The light behind your eyes
- Автор темы Стасия
- Дата начала
- Статус
JaNat, Severinka, Господи-Боже мой, какие гости! Располагайтесь, дамы. Чай, кофе, или чего покрепче? Кефирчику? 
Рада вам с:
JaNat,
Это первый раз, когда я нарисовала человека, и он похож на человека, с которого я его рисовала
Severinka, здравствуйте, уважаемая с:
Вот уж кого-кого, а вас я точно не ожидала увидеть в своей скромной обители!
Рада вам с: JaNat,
Спасибо, НаташJaNat сказал(а):
Это первый раз, когда я нарисовала человека, и он похож на человека, с которого я его рисовала О да.) Я мечтала о них почти год, частенько бегала в магазин, и вздыхала. А потом глянула заначку... мааамочки! Денюжки! Много денюжек! Вообще отдельная история, как я их покупалаJaNat сказал(а):
Severinka, здравствуйте, уважаемая с:
Вот уж кого-кого, а вас я точно не ожидала увидеть в своей скромной обители!
Вай с: Приятно-то как с: Спасибо с:Severinka сказал(а):
О, правда? *о* Очень рада :зSeverinka сказал(а):
Ух тыыы... круто... и внезапно... буду рада вас еще тут увидеть с:Severinka сказал(а):
Когда-то давным давно я кидала сюда скетч, на котором изображен Шеннон Лето. Наташа, она же Genzai, предложила оцифровать рисуночек на планшете. И вот когда-то, тоже давным-давно у меня дошли руки...
Оцифрованный Шеннон Лето
-оригинал-
о, даже дата оцифровки стоит. 19 февраля. Кошмар, да?
Оцифрованный Шеннон Лето
-оригинал-
о, даже дата оцифровки стоит. 19 февраля. Кошмар, да?
Ещё я решила, что буду публиковать сюда свой фанфик. Боюсь, что не все части, но тот, кто заинтересуется, может получить ссылку на сайт, где я буду публиковать всё целиком)
---
Фэндом: My Chemical Romance
Основные персонажи: Джерард Артур Уэй, Фрэнк Энтони Томас Айеро младший, Майкл Джеймс Уэй
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология
Предупреждения: OOC
Размер: планируется Миди, написано 5 страниц
Статус: в процессе написания
---
Фэндом: My Chemical Romance
Основные персонажи: Джерард Артур Уэй, Фрэнк Энтони Томас Айеро младший, Майкл Джеймс Уэй
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология
Предупреждения: OOC
Размер: планируется Миди, написано 5 страниц
Статус: в процессе написания
Джерард подскочил в своей постели. Зрачки его были расширены, а сердце беспокойно колотилось в груди. Мальчик попытался отдышаться, но восстановить дыхание ему удалось лишь спустя несколько минут. Опять эти сны. Точнее, сон, который повторяется уже много ночей подряд. Этот сон, неизменно окутывающий Джерарда, стоит ему закрыть глаза, степенно ведущий диалог с его подсознанием, завладел мальчиком. Тревожная мысль, словно отлаженный механизм, посещала беспокойную голову Джерарда, едва он просыпался, и не давала спокойно устроиться на кровати по вечерам. Приснится ли это ещё раз?
Что-то странное происходило с Джерардом, он и сам это чувствовал. Сновидения странным образом оказывали влияние на Джерарда, и ему становилось не по себе. Оставалось понять, чего он опасался: видеть эти сны вечно или лишиться их. Ответа у мальчика не было.
Он перевернулся на живот и запустил одну руку под кровать. Подушечками пальцев он провел по колесикам игрушечной машины, которую он спрятал там вместо того, чтобы найти более подходящее для нее место, коснулся нескольких пыльных деталей конструктора, к которым уже давно никто не прикасался, и, наконец, с каким-то трепетом почувствовал твердый картон обложки блокнота. В этой тетради — сам Джерард. Порой дерзкий, напуганный, иногда — счастливый. На некоторых листах можно обнаружить маленькие красные кляксы: капельки крови. Нередко он сбивал в кровь костяшки, по самым разным причинам, и затем буквально сразу отправлялся рисовать или писать, переполненный горечью, обидой или даже гордостью. Страницы этой тетради хранили истории, секреты, рисунки. Некоторые буквы уже было невозможно прочитать: слишком расплывчато, да и бумага местами пошла волнами — следы истерик или просто тихих слез. Джерард безумно любил выливать всю душу в рисунки, которые получались у него очень хорошо. Персонажи, в основном в стиле комиксов, имели собственную оригинальную внешность, историю, характер, который вполне можно понять и без слов: многое читалось в глазах «людей». Самое страшное, что боится потерять Джерард, не считая, конечно, родного брата, — это его тетрадь, ставшую частью мальчика; замены ей просто не существует.
