Сага Мечта
Семья / Вырастить 20 щенков или котят
Козерог
Чистюля, интроверт, созерцатель, вечное дитя, лапочка
Уборка, магия / Обаяние
* * *
Ограничения: не беру
Установленные дополнения и каталоги: 17 в 1
Баллы: считаю
Комментарии в теме запрещены
1 поколение Сага о Мечте
- Автор темы Arielle
- Дата начала
- Статус
Сага Мечта
Семья / Вырастить 20 щенков или котят
Козерог
Чистюля, интроверт, созерцатель, вечное дитя, лапочка
Уборка, магия / Обаяние
* * *
Ограничения: не беру
Установленные дополнения и каталоги: 17 в 1
Баллы: считаю
Комментарии в теме запрещены
0. Пролог
У большинства людей есть ласковые прозвища, которые они получили от родителей еще в детстве. Смешные, нелепые, но как нельзя лучше подходящие. Меня называли Картошечкой за нос соответствующей формы. Когда мама поправляла мне съехавший бант на голове в мой первый школьный день, она сказала: «не будь умницей или кем-то еще, Картошечка, будь собой», поцеловала в лоб и легонько подтолкнула навстречу неизвестности. Одноклассница, которую в метро от меня родители точно так же приводили в порядок, услышала и потом дразнила меня Картошкой. Я не обижалась: у меня ведь правда такой нос, что обижаться-то? А с одноклассницей мы в итоге стали лучшими лучшими подругами.
С тех пор, когда меня в последний раз ласково называли детским прозвищем, прошло три года. Родители были единственными, кто использовал его, но они погибли при пожаре. Однажды я решила, что настало время менять свою жизнь, а делать это, как водится, нужно с понедельника и начинать со спорта. В тот треклятый вечер я, полная решимости, натянула на себя старый спортивный костюм, оставшийся с уроков физкультуры в старшей школе, и побежала по округе, затем свернула в парк и к берегу, где долго переводила дух. К тому моменту, когда вся вымотавшаяся и взмыленная я вернулась, дом уже во всю полыхал, и вокруг него толпились испуганные соседи и пожарные. Пожарные на самом деле боялись ничуть не меньше, а может даже и больше, как-никак слишком хорошо знали, как безжалостен огонь, и именно им предстояло бороться с ним. Раз за разом они заходили внутрь горящего дома, раз за разом выбегали ни с чем. Вход в комнату, где сидели мама и папа, перекрало упавшей балкой, а выпрыгивать из окна они отказались: мама до смерти боялась высоты, и лучше бы задохнулась угарным газом или сгорела заживо, чем шагнула в пропасть, пусть даже и высотой всего в два этажа, а папа не мог бросить маму.
Жизнь у меня и правда началась новая. С понедельника, все как полагается.
Одно время я кантовалась по приютам для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. В основном это алкоголики, наркоманы, жертвы насилия, которым больше некуда податься. Урсула, моя лучшая подруга, презрительно фыркала, когда я рассказывала, с кем делю комнату и ем за одним столом, и звала к себе первым же рейсом, но она быстро смирилась, что подобное соседство меня не тревожит. Люди – они и в трудной жизненной ситуации люди.
Урсула давно уехала из нашего родного города. Мы не виделись лично уже несколько лет, но иногда мне удавалось увидеть ее по телевизору. Было бы здорово встретиться с глазу на глаз, поболтать, как в старые добрые времена, не беспокоясь, что на телефоне скоро закончатся деньги, и оператор нас насильно разъединит; но я знаю, как это будет выглядеть: сочувственный взгляд, попытка всучить деньги, найти мне жилье. Благотворительность – это хорошо и правильно, но не тогда, когда человеку это не нужно.
Еще в приюте меня не покидали переживания, что я занимаю чье-то место. Кто-то, кто действительно нуждается в крыше над головой и горячей еде, лекарствах и поддержке. Даже еле бредя от пепелища, оставшегося от родительского дома, к машине скорой, хлюпая носом и глотая соленые слезы, я не думала, что попала в трудную жизненную ситуацию. Это не то, с чем я не справилась бы.
Работники приюта очень расстроились, когда я оповестила о намерении покинуть их. Они настаивали, просили меня остаться – хотя бы до момента, когда будут готовы новые документы взамен сгоревшим, но если я что-то решила, то решила. Прямо как в тот понедельник.
С собой в путь я взяла немного одежды, которую выделили в приюте, надела спортивный костюм, все еще живой, пусть и изрядно потрепанный, и немного денег «на первое время». Я бродила по городам, подрабатывала уборщицей, посудомойкой, дворником. Ночевала, где придется: иногда могла поспать на работе, чаще – прямо на улице. Мой путь закончился, когда я дошла до Стренджтауна. Город буквально похитил мое сердце, и стало ясно, что это конечная точка.
Я осела возле древнего как мир мусороперерабатывающего завода и прилегающей к нему свалки. Подальше от домов, чтобы не шокировать их жителей. Сама-то я поселилась прямо на улице. Запашок возле завода еще тот, но справедливости ради стоит сказать, что в городе везде так пахнет, и к этому быстро привыкаешь.
Как можно было влюбиться в вонючий город где-то посреди пустыни? У Стренджтауна особая аура, люди здесь тоже особенные. Стык новых технологий по исследованию космоса с устаревшим заводом, тут же обитают военные, готовые в любой момент пустить в ход все свои ракеты, и обычные жители через дорогу, которые хотят лишь мира. Безжизненная пустыня, где бурлит жизнь. Город контрастов. Вот бы однажды Урсула приехала сюда.
