5 поколение Мориэль. История одной семьи.

[Lorraine]

- А где была мама в твой первый школьный день, Лаура? – я взглянул на Сару. Она не казалась мне нервной или обеспокоенной, и легко ответила:
- Мама выбирала мебель для нашей с папой новой спальни.
- Без папы?
- Я же должна была посмотреть, на что буду тебя настраивать, когда мы поедем вместе.

Лаура смотрела на Сару исподлобья. Её губы на мгновение сжались, будто проглотив какую-то фразу.

- Так как дела у тебя в школе, Лаура? Какой предмет понравился больше всех?
- Мне там не нравится. Очень много людей. Математика простая, а литература самая интересная.

Литература? Вот уж точно не подумал бы.

Но это мне только на руку. В её возрасте я тоже был фанатом книжек, особенно мне нравилось делать заметки о происходящем вокруг.

Помню, в школе мне вообще могли дать свободное посещение, но мама настояла, чтобы я ходил на уроки. Тогда я не был от этого в восторге, но сейчас понимаю, что на её месте поступил бы так же. Мне в школе было просто и неинтересно, потому что в Миднайте нет спецкурсов для художников и писателей, если они не новички.

А Лаура… Не любит шум, посторонних, да и вообще много людей. Это была еще одна причина поскорее перебраться нам с Сарой на первый этаж.

Я рассказывал дочери о том, как написал первую книгу где-то в её же возрасте. Что читал, прежде чем сделать это, какие жанры существуют и как определить, в каком из них тебе комфортнее. Много чего рассказывал. Сара слушала, но уже сидя на диване и пролистывая очередную книгу. Дома собрался небольшой книжный клуб.

Наполняя ванную водой, я вспомнил, как раньше бесцеремонно Сара входила в эту комнату в откровенном белье. Вспомнил, как кокетливо она играла со мной, как завлекала и звала. В моменты, когда память будила такие приятные воспоминания, я больше всего хотел прижать моё сокровище к себе.

Последнее время с этим было туго.

Я не упускал возможности заработать денег, потому что хотел отложить крупные суммы, теперь уже не только Лауре, но и Доминику. Отец знал об этом, но некоторые его предложения были мне, мягко говоря, непонятны.

Он попросил меня на премьере оперы его дальних друзей из Мунлайт Фолза проконтролировать порядок и поток посетителей. Почему этого не мог сделать он сам, я до сих пор не знаю. Неприятно мелочное чувство посетило меня, когда отец перевел на мой счет за это деньги.

Я бы помог ему и просто так.

Особенно если бы знал, почему он перестал навещать собственный театр так часто, как раньше. Я-то думал, что отец жить там готов, ан нет. Не готов. Он занят чем-то другим.

Как-то раз он застал меня возле порога нашего дома. Ключи от дверей я у него и не думал забирать – пускай приходит тогда, когда захочет. Но поговорить со мной он захотел именно на улице.

Обменявшись формальными любезностями (как он любит) и слегка посплетничав, отец похлопал меня по плечу и грустно улыбнулся:

- У тебя хорошая жена, сын. Сара очень хорошая.
- Эм, спасибо, пап, - я немного не понял к чему и из-за чего он это сказал. – А почему ты сейчас решил мне это сказать?
- Я… не знаю, - неловкая тридцатисекундная пауза. – Просто она располагает к себе. К тому же родила двоих детей и так прекрасно выглядит!

Во мне просыпалось два чувства: гордость и непонимание. С одной стороны – да, окей, моя жена и правда замечательно выглядит, я горжусь этим и довольствуюсь сполна. С другой – я все ещё не уловил, почему мне говорит об этом отец. Может, сравнивает с мамой в этом же возрасте? Мама, бесспорно, выглядела куда старше, но это была не её прихоть.

Короче говоря, я ничего не понял.

Осознав это, отец быстро ретировался, сославшись на перегрев. Это да. Кожа его уже начала покрываться красными пятнами то тут, то там, я даже успел вспомнить, каково это – быть таким, как мой отец. И сразу обрадовался, ощутив тепло солнца на своей коже.

Моя прекрасная жена всё так же не выпускала Доминика из рук. Он был для неё еще более фарфоровым, чем в своё время Лаура.

---

После небольшого ремонта в спальне и на втором этаже я понял две вещи:

1) С Сарой было на удивление легко договариваться. Говорят, что ремонт обычно вызывает кучу ссор внутри пары, но в нашем случае это было совершенно не так.

2) Сара любит комнатные цветы. Больше комнатных цветов!

Я в них не разбирался. В детской наверху она поставила на стол Лауре красивые розовые бутоны. Может, орхидея?

А в нашей совсем немного обновленной спальне появились не только ползунки для Доминика, но и… комнатные цветы! Какие – не знаю, да и какая разница? Ни один их вид/сорт не пахнет так прекрасно, как моя Сара. Но они дают какое-то ощущение безопасности моему сердцу. Вот, смотри, это цветы, их могла оставить здесь только твоя жена. Она здесь. Рядом.

---

Лаура устроила бунт и впервые отказалась от ужина.

- В чем дело, милая? Тебе не нравится, то что сегодня на столе?
- Это готовила мама. Я не буду это есть!
- Но почему? – вмешалась Сара с крайне опечаленным голосом. Мне тоже стало внезапно грустно.
- Потому что мама меня не любит! И папу не любит! Только братика! – громко сказала Лаура и села напротив нас, даже не прикоснувшись к тарелке. Она отставила её в мою сторону. Переглянувшись с Сарой, мы вроде на ментальном уровне поняли, что Лаура просто ревнует маму к Доминику.

- Доченька, милая, не говори так! Я очень люблю и тебя, и твоего папу. Давай, съешь что-нибудь.
- Не буду!
- Лаура, но мы же с мамой здесь. Сегодня мы проведем с тобой весь день, хочешь? Твой дедушка пришел посидеть с Домиником.

- Да, Лаура, мы с твоим папой приглашаем тебя с нами в кино. Возьмем твой любимый сырный попкорн, м? Только сначала поужинай.
- Нет! Ты всё врёшь.
- С чего ты такое взяла, Лаура? Не обижай маму, не надо говорить плохое про неё просто так.
- А я не просто так. Я вот тут, - Лаура положила ладошку чуть ниже ключиц, - знаю. Можно мне мороженое?

Мы с Сарой снова переглянулись. На этот раз Сара была чуть более смущенной и сжатой. Кажется, дочь провоцирует нас на сладкое через ревность к брату? Чего она добивается? Трудности перевода. Мало того, что это ребенок, так еще и девочка. Я не знал, идти ли у неё на поводу или всё-таки заставить съесть ужин. Лаура и так не ела мяса, редко питалась кровезаменителями и пока что не стремилась к этому.

Я разрешил ей съесть мороженое на ужин.

Уже ближе к ночи, когда мы готовились ко сну и Сара втирала какой-то вкусно пахнущий крем для рук, мне показалось здравым снова поднять этот вопрос по поводу Лауры.

- Как ты думаешь, Сара, почему Лаура себя так ведёт? Мы уделяем ей мало времени, или просто сыну чуть больше? – я выдвигал свои догадки. Немного поразмыслив, моя жена сказала:
- Думаю и то, и другое. Мы почти никуда с ней не выходим, но от кино она отказалась. Пойми меня правильно, Доминик сейчас очень требователен к тому времени, которое ему нужно уделять.
- Я понимаю, но Лауре не объяснишь. Я люблю наших детей одинаково сильно и время им уделять стараюсь тоже одинаково, - Сара легла в постель. Я приобнял её, спрятав под крылом. Она была холодная, физически. И даже морально.
- Я тоже, Себастьян, я тоже. Но утро вечера мудренее. Давай спать.

И так всегда теперь.

Давай спать.

Может не спать? У нас новая кровать, небольшой ремонт, как-никак.

Опять спать. Я устал спать. Мне нужна моя Сара. Где же она?

Я понимал, что это именно моя Сара только тогда, когда она обнимала меня по ночам сквозь сон. Крепко. И всё.
​

​

20,75
+0,25 (за 10 уровень навыка, писательство, Лаура Мориэль)
= 21

 

[Lorraine]

От завтраков Лаура никогда не отказывалась, уплетая вместе со мной всё до последнего кусочка. Она делала бутерброды, пластмассовой линейкой измеряя, одинаковыми ли получились кусочки хлеба: они обязательно должны были быть квадратными.

На свой экспертно-художественный взгляд я оценивал её творения каждое утро перед работой.

О нашем утреннем ритуале Сара ничего не знала. Так у нас появились первые секреты от мамы.

Правда, наличие таковых её не беспокоило. В жизни Сары был Доминик, с которым она всё так же не хотела расставаться ни на минуту. Даже когда он спал, она или сидела рядом с ним, или читала на очередном форуме что-то про детей. Я не вглядывался. Не прерывал её увлеченность. Но даже для меня такая привязанность казалась странной.

В какой-то момент я не просто перестал понимать, чего хочет Сара.

Я перестал даже догадываться об этом. Мои теории о салонах красоты не оправдались. Я проверял её переписки и историю браузера. Даже повышенное внимание к ней (хотя, стандартное по меркам прошлых пяти лет) оказалось недостаточным для разгадки. Прямые вопросы тоже не работали: она всегда знала, что нужно ответить.

Но о чем она думала… О чем?

Лаура не говорила со мной о маме, она избегала любой попытки поднять эту тему. Я долгое время думал, что это всё из-за любви Сары к Доминику, из-за того, что Лаура хочет быть первой в её глазах.

Но относиться к этому избеганию с подозрением я стал только тогда, когда поднял тему Сары в очередной визит отца к нам домой.

Не сказать, что он приезжал к нам часто, но время от времени заглядывал, привозя с собой шоколад или конфеты, иногда фрукты, и обязательно цветы. Цветы для мамы.

Когда я спросил у него, не замечал ли он чего-нибудь странного в поведении Сары, какие-то её изменения с тех пор, как родился мой сын, папа… занервничал. И поспешил удалиться. Я ощутил себя человеком, который не знает чего-то важного.

Будто бы все кругом знают что-то важное, а я нет.

---

Я пригласил Сару на свидание. Ну да, а что такого? Мы так давно с женой никуда не выбирались, что мне в очередной раз стало стыдно за самого себя. С одной стороны. С другой – я всё-таки хотел понять, что за молчаливый груз висит на моем доме.

Этот день во многом определил мою дальнейшую жизнь, но не изменил судьбу. Я никогда не был фаталистом. А на улице была весна.

Сара была красива. Она всегда была красива, даже по утрам. Особенно по утрам. Но в тот день моя жена, по своему прекрасному обыкновению, была в черном пальто и с бордовой помадой. Вокруг всё цвело и распускалось, как умело и могло в Миднайте, но запаха цветов я не ощущал: мой нос улавливал только запах своей Сары.

- Ты сейчас еще красивее, чем была в день нашей свадьбы.
- Не преувеличивай. Я выгляжу так почти каждый день.
- Значит почти каждый день ты красивее прежнего, - я улыбнулся, чтобы и она улыбнулась. Но Сара не сделала этого. – Я в чем-то виноват перед тобой?
- Почему ты так говоришь? - ей стало определенно очень грустно.
- Я… перестал понимать твои мысли. С рождения Доминика ты всё время ходишь задумчивая и печальная. Даже сейчас, когда я держу тебя за руки в этом прекрасном парке, когда у наших детей всё хорошо, у нас самих что-то не так. Скажи мне, милая, в чем дело?

Я должен был что-то понять, видя, как тает закат над нами. Заметить что-то в её взгляде.

Её слегка приоткрытые губы вот-вот бы выпустили заветные слова разгадки. Но Сара лишь набрала воздух и тяжело выдохнула, опустив голову. А потом она посмотрела на меня и улыбнулась.

