— Один раз всего. — Или один десяток. — Холли после родов нельзя было, потом она младшим занималась — понимаешь же, да?
«Нет».
— Но детей, — гордо продолжает, — я ни в чём не обделял. И всё равно она их против меня настраивает!
— Ну конечно, настраивает, — не сдерживаюсь. — Ты крутил роман с ассистенткой, потом к ней же ушел, на суде оторвал кусок побольше не только у жены, но и у детей, а виновата именно жена. Ты не при чём.
— Да что б ты понимал! — лупит по столешнице. — Живешь со своей… — Готов услышать «сукой». — Богиней, которая с тебя пылинки сдувает — да я бы ей ноги целовал. Только таких, как Калия, на всех не хватает.
Поднимается, падает. Подставляю плечо, отмахивается:
— Обойдусь.
Вваливается в свою квартиру, мазнув рукой на прощание. С этими посиделками пора заканчивать: мое сердце давно зажило, а Харрисона лечить надоело.
Однако кое в чём он прав. Калия — богиня, зачем-то принявшая облик смертной. Подобно им собирает волосы в хвост, надевает мешковатые штаны и прячется за наушниками, но перед ней все расступаются. Смотрят вслед, перешептываются, подставляют руки солнцу, которое повсюду с Калией. Которое она почему-то делит со мной.
Нашла фотографа для «как бы» свадебного портрета, и место хозяйских снимков заняли наши. Взяла на себя готовку — больше не давлюсь скорлупой. Прибрала мою грязищу, общается с хозяином квартиры вместо меня, делает каждое утро добрым.
Вот только надолго ли? Ее круг — богатые и знаменитые, а не говорящий реквизит вроде меня.
— Он молчал, но ночью за окном темно, — напел как-то в шутку, когда Калия собиралась на очередную вечеринку. — И она улетала всё равно.
Калия рассмеялась. Вряд ли зная эту грустную песню из маминой юности, она всё же почувствовала мое настроение.
— Собирайся, — бросила в меня пиджак. — Буду плюс один.
Мы отправились в клуб. Калия знакомила со всеми, не давала заскучать, и всё-таки я чувствовал себя… не лишним, скорее в тени. В тени огромного прожектора с ее именем. Совесть безжалостно отгрызала куски от зависти, но огрызок остался.
Пожалуй, стоит научиться танцевать, подумал я, чтобы на следующей вечеринке не выглядеть глупо. Только в пластике ли дело или всё же Калии лучше развлекаться без «плюса»?
На следующую пятницу я записался в танцевальный клуб. Калия тоже танцевала — со своими. Вечер удался.
А наутро я получил новый сценарий.
***
— «На районе»? — фыркаю, едва взглянув на обложку. — Что за?..
Молчу: моего словарного запаса не хватает, чтобы выразить мнение не потеряв работу. Зои смотрит, как мама, когда я плевался кашей, и жестом приглашает сесть.
— «Что за…» — это все современные сериалы, — поясняет маминым же тоном. — Я же предлагаю людям качественный юмор.
Сериалы, где зрителю объясняют, в каком месте смеяться, в мое понимание качественного юмора не вписываются. Лишь из уважения к Зои открываю сценарий, взгляд сразу выхватывает:
«Бар, звон бокалов, фоновая музыка. Рэй и Джей за столиком». Ремарка на полях: «Пришли сюда расслабиться, что на их языке означает напиться и поныть».
— Актуально, — хмыкаю. Обожаю ее примечания.
— С начала читай, тебе понравится.
Листаю к списку действующих лиц:
«Рэй Люкс — парень 19-20 лет. Снимает студию в Блэнквуд Тауэрс, там же подрабатывает уборщиком. Добрый, обаятельный (карандашом: болван), любит сказки».
— Для меня роль писала?
По улыбке Зои понимаю: угадал. Читаю дальше:
«Джей Омбро — сосед Рэя средних лет, носит очки. Разведен, разочарован в женщинах…»
— Да ты за нами следишь!
— Днями и ночами, — шутливо кивает Зои. — Вернись на седьмую страницу.
Возвращаюсь к барной сцене. Теперь на месте вымышленных неудачников вижу кое-кого реального:
«Джей: Никогда не влюбляйся, мальчик. От любви карманы пустеют.
Выворачивает оные в подтверждение своих слов.
Рэй (с усмешкой): Твои даже не наполнялись.
Закадровый смех».
