Слепящий жёлтый свет. Резкий женский вскрик. Ужасающе громкий скрежет метала.
Всё, что помню.
***
Я открываю глаза и первое, что вижу – некогда белый потолок. Сейчас он грязно-серого цвета, местами даже с огромными пятнами, которые свидетельствуют о том, что помещение не раз было затоплено.
Медленно и с трудом поворачиваю голову налево. Серые стены с облупившейся краской, которые срочно нуждаются в ремонте, старый, протёртый и весь в дырах диван, рядом стоит на удивление новый белый столик с парой книг. Неужели я здесь живу?
Но теперь моё внимание привлёк монотонный писк справа. Я ищу глазами источник звука. Много времени это не заняло. Аппарат стоял справа от моей кровати и измерял, кажется, моё давление. Рядом ещё и капельница. Я определённо в больнице.
Что со мной? Я опускаю глаза, чтобы осмотреть себя и издаю вопль ужаса. Всё моё тело перебинтовано. Правая нога вообще в гипсе. Я ощупываю лицо рукой и ору снова. На мне нет вообще ни единого не забинтованного места. Да я чёртова мумия!
Дверь палаты резко раскрывается и влетает молоденькая медсестра.
- Мистер Крэйн, вам нужно ещё отдохнуть, - тараторит она и, не дав мне сообразить, что происходит, быстро добавляет в капельницу ещё какую-то жидкость.
Я медленно проваливаюсь в сон.
***
Первый день свободы. Первый день, когда я могу взглянуть на своё отражение в зеркале и не найти в нём ничего отвратительного. Первый день новой жизни нового Эдварда Крэйна. Но чтобы прийти к этому, мне довелось многое пережить и переосмыслить..
***
Я пролежал в Государственной больнице Роквила почти полгода. Пока мне не объяснили, что произошло, всё, что я помнил – меня зовут Эдвард и моя сестра Примроуз утонула в бассейне три дня назад. Родители оставили меня одного, а сами с моим младшим братом Сириусом переехали в Дануолл.
Когда мне перестали колоть обезболивающее (а это примерно через два месяца после моего поступления в больницу) и большую часть времени я начал проводить в сознательном состоянии, я нашёл свой дневник и только начал его читать, как дверь в мою палату отворилась и ко мне, истошно вопя от радости, подлетел маленький человечек, обнял меня со всей возможной силой, которая была не так и велика, но всё же причинила мне адскую боль. Хоть в болеутоляющих я более не нуждался, но мои раны всё ещё болели при малейшем контакте с чем бы то ни было.
- Сириус, солнышко, оставь брата в покое. Ему больно, - раздался нежный женский голос. Я посмотрел на дверной проём и увидел людей, визита которых никак не мог ждать. Держась за руки, там стояли Блэр и Эван, которые заулыбались, когда увидели, что я смотрю на них. Малыш разжал руки, уголки его рта поползли вниз, но отступать он не желал, поэтому залез ко мне на кровать и сел рядом, стараясь меня не касаться. Толи он боялся нового выговора от матери, толи действительно не хотел причинять мне боль.
- Прости, я не хотел, - сказал брат. Родители же закрыли дверь в палату и подошли ко мне ближе. Мама нагнулась, погладила меня по голове и поцеловала в лоб. Отец легко сжал мою руку.
- Что..что вы здесь делаете? – запинаясь от удивления, спросил я, - Что случилось? Вы же уехали, когда не стало Прим. Вам же было плевать на её смерть, а уж на то, что я оказался в больнице вам тем более должно быть всё равно, так какого чёрта вы вернулись? Уверен, что за эти три дня вы даже не смогли доехать до своего нового дома! – я был настолько зол на них, что даже не обратил внимания на то, что улыбки сменились выражением удивления на их лицах.
- Три дня? Эдвард, мы уехали из Роквила уже почти год назад. После того несчастья с Прим, - выражение её лица вмиг погрустнело, но она собралась с силами и продолжила, - Неужели ты этого не помнишь? – я заметил, как мама дёрнулась, будто желая подойти ко мне, но передумала. Видимо, испугалась повторения моего приступа гнева.
- Как год назад? Этого просто не… - я запнулся и посмотрел на свою семью. Мама разглядывала какое-то пятно на стене, а ветер, который врывался в открытое окно, развевал её длинные волосы. Теперь они её натурального каштанового цвета, мелированые кончики полностью отрасли.
Отец отвернулся от меня сразу же, как только я взглянул на него. Но это не помешало мне заметить, что изменился и он. Хотя это и не так заметно. Всего лишь изменилась причёска.
