1 поколение Династия Бертон

Статус
Закрыто для дальнейших ответов.

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
tBA9dvb.png
bNeVYR1.png
AW7q1sz.png

e56de3eed22e264232a111124b19b391.png

Спойлер
Имя: Джоан Бертон
Знак зодиака: рак
Жизненная цель: семья
Фетиши: светлые волосы, работяга
Стоп-сигналы: зомби
Спойлер
...
Спойлер
Игра 17 в 1

Ограничения
Бесстрашные
Великая депрессия
Устаревшие взгляды
Матриархат
Ни шагу назад
Испытать всё на своей шкуре
Блуждающие призраки
Всемирный беспорядок
28f8201a30aec9e63c79df2be93a8683.png

Комментарии запрещены
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер
– Мамочка дома!

Дверь почему-то ели открывается. Надо сказать Джеку, чтоб смазал петли. Захлопываю плечом – руки заняты пакетом с едой. Уж Джек-то сегодня порадуется, я купила бутылку вина и продукты для его любимой лазаньи. Похоже, это будут последнее вино и лазанья в этом году. Цены неприлично выросли, все эта проклятая инфляция. На кассе мне едва хватило денег. Должно быть, Джек платил по счетам из моего кошелька. Там теперь пусто, хоть шаром покати. А как подумаю, что будет, когда родиться второй ребенок, – бросает в жар. Молоко и французский багет, бананы с пекинской капустой – похоже на валтасаров пир. Тешу себя мыслями, что нам хватит этого на неделю или две, но знаю, что бананы Эстер съест в считанные часы, из капусты и мяса я приготовлю ужин. Если сдержать себя, останется немного на завтра. А молоко и хлеб вовсе улетучатся незаметно. Больше денег нет. Придется просить в долг, потом у нас заберут Эстер. Мы опухнем от голода, будем есть мыло и собирать дождевую воду… нет. Я государственный служащий, Джек государственный служащий. Нам дадут зарплату, он снова оплатит счета из моего кошелька, я куплю молоко и французский багет, бананы с пекинской капустой.
f54380e52507471c7882a53c85380950.jpg

…Газеты, газеты, газеты. Каждый день сюда приносят новые. Весь порог завален газетами. Все боятся моего дома (еще бы, того и гляди рухнет), все боятся, только не разносчики газет. Я бы сюда не ходила, будь у меня другое место, куда пойти, а они ходят проклятые. Ходят и носят, носят газеты, газеты. Вот бы им на голову свалился кирпич, тот, что под крышей шатается, когда открываешь дверь. Вот бы их чума побрала. Я-то знаю, что дом зачумленный. Я сама словно зачумленная. Вот бы земля под их ногами разверзлась и поглотила их, погребла. Только бы не совали нос сюда, только бы не приносили эти газеты.

Как много-много листов. Если правительство не жалеет на что-то деньги, так это на бумагу и чернила. Ссория продолжает войну на границах за захват территорий. Нас призывают к преданности своей державе. Мы будем жить в дерьме и обедать собственной слюной, зато Армия в продовольствии и военной технике не будет нуждаться. Сожалею, что мне не позволили остаться в той треклятой психушке в Бристоле. Там хоть кормили три раза в день.

Читаю дальше об успехах Ссории на поле боя. В научном разделе тоже о войне. Долго же меня не было. Теперь врагов уничтожают не автоматами, а бомбами, что сжигают дотла города. Биологическое оружие. С ним вышла осечка, бывает. Эпидемия перекинулась на нашу территорию. Газеты призывают нас «хранить спокойствие и не пренебрегать мерами безопасности». Изо дня в день мы глотаем зараженную воду из крана и едим овощи, выращенные на удобрениях из зараженных трупов. Да уж, безопасность. А мне-то что? Моя семья давно мертва. Мне остается лишь ждать, когда я воссоединюсь с нею на небесах…
9635928ae11671a7d11e964e3b5b8c38.jpg

Слышу плач Эстер и тут же откладываю в сторону газету. Подхожу к колыбельке и беру дочь на руки. Когда родиться малыш, ей придется потесниться. Для второй колыбельной кроватки у нас нет ни денег, ни места в доме.

Глажу ее по голове, она хрипит, как будто задыхается. Из окон дует, и между досками пола образовались огромные щели. По комнатам гуляет сквозняк. Не удивлюсь, если она подхватила бронхит или воспаление легких.
4b79e5a6e1c86829f22cf9f50466a8ff.jpg

Я качаю Эстер на руках, пытаясь убаюкать, но она заливается лишь сильнее. Не знаю, как унять ее крики. Если Джек проснется от них, он взбесится. Тогда нам обеим несдобровать. Начинаю петь ей колыбельную, под которую в детстве уснула моя сестра:

Ты мерцай, мерцай звезда,
Как хочу знать, кто ты, я!
Ты над миром высоко,
Как алмаз во тьме ночной.


Когда Солнце вдруг зайдет,
И весь мира свет уйдет,
Ночью ты сияй одна,
Ты мерцай, мерцай звезда.

0a618f07f4453ba03ccf0f646d34d05b.jpg

Эстер перестает кричать, перестает хрипеть, как будто затаила дыхание. Я сажусь в кресло и прижимаю ее к груди. Маленькое тельце пылает, словно под кожей горит пожар. Эстер закрывает глаза.
Тот, кто ночью в путь пошел,
Счастлив, что тебя нашел,
Он бы путь свой потерял,
Если б свет твой не видал.


Когда Солнце вдруг зайдет,
И весь мира свет уйдет,
Пусть не знаю кто ты я,
Ты мерцай, мерцай звезда.

29b59ae60e1588ee6e3f9a36b3814095.jpg
Спойлер
+0,5 - за основателя
Скрины без обработки (если не видно панельку):
1 2 3 4 5
Понедельник, первая карьера из списка:

499c28f4212767e49c795b591f384854.png

 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер


…В доме одна только пыль, ничего кроме пыли. С крыши осыпается труха, в углах пол покрыт тонким слоем пепла. Мои легкие покрыты тонким слоем пепла, я не могу дышать. Выбегаю на улицу, чтоб очистится от грязи комнат, от душного запаха плесени и гнилых половиц, от рваной обивки дивана, которую мыши, живущие внутри, в пластах поролона, грызут по ночам с тихим чавканьем. Валюсь на прошлогоднюю траву вперемешку с облетевшими листьями ивы, растущей у дома, когда на ней еще были листья, когда ее корень еще не засох.
37346b6c8accc8d8b248772a27bfb41f.jpg

Небо над Сэндфордом затянуто смогом. Здесь улетевшие ввысь угольки костров и пожарищ, здесь пылинки зданий из городов, разрушенных бомбами, здесь осколки костей и зубов солдат и мирных граждан – здесь смерть и война. На вершинах холмов лежат бледно-черные тучи. Когда же они, наконец, разродятся каплями ливня, выплюнут с отвращением дождь из своих пазух, сотрясаясь громом и стонами, словно женщина при тяжелых родах, что пытается выдавить из своего тела кусок плоти? Когда этот непригодный больше для дыхания кислород превратится в озон и, наполнив собой мозговые клетки, вытеснит боль из кровеносных желобков, забившихся прахом?...
22dec3b9febc92089c4ab4206607f035.jpg

– Дорогой, сегодня бобовая похлебка на ужин.

Джек ненавидит бобы, но больше ничего не осталось. Лучше презрительный взгляд или пару ударов, мне не впервой, чем терпеть всю ночь болезненные спазмы желудка.

Не понимаю, почему в холодильнике перестала гореть лампочка. Достаю банку фасоли и с удивлением замечаю, что она проржавела. Сколько лет назад ее сюда поставили?

e7e883b9065eca0941a24786dc1264fd.jpg

Пробиваю кухонным ножом крышку консервы. В темно-коричневой жидкости плавают матовые бусины, перевитые белыми прожилками. Вытаскиваю одну из них пальцами и подношу ближе к глазам (зрение уже не то): ее точат по меньшей мере три молочно-белых личинки.

Высыпаю все в одну тарелку. Главный секрет кулинарии – тщательно перемешать и засыпать солью так, чтоб ни зрительные, ни вкусовые рецепторы не могли определить, из чего состоит смесь. Тогда глотать не так противно.
9fd5982d2b6b46f4b6f3b67e740626e2.jpg

Выворачиваю газовый вентиль до предела, а огонь все равно едва горит. Когда иду за растительным маслом, что хранится под диваном, в недоступном для солнечного света месте, заглядываю в кроватку. Эстер спит так сладко, как неживая. Медленно мешаю варево, комната наполняется вонью горелого. Из кастрюли начинает подниматься черный дым. Огонь под ней, кажется, потух, и конфорка источает лишь едкий газ. Голова кружится, перед глазами плывет. Выключаю плиту и сажусь на пол, оперев голову о решетку пустой колыбельки. Жаль, что со мной никто не живет. Могли бы вызвать врача.
dcb10807903ea06e0cc76d85b6470b04.jpg
Спойлер
Скрины без обработки:
1 2 3 4 5

Как вы могли заметить, династия изобилует однотипными картинками. Дело в том, что игра у меня вылетает буквально каждые 10 минут, и за это время (загрузки, выполнения действия) я практически не успеваю ничего заснять. Поэтому каждый скрин у меня на вес золота, и я стараюсь внедрить его и написать к нему текст, как могу. Иначе просто не смогу удовлетворить правило про минимум 5 скриншотов, или события (которые в игре надо так или иначе продвигать) понесутся вскачь. Меня все это жутко расстраивает, но пока сделать ничего не могу. Что имеем, то имеем.​
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер


