5 поколение Мориэль. История одной семьи.

Lorraine · 14 Окт 2019

Да, участок, который мы со Стейном выкупили, находился в сотне метров от дома, где я сейчас жила. Да, мы могли бы при желании заглядывать на вечерний чай к моему брату каждый день. Но я всё равно беспокоилась о двух вещах: самостоятельность Доминика и моя совесть.

Нелогично полагать, что взрослый мужчина с двумя детьми, давным давно переехавший в другой город от родителей, не справится без старшей сестры. Нелогично, но отчего то я так и думала. Думала, что в доме всё такое, какое есть, именно благодаря мне, и что без меня Дом бы навряд ли смог жить один.

Это ложь, ведь так? Я давно не убираю за ним вещи, давно не готовлю ему еду (для этого у него после мамы и сестры появилась жена) и я давно не единственная, кто приносит домой деньги.

Я готовилась прощаться с братом, а он делал вид, что в моём переезде нет ничего страшного. Что ничего не изменится. Конечно же я была не согласна. Поэтому человека в подмогу Карен с двумя маленькими детьми на руках всё же подобрала.

Дворецкий, или как это назвать. Никаких понтов, просто вот такое желание помогать своему брату стабильно. Это был мой подарок ко дню отъезда этой замечательной семье, этому замечательному дому и моей, наверное, совести.

У нас было всего три темы, на которые после отъезда из Миднайта мы не разговаривали: родители, моё желание или нежелание питаться человеческой кровью и мои планы на создание или не_создание семьи. Доминик живёт той жизнью, о которой мечтают маленькие девочки перед сном. Большой дом, красивая пара, маленькие близнецы, любимая работа. Всё лучшее само, казалось, идёт ему в руки. Всё светлое. Почему? Потому что Доминик умел жить. Он умел радоваться мелочам, видеть цветы и солнце каждый день, а не когда на календаре появлялся первый весенний месяц. Он умел забывать и откладывать в дальний архив разума то, что могло причинить боль ему и его близким. Он никогда даже не заикался о своём рождении – внутренняя уверенность в своих убеждениях и собственном выборе заслуживала отдельного внимания.

- На новоселье пригласите то? Или мы ваш отъезд здесь праздновать будем? – с улыбкой спросил брат. Стефан пригласил кучу народа к себе по случаю скорого переезда брата, но Доминик впервые за долгое время отказался от вечеринок. Теперь он был отцом.

Как легко ему это давалось!

- Только если ты принесешь собственноручно приготовленный торт.
- Ты же не ешь торт?
- Зато знать, что ты сам что-то испёк, действительно вкусно.
- Хм… - он ехидно улыбнулся – Рыбный пирог!
- О Господи, только не это! – и мы засмеялись, точно так же, как во времена его активной рыбалки ещё в Миднайте. Пироги хоть и стали лучше, чувствовать их запах сил у меня больше не было.

Неожиданное оповещение на телефоне. Письмо. Виктор Валквист. Он подписывался просто «ВВ», но я каждый раз при прочтении этих двух букв проговаривала его имя полностью. Иногда мои губы самопроизвольно подчинялись и шевелились в такт этому внутреннему голосу.

- Минуту, - обронила я и убежала в ближайшее место, где смогла бы ему ответить.

- Д-да, добрый вечер, Виктор, я увидела ваше письмо и перезвонила как смогла.
- Лаура, здравствуйте. Простите что вынуждаю именно позвонить, но так будет быстрее – его голос хорошо сочетался с фотографиями из интернета, которые я смогла найти. На слух – чуть больше шестидесяти. – В назначенное время я, к сожалению, не смогу провести пробное занятие. Вы не могли бы назначить другую дату?

Мне отчего то было принципиально сделать это в любой день, кроме дня переезда.

Честно говоря, было страшно. Мои ноги слегка дрожали, я даже случайно задела пластмассовый синий горшок, к счастью, он был пустым. Это напомнило мне о том, как же сильно я хочу наконец уехать.

Чего именно я боялась, не знаю до сих пор.

Знаменитая вечеринка у Стефана. Печально знаменитая. Он, как я говорила, позвал кучу людей, даже попросил меня сыграть что-нибудь. Конечно, я любила и люблю свою профессию – все вокруг внимают тебе, ты как бы становишься сердцем этого организма.

Вот только… Когда организм растёт больше ожидаемого, сердце не всегда справляется. Многолюдно. В комнате становилось душно. Люди, которых я никогда раньше, наверно, не видела, всё приходили и приходили. Я была вынуждена закрывать глаза, чтобы расслабиться и дать пальцам полную свободу…

Громкий стук чего-то упавшего. Я резко открываю глаза. Кто-то из гостей просто упал на пол. Все остальные кучкуются, спрашивают, есть ли врач. Моя бдительность была чем-то усыплена, я не понимаю, секунду назад я не чувствовала подобной энергии, но… Элин Вреде стояла в первом ряду паникующей толпы. С ледяным, безразличным лицом.