И только брат продолжал смотреть на меня, хотя в его глазах читалась радость от встречи и что-то очень похожее на страх. Он, несомненно, изменился намного больше. Заметно вырос (сантиметров на 10, наверное) в сравнении с нашей последней встречей, которую я помню.
- Это ничего не меняет. Вам было плевать на меня и Прим. Особенно на Прим. Это вы виноваты в её смерти, вы не должны были её отпускать одну. Вы обязаны были следить за ней! Но её больше нет, а вы даже не переживали из-за этого! – я не мог поверить, что они посмели прийти ко мне, зная, как сильно я любил её и как сильно ненавидел их.
- Не смей обвинять нас в её смерти! – отец впервые заговорил с того самого момента, как пришёл, - Ты не знаешь, что нам пришлось пережить. Мы любили её не меньше, чем ты. Собственно, как и тебя, и Сириуса. Ты представить себе не можешь, как больно терять своего ребёнка. И если в твоей детской памяти не сохранилось ничего хорошего из того, что мы сделали для вас, то это не значит, что мы не любили вас.
- Убирайтесь! И не смейте больше приходить сюда. И вообще когда-либо связываться со мной. Ненавижу вас обоих!
***
Через 4 месяца мне уже можно было вставать, чтобы сходить в уборную. Но не более. Еду мне приносили в палату. На удивление, она была довольно вкусной и качественной. Меня не покидало ощущение, что к этому причастны мои родители. Раз уж им не разрешили перевести меня в более презентабельную больницу, то они решили помочь мне хоть так, пусть я и не нуждался в этом. И меня это не на шутку бесило. Сейчас, конечно, мне можно было и сменить больницу, и даже отправиться домой поправляться, но я этого не желал. Я не хотел быть им обязан и твёрдо решил заплатить за все услуги сам. Но не мог ничего поделать с пищей, так как приносить обычное больничное питание мне отказались, а не есть вообще я попросту не мог.
***
- Мистер Крэйн, доброе утро. Я ваш лечащий врач. Доктор Эндрю Торренс. Думаю, сегодня мы можем снять все ваши повязки, но всё равно ещё месяца на два Вам нужно будет остаться в больнице, чтобы ваши раны полностью зажили.
И это был первый день после снятия надоевших мне бинтов и разрешения вставать с кровати. Тогда я и увидел своё отражение в зеркале впервые после аварии.
Если я просто скажу, что был в ужасе от того, что оказалось моим отражением, то это будет означать, что я не скажу совершенно ничего. Я мог предположить, что там будет не всё нормально, но такого я точно не ожидал..
Во-первых, меня ужаснули шрамы, которые покрывали всё моё лицо. А как оказалось позже, ещё и всё тело. На мне не было практически ни одного целого места.
Второе, что меня не испугало, а, скорее, удивило – два серебряных кольца. Одно в моём ухе, а второе в губе. Естественно, они были новые, старые пострадали вместе со мной в аварии, а эти предоставили мне родители. Но я совершенно не помнил, чтобы я делал с собой подобные вещи. Правда, стоит заметить, что эти атрибуты в дальнейшем я оставил, так как мне показалось, что они только дополняют мою новую внешность.
***
Позже мне разрешили даже выходить на улицу, но обязательно в инвалидном кресле и под присмотром медсестры.
У нас за больницей было чудесное озеро, куда я и направлялся в те дни, когда мне надоедали серые стены палаты. Мне очень повезло, что было лето, а не зима. Тогда бы у меня, чего доброго, клаустрофобия развилась бы.
Я мог сидеть возле озера часами, что немного напрягало медсестру, которой поначалу приходилось сидеть просто на траве. Позже она сообразила, что можно взять покрывало, сесть на нём и читать книгу. Так у нас и получалось – Эйприл читала книгу (штук пять разных я видел точно), а я читал и перечитывал уже, кажется, в сотый раз свой дневник. Мне его хватало всего на пол часа. Всего четыре записи за полгода. И я не помню абсолютно ничего. Разве я мог забыть ту, которую любил? Может, я её не любил? А может, это из-за неё я попал сюда? Похоже, пора узнать, что случилось.
Я достал смартфон, набрал номер и приложил телефон к уху. Раздались жуткие монотонные гудки, а после мягкий мелодичный голос ответил: «Да».
- Привет. Вы не могли бы ко мне прийти? Нужно поговорить.
***
Блэр пришла минут через 15 после моего звонка и застала меня возле озера. Я никак не мог ожидать, что она будет в больнице так быстро.
Видно было, что мама собиралась в спешке. Волосы затянуты на затылке в пучёк, лёгкий макияж, простая одежда. Для неё это, как минимум, странно. Я вопросительно посмотрел на неё.