Не знаю, что с моей девочкой. Ей начало становится лучше, а потом кожа вновь побледнела, а температура поднялась и больше не опускалась. Я часами просиживаю у кроватки, забыв о еде и сне, забыв даже о втором ребенке, что растет внутри меня. Смотрю на Эстер. Она все время дрожит и издает странные хриплые звуки. А когда пытается вдохнуть, заходится жутким кашлем. Сухим, заливистым, будто старческим. И все звуки растворяются в этом кашле, в голове стоит только он. Кашель ребенка, что не может дышать, словно вместо воздуха глотает клубы едкого черного дыма. Смачиваю полотенце, чтоб положить ей на лоб, и наливаю прохладной воды в стакан. Что я еще могу?
2bbdb75ef8d416d32af5cf0dd45dd521.jpg

Когда возвращаюсь в комнату, Эстер уже не мертвенно-бледная, а ярко-розовая с мелкими частыми пятнами светлого цвета, как перекрученный свиной фарш. Щеки пылают, а руки выгнуты в неестественной позе, будто она приподнимается на них, чтоб продохнуть. Понимаю, что моего мокрого компресса будет мало. Хватаю дочь на руки и вновь несусь в туалет. Наполняю ванну ледяной водой, впервые радуясь, что теплее воды у нас никогда не бывает, и погружаю съежившееся тельце в спасительный холод.
429ddec36a3056e5a358cd1ddf2f46fe.jpg

Когда дыхание Эстер выравнивается, а глаза закрываются, я решаюсь дать себе передышку на сон. В спальне нет окон, в спальне выключен свет, и шагов Джека не слышно. А я все равно оглядываюсь по сторонам и забиваюсь в самый дальний угол, опасаясь, что кто-то увидит мое страшное преступление, что донесет. Убедившись, что я одна, что спокойствия комнаты не нарушает ничего, кроме клацанья сверчков, я обращаю лицо и руки к небу и молюсь. Молюсь за Эстер.
9f505252d6cd92291e84981995385b5e.jpg

Когда ложусь на матрас, по телу разливается тупая боль, как будто подо мной только скелет. Колени исхудали и заострились. Контуры рук стали резкими и тонкими, словно птичьи лапы. В добавок темные, начавшие уже зеленеть пятна, усыпают тело – благодарность Джека за обед. Рубашка обвисла на мне, как мешок. Да что толку плакать за ушедшей красотой? Достаточно спрятаться под одеяло и закрыть глаза.
88e1ea8280e06228dc736cfd306a2d2e.jpg

…Промозглым холодным утром тяжело оторвать голову от подушки и вдохнуть липкий осенний день. Сегодня моя смена в госпитале. Работа не мудреная – оттирай тряпкой грязь с полов да выноси утки – кто поручит бывшей постоялице дома умалишенных большее?
В служебный транспорт – тесную легковушку с хлопающей дверью – заталкивают по восемь-девять работников. Сегодня мне везет – восемь. Внутри пахнет немытым телом и соляркой, а на ухабах подбрасывает так, что кажется серая масса вылетит из черепа. Но ничего, все лучше, чем на своих двоих. Я уже привычная к такому…
9277b90fc8b38ed1d6f121cad9bfeabe.jpg
Спойлер
Скрины без обработки:
1 2 3 4 5
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер
…В почтовом ящике лежит одна-единственная бумажка – ярко-желтая брошюра. Название гласит: «Ради настоящего». На белоснежной мелованной бумаге напечатано:

«Вам нравится война? Голод? Нищета? Болезни? Вы согласны отдавать ресурсы, которые принадлежат вам по праву, Армии, которую плодит государство? Вы желаете жить в разрухе, кормясь одними лишь обещаниями о светлом мирном времени? Нет? Тогда отчего вы бездействуете?

Партия рассказывает нам о Будущем, в котором нет бед и несчастий, но не делает ничего ради Настоящего. Для кого вы гнете свои спины, строя империю благодати из завоеванных земель? Для потомков, имена которых не узнаете? Для людей, которые не испытают и толики благодарности, так как не будут осознавать, что такое страдания? Для тех, кто придет сотни лет спустя и будет радоваться жизни на вашем прахе? Разве они, не сделавшие ничего, заслуживают счастья больше, чем вы, отдавшие и отдающие силы и молодость на благо государства?

Не тешьте себя иллюзиями! Вашу жизнь не ставят ни во что, так не молчите! Без Настоящего нет Будущего! Заберите то, что ваше по праву! Ради Настоящего»…​

2baa0b3026b9d6ad80325234cc6558dd.jpg


Глупые игроки большой политики. Разве мне есть дело до лозунгов и агитаций, когда на весь дом заходится плачем ребенок? Я убежала от воплей: плотно захлопнула дверь и вышла к дороге. Во мне не осталось терпения, не осталось сочувствия. А раздражение, усталость и злость навалились на стенки черепа, стискивая мозг. Я ненавижу Эстер. Сколько крови она выпила уже из меня, сколько нервных окончаний порвала, сколько раз заставила пробить ногтями ладонь, сжав кулаки, чтоб сдержаться и не бросится на нее, прекратить крики? Я уже готова избавить ее от мучений. Вжать подушку в лицо и надавить посильнее – отправить к Богу младенца ничего не стоит. Представляю, как смешно она будет сопротивляться, и улыбаюсь. Дергайся и вырывайся сколько угодно, Эстер. Лучше пусть ласковая мама, чем жестокий мир. Тебе все равно в нем не выжить: слишком криклива – Партия не любит крикунов.

Комната встречает душными объятиями с запахом аммиака – испарениями сортира и грязных пеленок. Я подхожу к колыбельке и медленно качаю ее.

– Видишь, как хорошо, дорогая? Папа работает. Мы с тобой вдвоем, нам никто не мешает, – она хрипит, я перебираю пальцами ее волосы. – Знаешь, куда деваются птицы, когда приходят холода? Они собираются в стаи и улетают за край горизонта, и там белыми столпами перьев уносятся в рай. Чистые, невинные души. Они как младенцы, на них нет вины перед Богом. И они растворяются в небе, превращаясь в кучевые облака, – мои щеки мокреют, и внутри разливается тепло. – Видишь, мама плачет от счастья? Я так счастлива. Я так тобой горжусь, – она замирает и заворожено смотрит на меня голубыми кристаллами глаз. – Мое прекрасно дитя. Моя милая девочка. Наверное, ты просто не готова к этому миру. А теперь спи. Засыпай.​



Я целую ее в лоб и последний раз провожу по волосам. После этого беру подушку, кладу плюшевого медвежонка ей в руку и пою:​

Когда Солнце вдруг зайдет,
И весь мира свет уйдет,
Ночью ты сияй одна,
Ты мерцай, мерцай звезда.


Набираю телефон врача и прошу придти взглянуть на мою дочь.​

793ee28d3ba957e775a9190c90e2ff86.jpg


Доктор Раяр приезжает через пару часов.

– Что случилось, Джоан? Неужели снова дочь?
– Она заболела. Кажется, пневмония. Впрочем, не буду утверждать, может, и бронхит. Она не могла дышать и так громко кричала…
– Помните наш последний разговор?
– Видите, какая она красивая? Как спящий ангел, – провожу рукой по бледной скуле и убираю прядь темных волос с ее лица.
– Ее здесь нет. Ваша дочь мертва, Джоан.
– Конечно. Теперь и я вижу, как все прекрасно. Спасибо вам, доктор. Спасибо. Спасибо. Спасибо…​

279e4221f512241906b4cfe09a28eda1.jpg


Когда Джек принес прах из городского крематория, мы вместе вышли во двор, чтоб развеять его над травой. Я держала стеклянную банку с Эстер, а Джек гладил меня по плечу. Ветер в тот день был необычайно теплый и ласковый, а солнце протягивало к нашей дочери лучи сквозь кучевые облака. Я знала, что не существует более подходящего дня для смерти. Более яркого, более свободного, живого.​

8fbae794262c3dbe82aeda775966d2f8.jpg


Мы с Джеком набирали полные жмени пепла и, смеясь беззаботно, как дети, разбрасывали его вокруг, как волшебную пыль. Вдруг появились бабочки, такие красивые. Как будто душа Эстер выпорхнула из кокона больного, измученного тела. Я широко улыбалась, обнимала мужа и подставляла ветру лицо. В тот день я была самым счастливым человеком на свете.​

c1faecb411b9d8638fa7d0b60ee9a7d5.jpg
Спойлер
+ 0,25 - за друга семьи
Скрины без обработки:
1 2 3 4 5
57cfab2d8a89e3aff00ee9ee21bd60c6.png

3c60fc4d20b88f8ca4a49c9bcb73f99a.png

8d8703e0ea767a605d1c366ba8389a9f.png

e8cbb3e6599d7fafbc2b5a674739ad5d.png

7a948008e855a02a82ed41d43ae4cffa.png

0716a8512a0962aed3ac3ef027ea568a.png

1988ff48e69b47796ed9f7926def0a10.png
Спойлер
Спойлер
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер


Старое радио дребезжит музыкой. Не по вкусу мне эти новомодные завывания, да патефон и пластинки с классикой остались в комнате групповой терапии. Думала, что буду счастлива расстаться с теми психами из Бристоля. Нет, я, конечно, тоже туда не по наговорам попала, но если сравнивать с ними, я – просто материальное воплощение такого понятия, как «нормальность». Форменные идиоты. Взять хоть ту старуху с соседней койки – все говорила, что ей надо погладить белье, а сама так и тянула руку за пазуху к своим иссохшим прелестям. А лысеющий парень с родимым пятном во все лицо? Улыбался без конца и одна твердил: «После того, как в СССР меня научили спокойствию, ужасно чешутся зубы. Зубы чешутся. Из-за СССР чешутся зубы». После такого ли называть меня сумасшедшей?