Вытащив тетрадь, Джерард ступил на дощатый пол, по которому босиком ходить чревато — легко запустить занозу. На цыпочках прокрался по скрипящим половицам к окну. Противный звук потревожил его брата, тревожно спящего Майка. Он приподнялся на кровати, похлопал сонными глазами и тут же упал на подушку, накрывшись одеялом с головой. Джерард облегченно выдохнул, прижав тетрадь к груди. Он бросил еще один взгляд в сторону уже спящего брата, выждал секунду, убедившись, что тот спит. Майкл ровно дышал, отвернувшись к стене, словно его сон и не тревожили. Джерард положил тетрадку на подоконник, раскрывая ее на чистой странице. В кольцах, соединяющих листы блокнота, покоится карандаш, подточенный нынче вечером. Он словно знал, что предстоит рисовать.
Джерард на секунду зажмурился, восстанавливая в своих мыслях образ мальчика из сна. Бледная кожа, большие ореховые глаза с живым огоньком, горящим едва не ярче, чем пламя свечи, обыкновенно разделяющей их в сновидениях. Черные волосы, тонкие губы, уголки которых всегда приподняты, словно мгновение — и улыбка мальчишки расплывется до ушей. Это был сложный образ: двенадцатилетний Джерард не был уверен в своих силах. Но если бы он попробовал в стиле, который просто обожает, в котором исполнены не менее девяноста процентов созданных им персонажей? Комично. Как в комиксах, которые Джерард безумно любит, а временами пытается рисовать.
Тонко наточенный стержень карандаша легко коснулся бумаги, оставляя несколько аккуратных смелых линий. Сначала в общих чертах, лишь затем проследовали разделение на формы и прорисовка деталей. Пара минут труда, и силуэт уже был. Джерард легкими прикосновениями намечал шапку волос, глаза, губы, линию носа... Он перевернул карандаш другой стороной, на которой находился кусочек ластика, подчистив набросок. Оценивающе рассматривал лист, вносил мелкие поправки. Снова жмурился. Перед закрытыми веками тут же появлялся мальчишка. Джерард распахнул глаза, обратив быстрый взгляд на луну. Небесное светило тогда было необычайно яркое, словно огромная лампа, которая вот-вот потухнет, однако которая освещает необъятную территорию своим холодным блеклым светом. Джерард снова опустил глаза к будущему рисунку, закусил губу. Крепко вцепился пальцами карандаш. Спустя секунду он набрался смелости и провёл насыщенную, темную линию, выделяя верные детали. За этим делом время всегда летит незаметно. Мальчик тяжело дышал, вырисовывая глаза. Стирал линии так, чтобы остался лишь слабый след. Подрисовал блики и «возвращал» темные контуры на место. Глаза мультяшного мальчишки оживали. Джерард вновь осмотрел рисунок. Спохватился, вспомнив важную деталь, и спустя пару секунд приподнятые уголки губ уже были обозначены несколькими штрихами. Мальчик облокотил тетрадь о стекло. Это всё. Скетч завершён. Но... осталось еще кое-что. Подпись.
«Тебе нужно имя», — пронеслось в голове Джерарда. И мальчик из сна называл его. Ещё при первой их «встрече». Джерард массировал виски, судорожно пытаясь вспомнить имя незнакомца. Память вернулась так внезапно, что мальчик чуть не вскрикнул от радости, однако вовремя вспомнил о спящем брате, поэтому с уст сорвался лишь судорожный выдох. Джерард взял в руки карандаш, до этого момента мирно лежащий на листе. Облизнув губы кончиком языка, мальчик аккуратно вывел под рисунком — Фрэнк.
Спустя пару минут Джерард вернулся в постель, пряча тетрадь на её привычное место. На душе полегчало после того, как он создал этот рисунок. Словно мыслей стало меньше. Но вместе с этим пришла и необъяснимая пустота, которая так четко ощущалась уже тогда, а со временем могла стать еще больше. Мальчик свернулся в клубок, спихнув одеяло к подножию кровати. Холод щипал за кожу, не прикрытую тканью пижамы, однако Джерард почти не обращал на это внимания. Слух обострился, и он, мучаясь бессонницей, такой странной на этот раз — без мыслей и размышлений, словно душу вынули, мог слышать, как бьется о стену мотылек в поисках окна, которое выпустит его на волю или к любому источнику света, который излучает тепло. Некоторое время слух Джерарда ласкал мягкий шелест маленьких крыльев, но скоро это стало раздражать. Мальчик сел на кровати. Пружины под ним заскрипели, и чутко спящий Майк снова зашевелился, но на этот раз успокоился быстрее. Глаза Джерарда, уже привыкшие к темноте, легко отыскали заблудившееся крылатое создание, которое, кажется, утратило надежду вернуться на верный путь. В конце его ожидало тепло: будь то обыкновенный фонарь или пламя свечи, которое, безусловно, погубит глупое насекомое, не знающее, несколько опасен огонь. Но разве будет это заботить мотылька? Тепло и счастье, даже если оно сулит смерть, оно того стоит. Лучше погибнуть так, чем иначе. Хотя, возможно погибель от желанной цели — немного печальна и несправедлива. Но нужно самому думать, хочешь ли ты, чтобы твои крылья сгорели в огне? Тебе будет тепло, но лишь первые секунды, а затем твое тело пронзит дикая боль, медленно уничтожающая все, из чего ты состоишь. И есть ли шанс, что последней мыслью было то, что цель достигнута, и тебя переполнит счастье?.. шанс для такого есть. Но за этим последует пустота. Ты, может, и не умрешь, ты будешь существовать дальше, но крыльев больше не будет никогда.