С тех пор, когда меня в последний раз ласково называли детским прозвищем, прошло три года. Родители были единственными, кто использовал его, но они погибли при пожаре. Однажды я решила, что настало время менять свою жизнь, а делать это, как водится, нужно с понедельника и начинать со спорта. В тот треклятый вечер я, полная решимости, натянула на себя старый спортивный костюм, оставшийся с уроков физкультуры в старшей школе, и побежала по округе, затем свернула в парк и к берегу, где долго переводила дух. К тому моменту, когда вся вымотавшаяся и взмыленная я вернулась, дом уже во всю полыхал, и вокруг него толпились испуганные соседи и пожарные. Пожарные на самом деле боялись ничуть не меньше, а может даже и больше, как-никак слишком хорошо знали, как безжалостен огонь, и именно им предстояло бороться с ним. Раз за разом они заходили внутрь горящего дома, раз за разом выбегали ни с чем. Вход в комнату, где сидели мама и папа, перекрало упавшей балкой, а выпрыгивать из окна они отказались: мама до смерти боялась высоты, и лучше бы задохнулась угарным газом или сгорела заживо, чем шагнула в пропасть, пусть даже и высотой всего в два этажа, а папа не мог бросить маму.
Жизнь у меня и правда началась новая. С понедельника, все как полагается.
Одно время я кантовалась по приютам для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. В основном это алкоголики, наркоманы, жертвы насилия, которым больше некуда податься. Урсула, моя лучшая подруга, презрительно фыркала, когда я рассказывала, с кем делю комнату и ем за одним столом, и звала к себе первым же рейсом, но она быстро смирилась, что подобное соседство меня не тревожит. Люди – они и в трудной жизненной ситуации люди.
Урсула давно уехала из нашего родного города. Мы не виделись лично уже несколько лет, но иногда мне удавалось увидеть ее по телевизору. Было бы здорово встретиться с глазу на глаз, поболтать, как в старые добрые времена, не беспокоясь, что на телефоне скоро закончатся деньги, и оператор нас насильно разъединит; но я знаю, как это будет выглядеть: сочувственный взгляд, попытка всучить деньги, найти мне жилье. Благотворительность – это хорошо и правильно, но не тогда, когда человеку это не нужно.
Еще в приюте меня не покидали переживания, что я занимаю чье-то место. Кто-то, кто действительно нуждается в крыше над головой и горячей еде, лекарствах и поддержке. Даже еле бредя от пепелища, оставшегося от родительского дома, к машине скорой, хлюпая носом и глотая соленые слезы, я не думала, что попала в трудную жизненную ситуацию. Это не то, с чем я не справилась бы.
Работники приюта очень расстроились, когда я оповестила о намерении покинуть их. Они настаивали, просили меня остаться – хотя бы до момента, когда будут готовы новые документы взамен сгоревшим, но если я что-то решила, то решила. Прямо как в тот понедельник.
С собой в путь я взяла немного одежды, которую выделили в приюте, надела спортивный костюм, все еще живой, пусть и изрядно потрепанный, и немного денег «на первое время». Я бродила по городам, подрабатывала уборщицей, посудомойкой, дворником. Ночевала, где придется: иногда могла поспать на работе, чаще – прямо на улице. Мой путь закончился, когда я дошла до Стренджтауна. Город буквально похитил мое сердце, и стало ясно, что это конечная точка.
Я осела возле древнего как мир мусороперерабатывающего завода и прилегающей к нему свалки. Подальше от домов, чтобы не шокировать их жителей. Сама-то я поселилась прямо на улице. Запашок возле завода еще тот, но справедливости ради стоит сказать, что в городе везде так пахнет, и к этому быстро привыкаешь.
Как можно было влюбиться в вонючий город где-то посреди пустыни? У Стренджтауна особая аура, люди здесь тоже особенные. Стык новых технологий по исследованию космоса с устаревшим заводом, тут же обитают военные, готовые в любой момент пустить в ход все свои ракеты, и обычные жители через дорогу, которые хотят лишь мира. Безжизненная пустыня, где бурлит жизнь. Город контрастов. Вот бы однажды Урсула приехала сюда.
1. Чистое небо над головой
На свалке я нашла старую кровать, заляпанный краской стол, работающий на солнечных батареях холодильник. Им бы еще работать и работать, но кто-то решил иначе. Что ж, у меня тоже свое мнение.
В Стренджтауне я живу около полугода. Все немногочисленные вещи расположила под умершим деревом. Оно мне сразу приглянулось, как только увидела его. Откуда оно здесь, в царстве песка и кактусов? Как оно вообще смогло тут родиться и прожить достаточно длинную жизнь?
Мое жилище разрасталось. Люди имеют привычку выбрасывать поразительно хорошие вещи. Оно и понятно. Выбросить и забыть проще, чем найти нового хозяина или придумать, как подарить бесполезной вещице вторую жизнь. У меня появилась палатка, игрушечный жирафик, кактус в горшке и немного книг, что хранятся в ящике стола вместе с одеждой из приюта. А, например, отслужившую свое катушку от кабеля я использую как столик, на котором стоит кактус.
Порой по ночам я до сих пор вижу пылающий дом и чувствую запах гари. Обычно это бывает, когда на заводе сильнее разжигают печи, в которых уничтожают неподходящий для вторичной переработки мусор. Тогда я ворочаюсь, покрываюсь испариной, пока наконец не открою глаза и не увижу стоящего рядом жирафика. Он смотрит на меня своими черными глазами-пуговками, и страх сразу отходит. Мой милый оплот спокойствия посреди бушующей стихии.
