми вопросами, почему во время тяжёлой болезни мистера Липтфилда делами заправляет его дочь.
- Еду домой и до вечера буду с отцом, - уже на ходу бросила я.
От отца выходил доктор Сеймур, убеленный сединами почтенный старец, но все ещё хороший врач. Он скорбно покачал головой на мой немой вопрос и сказал всё тоже, что и много вечеров подряд:
- К сожалению, состояние вашего отца без изменений, молитесь, моя дорогая Джейд, господь непременно ответит на ваши молитвы, сотворит чудо.
У меня хватило ума благодарно кивнуть головой и попросить горничную проводить доктора вниз. Едва за ними закрылась дверь, как я рассмеялась, прикусывая стянутую с руки перчатку, чтобы заглушить звук.
- Чудес не бывает, не бывает, милый доктор, - даже всхлипнула в конце, настолько истеричным был мой смех.
Усевшись в кресло, дождалась, пока принесут кипяток и заварила свой особенный чай, который и держал отца в этом непонятном для английской медицины бессознательном состоянии. Травы заканчивались, и сегодня мне предстоит прокатиться в Сохо ещё раз за очередной порцией. Я подала чай сиделке и проследила, как та выпаивает своего несчастного пациента, всю чашку до последней капли. За окном стемнело, и в комнате зажгли свечи. Я распахнула окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но после дневного дождя, на улице было невыносимо душно, очевидно то была лишь прелюдия и куда более сильный ливень пойдет ночью, а значит пора отправляться. Ничуть не боясь обжечься, прямо голой ладонью накрыла пламя последней свечи, и комната погрузилась в полумрак, освещаясь лишь ярким пламенем из камина. Это пламя вспыхивало в моих зелёных глазах, отливало смолью на темных волосах, и казалось, искры отрываются от языков огня и кружат вокруг моего тонкого стана. Сбросив с себя гипнотическое оцепенение, я сбежала вниз, в одном лишь платье, прихватив только веер и кошель. Мерно покачиваясь в кебе, размышляла над местом, куда отправлялась, и возможные опасности, подстерегающие девиц в таких местах, щекотали мне нервы. Кожей бедра я чувствовала неприятный холод стали тонкого кинжала за подвязкой, этот холод придавал уверенности. Возница высадил меня у задворок и укатил, неодобрительно цокая. Я толкнула заднюю дверь, прошла по коридору к знакомому ковру, служившему занавесью дверного проема и постучала три раза по косяку, как и было условлено. Почти сразу появился индус с хитрой рожей и поклонился, пропуская менч вовнутрь.
- Мисс Липтфилд, как приятно, что вы почтили нас своим присутствием, - с приторной улыбкой гнусаво протянул хозяин притона.
- Мне снова нужны ваши волшебные травы, - я подошла ближе, давая рассмотреть себя.
- Вы все ещё не устали быть полноправной хозяйкой своей жизни, не покоряясь вздорной воле недалёкого батюшки? – его улыбка стала еще более плотоядной. – Цену вы знаете, а добавите поцелуй и забирайте так.
Он схватил меня за руку, но тут же отпустил, почувствовав тонкое лезвие у своей шеи.
- Это было бы слишком дорого, - шепнула я ему на ухо, забирая мешочек с травами.
Приподнимая ковер, чтобы выскользнуть из комнаты, я бросила ему на колени кошель, и стараясь не смотреть на перекошенное лицо, унеслась прочь.
За аркой ждал кеб. Веер заходил в руках, будучи как нельзя кстати, остужая пылающее лицо. Я откинулась на подушки и вздохнула с облегчением, пока карета катила темными улицами спящего Лондона.
Промчался Хэллоуин, и подоспело стихотворение про шабаш ведьм.
Сумрак, тьма едва сгустились,
И веселье началось:
Ведьмы, черти в пляс пустились,
Закрутилось, понеслось!
Кубки вверх летят. Купают
Всех желающих в вине.
А напившись, завывают,
Морды обратив к луне.
Всем воздали по заслугам:
Кому сил, кому плетей.
Ведьмы стали полукругом,
Выбирай, кто пострашней.
Сговорились против люда
Натворить деяний злых,
После кинулись все к блюдам,
Лопасть сласти за троих.
Силы нечисть покидают,
Шабаш близится к концу.
Из кустов всё выползают
Те, кто не пойдет к венцу.
Прокричит петух горластый,
Вмиг растают слуги зла.
Ночь прошла. И небо красным
Разукрасит вдруг заря.
Сумрак, тьма едва сгустились,
И веселье началось:
Ведьмы, черти в пляс пустились,
Закрутилось, понеслось!
Кубки вверх летят. Купают
Всех желающих в вине.
А напившись, завывают,
Морды обратив к луне.
Всем воздали по заслугам:
Кому сил, кому плетей.
Ведьмы стали полукругом,
Выбирай, кто пострашней.
Сговорились против люда
Натворить деяний злых,
После кинулись все к блюдам,
Лопасть сласти за троих.
Силы нечисть покидают,
Шабаш близится к концу.
Из кустов всё выползают
Те, кто не пойдет к венцу.
Прокричит петух горластый,
Вмиг растают слуги зла.
Ночь прошла. И небо красным
Разукрасит вдруг заря.
Работа моего соперника в этом декабрьском СТ, конечно, была похожа на маленький шедевр и вызвала моё искреннее восхищение, а также принесла вполне заслуженную победу. Я еще не на том уровне мастера-мыловара, но всё же эти миленькие зверушки так близки моему сердцу и изготовлялись с огромной любовью и удовольствием.
Очень красивая работа!
Перечитывала ее два раза, она мне так нравится! Героиня получилась невероятно живой.Вот это просто... так по-дьявольски!
Потрясающиее стихотворение!Они очень милые, особенно бегемотик
Banshee Здравствуйте! Спасибо за ваши комментарии к моим работам, очень приятно. Совершенно согласна с вами по поводу героини из миниатюры, она вышла пугающе живой. Честно говоря, я даже рада, что свое воплощение она получила только в строчках работы, а не в жизни. Неприятная особа, но написалась легко, черты, заданные заданием на БХ, очень органично вплелись в ее характер.
Работа с СТ, которая заставила почитать про северную страну, флаг, историю, традиции. Век живи - век учись!
Флаг реет, собой украшая флагшток,
Он алый с крестом белоснежным
И гордое имя несёт «Даннеброг»,
Могучий, как всякий северный бог,
Плывёт он и в небе безбрежном.
Рождение, смерть, разруха, война
Датчане без флага не могут.
Гуляет по улице снова весна,
Куда-то исчезла без следа зима,
Весне уступая дорогу.
Однако сегодня хороших причин
На улице этой в достатке.
Рождение трёх сразу мужчин
Суровых, как снег с высоких вершин,
Здесь празднуют. Всё в порядке.
Флаг реет, собой украшая флагшток,
Он алый с крестом белоснежным
И гордое имя несёт «Даннеброг»,
Могучий, как всякий северный бог,
Плывёт он и в небе безбрежном.
Рождение, смерть, разруха, война
Датчане без флага не могут.
Гуляет по улице снова весна,
Куда-то исчезла без следа зима,
Весне уступая дорогу.
Однако сегодня хороших причин
На улице этой в достатке.
Рождение трёх сразу мужчин
Суровых, как снег с высоких вершин,
Здесь празднуют. Всё в порядке.