Дома оно всяко лучше. В еду не подсыпают порошок, от которого спать хочется. А если толчок грязный, так знаешь, что после тебя, а не какого-то деда с расстройством желудка от кабачкового рагу на обед. Грязь-то есть, куда ей деется, но свое, как говорится, не воняет. Одна беда – тишина, от такого безмолвия и помешаться не мудрено.

Денек сегодня солнечный, в кои-то веки. Я распахнула дверь и подперла бутылкой уксуса, чтоб случайный порыв ветра не захлопнул. Нужно отмыть дом от многолетних слоев грязи и гари, очистится самой. На прошлом счастья не построишь, а от каждого миллиметра пыли так и несет прошлым. Тру эмаль плиты кислотой, пытаюсь соскоблить ножом ржавчину.​

3a3e76f196bbec0f612887f9265da0d5.jpg


С улицы доносятся кошачьи вопли. Увеличиваю громкость, но музыка заглушает рев только на время. Выхожу из дома и оглядываюсь. Большая коричнево-белая дворняга пытается зарыть что-то в землю. На окраинах Сэндфорда много собак бродит, так что ничего удивительного. Я шикаю на нее и бросаю камень – она убегает.​

9571becda5831eb8a2c4183d99e7f2b7.jpg


Подхожу к собачьему тайнику. Надо выбросить то, что она здесь закопала, пока другие не прибежали на запах. В грудках земли, притрушенная песком и мелкими камешками, лежит оторванная кошачья лапа. Черный мех слипся от крови, на бледно-желтой кости свисает клок мяса. Проклятые псы! Я всегда говорила, что их слишком много развелось. Наварить бы полную миску каши и перетравить всю стаю. Кошачьи крики смолкли. Оглядываюсь по сторонам. Мелкая курчавая шавка с вытянутой мордой, перепачканной кровью вперемешку со слюной. В оскаленных острых зубах что-то бесформенное, отвратительно-алое. Она тянет добычу и рычит от удовольствия. Чертова тварь. В голову как будто шарахнуло жаром. Сжав покрепче нож, которым я отскребала ржавчину, быстрым и тихим шагом подхожу к псине. Та настолько увлечена куском мяса в пасти, что не замечает приближения опасности, тем лучше. Четыре раза ударяю ей в спину острием ножа изо всех сил.​

1deb3157ac3814bebd5606907922d6e1.jpg


Животное валится на траву и разжимает зубы, я отступаю в сторону. Рядом все еще валяется кусок кота. От вида влажно-розового мяса в животе заурчало, я сглотнула наполнившую рот слюну. Последний раз мясо я видела восемь лет назад, тогда мы с Джеком еще могли позволит себе такую роскошь. По-хорошему – разделать бы сейчас собачью тушу и зажарить, да хоть наесться досыта. Но нет, я не из тех, кто обедает бродячими животными. Достаю лопату из кладовки и вырываю яму для псины. Туда же закапываю и то, что осталось от несчастного кота.​

2e2fcdb1eb743064150cbeb4be9f89e0.jpg


Когда я вернулась в дом, песня уже закончилась. Комната, освещенная закатными лучами, вновь погрузилась в тишину. Я тщательно вымыла руки и очистила лезвие ножа. Уборка была еще не закончена. Надо бы отдраить кухонную тумбу, пока совсем не стемнело, а остальное – завтра.​

ec95957e24e195059dc6d2a390b3eb94.jpg


P.S. при написании отчета не пострадало ни одно животное.​
Спойлер
Автор не живодер. Два дня назад бродячие собаки разорвали соседского кота, милейшее и добрейшее животное, что наложило отпечаток на мое, кгхм, творчество.​

Скрины без обработки:
1 2 3 4

b51f9a25e744355d20ee64d2b4e726c2.png

64e97dfccbd56205a0ce81b6d6aa162b.png

46556055ad4cba9bc6e4f2cebe76e14f.png

d587bdec421f3a45adc5818ba97f636f.png

f009a7548aadd492cefc9bd254b4084a.png

0ac94037704d32ceacf419385037281f.png

7209db927d21a8d9e2e6670a6c92dc2b.png

cc2ebfe8302ff20272292dde0b63d956.png

 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер


Эти дни я проводила в нашем дворике, пытаясь надышаться солнцем и теплым воздухом, законсервировать его в легких на зиму, пока еще не закончилось бабье лето. Возле старой ивы все время кружились бабочки. Я их ловила, высушивала и заточала в стекло. Но с каждой пойманным мотыльком, с каждым листком, упавшим и превратившемся в грязь, с каждым глотком ветра и небесной лазури приближались холода. Зарплаты выдавались все реже, а цены на электричество и продукты росли обратно пропорционально столбику ртути в термометре.

b2a126b7b93a9a35e851d6f4126f755c.jpg

Полки магазинов покрывались пылью, да и в кошельках было пусто. Те, кто мог себе это позволить, сгребали крупу и консервы, остальные же – уменьшали частоту своего питания до одного раза в день, а порцию – до куска хлеба и миски похлебки, готовя свои желудки к зиме.

Из гречки и овса, что мне удалось наскрести в кухонных тумбах и шкафчиках, вытрусить из пакетов, в которых уже завелась крупяная моль, я сварила немного каши. Мы с Джеком обедали из одной тарелки. Я жевала медленно, наслаждаясь каждым зернышком, он же – зачерпывал полную ложку и сразу глотал. Джек всегда ел быстрее, а значит – больше. Раньше я не придавала этому значения, но с приближением снегов и долгих ночей накопленные летом килограммы улетучивались все стремительнее, а живот чаще и чаще сковывала долгой ноющей болью. Я не говорила Джеку, что он меня объедает, сказать ему такое – самоубийство. Но, тем не менее, он меня объедал.

9db8795ebd269001711ae48605e70ddd.jpg

Когда муж отправился в мэрию сортировать бумажки по стопкам и разносить чай, я достала тарелку из раковины и, затаив дыхание, стала вылизывать ее языком, подбирая прилипшие к бортикам крупицы овсянки. Есть, правда, от этого захотелось только больше. Когда вылизанное дочиста металлическое донышко засверкало, я прильнула губами к солоновато-ржавому крану, пытаясь заполнить брюхо хотя бы проточной водой. Я жадно пила ее, захлебывалась, но все равно продолжала глотать. А стенки кишечника слипались и перекручивались, причиняя неимоверную боль внизу живота.

Спазмы становились сильнее, я повалилась на пол и согнулась пополам. В глазах потемнело, а то, что было внизу живота, сжималось все туже и туже. Мне хотелось скрутится в морской узел, потерять сознание – что угодно, только бы перестать это чувствовать.

331758b5d9b71f8c345241cb405421f7.jpg

Потом боль отступила, мне стало тепло и мокро до омерзения. Мир перестал быть черно-белым, и части тела снова стали частями тела, а не единым пульсирующим болью узлом нервов и мышц. Горячая влага находилась несомненно между ногами, но вместо ожидаемого аммиачного запаха мочи обоняние пронзило нечто другое – гнилостно-цветочный запах крови и чего-то еще.

Приподнять платье духу у меня не хватило. Я встала и отошла на несколько шагов, прикрыла ладонью нос и только после этого решилась взглянуть туда, где лежала. На закопченных дымом деревянных досках было нечто, похожее на лопнувший кровяной пузырь сероватого оттенка.

Я знала, что действовать надо быстро, пока не стало противно до одури. Сгребла слизкий сгусток на газету, донесла до туалета на вытянутой руке и смыла в унитаз. Затем отдраила хлоркой пол и постирала тряпку. И только после того, как все это было проделано, меня накрыла вязкой и липкой волной. Я вырвала в сортире весь обед – воду и начавшую было перевариваться кашу. На второй раз мой желудок изверг только желчь.

df26cb72709a7f2c60937a202b706a62.jpg

Заставить себя переодеть платье я так и не смогла – боялась того, что увижу под ним. Так и застыла у шкафа перед зеркалом: в забрызганной мятой одежде, с грязным помятым лицом – тощая старуха с мешками под глазами по пуду каждый. Я знала, что произошедшее столь правильно, столь справедливо и прекрасно, но не могла выдавить улыбки. Моим детям будет хорошо на Небесах, я знаю. Одним ртом в семье меньше. А радость все равно не идет. Я стою и смотрю на то, чем стала. И, то ли полутьма и засохшая на зеркале грязь делают отражение пугающим, то ли меня пугает сам человек, который там отражается. Мне нет дела до Джека, мне нет дела до будущего. Мой мозг будоражит только одно чувство – голод.

900647bac6d78c4bd80e78d98609283c.jpg
Спойлер
Скрины без обработки:
1 2 3 4

ec0882764137c0fb6f3ff1cf06ad7034.png
 
Последнее редактирование:

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер


– Джек, дорогой! – перехожу из комнаты в комнату, но его нет. – Любовь моя, где ты? Мы играем. Хочешь с нами? Вместе. Как мы мечтали до церкви и обручальных колец. Ты, я и наши детки.

Маленькая девочка обнимает мою ногу и что-то лепечет. Я опускаюсь на колени и глажу ее по волосам. Мягкие, шелковистые, угольно-черные. Когда я провожу ладонью по головке, с нее слетает пепел и ссыпается на плечи, припорашивая платьице и блестящие босоножки.

– Эстер, я так скучала, – прижимаю дочку к себе, и сквозь пальцы просыпается серовато-белая зола. – Моя девочка. Так скучала. Пора играть, мы с тобой так редко играли.

