Доброго времени суток, у меня есть для тебя длинная история. Я постарался припомнить всё, что ощущал, и записать это лучшими словами. Для тебя. Мой рассказ пойдёт о мистических событиях, неспособных оставить алхимика скучать.
С твоего позволения, Дита, я оставлю идиотский радостный тон. То, что происходит вокруг, совершенно не весело, и описать его так не получится. Ты умная девушка и должна понять, что я так выражался ради старухи, а раз ты молода... Кстати, ты в статье оговорилась - написала, что Аль Азиф создан в Европе.
Хорошо, что ты молодая, а не старуха с клюкой. Со стариками у нас существенные разногласия: я считаю, что им пора «привыкать к земле», а они носят свои иссушённые тела по вечеринкам и смешат нормальных людей. А эта вечная манера научить всех жить... Отчего я буду слушать алкоголика в цветастой «гавайке»? Он не смог устроить свою жизнь и вряд ли устроит мою.
Женщины средних лет, уже не молодые, но ещё не ждущие на пороге старуху-смерть, тоже не могут надеяться на моё понимание. Лупиту, например, я не понимал совсем. Жена бизнесмена долгое время развлекалась «маринованием», а потом внезапно назначила встречу.
***
Она была крайне приятной женщиной, и я не хотел её смерти. Но в вечернем такси до поместья Альто мысли против воли возвращались к главному ингредиенту эликсира - влюблённым сердцам.
Тропики в последние дни удивляли холодами, и я влез в тёплую куртку, поглядывая на тёмные провалы окон особняка. Скользкая дорожка привычно привела в дом Альто.
- Привет, Джон Смит, - говорит откуда-то из глубины Лупита своим красивым контральто.
- Привет, - отвечаю я, скрупулёзно закрывая дверь на все замки. Грязные ботинки касаются ковра. - Где ты? - её нет. Смутно видны только очертания дивана и огромный горбатый шкаф в углу. На мебели - толстые пласты густых теней. Слабые нити света тянутся от полной луны и застревают на оконных рамах. От этого темнота внутри комнаты усиливается.
- Я... нравлюсь тебе? Действительно нравлюсь? - грудной голос Лупиты сексуально дрожит.
- Да, - снова отвечаю я, почти искренне, но голос получается деланным. Я думаю не о Лупите, а о странном ночном приглашении, беспросветная тьма заставляет быть в напряжении. Кто знает, какие мысли посещают жену хозяина банка? Они вместе с мужем могут отрезать головы её поклонникам и целоваться на фоне луны. - Да, ты огранённый алмаз, ты восхитительная зрелая дама.
- Ты не такой как все, Джон... - она подходит к окну, и на фоне проёма чертится силуэт. Я быстро шагаю следом, но Лупита шарахается и убегает во внутренний двор, запирая меня в комнате.
- Зачем ты бегаешь, Лупита? - выдыхаю я, приникнув к двери и таращась на огороженный высоченным забором участок через толстое дверное стекло. Она опять пропала из виду. На меня в ответ смотрит мрачноватый пустой двор, а я быстро шарю по нему глазами, но не нахожу ничего, кроме чёрного поля травы и тёмных стен дома - луна не достаёт сюда.
От ближайшей стены откалывается такая же чёрная тень. Она идёт пьяной походкой к дверям в комнаты, широко растопырив руки с длинными когтями, на её пути стоит мангал, и она раздражённо отшвыривает его одним взмахом руки, и мангал после короткого полёта шарахается об стену, а она цокает тоненькими каблучками по плитке возле дверей. Я отчётливо слышу в этом цокоте собственную отходную.
Тень - размазанное быстрое пятно - прыгает к двери, и на стекло ложатся её когти. Она скребёт ими, оставляя длинные следы, и каждое движение ведёт за собой рвущий уши, заставляющий содрогаться звук. Я вижу, какие же огромные у неё когти, и думаю о том, что если она решит распороть ими мне шею, то они выйдут с другой стороны.