- Ты очень многое сделал для меня, Себастьян. Даже слишком. Я не знаю, могу ли дать тебе что-то равноценное взамен. Вся моя жизнь, такая, какая она сейчас, стала настолько хорошей только благодаря тебе.
- Никогда не говори так! Что значит взамен? Ты подарила мне двух прекрасных детей, подарила мне уют в доме, свою руку и сердце.
- Это не я. Это мы.
- Вот видишь. Это не может быть причиной таких долгих раздумий и печали. Сара, которую я помню, всегда была легкой и игривой, я бы даже сказал кокетливой. Конечно, времена меняются, теперь мы оба стали старше, но… Все в нашем доме ведут себя так, будто я чего-то не вижу. Чего-то не знаю.
- К-кто?
- Лаура, папа. Они избегают разговоров о тебе.
- Я не знаю, Себастьян, - Сара отвела глаза вниз. – Мне страшно от этого всего. Страшно. Я сейчас вообще ничего не знаю. Ничего. Я просто, просто…

Хрупкое тело моей жены задрожало. Она зажмурилась так, будто в метре от неё ударила молния. Я обнял Сару так нежно, как только умел. Мои ладони касались волн её локонов, поглаживая их, я совсем растерялся, но виду не подавал – Сара начала плакать, и если я покажу слабину, то никто её не поддержит.

Мы тотчас же поехали домой. Всю дорогу Сара молча смотрела в окно. Я готовился услышать что-нибудь страшное, что-нибудь действительно ужасающее, но сердце моё хотело лишь окружить жену чем-то теплым и мягким. Что бы ни случилось.

Поспешно выбегая из машины, я открыл дверь перед Сарой, подал ей руку. Я что-то заметил.

Мы дошли ровно до порога нашего дома. Она остановилась, держа мою ладонь, а потом подошла так близко, что я ощутил её дыхание на своей коже.

Её пальцы скользнули по моей щеке. Сара сама поцеловала меня, так же, как в прежние времена. В это мгновение, когда прохладный весенний ветер обвевал нас, целующихся у порога дома, я забыл о своих страхах и предчувствиях. Это была она – моя Сара.

Такая же, как и много лет назад. Активная, живая, наглая и безмерно легкая. Моя любимая.

- Хватит.

Едва узнаваемый на тот момент голос прервал наш поцелуй.

Это был отец.
​

21

Глазами Сары

 

[Lorraine]

Первые слова в реальной жизни, которые я услышал от Сары в день нашей живой встречи, были «Это ты – Себастьян?».

Сейчас я хочу задать себе тот же вопрос. Это я – Себастьян? Тот самый слепой идиот, который прожил столько лет с закрытыми глазами?

Помню, что наше общение в принципе началось хоть с не особо важной, но всё же лжи. Недомолвки. Но я всегда ждал её. Прощал её. Любил её.

За что, Сара?

---

Не без труда, но я всё ещё вспоминаю тот вечер. Кажется, тогда мне казалось, что я смертельно устал.

- В чем дело, пап? – его разгневанный вид почти напугал меня. Я никогда не видел его таким озлобленным и нервным.
- А как ты думаешь? Сколько можно делать вид, что всё хорошо? Очнись, Себастьян!

Отец повернулся к Саре. Его лицо сжалось, клыки мешали челюсти, крылья носа раздулись и дергались – точно закипевший чайник.

- Я этого не вынесу. Скажи ему, скажи! – что, что же она должна сказать мне? Так я думал в тот момент. Думал, что хочу всё знать о Саре.

- Скажи ему, что ты любишь меня!

- Кристоф!

- Скажи, Сара! Он имеет право знать. Скажи! – отец прорычал что-то себе под нос и поспешно удалился внутрь дома, хлопнув дверью.

Этот хлопок умножился эхом в моей голове. Я оцепенел, не понял, что услышал, не осознал, что произошло. Просто смотрел на Сару, а она – на меня.

В тот момент я почти засмеялся, насколько нелепой мне показалась вся эта ситуация. Я попытался слегка улыбнуться, превратить всё услышанное в розыгрыш, но Сара смотрела на меня неподвижно. На её глазах проступали слёзы.

- У моего отца неудачные шутки, да? – последние нотки надежды в моем голосе угасали. Осознание стучалось в двери моего разума, а я, как упертый баран, не хотел открывать, - Это ведь шутка, п-правда?

Сара больше не могла сдерживать слёзы. Она отвернулась и крепко зажмурилась, прислонив ладонь к лицу. Вторая рука схватилась за живот, видимо, ей, как и мне, было трудно дышать.

Она повернула голову налево. Потом направо. Потом снова налево.

Это значит «нет»?

Но, как же это…

Это же моя Сара?

Моя любимая жена, мать наших прекрасных детей, с которой я познакомился так много лет назад. Женщина, ради которой я был готов без малого на всё.

Неужели она способна на это?

Неужели он способен на это?

Сара крутила головой из стороны в сторону и плакала, плакала, плакала. Она не могла остановиться. Я молча стоял, складывая всё воедино. Пытаясь понять, что вообще случилось.

Мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть её мокрых глаз и щек.

Сара остановила свой плач в этот момент, ожидая моей реакции.

Непонимание сменялось гневом. Яростью, бушующей внутри моего сердца. Я был неимоверно зол на них обоих, но в первую очередь на человека, которого называл своим отцом.

В моем доме. За моей спиной.

Я ворвался в дом еще громче, чем он. Человек стоял в гостиной, очевидно осознав, что произошло, и, нервно наблюдая, смотрел мне в глаза. В его же глазах я не прочел ни капли стыда или сожаления.

Я уже видел, как подхожу к нему и ударяю в лицо, максимально сильно и больно, что только есть мочи. Я видел в своем сознании, как Сара смотрит на него.



Каждую клетку моего тела трясла страшная ярость. Злость почти затмила мой разум, когда я рассмотрел его молодое лицо, еще более молодое, чем мое собственное. Мои руки дергались в порыве схватить его за горло и задушить, вдавив кадык ему в глотку. Такой страшной ненависти я не испытывал никогда.

На мгновение я перевел взгляд с его глаз на первое, что могло отвлечь мое внимание. Я увидел нашу семейную фотографию – мама, он и я, совсем еще мальчик. Я вспомнил о своей матери, вспомнил, что Крис так или иначе приходится мне отцом. Вспомнил, сквозь гнев, сколько мы сделали друг для друга. Вспомнил, как восхищался им и гордился. Вспомнил мамины руки.

Гнев стал сменяться печалью. Горечью. Злость перемешалась с совестью и любовью к родителям, став глубокой гравировкой боли на моем сердце. Мой левый кулак уперся о стену. По моим щекам впервые потекли слезы. Я не хотел проявлять слабость, но сдерживать себя от чего-то, кроме драки, я не мог.

Это был последний раз, когда я назвал его своим отцом. Я лишь задал вопрос, на который никогда не получу настоящего и достаточного ответа.

- За что, папа? За что?

Когда я вышел из дома, Сара провожала меня взглядом. Она знала, что кричать вслед и бежать за мной бесполезно.

А я, как оказалось, не знал ничего.

​

21

 

[Lorraine]

Не знаю, сколько это длилось на самом деле, но как по мне – слишком долго. Я слишком долго слышал её слёзы в ванной, которые нельзя было скрыть журчанием воды.

Всё равно? Нет, мне не было всё равно. Я был невероятно зол, оскорблен и обижен. Негативные эмоции редко посещали меня в этой жизни, но Сара отыгралась на мне сполна. Мне хотелось, чтобы она ощутила то, что ощущаю я, хотелось слышать её слёзы.

По крайней мере, я заставлял себя так думать. Где-то очень далеко внутри моё сердце предательски содрогалось от одной мысли, что Сара плачет. Очень далеко.

Она сама виновата.

---

Первые несколько месяцев после этого прошли очень тяжело.

Я не выгнал Сару, но и не разрешал ей оставаться на ночь. Как это правильно назвать?

Всё-таки в этом доме кроме нас жили еще и наши дети. Доминик был очень маленьким, ему просто физически нужна была мама. Я не мог разлучить их насильно, да и ради здоровья и вообще благополучия сына был готов потерпеть.

Стараться относиться к ней, как к няне. Не смотреть в её сторону. Затоптать боль. Забыть её.

Каждое утро я открывал глаза посреди огромной пустыни постели. Каждый день начинался с мыслей о случившемся, с прокручиваний в голове каждого момента нашей совместной жизни, каждого её взгляда в сторону Криса и наоборот.

Я засыпал с мыслями об их измене. Я просыпался в обнимку с ними.

И задумывался каждый день, жалеет ли она о случившемся.

Да, я обрезал свои волосы. Это произошло почти случайно, по наитию. Никакого «отрезания» старых мостов и символизма – просто необдуманный поступок слепого глупца. Может, где-то далеко я и надеялся, что отрезанные сантиметры волос помогут мне освободиться от этой гниющей раны внутри.

Но время шло, а легче мне не становилось.

Вместе с тем, человек устроен до отвращения правильно и мерзко. В теории, он может пережить любую поломку, любую эмоциональную травму и… существовать дальше. Я лишь хотел, чтобы привкус горечи и соли поскорее растворился, лишь хотел снова разглядывать мир вокруг себя и видеть его.

Это было очень трудно.

И ладно Доминик, он еще совсем маленький, а вот Лаура, кажется, всё понимает. У меня едва хватает сил уделять ей столько времени, сколько ей нужно.

Кажется, что она совсем взрослая. Часть домашних обязанностей она взяла на себя. Лаура даже не спрашивала, почему мама не ночует дома: то ли от понимания, то ли от безразличия.

Моё упущение. Я выпал из своей жизни и потихоньку исчезал из жизни детей. Так не должно быть, да и не будет, потому что я справлюсь и переварю всё это. Но чуть позже.

Надеюсь, что Лаура не будет сильно обижаться.

Всё-таки я очень стараюсь. Стараюсь жить дальше, делать вид, что с мамой всё более-менее нормально. Хотя мы совершенно не разговариваем с Сарой, даже по каким-то бытовым мелочам. В ту самую ночь я сказал, что она может бывать дома, но не оставаться на ночь, и больше ничего. Ни разу. Совсем.

Она так или иначе бывала у нас каждый день. Не говоря уже о днях рождения.

У Доминика были её глаза. Я боялся видеть в нем Сару, боялся видеть в нем всю эту ложь и предательство, которое свалилось на меня ни за что. Но, как ни странно, в своем маленьком сыне я видел только хорошее, что связывало нас. Особенно когда он улыбался.

Самые теплые отношения в доме сейчас сложились у Лауры и Доминика. Всякий день после учебы я заставал Лауру играющей с братом, смеющейся и понимающей его язык. Видимо, способности дочери дали ей такую близость по отношению к Доминику, которой даже у меня с ним нет.

А я и был рад этому. Пусть лучше так, чем наоборот, ибо сейчас я хотел только закрыться где-нибудь. Или уехать, далеко уехать. И надолго. Вместо этого я прыгнул в мир своей фантазии, что далось мне невероятно легко, и жил иллюзиями и воображением.

Я снова стал рисовать. Получалось сперва очень странно, неоднозначно, но всякий раз мрачно.

В моих руках было всё: холст, кисти, гамма. Я должен был контролировать происходящее на моих картинах, но у меня в какой-то момент всё снова выходило из-под контроля.

Это происходило в моем доме. Это произошло с моей женой и моим отцом. Всё это… прямо на моих глазах, а я ничего не делал! Я закрыл глаза и заткнул уши, создал им все условия. Слепо наблюдал, не шевельнув и пальцем.

Моё сознание боялось принять тот факт, что меня предала не только жена, но и собственный отец. Отец, который каждый свой визит приносил матери цветы на могилу.

Я никогда не смогу в это поверить, тем более принять. Может, он тронулся умом после смерти мамы? Может, забыл, кто я такой? Я мог предположить что угодно, кроме осознания его предательства и того, что отец вообще может разрушить жизнь сына так жестоко, даже не попытавшись объясниться или извиниться.

Сюжет моей картины: бездействие и слепота. Я же видел всё наоборот.

Очнувшись, я осознавал, что снова падаю в пропасть, которую они оба выкопали передо мной. Я осознавал, как постарел.

Осознавал, что снова стал перечитывать наши с Сарой первые диалоги. Читал её сообщения, где она говорила, что нам суждено быть вместе.

Наглая ложь!

И цветы эти её комнатные меня раздражают!

И я сам себе стал невыносим, потому что даже внутри меня… была она.
​

21

 

[Lorraine]

Абсолютно логично, что я начал писать книгу. Период моей творческой активности возобновился, несмотря на то, что я полдня торчал в больнице. Мой день был расписан, забит, чем только можно, моё расписание, склеенное изолентой, избитое и хромающее, всё ещё вмещало в себя творчество. Я так хотел.

Ходят слухи, что тяжелые времена настали не только у меня.

Избежать потоков информации в таком маленьком городе, как Миднайт, практически невозможно, если ты выходишь из дома.

