Мой дом горел. Наша старая мельница, которая верой и правдой служила не одному поколению семьи, превратилась в смертельную ловушку для живущих там кур. Ветер медленно вращал мельничные крылья, помогая огню захватывать все большее пространство. Через пару минут яркие языки пламени заплясали на деревянной крыше, сложенной из иссушенных старостью досок. Я помнил, как тщательно их укладывал еще мой дед: он осматривал каждую доску на предмет трещин и сучков и клал ее на каркас крыши, только если она полностью соответствовала его требованиям. После того, как все доски заняли свои места, он принялся обрабатывать их специальным раствором, чтобы увеличить срок службы. Тогда, помнится, я посмеивался над его серьезным отношением к таким несерьезным делам, но после того, как наша крыша отметила пятнадцатилетний юбилей, я невольно его зауважал. Сегодня крыше должно было исполниться двадцать лет, но теперь, из-за пожара, никто из нашей семьи не сможет порадоваться этому знаменательному событию.
С каждой секундой огонь разгорался все сильнее: от случайной искры загорелась сухая трава у соседнего дома, а затем пожар взял в плен и само здание. Даже река, неспешно текущая рядом, казалось, была в огне. Всполохи пламени отражались в ее неспокойной глади, заставляя людей верить, что наступил судный день, и по земле потекла лава, извергнутая вулканом. Все крестьяне толпой стояли на правом берегу реки, вдалеке от мельницы, и неистово крестились, считая произошедшее «божьей карой». Лишь один смельчак решился выступить наперекор судьбе и спешно кинуться в разрушающееся здание за оставленной там собакой. Никто не осмелился проследовать за ним, даже его отец, для которого он был первым и единственным ребенком. Мальчишка пробыл в хлипком здании не больше минуты и с криком выскочил оттуда, напрочь позабыв про первоначальную цель.
- Перья, перья, там везде перья! – истерически воскликнул парень, приложив ладони к лицу. Его брови были уничтожены огнем, и теперь он выглядел несколько младше своего возраста. Седовласый мужчина крепко прижал к себе хрупкое тело отпрыска и тяжело вздохнул. «Бог отвел», - читалось в его глазах.
- Нельзя уйти от кары Божьей, - я услышал его чистый, пронзительный голос. – Эта семья проклята за богомерзкие деяния и нигде не будет им покоя – ни в этой жизни, ни в следующей. Все ее члены прокляты навек.
- Неееет! – мой крик, казалось, достиг самих небес. - Я не проклят, не проклят, не прокляяят! Я клянусь тебе, Господи, я не делал ничего противоправного! Я всегда был верен тебе! Увидь же это и пощади своего раба! Я молю тебя!
Вдалеке послышался глухой удар грома.
***
- Пожалуйста, не нарушайте установленный порядок, - на мою руку легла тяжелая рука смотрителя. – Не переступайте линию.
Я вздрогнул и отшатнулся от картины, изображающей пожар в средневековой деревне. Кажется, художник переусердствовал с тем, чтобы приблизить ситуацию к реальности – еще мгновение назад мне казалось, что я стою там, среди этих крестьян… Я потер нос, который неожиданно заболел, и вскрикнул от боли – на моих пальцах блестели капли крови. Моя мать, заметив это, подскочила ко мне и начала вытирать нос, а затем и пальцы платком, причитая, что не понимает, где я мог так испачкаться. Я стойко выдерживал заботу, опустив глаза к полу. Неожиданно ее руки случайно коснулись моих волос и тут же были испуганно отдернуты назад.
- У тебя волосы… опалены, - мать вновь притронулась к белоснежным волосам дрожащей ладонью и взглянула мне в лицо. В ее глазах виднелся неподдельный страх. В моих - горел огонь.