Учителя часто ругали меня за безответственное отношение к учебе. Но дело в том, что после школы я часто посещал уроки детского пения и все свои силы тратил на дело, которое по-настоящему нравится. Первое время Ларри спрашивал, как дела, получается ли, а я честно говорил, что хочется получить пятёрку по обычным предметам, но вместо этого получал пять только за пение.
Ларри говорил, что нужно стараться и там, и там. Взрослые просили невозможное, да и сами были не во всём идеальны. Ларри прекрасно выполнял свою работу, но был очень слаб в стремлении заменить мне отца, слаб в помощи для мамы. У мамы же было таро, в котором она прекрасно ориентировалась, фантазии и любовь к сказочным мирам, но абсолютное неумение воспитывать и любить детей. Так с чего дети должны уметь всё и сразу?
Да, я мечтал о пятёрке в школе, но у меня не хватало сил делать хорошо и уроки, и пение. Разве недостаточно того, что учителя хвалили за выполненное домашнее задание по математике? А ведь математика давалась мне с огромным трудом!
Можно тогда я лучше просто помечтаю, хотелось сказать мне?
К тому же приближался мой день рождения и казалось, что роды не так ужасно сказались на матери. Казалось, что она привыкла к вечно орущему комочку в пелёнках и к тому, что детский плачь легко заглушался внезапными репетициями по вокалу.
Тогда я пообещал себе, что очень постараюсь получать пять не только по урокам своей мечты, но и по школьным предметам. Я видел, что мама и Ларри очень старались быть хорошими родителями. Ларри начал читать мне на ночь книжки по созданию роботов,
стал называть меня «сынок», укладывая спать.
А мама в очередной раз кормила ребёнка, чувствуя себя максимально вымотанной, но не впадающей в очередное отрицание. Так почему бы и мне не проявить очередное усилие?
Миссис Хоуп Карпентер приглашала к себе домой, чтобы отметить мои успехи в вокале и заодно поздравить с Днём Рождения. Должен признать, что она — моя лучшая учительница пения, которая несколько лет внушала колоссальную уверенность в себе. Какой же из меня певец, если я боюсь сцены и не умею ровно держать осанку? Миссис Карпентер научила меня верить в себя даже с тройками в дневнике. Когда я рассказал маме, что нас пригласила к себе такая учительница, она захотела преобразиться, покрасить волосы, подобрать одежду, по-иному на себя взглянуть.
Тогда я еще не знал, что с той минуты мама просто перечеркнула всё, что у неё есть. Себя настоящую. Ту, что нужно простить. И за радостью наивного ребёнка я своим желанием поскорее представить маме любимую учительницу не заметил в подобных жестах никакого подвоха. А он был.
Мама изменила себя внешне, но так и не изменила внутри. Я много раз предлагал ей приготовить что-нибудь вместо бутербродов, много раз говорил, что она умеет варить суп, макароны или кашу… А ей проще настроиться на поход к миссис Карпентер, перекусывая очередных жареным хлебом с сыром и не вникать в готовку.
Тут сказалось и влияние Ларри. Вечно он обещал, что однажды мы заживём так, что будем питаться только в дорогих ресторанах, а о готовке можно будет вообще забыть.
Честно говоря, я рвался в гости к своей учительнице еще и потому, что хотел просто съесть что-нибудь новенькое. Она обещала, что на её столе обязательно будет кувшин свежевыжатого гранатового сока, а железо, с её слов, лучше употреблять в натуральном виде. Забавно и грустно, ведь миссис Карпентер чаще помнила про мою анемию, чем кто-либо ещё, передавала из дома брокколи, тушеную говядину, яблоки или таблетки с железом. Если бы не её помощь, то, скорее всего, и этого дневника никогда бы не было.
Ларри Куперу было непросто. Нагрузки на работе сделали его очень замкнутым и отстранённым. А тут еще вечный крик моей сестрёнки, замолкающий на какие-нибудь пару часов… Сказывался и недосып. Однако, он пообещал миссис Карпентер, что обязательно придёт на праздничный ужин.
В ту ночь он вернулся домой в четвёртом часу утра, но я всё равно не мог уснуть и вышел посмотреть, в чем дело.
— Много работы? — спросил я, выглядывая в прихожую.
— Да вот… хотелось навестить мать. — Виноватый тон, сутулая спина, печаль в глазах. Признаки, говорящие о каком-то глубоком секрете. — Ну, и в тишине немного побыть.
— Ого! А почему ты не взял меня с собой?
— А ты не испугаешься? — загадочно щурился Ларри.
Я покачал головой. Нет, не испугаюсь.
— Да ла-адно! В детстве я, например, очень боялся кладбищ.
— У тебя умерла мама, да?..
— О-о, это было очень давно, сынок. Я не был на её могиле много лет.
Иногда кажется, что она до сих пор присматривает за мной.
— Она? То есть призрак? Ух ты!
— Я не думаю, что существуют призраки, Джонни. Но временами не можешь отделаться от чувства, как нечто такое идёт за тобою по пятам. Что тот, кто когда-либо умирал, на самом деле находится где-то рядом.