Я отворачиваюсь к стене и закрываю глазу:​

Раз, два, три, четыре, пять
Я иду тебя искать.
Раз, два, три, четыре, семь,
Мне искать тебя не лень.

Восемь, девять, снова семь
Где-то тут твоя постель.
В спину я тебе дышу.
Не волнуйся: я спешу.

Девять, десять, снова пять.
Кто не спрятался, я не виноват.


Медленно, пытаясь не скрипеть половицами, я иду в спальню и заглядываю под кровать. Между перекореженными ящиками и перекладинами вижу два глаза.

– Вот ты и попалась, дорогая.

Протягиваю руки к девочке. Бледный златовласый ребенок затаил дыхание от волнения.

– Элиза, ты здесь, сестренка. Пора одеваться, мама возьмет нас в цирк. В следующий раз ты водишь. Если найдешь меня, я отдам тебе свою шоколадку. Не дыши, ты такая красивая, когда не дышишь.

Эстер смотрит на меня своими глазами-кристаллами, ее шея, ключицы и грудь рассыпаются в сажу, а в пустых провалах под платьем тлеют угли.

– Мне тебя не хватает. Я так тебя люблю, – притягиваю ее к себе снова и пытаюсь прижаться всем телом. Прикрываю веки от удовольствия, но когда открываю глаза, чтоб вновь увидеть свою красавицу, в руках лежит лишь пыль и паутина. Я оглядываюсь, зову снова и снова, но в ответ только сквозняк играет ободранными обоями.​
e688bd7f1f6d8b9833e3fd7946f79bcc.png


– Наши детки умерли. И дом пустой. Видишь, что ты натворил? – сажусь рядом с Джеком и перетираю в пальцах пыль. – Мы могли бы быть так счастливы. Помнишь день, когда мы только переехали сюда? Шел проливной дождь, и мы вымокли до нитки. В доме было холодно, и ты захотел меня согреть. Помнишь, как мы развели огонь из старых газет и журналов? Вскипятили воду в кастрюле и заварили вишневые ветки. Ты ведь не забыл, как мы разделись и всю ночь обнимали друг друга, чтоб не продрогнуть? Как я испугалась грозы, а ты прижал меня к себе и сказал, что пока мы вместо, ничего плохого не случится, просто не может случиться? – я гладила его по щеке и смотрела прямо в лицо, но не могла вспомнить, как оно выглядит.

2ca8f308cb68f17716ec6b9288f5221f.jpg


– Посмотри теперь на нас. Неужели мы действительно убиваем то, что любим? Это ты, Джек. Ты убыл всех нас.

Я стискиваю его горло сначала одной рукой, потом – обеими. Прижимаюсь к нему губами и пью его последнее дыхание. Он дышит холодом, как будто смерть уже живет в нем. Я опускаю руки на его плечи, талию, хочу обнять, но тело стало мягким и рассыпчатым, как будто кости сгнили, а мышцы превратились в песок. То, что осталось от Джека, валится на пол и разлетается на куски. Я вслед за ним валюсь на колени и ощупываю лицо, утратившее черты и формы. Я не помню его лица. Почему мне так сложно вспомнить?

– Не бросай меня. Я так хотела нас спасти… Не оставляй меня одну! Ты же знаешь, как я боюсь грозы…
30af9d42fe7525dfee7fca1b542f827a.jpg


Дождь бьет по шиферу и по моему лицу. Небо затянуто поволокой, и божий голос громом клянет меня за грехи. Я поднимаю голову вверх и впервые не оглядываюсь по сторонам прежде, чем обратиться к Нему.

– Как смеешь Ты осыпать меня обвинениями? Господи, Ты жесток и бездушен даже к самым верным Твоим рабам и последователям. Ты моришь людей нищетой и голодом, Ты ниспосылаешь на детей болезни и хвори, которые заколачивают их в гробы. Ты свиреп и деспотичен ко всем, Ты учишь нас всепрощению, а сам не умеешь и не можешь прощать. Ты слеп к нашим бедам и глух к нашим мольбам. Ты гневишь Дьявола и его приспешников, но Твое Царствие ничем не лучше Ада. Я проклинаю тот день, когда отдала свою жизнь в твою милость! Я проклинаю себя и Тебя!

Ложусь на мокрую траву, и ледяные капли вонзаются в кожу, но я смотрю ввысь и прошу об одном: пусть молния сожжет мое тело и отпустит душу в Чистилище.
fdfd92b05f5a37ee0eeea65e13d23d74.jpg


Но и этой моей молитве не суждено осуществится. Дождь стихает, и фиолетово-серое подобие радуги рассекает сумерки. Облетевшая ива поет мне колыбельную. Дом улыбается беззубыми провалами черепицы. Вокруг облезлых стен тени водят хороводы.

6b8cb5e52ffbbb21106d60e38679ac55.jpg
Спойлер
Скрины без обработки:
1 2 3
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер

Конец календарной осени этого года ознаменовался для страны вспышками революционных восстаний на северо-востоке, митингами с лозунгами и транспарантами «Ради настоящего!», небывало высокими ценами и небывало низкими зарплатами, для меня же – появлением Элизы Ричард на пороге моего дома. Она пришла вместе с первыми холодами. Без спросу, без приглашения, с твердым намерением остаться.

Дверной звонок разрезал воздух в третьем часу ночи. Собаки далеким лаем поприветствовали незваного гостя. Гнилые половицы захрипели под моими шагами. Приоткрыв дверь, я рассматривала в образовавшуюся щель пришедшую. Волосы слиплись от дождя, не прекращавшегося уже несколько дней. Одежда обвисла бесформенным тряпьем. В глазах застыл то ли страх, то ли мольба.​
466a4a6995420bf9a5100d65114292f4.jpg


– Зачем пришла?
– Впусти.
– Небось, от Партии прячешься? Чертовы революционеры. Никогда эти стены не будут укрывать изменников.
– Я не предавала Партию.
– Чего тогда ты боишься?
– Холода и дождя.
– Ступай домой, девочка.
– У меня нет дома. Прошу, впусти! Я не опасна, клянусь.
– Что мне до твоих клятв? С чего вдруг я должна тебе верить?
– Ты не должна. Я могу сказать правду и стать добрым другом. А могу соврать и зарезать тебя ночью. Но разве тебя пугает смерть?
– Оботри ноги, грязь мне в доме ни к чему.

Она вошла, озираясь по сторонам, как пугливый олень. Я швырнула ей изжеванный молью плед, порезала овощи для салата и наполнила кувшин томатным соком.
fd3e4128a38295835e9a550e65acf84f.jpg


– Не бог весть что, но тоже неплохо. Ты выглядишь голодной.

– Спасибо, – сперва она помедлила, взглянула на меня недоверчиво, а потом начала руками хватать еду, заталкивать себе в рот и глотать не жуя.

– Не подавись. Если помрешь, продукты только зазря пропадут.

– Продукты? Это овощные очистки: кожица от помидоров, глазки от картошки – то, что выкинуть жалко, а есть противно. Не называй те помои, которыми ты меня накормила, продуктами.

– Поела, и сразу дерзкой стала? Хочешь, я расскажу историю о глупой девочке, которая не ценила гостеприимность и сдохла под забором с распухшим от голода животом?

– Много историй знаешь? Я тоже знаю парочку. О доме с призраками. И сумасшедшей старухе, которая в нем жила. Хочешь, расскажу? – я не отводила от девицы взгляда. Ее глаза нездорово блестели, а на губах застыла улыбка-ухмылка: того и гляди, кинется в лицо. – Восемь лет назад здесь жила семья – ничего особенного, все как у всех. Голодный ребенок, пустой кошелек – сама знаешь. Только вот мать, как говорят, не от мира сего, еще в детстве повредилась рассудком. Но кто об этом помнил? Годы шли, она казалась нормальной: работала, любила мужа, даже о чем-то мечтала. Однако муж не очень-то ее любил. Дочь заболела, вопила целыми днями напролет, а он ненавидел эти вопли, то и дело бил жену за то, что не может утихомирить ребенка. Она молчала, все терпела. А когда от постоянных побоев случился выкидыш, снова умом тронулась. Дождалась, пока благоверный уснет, рассказала дочке сказку на ночь, а потом облила полы растительным маслом и подожгла. Думала, что помогает семье улететь в рай. Пока дом горел, она сидела во дворе на ветке ивы и читала молитву.

– А где же в твоей истории старуха и призраки?

– И вправду. Что ж, кто-то вызвал службу спасения. Женщина созналась во всем сразу. Ее ждало пожизненное заключение, но суд признал ее невменяемой. Она попала в психушку в Бристоле, там и должна была умереть, но нет. Ее выпустили, даже позволили вернуться в старый дом. Только дом этот вызвал новый приступ психоза. Прошлое стало настоящим, и призраки наполнили комнаты. Но она их не боялась, нет. Она их любила. Так и жила: ела с тенями, играла с ними в куклы, укладывала спать. Иллюзии не покинули ее сознание. Старость свою она встретила хоть и безумной, но счастливой.

– Чего только в жизни не встретишь. Что ж, хорошо то, что хорошо кончается, – я тоже ухмыльнулась рассказчице и бросила ей обрывок вафельного полотенца. – На, утрись. Измазалась вся, будто не девушка за столом ела, а свинья в хлеву.