В больнице говорили о Крисе. Не в мою смену, но его привезли после обморока, случившегося прямо во время симфонии. Его рейтинги снова подскочили, желтая пресса поднимала споры о его возрасте, хотя все и так знали правду, он никогда её не скрывал.

К черту это всё.

Впервые я не ощутил по отношению к нему ни сочувствия, ни понимания. Даже опасений не возникло. Мне было всё равно.

Это даже как-то неправильно.

Может, потому, что в тот вечер я не увидел сожаления в его глазах. Может потому, что до сих пор в это не до конца верю.

Но по отцу я не скучал. Я о нем думал в разы меньше, чем о ней.

Как бы я ни старался игнорировать её присутствие в доме, что бы я ни делал, с кем бы ни пытался знакомиться – что-то внутри меня очень сильно требовало начать с ней случайный диалог о погоде или джеме для оладий. Спросить о детях? Может, поиздеваться и спросить о Крисе? Как она отреагирует? А я... хочу это знать?

Стою ногами на дне пропасти. И пока я стою, то знаю, что самое прекрасное в этой дыре – так это то, что из неё можно выбраться.

Я хотел поговорить с Сарой.

И не я один. Наша дочь, наша маленькая Лаура нуждалась в её внимании и заботе. Все попытки Сары проявить её сводились к недовольству дочки. Это всё как-то сложно. Ей вроде и нужно тепло, мамина нежность и вообще разговоры с ней, но она сама же убегает от Сары. А потом говорит, что давно её не видела.

Не знаю, что будет, когда Лаура станет подростком. А это совсем скоро уже.

С Домом было как-то попроще, но это потому, что он еще совсем маленький. Выражать свои мысли он научился довольно рано – Сара в этом плане постаралась, проводя с сыном практически целый день дома.

Пару дней назад Доминик указал пальцем на фото, стоящее рядом с обеденным столом, когда я нёс его на горшок. Взяв саму фотографию в другую руку, я дал её Доминику, а он начал тыкать в лицо Криса, но ничего не сказал. И на вопросы не отвечал.

У меня появился повод поговорить с Сарой.

Когда я буду готов, конечно же.

Сейчас я могу оставить её одну с детьми на ночь, если знаю, что меня ждет очередная бессонница или ночные кошмары.

Дети этого вроде не видят. Я стараюсь быть хорошим папой.

Стараюсь пережить предательство.

Играю на улице на старенькой гитаре, чтобы отвлечься.

Даже к алхимии прибегал, создавая какие-то эликсиры, которые должны были помочь преодолеть черную полосу хотя бы эмоционально. Навряд ли я ошибся в количестве и пропорциях, но эффект был прямо противоположный.

Моя Сара, которая бросилась мне в объятья в тот самый день, когда я сделал ей предложение. Когда узнал о том, что у нас будет ребенок. Один из самых счастливых дней в моей жизни.

Я носил моё сокровище на руках, лелеял и оберегал.

Я так старался.

Зачем?

За что?

Всё на моих глазах. Почти что моими руками. Моя картина.

И единственное, чего я желаю всем своим сердцем и разумом – закончить её.

---

Наверно, у них всё просто замечательно, да? Сидят себе вдвоем в его квартире, воркуют, радуются, что наконец-то не надо скрываться.

Сара получила самого знаменитого человека в городе, а Крис – самую красивую девушку в мире. У них всё прекрасно. Они... любят друг друга.

Они смеются, шутят, рассказывают друг другу истории о том, как прошел их день, обязательно целуются, и засыпают вместе. В обнимку.

Дети живут со мной, значит, к Себастьяну можно просто прийти поиграться с ними, да? Добились чего хотели. Стали счастливыми.

Предатели. Оба.

​

21

 

[Lorraine]

Каждый раз, возвращаясь домой, я видел нашу старую семейную фотографию, которую до сих пор не набрался смелости убрать в дальний шкаф. Она меня раздражала, напоминая о нём.

Меня раздражал я сам. Постаревший, недовольный жизнью, преданный ей и ею.

В моей спальне всё ещё стояли её цветы. В моём шкафу лежала её одежда.

Я закрывался в комнате на ключ, доставая один из её шелковых шарфов и сидел на кровати, вдыхая запах Сары. Судорожно прислоняя тонкую ткань всей ладонью к своему носу, своим губам. Первые минуты всегда было хорошо, но мозг отчаянно сопротивлялся, напоминая мне об измене.

Где она? С кем она? О чем она думает?
Почему я всё ещё об этом думаю?

---

На улице всегда дышалось как-то полегче. По крайней мере, до того дня, когда я понял, что меня не радует даже сама природа. Когда я снова был зол на самого себя.

Надеюсь, Лаура не повторит моих ошибок. Или ошибок своей матери.

Мне это правда уже надоело. Каждый уголок моей жизни был пропитан этой историей, в которой я был обманут и предан двумя самыми близкими людьми. Я старался убегать от этого, но чем быстрее я бежал, тем больше становился ком негативных эмоций, ускоряющийся за моей спиной.

А все эти разговоры о безмерной любви к матери. Как это вообще может быть правдой после всего того, что Крис сделал? Может я вообще был нежеланным ребенком, и отец остался с мамой только из-за меня?

Самые идиотские теории посещали меня и по сей день, потому что… Да просто потому, что я не мог пока что поговорить ни с одним из них об этом. Я был не готов. Рана была слишком свежей.

Каждый справлялся с этим как умел. Для каждого из нас, хоть и по-своему, это был удар весьма серьезный. Я пытался уплыть в искусство в любой его форме, Лаура училась писать книги и задерживалась в школе на всех-всех-всех факультативах и кружках. Страшно, что она может просто не хотеть идти домой, но я надеялся, что всё было не так плохо.

Ведь сквозь злобу и печаль я все же находил время оценить квадратность вафель, которые делала Лаура. Наш первый секрет от мамы.

В этой чаше последней каплей для моего сознания стал Доминик. Сара проводила у нас каждый день всё своё свободное время, поэтому, когда я взял младшего на руки, он сказал уверенным тоненьким голосом:

- Дай! Мама ручки! – и потянулся ладонями в мою сторону.

- Это папа, Доминик, мама внизу. Она придет, когда ты поспишь.

Всмотревшись в эти серые глаза, уставившиеся на меня непонимающим взглядом, я вдруг вспомнил свою Сару, лежавшую на моей кровати в обуви. Сару, уснувшую от зелья, которое я готовил только для неё одной. Сару, убегающую от меня, ту самую, что всегда возвращается.

Я захотел поцеловать её.

Мы не разговаривали толком несколько месяцев. Но я захотел снова почувствовать её губы.

Всё как в тумане. Я спустился вниз.

- Что читаешь? – Сара подняла на меня голову, но взгляд её не был удивленным. Она была одета так откровенно, что я почти решил, что это был хитрый план. Потом я тут же вспомнил, как она ходила по дому раньше.
- Ремарка, - она улыбнулась.
- Опять? Хм… Тебе не надоело?
- Люди веками слушают музыку, и какой бы разной она ни была, у многих есть свой любимый жанр.
- Ты у нас значит классику любишь? – неожиданно для самого себя я сострил. Сара это поняла и хлопнула книгой. Несмотря на то, что чувство вины читалось на её лице, такие фразы она точно запоминала.

Мы не разговаривали очень долго, а я выпендриваюсь, как пацан.

- Люблю. Классику.
- Ничего удивительного.

Но Сара - это Сара. Она всё равно просто улыбнулась и попыталась сменить тему. Я ей разрешил, и мы обсудили будущее Лауры, пару современных писателей и китайский шелк.

В какие-то моменты я переставал её слушать, просто рассматривая её красивое лицо и её руки, жестикулирующие активнее, чем у дирижёра на концерте (я точно знал). Близость Сары усыпляла мою адекватность.

Но я тоже просто улыбнулся и осознал, что так не работает. Это не красивая и милая сказка о том, где все всё забывают и прощают.

Нет.

У нас у всех были претензии друг к другу.

И как бы ни была прекрасна Сара… Каким бы дурманящим ни был её взгляд и её запах.

Я помнил всё.

​

21
+0,75 (за трех друзей Себастьяна, №16 Летисия Ллойд , №17 Майлс Гроган, №18-скрин)
= 21,75

Подтверждение

Себастьян

Доминик

 

[Lorraine]

Пока я витал в мыслях о том, как бы мне снова завести диалог с Сарой (в последний раз вышло не очень удачно), и о том, как бы найти причину поцеловать свою жену, моя собственная жизнь отходила на второй план.



Когда я вспоминал об этом, то тут же старался заглушить, заткнуть и вообще убить в себе желание идти с Сарой на контакт, тем более строить его самому. У меня были обязанности, из-за которых я не мог позволить себе расслабиться ни на минуту, пока я вылезаю из этой ямы.

Например, Лаура. Теперь она уже совсем взрослая.



И поразительно похожа на Сару. Из её детского личика уже вырисовывались черты матери. У неё, как и у Доминика, были мамины глаза.



Боюсь даже представить то, как буду оценивать ухажеров, которые будут с ней знакомиться. А это будет совсем скоро.

Дочь в первую очередь должна думать об учебе! И я говорю не об оценках – Лауре программа даётся просто, она это не скрывает, даже пользуется этим. Я хочу, чтобы у неё были знания, которые помогут ей в жизни, на работе, вообще везде.

Мало просто хотеть. Нужно что-то для этого делать. Я вроде и стараюсь, а вроде вот опять Лаура нянчится с Домиником. Правда, это уже по своему желанию.



Убирается дома. По привычке.



В свободное время пишет и учится играть. С такими темпами она переплюнет не только меня, но и деда. Это общее увлечение будто течет в нашей крови.



Лаура и Доминик были для меня лучами света, к которым я стремился. Тем самым, ради чего я впивался пальцами в землю, лишь бы выкарабкаться из ямы, в которую меня толкнули.

Как же я надеялся, что Лаура всё понимает. Хоть это и тяжело.



Я надеялся обрести в ней друга. Помощника. Человека, с которым пошел бы в разведку.

Засиживаясь на работе допоздна, я всегда знал, что, если Сара уже уехала, дома есть Лаура – она присмотрит за своим братом. Она знает, что папа зарабатывает деньги для них же.



Знает, что папа очень старается и ему тяжело. Знает, что он их очень любит.

---

Возвращаясь домой после полуночи, я не раз заставал Сару в своей постели. Доминик уже спал, и явных причин оставаться здесь у неё не было. Но она оставалась и ждала, пока я укажу ей глазами на дверь.

Может быть, она чувствует себя одинокой. Может, придумывает очередной хитрый план или сбежала от Криса. Может, он от неё сбежал и поселился в театре. Не знаю. Но она была здесь, пока я не прогонял её из спальни.



В такие моменты я злорадствовал.

Эти её ночные пребывания в какой-то момент прекратились. Примерно в это же время я стал замечать первые признаки возраста на лице Сары. Что-то в ней изменилось, по крайней мере ощутимо пошатнулось.



Она стала реже приходить к Доминику. Время, которое сын раньше проводил с матерью, теперь он проводил с сестрой. Дом умел выразить свои мысли, считать до определенного значения, сам ходил на горшок. Лауре оставалось только играть с ним, поэтому трудностей между ними не возникало. Наоборот, кажется, дочери очень нравится проводить с братом время.



Я догадывался, где Сара стала теперь проводить своё время, когда такой острой нужды в её присутствии у Доминика больше не было.



А вот у меня… Не знаю.

Лаура взрослела, ей нужен был и советчик, и жилетка, и друг, и родитель. Всё сразу. Я объяснял ей, как питаться, имея такой организм, как у неё, поддерживал её вегетарианство и не готовил для дочки ничего мясного. Это было забавно, ведь даже настоящая кровь могла вызвать у неё двоякие чувства. Всё-таки она питалась кровезаменителем, как настоящая вегетарианка.



Не любила Лаура и толпу. Занятия ей давались легко, но общение со сверстниками интереса не представляло. Улыбаясь и кивая, я понимал, что вижу лицо Сары, но слышу свою речь.



- Ты скучаешь по ней?
- Ч-что? – Лаура застала меня врасплох посреди темы о противных одноклассниках.
- По маме. У тебя на лице написано, что ты думаешь о другом.
- Почему ты решила, что я думаю о ней?
- А когда ты о ней не думаешь?

Я виновато опустил глаза в пол. Лжец из меня вышел бы непутёвый.