Джерард поставил ладонь ребром перед мотыльком. Тот чувствовал препятствие, пытался его обойти, но и мальчик не отступал. В конце, насекомому пришлось сдаться и взобраться на детскую ладошку. Второй рукой Джерард аккуратно прикрыл мотылька, чтобы тот не посмел улететь. Снова слез с кровати и осторожно пробрался к окну. Шаги были осторожнее, и Джерард, знающий более «бесшумный» путь, смог дойти до своей цели не тревожа брата. Мальчик встал на носочки. Руку, которая лишь прикрывала мотылька, он вытянул и дернул за ручку форточки. В комнату сразу ворвался свежий ночной воздух. Джерард подтянулся, просунул ладонь с насекомым на улицу. Мотылёк затрепетал в его руке, словно предвкушая миг свободы. Насекомое колебалось, но все же взлетело, быстро уносясь к ближайшему фонарю. Джерард следил за ночной бабочкой столько, сколько мог её видеть, а потом захлопнул окно, вернулся на свое место. Мальчик лег в ту же позу. Черные отросшие волосы разметались по подушке. Джерард прислушался к окружающим звукам. Лишь размеренное сопение брата и шумевшие где-то вдалеке машины. И нет легкого трепета крыльев. И от этого чувство одиночества словно обострилось и пустота стала еще ощутимее. Однако очень скоро на смену им пришла сонливость, и Джерард заснул, ещё не зная, что это будет одна из самых спокойных его ночей за последующее время. Но у каждой медали есть другая сторона, и этот случай — не исключение.
Сны действительно надолго покинули ночную жизнь мальчика.
Джерард вырвал рисунок из тетради и буквально никогда не расставался с ним. Из-за исчезновения сновидений ему казалось, что он начинает забывать облик Фрэнка, именно поэтому, хоть и нарисованный, но он был рядом с ним. Джерард безумно тосковал по этим снам. Первое время даже почти не ел, будучи погружённым в собственные мысли. Из него словно вытащили душу, прополоскали, скомкали и вернули на место. Джерард был рассеянным и апатичным. Его жизнь словно сосредоточилась вокруг этого несчастного листка бумаги с человеком, которого он не знает, и никогда не сможет узнать. Мысль о том, что Фрэнк ненастоящий, что он лишь плод воображения, — это так пугало мальчика. Порой он ловил себя на том, что отказывался верить в нереальность Фрэнка. Потому что это несправедливо.
Маленькому Майку было интересно, что с его братом, почему он такой грустный, что его тревожит. Но для Джерарда мальчик из сна стал какой-то неприкосновенной собственностью, о которой он не мог рассказать даже самому близкому человеку.
В свою тетрадь Джерард по-прежнему писал. Но его записи стали такие, словно мальчик пытался их шифровать: предложение могло внезапно оборваться, давая начало другому, а продолжиться, словно не было никакого пробела, хоть через три абзаца. Джерард просто выливал такими неосознанными текстами душу. Такую же скомканную, местами израненную. И такую несчастную.
Джерард ждал верил в то, что сны вернутся. И они вернулись. Но, казалось, лишь на секунду. Все та же комната. Та же свеча. И Фрэнк. Но... какой-то не такой. Еще более бледный. Губы, уголки которых обыкновенно приподняты, превратились в узкую полоску. Глаза почернели от безумных, расширенных зрачков, из них исчез тот игривый огонек; стоило глянуть в них — и мороз по коже от отчаянья в этой бездонной черноте. На нынешнего Фрэнка жалко и страшно смотреть. Мальчик едва заметно покачал головой, и сделал то, чего Джерард меньше всего ожидал и в то же время очень боялся. Фрэнк задул свечу.
Джерард хотел закричать, но из его горла вырвался лишь хриплый стон, полный боли. Что-то внутри подсказало, что это конец красивой сказки с Фрэнком. Эта задутая свеча символизировала то, что сны прекратятся. Но почему? В чем мальчик так провинился, что его лишили лучшего друга, пускай и виделись они только под покровом ночи?