– Признаться, я ожидала других слов. Или счастливые истории не находят отклика в твоем черством сердце? – она промокнула губы краем ткани и швырнула ее на пол. – Тогда я расскажу другую, с грустным концом.
8f1f11eed44aa1755b9beaebf7f738da.jpg


– Не всем так везет, как нашей сумасшедшей старухе, не всем удается укрыться за золотистым маревом безумия. Взять хоть ее сестру. Она была младшей в семье, а младших, как известно, не любят: ухода за ними надо больше, а толку от них меньше. Так и росла маленькая девочка нелюбимой и ненужной. Всем хотелось от нее избавиться, вот и взвалили заботу о ней на старшую дочь. Но разве она хотела утирать слюни и менять пеленки той, с кем приходится еще и своим хлебом делится? Она возненавидела маленькую девочку и поклялась сторицей вернуть ей все изгаженные одежды и тряпки, все не съеденные обеды и ужины. Долго ждать не пришлось: вскоре родители сестер умерли и старшая выставила младшую на улицу под проливной дождь. Но маленькая девочка не желала умирать смертью бродяги на обочине под колесами городского такси. Вот и выживала, как могла: сначала продала волосы, потом – невинность. Только гордость свою спасти она так и не сумела: в проливной дождь, предвещавший морозы, она приползла на крыльцо сгоревшего дома своей сумасшедшей состарившейся сестры, чтоб умолять впустить ее внутрь.

– Может, оно и так. Только вот молений о возвращении я не слышала – одна лишь дерзость и звериные ухмылки неучтивой девицы.

– Как я должна просить?

– Уж как-нибудь попытайся! Это не я ввалилась в чужой дом, сожрала чужую еду, да еще и позволила себе упреки в плохом угощении.

Мне показалось, что гостья закатила глаза. На губах ее играла все та же ухмылка, а лицо сохраняло самодовольное выражение, словно так и говорило: «Взгляни на меня, старуха, на мою молодость и красоту, на годы, которые потеряны для тебя навсегда». Да, она была красива, дьявольски красива, как представитель высшей расы, как правительница благородных эльфов, сошедшая на полы моих развалин, чтоб поглумится.

– Вон, – я цедила слова сквозь сжатые зубы. – Во-он. И ни-икогда бо-ольше не сме-ей возвращаться.

– Но я ничего не сделала! – непростительно самодовольна. Непростительно.

– Вон! – я наотмашь ударила ее по лицу. Я так хотела стереть с нее эту напыщенность, этот звериный оскал. – Шлюха! Эгоистична, самовлюбленная шлюха! – о, как я хотела выбить ей зубы, лишить ее красоты, на которую она не имела никаких прав! Падшая, низкая, презренная женщина. Как ей удалось сохранить такое лицо?

– Хватит, мне больно, – она прекратила зубоскалить. Она опустилась на колени и склонила голову, заняла положение, кое и до́лжно таким как она занимать. – Я умоляю разрешить мне остаться. Я умоляю простить мне грубость и дерзость, умоляю не винить меня за те способы заработка, которые позволили мне не умереть. Так ведь я должна просить?

– Достаточно, – такой, жалкой и плачущей, Элиза нравилась мне куда больше. С нее нужно было сбить спесь, нужно было вернуть на землю. Но и меру я знала. – Я прощаю твои грехи, как и должны мы прощать всяким должникам нашим. Можешь остаться, и пусть начнется для тебя новая жизнь в стенах этого дома.

Я подняла сестру с колен и прижала к себе, чувствуя, как она вздрагивает от немых рыданий. Я простила ее, и свет от этого прощения заполнил меня. Я чувствовала себя отцом, что принимает назад блудного сына, епископом, что отпускает грехи и возвращает нерадивое дитя в лоно церкви. Я снова поверила в Бога.
f8d6d1476a3fa6a6e5ea14849d0b3a2b.jpg
Спойлер
Нечто вроде бонуса
А на самом деле наглый мухлеж для набора количества скринов

В игре Джоан ровно такая же затворница, как и в тексте. На общественные участки она выбралась всего раз за свою симскую жизнь, чтоб найти подходящую девушку на роль Элизы. Да и там держалась особняком, ни с кем не общалась и бесконечно жарила хот-доги.​

996a1fb2b534ba5da328f01c903ef840.png


Ну и всем известный Гнусный Шарлатан. Поначалу хотела приплести его к истории, но подумала и решила, что это уже лишнее, и писать нечто уж совсем высосанное из пальца я не хочу. Джоан, к счастью, избежала карманника, а этому вот парню повезло куда меньше:​

5bee05d293a7d88ba9e85b5087c09171.png


Автор ненавидит чужие оправдания,
А сам оправдываться любит


Долго не обновлялась и еще какое-то время не буду обновляться. Пишу экзамены, оформляю визу, еще и заболела на выходных – одним словом полный набор «уважительных» причин ленивого династийца.

Что касается текста, нет, я ничего не курила. Просто писала кусками в четыре захода и не совсем удачно сшила все вместе. И нет, я не ударилась в религию, просто спонтанно все так вышло.

Спасибо всем, кто еще не забил и продолжает читать мой шыдевор. Я вас люблю ^__^
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер

Если долго вдыхать ароматы гниения и разложения, они перестают резать ноздри, притираются, становятся малозначительной частью запаха улицы. Те, кто боится рыться в чужом мусоре, не знают этого. А, возможно, их пугают первые минуты, когда вонь настолько сильна, что вызывает рвотные рефлексы, а неподготовленного и вовсе может заставить извергнуть желудочный сок на асфальт. Я не из таких белоручек, готовых потерять сознание при встрече с крысой, нет. Уж я-то не брезгую никакими средствами в поисках пищи. А свалки богатых кварталов – явно не худшее из них. Может, неприятно малость, зато усилий до третьего пота не требует. Знай себе перебирай руками да откладывай в пакет нужное. Суставы в коленях вот только болят от работы на корточках, ну это мелочь.

– Что ты там делаешь, поганка? – жирный под два метра мужлан с золотой цепью, врезающейся в толстую шею, окликает меня с порога.

– Жру то, что в тебя не поместилось, – поросячьи глазки наполняются кровью, а отвислые, как у бульдога, щеки багровеют.

– А ну не разевай хлебало, уходи!

– А то что, позовешь констебля? Я буду рада сесть в тюрьму, там питание трехразовое. С гарниром и мясом. Или прирежу тебя. Давно я не ела свинины, а тут и окорока, и филе, – в животу у меня тихо урчит от этих мыслей.

– А ну давай, уходи! А то… пристрелю! – тушка медлит, поднимает двустволку в трясущихся руках. Он и оружием-то пользоваться не умеет. Смех да и только.

– Чего ж не стреляешь?

– Убирайся, пока я добрый! Газон пачкать не хочу. Давай, пошла!

Поднимаю вверх руки в знак смирения, а сама беззвучно смеюсь. Лучше убраться, еще выстрелит и попадет ненароком. В конце концов, самый опасный из идиотов – идиот с оружием в руках. Да и улов мой сегодня отнюдь не плох.​
2a07e23625670778ecb73668c719a9e8.jpg


К дому иду, мечтая о бодрящем душе и сытном обеде. На пальцах что-то вязкое и липкое, а за шиворот похоже запрыгнуло пара-тройка блох. На окраинах богатого квартала люди, идущие навстречу, отшатываются от чужачки с сальными волосами и вонючей одеждой, брезгливо морща лица. В сквере Денст никто уже не обращает на меня внимания, а попрошайки, стоящие у скамеек, и вовсе тянут руки с жестяными банками, будто у меня есть, что туда положить. Но когда я дохожу до улицы Тарт, извечного прибежища торговцев телом, как толпы уже не расступаются, а наоборот увязываются за мной вслед.

Даже в жаркий полдень на этой улочке царит сумрак. Здания стоят так плотно, что их козырьки прилегают друг к другу, закрывая небо. В подвалах процветают бордели, в глубине комнат полуразрушенных зданий можно приобрести волосы для париков, зубы для вставных челюстей, банки с кровью для омолаживающих ванн и прочий биологический материал самого разнообразного назначения, поставляемый бедняками в надежде выручить копейку на хлеб и чашку чая. Еще здесь можно, если конечно знать место и продавца, приобрести органы для трансплантации, части тела или тело целиком, можно купить раба, преданного как пса и податливого как воск. За мной бегут вслед, кричат в спину низкими прокуренными голосами, предлагая свой товар:

– Эй, мадам, не нужны ли зубы? Свои-то небось уже крошатся.

– Лучше моих девочек никто вас не обслужит!

– Заплачу за твои ногти вдвое больше, чем они того стоят!

– Милая, я буду так ласков с тобой, как еще никто не был.

В рядах круглосуточных мотыльков, ожидающих своего покровителя на час, нахожу глазами Элизу, неуклюже облокотившуюся одной ногой о водосточную трубу. Потенциальных клиентов рядом нет, да и не удивительно – вид у нее не товарный. Подхожу и хватаю за плечо, ее голова безвольно клонится набок, а в глазах стоит туман.

– Идем, пора домой.

– Еще не все сегодня были… – языком еле ворочает.

– Да ты обкуренная уже, идем тебе говорят. Сегодня голодной не останешься.

– От тебя воняет помойкой.

– А от тебя чужими ширинками. Гляди как уперлась, не утащишь! Давно ты стала от этого удовольствие получать?

Ее тело с трудом отлипает от опоры, и ноги ели шевелятся, то и дело заплетаясь и вступая в лужи чужих испражнений. Как Партия, всевидящая и всезнающая Партия, допускает такой беспредел на улицах своих городов? То ли из-за проклятых революционеров они не могут навести порядки, то ли жизнь низших сословий им не так интересна, как и методы их заработка.