- Мама звонила, сказала, что хочет поговорить с тобой сегодня. Что это очень важный разговор. И да, пап… - Лаура крепко обняла меня и закрыла глаза, - Всё будет хорошо, ладно?

Я поцеловал её в красную макушку. Она любит лавандовый шампунь.

---

- Лаура сказала, что ты хочешь поговорить со мной о чем-то важном. Говори.

Сара подошла к зеркалу. Она рассматривала себя уставшими глазами. Я видел морщины, появившиеся на её лице. На моём давно были такие же.



Честно говоря, я ждал почти чего угодно.

Что она попросит снова сделать ей омолаживающее средство. Что попросит денег на съем квартиры. Что Крис бросил её, и она хочет вернуться.

Глаза Сары наполнились слезами. Она почти что спрятала их, но я слишком хорошо знал свою жену. Из сумки она достала коричневую папку, в которой аккуратно было сшито несколько листов.

Документы на развод?

- Я надеюсь на твоё благоразумие, Себастьян. Извиняться уже слишком поздно, оправдываться тоже… Ты так или иначе имеешь на это право, - её тонкая рука нехотя, медленно и с усилием протянула мне эту самую папку.

Я открыл её. Прочитал то, что сумел прочесть.

В эту ночь Сара ночевала у меня дома.

Глубоко ночью в полной темноте я обнимал её. Крепко-крепко. Я знал, что она не спала, потому что чувствовал, как она старается не уронить слёз на подушку. Её хрупкое тело прижималось ко мне так близко, что я мог переломать ей все кости, если бы захотел того. Я вдыхал запах её волос так же страстно, как делал это с её шелковым шарфом, будто бы был сейчас один. Но нас было даже не двое. Между мной и Сарой стоял он, и мы оба это ощущали.



Я понимал, что люблю эту женщину.

Утром я подал документы на развод.

То, что сумел прочесть

…Исходя из результатов исследования, полученных путем анализа перечисленных локусов ДНК, вероятность отцовства составляет 99.9999995%



Предполагаемый отец: Кристоф Мориэль.

​

21,75
+0,25 за 10 уровень навыка (Лаура Мориэль, спорт)
+0,25 за 10 уровень навыка (Лаура Мориэль, игра на гитаре)
= 22,25

Игра на гитаре:



Спорт:


​

Дополнения

 

[Lorraine]

Сохранять этот брак для Лауры было бы бессмысленно: она и так всё знала и видела. Как раз наоборот, мне кажется. Я не хотел бы, чтобы мои родители жили вместе только ради меня, этой же позиции придерживалась и дочка.

Хотя мы все прекрасно понимали, что развод в семье – это определенного рода трагедия. Тихая трагедия.



И если Доминик еще должен был подрасти, чтобы понять некоторые произошедшие в нашей семье конфликты, то Лаура понимала их слишком хорошо. Настолько, что любые мои страдания куда-то улетучивались, потому что я ощущал груз вины перед дочерью. Хотя я и не считал себя виноватым в целом, мне было стыдно.

Ситуация с Домиником оставалась какое-то время неоднозначной. Надо было что-то решать. Конечно, мне не хотелось видеть Криса, но я устал жить в яме своих печалей.

И сам позвонил ему, пригласив побеседовать.

Разговор прошёл тихо и быстро. Он так ни разу и не взглянул мне в глаза, а Сара… Сара даже не присела за стол. Может быть, она и хотела бы, но ей пришлось бы выбирать, с какой стороны садиться. Сейчас Сара не готова к таким серьёзным решениям.

В итоге этой короткой беседы было решено оставить выбор за самим Домиником, дав ему немного времени. Я бы и слушать не стал о том, чтобы воспитывать его как брата, несмотря на то, что мы приходились друг другу именно братьями.



Он мой сын. И пусть иное решает сам Дом.

Я даже разрешил Крису приходить к нему, чтобы всё было честно. Меня распирала уверенность в том, что, потеряв одного сына, он никогда не сможет по-настоящему обрести и второго.

Это был всего лишь вопрос времени.

И если в вопросе отцовства Доминика я был уверен, то с Сарой у меня еще осталось одно незакрытое дело.

---

Я слишком долго страдал из-за всего этого. Слишком долго.

Но теперь я был готов сказать об этом и ей. Я был готов спросить и выслушать её. Хотя бы немного. Как такое вообще случилось?

Прогноз погоды я не проверял, а судьба, как обычно, подсунула мне дождливый день. У нас обоих не было зонтика.



- Ты сказала ему, куда едешь и с кем?
- Конечно.
- Он не злится?
- Он говорит, что давно пора.

Я видел, как в лужах пузырится вода, а гладь за плечами Сары становилась шероховатой, как пористое крем-брюле.

Она не смотрела мне в глаза. Я бы поставил деньги на то, что она вообще никуда толком не смотрела. До тех пор, пока я не назвал её имени.



- Сара, посмотри на меня, - и она послушно подняла глаза, - Видишь, как сильно я постарел?
- Я тоже, Себастьян.
- Знаешь почему мешки под моими глазами такие большие? А почему я обрезал волосы? Почему вот эти проседи покрыли мою голову? – я ощущал, как мой голос становится громче.
- Не надо прибедняться! Я и без тебя знаю, что виновата. Если тыкать меня носом в то, что я наделала, это твоя единственная цель в этом разговоре, то я зря сюда приехала.



Сара умудрялась проявлять характер и показывать зубки в моменты, когда от неё меньше всего этого ждешь. Когда-то я знал её эмоции наизусть, видел, как она их репетировала. Сейчас всё, что я видел – уставшую, обозленную на себя и жизнь женщину, недовольно глядящую на меня.

- Ты давно хотела быть с ним? Сейчас ты точно можешь мне рассказать. Я хочу знать.
- Это непростой вопрос, Себастьян. Но если попытаться на него ответить – да, что-то непонятное происходило со мной еще до того, как я стала жить в вашем доме.

Что-то в груди замкнуло. Скоро пройдет.

- Он знал? Хотя постой, судя по всему, Крис догадывался, потому что всячески пытался избегать то ли тебя, то ли твоего присутствия в доме. Всегда хотел, чтобы мы съехали, а я противился. Хм. То есть, не без моего участия это всё.

Сара снова отвела глаза.

- Я пришел сюда не совсем для того, чтобы копаться в причинах и следствиях.
- А зачем?
- Поставить точку.
- Так ставь, - произнесла Сара полушепотом.

Солнце садилось где-то вдалеке. Я не видел его, потому что оно пряталось за ближайшим холмом, но вода отражала теплый свет прямо на нас.

Я подошел к Саре так уверенно, как не делал этого никогда раньше. Она даже не успела понять, что происходит, когда мои губы уже касались её губ. Я обожал целовать её и сейчас очень-очень жадничал.



Она сильно растерялась, глядела на меня своими огромными серыми глазами, на которых вот-вот снова будто бы появятся слёзы. Мы и без того оба промокли. А я устал плакать. Я обнимал за талию прекрасную женщину и улыбался как идиот.



- Это…?
- То, что ты могла подумать, Сара. Наверно. Я не знаю. Я давно уже не знаю, о чем ты думаешь, - сказал я, касаясь пальцами её лица. От неё всё ещё прекрасно пахло - даже в такой дождливый день у самого моря я ощущал это.
- Прости меня, Себастьян. Я не скажу точно, за что извиняюсь, потому что поводов для этого слишком много, но…



- Сара.
- Да?
- Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. И что бы ты ни сделала, люблю.
- Я… тебя…
- Тссс. Не говори ничего, - я положил указательный палец на её губы, - Всё равно это уже ничего не изменит.



Прижав Сару сильнее к себе, я повторял в своей голове последнее, что произнёс, будто мантру: «Это уже ничего не изменит».


​

22,25

 

[Lorraine]

После всего случившегося мне стало даже как-то неловко. Я столько страдал и мучился, что теперь, когда мое сердце очерствело и раны могли напоминать о себе лишь тупой далекой болью, я понял, что мне… скучно.

Иначе как объяснить свои поступки?

Например, я разрешал Саре ночевать дома столько, сколько ей хочется. Я уже привык к мысли, что она живет на два дома, и не на посягал её крепость. Меня, если честно, сейчас волновали только дети, а Дом очень к матери привязан.



Ну и пусть.

Я пытался посвятить время себе лично, как-то развиваться, становиться умнее. Но это было не то. Меня тянуло не в будущее, а в прошлое. Тянуло назад.

Тянуло в этот вечный анализ вампиризма и его природы.



Может, не зря? Может, из-за Лауры?



Да ну. Она замечательно уживается с братом.

И относится к нему с ещё большим (хотя куда там) трепетом, чем мать.



Я вел себя как обычно. Не бегал, как Крис, скупая магазины игрушек и сладостей. Настоящий отец себя так не ведет. Настоящий папа запрещает есть сладкое до обеда, а вместо игрушек читает с сыном книги.



Чем занимается Крис и так понятно. И это не отцовство. Да, молодец, ты взял её. Но потерял двух сыновей одним махом. Так держать.



Пусть живут себе как есть. Только бы меня не тянули назад. Только бы я сам не тянулся.

Моё будущее, даже если не во мне, то в моих детях. И вот здесь начались первые проблемы.

Лаура замечательный ребенок. Она занимается домом в меру своих сил, хорошо учится и ладит с братом. Я стараюсь себе напоминать об этом каждый раз, когда начинаю требовать от неё большего.

Привыкнуть к пятеркам и прилежному поведению просто. Понять, что это не всегда то, чего хочет твой ребенок – уже сложнее. А отпускать её гулять на ночь - вообще непосильная задача.



Но так как Лаура маму не слушала (и вообще не очень любила её визиты домой), то с такими подростковыми желаниями мне приходилось неловко бороться в одиночку. По поводу подростковых желаний знаю еще одну вещь: будучи отцом, очень сложно разговаривать с девочкой про половое созревание. Но я смог. Интересно, какая реакция была у Сары, когда она поняла, что Лаура в теории всё знает?

Могу предположить реакцию дочери на такое «заботливое» поведение мамы. Своевременное.



Парни? Рассказывала что-то об одном парне из другой страны, с которым познакомилась. Да и всё.

«Узкие места» есть, но их, фух, не так уж и много!

---

Я разрешил Крису прийти на день рождения Доминика.



Отрицать их сходства я не мог. Ну и что? Дети часто рождаются похожими на кого-то из родословной, не обязательно на родителей.



После задувания свеч и обмена любезностями, еще до того, как на весь дом заиграла музыка и были распакованы подарки, я радостно объявил всем присутствующим, что мы переезжаем в другой дом.

Крис воспользовался моментом и, протягивая руку Доминику после всех тех подарков, часов внимания, сладостей и попыток называть себя его папой, сказал:

- Доминик, а хочешь жить со мной?

Как бы я ни был уверен в тот момент, сердце моё на секунду дрогнуло.

Доминик сложил брови в странную гримасу, подбежал ко мне и взял за руку. Его пальцы были очень горячими.

- Я хочу быть с папой!
- Я твой папа, Дом, это я, Крис.
- Нет! Моего папу зовут Себастьян! А мою маму – Сара. А сестру – Лаура!

Я выиграл без боя. Да и зачем? Я просто был отцом.

Доминик так перепугался в ту ночь, что попросился спать в моей комнате. Я подыскивал нам новый дом с тремя комнатами, поближе к центру города. И еще собирался поговорить с детьми, чтобы учесть желания каждого из нас.



Лично я просто хотел поскорее убраться отсюда.

А еще я начал писать. Снова.



Лаура же – вновь. Думаю, когда-нибудь мы сможем написать книгу обо всём этом вместе. К тому же, среди своих она весьма популярна, хоть и не любит, не признаёт этого. Она из тех людей, кто мог бы писать и в стол, не ощущая дискомфорта, а печататься её подталкивает собственное желание быть изредка понятой и услышанной.



В этом они с Домиником были очень разные. Мальчик был хоть и серьезным, но очень-очень общительным и любознательным. После первого дня в школе он принес домой блокнот, в котором расписались все его одноклассники.

Хоть кто-то из нас любил общество!

Лаура этого не понимала, даже жалела брата. Она всегда считала, что в большой компании людей никто не может быть тебе особенно близким.

Доминик не думал именно об этом. Он думал обо всём сразу.



В то время его сестра переписывалась с новым другом.