— О, я читал про закон сохранения энергии, что её нельзя создать или уничтожить, что одна и та же энергия просто переходит из одного состояния в другое! Как твоя мама, да?..
Ларри привычным жестом ласково потрепал меня по волосам.
— Ты мне скажи, с чего это у тебя плохие отметки, если ты столько знаешь?
— Я не знаю. То есть… миссис Карпентер говорит, что я «способен на большее», но у меня не хватает энергии.
— У меня тоже, сынок. Кажется, нам и правда нужно немного отвлечься. Твоя учительница сказала, что будет рада меня видеть. — С этими словами Ларри грустно улыбнулся и наклонился, чтобы меня обнять. Его длинные и всегда идеально расчесанные волосы вкусно пахли шампунем и щекотали мне лицо. — С этой работой я и забыл, какой ты стал большой. С Днём Рождения… Давай отметим этот праздник на самой лучшей вечеринке в мире?
Я нетерпеливо кивнул.
— Тогда марш в кровать. Сам знаешь, сон — лучшее лекарство. А тебе еще в школу вставать, так что иди, время еще есть.
Лучшее, сказал я себе. Только вот усталость Ларри, кажется, превратилась в хроническую, и он вечно страдал от недосыпа.
В итоге утром моего Дня Рождения никто толком не выспался и не спешил дарить мне подарки раньше вечеринки. Только школьный приятель подарил шоколадного динозавра и пожелал всего наилучшего. В остальном это был самый обычный день с кучей уроков и новых домашних заданий. Вечер сбора походил на игру с быстрой скоростью — все куда-то носились, искали бабочки, пиджаки, носки, красивые ленточки для упаковки главного подарка и просачивалось это всё сквозь высокую сирену из крика маленькой Микаэлы (её тоже пришлось собирать с собой). Хорошо, что миссис Карпентер обожала возиться с маленькими детьми, а то даже мне хотелось провалиться сквозь землю, сидя с орущей сестрой в такси и направляясь по Пампкин-драйв к дому больших подсолнухов.
Миссис Карпентер встречала нас с улыбкой, в доме играло лёгкое кантри и стоял аромат запечённого мяса и салатов. Я не знал и половины гостей, но с одним мама очень странно переглядывалась. Так, что явно не чувствовала себя комфортно во всей этой компании. Похоже именно Юрия Иванофф она упоминала в своём дневнике. Что ж, её можно понять, со времени рождения дочки жизнь мамы стала окончательно замкнутой. На той вечеринке она пыталась быть звездой, иной личностью, ярким бриллиантом, а не тусклой мышкой. И, похоже, она чувствовала, что ничего из этого не выходит.
С миссис Карпентер мы обсуждали, каково это — выступать на открытой сцене в мороз. Она сказала, что очень важно тепло одеваться и после трогала мне щеки и руки… проверяла, не холодные ли они.
Ларри был очень рад познакомиться с моей лучшей учительницей пения, которая оценила его рвение внести свой ценный вклад в развитие города, но затем не постеснялась подмигнуть ему и сказать:
— Вижу по глазам, мистер Купер, что вы не откажетесь оценить моё фирменное мясо в соусе Бэм-Шаль-Фон. Вы ведь голодны, правда? Совсем чуть-чуть, признайтесь. А, может, даже, вы голодны, как настоящий волк? Прошу вас, давайте же сядем за стол, малышка Мика только что заснула. Прелестная девочка, мне кажется, она очень похожа на вас!
Я был удивлён, что у миссис Карпентер был муж (который, с её слов, уехал по очень важным делам и скоро вернётся), но никогда не было своих детей. Она умела обращаться с моей сестрёнкой, будто это её дочка, но самое главное — без всяких проблем укладывала Мику спать под звуки негромкого кантри и вечных разговоров гостей.
За столом мама немного расслабилась. Особенно, когда выяснилось, что ей не придётся говорить тост и привлекать к себе внимание. Она просто брала со стола всё, что нравится, ела и строила глазки Юрию Иванофф, что сидел через три человека от неё. Обсуждалось в основном работа певца и вокальные данные разных знаменитых звёзд шоу-бизнеса, но вот, когда я уже чуть не лопнул от картофельного пюре с мясом, когда послушал очередной тост в честь моего Дня Рождения, Ларри Купер позволил себе достать главный подарок в мою честь.
Это оказался набор для самых настоящих выступлений, с праздничным костюмом, микрофоном и переносной колонкой, специально, чтобы я мог практиковаться в вокале, как самый настоящий артист, вау!
Потом одна из гостей (уже хорошо выпившая) предложила подключить микрофон к колонке и сыграть для меня песню. Я должен был просто взять и спеть перед гостями, перед своей учительницей, но… Не мог же я опозориться и, главное, позволить себе разбудить сестрёнку! А, может, это был просто стыд за неизбежное поражение, за чувство полного неумения управлять своим голосом? Я понял, что в тайне даже от самого себя благодарен Мике за то, что в тот вечер она оказалась с нами, но и сожалел, что не смог впечатлить миссис Карпентер. Зато от неё в подарок я получил шикарный диск с кучей любимых песен для караоке!