— Уговорила, — посмеиваюсь и я. — Когда начинаем?
***
Чтобы увидеть скрытый текст, войдите или зарегистрируйтесь.
Я уже здесь бывал. Не в этой квартире, в десятках подобных. Каждый дизайнер выпрыгивает из трусов, стремясь создать уникальный интерьер, но кое к чему приходят все: пыль. Пыль, грязная посуда, сморщенные носы хозяев — моя работа.
Бабетта не собирается ее упрощать.
— Под диваном не помыл! — кривится, стоит мне переключиться на холл.
Закатываю глаза: последний час только и делал, что полировал под диваном, однако здесь, похоже, живет пыледышащий дракон. Не хозяйка ли?
— Госпожа Монетто, — откладываю швабру, — знаете два главных философских вопроса?
— Убирай молча, — снова морщится. — Я тебе не за философию плачу.
— Я всё же их озвучу, — принимаю гордую позу. — Итак: откуда пыль берется и куда деньги деваются?
Здесь должен быть закадровый смех. Вместо него — звонкая тишина, столь же звонкий вопль Бабетты:
— Охламон! Как тебе не стыдно издеваться над больной женщиной? Я же, — кашляет от фантомной пыли, — умираю.
— Знаю, — подбираю швабру, кружусь с ней. — Потанцуем?
Включаю проигрыватель, в танце приближаюсь к обалдевшей Бабетте и увлекаю за собой. Пытается оттолкнуть — ничего, привык к строптивым.
— Для умирающей вы очень… Ай! — это она мне наступила на ногу. — Очень красивая.
Бабетта замахивается — перехватываю ее руку и веду. Наш танец — безумие, конфликт верхов и низов, мужского и женского начал… продолжите сами, хорошо? А я отпускаю Бабетту, чтобы сделать кинематографичную поддержку — и целую.
— Снято! — провозглашает Зои. — Уф, наконец-то.
Хлебаю воду. Жестом предлагаю Скарлетт, та изгибает уголок рта в стиле своей Бабетты:
— Мне нужен стакан. Из бутылки пьют только…
— Охламоны, — заканчиваю с интонацией госпожи Монетто.
Зои смеется. Скарлетт сохраняет надменное лицо, но шуткой, чувствую, довольна. И нашей совместной сценой — тоже. Мы не то чтобы сблизились — я так и называю Скарлетт госпожой Симуртон, однако всё реже кажется, что она хочет мою голову на тарелке. Ну а стакан, так и быть…
— Я принесу, — шагаю в сторону буфета. Как раз хотел пройтись.
— И мне чаю, пожалуйста, — это Зои. Я что теперь, как Рэй, мальчик на побегушках?
Возвращаюсь медленно, стараясь не расплескать кипяток — и тут кто-то налетает. Шиплю сквозь зубы и слышу знакомый голос:
— Извиняюсь.
Поднимаю голову от облитых кроссовок, вижу… да ладно? Седины в его черных волосах прибавилось, тело противится царственной осанке, блеск в карих глазах потух, но это всё еще он, мой любимый актёр.
— Здравствуйте, господин Симуртон, — выдавливаю.
— Добрый день, — кивает Сидни Симуртон на ходу.
Как же долго я ждал этого момента. Подождут и Зои со Скарлетт.
— Господин Симуртон, — семеню следом, — я восхищаюсь вами, сколько себя помню. Благодаря вам я стал… тем, кто я сейчас.
Симуртон не сбавляет шаг. Конечно, ему безразличны мои успехи, и всё же…
— Я так счастлив, что мы встретились именно здесь. Где вы сейчас снимаетесь?
— Нигде. Забудьте.
Чай снова капает мне на ноги, но сердце жжет сильнее. Свет, озарявший самые тёмные уголки моей жизни, вот-вот погаснет. Дрянью буду, если это допущу.
— Вас невозможно забыть! Вы всё для меня, и моей мамы, и очень многих.
Симуртон величаво шаркает прочь. Действительно, на что я рассчитывал? Таких фанатов у него полно — и всё без толку. Выкрикиваю в отчаянии:
— Не сдавайтесь, вы же сами нас этому учили! Целься в луну, не бойся промахнуться…
Симуртон замедляется — неужели я на верном пути? Продолжаю на мотив его партии из «Мелодий большого города»:
— Твою стрелу направит верно страсть…
— Не долетит, так сможешь улыбнуться… — подпевает.