С трудом дотаскиваю Элизу до дома. Она то идет практически самостоятельно, отталкивая меня в сторону, как ненужный костыль, то теряет равновесие и кренится в бок, порой заваливаясь и с трудом поднимаясь снова. В глазах непонятный блеск, а на щеках играет румянец. Держу ее за руки, она пытается высвободится и весело улыбаясь несет бред опиумной наркоманки. Едва уговариваю ее пойти в кровать, предварительно ощупав карманы и вытащив плату за сегодняшние ее труды.
df9634c771984576fb8426e58a31eaed.jpg


Больницу я покинула ровно три месяца назад, а значит сегодня доктор Раяр, мой лечащий врач, должен наведаться ко мне и убедиться, что мою голову не обуяли новые видения, и я не нуждаюсь в повторном курсе лечения. Разумеется, будь их воля, я так бы и гнила в той психушке. Но когда тюрьмы переполнились, и преступников начали распихивать по домам для умалишенных, коек перестало хватать на всех, да и содержание бездельников, включавшее помимо пропитания еще и какие-то «лекарства», выливалось в непомерные суммы администрации. Потому и было принято решение выпустить чахоточников, стариков, калек – тех, кто скоро по естественным причинам избавит мир от своего присутствия, под предлогом «в лечении более не нуждается». А для видимости контроля перед властями лечащий врач должен посещать бывших пациентов каждый месяц, чтоб убедится в том, что «недуг не вернулся».

Доктор Раяр пришел на два часа позже, чем я ожидала. В помятой одежде, без формы, немного нетрезвый. Седые волосы на макушке после последнего бритья успели уже отрасти, но на коже, растянутой на неровном черепе, виднелся багровый порез с запекшейся кровью.

– И так, мисс… миссис… Бертон, кто живет с вами в этом доме?

– Я живу одна, доктор, – ему нечего знать про Элизу, еще увидит ее одурманенный взгляд и упечет в Бристоль.

– Вы не замужем?

– Мой муж умер много лет назад. Вам прекрасно об этом известно.

– Что делает колыбель в комнате? Вы ждете ребенка?

– Здесь спала моя дочь, Эстер.

– Сейчас она здесь не спит?

– Она тоже мертва. Доктор Раяр, довольно расспросов. Я приняла смерть семьи.

– Отлично, Джоан. Просто отлично. Вам можно только позавидовать.

– Позавидовать? – у меня вырывается смешок. – Чему интересно?

– Вашей выносливости. Будь у меня выбор на вашем месте, я предпочел бы ту реальность, в которой есть счастье.

– Счастье, доктор? Счастья нет нигде. Вы тоже несчастливы.

– Это не ваша забота. Жуки, миссис Бертон. Давно вы их собираете? – доктор Раяр остановился у наспех сколоченной деревянной рамы, в которой в ряд красовались высушенные насекомые.

– С тех пор, как вернулась домой. Столько свободы, доктор. Хорошо, когда руки и мысли заняты. Полагаю, осмотр закончен? У меня страшно болит голова, с удовольствием легла бы отдохнуть.
eb5ba7f965dac05104b2610a19d7c356.jpg


– Конечно, конечно. Не смею вас больше тревожить. Не подскажете напоследок, где у вас уборная?

– Не терпится, доктор? – от негодования его лицо становится белым и морщится.

– Я всего лишь… черт! Это обычная вежливость. Окажите услугу старому знакомому.

– Я окажу так и быть. Как вы нам, когда отводили в туалет по расписанию, а потом заставляли делать свои дела у всех на глазах и смотрели сами, как мы сидим на горшках, пытаясь расслабиться. И повторяли: «это для вашего же здоровья, моча не должна приливать вам в голову. Это естественно, в этом нет ничего постыдного».

Недослушав, доктор Раяр отпихнул меня рукой и побежал к уборной. Я ухмыльнулась. Когда природа зовет, все одинаковы: что грязные пациенты-идиоты, что их холеные воняющие одеколоном доктора. Я неспешно пошла вслед за гостем, остановилась у дверного проема и облакотилась о стену, испытующе глядя на того, кто восемь лет так глядел на меня.

Смутить доктора мне не удалось. Мне даже показалось, что он вовсе не заметил моего присутствия в двух шагах от него. Он не добежал до унитаза, судорожно растегнув кожаный ремень, грузно повалился на колени. Под ним уже образовалась желтая смердящая лужа, жидкость в которую прибывала и прибывала. Одной рукой доктор Раяр схватился за рукомойник, пытаясь не упасть лицом в свои же испражнения, другой – стиснул рот, чтоб не закричать.

Внутри меня плясало необъяснимое торжество. Этот человек заслуживал каждой секунды, каждого мгновения боли, которую испытывал. А уж в том, что боль эта была невыносимой, я не сомневалась. Я имела неудовольствие узнать, что такое инфекция мочевых путей, пять лет назад. Только сортира рядом не было. Лишь кафельные полы палаты и пощечины медсестер, которые потом обмывали меня из шланга.

С минуту посидев на полу, тяжело дыша, доктор Раяр поднялся на ноги и застегнул брюки. Выходя, он бросил на меня испепеляющий взгляд:

– Довольна, сука? Желаю поглядеть, как ты сдохнешь в собственных экскрементах.

– Наверняка вы не будете удивлены узнав, что сто четырнадцать ваших подопечных желали вам того же каждый день. А уж в том, что я получила удовольствие от зрелища, можете не сомневаться.

Дверь с силой захлопнулась, с потолка осыпалось несколько кусков штукатурки. Я отправилась в туалет убирать последствия своей гостеприимности.
fede6de0bbfdb0bc7c2bd5cfbcda097a.jpg


Когда стемнело, я еще стояла во дворе, ежась от холода. Зубы прыгали, как игла в швейной машинке, и мерзли голые лодыжки, покрываясь гусиной кожей. Пар тонкими струйками вылетал изо рта и повисал в воздухе, создавая причудливую дымку вокруг. «Когда солнце вдруг зайдет, и весь мира свет уйдет…», но ни единой звезды в небе не было.

– Зачем ты мерзнешь? Заходи в дом.

– Через неделю-другую холодно будет везде.

– Из-за этого ты грустишь?

– Я скучаю по семье.

– Я твоя семья.

– Этого недостаточно.

– Не достаточно? Ты ничего не умеешь ценить. Поэтому и потеряла их.

– Ты не можешь меня судить. Ты не знаешь, каково это.

– Ты права, Джоан. Не знаю. У меня не было ни детей, ни мужа. А знаешь почему? Все хотят, чтоб их жена была девственницей. Никто не любит подбирать чужие объедки.

– Ты сама довела себя до такой жизни. У тебя был выбор.

– Нет! Не было. Шлюхами становятся не потому, что таков был наш выбор, а потому, что выбора у нас нет.

Тишина повисла в воздухе, и Элиза с нравоучительно-страдальческим лицом смотрела на меня, как маленькая обиженная девочка. Моя головная боль с самого ее рождения. Моя дочь, о желании обзавестись которой меня никто не спросил. Нахлебница, решившая сесть мне на шею в счет своих же многолетних обид. Дурной сон, который затягивает, не позволяя высвободится из объятий тумана.

– Дай мне руки, Элиза, – она смотрит на меня, как на сумасшедшую, и неуверенно касается моих ладоней. – Ты права. Прошлое на то и прошлое, что нечего о нем сожалеть. Но если ты хочешь стать мне семьей, оставь и свои обиды позади. Пора воскреснуть от былых утрат. Ты согласна?

Она молчала. Кажется, целую вечность. А потом тихо, но решительно произнесла:

– Нет. Ты ничего не поняла. Единственное, что нас связывает – это прошлое. Без него семьей нам не стать никогда. На этом свете меня держат твои воспоминания, – она отдернула руку, как будто поранилась обо что-то острое. Об меня.
5dadad3a626fc8cfc99f86001967a9e7.jpg

Спойлер
Мой графоманский индикатор показывает излишнюю концентрацию розовых соплей в этом и нескольких последующих отчетах. И все же надеюсь, что вы этого не заметили. А если заметили – великодушно простили мое весенне-летнее настроение, жаждущее пафоса и полкило сентиментальности.

А еще даю честное пионерское, что разгребу всю техничку и выкину в ближайшем отчете.
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер

Ночью произошло то, чего я так боялась. Пошел снег. Мелкая белая крупа из льдинок засыпала дороги и улицы, летела в лицо и обжигала кожу, как хлорка. Сначала снега было мало. Касаясь земли, он тут же таял и расползался в стороны черными лужами. Потом снегопад усилился, и траву начало заволакивать тонкой белесой пленкой. А к трем часам ночи холодные хлопья повалили с неба с такой скоростью, что тонкая пленка превратилась в плотный ковер, и весь городской пейзаж перекрасился в бело-синий оттенок. Через дырявую крышу снег насыпался в дом, покрыл полы, стены и мебель. Одинокая газовая конфорка все чаще тухла от порывов ветра и, кажется, совсем перестала давать тепло. Все вокруг превратилось в нескончаемую ледяную пустыню.​
d5da9c54043d3daa4b0f38db6ff8aff8.jpg


Утром оказалось, что вода в кране замерзла. Мне пришлось взять десятилитровое ведро и отправится к ближайшей колонки, чтоб набрать жидкости хотя бы для согревающего чая. Снег шел, засыпаясь за шиворот, а туфли промокли насквозь. Людные улицы посыпали песком и солью, которые смешивались с крупой, превращаясь в серо-черную слякоть. К полудню от бело-голубоватых пейзажей не осталось и следа. Ведро тарахтело, притягивая ко мне ненужные взгляды. Я старалась не смотреть по сторонам, чтоб не встретится глазами с прохожими.

Дойдя до колонки, я попробовала набрать воды, но металл окаменел и ни в какую не хотел поддаваться. Рычаг отрастил зубы из сосулек и обжигал руку холодом, стоило к нему притронуться. Я присела на колени, и снег стал жадно грызть мои ноги. Суставы застыли, словно ледышки, и не желали разгибаться. Сначала мышцы сковала боль, потом они начали неметь. Я вскинула голову, надеясь попросить кого-то о помощи, но тротуар внезапно опустел. Только молодая женщина с ребенком торопливо шагала куда-то, кутаясь в шарф.

