Мои труды дали первые всходы. Теперь они отнимали еще больше времени и сил, а с последними было не густо. Я еле передвигала ногами, постоянно кружилась голова. Мною завладело полное безразличие ко всему. Кажется, умные люди зовут такое состояние апатией. Кроме того постоянно хотелось спать. Но я вынуждена была пропалывать свой будущий урожай от сорняков. Трава словно взбесилась и лезла недуром после недавно прошедшего обильного дождя. Я стояла в поле попой кверху до поздней ночи.
Потом меня постигла новая напасть. Мало того, что по утрам меня преследовали приступы дурноты с удвоенной силой, так еще, как назло, погода установилась засушливая. И палящее солнце грозило уничтожить едва проклюнувшиеся побеги.
Я, собрав волю в кулак, ползала с ведром по полю, чтобы спасти хоть часть будущего урожая.
Кончилось все тем, что я чуть Богу душу не отдала. Меня хватил тепловой удар. Внезапно потемнело в глазах. Присев на корячки, мне удалось вернуть зрение и кое-как доползти до своего укрытия. В доме я умывалась холодной водой из лейки.
Но данная мера не спасла меня от сильной рвоты, благодаря которой мой скромный обед последовал наружу.
Я доковыляла до кровати, водрузив себе на лоб мокрую ткань. Попеременно теряя сознание, я раз двадцать успела распрощаться с жизнью. К вечеру у меня поднялась температура. Все тело горело огнем.
С трудом поднявшись за очередной порцией холодной воды, я увидела в кадке свое отражение.Это было ужасно! Я, словно плебейка, была ярко-красного цвета. Боже, какой позор! Хотя какой смысл выглядеть как леди, если таковой я больше не являюсь. Никто никогда не простит мне того позора, что я пережила. Теперь я грязная, мерзкая и распутная женщина.
Снова воспоминания о минувшем ужасе больно кольнули меня в самое сердце. Нет, никогда не будет мне счастья после моего падения. Да и не нужно оно мне!
С недавних пор мысль о привлекательности для противоположного пола вызывает во мне лишь страх. Он прочно вытеснил былую гордость. А ведь когда то мне нравилось быть в центре мужского внимания и ловить восхищенные взгляды. Я кокетничала напропалую, мороча голову местным джентльменам. Эх, как давно это было!
Теперь же я похожа на трусливую мышь, едва замечаю на себе взгляд какого-то мужчины, будь он даже дряхлым старцем, со мной случается приступ паники. И я со всех ног опрометью несусь в свое скромное убежище.
Думаю со временем я превращусь в выжившую из ума старую деву.
Хотя нет! Нет! Этого не будет! Никогда этим проклятым янки не сломить меня!
На смену апатии после приступов паники приходит ярость, как сейчас. И я радуюсь ей. Только она позволяет мне осознавать, что я все еще живу, что я могу чувствовать, я могу ненавидеть.
Острое желание мести своим обидчикам не позволяет мне скатиться в беспробудное отчаяние. Назло им, вопреки всему, я выживу, я верну себе все, что потеряла. Мой дом снова станет таким, как был до войны, и будет поражать окружающих своим великолепием. Я добьюсь этого во имя памяти отца, который так любил нашу землю.
Хм, как оказалось, у жизни были свои планы на мой счет. Сначала я обрадовалась, что несмотря на мое скудное питание, прибавляю в весе, но, когда вся моя прибавка стала оседать в области талии...
Ужасная догадка посетила меня неожиданно. Она сразила меня, словно молния, наповал. Мелькнувшая мысль: «У меня будет ребенок», - была последней, что посетила мою голову. Потом только темнота, пустота.
Судя по синякам и ссадинам на руках, я билась в конвульсиях об пол. Но я не помню, я ничего не помню. Не знаю даже, когда и зачем умудрилась искусать губу в кровь. И лишь душераздирающий крик, вырвавшийся, наконец, наружу, не позволил мне сойти с ума.
Я была близка к этому, как никогда. Тупая боль, словно голову зажали в тиски, и планомерно сдавливают в жерновах, лишала рассудка. Она готова была вот-вот расколоться пополам, подобно ореху. Но мой вопль спас меня, принес облегчение. А затем пришли спасительные слезы. Я ревела так, что мне казалось, стены сотрясались в такт моим стенаниям.
Страшная мысль посетила мой «котелок», в котором и так бурлили всевозможные эмоции. Сама не ведая что творю, я поплелась к реке. Я даже зашла почти по самую шею... в своем сумасшествии. Но крестик так и норовил, то залезть мне в рот, то впиться в шею. Эта неожиданная боль отвлекла меня от нелегких дум, и даже несколько отрезвила, вернув в действительность. Я вдруг поняла, что не готова умирать, что я не могу стать убийцей , пусть и существа, которое ненавижу.
Я вышла на берег. Села на корточки. Меня стала пробивать сильная дрожь. Я ревела, а тело мое сотрясалось, но то было не от холода, хотя наступили сумерки.
Хороший же выбор мне послала жизнь: родить от урода или стать убийцей. Бессильная ярость пришла взамен полоумному отчаянию. Я внушала себе, что ребенок ни в чем не виноват. Что такова воля свыше, и я должна принять ее. Но слёзы ручьём стекали по щекам. Я практически захлебывалась ими, то и дело чувствуя их соль на губах.
Мокрая и грязная я просидела там до утра, глядя перед собой невидящим взглядом.
В тот момент мне казалось, что я уже свела счеты с жизнью, и лишь голодное урчание собственного желудка заставило меня признать факт своего все еще бренного существования. Я отправилась в кровать и, завернувшись в теплый плед, ушла в небытие на целые сутки. Сон. Он был спасением и лекарством для моего измученного тела и души.