Это была какая-то глубоко пожилая женщина. Я до сих пор не знаю её имени, хотя сто процентов – кто-то выкрикивал его, когда пытался ей помочь. Запомнила я только то, что кто-то из гостей знал о тяжелой болезни этой старушки, тянущейся вот уже несколько лет. Рак. Так неожиданно настигший её прямо на вечеринке Стефана, прямо во время моей игры.

Обычно мне никогда не бывает холодно. Я надеваю пальто, потому что стремлюсь избежать лишних вопросов. Но по моей спине побежали мурашки, от которых волосы на руках стали дыбом. Элин обернулась назад первая, и смотрела не на меня, но назад. Я повторила её движение.

И увидела Смерть. Я точно знала, что это была она.

Запахло страхом. Но по тому, как толпа прибилась к старушке, я поняла: никто, кроме меня и Элин её не видел. Белая женщина была напугана, я ощущала это, даже не глядя в её сторону. Но отчего то этот образ темного призрака в капюшоне, скрывающим лицо и глаза, казался мне знакомым.

Точно человек, которого все хотят знать лично, но не знают. Ощущение, что именно я знакома с ней, придавало какую-то лживую самоуверенность, подталкивающую на то, чтобы подойти ближе и поздороваться.

Я всё же взглянула на Элин. Её глаза были напуганы, фокус менялся с меня на тёмный образ и назад. Мне наоборот стало спокойно. Так, как будто папа закрыл все окна в доме перед грозой.

Но всё это, конечно же, ошибка.

Сделав несколько шагов навстречу Тьме, я увидела, как образ становится материальным: темная материя превращалась в холщовую ткань, а размытые очертания – в узкую потемневшую руку.

«Этот… призрак. Пришёл явно не за мной».

Но для меня.

Я подошла ещё ближе. Меня манила та абсолютная Тьма, скрывающаяся под обтёртым капюшоном. Она сама приблизилась ко мне, зависнув в воздухе. Машинально я протянула руку вперёд, сначала желая лишь поздороваться. Темный призрак протянул мне руку навстречу.

Но как только тонкие пальцы коснулись моей кожи, больше всего на свете, до наивысшего умопомрачения я захотела впиться в эту практически безжизненную руку, сделав её, наконец, таковой. И никаких мыслей о том, чтобы удержать себя от этого, у меня даже не возникло. Мои веки открылись резко, сильно, и движения мои ускорились в разы – забывшись, я впилась в часть самой Смерти, прокусив её плащ насквозь. На мгновение мне показалось, что моя челюсть переломала её призрачные кости.

Я не могла оторваться. Я ощущала, как пламя и холод на языке сменяли друг друга, как черная кровь пачкает мои губы, как стекает по подбородку, как я прерываюсь на секунду, чтобы сладостно облизнуться, возрадоваться и продолжить свой извращенный пир. Я улыбалась. Я была счастлива. Я забыла про всех: умирающая старушка в двух метрах от меня, Элин, наблюдающая за происходящим, гости, которые слышали лишь мой довольный обезумевший смех.

Меня сковало тёмное, сладостное неведение. Невероятная кровь, подобной которой я не встречала ни у кого.

А потом всё резко исчезло. Исчез источник моего трепета, исчезла кровь на моих руках. Лишь толпа людей и Стефан, наблюдающий, как я смеюсь и радуюсь чьей-то смерти. Элин я не увидела.

Через минуту меня уже выставили за дверь, чтобы у зевак было меньше вопросов.

И впервые за всю жизнь, с Данте или без, неважно, я правда впервые ощутила настоящее, неподдельное, ни с чем не сравнимое… насыщение.

31

Lorraine · 9 Янв 2020

Я счастлива, что в моей жизни всегда есть эти двое. То, что мне повезло с братом, что мы смогли переступить через черные дыры в нашей семье и идти дальше – уже невероятная фортуна. Но лишь со временем я осознала, как хорошо Карен вписалась в нашу жизнь. Солнечная, весёлая, но в то же время нежная и сильная. Такая же сумасшедшая, как и Доминик.

Лилиан и Оливер росли. Чужие дети всегда делают это быстро. С девочкой проблем, кстати, было поменьше. Единственное… Она ужасно напоминала мне Сару. Сару со светлыми волосами.

В их день рождения Доминик как всегда устраивал вечеринку, созывая гостей. Это происходило всё реже, теперь ему был необходим повод, но он по-прежнему оставался единственным в доме, кому это вообще было нужно.

Я уже собирала вещи. Мы со Стейном готовились к переезду, но у него всегда что-то… задерживалось. Он возобновил бурное общение с братом, что хорошо для группы, но странно для меня: письма и смски от обоих из них я получала регулярно. Приходилось игнорировать.