— Что получилось среди звёзд попасть, — заканчиваем вдвоем.
Симуртон наконец улыбается:
— Спасибо, молодой человек, порадовали.
Хочет сказать что-то еще, но кашляет. Предлагаю ему стакан воды, который налил для Скарлетт.
— Благодарю. — Залпом выпивает. — Видите, голос уже не тот.
— Это ничего, — заверяю с внезапной уверенностью. — Первые актёры вообще снимались в немом кино, значит, не голос главное.
На лице Симуртона благодарность смешивается со снисходительностью. Так смотрела учительница истории, когда я вдруг решил, что разбираюсь в предмете лучше нее, и детским голоском вещал про хорошего адмирала Ландграаба.
— Удачи тогда, — говорит Симуртон после долгой паузы. — Цельтесь в луну, если вам так близка эта идея.
— И вам удачи!
Симуртон молча удаляется. Подношу Скарлетт свежую воду — и чувствую, что она сейчас полетит мне в лицо.
— Нет уж, спасибо, — выставляет руку Скарлетт. — Я не намерена делить с ним еще и стакан.
Ах вот оно что. Разговор она, может, и не слышала, но видела меня со своим бывшим — этого достаточно.
Выпиваю воду сам, передаю чай Зои. Та наклоняется ко мне и вполголоса:
— Ну ты и… отличился.
— Я же не знал! Они настолько?..
Зои качает головой, будто отвечая: всем очевидно, кроме тебя.
— Он из-за нее, — шепчу, — не получает ролей?
— Из-за себя. — Зои оглядывается на Скарлетт и добавляет еще тише: — Но из-за нее тоже.
Качаю головой столь же красноречиво. Симуртоны всегда казались мне чем-то неделимым, как зима и снег, ночь и светлячки, яблоки и корица. В детстве я вырезал фотографии Скарлетт и Сидни, складывал в альбом, пересматривал в грустные минуты и представлял, что это мои родственники, которые всё время заняты, но однажды приедут. И вот я приехал сам, чтобы застать их врагами.
Писк телефона разгоняет несбывшееся. Сообщение от Сонг:
«Напоминаю: суд во вторник в десять. Не опаздывайте!»
Точно, совсем забыл.
***
— …после свадьбы битва драконов только начинается, — с мудрым видом изрекает Джей, отхлебывая пива. — Так что не спеши.
— Ага, — задумчиво киваю головой Рэя. — Бывают такие принцессы, что думаешь: и зачем я дракона убил, милая же была зверушка.
Покойся с миром, дракон. Ты сущий добряк по сравнению с одной дамочкой.
Когда впервые ее увидел, госпожа Слип напоминала разъяренную кошку. Такая жила возле нашего дома в Хэнфорде: щетинилась и рычала на каждого, кто смел приблизиться к ней или котятам. Даже здоровенный пес непонятной породы, которого боялся весь район, поджимал хвост и обходил эту чокнутую.
Так же госпожа Слип в нашу первую встречу стояла горой и шипела в дверях; из-за ее спины опасливо выглядывал парнишка с каштановыми волосами. Теперь этот шкаф вваливается в зал, за ним семенит Слип. Выглядит безвредной, но я помню, на что она способна.
Мы превзошли животных, придумав суды, наследство и право собственности, только инстинкты никуда не делись. По обоим Слипам это прекрасно видно. Спасибо, папочка, за таких чудесных родственников.
Однако отступать поздно, и я протягиваю руку для приветствия:
— Доброе утро.
«Добрым будет утро твоих похорон», — читается в мачехиных глазах. Руку ни один из Слипов не принимает.
— Доброе, — здоровается их адвокат — шатенка в сине-белом костюме. Назвал бы красавицей, сделай она лицо попроще. — Камилла де Снут.
— Сонг Ши, — кивает Сонг, не размыкая пальцев перед собой. — Рада знакомству.
Замолкают, продолжая дуэль взглядов, наблюдаю за ними. Зои что-то говорила про диалектику света и тьмы; запомнил лишь, что это про Рэя и Джея. Лишь теперь, глядя на Сонг с Камиллой, понимаю суть.
Сонг в белом пиджаке, Камилла — в темно-синем; Сонг в юбке с оборкой, Камилла в брюках. Глаза Сонг — угольки, готовые в любой момент вспыхнуть; глаза Камиллы — голубая полынья среди обманчиво безопасного льда. У Сонг изящный профиль, у Камиллы длинный, будто от рождения задранный нос. На экране из них получились бы превосходные заклятые друзья или закадычные враги.