Заснуть обычно уже не удается, тогда я выбираюсь из кровати и ложусь на землю, любуюсь звездами. Небо – одна из причин, почему мне так полюбился Стренджтаун. Оно здесь такое чистое, такое яркое, что видно каждую звездочку, несмотря на дым от труб пыхтящего и днем и ночью завода. Однажды мне посчастливилось увидеть падающую звезду. Говорят, нужно загадывать желание, но я не стала этого делать. У меня и так есть все, чего еще желать? А если чего-то и нет, то значит оно мне и не нужно.
Если развести костер, то можно даже почитать. Света от огня и звезд хватает, чтобы различать буквы. Подцепить новую книгу удается не так часто, как хотелось бы, но если удача на моей стороне, то созерцание неба разбавляется путешествием по вымышленным историям. А иногда и очень даже реальным, если книга не художественная. Я все люблю читать, из всего найду, что почерпнуть.
Днем небо тоже сказочное. В нем видно два солнца. Вернее, Солнце на самом деле одно – то самое, вокруг которого вращается наша планета, а второе – это Сириус, центральная звезда Большого Пса, видимый из Стренджтауна вот таким огромным. Особенности расположения города. Отчасти поэтому здесь настолько жарко.
Как Стренджтауну удается совмещать в себе столько всего, захватывающего дух, загадка. Этот город полон загадок. Мне нравится воображать, что это от того, что здесь совершенно особенное место. Например, инопланетная база, которую защищают военные. Поэтому они такие мнительные и готовы в любую минуту рвануть в бой: не от желания устроить кровопролитие, а чтобы защитить чужую цивилизацию, ко встрече с которой люди пока что не готовы. Может, их родная планета взорвалась, и местные военные любезно предложили им приют, как мне когда-то.
Мама поддержала бы мои идеи, дополнила своими и вместе мы смогли бы напридумывать такое. Папа усмехнулся бы, но без злобы, и назвал нас фантазерками. Он не верил в сказки, но всегда уважительно относился к нашим с мамой взглядам на мир. Может быть, даже поэтому серьезный папа когда-то и полюбил мечтательную маму и всегда радовался, что я похожа больше на нее, чем на него, если не считать нос картошкой.
Жаль, конечно, что родителей больше нет. Но я и так счастлива. У меня есть чистое небо над головой, спасибо и на этом.
В Стренджтауне я живу около полугода. Все немногочисленные вещи расположила под умершим деревом. Оно мне сразу приглянулось, как только увидела его. Откуда оно здесь, в царстве песка и кактусов? Как оно вообще смогло тут родиться и прожить достаточно длинную жизнь?
Мое жилище разрасталось. Люди имеют привычку выбрасывать поразительно хорошие вещи. Оно и понятно. Выбросить и забыть проще, чем найти нового хозяина или придумать, как подарить бесполезной вещице вторую жизнь. У меня появилась палатка, игрушечный жирафик, кактус в горшке и немного книг, что хранятся в ящике стола вместе с одеждой из приюта. А, например, отслужившую свое катушку от кабеля я использую как столик, на котором стоит кактус.
Порой по ночам я до сих пор вижу пылающий дом и чувствую запах гари. Обычно это бывает, когда на заводе сильнее разжигают печи, в которых уничтожают неподходящий для вторичной переработки мусор. Тогда я ворочаюсь, покрываюсь испариной, пока наконец не открою глаза и не увижу стоящего рядом жирафика. Он смотрит на меня своими черными глазами-пуговками, и страх сразу отходит. Мой милый оплот спокойствия посреди бушующей стихии.
Заснуть обычно уже не удается, тогда я выбираюсь из кровати и ложусь на землю, любуюсь звездами. Небо – одна из причин, почему мне так полюбился Стренджтаун. Оно здесь такое чистое, такое яркое, что видно каждую звездочку, несмотря на дым от труб пыхтящего и днем и ночью завода. Однажды мне посчастливилось увидеть падающую звезду. Говорят, нужно загадывать желание, но я не стала этого делать. У меня и так есть все, чего еще желать? А если чего-то и нет, то значит оно мне и не нужно.
Если развести костер, то можно даже почитать. Света от огня и звезд хватает, чтобы различать буквы. Подцепить новую книгу удается не так часто, как хотелось бы, но если удача на моей стороне, то созерцание неба разбавляется путешествием по вымышленным историям. А иногда и очень даже реальным, если книга не художественная. Я все люблю читать, из всего найду, что почерпнуть.
Днем небо тоже сказочное. В нем видно два солнца. Вернее, Солнце на самом деле одно – то самое, вокруг которого вращается наша планета, а второе – это Сириус, центральная звезда Большого Пса, видимый из Стренджтауна вот таким огромным. Особенности расположения города. Отчасти поэтому здесь настолько жарко.
Как Стренджтауну удается совмещать в себе столько всего, захватывающего дух, загадка. Этот город полон загадок. Мне нравится воображать, что это от того, что здесь совершенно особенное место. Например, инопланетная база, которую защищают военные. Поэтому они такие мнительные и готовы в любую минуту рвануть в бой: не от желания устроить кровопролитие, а чтобы защитить чужую цивилизацию, ко встрече с которой люди пока что не готовы. Может, их родная планета взорвалась, и местные военные любезно предложили им приют, как мне когда-то.
Мама поддержала бы мои идеи, дополнила своими и вместе мы смогли бы напридумывать такое. Папа усмехнулся бы, но без злобы, и назвал нас фантазерками. Он не верил в сказки, но всегда уважительно относился к нашим с мамой взглядам на мир. Может быть, даже поэтому серьезный папа когда-то и полюбил мечтательную маму и всегда радовался, что я похожа больше на нее, чем на него, если не считать нос картошкой.
