-- Как дела, Бани? – Мы с Такеши связывались через Симкорд каждый день.
-- Паршиво. – На том конце провода повис немой вопрос, и я продолжила говорить. - С мамой начали твориться странные вещи. Ну, как, она всегда что-то творит, но сейчас все иначе!.. – Поправилась я и продолжила пояснять. – Например, ее начало тошнить.
-- Разве не всех беременных тошнит?
-- Ну да, для беременных это нормально, я знаю, но маму почти всегда тошнит и от всего на свете! Унитаз стал ее продолжением… Она сильно похудела, хотя живот продолжает расти, цвет ее кожи изменился, всему телу вздулись страшные вены, а на лице кожа трескается так сильно, словно... – «Вот-вот отвалится» - Но это я, конечно же, озвучивать не стала…
-- Звучит нездоров
о. Она ходит к врачу?
-- Конечно же, ходит, уже каждые три дня ходит! Даже не знаю, что они там с ней делают в этой… больнице. – Я чуть не сказала «лаборатории». – Но после нее она выглядит заметно лучше.
-- Ты пыталась поговорить с мамой об ее здоровье?
-- А что она может рассказать мне? Как обычно улыбнулась и сказала, что все хорошо! Что волноваться нам совершенно не о чем.
-- Может, у нее все так беременности протекали? Я не врач, но все равно звучит слишком жестко.
-- Не знаю… Я была маленькая, когда мама носила Эшли, и не помню, что с ней тогда творилось… Такеши, мне страшно.
Я замолчала, и Такеши тоже молчал, видимо, стараясь подобрать слова для ответа. В моей душе зародился какой-то мерзкий, липкий страх приближения чего-то страшного. Я боялась признаться самой себе, боялась это озвучить. Ну не может же моя мама умереть от беременности?.. Она родила двух детей, в чем проблема родить третьего? Хотя я знаю, что каиниты вообще не должны «мочь» рожать детей!
-- Бояться это нормально. Будь сильной, Бани.
-- Спасибо, Таки.
-- Мне жаль, что меня нет рядом, и я никак не могу поддержать тебя…
-- Одни наши разговоры уже помогают мне. – Слабо улыбнулась я. – Мне больше не с кем обсудить это. Отец смотрит угрюмой зверюгой, мать улыбается как заведенная игрушка, а младший брат… А брат-брату-брат, блин, он сам себе на уме!.. – Вздохнула я.
***
Постепенно маме становилось все хуже. Однажды вечером, примерно на восьмом месяце беременности, она просто отключилась. Мама всегда по сути являлась ожившим мертвецом, но в тот момент она походила на труп как никогда! Мы связались с научным центром и ее тут же увезли туда. Отец не хотел оставлять маму одну среди людей, я и Эшли так перепугались за нее, что тоже поехали вместе с ней. В научном центре нам сказали, что возможности вынашивать дальше эту беременность нет, но благо срок позволяет провести кесарево сечение.
Мы все сидели в небольшом холле без единого окна и ожидали результатов операции. Между нами повисла гробовая тишина, и каково же было мое удивление, когда ее нарушил брат своим вопросом:
-- Пап, что с мамой?
-- Ей нельзя было беременеть в третий раз. – После недолгого молчания, смотря не на меня с братом, а на пустую стену перед собой, ошарашил он нас своим ответом.
-- В смысле нельзя было?.. – Тихо уточнила уже я.
-- В прямом. – Отрезал отец, после небольшой паузы он продолжил говорить. - Когда ваша мать родила Эшли, ей сразу же сказали, что она чуть не встретила Окончательную смерть в родовом зале, и что третья беременность может…
Мы с братом нервно переглянулись, сам брат как-то сжался.
-- Мама умрет? – Я впервые произнесла это вслух.
-- Она и так уже давно мертва, как и я, как и вы! – Его губы скривились в подобие насмешки. - Только к вам Каин был благосклоннее, и вы не ощутили на себе мучительного дыхания агонии… Говорите правильно – маму может настигнуть Окончательная смерть… прямо сейчас... из-за какого-то ребенка.
– Да какая разница, как я сказала, ты же отлично понял, что я имела ввиду! – Мой голос перешел на противный визг. – Как ты можешь! Даже в такой ситуации продолжаешь навязывать дурацкие традиции кучки давно сдохших неудачников…
Из меня ручьем хлынули кровавые слезы. Отец и брат хранили молчание. Мне было больно, и при этом стыдно пачкать все вокруг своей кровью. Когда слезы перестали душить, я кинулась на отца с новыми вопросами и обвинениями:
-- Почему ты это допустил?! Мы давно в курсе, что детей не аисты приносят!