А Кристоф… стал появляться в городе с Сарой. Думаю, он пытается мне как-то отомстить за Доминика, но я прекрасно знаю, что Сара даже наши отношения не хотела выставлять напоказ. Знаю, что дома она всегда более открытая и чувственная, чем на людях.



И вообще это неприлично. Миднайт – маленький город. Так позорить меня нельзя. Даже пытаться. Крис этого не признавал.



Я даже не заикнулся при нём о том, что уже выбрал дом. Что ремонт идет полным ходом. Что скоро этот кошмар исчезнет. Мне надо было что-то менять кроме места проживания, что-то еще более ощутимое…

Себя, например. Как бы я мог помочь своим детям кем-то стать, когда сам порой ощущал себя никем?

«К черту это всё, я начну заново» - агитировал я себя, смешивая ингредиенты эликсира, который когда-то готовил для Сары.



Когда я пришел домой, ощущая себя на все 23, с длинными волосами и без морщин, ко мне подбежал Доминик.

- Папа! Я смотрел на небо и нашел там то, чего не видел на карте, мне разрешили назвать эту штуку... точку... Короче, так, как я хочу! Ура! – напоминая мне самого себя, радовался Дом.
- И как ты её назвал? – я улыбался, вновь ощутив себя Себастьяном, который часами играл на гитаре только для самого себя, юным и сильным.
- Сара.

​

22,25
+0,25 за нового друга (№19 Джои Гэллоувэй)

Подтверждение

=22,5

​

​

 

[Lorraine]

На моей душе было спокойно. Мы потихоньку собирали чемоданы, ожидая сдачи нашего нового дома. Дети относились к этому с энтузиазмом: они же любят всё новое. Такой прозрачной радостью Лаура и Доминик заразили и меня. Я был счастлив от одной мысли, что наконец уберусь отсюда.

И если дочка, закатывая глаза, сама уже ожидала скорейшего переезда, то Дом всё-таки неловко заводил разговор о… его матери. Так же неловко, как и я давным-давно ощущал себя перед Сарой. Я говорил ему, что она будет приезжать, одобрительно улыбаясь. Это ведь его мама. «Похожи мы с тобой» - думал я в такие моменты.



Лаура не поддерживала его рвения к общению с Сарой.

Она поддерживала общение с какой-то новой подругой, о которой я, кстати, ничего не знал. Лаура предпочитала встречаться с ней вне стен этого дома, и я не винил её – вот когда мы наконец уедем, тогда у неё не будет объективного повода сбегать к друзьям.



Разные слухи ходили на этот счет. Всё-таки, двадцать первый век вынуждает нас не только разбираться в модных словечках а-ля «цисгендер» или «эйджизм», но и внимательно следить за своими детьми. Особенно когда вы с их матерью в разводе.



Мне даже пришло в голову спросить у дочери неловкие вопросы напрямую. В ответ она сначала рассмеялась, сказав, что её папа – дурак, а потом… Грустно улыбнувшись, добавила, что у неё есть друг по имени, которого она называть не станет, потому что он и так живёт далеко, и у них ничего не получится.

Хотел бы я, чтобы с ней Сара поговорила, а потом мне перевела.

Лаура… закрытая. Нет, она то общительная, но ведет разговор так, чтобы о себе не сказать ничего лишнего, при этом умудряясь у болтливых узнать всё, что ей нужно. Если бы я еще точно знал, что ей нужно!

Доминик вот с мамой общается. Особенно часто перед отъездом. Сара не отговаривает его, она знает, что нам действительно лучше переехать.



Даже Крис его не отговаривает. Со слов Доминика.



Сыну нравится дедушка. Он говорит, что Крис славный.



Странное чувство, когда скрываешь от ребенка что-то сложное и неприятное, а он называет человека, причинившего тебе боль, славным. Если бы не Лаура, ей богу, я бы не сдержался.

Я начну заново.

---

Осенью наш дом был готов.

К тому моменту я решил, что знаю о Саре всё. Ну совсем всё. Знаю, какой у неё любимый вкус зубной пасты и сколько минут у неё уходит на бритьё одной ноги.



Логично. Она была моей… женой. Моей жизнью. Целью моей жизни.

Когда все наши вещи уже были упакованы, а дети были в школе, я остался с Сарой наедине. Мы стояли возле стола в зале, когда я смотрел на нашу старую семейную фотографию.

- Заберешь её с собой?
- Пожалуй. Это всё-таки моя семья. Была… когда-то.
- Тебе грустно?
- Уже нет, - я повернулся к Саре. Клянусь, что увидел на её лице улыбку, которую не смог распознать, - Почему ты улыбаешься в такой момент?

Сара подошла ближе, поднялась на носочки, чтобы дотянуться, и поцеловала меня в нос.

- Потому что ты этого хочешь.



Иногда в фильмах бывают такие сцены, когда герой оборачивается взглянуть на дом или человека, с которым прощается. Взглянуть на всё то, что произошло, вспомнить это, пережить вновь. Так вот.

Я покидал этот дом не оборачиваясь.



Мы переехали поближе к центру. Наш новый дом уютно приземлился прямо напротив водоема. Всего там три комнаты, и то, как они выглядят, напрямую зависело от пожеланий каждого члена семьи.





Все так привыкли к соединению кухни и гостиной, что я решил оставить эту площадку для общения в семье. Это отличный шанс разговаривать с детьми, не навязываясь и не заглядывая к ним в комнаты.





В моей новой комнате несколько зон: две рабочих и одна спальная. Первая рабочая – с компьютерным столом, вторая – с мольбертом. Я наконец-то ощутил себя главным, когда понял, что моя комната самая большая!





К Доминику я стараюсь не заглядывать, чтобы не задумываться, как он живет с оранжевыми стенами.



А ему нравится. Он так хочет. Чем бы дитя не тешилось!



Комната Лауры – отдельная история. Она жестко требовала (впервые!) у меня собственную ванную, да так, чтобы только она могла ей пользоваться. То есть ванная с ключами от дверей. Пришлось повозиться, но требование справедливое: теперь в доме жила всего одна девушка. Меня на её территорию не пускали.



Когда я привез последние вещи в наш новый дом, то даже не смог просто сесть и дождаться детей. Я принялся готовить обед.



Мне казалось, нет, я был уверен, что теперь всё точно изменится. Что я начну жизнь заново, возможно, встречу кого-нибудь, кто понравится и Лауре, и Доминику. Я был уверен, что моя жизнь продолжится, потому что во мне были силы и желание её продолжать.

А шелковый шарф Сары в моем шкафу – просто воспоминание. Не более чем. Правда.
​

22,5
+0,25 за нового друга (№20, Джесс Хартли)

Подтверждение

=22,75

 

[Lorraine]

Безусловно, я был несколько потерян. Я впервые остался настолько наедине с детьми и бытом, за который должен был полностью отвечать, как мне казалось. Меня терзали сомнения: правильно ли я поступил, мог ли я сделать что-либо еще, да и что?

Приготовив детям первый ужин в новом доме, я поспешил выйти из него. Как можно скорее выбраться на воздух. Это было похоже на желание сбежать.

И случайно, как будто что-то щелкнуло у меня в голове, я вспомнил маму. Даже ощутил её присутствие.



Она готовила вкуснейшие оладьи в моей жизни. И всегда знала, что делать, когда у тебя плохое настроение. Хотел бы я, чтобы она была рядом, чтобы дала совет, чтобы всё как-то разрешилось.



Что бы она мне сказала? Я даже угадать не смогу. Но она бы на моем месте точно успокоилась бы и вернулась в дом, привыкая к новой обстановке, встречая меня со школы.

Так я и сделаю.

Моя мать была мудрой женщиной. И доброй. Я тоже хотел бы, чтобы мои дети так думали обо мне. И я, вздохнув поглубже, вернулся в наш новый дом, схватившись за первое дело, что пришло мне на ум.



Дети от нового дома были в восторге. Какую-то холодную пустоту в нем ощущал только я, но говорить им об этом не стал. Мне он нравился, но… Может, собаку завести?

Впрочем, дел и так было много. Я наконец-то сел с Домиником делать уроки.



Помогал ему с программой, пока его не пришлось увлекать чем-то новым. Дом находился в поиске своего настоящего увлечения, такого, что затянет его с головой. Я хотел ему помочь.



Пока что я мог это сделать. А вот помочь Лауре я уже не мог – сложно дать человеку то, чего нет у тебя самого. Я точно не знал, чего сейчас желала моя дочь, мы, хоть и были друзьями, не делились всеми секретами и переживаниями как раньше. Она закрылась от меня, но не отвернулась, спряталась, но не убежала.



Подростковый возраст?

Ведь с Домиником она общалась прекрасно. Присматривала за ним в школе, делилась карманными деньгами, покупала сладости, всячески опекала.



Куда ходила Лаура – туда и Дом. Куда хотел Дом – туда шла Лаура.

Так они выяснили, что рядом с нами никто не живет.



Что рядом с нами есть прекрасное темное озеро, на противоположном берегу которого находится красивый парк.



Дом любил это озеро особенно сильно. Ему правда очень нравился новый дом.



Со временем к нему попривык и я. Вернулся в строй. Снова работал, задерживался на дежурстве, зная, что Лаура чуть что присмотрит за Домиником.



Он был настолько разносторонним парнем, увлекающимся всем, чем только можно, что я даже не представлял, о какой бы профессии он мечтал. Хотя, я даже не мог предположить, что стану работать врачом. Смерть мамы так неожиданно повлияла на мой выбор, что картины и книги не стали основным источником моего дохода.



Интересно, что повлияет на выбор Доминика. И… Кем хочет стать Лаура?

Кажется, я совершенно не знал своих детей.

Я знал только Сару.

Сару, которой Доминик названивал. Каждый день.



Мне нужно было еще немного времени. Еще совсем немного. Мне нужно было время пропасть в работе, исчезнуть, не думать, отвлечься, абстрагироваться. Слепота помогала бороться с невыносимостью, хотя бы на какое-то время.

И мне казалось, что я был счастлив.



И пока мне казалось, мои дети жили дальше. Доминика я отпускал гулять в позднее время только с его сестрой. Я доверял дочери. Может быть сейчас я и дурной отец, но это правда скоро закончится. Скоро я буду проводить время с ними.



Я тоже хочу знать, почему Дом теперь называет сестру Адмиралом.



Красным Адмиралом.



Надеюсь, они еще расскажут мне эту историю.
​

22,75
+0,25 за нового друга (№21, Марша Мэнли)

Подтверждение

= 23

Так как после переезда я не нашла могилу Май, то тут же достала из багажа философский камень, купленный еще в первом поколении (в этом посте он краешком виден на 4 скрине).



После привязки призрака и небольшого диалога Май была отправлена назад.

​

 

[Lorraine]

Всё не могло быть тихо и спокойно долгое время. Я это знал, но не знал, сколько это время продлится.

Как-то перед вечерней рабочей сменой я готовил ужин, а Доминик делал домашнюю работу. Учеба давалась ему не так просто, как Лауре, но он старался и именно трудом добивался того, чего хотел.

Мне надо было уходить, а Лауры не было дома. На ночь оставлять сына одного я точно не хотел. Но гарантий, что Лаура скоро придет, тоже не было – она не поднимала телефон.

Я был в те времена несколько зациклен на работе. Я вошел во вкус. Понял, что мне нужно делать, как и сколько за это можно получить денег. Во мне проснулся карьерист.

В поисках правильного выхода из ситуации, я решил всё-таки отправиться на работу и названивать Лауре с некоторой периодичностью, чтобы она, увидев количество пропущенных вызовов, тотчас же перезвонила мне.

В пол девятого вечера контакта с дочерью я всё еще не установил. Понимая, что Доминик остался один дома, я не придумал ничего лучше, чем позвонить Саре.



И Сара согласилась.

Доминик потом мне расскажет, как он был рад видеть маму, как она была рада видеть его.



А Сара поведает о том, что Лаура пришла домой к одиннадцати часам. Дочь всё-таки перезвонила мне, сказав, что поставила телефон на беззвучный режим. Я никогда не узнаю, правда это была или нет, но такая вот случайная мелочь расставила обстоятельства таким образом, что Сара сейчас была у меня дома.



Ночь на работе была спокойной. Я знал, что все мои близкие дома, что я сам скоро буду рядом с ними.

Конечно, Лаура была удивлена появлению Сары в доме. И не сказать, что сильно рада.



Но она была её матерью. Я чувствовал, как Лаура и хотела бы быть с ней ближе, подружиться что ли, понять её.