Жаль, конечно, что родителей больше нет. Но я и так счастлива. У меня есть чистое небо над головой, спасибо и на этом.
Немного приземленного, или как Сага удовлетворяет потребности в естественной нужде и гигиене.
Подаренный компьютер пока что лежит в багаже.
Подаренный компьютер пока что лежит в багаже.
Династия:
+0,5 (за мечтательницу)
Итого: 0,5
+0,5 (за мечтательницу)
Итого: 0,5
2. Зеленокожие
Одна из главных загадок Стренджтауна – зеленокожесть. Некоторые дети почему-то рождаются зелеными. Никто не может дать ответ, почему это происходит и почему только в этом городе. Ходят слухи, что зеленокожесть связана с совместными делами военных и ученых. Часть людей бьет тревогу, называя зеленокожесть болезнью и требуя от верхушки города что-то предпринять и остановить заражение. Другие отмахиваются и говорят, что все это чепуха, а паникующих клеймят ксенофобами. Но по большей части все свыклись и живут бесконфликтно. Первым зеленокожим сейчас лет по семнадцать. Если не брать во внимание Льва.
Мистер Смит, он же Букет Левкоев, он же сокращенно Лев – первый зеленокожий в Стренджтауне. Я несколько раз читала в газетах о том, что он пришел в город много лет назад, имея самый обычный цвет кожи, пока однажды за ночь не позеленел. Никаких комментариев ни от самого Льва, ни от его жены не последовало. Представляю, какая шумиха была в то время.
Внешность у него правда необычная. Как-то раз я гуляла поздно вечером по окрестностям и увидела Льва. Меня так сильно поразили его абсолютно черные, словно бездонные, глаза, что я побрела следом за ним, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Он был всецело поглощен мыслями и напевал себе что-то под нос про помолвку сына, не замечая хвоста.
Следуя по пятам за Смитом, я воображала, что он пришелец, который в один день потерял возможность использовать маскировку. Все зеленокожие дети рождены от таких же иноплянетян, которые все еще могут сохранять на себе привычный для землян вид. Моя славная теория про добрых и заботливых военных отлично ложится на подобное объяснение.
Я не сразу поняла, что голос, звучащих на заднем фоне, обращается ко мне. Не привыкла, что на меня обращают внимание. Проводив взглядом удаляющегося Смита, я завертела головой в поисках говорящего.
– Простите, что вы сказали?
– Пятьсот симолеонов.
– Что «пятьсот симолеонов»?
Парень, спрятанный за огромным окном в маленькой будке словно рыбка в аквариуме, устало вздохнул и ткнул пальцем куда-то в сторону, но я не успела сообразить, куда именно, и, вздохнув еще раз, но уже скорее раздраженно, он процедил сквозь зубы:
– Стоимость входного билета.
У меня не было пятисот симолеонов. Даже будь у меня такая сумма, отдавать ее неизвестно кому за вход неизвестно куда, лишь бы войти на ту же территорию, на которой можно продолжить глазеть на Льва, даже мне кажется глупым.
Поняв, что денег не видать, подросток замахал руками, требуя, чтобы я ушла, что я и сделала. Оказавшись за воротами, бросила еще один взгляд на не поддавшуюся крепость. Понятия не имею, что это за место. Живу тут уже столько времени, а так до сих пор не выяснила, что меня окружает, хотя городок маленький. Но явно что-то помпезное.
Когда я уже уходила, мне на глаза попался мальчишка. Сам себя он, конечно, назвал бы взрослым парнем, а то и мужчиной, но ему всего лет шестнадцать на вид, а то и меньше, и такой худой, что удивляешься, как его ветром не уносит. Знаю его. Не лично, само собой, только слышала, в основном из газет. Это Рип Грант, средний сын генерала, который ни в какую не хочет идти по стопам отца. Частенько мальчишка сбегал из дома, пару раз воровал в магазинах всякую мелочовку, отчего и попадал на первую полосу газет.
Рип кивнул парню за аквариумным стеклом и спокойно прошел туда, куда меня не пустили.
А на следующее утро, когда меня опять потянуло подсмотреть, что творится за закрытыми дверями запретного для людей вроде меня мира, я увидела Танка – старшего брата Рипа. Он несся ко входу в крепость, громко ругаясь на Рипа и обещая «натянуть ему жопу», а вот на что именно я, к счастью, не расслышала. Не прошло и минуты, как припарковался автомобиль, из которого вышел сам генерал. Он был спокоен и сдержан, а рядом с ним был какой-то мужчина.
Я остановилась на отдалении в ожидании, что же будет дальше. Танк вышел, таща за собой Рипа, еле перебирающего ногами. Старший точно треснул его пару – возможно, пару десятков – раз. Все вчетвером они загрузились в машину и уехали, оставив только облачко пыли, поднявшейся от колес и быстро растворившейся в воздухе.
Вот бы узнать, что это за место такое.
Мистер Смит, он же Букет Левкоев, он же сокращенно Лев – первый зеленокожий в Стренджтауне. Я несколько раз читала в газетах о том, что он пришел в город много лет назад, имея самый обычный цвет кожи, пока однажды за ночь не позеленел. Никаких комментариев ни от самого Льва, ни от его жены не последовало. Представляю, какая шумиха была в то время.
Внешность у него правда необычная. Как-то раз я гуляла поздно вечером по окрестностям и увидела Льва. Меня так сильно поразили его абсолютно черные, словно бездонные, глаза, что я побрела следом за ним, не отдавая себе отчета в том, что делаю. Он был всецело поглощен мыслями и напевал себе что-то под нос про помолвку сына, не замечая хвоста.