Ограничилось всё тем, что моя учительница позвала всех танцевать без позора. Спасибо ей за это. Мама же, выходя из-за стола, обронила многозначительную фразу, что она только что лишилась очередных иллюзий. Что Юрий никогда и не был ей настоящим другом. Так же как мой отец.
Она добавила, что «это ведь не мешает нам всем хорошо проводить время»? Я обнимал её, уверяя, что всё хорошо.
Подумать только, мне — пятнадцать лет!
Я больше не тот маленький мальчик лет семи, но человек, которому очень скоро предстоит принимать по-настоящему взрослые решения и осознанно относиться к своей жизни.
Миссис Карпентер предложила мне пойти учиться в молодёжную школу пения, где обещают не только развить профессиональный голос, но и артистизм, уверенность в себе, смогут даже подготовить меня к тому, чтобы заявить о себе и петь на заказ, давать личные концерты, а то и построить полноценную карьеру настоящего артиста…
Жизнь вдруг словно замедлила свой ход. Я сидел за тем же праздничным столом, задувал те же разноцветные свечи на праздничном торте, вокруг меня звучали те же тосты, сидели те же люди, только вот я был словно не был тем же. Что это, спрашивал я себя, осознание взросления? Страх перед ним? Страх перед сценой? Неловкость за свои маленькие успехи с микрофоном в руках? Чувство, что случилась подстава и выступать среди людей должен кто-то другой, уверенный в себе, кто не набивает синяки с каждого угла, кто не чувствует бесконечную разъедающую ночами вину за собственное рождение, кто просто другой для мира настоящей сцены?..
Я смотрел сквозь людей еще какое-то время, чувствуя, будто всё это время моя же учительница пения обещала золотые горы кому-то другому. Я снова вышел из-за стола, чтобы взять на руки сестрёнку и наблюдать, как Ларри прощался со всеми и устало смотрел на меня. Мама не торопилась уходить, нужно было предупредить, что мы уходим, только ей было очень нужно сказать что-то этому Юрию Иванофф.
Я ждал, успокаивая себя тем, что скоро мы все просто окажемся дома в своих постелях.
Я наблюдал, как Юрий подарил маме цветы и понял, что вижу перед собой совсем другую женщину,
что их взгляды не просто вежливая формальность, что они испытывают друг другу необъяснимые чувства, только мама ли перед ним, я уже не знал.
Когда мы сели в такси, Ларри тут же заснул прямо на сидении. Микаэла затихла в моих руках, а вот мама в очередной раз превратилась в серую мышку, плакала, размазывая по щекам тушь , а затем, наконец, сказала:
— Он меня с кем-то спутал. Это была не я. Не я… но та, кем мне всегда хотелось казаться. Он хотел женщину… которой никогда не было. Какая же я дура…
Я хотел крепкой связи с мамой. Дружбы в наилучшем её проявлении. Хотел ей показать, что и моя любимая учительница увидела не того, кто я есть, учила пению кого-то другого, мальчика из чей-то розовой мечты, принца из доброй сказки, но не ребёнка, который боится всё испортить. Я будто тоже стал другим. Кем всегда довольны. Кого хвалят за потрясающие вокальные данные. Кто хочет выступать на сцене и не стыдиться заявить о себе.
Получается, что я неосознанно перенял поведение матери? Хорошо, это закономерный этап воспитание в семье, которая и является-то ею с большой натяжкой. Как же тогда будет логично поступить, чтобы устроить свою жизнь… с тем, кто я есть, с тем, что будет для меня правильно?
Я мысленно передал своей учительнице вокала большое спасибо за потрясающую розовую мечту и сборник песен для караоке. Ларри я мысленно поблагодарил за отличный подарок, но посчитал, что для всех будет лучше, если я подтяну оценки в школе, найду какую-нибудь подработку и определюсь с серьёзной профессией.
Петь и выступать на сцене — это совсем не та жизнь, которую мне стоит выбирать, решил я, убирая сценический костюм, микрофон и колонку в самый дальний угол дома.
Нельзя казаться кем-то другим. Как моя мать.
Я решил, что нужен здесь и сейчас. Я нужен своей сестрёнке, чтобы о ней заботиться. Нужен миру не как зефирный образ несуществующего принца с чарующим голосом, но как живой человек, принимающий взрослые решения. И это был самый логичный, как мне показалось, выбор, который стоило сделать, укладывая маленькую Мику спать.
Вымысел не сделал Бэллардов по-настоящему счастливыми, говорил я себе.
Упущением каждого оставалось только то, что никто из нас не знал, как помочь маме преодолеть её вечную неудовлетворённость собой и тягу в этом вымысле продолжать жить.
Я верил только одному: если Ларри ничего не предпримет, до сути придётся докопаться только мне.