За окном уже вставало солнце, залившее комнату мягким, теплым светом, наполнив всё окружающее жизнью. Выкрадывая у людей сны, заставляя всех разомкнуть глаза и идти существовать дальше.
Джерарду повезло, что был выходной, и он мог без объяснений пролежать весь день в кровати, сославшись на недомогание. Хотя на самом деле всё куда хуже. Внутренняя пустота ужасна. Привкус рвоты во рту, все тело мелко, почти незаметно трясло, мелкая моторика была нарушена, есть, двигаться и вообще подавать признаки жизни, не было ни сил, ни желания. Конечно, можно было подумать, что ничего особенного не произошло, — просто пропали сны. Но как он был зависим от этих снов! Они внушали некоторый страх, но Джерард желал их. Мальчик знал, что Фрэнк всегда его выслушает. Что он всегда его ждет. Даже мелькали мысли, что Фрэнк настоящий. Однако Джерард быстро прогонял их, так как внутри все-таки понимал, что Фрэнк — лишь сон. Нематериальный. Выдуманный.
Лежа в кровати и невидящим взглядом оценивая тусклый рассвет, мальчик задумался — он ведь контролировал эти сны. Он говорил Фрэнку все новости, хорошие и плохие, а наутро помнил их. Но... во сне мальчику ни разу не приходила в голову мысль протянуть руку и коснуться собеседника. Ни разу. Никогда. Хотя он наверняка мог. Но... но что бы он почувствовал? Что, если бы его детская ладошка прошла загадочного мальчишку насквозь, словно призрака? От этого было бы ещё хуже. Это было бы очередное подтверждение того, что Фрэнк — выдумка. Это бы только усугубило боль от «расставания». Внезапно Джерард подскочил в постели, сердце заколотилось в груди, а кровь прилила к щекам от возбуждения: когда-то в разговорах взрослых он слышал, что снятся только те люди, которых человек видел в реальности. Мозг не придумывает людей. Он воспроизводит то, что вы просто когда-либо видели, однако внимание могли бы и не обратить. Но тут же возбуждение сошло на нет — сны снились очень давно, поэтому найти настоящего «Фрэнка» казалось нереальным. Джерард медленно лег, сжав рисунок в руках. Однако почти мгновенно ослабил хватку, потому что если бы он порвал это сокровище, он не смог бы сделать такое же, этот рисунок Джерард повторить не сможет. Нужно беречь это. Беречь столько, сколько мальчик сможет. А это может быть до конца жизни.
Майкл проснулся примерно через час после Джерарда. Мальчик тихо подошел к брату и предложил тому спуститься завтракать. Джерард лишь покачал головой, даже не посмотрев на братика. Майк нахмурился. Секунда, и маленькая холодная ладошка прикоснулась ко лбу Джерарда, предварительно смахнув отросшие черные пряди, дабы те не мешались. Прошло не меньше чем полминуты, прежде чем мальчик отнял руку ото лба брата. Майк постоял в задумчивости, осматривая Джерарда, который, казалось, абсолютно игнорировал его присутствие. Недовольно пыхтя, Майк покинул комнату, спустился на нижний этаж дома и принялся шебуршать, словно маленький мышонок под плинтусом, на кухне. Прежде чем он вернулся со старым маминым подносом, который наверняка был очень тяжелый — на нем стояли чашка и супница. Несмотря на то, что один тип посуды предназначался для супа, в нем все равно был налит чай, а рядом лежали несколько печений и два куска хлеба, намазанные толстым слоем масла. Майкл поставил поднос сначала на пол, затем снова сбегал вниз, на этот раз возвращаясь уже с табуреткой, на которой и был организован "стол". Джерард с ноткой удивления в глазах наблюдал за младшим, практически игнорируя его действия.
Майкл уселся рядом, взяв ту чашку, что поменьше, и сделав маленький глоток, тихонько пихнул брата.
— Ешь, — Майкл с грозным видом указал на небольшую супницу, от которой поднимался пар, имеющий легкий запах каких-то трав из тех, что обычно заваривает мама, когда кто-то из мальчишек заболевает. Джерард глянул на недовольное лицо брата и не смог сдержать улыбки. Так искренне он не улыбался уже очень давно. Еще пару секунд Майк держал суровый вид, но губы того тоже дрожали, и почти тут же мальчик звонко рассмеялся.
— Ешь, — повторил он, но уже более добродушно.
Джерард аккуратно отхлебывал чай, стараясь не обжечься, почти не сводя взгляда с брата. Он отдал печенье и хлеб с маслом Майклу, ограничившись лечебным чаем, от которого по телу разливалось тепло, заряжая каждую клеточку тела. У их мамы действительно были золотые руки, раз он умела делать настолько волшебные смеси.