Однако пока что они обе предпочитали держаться на комфортном расстоянии. Потому что все всё понимали и знали.



Искренне надеюсь, что Сара тоже понимала, чьё место ей никогда не занять.



У неё есть своё собственное.

На радостях возвращаясь домой, я решил невзначай напомнить ей об этом.



Лишь завидев меня на пороге, Сара пожелала поспешно удалиться. Дом уже спал, Лаура закрылась в комнате. Бывшую жену пришлось вылавливать прямо с порога.



Я подошел ближе, держа в руках зонтик, который она когда-то мне подарила. В четыре утра шел дождь. Мне хотелось стать ближе, укрыть её под этим небольшим зонтом, но я решил немного подождать и предложить кое-что другое.



- Ты знаешь, что наша дочь влюбилась?
- Правда? И как ты это узнала?
- Может быть не очень хорошая, но я всё-таки мама.
- На дворе четыре утра, идет дождь, ты стоишь и даже не просишься под зонтик. Куда ты так убегаешь? Я уверен, что Дом был рад тебя видеть. И будет рад увидеть снова.
- Доминик да. Он славный парень. Я бы рада, конечно, но…



- Хватит «но». Проходи в дом, переночуешь у нас сегодня. Как-никак, это твоя семья. Я уступлю тебе свою комнату, всё равно спать не хочется.
- Ты серьезно?

Я сложил зонт и открыл дверь, кивнув в её сторону головой. Сара ничего не мне сказала, просто вошла.

Ночь в любом случае подходила к концу. Доминик всегда вставал рано, поэтому он не дал Саре даже поспать хотя бы пару часов. Но был страшно счастлив от её присутствия дома.

Он показывал ей свой дневник, свои спортивные медали, игрушки, свою оранжевую комнату. Сын пригласил её на день рождения, который собирался вскоре отмечать дома. Я об этом узнал не сразу, но возражать не собирался.



Каюсь, я заснул. И видел прекрасный сон, где Сара остаётся с нами насовсем. Где я прихожу с ночных смен, а она ждет меня с теплым ужином. Где мы все вместе собираемся за обеденным столом. Где мы – семья.



Я не хотел просыпаться. Не хотел открывать глаза. Шум дождя был особенно приятным оттого, что наш дом был рядом с озером. Было спокойно.



Сейчас дети скорее всего гуляют вдвоем. Доминик, вероятнее всего, уговорил Лауру посидеть с ним, пока тот распутает недавно купленную леску и попробует что-нибудь словить на удочку. В дождь всегда клюёт лучше.



А Лаура сидит рядом с ним в наушниках и смотрит на гладь воды…

Тут я проснулся. Сердце говорило, что это не так. Всё не так... просто.

Нужно позвонить дочери. Спросить, всё ли у неё в порядке.


​

23

 

[Lorraine]

Живописные виды Миднайта мог оценить не каждый. Этот относительно небольшой город славился только своими красными рассветами, столь непривычными для других жителей страны.

Я всегда любил природу, окружавшую нас, но вспомнил об этом только тогда, когда Доминик попросил купить ему спиннинг. Я не согласился, потому что не был уверен в способности Дома управляться с ним, и предложил новый подсак.



Это было стоящим делом. Мне приходилось гонять сына в душ по несколько раз на дню, потому что мытья рук ему не хватало, и от него всё равно изредка пахло речной рыбой. Со временем эта проблема самоустранилась. Часть из того, что Дом умудрялся достать из воды на леску, он приносил в ближайший к нам магазин. Что-то очень маленькое просто отпускал назад в воду.



Такое вот необычное увлечение было у сына. Думаю, это связано с тем, что мы живем возле водоема. В его возрасте меня интересовали другие вещи, да и развлекался я иначе.

Об этом мне напомнил звонок какого-то подростка в дверь. «Конфеты или конфеты!» - громко произнес он, мне ничего не оставалось, как дать ему запасы, оставшиеся у нас дома. Где-то в них затерялся пакетик аскорбиновой кислоты.



Забавно. В детстве я тоже ходил выпрашивать конфеты. Я любил конфеты. Шоколадные, с орешками. Лаура, вот, в детстве любила мороженое в нереальных количествах. А за Домиником я такой к сладкому любви не заметил.

Мы с отцом тогда ходили к нашим соседям напротив.

Теперь рядом с нами никто не живет.

Хотя, быть может, именно поэтому Доминик частенько обедает на улице, зная, что почти никто не проходит мимо нашего дома.



Когда я убегал на работу, то каждый раз хотел позвонить дочери. В половине случаев научился набирать её номер, в половине половины – звонить и что-нибудь спрашивать. Я боялся мешать, боялся показаться навязчивым. Отцовский интерес всё же периодически брал своё.



Лаура как-то принесла мне грамоту со школы, написанную для меня и Сары. Благодарность родителям. Я сначала не понял, к чему это, но дочь рассказала, что:

- Я попала в список почета нашей школы, так что теперь у меня хватает баллов для поступления в университет.
- Здорово! Но тебе же еще рано в университет?
- Готовиться нужно будет заранее, пап.
- Хм, а ты выбрала факультет? Надеюсь, это не медицинский?
- Какой медицинский, пап? Я иду на повара.



Я не понял её сарказма (или иронии) и наивно спросил, учат ли в университете на повара. Лаура только рассмеялась в ответ, и в этот момент как раз со школы вернулся Доминик.

Успех Лауры стал событием того дня. Мы здорово поболтали с детьми, и до меня медленно, но доходила мысль о том, что они, черт подери, растут.

Порой я не хотел возвращаться в свою комнату. Не из-за страха ощутить одиночество. Я не боялся его, лишь тишины, которая заставит тебя говорить с самим собой. Я не хотел говорить с собой.



Лучше, вот, например, с Лаурой, которая сейчас ужинает. Навязываться нехорошо, но несколькими фразами обменяться можно. Правда, вышло это так несуразно, что она всё-таки сбежала в свою комнату.



Пока Доминик шумно и радостно побеждал противников в очередной онлайн-игре (обязательно спортивной, ведь если сейчас он не бегал сам, то бегал своим персонажем), мы с дочерью тоже спрятались по комнатам.



У Лауры всегда было тихо. Иногда лишь можно было услышать мелодию, которую она отбивала на клавиатуре своего ноутбука сверхбыстрым набором текста. Я так не умел. А иногда за стеной действительно стояла смертельная тишина. Может быть, Лаура читала. Может, смотрела кино в наушниках? А может, её мать права и она влюбилась?



Что в это время делал я? Куда я смотрел?



Через восемь часов я смотрел на удивленное лицо Доминика. Он сам удивился тому, что встал в пять утра. Забежав ко мне в комнату и потянув за руку, сын разбудил меня, напоминая о том, что я ему недавно пообещал.

Шел дождь, волнующий водную гладь. Все знают, что небольшой дождик – лучшая погода для рыбалки.



В пять утра я наблюдал за тем, как Доминик управляется с катушкой лески, как дергается его поплавок, как он подсекает какую-то страшную большую рыбу, будто смотрю какой-то напряженный момент в фильме.

- Папа, посмотри! Ура! Такая большая! Ура-а-а!

Доминик достал из воды жабу.



Прелестный ребенок!
​

23

 

[Lorraine]

В нашей семье еще не было столь открытых и любящих компанию людей, как Доминик. Поэтому в его шестнадцатый день рождения мы всё-таки устроили шумный праздник.

Стол с угощениями сын попросил оставить на улице. Он хотел, чтобы все вокруг знали, что у нас сейчас вечеринка, и что любой может присоединиться к нам.



Я хорошо помнил, что Доминик хотел пригласить на день рождения свою маму. Она периодически бывала у нас, чтобы проведать детей, правда, стала выбирать такое время, чтобы меня не было дома. Но сегодня так не получится.

Сара была первой из приглашенных, кто пришел. Она хотела предложить какую-нибудь помощь в организации праздника. Но Лаура уже всё сделала, не подпуская к этому вопросу даже меня.



Когда порог переступили две девочки возраста дочери, я нехило удивился: Доминик еще, вроде, не такой взрослый, чтобы заводить подружку? Хотя, может, я ошибаюсь.



Были еще какие-то люди, которых я не знал, но, глядя на то, как с ними тепло здоровается Лаура, я и не думал беспокоиться. Я видел, как смеётся Доминик, как он улыбается, когда получается задуть все свечи с первой попытки. Сейчас он, наверное, очень счастлив.



Да и в целом дома было весело. Не помню, чтобы я хоть раз в жизни отмечал день рождения так шумно. Хлопушки, шарики, поздравления, подарки и сладости. Иногда мне, наверно, не хватало именно этого. Праздника.



Но сколько бы людей ни танцевало у нас в гостиной, как бы громко ни играла неизвестная мне танцевальная музыка, я ловил себя на мысли, что цепляю свой взгляд на Саре. Мне даже не нужно стараться, чтобы посмотреть на неё, потому что мои глаза сами знают, куда смотреть.



Сопротивляться этому я тоже не буду. Я просто приглашу её потанцевать со мной.



Почему нет? Все вокруг общались, решали свои подростковые проблемы.



Ну, или почти все.



Я заметил, даже танцуя рядом с Сарой, что Лауре некомфортно находиться здесь. Я надеялся, что это связано с толпой, создавшейся в комнате.



Но уверенным в этом я не был.



Я не знал, что делать и куда повернуть.

Была ли Лаура против моего союза с Сарой? Возможно. Но так ли это объективно? Доминик любил маму, я точно знал, что тоже люблю Сару. Может, её появление в доме смогло бы сделать нас счастливыми. Всех нас. Со временем Лаура простит маму, я уверен. Это же мама.

И зачем я рассуждаю об этом, если Сара всё ещё с ним?

Вечером, убирая остатки праздника по всей квартире, я увидел, как Лаура и Доминик о чем-то шепчутся, а потом крепко обнимаются. У этих двоих точно появились от меня какие-то секреты. Ну и пусть! Видеть, что твои дети дружны – очень здорово.



Праздник удался. Всем гостям понравилось. Но главное, что понравилось имениннику.



Открытый и общительный Доминик своим увлечением почти заразил и меня. Я был почти готов взять удочки и встать в пять утра. Но на этом мой энтузиазм кончился.



- Пап, скажи мне одну вещь.
- Да?
- Почему мама всё ещё живет не с нами?

В глазах Доминика читалось неподдельное непонимание. Я понял, что это был замечательный вопрос, потому что я тоже не знал на него ответа. Как настоящий взрослый человек, я решил переложить ответственность на Сару.

- Могу предложить только спросить у неё самой.

Доминик, хоть и не специально, но всё-таки заставил обратить меня внимание на два важных момента.

Во-первых, моя дочь была уже почти взрослая. Вот-вот будет. Точнее, она так думает. Для меня Лаура всегда будет маленькой, наверно.



Во-вторых, я даже не пытаюсь познакомиться с какой-нибудь женщиной. А ведь я не так стар, чтобы оставаться в полном одиночестве.

Поэтому я решил не быть одиноким.
​

23
+0,25 за нового друга Себастьяна (№22, Дэна Мэнли)

Подтверждение

​

+0,25 за полностью освоенный навык (Себастьян Мориэль, обаяние)
= 23,5

 

[Lorraine]

Красные закаты Миднайта всегда казались мне чем-то особенным. Если я успевал словить момент и посмотреть на него хотя бы пару минут, то был чуть более радостным, чем до этого.

Когда и в наш город пришла пушистая зима, закаты стали еще ярче. Порой мне казалось, что я не могу оторвать от него взгляд. На самом деле это было не так. Единственное, от чего я не мог оторвать взгляд – глаза моей Сары.

Обычный выходной зимний день. Это было очень странное и одинокое чувство, когда вот так смотришь на опадающие лепестки снега.

До сих пор не могу сказать, что тогда заставило меня сделать это. Совершенно обычный зимний день. Я, снег и дверь между нами.



Наитие, интуиция, желание. Мои глаза приоткрылись. Я схватил пальто и шарф, нелепо накинув их на себя, и выскочил из дома, дав волю ногам. Никому ничего не говорил. Я просто наконец-то открыл дверь, через которую всё это время смотрел на прекрасный снег.

Кожа на моём лице и руках ощутила прикосновение зимы. Я поднес ладонь ближе, чтобы увидеть, как упавшая на руку снежинка тает от моего тепла. Когда-то я видел это, но уже забыл.

