И еще три миниатюры.
* * *
- Сосредоточься, Брюс, хорошо? Дубль четыре. Камера! Мотор!
Все люди в небольшом павильоне притихли, и в центре внимания оказался высокий мужчина, одетый в коричневую с фиолетовыми и золотыми вставками рясу. В этом эпизоде Брюс должен был сыграть священника, выносящего вердикт «ведьмам», «колдунам» и прочим несчастным, получившим клеймо «еретик». Съемочная группа постаралась на славу, чтобы воссоздать дух тех времен: та половина зала, что в будущем должна была предстать зрителю, выглядела настолько натурально, что даже сам Брюс, поднимаясь на небольшой, выстроенный для съемок пьедестал, поёжился, проникшись ощущением обреченности одной стороны и оправдываемой злобы другой. Но сам он должен был стать человеком, не имеющим сожаления, сочувствия и жалости. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Брюс в четвёртый раз начал свою речь:
- Посмотрите, все эти люди совершили преступление против Бога! Но всевидящее око не допустит, чтобы инакомыслящие распространяли свою ложную правду, - твёрдым, звенящим голосом сказал мужчина, медленно поднял руки и развел ими в разные стороны, указывая на стоящие неподалёку каменные статуи с подобием глаз в руках.
Режиссёр-постановщик еле заметно кивнул – это означало, что произнесённой фразой он остался доволен, и съёмка могла продолжаться.
- Я – служи… - начал было Брюс, но вдруг в очередной раз осёкся. Несколько членов группы, уже не скрывая разочарования, глубоко вздохнули. Один из них, Брайен, предложил устроить небольшой перерыв и подошёл к Брюсу, крепко вцепившемуся в трибуну то ли от отчаяния, то ли от злобы на самого себя.
- Не переживай ты так, - похлопав мужчину по плечу, сказал Брайен, - мы все прекрасно понимаем, что тебе сейчас нелегко.
Несколько дней назад Брюс познал боль предательства от человека, которому позволял себе верить практически всю жизнь. Его лучший друг, воспользовавшись доверием, заманил мужчину в не закончившуюся ничем хорошим авантюру. После случившегося Брюс не увидел попыток оправдаться, а потому и сам не стал искать раскаяния в глазах друга. Но тревожные мысли не покидали мужчину, однако тот не мог догадаться, о чём подсказывало ему подсознание.
- Тебе нужно перестроиться. Не собственным мыслям позволять подавлять себя, а показать, кто тут по-настоящему устраивает аутодафе, - улыбнувшись, последний раз ободряюще посмотрел на мужчину Брайен и, возвращаясь к уже вновь собравшейся съёмочной группе, крикнул, - ты другой человек, помни это.
«Другой человек. Но мысли те же, - чуть было не поддался новой волне отчаяния Брюс, но потом глубоко вздохнул и твёрдо сказал самому себе, - Но Брайен прав, возможность изменить себя только в наших руках».
- … Но всевидящее око не допустит, чтобы инакомыслящие распространяли свою ложную правду, - еще громче, чем раньше повторил Брюс под десятком прожекторов.
Чувствуя, как подобно этому свету его обволакивает уверенность, он немного яростно, но в то же время во всё ещё соответствующей роли степени сдержанно продолжил:
- Я, покорный служитель алтаря, в миру Доминик Гевара, инквизитор его святейшества, имеющий доверенность разыскивать и искоренять пагубные заблуждения еретиков по всем испанским землям, признаю всех ожидающих своего приговора… виновными, - последнее слово он сказал после небольшой паузы, спокойно, подняв голову вверх, будто обращаясь к Богу, но таким ледяным, ни капли ни о чём не сожалеющим голосом, что у всех находящихся на съёмочной площадке кровь застыла в жилах.
Этот дубль был наконец-то отснят до конца. Брюс опустился в небольшое кресло, где гримёр в течение довольно продолжительного времени должен был трудиться над его образом, превращая мужчину из властвующего над чужими жизнями инквизитора в того, кого и самого постигла участь наказания от рук одного несчастного, признанного виновным, но умудрившегося, сбежав от наказания, вернуться, чтобы отомстить своим обидчикам. Миленькая девушка как фея-волшебница порхала вокруг мужчины, уставившегося в собственное отражение суровым взглядом. А тот в свою очередь был глубоко погружён в воспоминания. И в один момент одно из них чуть не заставило его соскочить с места.
«Мы не должны становиться инквизиторами, выносящим приговоры без суда и следствия». Внезапная мысль подтолкнула его к тому, чтобы схватить телефон и начать искать давно знакомый номер. Вспоминая произошедшее, Брюс выстроил в памяти подробности последних дней и понял, что друг мог поступить так не со зла, а лишь с целью защитить его от еще более страшных событий. В глазах, отражающихся в зеркале, теперь виднелась надежда.