— А… — встревает младший Слип. — Скоро начнем?
Все резко поворачиваются к нему, будто не веря, что мой единокровный брат в свои пятнадцать умеет говорить. Я тоже не верю.
— Потерпи, Майкл, — ласково поправляет Слип воротник его безразмерного пиджака. — Еще чуть-чуть.
Отворачиваюсь и смотрю на двери зала суда. Впервые хочу, чтобы она оказалась права.
***
— Это безобразие! — рявкает Слип. — Я его жена… вдова, я имею законное право на наследство.
— Нет, госпожа Слип, — невозмутимо отвечает Сонг. — Ваш брак с наследодателем не был зарегистрирован, следовательно, такого права у вас нет. Согласно статье 2.1 Имущественного кодекса приоритет имеет завещание, а согласно статье 10.3 вступивший в брак получает преимущественное право наследования. Как видите, мой клиент, — кладет на стол перед судьей мое свидетельство о браке, — данному условию соответствует, поэтому настаивает на передаче ему половины наследства.
Честно говоря, после того как Слип спустила меня с лестницы, я хотел отсудить у них всё. Однако причина этого не делать играет в телефон рядом со своей драконихой-мамашей. Та вскакивает, ее удерживает Камилла де Снут.
— Моя клиентка протестует, — говорит, получив слово. — На ее иждивении находится не упомянутый в завещании сын наследодателя Майкл Слип, по причине несовершеннолетия имеющий право на две трети наследства. Вот результат посмертной генетической экспертизы, подтверждающий законность наших требований.
Посмертной. Только Сюзанна Слип могла вытрясти деньги из трупа.
— Требования вашей клиентки, госпожа де Снут, — возражает Сонг, — не имеют законных оснований. У Майкла Слипа есть трудоспособная мать, которая и обязана его содержать согласно Конституции Республики Симилар. Поэтому мой клиент настаивает на удовлетворении своего иска.
— Да вы!..
— Госпожа Слип, суд делает вам замечание.
— Я одинокая пожилая женщина со слабым здоровьем, — продолжает Слип спокойнее. — Чего не сказать об этом, — злобно смотрит на меня, — молодом человеке. Решение в его пользу может оставить моего сына без средств к существованию. Подумайте над этим, господа.
Сонг опять протестует, Слип в ответ трясет бумагами, а моя голова кипит всё сильнее. По закону, может, я и прав, а по-человечески — зачем вообще в это ввязался? Проблем недоставало? Чем дальше, тем больше хочется плюнуть, порвать завещание и пустить по ветру — пусть Слипы хоть подтираются папиными деньгами. Лишь рука Калии поверх моей напоминает, зачем я здесь.
Я не успел вернуть маме и сотую часть того, что она в меня вложила. Не заслужил кольцо, которое надел Калии, да и саму Калию тоже. Но она, как и мама, бросила к моим ногам всего себя. Поэтому не должна нуждаться. Поэтому я сделаю что должен: буду сидеть и не мешать Сонг.
Так и провожу время, пялясь на мамино кольцо, пока судья не объявляет перерыв. Сонг догоняет нас в коридоре.
— У нас неплохие шансы, — говорит. — Квартиру вашего отца наверняка оставят за Слипами — всё-таки единственное их жилье. Зато его деньги у вас в кармане.
— Спасибо, — поворачиваюсь к кофейному автомату и лишь сейчас кое-что вспоминаю. — А какие документы показывала Слип?
Лицо Сонг напрягается — ненадолго.
— Не волнуйтесь, — натянуто улыбается она. — Они не должны повлиять на исход дела.
Условное наклонение зудит в голове, но я открываю невидимую форточку и выпускаю его. Устал беспокоиться.
Калия отходит поговорить по телефону. Я беру кофе, плюхаюсь на диванчик и углубляюсь в сценарий.
***
Развалившись на диване, Рэй похрустывает чипсами. Из телевизора доносится лязг стали, рёв и вопль:
— Я одолел тебя, чешуйчатое чудовище!
Чешуйчатое — ну и слово. Надо намекнуть Зои, чтобы переписала эту реплику.
— Победа твоя, — грустно соглашается дракон. — Но прежде чем убьешь меня, знай…
Вот что у героев за манера трепаться с недобитыми врагами? В мире каких-нибудь «Лам у престолов» эта глупость стала бы для рыцаря последней.
