Выхожу на улицу, в руке чемодан. Жмурюсь от яркого света и прикрываю лицо ладонью. Да, давненько я не бывала за пределами больницы. Уже как – дайте-ка подумать – уже как второй год. А теперь я здесь, на Песчаном проезде двадцать три, стою с чемоданом в руке и жмурюсь как ненормальная на солнце. А если разобраться, нормальная ли я? Человек, просидевший почти два года в больнице нормален? Я крепче сжимаю ручку чемодана, подхожу к проезду. Оборачиваюсь. За спиной, в распахнутых стеклянных дверях, стоят доктор Карлос и Мадлен. Доктор Карлос лечил меня, а Мадлен присматривала за мной и скрашивала мне жизнь своим присутствием. Что же это за хворь такая, спросите вы? Наркомания. Да, вот так просто. И я не собираюсь скрывать.
Я Рэйчел Хаббард, но это не имеет значения. Горожане уже забыли обо мне. Это я только в больнице два года. А что до этого? Я шлялась по улицам Чикаго около года, ища денег на заветный порошок. Валяющуюся на земле возле одного из клубов, меня нашел доктор Карлос. Он перевез меня в больницу, я сама хотела вылечиться, но не могла. И до сих пор не вылечилась. «Отпущена под залог, с подпиской о невыезде» - я так считаю. Осталось разыскать свою старую квартиру. Как она там без меня? Когда умер мой единственный родственник – мой брат – я была…ну сами понимаете, и ничего не могла воспринимать всерьез. Я и сейчас не грущу об утере брата. А зачем? Эта циничная сволочь отравляла мне жизнь с детства. Больше жалко квартиры, которая уже год простоял без хозяина.
Мне двадцать. Исполнилось только два дня назад. Справляли всей больницей. В качестве подарка мне преподнесли свободу. При одном условии – я буду ходить раз в неделю, по воскресеньям, на проверку. Отчитываться доктору Карлосу о самочувствии, о переживаниях и событиях. Вроде живого дневника. Но он мне посоветовал завести и обычную тетрадь. Вроде этой. Для более или менее нормальной жизни мне разрешили заказать пару шмоток из каталога. В самом деле, не в больничном же халате по улицам разгуливать! Да еще и все проблемы с жилищными вопросами Мадлен уладила. Они – моя семья. Только не плакать, иначе они решат, что я не готова.
Я слабо улыбаюсь и отворачиваю голову на пустое шоссе. И где обещанное такси? Я подхожу к самой обочине, оставляя маленький чемодан на бетонированной площадке. Делаю пару шагов с высокого бордюра. Дальше двух метров ничего не видно. Обычный туман для Чикаго. Даже сидя в больнице об этом невозможно было не знать. Над городом властвует утро понедельника. Гуляки еще бестолково шатаются по улице, пытаясь выветрить остатки алкоголя, а трудяги еще не выползли из своих постелей. Яркие неоновые вывески, кажется, тоже еще не отошли от бурной ночи и только начинают приходить в себя, слабо мигая яркими буквами.
Я прикрываю глаза и делаю первый глоток СВЕЖЕГО воздуха. Утром даже в Чикаго мало машин, хоть в это и трудно поверить. Вдалеке появляется желтое пятно – такси прибыло. Я подбегаю к чемодану, хватаю его за пластмассовую ручку и подношу к машине. Молодой таксист легко подхватывает его и укладывает в багажник. Я оборачиваюсь напоследок, натянув самую счастливую улыбку, и прощально машу измазанными черным лаком пальцами.
Доктор Карлос одобрительно кивает и машет в ответ. Мадлен, кажется, плачет и смеется одновременно. Шепчет что-то. Доктор успокаивающе кладет ей руку на плечо. Я сажусь в машину, тупо улыбаюсь и все машу и машу, пока больница не скрывается за горизонтом и облака шелкового тумана не прячут самую высокую башню здания.
Теперь я самостоятельна. Теперь я одна.