* * *
Щурясь и прикрывая глаза от слепящего утреннего солнца, молодой мужчина вышел на борт и, задумавшись, начал всматриваться в синюю гладь. Летнее солнце ярко отражалось в ней, пытаясь проникнуть в самую глубь океана, словно пытаясь доказать, что не позволит первым осенним дням забрать своё тепло. Лёгкий ветерок ласково обдувал лицо, вокруг царила приятная тишина, и корабль, будто никуда не спеша, тихо плыл по волнам. Мужчина на минуту прикрыл глаза и улыбнулся. Перед его глазами тут же появились образы дома, места, которое он покинул всего несколько дней назад. Он скучал по нему, но уже не так, как прежде. Больше не хватался отчаянно за воспоминания, надеясь, что хотя бы они смогут заменить ему тепло родного места. Теперь мужчина бережно хранил это чувство в груди, которое позволяло ему помнить – помнить, что есть место, где, что бы ни случилось, спокойно. Где его ждут. И, он был уверен, обязательно дождутся.
Облокотившись на ограждение, мужчина достал тетрадь и, раскрыв скрепки и аккуратно достав пару листков, продолжил писать три дня назад начатое письмо:
«…Сегодня я снова выхожу из каюты в ранний час и вижу яркое солнце, напоминающее мне о вас. Прямо сейчас вспоминаю третий день знакомства, когда ты при встрече, смущенно улыбаясь, взяла меня за руку и удивительно настойчиво повела вперед. Я смеялся и постоянно спрашивал, куда мы идём, но на самом деле мне нужен был не ответ. Я наблюдал, как забавно щурятся светлые глазки, как ты мило складываешь губки бантиком, будто боясь, что если на минутку позволишь себе расслабиться, испортишь сюрприз. А потом мы пришли на пирс и сидели там, обнявшись, до самого вечера. Не замечая никого, не думая ни о чём, чувствуя только друг друга рядом. И это стало нашим местом. Я не вспоминал эти моменты, когда был дома, но сейчас постоянно переживаю их. Иногда даже хочу протянуть руку и коснуться твоих волос. Я так люблю тебя…»
Мужчина поднял взгляд к небу и легко вздохнул. Ему снова казалось, что он ощущает тот трепет, который испытываешь, когда человек, предназначенный тебе самой судьбой, стоит рядом, и ничего не нужно, чтобы быть вместе, просто быть рядом. Приложив несколько пальцев к губам, он легко послал воздушный поцелуй, веря, что попутный ветер и несколько чаек, свободно летающих в небе, донесут его до той, кому предназначено это письмо. По странному совпадению в этот же момент ветерок подул сильней, и тонкие листы тихо зашелестели в руках мужчины – только таким способом они могли ответить ему, что любимая непременно дождётся его тепла.
«…Люблю и буду любить до последнего вздоха. Мою родную, драгоценную, подарившую мне прекрасную девочку. Помнишь, как мы гуляли в парке, и она пыталась кормить уточек конфетами? Наша малышка говорила, что хочет как они «ходить по воде», что когда вырастет, папа обязательно расскажет, как они борются с маленькими кустиками камыша, преграждающими путь…»
На секунду медленно выводящая ровные, несмотря на лёгкое покачивание, строки, рука остановилась, и мужчина усмехнулся своим мыслям. Его малышка еще не выросла, а он уже отправляется на сражение. Мужчина был уверен, что ничего, кроме победы его не ждёт. Он знал, что должен сделать всё, чтобы снова увидеть родные глаза, чтобы его обещание не оказалось напрасным.
Из кают начали выходить люди, уже отошедшие от сна, собранные, одетые в форму и готовые начать новый день, в общем-то мало чем отличающийся от вчерашнего, но ведущий их в новое завтра, такое, которое многие из них не переживали прежде. Мужчина быстро написал еще несколько строк и, спрятав листы бумаги во внутренний карман под сердцем, отправился на палубу вместе с остальными.
«Когда война закончится, я вернусь. Обязательно вернусь».
* * *
- Чего ты хочешь? Прошу, скажи, чего тебе не хватает? – отчеканивая каждое слово, устало и немного раздражённо произнёс мужчина, в очередной раз вцепившись в края полотна. Картина уже давно была готова. Шёлковые волосы, аккуратно уложенные в небольшой хвостик, идеальные брови, ровные и выразительные линии скул, губ и носа, складки на одежде - всё это было прорисовано настолько детально, что любой, мельком окинувший взглядом холст, смог бы спутать изображённую на нём девушку с реальным человеком. Но натуральности этому мужчине было не достаточно. Взгляд – вот с чего всё началось, вот ради чего он стоял над этой картиной изо дня в день, аккуратно стирая обозначенные линии и пытаясь изменить что-то в карих глазах, которые, как ему казалось, только насмехались над ним.