Следуя по пятам за Смитом, я воображала, что он пришелец, который в один день потерял возможность использовать маскировку. Все зеленокожие дети рождены от таких же иноплянетян, которые все еще могут сохранять на себе привычный для землян вид. Моя славная теория про добрых и заботливых военных отлично ложится на подобное объяснение.
Я не сразу поняла, что голос, звучащих на заднем фоне, обращается ко мне. Не привыкла, что на меня обращают внимание. Проводив взглядом удаляющегося Смита, я завертела головой в поисках говорящего.
– Простите, что вы сказали?
– Пятьсот симолеонов.
– Что «пятьсот симолеонов»?
Парень, спрятанный за огромным окном в маленькой будке словно рыбка в аквариуме, устало вздохнул и ткнул пальцем куда-то в сторону, но я не успела сообразить, куда именно, и, вздохнув еще раз, но уже скорее раздраженно, он процедил сквозь зубы:
– Стоимость входного билета.
У меня не было пятисот симолеонов. Даже будь у меня такая сумма, отдавать ее неизвестно кому за вход неизвестно куда, лишь бы войти на ту же территорию, на которой можно продолжить глазеть на Льва, даже мне кажется глупым.
Поняв, что денег не видать, подросток замахал руками, требуя, чтобы я ушла, что я и сделала. Оказавшись за воротами, бросила еще один взгляд на не поддавшуюся крепость. Понятия не имею, что это за место. Живу тут уже столько времени, а так до сих пор не выяснила, что меня окружает, хотя городок маленький. Но явно что-то помпезное.
Когда я уже уходила, мне на глаза попался мальчишка. Сам себя он, конечно, назвал бы взрослым парнем, а то и мужчиной, но ему всего лет шестнадцать на вид, а то и меньше, и такой худой, что удивляешься, как его ветром не уносит. Знаю его. Не лично, само собой, только слышала, в основном из газет. Это Рип Грант, средний сын генерала, который ни в какую не хочет идти по стопам отца. Частенько мальчишка сбегал из дома, пару раз воровал в магазинах всякую мелочовку, отчего и попадал на первую полосу газет.
Рип кивнул парню за аквариумным стеклом и спокойно прошел туда, куда меня не пустили.
А на следующее утро, когда меня опять потянуло подсмотреть, что творится за закрытыми дверями запретного для людей вроде меня мира, я увидела Танка – старшего брата Рипа. Он несся ко входу в крепость, громко ругаясь на Рипа и обещая «натянуть ему жопу», а вот на что именно я, к счастью, не расслышала. Не прошло и минуты, как припарковался автомобиль, из которого вышел сам генерал. Он был спокоен и сдержан, а рядом с ним был какой-то мужчина.
Я остановилась на отдалении в ожидании, что же будет дальше. Танк вышел, таща за собой Рипа, еле перебирающего ногами. Старший точно треснул его пару – возможно, пару десятков – раз. Все вчетвером они загрузились в машину и уехали, оставив только облачко пыли, поднявшейся от колес и быстро растворившейся в воздухе.
Вот бы узнать, что это за место такое.
3. Яма
Неподалеку от свалки есть бездонная яма. Если набраться смелости и подойти к краю, чтобы заглянуть вниз, то сложится впечатление, что смотришь в пустоту, так там все черным-черно. А бросив в яму камень, не слышно, как он падает на дно. Время от времени в газетах мелькают статьи с призывом заставить власти города что-то сделать. Пишут теории, одна безумнее другой, большинство которых сводится к проделкам военных и ученых. Чего еще ожидать от городка, где главенствует армия и наука? Как бы то ни было на самом деле, к яме никто не лезет. Я тоже была у нее лишь раз, случайно забредя, когда возвращалась со свалки к своему родному дереву и заблудилась. Больше ходить туда не хотелось. Неприятное место, от него дрожь по телу.
К слову, в тот день у ямы я была не одна. Еще идя по неизвестной местности в поисках знакомого пейзажа, мне на глаза попалась бегущая женщина. Судя по костюму, она ученая, но бежала так быстро, что от удивления я застыла и разинула рот. В моем представлении ученые – это такие ребята, которые день и ночь сидят в лабораториях и никак не могут устраивать спринтерские забеги, выдавая олимпийские результаты. Что же, наука мне на будущее – никогда не строить предположения о людях, не зная их, и не поддаваться стереотипам. Женщина скрылась из вида, а я поняла, что стою буквально в паре шагов от пропасти.
Стренджтаун, на самом деле, не самое простое место, когда речь идет о жизни на улице, вопреки круглогодичному теплу. В первую очередь это пустыня, где нет водоемов, чтобы набрать воды для питья, в местной почве не вырастишь овощи. С работой пока не клеится, я живу на запасы денег.
Мне помогает добрая женщина, работающая на заправке в паре километров от свалки. Она разрешает набирать воду в раковине, стирать там вещи. Продает мне продукты со скидкой, как для «своих». Приятно ощущать себя своей для кого-то.
На заправке продают лучший в городе хлеб. Звучит абсурдно, но это правда, из него получаются такие вкусные бутерброды, что я бы их ела и ела.
Готовя, мне нравится мурлыкать песни себе под нос. Жирафик наблюдает глазками-пуговками, как я отрезаю хлеб и смазываю его маслом, слушает мое нелепое пение, не осуждает, что я совсем-совсем не попадаю в ноты. Урсула любила смеяться над тем, как я пою, и всегда говорила, что медведь на моих ушах не просто потоптался, а как минимум сплясал лезгинку. Всякий раз, как представляю себя танцующего медведя (а это случается всегда, когда я пою, потому что всегда вспоминаю про Урсулу), мне становится так смешно, что до слез в глазах и надорванного живота.
