Ночь изъеденная могильной плесенью. Именно ее и можно было ощутить в воздухе, запах тлена, запах этой странной черной пыли покрывающей старые склепы по углам, где ветер ворошил прошлогоднюю листву, играл свисающими клочьями старой паутины. Тлен. Забвение.
Ноги бесшумно двигались среди белесой прошлогодней травы, что уже успела высохнуть под теплыми лучами весеннего солнца, даже не смотря на морозные ночи и еще прохладные вечера. Трава шелестела, едва ее касались подошвы конверсов, легко задевая хрупкие стебли, нарушая привычную ветру игру. Ветру в общем все равно, кто рискнет играть с ним в игры, но сейчас он усиливался с появлением столь занятного гостя, ветер трепал белые волосы, путая их вокруг свисающего с правого уха креста, словно просто заигрывал, заманивал, тянул туда, где это странное существо может найти себе место. Ветер гонял сухие листья березы под ногами, развлекал их звуками, наполняя реальность, словно застывшую в глазах вечности новой жизнью.
Мариус шел не спеша, то и дело убирая волосы под воротник тонкого кашемирового пальто, игры ветра ему было сложно оценить по достоинству, скорее сейчас они мешали сосредоточиться на главном, на том, что сидело, а может лежало в одном из старых склепов на окраине кладбища. Тонкие паутины, дрожащих, едва мерцающих нитей тянулись, опутывали пространство, они считывали информацию, улавливая каждое движение, выискивая то, во что еще можно вдохнуть жизнь, то, что еще не стало тленом, не поддалось смерти. Девочка. Только девочка в склепе напоминала о том, что жизнь есть не только после смерти. Девочка, по сути еще совсем ребенок, лет 15, на вид.
Откуда то вампир знал, что при встрече она накинет себе еще пару лет, ведь даже будь она старше, она выглядит значительно моложе своих лет и это заставляет ее врать. Врать всем без исключения. На заправках, в дешевых мотелях, в супермаркетах, в аэропортах. Везде, где бы она не появлялась. У нее нет имени, есть только поддельные права на имя Моны и больше ничего. Нет дома, нет семьи нет прошлого. Она сама зато есть. Просто есть и все. Как та самая могильная плесень. И не надо ломать голову о том, кто она и откуда. Достаточно просто посмотреть в глаза. Темные глаза, цвета кофе. Они почти не прозрачные, не бликуют на солнце. У нее фарфоровая, белая кожа и густые черные волосы, стриженные в неровное каре с короткой челкой. Сейчас на ней легкое светлое платье, грубые ботинки и кожаная куртка. Мужская куртка. Она пахнет кожей и никотином. Она пахнет смертью и из ее глаз сочится замогильный холод. Такой же как и из его глаз. Тонкие руки девочки унизаны браслетами, они звенят, когда она поднимает руку с зажатой в ней сигаретой к губам и этой музыкой наполняется холодное пространство старого склепа. Мертвый перезвон.
Где ее мог встречать? Где угодно. На ночных улицах Праги, в вечерних сумерках Парижского кладбища, на набережной Невы, в старом кинотеатре у входа, в опере, на рок концертах, в своих снах. Где угодно. Сейчас тонкие паутины нитей тянулись обратно, не обнаружив на кладбище ничего интересного кроме девочки. Нельзя было точно сказать, что она была ему интересна, скорее наоборот, очередное бесполезное знакомство, нужные и душные разговоры ни о чем, ее мелодичный и тоненький смех, который повиснет в воздухе, но что то притягивало. Ноги сами передвигались в сторону склепа. Она знала, она ждала.
Легкие тени изящно падали на покрытую трещинами дорожку, тени преломлялись в лунном свете, свиваясь в красивые узоры под ногами, узоры же смешивались с трещинами и проросшей в них травой, становясь чем то жутким и зловещим, как некий символ бесконечного пути и чужого страха. Узоры по которым сейчас безошибочно можно было определить, что она пришла недавно. Глубокий отпечаток на сырой земле, с краю от тропинки, за ним еще один. Цепочка следов вела к прикрытым зеленоватым дверям.
Я знаю тебя…, я давно знаю тебя…, зачем? Мысли не шли, дальше вопроса. Зачем сейчас нужна была эта встреча, понятно не было, но предчувствие того, что все изменится, не покидало.
Девочка болтала ногой сидя на старом саркофаге, вокруг которого ветер кружил листья и курила. Девочка терпеливо ждала и улыбалась своими красивыми, матовыми и темно вишневыми губами, теми, что не оставляют отпечатка на фильтре сигареты. В руке она вертела сухую гвоздику, рассматривая ее с упрямством ребенка, словно пытаясь сообразить, как так получилось, что цветок засох и не пахнет. Запах тлена.
-Ты не любишь гвоздики?- она соскочила с каменной плиты и подошла вплотную. Не высокая, худая, невесомо прозрачная. Можно было даже видеть синюю паутинку вен, сквозь красивую, полупрозрачную кожу. У нее очень длинные ресницы, от чего глаза кажутся заметно больше и темней. Она хлопает глазами и отворачивается, обиженная. Она не затронула сердца, не заставила его биться чаще. Она слишком молода, хоть и совершенна. Непростительно молода.
Она пришла, чтобы остаться. Вампир понимал это. Невысказанные просьбы все так же витали в воздухе, что сейчас искрился от напряжения. Вся ее обиженная поза говорила об этом. Поникшие плечи, опавшие лепестки сухой гвоздики. Один шаг и ее долгая жизнь оказалась навсегда прерванной. Один короткий взгляд и вот уже ее глаза встречают рассвет, но она никогда больше не увидит его.
Мона.
Или мне кажется?
Такие цвета работы, такие дамы, словно живые! И эта дымка и озорные огоньки вокруг - вес создает атмосферу ведьминого праздника, на котором девушки явно пошалят 
Прекрасный арт! 