— У меня остался детеныш, — продолжает дракон. — Если ты так благороден, как поют о тебе, позаботься о нём. Это всё, о чём я прошу.
Драматичная струнная партия. Стук в дверь.
Настоящий: это судейский молоточек открывает заключительную часть заседания. Убираю сценарий и возвращаюсь на место.
***
— Как?! — кричу на всю улицу. — Как они могли присудить мне отцовские деньги и тут же?..
Злющая Слип удаляется, что-то бурча про обжалование. Она так убедительно изображала болезную, которая в любой момент может оставить сына сиротой, что суд не только отдал Слипам квартиру, но и заморозил мое наследство до совершеннолетия брата.
Сонг была права: деньги у меня в кармане. Откуда их не достать.
— Заключение врача выглядит подлинным, — вздыхает она. — Мы могли бы заказать экспертизу и подать на апелляцию, однако…
Смысла нет, договариваю мысленно. Уж очень любят в нашей стране защищать бедняжек.
— А если Слипы опять?.. — вступает Калия.
— Нет, — обрывает Сонг. — Решение суда они обжаловать не смогут, получить деньги — тоже. Ваше от вас никуда не денется, нужно лишь подождать.
— Ага, — бурчу, — часто это слышу. Сиди и жди, пока мимо проплывет труп врага. Или мимо врага — мой.
— Господин Хэмминг, — потирает виски Сонг, — давайте оставим эмоции и будем смотреть объективно. Объективно мы выиграли дело, нет никаких предпосылок к неблагоприятному развитию событий.
— Я всё-таки думаю…
— Мэттью, — берет меня за руку Калия. — Всё будет хорошо, тебе же сказали.
Вижу ее улыбку, и беспокойство отступает. Калия верила в меня, со мной прошла этот бюрократический ужас, а я топчу ее поддержку своими сомнениями. Нет, такого Калия не заслужила.
— Конечно, — улыбаюсь и сжимаю ее пальцы. — Спасибо вам обеим.
По пути домой считаю: моего гонорара как раз хватит на судебные расходы и проживание. А вот про свадебное путешествие придется забыть.
— Мы потом куда-нибудь съездим, — шепчу Калии. — Обещаю.
Она уже дремлет на моем плече, покачиваясь в такт вагону.
***
— И давно ты перешел на здоровое питание? — недоверчиво смотрит Джей на мой листик салата.
Красноречиво выворачиваю пустые карманы куртки Рэя.
— Понял, — хмыкает. — Но вот что я скажу, дружище: лучше бы ты попробовал устроиться в бар, а не сюда. Потому что ни одна великая история не начинается с того, кто ел, — брезгливо ковыряет свою порцию, — салат.
— Со мной будет иначе, — поднимаю палец, указывая на дверь с объявлением. — Вот, слушай, всё про меня: «Требуются сотрудники с чистой душой, чистыми руками и…»
— И заплатят чистой благодарностью, — заканчивает за меня Джей. — Потому что зачем сотруднику с чистой душой какие-то грязные деньги, да?
Закадровый смех. Рэю в моем исполнении не смешно.
— Ладно тебе, — отворачиваюсь, оглядывая зал. — Сегодня здесь будет хозяйка, и…
— Нет! — несется со стороны подсобки; оттуда вылетает дракон, зачем-то принявший облик человеческой самки. — Шутить изволите? Я просила сделать такую рекламу, чтобы у прохожих слюни текли, а это что?
— А вот и она, — шепчу Джею.
— Это варёный овощ, — мямлит плетущийся следом парнишка в очках, грустно взирая на свои листовки. — Так ведь называется наше…
— Сам ты варёный овощ! — раскидывает их хозяйка. — Чтоб к вечеру был нормальный дизайн, или вы все…
Громко захлопывает рот при виде меня. Так и сижу, подрагивая листиком салата, пока хозяйка приближается к нашему столику.
— Вот! — выхватывает мой салат и потрясает им. — Вот такого цвета сделать листовки. И меню. И вывеску.
Тишина. Хозяйкины каблуки стучат обратно, а я наконец вспоминаю, зачем пришел, и мчусь за ней.
— Погодите! — кричу. — Я… я у вас работать хочу.
— Вот и займись дизайном рекламы, — швыряет мне мой листик. — Справишься — возьму на работу.