-- У нас процесс деторождения уникальный. Ваша мама могла забеременеть только после того, как мы проводили ритуал распития смешанной крови… Тем вечером вы оба еще торчали в школе на какой-то ерунде, мы… развлекались, как развлекаются все взрослые, пока детей нет дома. Внезапно ваша мать вытащила откуда-то осиновый кол и вонзила его в мою грудь – это не убивает каинита, но «выключает» его. Когда она вытащила из меня заточенную палку, то я понял, что она взяла мою кровь и провела ритуал, пока я был в отключке… Так что винить в нынешней ситуации остается только саму вашу мать! – Он повысил свой голос, но орал не нас, а словно на самого себя. -- Я с самого начала был против третьего ребенка! Не понимаю, на кой черт он сдался ей?! Но она же упрямая, всегда берет свое! Не честным путем, так хитростью возьмет, Тореодорская женщина!
Никому из нас сказать было больше нечего. Между нами тремя вновь повисла напряженная тишина ожидания, ожидания исхода. Дверь наконец-то распахнулась. Вошло сразу трое людей, двое в медицинских белых халатах, один в черном деловом костюме, с черными очками на лице.
-- Мистер Уайтвуд, поздравляем вас с рождением дочери. – Сказал один из людей в халате. – Вы уже выбрали имя?
- Что с моей женой?! – Отец буквально вцепился взглядом в говорившего.
И снова тишина. Самая тяжелая тишина в мире.
-- Примите наши соболезнования, мистер Уайтвуд. - Сказал человек в черном, люди же в белом все еще подавленно молчали.
-- Нет, нет, нет… -- Отец схватился за голову. – Этого не может быть! Вы всегда скрываете от нас правду! – В ту же секунду он пулей вылетел из комнаты.
-- Куда вы, мистер Уайтвуд?! – Человек в черном тут же кинулся за ним.
Я не знаю, что происходило дальше, чем закончилась эта погоня. Из ступора меня вывел настойчивый голос:
-- Мисс? Мисс? Мисс, простите, но ваш отец, похоже, сейчас не в себе от горечи утраты, нам нужно сообщить вам важную информацию. Вы же старшая дочь в этой семье? – Вопрошал у меня один из людей в халате.
-- А? – Только и вырвалось из меня.
-- Мисс Уайтвуд, ребенок не в критическом состоянии, но некоторое время он будет находиться в реанимации для новорожденных под наблюдением. Нужно подписать некоторые бумаги в кратчайшие сроки, вы сможете подписать их за вашего отца? Это документы о рождении ребенка и передаче праха Элизабет Уайтвуд.
-- Праха?.. – Я все еще была не в себе. – Вы уже ее кремировали?
Говоривший со мной человек растерянно похлопал ресницами.
-- Нет, мисс, она… обратилась в прах на операционном столе, мы едва успели изъять ребенка из полости матки.
Я промычала в ответ что-то невнятное.
-- Мисс, мы позвоним вам позже. – Сдался работник научного центра. – Документы подвезут в ваш дом вместе с ребенком и прахом.
Следующие ночи я помню плохо. Я просто заперлась в своем гробу. В конце концов, из оцепенения меня вывела жажда – она стала невыносимее боли утраты. Я поднялась наверх и взяла из холодильника сразу несколько пакетиков. После того, как все пакеты были иссушены, я вывела свой компьютер из спящего режима. Симкорд разрывался сообщениями и оповещениями о пропущенных звонках от Такеши. Я начала аудиозвонок, он тут же его принял, словно все это время сидел и ждал.
-- Бани, что случилось? – Такеши звучал обеспокоенно. - Тебя нигде не было пару дней! Я уже начал переживать, что ты заболела… Надеюсь, что все в порядке?
-- Таки, моя мама…
И я подавилась слезами. Не знаю, сколько я так плакала, но Такеши терпеливо все это время говорил мне ласковые слова и ни о чем не спрашивал. Когда слезы закончились, то он сказал все за меня:
-- Твоя мама умерла, Бани?
-- Г-хм… - Издала я некий согласный звук, растирая по щекам остатки кровавых слез.
-- Крепись… У тебя все еще есть отец и брат. А что с ее ребенком?
-- Успели спасти.
-- Видишь, смерть не бывает без жизни, Бани! Поздравляю тебя с рождением… сестры или брата?
-- Сестры, вроде как.
-- Как назвали?
-- Ох, имя… -- Мне вспомнился человек в белом, спрашивающий об имени для ребенка. – Мне нужно поговорить с отцом об этом ребенке. Мы все… настолько были… мы даже имя ей не дали! Прости, Таки, но мне нужно срочно идти!