Дав волю ногам, я отправился гулять по берегу озера, рядом с которым мы живем. Белый пух под моими ногами складывался в единый плотный холст. Он напоминал мне чистую бумагу, новый лист, который так и просит написать на нем что-нибудь хорошее. Что-нибудь, что не захочется стереть.

Хотел бы я никогда не знать её? Конечно нет. Я хотел бы исправить всё.

У меня не было оправданий. Не было преград. Боль поутихла, став не такой острой, а разочарование сменилось томной тоской. Я не знал жизни без неё. И теперь, стоя на краю этого небольшого озера в каком-то сквере, я доставал из кармана телефон, чтобы позвонить ей. Услышать её.

Гудок. Второй гудок. В незанятом ухе почудились знакомые звуки. Я обернулся.

- Да, Себастьян? – ответили мне на той стороне звонка. Но он уже был мне не нужен. Сара была в десятке метров от меня.
- Обернись, - сказал я, наконец-то осознавший свой глубокий многолетний сон.



Забавное, почти невозможное совпадение. Мы оба были удивлены и улыбались друг другу, будто старые друзья. Я взглянул на свою Сару и понял, что никогда не закрывал за ней дверь. Я жил всё это время в ожидании того, что она обернётся и сделает шаг мне навстречу. Но откуда ей было знать?



Моя глупая удивленная улыбка быстро исчезла. На её место пришла скромная уверенность. Сердце моё кричало, что если не сейчас, то больше никогда.

- Ты рада меня видеть? Только честно, - я задавал ей глупые вопросы с очевидными ответами, чтобы она сама озвучила то, что должна сказать. Что говорить мне я впервые знал и сам.
- А ты как думаешь? – Сара неловко улыбнулась, опустив взгляд в пол.



Вся моя жизнь стояла передо мной. Моя цель, моё кредо. Всё, что я делал, так или иначе было связано с Сарой. Я уже понял, что она не была святой, и что моё желание быть рядом с ней сильнее порой даже моей гордости.

Много лет мы уже не жили вместе. Но она всегда была со мной, в моём сердце.



- Я не верю в случайности, Сара. Так не бывает. Ты знаешь, что если я не скажу тебе это сейчас… У меня больше не будет шанса.

Я подошел чуть ближе, чтобы рассмотреть её глаза. Всё такие же прекрасные, хоть и повзрослевшие. Ей не нужно быть девочкой для того, чтобы я не мог перестать восхищаться ею. Хотеть её. И я не про пошлости.

- Прошлого не вернешь. И я не буду говорить о нем. Я не дам тебе всего того, что ты сама у себя забрала. Но я хочу дать тебе то, что еще могу дать, Сара, - мне потребовалась пара секунд, чтобы сделать это.



- Вернись ко мне навсегда.
​

23,5

 

[Lorraine]

Я ощущал то, что так долго хотел ощутить еще раз, даже не зная, что она мне ответит. Моё сердце стучало так громко, что я слышал его. Так громко, что разогнавшийся пульс заставил забыть о зиме и пушистом снеге вокруг нас.

- Почему, Себастьян? Почему ты так долго ждал?

Её уставшие глаза засверкали. Пусть этот огонек казался мне не таким ярким, как прежде, но он светил только для меня.

- Я не знаю, Сара. Я не знаю. Теперь это уже неважно.

Она подошла ближе, запустив пальцы в мои волосы. Нам было уже всё равно на формальности и правила, на мнения и слухи, на наше дурное прошлое. Всё возвращалось на круги своя. Я не собирался расспрашивать её о нем, о её жизни, о том, что нам делать дальше.

Неважно.

Важно только то, что теперь она рядом.



К сожалению, в тот вечер у меня было только одно кольцо. Я выбежал из дома слишком спонтанно, чтобы подготовиться к такому. Да и к этому вряд ли можно быть готовым. А кольцо… То самое, что когда-то она подарила. Символом брачного союза, конечно, были оба кольца. Но в нашем случае всегда хватало и одного.

Ей я ничего не сказал. Я не понимал до конца, кого же из нас всё-таки она любила, не знал, почему соглашается вернуться. Когда я взял её холодную руку, надевая своё старое кольцо, я вообще ни о чем не думал. И не собирался.



Сара улыбалась, как тогда, ночью, в ресторане. Тогда, когда она сказала, что ждет Лауру.

Кажется, будто время ничего не изменило. Мы были такими же, как и прежде.

Сколько бы седых волос у нас ни появилось, сколько бы морщин ни отпечаталось на лице. Я любил её, а она позволяла мне её любить. Моя Сара.



Я долго обнимал её. Целовал, забывая о морозе вокруг нас. Завтра она пожалуется на потрескавшиеся губы. Я отвёз Сару домой в два часа ночи, когда дети уже спали. И пусть мне не терпелось увидеть её спящей в моей спальне, у меня было одно незаконченное дело.

Она не спрашивала, куда я еду. Это было очевидно. Лишь сказала, чтобы я поскорее возвращался.



В половине третьего ночи я стоял под дверями своего старого дома, крепко сжимая небольшую бутылочку в кармане. Я нервничал, но знал, ради чего я это делаю.



И нет. Не ради Сары, не ради детей или какой-то высшей цели. Когда я понял, что стою у двери уже десять минут, я всё-таки постучался. Это был день, когда я открывал двери тому, с чем пора было столкнуться давным-давно.

Когда я увидел его лицо, совершенное, неизменное и молодое, то испугался. Он был таким же, каким я помнил его много лет назад, еще в те времена, когда мама была жива. Мне стало мерзко и отвратительно от ощущения его эгоизма. Я так думал.

Жаль, что я не вспомнил что-нибудь хорошее. Я не вспомнил, как учил с ним первые ноты, не вспомнил, как мы собирали сладости, или как я поздравлял его с очередным концертом. Я видел лишь человека, который, зная меня лучше всех, предал моё доверие. Отобрал у меня те годы, которые ему были даже не нужны. Отобрал её. Пытался отобрать сына.



Я должен попытаться.

- Сара больше не вернётся в этот дом. Я пришлю человека за её вещами, но если ты его не впустишь, то приду сам.

Крис не расстроился, лишь приподнял бровь, демонстрируя удивление. Он, кажется, о чем-то задумался. А потом всё-таки грустно выдохнул, будто потерял любимую игрушку.

- Ты здесь, чтобы сказать мне это? Я знаю, что виноват, но ты даже не попытался меня выслушать.
- Я здесь не для того, чтобы тебя слушать, - сказал я, отступив на метр и разбив флакон из кармана у него под ногами.



Процесс оказался на удивление быстрым. Через тридцать секунд я впервые увидел Криса с его настоящим цветом кожи. Мне не было страшно. Больше у него не было здесь власти.

Когда он понял, что произошло, то стал рассматривать свои ладони. Они задрожали, судорожно прислоняясь к его глазам. Я слышал что-то похоже на всхлипывание, но Крис сказал мне примерно то же, что и Сара.

- Почему ты не сделал этого намного раньше? Почему всё происходит так поздно, сын? – и теперь он действительно плакал.



Я хотел что-то ему сказать. Что угодно. А потом уйти из дома, не оборачиваясь, как крутой парень на взрыв на заднем фоне. Но я никогда не был крутым. Я был предан. Я знал, что это мой отец, что совсем скоро ему суждено, наконец, состариться. Что он приехал в Миднайт совсем один, и что тот факт, уйдет он из этого мира в одиночестве или нет, зависит теперь от меня.

Как много, на самом деле, всегда зависит от тебя.

И я ничего не сказал. Я просто ушел.

Я ушел домой, где меня ждала любимая жена и наши дети.



Это был мой новый дом. Верно.
​

23,5

 

[Lorraine]

Завтра моя дочь станет достаточно взрослой для того, чтобы самостоятельно купить алкоголь. Хорошо, что это её не интересовало.

Она и Доминик сооружали снеговика перед нашим домом.



Правда, они встают оба так рано, что я в процессе точно участия не приму. Только улыбнусь, когда увижу снежного сторожа возле входа.

Наше с Сарой воссоединение пошло на пользу семье в целом, как мне кажется. Я успокоился, моё сердце радостно отзывалось союзу с женой. Доминик выглядит счастливым просто перманентно, например.



Было приятно наблюдать, как он реагирует на маму, зовущую его на обед. Дети ведь не знали тогда, что мама вернулась. А тут! Сначала никто ничего не понял.



Но, когда семья собралась за одним столом, всё прояснилось. Доминик радовался так громко, что улыбнулась даже Лаура. Я понимал, что она не особо рада такому повороту событий, но и её отец, и её брат ждали, когда же Сара наконец вернётся.



Лаура не подавала виду при всех. Я это ощущал. Она улыбалась, как и её брат.

Когда мы остались наедине, она всё-таки озвучила мои догадки своим неуверенным вопросом:



- Мама… насовсем?
- Да. Чему я несказанно рад.
- Значит, ты простил её.
- Прошло слишком много времени, Лаура. Твой старик до сих пор был один. Ему никто больше не нужен, кроме его детей и их матери. Так что и тебе советую её простить.
- С чего бы? Она прямо сейчас разговаривает с дедушкой по телефону.



Я не переживал. Я знал, что Сара звонит по поводу вещей, даже слушал её разговор из-за двери. Но такая настойчивость говорила мне лишь о том, что Лаура этому возвращению отнюдь не рада.

- Лаура опять закрылась у себя в комнате? – спросила Сара, поправляя свой макияж.



- Пока что да. Я думаю, это пройдет. Подростковое.
- Она зла на меня, Себастьян.
- Это пройдет. Ты её мама. Дети всегда любят своих родителей.

Сара вопросительно обернулась, но произнести не осмелилась. Да, я в любом случае любил своих родителей. Настоящих, живых родителей, а не то, что осталось от них после смерти мамы.

Сейчас я ощущал себя полным. Полноценным. Единым. Со рядом мной была моя жизнь.

Может я и не был идеальным отцом, но я старался дать детям то, что мог. Мне жаль, что Лаура не принимает мать сейчас, но я уверен, что мы успеем наверстать всё то, что уже упустили. Я буду очень стараться.



Доминик ведь носит домой килограммы рыбы, которые Саре потом чистить и готовить.



Вообще, его детское увлечение переросло в настоящее хобби. Иначе желание стоять на морозе столько часов я не назову.



Ведь дома было так тепло!

Мы с Сарой готовили вместе всегда, когда могли. Особенно теплые блюда у нас получались, правда, когда детей дома всё-таки не было.



Всё теперь на своих местах. Женщина, которая даёт мне возможность ощутить вкус к жизни, и наши дети, умные, здоровые, обеспеченные. Даже если я ослеп, внутри меня есть уверенность, что теперь я вижу всё. Живу с распахнутыми глазами, громко, в полный рост.

Она со мной. Она моя.



Осталось только дать Лауре понять это. Понять, что без Сары я не вижу свою жизнь. Она у меня почти что взрослая девочка. Уверен, что она поймет.


​

23,5
+0,5 за портрет наследника 3 поколения (считаю сейчас, потому что биологически ребёнок у Себастьяна один)
=24

Точно не знаю, с чем это связано, но мудлет "Любовь" присутствует только у Себастьяна. Иронично или правдиво?

 

[Lorraine]

Я был безумно рад тому, что мы были все вместе. Пусть Лаура решила праздновать свой день рождения скромно, в кругу семьи – всё равно. Мир так устроен. На самом деле ты никому, кроме своей семьи, не нужен. Настоящей семьи.



Кажется, я почти перепутал, на свою голову, у кого из детей был день рождения. Доминик слишком громко и заметно радовался этому дню, пока Лаура тихонько улыбалась, отшучиваясь. Когда она стала такой тихой?



Сара предлагала испечь торт для Лауры. Я посчитал это хорошей идеей, но понял, что не знаю, какая сладость у неё любимая, да и есть ли она вообще. Когда я спросил дочку, то она наотрез пресекла наши попытки что-то приготовить, убежав в магазин. Вернулась она с каким-то печальным тортиком второй свежести, очевидно, первым попавшимся ей под руку. Я только сейчас понимаю, что надо было приготовить хоть десять тортов, чтобы ей понравился хоть один, а не просто пожать плечами и молча согласиться.

Но это… был её праздник. Пусть делает так, как хочется.

Хотя бы свечки, которые принес Доминик, не выкинула. Поставила не все, конечно, но уже что-то.