– Леди! – крикнула я ей осипшим голосом. – Вы не могли бы мне помочь? Эй, леди! Леди в шарфе!

Она нерешительно обернулась, точно сомневалась, к ней ли обращаются. Потом подошла.

– Миссис, я не знаю, чем могу вам помочь, но на улице страшный холод. У меня ребенок… я не хочу, чтоб моя дочь заболела.

– Я не займу у вас много времени, леди. Только помогите мне встать.

Она сомнительно поглядела на мои потрескавшиеся руки, ставшие красными от мороза. На грязное рваное местами платье, которое не защищало от зимы. Должно быть, я выглядела, как бродяжка. Она боялась ко мне прикоснуться, боялась подхватить неведомую заразу, это было очевидно.

– Миссис, я, пожалуй, пойду… обещаю позвать вам на помощь.

– Не будьте бессердечной, леди. Я ведь замерзну здесь насмерть. Бросите старушку умирать?

– Я не знаю… что… чем я могу помочь?

– Подайте мне руку, я встану.

Девушка в шарфе приблизилась и протянула мне руку, но прежде чем я взялась за ее ладонь, я встретилась глазами с девчушкой, стоявшей в стороне. Я тут же узнала эти глаза, эти волосы, это лицо…

– Эстер! – крикнула ей я. – Эстер, доченька!

– Что вы такое говорите?! – женщина тут же забрала руку и отпрянула, схватив девочку за плечи.

– Эстер, милая моя. Это моя дочь, отдайте мне мою дочь!

– Вы безумны! Пошли скорее отсюда, – она развернулась и увлекла ребенка за собой.

Жар ударил мне в голову и, должно быть, отогрел суставы и мышцы. Я тут же вскочила, чувствуя приток сил.

– Она не твоя дочь! Не твоя! Ты украла ее. Верни, что забрала! Эстер! – я кричала им в спину, срывая голос, но фигуры зашагали лишь быстрее. – Воровка! Верни то, что не твое! Ты забрала ее! Она моя, моя! Верни мне Эстер! Воровка! Воровка. Воровка…

Я пыталась погнаться за ними вслед, но они шли слишком, слишком быстро. Голос сел, появилась отдышка, и ноги больше не слушались. Я пыталась идти, пыталась кидать тяжелые снежные комья в женщину в шарфе, но она скрылась за поворотом, оставив меня в одиночестве и пустоте.

Ведро осталось валяться в нескольких десятках метров, которые показались мне непреодолимым расстоянием. Кровь шумела в голове, то резкими ударами приливая к мозгу, то отливая. Я медленно шла домой.​
* * *
Войдя в заваленную снегом комнату, я бессильно опустилась на пол. Что произошло? Эстер мертва. Я сама видела, как она задыхалась в пожаре. Та девочка в городе... она была так похожа на мою дочь. Недопустимо похожа. Как призраки. Что если я сама придумала ее внешность? Что если безумие вновь поселилось в моей голове? Нет, я не хочу назад в Бристоль. Что угодно – только не эта чертова психушка. Я не сошла с ума, должно быть другое объяснение. Тоска. Тоска и всего. Я не сошла с ума.
8517099b748b21132c56e6f0bf9ac991.jpg


– Что с тобой, милая? Выглядишь так, как будто видела призрака.

– Так и было, Элиза.

– Настоящего? Расскажи.

– Я не знаю, что это было. В городе я видела девочку. Она была точь-в-точь как моя дочь. Но это невозможно.

– И что будешь делать? – Элиза напряглась всем телом, точно от моего ответа зависела ее жизнь.

– Я позвоню своему психиатру. Скорее всего, он отправит меня в Бристоль продолжать лечение.

– Нет, ты не поступишь так со мной!

– Ты сможешь остаться в этом доме и…

– Ты не бросишь меня одну, – ее голос задрожал, а на глаза навернулись слезы, точно она была пятилетним ребенком. – Я умру без тебя, Джоан.

– Не говори ерунды. Ты жила без меня столько лет.

– Не жила. Я была с тобой, я смотрела на твою семью, я так хотела быть ее частью! Я как будто жива сейчас, а ты хочешь все разрушить!

– С моей головой что-то не так, Элиза. Пока это не исправить, не починить все механизмы, я опасна. Однажды уже случилось ужасное, я не хочу, чтоб это повторилось вновь.

– В этой лечебнице тебе не помогают совсем. Никто из этих людей в белых халатах не знает, что с тобой произошло. Они не могут рассказать тебе всего, а я могу. Могу!

– Что ты можешь мне рассказать?

– Пообещай, что не бросишь меня.

– Обещаю.
dad3aba81d18b022431cab60ea23455d.jpg


Руки Элизы нервно задергались, а взгляд стал прыгать по комнате. Она не знала, как отговорится, что сделать, чтоб ее не бросили в этом доме на окраине одну. Маленькая, глупая девочка.

– Я не все рассказала про день пожара. Когда тебя забирали, девочку вытащили из огня. Твоя дочь жива. Ее отправили в приют Брейтон. Наверное, та женщина удочерила ее. Ты не сходила с ума, когда увидела Эстер.

– Почему ты не сказала сразу?

– Я не хотела, чтоб ты искала ее.

– Ты солгала.

– Нет, я никогда не лгала тебе. Я сказала, что ты подожгла дом, но не говорила, что твоя дочь сгорела.

– Зачем?

– Так было бы лучше для нее, Джоан.

– Лучше? Хватит врать! Зачем?

– Ты страдала с этой девочкой. Она кричала целыми днями, ела и не давала отдохнуть ни минуты. Ты ненавидишь детей, быть матерью не твое призвание. Не потому ли ты так мечтала выставить меня за дверь?

– Ты здесь ни при чем.

– Неужели? Ты хотела избавиться от меня всю мою жизнь, потому что ненавидела крики, пеленки и плач. Сколько раз ты вспомнила обо мне после этого? Пыталась меня вернуть? А эта девочка? Ты также ненавидела с ней возиться. Ты подожгла дом, надеясь, что она в нем сгорит. Ты хотела, чтоб ее не было в живых. Но сейчас, сейчас, когда ты знаешь, что не убила ее. Когда твоя Эстер нашла семью. Когда ты больше не должна ее содержать и сполна расплатилась за свои грехи. Зачем терзать себя муками совести? Зачем из жалости тащить ее в дом, как приблудившуюся дворнягу?

– Замолчи сейчас же.

– Ты глупа, Джоан. Ты не знаешь, что тебе нужно.

– Хватит. Убирайся. Я не стану дважды повторять.

Улыбнувшись на прощанье своим звериным оскалом, она покинула дом. Мерзкая, эгоистичная сука. Я хотела бы поглядеть, как она уходит. Как сугробы делают ей подножки, а ледяной ветер сдувает улыбку с лица. Хотела, но единственное окно в доме было наглухо заколочено досками, а открыть дверь мне бы не позволила гордость.
df3da5b762533e311796a250dbbadbd5.jpg


Темнело быстро. Небо перекрасилось в чернильный цвет. Снег повалил сильнее. Температура понизилась, и одеяло уже не спасало от холода. Кутаясь в него, я сидела у зажженной духовки, греясь слабым теплом, что исходило из нее. Зубы стучали. Кожа стала твердой и пупырчатой. В напоминание о сегодняшнем утре ныли все суставы в ногах. Где же ночует Элиза? Дошла ли она до борделя на улице Тарт? Укрылась ли в одной из ночлежек для бездомных? Или уснула на бесконечно долгом тротуаре в надежде, что завтра уже не проснется.
8c751ee9539654c26be6d925702fc304.jpg

Спойлер
Техника, как и обещала:

a48b665b28c34737bb10d6425423bd37.png

8f22eb869b3ca0e9572ef0b455ca54ab.png

c7df09e22e726e7b55f6652559502b1e.png

3723441350f7406b779f1210222a8b3b.png

18abb7e59c56018eff23634e2170c455.png

a9a4c9b41472ca15f1d7d97cbeb9cb36.png

0fc8bc9bd39ae99dea62a40c72eb260a.png

3ac5627275b238389beffbf2fbf0133a.png

87efc7fbd0275520f12d980ad17fdccb.png

09ec745295d1abeb5896af09ba104c8d.png

ad213b678aeccc44cf24dcf006d2328c.png

75d44bd069e0d9155b30809ea0031c97.png

71effe4bf663be09932247b62be8cfeb.png

4033638049ff26ba0d534b569bc56025.png

69e6b138c6069e3605bda43e33145d87.png
0729d5a8ed1a5e9b8d70fc787bbe752e.png

fe84910955e4a4e867f36beca5dbf2a1.png

cb81f1bf683d94d3eff457d0f6780b1f.png

0c553a9f802e1b3b0a9a22109d0206fd.png

93ebdba93c826296aa4262614bd2a9e8.png

90e59a6cbed9e11cdd1bb5ae0f3ef54f.png

ea86f05335df3b16c132bcfc7d8cde0e.png

83a23d68258acbbb853cf21bc8e6f42d.png
bc93ddb83ebd2009654b0cd27500b0c2.png

effb49cede7c889fb60e11998ac86b9f.png

1d1dd6cdd3684e342fe3e0628a56a0a7.png

70348ca99356639be8ce4bee738d286b.png
 

Epise

Проверенный
Сообщения
732
Достижения
350
Награды
315
Спойлер

24 декабря. Я пугаюсь тому, как быстро заканчивается год. Время утекает сквозь пальцы, а я не успеваю попрощаться. Гляжу в зеркало: кожа сморщилась, как кожура печеного яблока, а волосы начали прядями лезть из головы, оставляя бледно-розовые проплешины. Я не доживу до следующего Рождества. Стало быть, самое время замаливать грехи и исправлять ошибки. Как быстро все меняется: от времени года до людей, – не успеешь и глазом моргнуть.