Иногда в Стренджтауне случаются дожди. Редко, каждый раз неожиданно для всех, в первую очередь для синоптиков. Специально для таких случаев у меня стоит пустое ведро, чтобы набирать дождевую воду.
Главная особенность местных дождей в том, что они непременно сопровождаются грозами. Небо разрывает на части мерцающими молниями, уши закладывает от грохота грома. Когда начинает бушевать стихия, люди прячутся по домам. А я с детства привыкла радоваться дождю и при первых каплях с неба выбегать на улицу, шлепать голыми ногами по лужам. Однажды, когда в Стренджтауне начался дождь, я встретила маленькую собачку, которая валялась в грязи и радостно терлась о влажную землю то одним боком, то другим. Я подошла к собачке и погладила ее, она не испугалась, а потом так ярко сверкнула молния, что мне на секунду показалось, будто я лишилась зрения. Через секунду раздался гром и собачий лай. Они слились воедино, продолжали звенеть в ушах еще очень и очень долго. Я сорвалась с места и помчалась за собакой быстрее, чем успела сообразить, что делаю. Мертвое дерево, которое я считала своим домом, горело от попавшей в него молнии.
Я не успела испугаться. Точно знала, что мне нужно бежать, чтобы спасти животное. До огня собака добежала раньше меня, скакала вокруг дерева, лаяла, пока случайно не перевернула ведро. Вода из него плюс дождь сделали свое дело и затушили пожар, а испуганная собака побежала вновь, только уже в другую сторону – к яме. Я бы не догнала ее, будь на улице чисто, но почва в окрестностях ямы глинистая, при дожде всегда превращается в скользкую мешанину. Я поскользнулась, упала и проехала на коленках добрых пять метров. В последнюю секунду схватила собаку, не понимающую, что перед ней пропасть, и прижала к себе. Я сама не свалилась вниз только чудом, но это меня совершенно не тревожило: главное, что животное спасено.
Очень скоро собака вырвалась из моих рук, но шла уже спокойно, все время останавливаясь и оглядываясь. Сопроводив меня до дома, она убежала, а я уселась на мокрую землю, оперлась спиной о дерево и устало закрыла глаза. Вся с ног до головы грязная, с дырками на коленках. Ну и безумный денек.
Зато я разгадала загадку, как однажды умерло это дерево – ну точно в него уже однажды попадала молния, – и спасла собаку от полета в бездну. А дырки на спортивном костюме можно и зашить.
К слову, в тот день у ямы я была не одна. Еще идя по неизвестной местности в поисках знакомого пейзажа, мне на глаза попалась бегущая женщина. Судя по костюму, она ученая, но бежала так быстро, что от удивления я застыла и разинула рот. В моем представлении ученые – это такие ребята, которые день и ночь сидят в лабораториях и никак не могут устраивать спринтерские забеги, выдавая олимпийские результаты. Что же, наука мне на будущее – никогда не строить предположения о людях, не зная их, и не поддаваться стереотипам. Женщина скрылась из вида, а я поняла, что стою буквально в паре шагов от пропасти.
Стренджтаун, на самом деле, не самое простое место, когда речь идет о жизни на улице, вопреки круглогодичному теплу. В первую очередь это пустыня, где нет водоемов, чтобы набрать воды для питья, в местной почве не вырастишь овощи. С работой пока не клеится, я живу на запасы денег.
Мне помогает добрая женщина, работающая на заправке в паре километров от свалки. Она разрешает набирать воду в раковине, стирать там вещи. Продает мне продукты со скидкой, как для «своих». Приятно ощущать себя своей для кого-то.
На заправке продают лучший в городе хлеб. Звучит абсурдно, но это правда, из него получаются такие вкусные бутерброды, что я бы их ела и ела.
Готовя, мне нравится мурлыкать песни себе под нос. Жирафик наблюдает глазками-пуговками, как я отрезаю хлеб и смазываю его маслом, слушает мое нелепое пение, не осуждает, что я совсем-совсем не попадаю в ноты. Урсула любила смеяться над тем, как я пою, и всегда говорила, что медведь на моих ушах не просто потоптался, а как минимум сплясал лезгинку. Всякий раз, как представляю себя танцующего медведя (а это случается всегда, когда я пою, потому что всегда вспоминаю про Урсулу), мне становится так смешно, что до слез в глазах и надорванного живота.
Иногда в Стренджтауне случаются дожди. Редко, каждый раз неожиданно для всех, в первую очередь для синоптиков. Специально для таких случаев у меня стоит пустое ведро, чтобы набирать дождевую воду.
Главная особенность местных дождей в том, что они непременно сопровождаются грозами. Небо разрывает на части мерцающими молниями, уши закладывает от грохота грома. Когда начинает бушевать стихия, люди прячутся по домам. А я с детства привыкла радоваться дождю и при первых каплях с неба выбегать на улицу, шлепать голыми ногами по лужам. Однажды, когда в Стренджтауне начался дождь, я встретила маленькую собачку, которая валялась в грязи и радостно терлась о влажную землю то одним боком, то другим. Я подошла к собачке и погладила ее, она не испугалась, а потом так ярко сверкнула молния, что мне на секунду показалось, будто я лишилась зрения. Через секунду раздался гром и собачий лай. Они слились воедино, продолжали звенеть в ушах еще очень и очень долго. Я сорвалась с места и помчалась за собакой быстрее, чем успела сообразить, что делаю. Мертвое дерево, которое я считала своим домом, горело от попавшей в него молнии.