- Нечего так смотреть на меня, - слегка улыбнувшись, сказала Блэр, - Чего-то более подходящего в этих жутких магазинах одежды в Роквиле нет. Это самое лучше, что удалось найти. Ты ещё не видел, в чём отец ходит. Кажется, он готов под землю провалиться. Нужно будет построить здесь магазин поприличнее.
Кажется, она забыла, как я обвинял их в смерти сестры, как выгнал их, когда они приходили. Сейчас она была похожа на любящую мать, которая пришла к выздоравливающему после тяжёлых травм сыну. Было напряжение исчезло, она стала более весёлой и беззаботной.
- Что это значит? Вы что, возвращаетесь в Роквил?
- Уже вернулись. Купили новый дом, отец с Сириусом отправились в Дануолл перевозить нашу мебель. Именно поэтому они и не пришли к тебе. Хотя твой брат был очень расстроен твоим поведением и всё это время ходил ужасно расстроен. Он хочет видеть тебя, Эдвард.
- Зачем вы снова переехали сюда? Вы же ненавидите Роквилл, - я пропустил мимо ушей замечание о брате, но что-то внутри меня как будто перевернулось.
- Это не совсем так. Понимаешь ли.. Только прошу, не перебивай меня. Выслушай. Я понимаю, что мы с Эваном были не самыми лучшими родителями. Когда родились ты и Прим.. мы были ещё молоды.. не понимали, что с вами делать, как вас воспитывать. Мы пока ещё были поглощены друг-другом, но это не означает, что мы не любили вас. Потом мы хотели сблизиться с вами, но теперь уже вы отталкивали нас. И когда родился Сириус, то я и Эван решили не повторять наших ошибок хотя бы по отношению к нему, но из-за этого потеряли окончательно вас. А когда умерла Прим, а в её смерти ты обвинил нас с отцом, я сразу же настояла на переезде, так как мне ещё никогда не приходилось испытывать такую боль. Я не могла находиться там, где лишилась сразу двоих детей.
- Ты думаешь, что, рассказав мне это, вернёшь мою любовь? И я сразу брошусь к тебе в объятия?
- Нет, конечно нет. Я просто хочу, чтобы ты понял меня. А я буду надеяться, что со временем ты сможешь простить меня.
Я не знал, что сказать. Всю осознанную жизнь я ненавидел родителей. А теперь.. я не знаю, как я должен поступить. Как будет правильно. Всё-таки они мои родители, какими бы ни были. И даже зная, что я не буду ценить то, что они делают, они пытаются просто помочь.
-Что произошло?
- Ты о чём?
-Что со мной случилось? Почему я в больнице? Почему я весь в этих чёртовых шрамах?
К слову, швы мне уже сняли, раны понемногу заживают. И, по словам доктора, к началу учебного года я смогу вернуться в университет. Но только я узнавал, что учёба для меня начнётся только после зимних каникул, так как первый семестр я уже отучился. Хотя я решил сменить специальность на психологию, потому что желание быть учёным у меня куда-то исчезло, зато осталась навязчивая идея стать шефом СимБР.
- Ты попал в аварию. Ты и твоя девушка. Кажется, её звали Эмбер.
- Звали? То есть она..
- Да, к сожалению, ей выжить не удалось. Да и ты сейчас с нами только благодаря какой-то неведомой удаче. Насколько я знаю, она была за рулём. Вы неслись куда-то на бешеной скорости. Из-за угла выехала огромная фура, девушка не успела затормозить, и вы въехали прямо «лоб в лоб», как говориться. Вашу легковушку по инерции откинуло, она перевернулась и загорелась. Эмбер и водитель фуры скончались сразу на месте, а ты попытался вылезти, будучи уже практически без сознания, весь в ранах, ни одного живого места. Очевидец вызывал пожарников и копов, когда услышал тихий оклик «Эй!», а потом ты потерял сознание. Он, с риском для жизни, вытащил тебя из-под пылающий обломков. И очень вовремя. Через пять минут машина взорвалась.
- Думаю, сейчас мой спаситель отдыхает где-то на Сейшелах, правда?
- Ммм.. нет. Кажется, на Карибах. Но какое это имеет значение?
-Действительно, никакого. Мама, ты не могла бы оставить меня одного? Пожалуйста.
-Конечно, солнышко. Мы придём завтра. С папой и Сириусом. Ты не против?
-Нет. Приходите. Буду рад.
Дверь палаты закрылась. Я упал на подушку, уставился в потолок.
«Эмбер.. Эмбер.. прости, что не помню тебя, Эмбер»
***
Первый день свободы. Первый день, когда я могу взглянуть на своё отражение в зеркале и не найти в нём ничего отвратительного. Первый день новой жизни нового Эдварда Крэйна.