Сегодня я думала о весне. О том, как растут деревья. Под землей живут люди, с полноги ростом. У них корявые зубы и смуглая кожа. Зимой они в спячке, потому и природа спит. А когда теплеет, они просыпаются и начинают тянуть за корни растений, и все оживает.

А еще было бы мило устроить рождественский ужин. Нарядить в праздничную одежду Элизу, Эстер и Джека. Пригласить соседей. И обязательно купить всем подарки. Пожалуй, статуэтки херувимов или Библию в кожаном переплете. Надо не забыть повесить на дверь большой бант из красного шелка.

Опустив голову, я прикрыла глаза и едва засмеялась. Пора вернуть Эстер домой, слишком надолго она задержалась в гостях. Дурно опаздывать к семейному ужину.​
e879184618cbae7adf25fd5070556a5b.jpg


Я вернулась на улицу, где видела дочь. Люди толпились у закопченных зданий в очередях за зеленью, мясом и выпечкой. Из печных труб валил черный дым и столпами уходил в не менее черное небо. Низкий дедок, попыхивая сигаретой, играл на аккордеоне что-то веселое и быстрое.

Я ждала не долго. Должно быть, это удача, или судьба сама делает все, чтоб помочь мне вернуть Эстер домой. Из булочной вышла женщина, на этот раз без шарфа, спешно пересчитывая сдачу. Моя девочка шла рядом и весело крутила связку бубликов с маком. Я улыбнулась и едва подавила желание подойти и обнять ее.

Я смотрела на них, кажется, целую вечность, боясь вспугнуть. Пошла вслед, когда за зданием почты скрылась угольная копна волос Эстер. Сердце радостно билось в предвкушении чего-то, что еще не произошло, но должно было произойти с минуты на минуту. Позади оказались молочник, цветочная лавка, крошечный магазинчик одежды, автомоторный завод. Запахи хлеба и сладостей растаяли, их сменила вонь жилых районов, а вместо веселой мелодии аккордеона динамик вещал о хлебозаготовке и производстве военной техники. Потом был пустырь – огромный участок земли, почва на котором была слишком мягкой для строительства и слишком неплодородной для посевов. Вокруг не было ни души, и ближайшие дома едва просматривались на горизонте. Я поняла, что сделаю это сейчас или уже никогда.

Когда я ускорила шаг, женщина обернулась и отгородила Эстер от меня рукой, как будто это могло помешать матери забрать дочь.

– Снова вы. Чего вам от меня надо?

– Верни ребенка.

– Хелен – моя дочь. Не представляю, что вам от нее нужно.

– Ее зовут Эстер. Не смей называть ее своей. Это я носила ее под сердцем девять месяцев, я пять часов в муках рожала ее, а не ты!

– Вы сумасшедшая, таким место в дурдоме, – она покачала головой и уже развернулась, чтоб уйти, но я ни за что не потеряла бы Эстер в очередной раз.

– Если это твой ребенок, докажи. Дай взглянуть на свои растяжки на животе, на…

Я кинулась на незнакомку, пока она не ушла на расстояние, на котором я не смогла бы ее догнать. Она выронила хозяйственную сумку, с лязгом разбилась бутылка молока. Ее волосы я намотала на руку в несколько колец и прижала к земле изо всех сил, наступив коленом на ее правый локоть, я задрала пальто:

– Покажи! Если ты произвела ее на свет, покажи!

Женщина вырывалась, пыталась отбиться ногами, лягалась как лошадь. Она была сильной, чертовски сильной, а я едва могла ее держать. Думать приходилось быстро. Я оглядывалась по сторонам в поисках тяжелого камня, жестяной крышки от консервов – чего угодно. Первым, что я заметила, были осколки бутылки от молока. Я выбрала тот, что был на вид самым острым и самым прочным. Она перестала вырываться на третьем или четвертом ударе в нижнюю часть живота, но для верности я сделала еще несколько. Кожа легко расступалась под стеклом, тяжелее было вынимать его обратно. Крови было меньше, чем я рассчитывала, но я все равно быстро отошла в сторону, чтоб не измазать единственную пару обуви.
ee2445c8f7b82d066067b941fa67a273.jpg


Я повернулась к Эстер, ожидая, что она подбежит и обнимет меня, но она почему-то медлила. Стояла столбом, вжав голову в худые плечи, как нахохлившийся воробушек, и крепко сжимала связку бубликов. Я подошла к ней, она и не пошевелилась. Только задрожала сильней. Должно быть, из-за ветра.

– Милая, ты замерзла? Идем домой. Я тебе накормлю и отогрею.

Я взяла Эстер за руки, но она продолжала стоять как вкопанная. Пришлось приложить силу, чтоб заставить ее сдвинуться с места. Наверное, она испугалась. Или растерялась. Что ж, когда она окажется в родном доме, это окаменение, я уверена, пройдет.

По городским улицам Эстер шла за мной безропотно, но возле почтового ящика заупрямилась.

– Пустите, не надо! Прошу! Я хочу домой!

– Ты дома, милая.

– Нет, верните меня домой. Я никому ничего не расскажу, обещаю.

– Эстер, я знаю, сначала будет тяжело. Мы отвыкли друг от друга за это время, но…

– Я не Эстер! Меня зовут Нелли.

– Забудь это имя. Оно осталось в той ужасной прошлой жизни. Теперь иди в дом.

Она упиралась, выкручивала руки и повисала всем телом. Она сама вынуждала меня быть строже. Когда она в очередной раз расселась на земле, крича что есть мочи, я сжала ее запястье изо всех сил так, что оно захрустело, как куриные косточки, и влепила ей оплеуху. После этого Эстер вошла в дом, больше не сопротивляясь.
51d24e199763c417a7438bb420cee0ca.jpg


Я заперла дверь на два оборота и спрятала ключ за пазухой, для верности. Потом помогла Эстер раздеться. На ней было отличное пальто, новое, все пуговки так и блестят. Его можно будет продать на рынке, а на вырученные деньги питаться месяц, не меньше. А взамен можно сшить дочери что-то простое, без излишеств. Например, из старого пледа может выйти отличная накидка, если заштопать его в паре мест да правильно подобрать фасон. А платье лазурного цвета я, пожалуй, оставлю, но позволю одевать лишь по праздникам. В конце концов, не так много красивых вещей случится ей увидеть в своей жизни.

– Сегодня Сочельник. Я хочу, чтоб ты помогла мне приготовить ужин.

Эстер ничего не ответила. Только стояла, растеряно глядя по сторонам и не сдвигаясь с места. Ее глаза, напоминавшие две черные маслины, наполнялись слезами. Не выношу детский плач. С этой дурной привычкой придется бороться, в здешних районах нельзя демонстрировать слабость.

– Ступай, – я с трудом выдавила улыбку. – Умойся и приведи себя в порядок. Я… не хочу давить. Приди, когда будешь готова.

Она неуверенно протянула мне связку бубликов, видимо, не зная, куда ее деть. Я взяла ее и попыталась поблагодарить, но вышло это, как мне показалось, чересчур натянуто. Я ждала, когда Эстер выйдет из комнаты, чтоб хоть ненадолго оттянуть серьезный разговор, которому предшествовала затянувшаяся неловкая пауза. Сейчас больше всего на свете мне хотелось остаться наедине.
57551ce5a5263d18dc64c5b4f8544bef.jpg


Я начала готовить ужин раньше, чем того требовали традиции, но мне отчаянно хотелось занять чем-то руки. Продуктов не хватало. Как же я сглупила, не забрав сумку с едой, выбитую из рук у той женщины. Сейчас уже поздно возвращаться, наверняка бродяги уже растащили все в разные стороны. Я нарезала почти свежих овощей, сварила каши. Мне даже удалось раздобыть немного сметаны для украшения. Когда все было готово, я накрыла стол и позвала Эстер, но та не спешила выходить.

За десять минут до полуночи в дверь постучали. Я открыла, и раздражение проползло по всему телу.

– С Рождеством.

– Я велела тебе больше не возвращаться.

– Какой христианин выставит свою сестру за дверь на мороз в Сочельник?

– Видать недостаточно испытаний я перенесла.

– Я раскаиваюсь. Прости меня, и простит тебя Отец наш Небесный.

– Входи. Это семейный праздник, негоже встречать его порознь.

Когда Элиза села за стол, вечер перестал быть тяжелым булыжником, который мешает свободно вдохнуть и впустить в сердце радость. Дождавшись первой звезды, мы помолились и принялись за еду. И видит Бог, я была счастлива в эти минуты. Снег, поваливший из туч, переливался в свете луны в провалах крыши; газовая конфорка мерцала, как рождественские огни. Элиза смеялась, и я смеялась вместе с ней. Эстер в тот вечер так и не вышла из комнаты.
595e3600e58a179089bdfd83997ddd54.jpg

Спойлер
Еще несколько скринов с панелькой:

8747cbe5e7b109f9a9af2f166820dad9.jpg

98201c73b2b1aeeefac83f21b79c8fad.jpg

53cf94aeb32847dec0df4ee76261933e.jpg


a1b350d43fe035301309cf69e54cfe13.png

5b5decdba729656ece76eaf7f538a045.png

01d4012d054bbd29f9e0603e4662c392.png

 
Статус
Закрыто для дальнейших ответов.
Верх