- Джон, я стала чудовищем, - печально говорит тень голосом мадам Альто, поглаживая когтями стекло. Я сглатываю комок в горле и пытаюсь сложить в голове эти острые когти и её размеренный голос. Не получается. Она похожа на психа, который целует тебя, а через минуту набросится, и мне ещё страшнее. - Клянусь богом, я не знаю, как так вышло... - голос спокойный, но она нервно дышит, и я замечаю, что тонкий узор мороза на стекле не ломается от дыхания. - Я не заслужила этого, Джон Смит. Что ты молчишь? Ты можешь помочь мне?
- Как?
- Откуда я знаю, как! Господи, Джон, я видела твой взгляд... Взгляд настоящего мужика, - она щёлкает когтями, и я вздрагиваю. - Спаси меня от этой странной чертовщины. Я... не хочу... быть... чудовищем.
На последних словах её лапы дёргаются, мощное стекло хрустит под когтями и разлетается, когда Лупиту сводит судорогой. Она тянет лапу в пробитую дыру. Меня сдавливает, р а с к а т ы в а е т от страха, когда я смотрю на когти, сцепившиеся на дверной ручке с моей стороны. Она медленно поворачивает ручку, и стеклянная дверь распахивается. Ничего больше не стоит между нами, и она идёт прежней пьяной походкой под стук моего сердца.
Я медленно отступаю вглубь комнаты. Она, наконец, внутри, и вместе с ней заходит удушливый запах. Гнилых яблок или ржавой, технической воды, что-то такое... Я не знаю. Я боюсь раскрыть рот, вдохнуть пропахший ей, отравленный воздух, и глубже загоняю себя в комнату, пока не упираюсь спиной в холодильник. Холод отрезвляет, и я очертя голову бегу прямо на неё, бегу через неё, отталкивая её что есть сил, оставляя Альто в недоумении, и вырываюсь на задний дворик.
Здесь так холодно, и воздух такой чистый, что вместе с резью в лёгких приходит головокружение. Я начинаю здраво думать и, когда Лупита Альто выходит следом, не боюсь смотреть ей в
морду лицо. В моих руках шампур от мангала, и я постараюсь пронзить её.
- Джон... - опять тихий печальный голос сирены, моё сердце стучит громче его звука, но я уже не боюсь эту женщину, её боятся мои инстинкты, а я испытываю... сострадание? - Ты мне поможешь?
"Я могу тебе помочь, разве что всадив кол в сердце", - думаю я. Но отвечаю только:
- Да. Да. Я сделаю всё, что смогу.
Обрадованная Лупита скользит ко мне, и волна тошнотворного запаха тянется за ней. Касается рукой моего затылка - я истерически дёргаюсь... Но когтей нет. Зато пухлые губы раздвигаются, и я вижу омерзительные, невероятно длинные зубы. Они ярко-белые, как будто даже сама тьма боится касаться клыков этой твари. Нет... Они совсем не длинные, но десна сверху на дюйм меньше человеческой. Я не успеваю рассмотреть - она хватает меня, кусает за шею, как шавка, и её вонь уже невыносима.
Лупита отстраняется, а в горло там, где были её зубы, ударяет острая боль, и я снова вижу лицо вампирши. Ясно, как в самый солнечный день. Шампур падает из рук с раскатистым звоном. Всё вокруг схлопывается в один тёмный фон. Она всё ещё держит меня за затылок, и я стараюсь с силой выпрямиться, но что-то в шее мучительно трещит, а её руки держат легко и крепко. Затем... я смотрю в её глаза и понимаю людей, побывавших у Милтона Эриксона*. Она кусает меня, а потом любезно распарывает свою руку, и я пью её кровь, и широко улыбаюсь, ведь в голове холодная и лёгкая пустота, и я ощущаю дикое счастье.
Мне так хорошо, что я на миг перестаю видеть даже Лупиту, и земля вырывается из-под ног, и в какой-то момент я падаю лицом на холодные плиты.
Когда я поднимаюсь, Лупиты уже нет, но тошнотворная вонь остаётся со мной. Я иду в ближайший магазин и благодарю курорты за то, что здесь так много спиртного, и я покупаю дешёвое вино и местный ром, и пью всё это вместе дома, не отвечая на звонки Лупиты Альто. Уже через час голова начинает болеть, и внутри всё немеет, как будто мозг хочет сдохнуть, и я кривлюсь от боли, извиваюсь на стуле и упираюсь носками ботинок в стену, когда тело вытягивается от мучения, и смотрю, как ноги дрыгаются без моей воли, и выписывают полукруг. Только это состояние отвлекает от поганого запаха ржавой воды и светящегося экрана телефона.