-- Конечно же, беги, Бани, ты сейчас нужнее своей семье!
Я отключилась, вышла из комнаты, сделала пару шагов и замерла на месте. От папиной комнаты исходила такая аура затягивающей пустоты и могильного холода, что у меня не хватало сил войти в нее! Я похлопала себя по лицу и решила сначала заглянуть к младшему брату. Бедный Эшли, как он там? Даже не представляю, как такое существо, как он, может переживать такую потерю.
К моему облегчению, Эшли нашелся в своей комнате, сидящим на кровати в одной пижаме и смотрящим телевизор на высокой громкости. Повсюду валялась его ношенная одежда – ее убирала только мама…
-- С пробуждением. – Повернул он голову в мою сторону.
-- Эй, как дела? - Смущенно спросила я, присаживаясь на кровать рядом с ним.
Немного помолчав, он все-таки ответил, но по сути не ответил:
-- Слишком сложный вопрос, давай проще.
-- Ладно… Как папа?
-- Ушел. – Коротко бросил Эшли.
-- В смысле?.. Куда?
Эшли выдвинул ящик прикроватной тумбы, вытащил из него криво свернутый листок бумаги и передал его мне:
– Вот.
Я дрожащими руками развернула эту бумажку и начала читать.
«Дети мои!
Не верьте ни единому слову этих козлов! Они все лгут, они всегда всем лгали! Я не верю, что ваша мама встретила Окончательную смерть в ту ночь. Они наверняка скрывают ее в одной из своих секретных лабораторий, и ставят над ней извращенные, жестокие опыты. Я собираюсь найти ее, а после мы все уйдем отсюда, и заживем той не-жизнью, которая нам полагается по праву нашего сверхъестественного естества! Скоро вернусь за вами.
Ваш любящий отец»
-- О, нет… - Простонала я, когда дошла до последней строчки. – Папа окончательно свихнулся! В министерстве уже знают об его побеге из резервации? – Я подняла на брата испуганные глаза, отложив записку на прикроватную тумбу. - Ты им что-нибудь сообщал?
-- Я только тебе попытался сказать об этом, но ты даже крышку своего гроба мне не открыла. – К своему стыду я не помнила, как брат заходил в мою комнату! – Уже несколько раз приходил наш куратор, спрашивал про него, и каждый раз я отвечал, что отец сильно занят и не может поговорить с ним, так что не знаю, что они думают обо всем этом… Что нам теперь делать, Банни?
-- Я не знаю, Эшли… - В ту минуту у меня буквально руки опустились, вся жизнь шла под откос!
-- Мамин ресторан работает хорошо. – Не получив от меня должного ответа, продолжил говорить брат. - Я приглядываю за ним… Только не знаю, как сказать работникам о смерти владелицы заведения. И не знаю, как мне общаться с представителями министерства, да и они меня не слушают. Они хотят общаться или с отцом, или с тобой.
Кто бы мог подумать, что именно Эшли окажется самым ответственным и собранным в нашей чокнутой семейке! Мне нужно было собраться с духом. Из-за побега обезумевшего отца я осталась в нашем доме за старшую, я не могла сбросить с себя этот груз ответственности!
-- Нужно позвонить куратору нашей резервации. – Проговаривала я план для уверенности, а Эшли согласно кивал головой на каждое мое слово. – Рассказать ему всю правду о побеге отца, отдать ему его записку и просить не принимать никаких мер из-за того, что мы скрывали правду первое время… Потом спросить про ребенка, что там с ним вообще сейчас?
Благо номер куратора был записан в мои контакты. Разговаривать с этим мужчиной оказалось трудно! Услышав о побеге отца, он буквально в ту же секунду материализовался на пороге нашего дома, забрал записку и накричал на нас за то, что мы сразу не доложили о случившемся. Такое хамское отношение меня разозлило, и не менее грубо я напомнила нашему куратору, что мы все еще несовершеннолетние дети, считай круглые сироты, и даже не за все свои поступки еще можем отвечать, а уж грехи родителей нас вообще касаться не должны. Получив достойный отпор, этот хам даже малость растерялся, и лишь промямлил, что в сложившейся ситуации, скорее всего, именно мне придется за все отвечать.
Насколько я знаю, правительство сейчас ищет нам совершеннолетнего опекуна, но пока безуспешно. Пока за нас условно отвечает куратор нашей резервации да я сама. Тем временем, в наш дом привезли нашу младшую сестру и прах мамы. Малышка выглядела чудесно: теплая, с нежной розоватой кожей и пышными щечками, сияющими глазками. Мне пришлось самой выбрать ей имя. К сожалению, я никогда не спрашивала у мамы, как она планировала назвать ребенка. И в мою голову не пришло ничего лучше, как назвать ее в честь умершей матери – Л
илибет.