Я не успела испугаться. Точно знала, что мне нужно бежать, чтобы спасти животное. До огня собака добежала раньше меня, скакала вокруг дерева, лаяла, пока случайно не перевернула ведро. Вода из него плюс дождь сделали свое дело и затушили пожар, а испуганная собака побежала вновь, только уже в другую сторону – к яме. Я бы не догнала ее, будь на улице чисто, но почва в окрестностях ямы глинистая, при дожде всегда превращается в скользкую мешанину. Я поскользнулась, упала и проехала на коленках добрых пять метров. В последнюю секунду схватила собаку, не понимающую, что перед ней пропасть, и прижала к себе. Я сама не свалилась вниз только чудом, но это меня совершенно не тревожило: главное, что животное спасено.
Очень скоро собака вырвалась из моих рук, но шла уже спокойно, все время останавливаясь и оглядываясь. Сопроводив меня до дома, она убежала, а я уселась на мокрую землю, оперлась спиной о дерево и устало закрыла глаза. Вся с ног до головы грязная, с дырками на коленках. Ну и безумный денек.
Зато я разгадала загадку, как однажды умерло это дерево – ну точно в него уже однажды попадала молния, – и спасла собаку от полета в бездну. А дырки на спортивном костюме можно и зашить.
После того, как сбежала собака, случился второй пожар аналогичным образом. После него и пришел добрый доктор.
Было: 0,5
Штрафы:
-1 (визит психиатра)
Штрафы:
-1 (визит психиатра)
4. Боксерская перчатка на конце луча
Впервые в жизни узнала, что такое солнечный удар. Услышав в глубоком детстве это словосочетание я представила, как один из лучиков солнца вытягивается еще сильнее, на его конце появляется боксерская перчатка и бьет со всей силы по макушке, отправляя человека в нокаут. Меня никогда не били по голове кулаком, только несколько раз учебником в школе, но мне почему-то кажется, что моя детская фантазия по ощущениям ушла недалеко от истины.
В бреду от перегрева я сначала долго плутала, пытаясь найти дорогу до дома, возвращаясь с прогулки из города, и случайно свернула пару раз не туда, выйдя к яме. Возле края стоял зеленокожий парень и заглядывал в бездну. Я попыталась крикнуть ему, чтобы он был аккуратнее, и лишь уже проваливаясь в бессознательное состояние подумала, что парень мог оказаться галлюцинацией. Говорят, люди от жары и не такое видят.
Я очнулась только к моменту, когда уже стемнело. Надо мной стоял мужчина в белом халате и очках, внимательно разглядывал меня и, поняв, что я пришла в себя, потянул ко мне руки. Машинально отскочив от незнакомца, я завертела головой, силясь осознать, где нахожусь. Дома. Вот оно, дважды мертвое дерево, жирафик, кактус.
Мужчина сделал шаг назад и заговорил.
– Как чувствуете себя?
– Нормально. А что?.. – «случилось». Что случилось? На тот момент я еще не понимала, что упала в обморок – я же никогда раньше этого не делала и не представляла, что это такое.
– Лихорадка. Слишком долго были на солнце, да? – он кивнул в сторону моего жилища. – Перегрелись, заработали солнечный удар, потеряли сознание. Какое-то время бредили. Ничего страшного. Главное не забывайте проводить побольше времени в помещении… или хотя бы в тени.
Только после этого мужчина представился – Ласло Кьюриос. Я тоже назвала свое имя, сердечно поблагодарила за помощь и извинилась, что так резко отреагировала на попытку прикоснуться. Если честно, мне не нравится, когда меня трогают, особенно незнакомцы. Мне необходимо время, чтобы сократить дистанцию, а до того стараюсь наблюдать со стороны.
Я не сразу сообразила спросить, как он меня нашел, и задала вопрос уже в тот момент, когда Ласло направился уверенным шагом от моего дома. «Джонни принес вас сюда и позвонил мне, чтобы я приехал», – сказал Кьюриос, кивнул на прощание и в этот раз удалился с концами.
Наверное, Джонни – это тот парень, что стоял на краю бездны. Интересно, что он там делал? Увидеться бы с ним, поблагодарить за помощь. Кто знает, сколько еще я пролежала бы вот так, получая по голове удар за ударом боксерской перчаткой на конце яркого теплого лучика.
Возможность поговорить выпала спустя несколько дней. Я шла к свалке и увидела зеленую фигуру, сидящую на огромной куче старых вещей. Приглядевшись, стало ясно, что это та самая галлюцинация, только совершенно точно реальная.
– Привет, – крикнула я, подойдя как можно ближе к куче и размышляя, с какой стороны начать взбираться на нее.
– Привет, – он даже не посмотрел в мою сторону. Его взгляд был устремлен на завод.
– Тебя ведь зовут Джонни? – я изо всех сил старалась лезть на кучу, но после пары шагов скатывалась обратно. – Тот врач, Ласло Кьюриос, сказал, что ты отнес меня домой и позвонил ему. Спасибо тебе. Кстати, я Сага.
– Домой? – наконец-то Джонни оторвал глаза от завода и удивленно уставился на меня. – Ты в самом деле там живешь?
Мне удалось подняться немного выше, чем до этого, и я уже было обрадовалась, что вершина не так уж непреодолима, как казалась сначала, но правая нога вдруг соскочила, и я шмякнулась на землю. Понадобилось секунд пятнадцать, чтобы перевести дух, отдышаться и ответить.
– Ну да.
– Ты прикалываешься!
Он ловко спрыгнул вниз и встал напротив меня. О, вот это отлично, теперь мне не надо пытаться постичь умение горных коз.
– Я серьезно. Дважды мертвое дерево – мой дом.