***
Всё утро я провёл в бессознательности и пропустил тренировку. Вечером, когда дом запорошило снегом, я бессмысленно смотрел в окно и наблюдал за полётом снежинок. Кто бы мог подумать, что это - тропики? В голове роились мысли о том, вампир я или нет. Крови не хотелось. Невероятная сила не наполнила мускулы, солнечный свет не наносил увечий. Я старался уловить какие-то необыкновенные ощущения, но хватался лишь за привычные человеческие мысли. В боку покалывало, но вряд ли это можно связать с Лупитой и вампирами. Ты слышала, чтобы они нападали, постанывая и хватаясь за бока? Уже встала огромная полная луна, а со мной ничего не происходило. Лупиту, по её словам, никто не кусал... Быть может, она и не вампир вовсе? Все легенды толкуют вампиров как ходячих мертвецов. Но задастая жена мистера Альто выглядела вполне живой. От меня по-прежнему воняло, но больше - ничего сверхъестественного. Я углубился в эту мысль и лёг спать без волнения.
Новая ночь расставила всё по местам, когда бредовые, бессвязные сны прервались, и я проснулся полдвенадцатого с полным ощущением, что заболел. Горячая кожа, покачивающийся перед глазами мир и сухость внутри. Потянулся за остатками рома - это, Дита, самое лучшее средство от простуд и всех прочих человеческих болезней. Горячий сладкий напиток пополз по нутру, но вместо успокоения мне достались желудочные колики. Согнувшись над кроватью, я расстался с ужином, но желудок продолжал содрогаться; на плиты пола закапала тёмная кровь. Плевок, ещё плевок. Я смотрел на белые плиты и тёмные пятна и думал, не выпить ли ещё спиртного. Но стоило вглядеться в кровавые сгустки, вздохнуть запах, и острая боль прошла. Вонь почти чёрной, внутренней крови стала ароматом.
Если бы меня попросили указывать момент, в который произошло обращение, то я бы назвал этот. По коже поползло тепло, и стало тяжело дышать в закрытой комнате. Я встал, чтобы открыть окно, и взгляд упал на полную луну. Зачёсанные волосы встали дыбом. Кровь толчками тукала в ушах, тукание всё нарастало, и вместе с ним краски мира усиливались. Тёмная в лунном свете трава стала такой зелёной, что я прикрыл глаза. Пятна на поверхности луны углубились в своём чёрном свете, а её ровная поверхность заблестела золотом. Я взял рома, сделал глоток... Но не испытал ничего. Ни тошноты, ни тепла, ни сладости. Пятна собственной крови на полу казались намного слаще - взгляд против воли снова отыскал их. Я выключил свет, но вокруг не изменилось ничего. Всё такое же ослепительно-яркое и различимое до последней чёрточки.
И тогда часы ударили двенадцать, а я согнулся пополам.
Кровь ушла куда-то вниз, забрав с собой жаркое тепло. По рубашке прошла рябь - мышцы побледневших рук напрягались, я дёрнулся и ударился о кровать - деревянный каркас захрустел, ломаясь. Белоснежные плиты пола светились всё сильнее. Теперь я не мог смотреть и на них. Я просто стоял, не двигаясь, чтобы ничего не сломать, и закрыл глаза. Не звонить же, в самом деле, 911?
Долго думать не пришлось. Шею стянула любимая золотая цепь, я вцепился в неё руками, и тьма заволокла мир. Кровать закачалась, когда я бился, выгибался и старался стряхнуть с себя всё это, всю эту бледность, поганую тьму, поганый красный свет, который пошёл лучами, и вонь.
Меня качало из стороны в сторону, как маятник, и я перестал различать зеркало, тренажёр и всё остальное, что было в комнате. Перед глазами стояла только огромная луна.