Мы уложили малышку Л
или в люльку, приготовленную еще мамой в ее спальне. Это был первый раз, когда мы вообще заходили в ее комнату после ее Окончательной смерти! Все внутри меня сжималось. Урну с маминым прахом мы поставили в сервант, рядом с ее принадлежностями для любимого вязания. Правительство раскошелилось на красивую урну – гравированный, покрытый эмалью горшочек на высокой тонкой ножке, на крышке которого возвышалась распахнувшая свои изящные крылья летучая мышь…
-- Это точно наша сестра? – Эшли с недоверием разглядывал появившееся в колыбели агукающее содержимое.
-- Ты когда родился, также шикарно выглядел. – Мой ответ заставил брата сильно удивиться. – Даже я когда-то была такой же, по рассказам мамы. Это потом ты превратился в бледнолицего тролля, а я стала женской версией папы!
Мой взгляд приковала желтая больничная распашонка с пошло-розовой бабочкой, в которую завернули Л
или, и я вспомнила кое-о-чем важном….
-- Зайка, я должна кое-что тебе отдать. – Мама с улыбкой на своем изнеможённом протягивала мне небольшую коробочку, красиво перевязанную голубой атласной лентой.
-- Что это?
-- Я связала кое-что для малыша на первое время.
-- А мне это зачем? – Недоумевала я.
-- Эта беременность протекает нелегко и, боюсь, после родов мне какое-то время будет трудно ухаживать за малышом, поэтому тебе придется помогать отцу заботиться о нем. И я хочу, чтобы ты надела на ребеночка этот комбинезон, когда он родится. – Невозмутимо объяснила мама.
-- Окей, мам. – Я приняла коробочку из рук матери.
-- Только не открывай ее до рождения малыша, хорошо?
-- Как скажешь!
Оставив ребенка на попечении растерявшегося брата, я отправилась в свою комнату за той самой коробочкой. Внутри оказался не только комбинезон красивого бирюзового цвета, с вышитым на животе милым ежиком, а еще и записка от мамы.
«Дорогая моя Банни! Если ты читаешь это письмо, значит, события приняли самый наихудший из возможных оборотов, и меня больше нет рядом. Наверняка отец уже рассказал тебе всю правду, и ты считаешь, что я – законченная эгоистка. К сожалению, так оно и есть, и у меня нет даже права просить у тебя прощения! Ведь я ни о чем не жалею, и раскаиваться мне не в чем. Я не представляю своей жизни без вас, своих детей, вы сделали меня вновь живой, и было бы кощунством сожалеть о вашем рождении! Какая нормальная мать вообще может жалеть о рождении своих детей?..
Я всегда мечтала о большой семье, и не могла упустить такой шанс – возможность продолжать дарить жизнь, являясь порождением тьмы. Поэтому не горюй обо мне, живи прекрасным настоящим, мечтай о светлом будущем, Банни… Но как бы я не была виновата перед тобой, я не могу не попросить тебя позаботиться о своем новорожденном братике или сестричке, а так же о своем отце. Даже не знаю, кому из этих двоих больше понадобится твоя поддержка и помощь… Люблю тебя, зайка. Твоя мама».
Она в самом деле всегда знала, что умрет из-за этого ребенка, и без раздумий пожертвовала своей жизнью ради того, чтобы он появился на свет. Понимаю, почему папа злился… К горлу вновь подступали слезы, но я не дала им волю, не смея пачкать комбинезон, единственный подарок мамы для Лили, которая никогда ее даже не увидит.
хотя по истории типа да, трудно, конечно, и морально, и физически, и материально
И хочется уже поскорее перейти к своему любимому моменту, ух, даже пускай он из ноздри немного высосан - зато какая ноздря была! 
Ой, и кто бы это мог бы-ы-ыть... 
), поэтому все в головах представим, что у Такеши есть ножны с мечом Х)
Драма! Любоф! Ещё хочу 
Женщины вообще часто так поступают, как Бэт. 
У меня из жизни вагон и тележка таких историй с разными исходами.
Хорошо, что папку слили. 
Такеши тайно воплощает свои юношеские мечты... Но время-то идёт, а вторую поездку ей вряд ли дадут... 
Ну а что творится в голове у Такеши на самом деле, будет немного показано в этой записи, но более развернуто в следующей.
, прекрати, семпай! 