– Дважды… чего? Что за фигню ты несешь?
Джонни смотрел на меня недоверчиво.
– Видел дерево? Оно мертвое. А недавно в него ударила молния, и оно загорелось, поэтому дважды мертвое.
Я ждала какой-нибудь реакции. У меня всегда не очень хорошо получалось находить общий язык с людьми. Кроме Урсулы, с ней мы быстро подружились.
Вдруг Джонни засмеялся в голос.
– А ты прикольная! – выдавил он сквозь хохот, и я засмеялась вместе с ним.
Давно меня не называли прикольной. Может, мы даже подружимся?
– Сорри, мне пора уходить, но я еще зайду.
Он отошел на несколько метров, резко остановился, развернулся и крикнул.
– Как, говоришь, тебя зовут?
– Сага, – крикнула я в ответ.
– Еще увидимся, Сага. Постарайся не падать больше в обморок!
Джонни помахал рукой и ушел, больше не оглядываясь.
В бреду от перегрева я сначала долго плутала, пытаясь найти дорогу до дома, возвращаясь с прогулки из города, и случайно свернула пару раз не туда, выйдя к яме. Возле края стоял зеленокожий парень и заглядывал в бездну. Я попыталась крикнуть ему, чтобы он был аккуратнее, и лишь уже проваливаясь в бессознательное состояние подумала, что парень мог оказаться галлюцинацией. Говорят, люди от жары и не такое видят.
Я очнулась только к моменту, когда уже стемнело. Надо мной стоял мужчина в белом халате и очках, внимательно разглядывал меня и, поняв, что я пришла в себя, потянул ко мне руки. Машинально отскочив от незнакомца, я завертела головой, силясь осознать, где нахожусь. Дома. Вот оно, дважды мертвое дерево, жирафик, кактус.
Мужчина сделал шаг назад и заговорил.
– Как чувствуете себя?
– Нормально. А что?.. – «случилось». Что случилось? На тот момент я еще не понимала, что упала в обморок – я же никогда раньше этого не делала и не представляла, что это такое.
– Лихорадка. Слишком долго были на солнце, да? – он кивнул в сторону моего жилища. – Перегрелись, заработали солнечный удар, потеряли сознание. Какое-то время бредили. Ничего страшного. Главное не забывайте проводить побольше времени в помещении… или хотя бы в тени.
Только после этого мужчина представился – Ласло Кьюриос. Я тоже назвала свое имя, сердечно поблагодарила за помощь и извинилась, что так резко отреагировала на попытку прикоснуться. Если честно, мне не нравится, когда меня трогают, особенно незнакомцы. Мне необходимо время, чтобы сократить дистанцию, а до того стараюсь наблюдать со стороны.
Я не сразу сообразила спросить, как он меня нашел, и задала вопрос уже в тот момент, когда Ласло направился уверенным шагом от моего дома. «Джонни принес вас сюда и позвонил мне, чтобы я приехал», – сказал Кьюриос, кивнул на прощание и в этот раз удалился с концами.
* * *
Наверное, Джонни – это тот парень, что стоял на краю бездны. Интересно, что он там делал? Увидеться бы с ним, поблагодарить за помощь. Кто знает, сколько еще я пролежала бы вот так, получая по голове удар за ударом боксерской перчаткой на конце яркого теплого лучика.
Возможность поговорить выпала спустя несколько дней. Я шла к свалке и увидела зеленую фигуру, сидящую на огромной куче старых вещей. Приглядевшись, стало ясно, что это та самая галлюцинация, только совершенно точно реальная.
– Привет, – крикнула я, подойдя как можно ближе к куче и размышляя, с какой стороны начать взбираться на нее.
– Привет, – он даже не посмотрел в мою сторону. Его взгляд был устремлен на завод.
– Тебя ведь зовут Джонни? – я изо всех сил старалась лезть на кучу, но после пары шагов скатывалась обратно. – Тот врач, Ласло Кьюриос, сказал, что ты отнес меня домой и позвонил ему. Спасибо тебе. Кстати, я Сага.
– Домой? – наконец-то Джонни оторвал глаза от завода и удивленно уставился на меня. – Ты в самом деле там живешь?
Мне удалось подняться немного выше, чем до этого, и я уже было обрадовалась, что вершина не так уж непреодолима, как казалась сначала, но правая нога вдруг соскочила, и я шмякнулась на землю. Понадобилось секунд пятнадцать, чтобы перевести дух, отдышаться и ответить.
– Ну да.
– Ты прикалываешься!
Он ловко спрыгнул вниз и встал напротив меня. О, вот это отлично, теперь мне не надо пытаться постичь умение горных коз.
– Я серьезно. Дважды мертвое дерево – мой дом.
– Дважды… чего? Что за фигню ты несешь?
Джонни смотрел на меня недоверчиво.
– Видел дерево? Оно мертвое. А недавно в него ударила молния, и оно загорелось, поэтому дважды мертвое.
Я ждала какой-нибудь реакции. У меня всегда не очень хорошо получалось находить общий язык с людьми. Кроме Урсулы, с ней мы быстро подружились.
Вдруг Джонни засмеялся в голос.
– А ты прикольная! – выдавил он сквозь хохот, и я засмеялась вместе с ним.
Давно меня не называли прикольной. Может, мы даже подружимся?
– Сорри, мне пора уходить, но я еще зайду.
Он отошел на несколько метров, резко остановился, развернулся и крикнул.
– Как, говоришь, тебя зовут?
– Сага, – крикнула я в ответ.
– Еще увидимся, Сага. Постарайся не падать больше в обморок!
Джонни помахал рукой и ушел, больше не оглядываясь.
- Статус