Когда-то я знал её очень хорошо. Но сейчас, спустя время, кажется, знал о дочери катастрофически мало.

Я не знал, какой у неё любимый цвет, какую музыку она слушает, на кого хочет учиться и хочет ли вообще. Я мог судить только по тому, что видел снаружи. А снаружи она была безумно похожа на свою мать.

Лаура Мориэль. Что ждёт тебя за порогом?



Сара, внезапно для нас всех, сказала, что Лаура могла бы стать знаменитой спортсменкой. Я попытался возразить, но из альтернатив получилось предложить только врача, хотя недавно я отговаривал дочь от этого.



Мы знали её настолько никак, что она только отрицательно качала головой, на полном серьёзе утверждая, что хочет стать супергероем.



Думаю, по-настоящему её знал только Доминик. Это ни разу не отменяло того факта, что мы с Сарой её очень любили. Но так бывает. Мы упустили её по собственной вине, и теперь так остро чувствуем разницу в отношениях с детьми.

Пусть даже такими взрослыми.



Я, конечно, в меньшей степени. А вот Сара… Тяжело объяснить то, чего сам до конца не понимаешь. Ну как это – мать и дочь не общаются? Так бывает?



О чем это я. Лучший пример – свой собственный, верно?

И как бы искренне Сара ни пыталась поговорить с ней, скептика из Лауры вытащить было тяжело. У неё были на это свои причины, я понимаю. Но теперь, когда всё на своих местах, когда мы – одна большая семья, зачем всё это? Почему она не может просто простить и забыть?



Всё было бы идеально и спокойно. Но нет же. Этот холод, который она излучает… Мы сами виноваты. Нам и пытаться что-то с этим делать. Пока еще не всё потеряно.
​

24

 

[Lorraine]

Доминик хочет учиться. Не просто хочет – это его мечта.

Я видел в Доминике хорошего парня, любящего рыбалку и вечеринки, но его тягу к науке осознал не сразу. Я бы не удивился, если бы Лаура захотела ставить эксперименты над живыми и неживыми формами и существами, но Доминик?

Хоть он и умел откуда-то немного играть на барабанах, в жизни он себя «каким-то там» музыкантом не представлял. Говорит, мол, ай, да что там этот дедушка, ну написал пару песен, кому с этого холодно или горячо? Мир не изменился ведь.



Я, может быть, и согласился бы с ним, да вот стать ученым без хорошего образования – это без шансов. А для хорошего образования никаких денег не хватит, потому что нынче в университетах другие правила. Экзамены сдавать, много сдавать, хорошо сдавать.

Система то правильная. Но вот Доминик отличником никогда не был. Хорошистом, но не отличником.

Сара его тяги этой не разделяла, я скептически отнесся, но старался поддержать. Будет мой сын учиться лучше или хуже – от этого я его любить меньше не стану. Конечно, хотелось бы, чтобы у него всё получилось.

После того, как Сара вернулась, я понял, что нет ничего невозможного.



Доминик, кроме всего прочего, был очень упёртым. Даже когда в школе отменяли занятия из-за снегопада, он сидел с Лаурой, занимаясь… физикой? Реляционной алгеброй? Чем-то сложным, что я немного знал в юности, да и явно не так, как нужно было для поступления в университет.



Мы предлагали сыну репетиторов, курсы. Мы были готовы оплатить всё, потому что зарабатывал я хорошо. Но Доминик отказывался. Он считал, что никто не в состоянии дать человеку знания. Знания, говорил он, можно только взять самому.

Я и Сара дали ему знать, что поможем, если он попросит, как угодно и чем угодно.

А сами тем временем лепили снеговика, прямо как в далёкой молодости. Мы были не так уж и стары, если честно. Я попытался даже завести разговор о еще одном малыше…



Почему нет? Финансово мы готовы. Лишь бы было желание.

Но, кажется, Саре уже хватило. Иногда она в порыве откровения рассказывала, что ей снилась Май, моя мама, которая недовольно смотрела на неё, поджав губы. Сара говорила, что почти ощущает её слова о том, что она умудрилась сделать несчастными сразу двоих её любимых людей.



Глупости. Не надо думать о прошлом. У нас и без прошлого трудностей достаточно.

Не только Доминик и его университет. Еще Лаура, с которой ситуация лучше не стала.

Она вечно закрывается у себя в комнате и не выходит оттуда весь день.



Разве что на работу. О да! Устроилась в большую компанию, в офис. Говорит, что разносит там кофе. Мы с Сарой ей, конечно же, не верим. Не с её потенциалом, это однозначно.



Хотя, мы могли ошибаться. Лаура ведь параллельно с основной работой писала книги. Поэтому и запиралась? Не знаю. До неё порой было не достучаться.



Книги у неё были хорошие. Короткие, правда, но хорошие. Так думал не только я.

м

Это тема вообще сложная. Лаура как-то вообще жаловалась мне лично, что находит разбросанные дешевые романы в доме, принадлежащие, очевидно, её матери. Ей это не нравилось. Не нравилось, что мама читает такое.



Пусть лучше читает, как мне думалось. Я не так давно разобрался со всеми её вещами, общаясь лично с Крисом. Благо, никаких посторонних тем он не задевал.



Дочь, кстати, недавно сдала на права. Вытащила Доминика на зимний праздник, хоть немного отвлечь его от вечной подготовки.



Выглядел он непривычно серьезным и даже уставшим. Хотя намерения у него были весьма четкие. В Миднайте был всего один научный университет, куда сын и собирался подавать документы.



Как я понял, Лауре он за ту вылазку был благодарен. Похвастался, что его сестра неплохо обращается со сноубордом (я, черт возьми, опять не знал).



Ну и он, конечно же, не хуже.



Лаура ничего не рассказывала. Она избегала близкого разговора, да и вообще каких-либо бесед.



И всё так же запиралась в комнате, отбивая на кнопках клавиатуры едва уловимую мелодию.



Я тоже это делал, но не так быстро. Взялся работать над книгой. Думаю, Саре понравится.



Ведь она принимает в этом весомое участие. Каждый вечер. Каждую ночь.


​

24

Смена МВЖ Лауры наградкой:



Продажи в магазине:



Куплен и продан Климатрон за баллы счастья Сары:

 

[Lorraine]

Со временем Лаура начала понимать наши с Сарой стремления. Когда я краем глаза видел, как она улыбается в зеркало, то вспоминал её мать, репетирующую собственные реакции на чужие слова. Она могла сторониться или избегать нас, игнорировать, просто холодно относиться. Но Лаура была нашей дочерью, а значит, была похожа на нас.



Вероятно, она и сама это понимает. При всём её желании показать недовольство по отношению к тому, что случилось между мной и её мамой, время от времени она приходила ко мне с фразой:

- Пап, всё слишком сложно, можно обнимашки?

И я обнимал её столько, сколько ей было нужно.



Я хотел быть хорошим отцом.



Я хотел знать, почему Лаура так часто смотрит в окно, даже если всё, что видно за ним – глухие серые стены.



Хотел понять, о чем или о ком она думает перед сном каждый вечер.



Но моё внимание само собой переключилось на Доминика.

Из-за всей это подготовки, стрессов, нервов, да и его любви к зимней рыбалке Дом заболел. Это ничуть не исправило его желание поступить в университет! Даже наоборот, пока он сидел дома с какой бы то ни было температурой, Дом старался готовиться. Один или с кем-то.



Думаю, что именно в тот момент что-то пошло не так.



Он проводил много времени со своей сестрой. Лаура каким-то образом умудрялась помогать ему в вещах, в которых, вероятно, сама не очень разбиралась. Я не знаю. Откуда ей знать такие вещи?

Впрочем, как я уже говорил, потенциал у неё большой. Всё ещё не понимаю, шутила ли она про разносчицу кофе или нет, но повышение ставки для неё стало делом одной рабочей недели. Вот так.



Даже когда мне что-то требовалось узнать про Доминика, я ощущал, как стало тяжело говорить с дочкой. Я всё реже могу достучаться до неё. Порой она находится в метре от меня, а ведёт себя так, будто я – торшер. Уверен, она не хочет никого обидеть. Просто она… Умеет и любит оставаться наедине с собой, даже когда её окружают люди.



Вообще-то это полезный навык. Иногда, когда я принимаю душ, Сара копошиться в нескольких метрах от меня. Как по мне, то находиться с ней в одной ванной комнате мы должны на расстоянии, равном нулю. А то и меньше.

Но нет. Мы обсуждаем книгу «Косточка», которую написала наша дочь. И пусть это произведение стало бестселлером, я и Сара знаем, что Лаура писала про свою мать.



Косточка.

Может, я ошибаюсь, и она писала про себя?

Во всей нашей какой-никакой семье Лаура была единственной, кто так чётко и твёрдо выражал недовольство из-за моего решения вернуть Сару. Крис молчал, Доминик радовался матери, Сара никогда не поднимала этой темы.

И только Лаура, наблюдавшая всё происходящее в реальном времени, давала нам понять, что против нашего союза.



Я не знал, как переубедить её. Как объяснить, что это – наша судьба? Захочет ли она меня слушать?



Или лучше вон того парня, ворвавшегося к нам ночью в дом (иначе бы сигнализация не сработала). Претворяться, что это твой друг, разыгравший нас, а полиция, которая тотчас примчалась на вызов – нечаянная оплошность охранной системы.



Тянет же её на всяких придурков!

Впрочем, и без этого есть, о чем подумать.

Например, то самое утро, когда я вдруг понял, что всё сбылось.



Что всё, о чем я просил, воплотилось в жизнь. Мне ужасно захотелось обнять Сару, но я не стал, побоявшись потревожить её сон. Мы лучше дождемся времени, когда дети куда-то разбредутся.

Или утро следующей субботы после сдачи вступительных экзаменов, когда Доминик, первым делом поднявшись с кровати (и ударившись мизинцем, по его словам), крикнул на весь дом: «Я должен!».



Разбудив всех нас.

Он забрал долгожданное письмо из ящика, когда я, Сара и Лаура уже сидели в гостиной в своих пижамах, ожидая оглашения результата. Доминик схитрил, судорожно протягивая конверт сестре с просьбой прочесть его содержимое.

Так я понял, что Лаура уже не в первый раз брала на себя ответственность за брата в серьезных для них вопросах.

Мы с Сарой были почти уверены, что все старания нашего сына не прошли даром, что он станет тем, кем хочет стать. Упорство и труд, как говорится.

Лауре нужно отдать должное. Во-первых, её лицо никак не изменилось, когда она раскрыла письмо и прочла его. Во-вторых, она не стала ходить вокруг да около, а жестко и прямо сказала вслух:

- Ты не поступил.



Я и Сара переглянулись, уже почти начав что-то говорить и успокаивать сына. Но он перебил нас, вдохнув воздух так глубоко, что его ноздри расширились.

- Всё окей, народ. Что-нибудь прокнет чуть позже. Я… пока на озере буду. И не ходите за мной, плиз.

Как только дверь закрылась, Лаура вскочила, убежав в свою комнату, а через пару минут выбежала в свитере и джинсах, на ходу заматывая шарф. Еще через минуту дверь снова закрылась.

У нас были дружные дети.

---

Наша семейная жизнь, как мне думалось, только начиналась. Нам еще предстояло узнать, что значит быть хорошими родителями. Если еще не слишком поздно, конечно.

Даже если и так. Я признаюсь самому себе: Себастьян, ты оплошал. У меня была прекрасная семья в юности, замечательная мама и её оладьи, отец и театр, который был переименован в его честь. Я мог добиться многого, мог стать кем-то более значимым и узнаваемым. Может быть, даже великим.

Но я выбрал другую дорогу. Иной путь. Пусть я и оплошал в общих понятиях, поверьте мне на слово, я ничуть не жалею об этом. Рядом со мной каждую ночь засыпает женщина, без которой я не ощущаю себя живым и целым. Я уже ощущал её отсутствие, когда как бы громко я ни кричал, всё равно оставался безмолвным.

Впредь я не допущу этого.

Конец второго поколения​

​

24
+1 за 100.000 баллов счастья Себастьяна
+1 за 100.000 баллов счастья Сары
+1,5 за 150.000 баллов счастья Кристофа
+1 за 100 уникальных воспоминаний Себастьяна
+0,5 за 50 уникальных воспоминаний Сары
+0,5 за 50 уникальных воспоминаний Криса

Подтверждения. Крис из 48 и 49 глав

=29,5