Уходит. Так и стою посреди пустого зала, пока очкарик не кивает на подсобку. Прежде чем уйти с ним, поворачиваюсь к Джею:
— Ну, что ты там говорил про салат и великие истории?
***
— Дорогуша, если хочешь прославиться, есть и менее позорные способы.
Моргаю, выныривая из сцены в «Овоще», и возвращаюсь в реальность. Здесь нет Джея и вегетарианской кухни, зато есть бесплатные напитки и бесплатная мудрость Миранды.
Она как галстук-бабочка: красиво, но нечем дышать. Ослабляю оный, фокусируюсь на Миранде, та закатывает глаза и поясняет:
— Пить прекращай. И как только Калия тебя терпит?
Усмехаюсь про себя: кто столько лет общается с Мирандой, меня уже не испугается. Да и я Миранду не боюсь: в этом приторно-розовом костюме она похожа на хозяйку «Варёного овоща». Или на куклу Блонди в менопаузе.
— Не беспокойтесь, госпожа Ландграаб, — улыбаюсь сквозь бокал. — Вспомните лучше, что ни одна великая история не начиналась с поедания салата.
Хмыкает; жду ответа в духе «где ты — и где величие». Вместо этого слышу:
— Великая история может начаться с чего угодно, просто не все видят предпосылки. Знаешь такое слово «serendipity»?
Честно мотаю головой. Миранда гордо поднимает подбородок.
— Серендипити, — акцентирует свой безупречный юнилинг, — или на симлише «серендипность» — это умение делать далеко идущие выводы из случайных наблюдений. Находить то, чего не искал, проще говоря. С тобой бывало?
— Иногда. Вот, например, не искал я копию этого костюма, — окидываю ее пристальным взглядом, — а нашел.
Миранда больше не выглядит куклой — скорее кипящий розовый чайник. Нитка жемчуга на ее груди угрожающе трясется, малиновые губы кривятся в бессильной злобе. Калия в этом костюме была похожа на розу с капельками росы, Миранда — на слюнявого перекормленного поросенка.
— Вот ведь оказия! — всплескиваю руками. — Неужели старина Бронте посмел сшить что-то из уникальной летней коллекции не в единственном экземпляре?
На самом деле мне плевать. Трезвым молча бы отметил сходство с нарядом Калии в суде, теперь же хочу ковырнуть расписную скорлупу госпожи Ландграаб и смотреть, что оттуда полезет.
— Полагаю, — цедит она, — у тебя есть доказательства.
— Еще бы, — выпрямляюсь. — «Вечерний Бриджпорт» читаете?
Миранда, конечно, не читает, но теперь точно скупит все выпуски за последнюю неделю. Наш суд мог стать унылым междусобойчиком, не пригласи Калия журналистов — поднять шум в случае провала. Бронте Стил, узнав о ее намерении, попросил Калию почаще вертеться перед камерой — а он, так уж и быть, ради такого случая повторит для нее тот розовый костюм. Калия справилась на ура.
А вот и она, в длинном синем платье с россыпью страз вдоль декольте. Аккуратно спускаюсь с табурета и демонстративно целую Калию, Миранда так же демонстративно поджимает губы. Будто говоря: тебе здесь не место.
В этом заведении с пафосным названием «Лебедь» мне и вправду не место. Особенно на церемонии «Старлайт», где награждают знаменитостей. Но Калия пришла поддержать Бронте Стила, а я — ее. Да и расслабиться после суда не помешает — так я думал, потягивая третье игристое. Не помогло. Сложно расслабиться, когда ты муха на витрине кондитерской.
— Пойдем, — берет меня Калия под руку.
Нарядная толпа подхватывает нас и несет в зал. Подобное я видел лишь в кино: золотые драпировки, золоченый микрофон посреди черного мрамора сцены, бархатные кресла. Гости одеты под стать, даже я взял напрокат белый смокинг с черными лацканами. Лишь наряд Калии не орет о богатстве.
— Узнаёшь? — куда-то показывает она.
Узнаю высокий мелированный хвост и веснушки на носу Серены Симуртон. Она увлеченно позирует фотографам, тут мимо шелестит черно-белое платье — и улыбки Серены как не бывало.
— Что это было? — киваю на нее. — Кто омрачил светлый лик нашей звездочки?
— Ну так… — Договорить Калия не успевает — звонит ее телефон. — Да что же опять!
Калия вылетает в коридор. Неизвестный противник Серены скрылся, и сама она куда-то делась. Оглядываюсь в поисках знакомых лиц и так погружаюсь в созерцание, что подпрыгиваю от вкрадчивого:
— Не помешаю?