Глядя на невинного и относительно маленького брата, Джерард подумал, что, даже учитывая невозможность поделиться с Майклом всем, просто потому, что тот еще не поймет, а некоторое — слишком секретно; даже учитывая то, что в душе все равно зияла дыра, которую, чувствовалось, ничего не закроет и вряд ли что-то заполнит; Джерард ощущал, что со своим братом он не одинок, и никогда не будет, что тот ему всегда поможет. Но вот только всегда ли ответит мальчик благодарностью на бескорыстную поддержку?..
Что-то странное происходило с Джерардом, он и сам это чувствовал. Сновидения странным образом оказывали влияние на Джерарда, и ему становилось не по себе. Оставалось понять, чего он опасался: видеть эти сны вечно или лишиться их. Ответа у мальчика не было.
Он перевернулся на живот и запустил одну руку под кровать. Подушечками пальцев он провел по колесикам игрушечной машины, которую он спрятал там вместо того, чтобы найти более подходящее для нее место, коснулся нескольких пыльных деталей конструктора, к которым уже давно никто не прикасался, и, наконец, с каким-то трепетом почувствовал твердый картон обложки блокнота. В этой тетради — сам Джерард. Порой дерзкий, напуганный, иногда — счастливый. На некоторых листах можно обнаружить маленькие красные кляксы: капельки крови. Нередко он сбивал в кровь костяшки, по самым разным причинам, и затем буквально сразу отправлялся рисовать или писать, переполненный горечью, обидой или даже гордостью. Страницы этой тетради хранили истории, секреты, рисунки. Некоторые буквы уже было невозможно прочитать: слишком расплывчато, да и бумага местами пошла волнами — следы истерик или просто тихих слез. Джерард безумно любил выливать всю душу в рисунки, которые получались у него очень хорошо. Персонажи, в основном в стиле комиксов, имели собственную оригинальную внешность, историю, характер, который вполне можно понять и без слов: многое читалось в глазах «людей». Самое страшное, что боится потерять Джерард, не считая, конечно, родного брата, — это его тетрадь, ставшую частью мальчика; замены ей просто не существует.
Вытащив тетрадь, Джерард ступил на дощатый пол, по которому босиком ходить чревато — легко запустить занозу. На цыпочках прокрался по скрипящим половицам к окну. Противный звук потревожил его брата, тревожно спящего Майка. Он приподнялся на кровати, похлопал сонными глазами и тут же упал на подушку, накрывшись одеялом с головой. Джерард облегченно выдохнул, прижав тетрадь к груди. Он бросил еще один взгляд в сторону уже спящего брата, выждал секунду, убедившись, что тот спит. Майкл ровно дышал, отвернувшись к стене, словно его сон и не тревожили. Джерард положил тетрадку на подоконник, раскрывая ее на чистой странице. В кольцах, соединяющих листы блокнота, покоится карандаш, подточенный нынче вечером. Он словно знал, что предстоит рисовать.
Джерард на секунду зажмурился, восстанавливая в своих мыслях образ мальчика из сна. Бледная кожа, большие ореховые глаза с живым огоньком, горящим едва не ярче, чем пламя свечи, обыкновенно разделяющей их в сновидениях. Черные волосы, тонкие губы, уголки которых всегда приподняты, словно мгновение — и улыбка мальчишки расплывется до ушей. Это был сложный образ: двенадцатилетний Джерард не был уверен в своих силах. Но если бы он попробовал в стиле, который просто обожает, в котором исполнены не менее девяноста процентов созданных им персонажей? Комично. Как в комиксах, которые Джерард безумно любит, а временами пытается рисовать.
Тонко наточенный стержень карандаша легко коснулся бумаги, оставляя несколько аккуратных смелых линий. Сначала в общих чертах, лишь затем проследовали разделение на формы и прорисовка деталей. Пара минут труда, и силуэт уже был. Джерард легкими прикосновениями намечал шапку волос, глаза, губы, линию носа... Он перевернул карандаш другой стороной, на которой находился кусочек ластика, подчистив набросок. Оценивающе рассматривал лист, вносил мелкие поправки. Снова жмурился. Перед закрытыми веками тут же появлялся мальчишка. Джерард распахнул глаза, обратив быстрый взгляд на луну. Небесное светило тогда было необычайно яркое, словно огромная лампа, которая вот-вот потухнет, однако которая освещает необъятную территорию своим холодным блеклым светом. Джерард снова опустил глаза к будущему рисунку, закусил губу. Крепко вцепился пальцами карандаш. Спустя секунду он набрался смелости и провёл насыщенную, темную линию, выделяя верные детали. За этим делом время всегда летит незаметно. Мальчик тяжело дышал, вырисовывая глаза. Стирал линии так, чтобы остался лишь слабый след. Подрисовал блики и «возвращал» темные контуры на место. Глаза мультяшного мальчишки оживали. Джерард вновь осмотрел рисунок. Спохватился, вспомнив важную деталь, и спустя пару секунд приподнятые уголки губ уже были обозначены несколькими штрихами. Мальчик облокотил тетрадь о стекло. Это всё. Скетч завершён. Но... осталось еще кое-что. Подпись.