...А потом я очнулся на кровати и уставился на свои бледные руки и ступни. Ботинки слетели, когда я храбро бился, пытаясь стряхнуть с себя... вампиризм? Когда потустороннее состояние кончилось, эта мысль показалась идиотизмом. В зеркале напротив отражался красивый молодой мужик, разве что чуточку носатый, взъерошенный и очень бледный. На лбу не проступил пот, хотя я чувствовал себя очень плохо.
Следующее, что я сделал в ту ночь - позвонил Лупите. Она взяла трубку быстро.
- Это странный вампиризм. Я отражаюсь в зеркале и не ощущаю тошноты от еды. Все краски мира не утратили своей яркости. Ты обратила меня или нет? Или, быть может, плохо, неумело обратила?
- Мы необычные вампиры! Или не вампиры... - добавила мадам Альто, подумав, и меня покоробило от её неуместно радостного голоса. - Приезжай, Джон, - попросила она. - Ты тогда сбежал, и мы не смогли поболтать.
О да. Поболтать.
Я был джентльменом, а потому принял приглашение дамы.
Она встретила меня в лёгком пеньюаре, и вся брань повыскакивала из головы - слишком уж хороша была пухлая жена бизнесмена. Поэтому мы начали разбирательство только после секса.
- Зачем тебе вообще понадобилось меня обращать?
- Милый, ты же согласился помочь! Как ты смог бы меня спасти человеком, мой герой? Вот я и обратила тебя. Ты спрашивал, кто мы... Я сама не знаю, что я такое. Просто однажды ночью проснулась и захотела крови. Ты чувствуешь то же?
- Да. Да... Скольких ты уже убила? - Лупита так испугалась вопроса, что упала с кровати.
- Ч...что?! Я никого не убивала. Несчастная Лупита пьёт только кровь животных.
После множества наводящих вопросов я выяснил подробности: слуги Лупиты покупали мясо, очень много мяса на базаре, разделывали туши и разливали кровь по баночкам. Лупита хранила их в холодильнике и пила по мере надобности. Она предложила и мне такую - сердце подпрыгнуло от радости, когда я увидел пакетики крови по 250 мг.
...Но эта «водица» не утоляла жажды.
- Мадам Альто, как Вы можете пить эдакую гадость?! Это то же самое, что заменять пивом лучший коньяк.
- Мне кажется, что жажду утоляет. Совсем чуть-чуть, - уклончиво ответила она с нежнейшей улыбкой коралловых губ.
- Нет. Не утоляет совсем. Сколько ты уже так существуешь?
- С того самого дня, как перестала принимать твои звонки... Второй месяц.
- Ты скоро сдохнешь, - безапеляционно сказал я. - Если не начнёшь сосать кровь из людей.
- Я не хочу быть убийцей, Джон. А муж выгонит меня из дома...
- Что ты выбираешь: жизнь или его и болезненную мораль?
В тот же вечер она собрала чемоданы, сбережения и поехала ко мне. Денег было мало, вещей было много, но всё - дешёвка.
- Мы дороже заплатим за перевозку, чем эта дрянь стоит, - обратился я к Лупите, наблюдая за погрузкой её тряпья в два автомобиля.
- Плевать. Мне дороги эти вещи. А все деньги принадлежат мужу.
Пригласить Лупиту к себе было не лучшей идеей, и я много раз хотел её выгнать, но мистер Альто вряд ли тот человек, от которого можно легко уйти и вернуться. Даже если бы он принял её, жизнь в особняке означала скорую смерть. Впрочем, и у меня не особо удавалось убедить мадам Альто выпить чарочку-другую крови. Она крепко стояла на своих принципах. Я тоже никого не выпивал - мы пришли к этому вместе, и попробуем тоже вместе.
Лупита с куда большим интересом взялась обустраивать мой дом, и очень скоро потратила сверх того, что принесла. Она часто понуждала меня попросить у лейтенанта повышение, но я не осмеливался даже видеть его.
- Ты вампир, ты должна пить кровь людей, а не мою, - говорил ей я тогда, лениво щурясь; мне очень нравилось делать вид, что всё в порядке, и мы не собираемся высасывать людей до донышка, до скорлупки. Это успокаивало мадам Альто. Мысль, что она не чудовище.