Вижу грудь, которой тесно в декольте. Следом колье, белый верх и черный низ платья, лишь потом — брюнетку со сливочной кожей. А глаза — чернейший кофе, после такого не заснешь.
— Вообще-то, — мямлю, — здесь…
— Вот и прекрасно, — присаживается брюнетка в кресло, которое недавно занимала Калия. — Джеллиминт? Гальвен?
— Что? — не сразу осознаю вопрос. — Нет, вы обознались.
— Других новичков в списке не нашла, — широко улыбается. — Ты же номинант?
— Это Мэттью, мой муж, — отвечает из-за ее спины Калия. — Мэттью, это Серендипити.
— Очень приятно, — улыбается в очередной раз Серендипити и целует Калию в щёку. — Хоть бы на свадьбу пригласила, или мы больше не дружим?
— Дружим, конечно. Просто у нас была закрытая церемония.
— Поверить не могу, — закатывает Серендипити глаза. — Всех продвигаешь, а сама выходишь замуж втихомолку. Знала бы, притащила толпу журналистов.
Калия вертит клатч в руках, то и дело опуская к нему глаза. Теперь понимаю, почему она настояла на тихой свадьбе: если все друзья такие, каждый чих может стать информационным поводом. Не факт, что приятным.
— Кто она такая? — шепчу, когда Серендипити уходит позировать.
— Шутишь? — округляет глаза Калия, но по лицу понимает: не шучу. — Мэттью, это же Серендипити, — произносит имя по слогам; яснее не становится. — Симуртон.
Ах, Симуртон. Уж эту фамилию я знаю, только…
— Вторая жена, что ли?
— Ага. Такой скандал был, когда Сидни ушел к ней.
Ну и новость. Теперь понятно, откуда у Скарлетт зуб на бывшего мужа. Я бы тоже обиделся, уйди от меня Калия к какой-нибудь молодой… кому, кстати?
— Она тоже актриса?
— Ну ты будто в лесу живешь. «Холостяка» не смотрел?
— Урывками. — Так и не понял прелесть всех этих реалити-шоу. — Но финалистка вроде не она?
— Финалистка — Виллоу, на ней Уолтерс в итоге и женился. Ну а Серендипити сделала на этом шоу себе имя.
Подходит же ей имя: и правда нашла чего не искала. Пришла за Уолтерсом — отхватила целого Симуртона.
— Ее правда так зовут?
— Правда. В школе как только не коверкали, но ей всегда было плевать на толпу.
Вот и сейчас Серендипити игнорирует всех, кроме фотографа. Ее длинные серьги поблескивают в распущенных волосах, напоминая змей. Мой взгляд то и дело соскальзывает в разрез платья, из которого виднеется изящная нога в босоножке на тонком каблуке. Представляю, как она наступит мне на горло — это жутко и… интересно.
Поток моих слюней прерывает ведущий, поднимаясь на сцену. Церемония начинается.
Какое-то время пытаюсь вслушиваться и запоминать имена. Через час зеваю, прикидываю, насколько прилично будет ускользнуть, и слышу:
— …Сидни Симуртон! Поприветствуем нашего Господина Невероятные Штаны.
Обалдевший Сидни в белом фраке и золотом галстуке поднимается на сцену. Аплодирую до боли, остальных еле слышно.
— Где это он роль получил? — спрашиваю Калию.
— Это не за роль, а за наряд. — Наклоняется ко мне и заканчивает: — Большее ему всё равно не светит.
Но Сидни, кажется, рад и этому. Он снова похож на моего кумира, а не того усталого старика с киностудии. Уверенно подходит к микрофону, прокашливается, все затихают.
— Спасибо! — горячо восклицает. — Эта награда… очень значима для меня. Вспоминаю, как получил первую звезду за «Мелодии большого города», и…
И тут дверь распахивается, в зал вплывает Скарлетт в обтягивающем золотом платье. Она была бы не она, не укради шоу у бывшего мужа. Без малейшей суеты садится рядом с Сереной, Сидни нервно поправляет галстук и заканчивает:
— Надеюсь, эта награда будет не последней. — Смех Скарлетт из конца ряда. — Еще раз спасибо уважаемому жюри и, — обводит зал рукой в белой перчатке, — всем, кто здесь собрался. До новых встреч!