«Тебе нужно имя», — пронеслось в голове Джерарда. И мальчик из сна называл его. Ещё при первой их «встрече». Джерард массировал виски, судорожно пытаясь вспомнить имя незнакомца. Память вернулась так внезапно, что мальчик чуть не вскрикнул от радости, однако вовремя вспомнил о спящем брате, поэтому с уст сорвался лишь судорожный выдох. Джерард взял в руки карандаш, до этого момента мирно лежащий на листе. Облизнув губы кончиком языка, мальчик аккуратно вывел под рисунком — Фрэнк.
Спустя пару минут Джерард вернулся в постель, пряча тетрадь на её привычное место. На душе полегчало после того, как он создал этот рисунок. Словно мыслей стало меньше. Но вместе с этим пришла и необъяснимая пустота, которая так четко ощущалась уже тогда, а со временем могла стать еще больше. Мальчик свернулся в клубок, спихнув одеяло к подножию кровати. Холод щипал за кожу, не прикрытую тканью пижамы, однако Джерард почти не обращал на это внимания. Слух обострился, и он, мучаясь бессонницей, такой странной на этот раз — без мыслей и размышлений, словно душу вынули, мог слышать, как бьется о стену мотылек в поисках окна, которое выпустит его на волю или к любому источнику света, который излучает тепло. Некоторое время слух Джерарда ласкал мягкий шелест маленьких крыльев, но скоро это стало раздражать. Мальчик сел на кровати. Пружины под ним заскрипели, и чутко спящий Майк снова зашевелился, но на этот раз успокоился быстрее. Глаза Джерарда, уже привыкшие к темноте, легко отыскали заблудившееся крылатое создание, которое, кажется, утратило надежду вернуться на верный путь. В конце его ожидало тепло: будь то обыкновенный фонарь или пламя свечи, которое, безусловно, погубит глупое насекомое, не знающее, несколько опасен огонь. Но разве будет это заботить мотылька? Тепло и счастье, даже если оно сулит смерть, оно того стоит. Лучше погибнуть так, чем иначе. Хотя, возможно погибель от желанной цели — немного печальна и несправедлива. Но нужно самому думать, хочешь ли ты, чтобы твои крылья сгорели в огне? Тебе будет тепло, но лишь первые секунды, а затем твое тело пронзит дикая боль, медленно уничтожающая все, из чего ты состоишь. И есть ли шанс, что последней мыслью было то, что цель достигнута, и тебя переполнит счастье?.. шанс для такого есть. Но за этим последует пустота. Ты, может, и не умрешь, ты будешь существовать дальше, но крыльев больше не будет никогда.
Джерард поставил ладонь ребром перед мотыльком. Тот чувствовал препятствие, пытался его обойти, но и мальчик не отступал. В конце, насекомому пришлось сдаться и взобраться на детскую ладошку. Второй рукой Джерард аккуратно прикрыл мотылька, чтобы тот не посмел улететь. Снова слез с кровати и осторожно пробрался к окну. Шаги были осторожнее, и Джерард, знающий более «бесшумный» путь, смог дойти до своей цели не тревожа брата. Мальчик встал на носочки. Руку, которая лишь прикрывала мотылька, он вытянул и дернул за ручку форточки. В комнату сразу ворвался свежий ночной воздух. Джерард подтянулся, просунул ладонь с насекомым на улицу. Мотылёк затрепетал в его руке, словно предвкушая миг свободы. Насекомое колебалось, но все же взлетело, быстро уносясь к ближайшему фонарю. Джерард следил за ночной бабочкой столько, сколько мог её видеть, а потом захлопнул окно, вернулся на свое место. Мальчик лег в ту же позу. Черные отросшие волосы разметались по подушке. Джерард прислушался к окружающим звукам. Лишь размеренное сопение брата и шумевшие где-то вдалеке машины. И нет легкого трепета крыльев. И от этого чувство одиночества словно обострилось и пустота стала еще ощутимее. Однако очень скоро на смену им пришла сонливость, и Джерард заснул, ещё не зная, что это будет одна из самых спокойных его ночей за последующее время. Но у каждой медали есть другая сторона, и этот случай — не исключение.
Сны действительно надолго покинули ночную жизнь мальчика.
Джерард вырвал рисунок из тетради и буквально никогда не расставался с ним. Из-за исчезновения сновидений ему казалось, что он начинает забывать облик Фрэнка, именно поэтому, хоть и нарисованный, но он был рядом с ним. Джерард безумно тосковал по этим снам. Первое время даже почти не ел, будучи погружённым в собственные мысли. Из него словно вытащили душу, прополоскали, скомкали и вернули на место. Джерард был рассеянным и апатичным. Его жизнь словно сосредоточилась вокруг этого несчастного листка бумаги с человеком, которого он не знает, и никогда не сможет узнать. Мысль о том, что Фрэнк ненастоящий, что он лишь плод воображения, — это так пугало мальчика. Порой он ловил себя на том, что отказывался верить в нереальность Фрэнка. Потому что это несправедливо.