Один
Такси мягко тормозит у высотки. В буквальном смысле вытекаю из машины. За короткую поездку успеваю выпить бутылку газировки, съесть три заботливо уложенных Мадлен пирога с яблоками и насчитать двадцать три красные машины. Детская забава. Водитель любезно вытаскивает мой багаж и в нерешительности останавливается. С минуту мы смотрим друг на друга, а потом меня пронзило: надо заплатить. Я поспешно лезу в передний карман чемодана и отдаю смятые купюры, бурча: «Сдачу оставьте себе». Таксист благодарно кивает и уезжает, «благородно» оставив меня одиночестве. Я запрокидываю голову. Мрачный гибрид из стекла и бетона снисходительно смотрит на меня с высоты своего роста. После относительно скромной больницы это даже не привычно. Захожу в холл и подхожу к лифту. На каком же этаже я жила? Кажется, шестнадцатый… Неуверенно нажимаю на кнопку. Лифт приветственно звенит и открывает передо мной двери. Делаю неуверенный шаг и жму на кнопку с цифрой шестнадцать. Лифт мягко тормозит и снова звенит, распахивая двери. Оказываюсь на площадке с двумя дверями. Так, куда теперь? Какая была моя квартира? Вспоминаю, что при выходе из квартиры у меня был прекрасный вид на картину невероятно красивой женщины. Оглядываюсь в поисках полотна – вижу только истертую раму и блеклый рисунок в ней. Со вздохом подхожу к ней и поворачиваюсь к ней спиной. Квартира триста два. Делаю несколько шагов по направлению к дубовой двери, но останавливаюсь и оборачиваюсь. Ворча, снимаю портрет со стены и только потом удаляюсь в квартиру. Долго вожусь с ключами, а когда попадаю в квартиру, застываю на месте. О Боже, куда мне столько пространства? Непривычно. Обхожу все комнаты, выбираю комнату с панорамным окном. Захожу за белое кресло, в угол. Смотрю в большое окно. Достаю из кармана сигареты, наблюдаю за ожившими людьми за окном и затягиваюсь. Да, даже в больнице были сигареты. Доктор Карлос сам давал мне их, чтобы я могла отвлечься от наркотиков. Никотиновую зависимость ведь легче вылечить, чем наркотическую. Ха, прокол.
Машины спешат куда-то, стараясь нагнать друг друга, какие-то человечки стоят и ждут припозднившийся автобус, собачники выгуливают своих питомцев в парке напротив. Наблюдать за людьми мое любимое занятие. Придумывать куда они спешат, о чем думают, о чем мечтают. Человеку без мечты только и остается придумывать мечты другим. Раньше я думала, что моя мечта – выбраться из светлых стен больницы, жить среди нормальных людей нормальной жизнью. Теперь я здесь. Счастлива ли я? Нет.
А ведь раньше у меня была мечта… Я мечтала, что мы с братом будем жить в доме на берегу моря. В детстве мы очень дружили. Саймон растил меня, ведь наша мать умерла, а об отце мы и не знали. Он трудился на трех работах, откладывая от зарплаты денег на поездку, врал мне, что бодр и полон сил, хотя сам часто падал в обморок. Мне вот-вот должно было исполниться четырнадцать. В одну роковую ночь, Саймон не вернулся. Его друзья завели его в казино. У него возникла зависимость. В одну ночь он просадил все деньги, собранные на поездку. Потом он начал носить из дома вещи, бил меня и обвинял в том, что я ворую у него деньги. А кушать хочется всегда… Три долгих года проходили в вечных криках и побоищах, на моем лице прочно засели синяки. А я уже не чувствовала боли. На семнадцатый день рождения я и связалась с неподобающей компанией. Они подсадили меня на иглу. Сначала все было так хорошо и радужно и даже брат не пугал меня. Но потом я уже поняла, что нужно кончать. Но было поздно. Я ушла из дома, болталась по улицам Чикаго и продавала все, что можно, лишь бы раздобыть денег на порошок. В один «прекрасный» день я просто упала возле одного из клубов. В глазах потемнело, а грудь будто сдавило стальным обручем, и с каждым вздохом он все сжимался и сжимался. Последним, что я увидела, были дорогие кожаные ботинки. Открыв глаза, я увидела уже белоснежный больничный потолок и Мадлен, заботливо растворяющую мне в чай лекарства. Когда брат погиб, у меня уже начиналась ломка. Я не могла ничего адекватно оценить. Мне тогда сказали, что он сбросился с крыши нашего дома оттого, что залез в долги и не смог их вернуть. Так не стало Саймона.