Аплодируют уже громче, с радостью присоединяюсь. Хочу верить, что именно благодаря мне Сидни не сдался и получил награду, пусть и не ту, что хотел. Главное — его помнят, и если я смог как-то этому помочь, не зря сюда приехал.
— А следующей на сцену выйдет, — продолжает ведущий, — девушка, которую нельзя не любить — именно об этом ее песня «Люби меня такую». Конечно же, Серена Симуртон!
Серена поднимается на сцену, сверкая пайетками и раздавая воздушные поцелуи. Скарлетт рукоплещет стоя, Сидни в конце ряда лениво хлопает, Серендипити даже не шевелится.
— Второй Симуртон за вечер, — шепчет Калия. — Не хватает лишь Скарлетт.
Но ей награды не выдают. Спустя пару имен церемония заканчивается, длинное золотое платье в тон наряду Серены шелестит к выходу. Я должен поддержать или лучше не соваться?
Мои сомнения прерывает возглас Серендипити, цокающей ей наперерез:
— Скарлетт! Поздравляю с победой, — делает будто нечаянную паузу, — Серены. Дети превосходят родителей, есть в этом нечто грустное.
— Это естественно, — держит Скарлетт удар. — Возможно, когда-нибудь и ты сможешь гордиться дочерью. Судьба частенько дает шанс посредственностям.
— Так вот зачем, — обнажает зубы, — ты сюда пришла.
— Я сюда пришла не за наградой, — поджимает губы Скарлетт.
— Поэтому так нарядилась? — уже с явной ухмылкой разглядывает Серендипити ее платье. — Золотой, надо же. Любимый цвет Сидни, независимость от которого ты провозглашаешь каждым своим жестом.
— Ну да, ну да, — невозмутимо кивает Скарлетт. — Для таких, как ты, независимость — зло.
— Зло — когда тебя терпят за былые заслуги, — улыбается Серендипити так ласково, что мне мерещатся клыки. — А новых нет. Жизнь ведь коротка, с возрастом возможностей всё меньше — это естественно. Да, госпожа Симуртон — или правильнее будет экс-Симуртон?
Скарлетт сводит пальцы — еще немного, и сожмет их на шее оппонентки. Вместо этого улыбается в ответ:
— В этом мы схожи — в уверенности, будто брак с ним что-то значит. Но я уже переросла свои иллюзии, удачи и тебе.
Гордо удаляется, стуча каблуками; подходит Сидни. Наверняка пережидал бурю где-нибудь в углу.
— Искорка! — обнимает он Серендипити за талию. — А тебя, — поворачивается ко мне, — я помню. Ты мне говорил целиться в луну.
— Вы знакомы? — приподнимает она тонкие брови.
— Ага, на студии столкнулись. Искорка, ты представляешь, еще одно поколение выросло на фильмах со мной! И вот из этого щёголя, — показывает на меня нетвердой рукой, — выйдет толк. Так выпьем же за него! Где тот с подносом?
Теперь поджимает губы Серендипити. Кажется, мы с ней думаем одно и то же: Сидни достаточно, уже давно.
— Пойдем тогда к бару, — бормочет он, шаркая к двери.
— Лучше домой, — протягивает локоть Серендипити.
— Нет уж! — ревет Сидни. — Не хочешь со мной — пойду один.
И уходит, хватаясь за стену. Серендипити со вздохом следует за ним, Калия тоже тянет меня за руку. Совсем забыл, что она здесь.
— Он всегда такой? — спрашиваю уже на улице.
— Последние пару лет точно, — вздыхает. — После свадьбы с Серендипити вроде просох, но ненадолго. Она не Скарлетт, по мозгам не надает.
У меня сложилось иное впечатление. В их споре я должен был болеть за Скарлетт — не вышло, уж очень красиво парировала Серендипити. Будто злодей Диамант из «Алмазов для симов», пугает и восхищает одновременно. Не задумываешься, что он может сотворить с героем, а ведь герой здесь — я. Четвертая стена меня не спасет.
— Ну и зомби с ними, — улыбаюсь Калии. — Давай прогуляемся.
Идем вдоль Звездного бульвара. Краем глаза вижу плитку Сидни, испачканную краской, и обещаю себе: с моей это не повторится. Я не буду напиваться, вести себя как свинья, не променяю Калию на молодую красотку.
И думать о Серендипити тоже не буду.
Чтобы увидеть скрытый текст, войдите или зарегистрируйтесь.