Маленькому Майку было интересно, что с его братом, почему он такой грустный, что его тревожит. Но для Джерарда мальчик из сна стал какой-то неприкосновенной собственностью, о которой он не мог рассказать даже самому близкому человеку.
В свою тетрадь Джерард по-прежнему писал. Но его записи стали такие, словно мальчик пытался их шифровать: предложение могло внезапно оборваться, давая начало другому, а продолжиться, словно не было никакого пробела, хоть через три абзаца. Джерард просто выливал такими неосознанными текстами душу. Такую же скомканную, местами израненную. И такую несчастную.
Джерард ждал верил в то, что сны вернутся. И они вернулись. Но, казалось, лишь на секунду. Все та же комната. Та же свеча. И Фрэнк. Но... какой-то не такой. Еще более бледный. Губы, уголки которых обыкновенно приподняты, превратились в узкую полоску. Глаза почернели от безумных, расширенных зрачков, из них исчез тот игривый огонек; стоило глянуть в них — и мороз по коже от отчаянья в этой бездонной черноте. На нынешнего Фрэнка жалко и страшно смотреть. Мальчик едва заметно покачал головой, и сделал то, чего Джерард меньше всего ожидал и в то же время очень боялся. Фрэнк задул свечу.
Джерард хотел закричать, но из его горла вырвался лишь хриплый стон, полный боли. Что-то внутри подсказало, что это конец красивой сказки с Фрэнком. Эта задутая свеча символизировала то, что сны прекратятся. Но почему? В чем мальчик так провинился, что его лишили лучшего друга, пускай и виделись они только под покровом ночи?
За окном уже вставало солнце, залившее комнату мягким, теплым светом, наполнив всё окружающее жизнью. Выкрадывая у людей сны, заставляя всех разомкнуть глаза и идти существовать дальше.
Джерарду повезло, что был выходной, и он мог без объяснений пролежать весь день в кровати, сославшись на недомогание. Хотя на самом деле всё куда хуже. Внутренняя пустота ужасна. Привкус рвоты во рту, все тело мелко, почти незаметно трясло, мелкая моторика была нарушена, есть, двигаться и вообще подавать признаки жизни, не было ни сил, ни желания. Конечно, можно было подумать, что ничего особенного не произошло, — просто пропали сны. Но как он был зависим от этих снов! Они внушали некоторый страх, но Джерард желал их. Мальчик знал, что Фрэнк всегда его выслушает. Что он всегда его ждет. Даже мелькали мысли, что Фрэнк настоящий. Однако Джерард быстро прогонял их, так как внутри все-таки понимал, что Фрэнк — лишь сон. Нематериальный. Выдуманный.
Лежа в кровати и невидящим взглядом оценивая тусклый рассвет, мальчик задумался — он ведь контролировал эти сны. Он говорил Фрэнку все новости, хорошие и плохие, а наутро помнил их. Но... во сне мальчику ни разу не приходила в голову мысль протянуть руку и коснуться собеседника. Ни разу. Никогда. Хотя он наверняка мог. Но... но что бы он почувствовал? Что, если бы его детская ладошка прошла загадочного мальчишку насквозь, словно призрака? От этого было бы ещё хуже. Это было бы очередное подтверждение того, что Фрэнк — выдумка. Это бы только усугубило боль от «расставания». Внезапно Джерард подскочил в постели, сердце заколотилось в груди, а кровь прилила к щекам от возбуждения: когда-то в разговорах взрослых он слышал, что снятся только те люди, которых человек видел в реальности. Мозг не придумывает людей. Он воспроизводит то, что вы просто когда-либо видели, однако внимание могли бы и не обратить. Но тут же возбуждение сошло на нет — сны снились очень давно, поэтому найти настоящего «Фрэнка» казалось нереальным. Джерард медленно лег, сжав рисунок в руках. Однако почти мгновенно ослабил хватку, потому что если бы он порвал это сокровище, он не смог бы сделать такое же, этот рисунок Джерард повторить не сможет. Нужно беречь это. Беречь столько, сколько мальчик сможет. А это может быть до конца жизни.