По щеке катится скупая слеза. Сижу здесь с самого утра, сползши на пол. Выкурила уже все пачку сигарет. Тянусь было за сигарой – вытаскиваю пустую пачку. Недовольно морщусь и швыряю ее в темноту. Выхожу из комнаты, включаю во всей квартире свет. Морщусь, но иду к чемодану. Переношу его в спальню и открываю пустой комод. Перекладываю туда все вещи и присаживаюсь на кровать. Осматриваюсь. Гитара… И зачем она нужна мне? Закрываю глаза и откидываюсь назад. Неделю меня будет кормить доктор Карлос. Дальше – мне нужно найти работу. Черт, башка болит. Не надо было так много курить…
Всегда считала себя независимым человеком. А что теперь? Теперь я раба иглы. Ловлю свой призрачный кайф и это все, что у меня есть. Может, я уже стала совсем безвольная? Может, уже не способна за себя бороться? Наверное, я не умею сама себе помочь, да и чужой помощью воспользоваться не умею. Кажется, я уже не верю, что смогу вылечится. Ох, еще и это проклятое одиночество. Колоться с другими я не могу. Предпочитаю тонуть сама, чем с другими. Это больно, когда твои друзья мучаются так же, как и ты. Да и денег на «товар» нет…
Вздыхаю и прикрываю глаза. Что же мне делать? В этой проклятой жизни нужна любовь. Без нее – вечная пустота, которая убивает, душит и мучает. Я должна вылечится, так нельзя жить. Без надежды, без смысла. Я погубила себя… Я умру от одиночества в этой квартире бессмысленной смертью наркоманки. Меня что-то мучает – настроение хуже некуда. Одиночество сводит меня с ума. Перекатываюсь с кровати и падаю на пол. Это привело меня в чувство так задумано. Поднимаюсь, отряхиваю коленки и подхожу к телефону. Судорожно набираю номер. По лицу капают слезы. Слезы?
-Доктор…
Сразу выкладываю начало второй записки.
Два
Большой, плохо освещенный коридор. Темная фигурка движется по направлению к последнему кабинету. Скрипит дверь, коридор на секунду освещается узкой полоской света, раскладывающейся, точно китайский складной веер. В кабинете пара ламп, мягка кушетка, рабочий стол и офисное кресло. Правая стена полностью заставлена книжными шкафами. В углу цветок. Девушка проходит вглубь кабинета и садится напротив стола.
-Кто это? – опасливо спрашиваю я, косясь на стоящего у окна человека.
-Это мистер Грей Джекилл, аспирант, - спокойно отвечает доктор Карлос. На часах половина первого. Медленно киваю и смотрю в упор на доктора. Безукоризненно уложенные седые волосы, безупречный халат. Только в глазах усталость и измятость. Его ассистент выглядит хуже. Глаза слипаются, волосы растрепаны, рубашка измята, а халат надет набекрень. Но он смотрит на меня внимательно, будто ждет чего-то. Доктор Карлос молча указывает на кушету. Иду вперед, ложусь и закрываю глаза.
-Что же тебя беспокоит, милая? – голосом, которым обычно охотник подзывает зайца, пряча за спиной оружие, спрашивает доктор Карлос.
-Наркоман – это такая тварь, что если за ним недосмотреть, все – пиши пропало, - вдруг говорю я.
Ассистент удивленно смотрит на доктора. Доктор Карлос лишь отмахивается от него, как от назойливой мухи и продолжает слушать дальше. Я задумываюсь.
-Иногда, я подслушивала разговоры…И знаете что?
-Что? – тут влезает уже мистер Джекилл.
-Люди ни о чем не говорят… Иногда, лучшая вещь, которую ты сможешь сделать – это шаг назад. Сделать шаг назад и дать себе передышку. Жаль, что я слишком далеко ушла…
-Да как ты можешь так говорить?! – неожиданно кричит студент, - Ты такая молодая, а ведешь себя, будто ты уже мертва. Все это…неправильно!
Я приподнимаю голову и равнодушно смотрю на него. Доктор Карлос откатывается на своем офисном кресле к стене.
-Прежде, чем осуждать меня, возьми мою обувь. Пройди мой путь, попробую мои слезы, почувствуй мою боль, наткнись на каждый камень, на какой натыкалась я. А потом уже говори, как правильно жить, - отзываюсь я, снова укладываю голову на подушку.
-Ты…ты могла найти кого-нибудь, кто помог бы тебе!
-Подойди к зеркалу, - улыбаюсь я, - Видишь? По ту сторону единственный человек, на которого можно положиться в этом гребаном мире.
-Ты противоречишь сама себе, милая, - ласково сказал доктор, - Ты говорила, что тебе одиноко, ведь так?
-Да, так, - я кивнула, - Но назовите мне хоть что-нибудь хорошее, чему не приходит конец, и у меня крыша съедет на радостях.
До самого утра мы обсуждали все мои слова. Доктор внимательно меня слушал, кивал. А Грей…Он сидел на краю моей кушетки и смотрел мне прямо в глаза. Что он надеялся там обнаружить? Но я упорно не отводила глаз, смотря прямо в его большие синие глаза…
Доктор посоветовал мне завести какое-нибудь животное и найти себе увлечение. Ага, как же.