- Ты правда думаешь, что я вампир? - печально отвечала Лупита.
- По запаху ты больше похожа на канализационную крысу, - вонь от нас обоих всё также раздражала меня, и это давало основание думать, что мы действительно сохранили что-то человеческое. Настоящие упыри вряд ли душатся одеколонами, изводя каждый раз по полфлакона, чтобы отбить этот смрад.
Мы жили очень странно: я спал с ней, обхаживал девочку-секретаршу из Центра Тренировок, боялся сесть за тренажёры, чтобы не сломать их невероятной силой, и убеждал Лупиту попробовать человечинки. Она находилась на последнем издыхании и сильно похудела, что отбило всякое романтическое желание. Через две недели я почувствовал, как слабо бьётся сердце вампирши, и попросил её прогуляться со мной на вечеринку.
Она уже была так слаба, что пришлось нести на руках.
- Нет, Джон, я не могу. Я не буду трогать людей, - сказала она на пороге увеселительного заведения. Глаза Лупиты блестели, рот приоткрылся, обнажая неправильные зубы.
- Тогда ты умрёшь.
- Я буду есть, как мы едим, как человек, - отчеканила она. - Я. Никогда. Не буду. Трогать людей!
Я первый раз видел её злой, и навсегда запомнил, как звучит голос мадам Альто, когда она в бешенстве, ведь это было последнее, что она сказала в своей жизни.
Лупита зашла в зал, сердитая и прекрасная, и рассыпалась в прах посередине танцпола, и я долго собирал её останки совком, когда бар закрылся. Как думаешь, подойдёт ли в рецепт сердце из праха?
Ах да... Алхимия. Я не такой великий знаток, как тебе кажется, потому что не смог отыскать средства, ни в памяти, ни в колдовской лавке, способного обратить Лупиту и меня. Продавец - помешанный на разоблачении колдовства мужик - не нашёл того, что мог бы мне продать.
Я часто хожу к нему с тех пор, как узнал про эту лавку, и покупаю что-нибудь, безразлично слушая его лекции на тему «магии нет, алхимия - выдумка». В тот единственный раз, когда мы всё-таки поспорили, он не взял с меня денег:
- Отличному дуэлянту в спорах отдам эту дрянь бесплатно.
Теперь я знал,
что бывает, если являться вампиром, но вести себя подобно человеку - спасибо Лупите. Поэтому девочка с работы, переехавшая ко мне, подвергалась огромной опасности. Её тоненькая загорелая шейка под короткой стрижкой и привычка плавать по моему узенькому бассейну, оголяя спортивное тело, сводили с ума. Мне безумно хотелось впиться в её ручку. Ножку. Шейку.
Однажды я не смог отказать себе в удовольствии. Она выходила из воды, прекрасная нимфа, обтираясь полотенцем, а я встал перед ней, захватив нож (чтобы вырезать сердечко, когда нимфа будет лежать на земле
выпитой), обнял за талию и укусил в шею.
Моя девочка заорала, а я терзал её, рвал, как цепной пёс, но крови текли жалкие капли, и я всё больше хотел ручья. Она сильно ударила меня по лицу, и я достал нож раньше, чем планировал: удар, удар, ещё удар в шейку и сладкая кровь, сладкаясладкаясладкая, как хлеб с маслом и мёдом, который мать давала на десерт в моей нищей семье, льётся потоком: из неё - в меня. Я оторвался, чтобы перехватить воздуха, и моя девочка упала в глубокий бассейн. Кажется, она была ещё живой... В воде расплывались тёмно-красные огромные пятна, и я хотел втянуть в себя галлоны воды, чтобы эти пятна не миновали меня.
Дождавшись, когда она перестанет дёргаться, а кровь размажется в воде, я спустился за ней и вырезал сердце.
Дита, может быть, ты хочешь переехать ко мне? Вдвоём нам будет интересней. Ты сможешь останавливать меня, помогать, планировать, иначе я окажусь в полицейском участке. Я уже сейчас могу там оказаться - когда-то моей девочки хватятся родные, и что будет тогда?
*
Милтон Эриксон (США, 1901-1980) - известный психиатр и гипнотизёр. первооткрыватель гипнотического транса.