Майкл проснулся примерно через час после Джерарда. Мальчик тихо подошел к брату и предложил тому спуститься завтракать. Джерард лишь покачал головой, даже не посмотрев на братика. Майк нахмурился. Секунда, и маленькая холодная ладошка прикоснулась ко лбу Джерарда, предварительно смахнув отросшие черные пряди, дабы те не мешались. Прошло не меньше чем полминуты, прежде чем мальчик отнял руку ото лба брата. Майк постоял в задумчивости, осматривая Джерарда, который, казалось, абсолютно игнорировал его присутствие. Недовольно пыхтя, Майк покинул комнату, спустился на нижний этаж дома и принялся шебуршать, словно маленький мышонок под плинтусом, на кухне. Прежде чем он вернулся со старым маминым подносом, который наверняка был очень тяжелый — на нем стояли чашка и супница. Несмотря на то, что один тип посуды предназначался для супа, в нем все равно был налит чай, а рядом лежали несколько печений и два куска хлеба, намазанные толстым слоем масла. Майкл поставил поднос сначала на пол, затем снова сбегал вниз, на этот раз возвращаясь уже с табуреткой, на которой и был организован "стол". Джерард с ноткой удивления в глазах наблюдал за младшим, практически игнорируя его действия.
Майкл уселся рядом, взяв ту чашку, что поменьше, и сделав маленький глоток, тихонько пихнул брата.
— Ешь, — Майкл с грозным видом указал на небольшую супницу, от которой поднимался пар, имеющий легкий запах каких-то трав из тех, что обычно заваривает мама, когда кто-то из мальчишек заболевает. Джерард глянул на недовольное лицо брата и не смог сдержать улыбки. Так искренне он не улыбался уже очень давно. Еще пару секунд Майк держал суровый вид, но губы того тоже дрожали, и почти тут же мальчик звонко рассмеялся.
— Ешь, — повторил он, но уже более добродушно.
Джерард аккуратно отхлебывал чай, стараясь не обжечься, почти не сводя взгляда с брата. Он отдал печенье и хлеб с маслом Майклу, ограничившись лечебным чаем, от которого по телу разливалось тепло, заряжая каждую клеточку тела. У их мамы действительно были золотые руки, раз он умела делать настолько волшебные смеси.
Глядя на невинного и относительно маленького брата, Джерард подумал, что, даже учитывая невозможность поделиться с Майклом всем, просто потому, что тот еще не поймет, а некоторое — слишком секретно; даже учитывая то, что в душе все равно зияла дыра, которую, чувствовалось, ничего не закроет и вряд ли что-то заполнит; Джерард ощущал, что со своим братом он не одинок, и никогда не будет, что тот ему всегда поможет. Но вот только всегда ли ответит мальчик благодарностью на бескорыстную поддержку?..
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
Итак, эта тема у меня существует уже давно.
Очень давно.
Слишком давно.
И у меня даже была возможность открыть новый дневник, но...
Это отныне не дневник, это определение слова "прогресс"!
Почти год затишья здесь: поднатаскался скилл!
Чувствую, буде куча перерисовок старых рисунков, ох, чую...
А открывает новую жизнь днева
небольшая почеркушка.
Не слишком серьезная или интересная.
Но я готовлю одну достаточно трудную для себя работу,
и, надо сказать, пока все удается.
Такие дела.
В общем,
Итак, эта тема у меня существует уже давно.
Очень давно.
Слишком давно.
И у меня даже была возможность открыть новый дневник, но...
Это отныне не дневник, это определение слова "прогресс"!
Почти год затишья здесь: поднатаскался скилл!
Чувствую, буде куча перерисовок старых рисунков, ох, чую...
А открывает новую жизнь днева
небольшая почеркушка.
Не слишком серьезная или интересная.
Но я готовлю одну достаточно трудную для себя работу,
и, надо сказать, пока все удается.
Такие дела.
В общем,
Все буде добре
Братик любит смотреть, как я рисую)
Анатомия да-а, хотя ее и не планировалась как таковой, я поняла, о чем вы) Задумка задумкой, но даже в шаржах есть пропорции...
Благодарю за посещение С:
Я уже достаточно давно хотела начать какой-нибудь арт-челлендж,
и наконец-то дошли ручки.
Хех, посмотрим, что из этого выйдет!
Челлендж состоит из шестнадцати дней (для первого раза сойдет),
и подразумевает под собой рисунок в день.
Такие дела. Надеюсь, не брошу. Буду развиваться.)
Задание: нарисуй ОС в платье (1/16)
Знакомьтесь, моя девочка, первый мой персонаж,
Чонси.
Почему такая грустная и недовольная? Терпеть не может платья, а уж тем более в пол, а я ее наряжаю.
Но, согласитесь, позирует она отменно.
и наконец-то дошли ручки.
Хех, посмотрим, что из этого выйдет!
Челлендж состоит из шестнадцати дней (для первого раза сойдет),
и подразумевает под собой рисунок в день.
Такие дела. Надеюсь, не брошу. Буду развиваться.)
Задание: нарисуй ОС в платье (1/16)
Знакомьтесь, моя девочка, первый мой персонаж,
Чонси.
Почему такая грустная и недовольная? Терпеть не может платья, а уж тем более в пол, а я ее наряжаю.
Но, согласитесь, позирует она отменно.
- Статус