Дверь тихонько скрипнула, и мужчина рефлекторно повернул к себе картину, хоть та и так была скрыта от глаз входящих. В проёме появилась девочка шести лет – дочь художника. Она не стала входить в комнату, а лишь наполовину выглянув из-за двери, тихо и как-то безэмоционально сказала:
- Мама зовёт тебя ужинать.
- А, это ты милая, - улыбнувшись и делая вид, что не услышал её слов, произнёс мужчина и снова взялся за кисть.
Однако в этот раз девочка не поспешила уйти как обычно. Вместо этого она будто от скуки размахивая руками медленно пошла вперед, оглядываясь и рассматривая чердак, на котором нашёл своё пристанище для создания лучших творений отец семейства. Когда она дошла до середины комнаты, где стояло полотно, и уставилась на мужчину хитрющими глазками, тот улыбнулся и сказал:
- Ну хорошо, возьми вон там стул, садись, я ещё немного порисую, и мы пойдём кушать.
Весело хлопнув в ладоши, девочка выполнила указание – убрала со стула, стоящего в тёмном углу и покрытого пылью, книги и альбомы, перенесла в центр комнаты, где только что стояла сама, села, а после заинтересованно спросила:
- Папа, почему ты не показываешь нам, что рисуешь?
- Хочешь, я расскажу тебе одну историю? – вместо ответа, произнёс мужчина.
Увидев краем глаза, что девочка кивнула, он отложил кисть, выпрямился и, сложив руки на бока и переведя взгляд на дочь, продолжил:
- Однажды один мужчина ездил в Японию. В это время года там проводилась какая-то ярмарка. Яркие фонари повсюду, манящие ароматы экзотической пищи из разных палаток, сувениры, толпы иностранцев и местных жителей – обычное дело для тех мест. И вот в один момент мужчина заметил среди людей девушку. Возможно, она привлекла его внимание потому, что находилась там совершенно одна. Обычно школьницы стараются ходить вместе, смеются, покупают вкусности, - на этих словах художник начал мерить шагами комнату и воодушевленно жестикулировать, - но эта девочка не веселилась, она стояла у одной из палаток в одиночестве. И взгляд её был направлен прямо на этого мужчину.
Увидев, как от искреннего детского удивления рот дочери приоткрылся, а глаза расширились, отец легко улыбнулся и продолжил:
- Мужчину в тот момент отвлекли, и он не придал особого значения этому внимательному взору, который, стоит отметить, так и остался прикованным к нему. На следующий день мужчина вернулся на ярмарку вновь, - художник снова остановился и, склонив голову, интригующим голосом продолжил, - и встретил эту девушку. Она смотрела на него. Ни один человек из толпы не интересовал её, она глядела будто сквозь тех, кто проходил мимо и на мгновения скрывал из поля зрения мужчину. Он никак не мог понять, что таится в её глазах. Уголки губ были подняты, и казалось, что она улыбается, но глаза… они были сосредоточены, девушка даже будто не моргала. В них словно таилась великая мудрость. И чем дольше мужчина отвечал на этот взгляд, тем сильней ему казалось, что сомкнутые губы вот-вот откроются, и таинственная незнакомка произнесёт что-то.
Шестилетняя девочка прижала коленки к груди, продолжая слушать с все нарастающим упоением.
- Она будто загипнотизировала его, а когда мужчина очнулся, девушки и след простыл. И с тех пор этому человеку начало казаться, что его преследуют беды: вывихнутая при спуске с лестницы лодыжка, постоянно ломающийся в неподходящий момент автомобиль, многое… Мужчина не знал, что ему делать с этими бедами, и он решил найти незнакомку, узнать, за что та прокляла его, потребовать справедливости.
Художник опустил глаза, казалось, что в этот момент он начал говорить с самим собой:
- И он нашёл её. Девушка больше не гипнотизировала, даже не пыталась убегать. Она сказала всего несколько слов, спокойно глядя в его отчаявшиеся глаза. «От всех бед тебя спасает ангел хранитель. Ангел твоей жены». И в тот момент мужчина вдруг понял, что вместо вывихнутой лодыжки он мог получить перелом шеи, вместо сломанной машины – аварию, которая могла повлечь куда более страшные последствия. А когда мужчина вернулся домой, его жена со слезами радости в глазах объявила, что беременна.
- Папа, теперь ты хочешь нарисовать ту девушку, чтобы она и сейчас напоминала нам, что счастье и забота, они рядом, что нам не стоит не замечать их? Как тогда, когда она объяснила это тебе?
Художник изумленно уставился на дочь. «Она догадалась. Как? Она…». У него перехватило дыхание. Прямо сейчас в глазах девочки отец видел тот элемент, которого так не хватало его картине. Он забыл, просто забыл эти детали. А теперь, благодаря своему ангелу, мужчина мог закончить работу.