В целом было скучно. Карен, Доминик, их дети – да, это часть моей семьи. Но это не моя собственная ячейка общества. Именно тогда, когда желание её создать проявлялось во мне всё ярче (стала рассматривать старые отцовские фотографии на комоде), начало происходить что-то невероятно странное.

Гости на улице шумели и обсуждали то ли последние новости, то ли день рождения малышей. Я возвращалась вместе со Свардами после репетиции и залетела в дом практически мгновенно, разрезая толпу у дома быстрым шагом. В гостиной сидел он.

Я слегка опешила от неожиданности, замешкалась на секунду и дала ему возможность неспешно, но грациозно встать с кресла. От него издалека пахло чем-то слегка пряным, но откровенно мужским, как будто люксовым парфюмом с феромонами. Я не удивилась запаху, но удивилась самому его присутствию здесь.

- Вы, должно быть, Лаура? Ваш брат любезно пригалсил меня, узнав, что у нас запланировано обучение. Мы часто играем на званых ужинах и мероприятиях в Ботаническом саду, где Доминик работает.

Как много информации. Он улыбался мне. Я ощущала его взгляд на своих скулах и подбородке.

- Всё верно, я его старшая сестра. Добро пожаловать в нашу скромную обитель, - иногда мне казалось, что я звучу нелепо и надменно, хотя что-то между ключицами и пупком сжималось от страха.

«Он женат? У него есть любовница? Сколько ему лет? Почему он пришёл?» и ещё миллион странных вопросов в моей голове атаковали сервер моего мозга. Я должна была сосредоточиться на чем-то другом, но само его присутствие обращало моё внимание только на Виктора.

Мы оба скомкано улыбнулись и я поспешила удалиться так быстро, как это было возможно.

Я не спускалась со второго этажа до конца вечера. На самом деле было не сразу понятно, как я должна была поступить. Я была ниже, чем он. Во всех смыслах. Мне нужно было тянуться в его сторону, а я пыталась сбежать.

Это был всего лишь день рождения малышей Доминика.

Которых он потом ещё долго не мог уложить спать.

В ту ночь я тоже долго не могла уснуть.

Ещё более странные вещи стали происходить сразу же после нашей встречи с Виктором.

Когда я поделилась стихами не только с группой, но и с менеджментом театра, который так или иначе пытался нас продюссировать, моя самоуверенность возросла. Тексты были оценены по достоинству, хотя и далеко не все из них нравились мне самой.

Но мне нравилось быть нужной. Нравилось, когда меня слушали. Когда мне было, что сказать.

Примерно около полуночи я играла в парке. Природа умела подарить нужное настроение чтобы разбудить внутреннего поэта. Но только ночная. Мне не хотелось будить детей и брата, поэтому я практиковалась в парке, наигрывая мелодию на свои стихи.

Как раз тогда, когда я почувствовала её присутствие.

Светловолосая, с горящими полупрозачными глазами, светящимися в тёмную ночь. Если бы меня попросили показать, как выглядит Аврора Скайс, достаточно было бы показать Элин – холодная, красивая, зрелая и самоуверенная. Она была духом этого города, пожалуй, одним из старейших вампиров на севере.

Но мне не было комфортно на таком расстоянии от неё.

Быстро закончив и сложив гитару в чехол, я постаралсь удалиться. Сделать это медленно, будто бы её появление здесь никак не способствовало моему уходу.

Ложь.

Элин шла за мной. Она не скрывала своего желания.

Но намерений её я знать не хотела. Поздороваться, укусить, послушать мою музыку. Неважно. Она угроза. Она нежданный гость моего вечера. Человек, которому что-то нужно.

Отец учил меня, что лучшая защита от неизвестных намерений – известные намерения. Доверие. И всегда носил с собой маленький пузырёк с жидкостью, что помогала не усыпить или нанести вред другому существу, но сделать его кем-то близким. По крайней мере, для него самого.

Я боялась, что оно не сработает, но когда разбитое стекло пузырька рассыпалось под ногами Элин и её лицо застыло в каменном выражении, стало ясно что теперь я смогу поговорить с ней так, как мне нужно.

Она видела Смерть. Она видела то, что произошло со мной, видела, как тёмная кровь стекала с моих губ. Что ей ещё известно?

- Здравствуй, Элин! Чего надобно тебе в такой поздний час?
- Лаура, здравствуй, - медленно и однотонно ответила она, как будто после зимней спячки. – Я... переживаю за тебя.
- А что не так со мной? – подыгрывая самой себе, я пыталась узнать максимум. Первые минуты заклятия в бутылке самые сильные.
- Кровь, Лаура. Ты принесёшь смерть в этот мир.
- Кровь? – доставая запасной пакет кровавого сока, спросила я, - Чепуха, я могу сдерживать себя от людской крови.

- Людской? Конечно. Мотыльки ещё не знают, но догадываются. Ты подаришь миру его, Лаура. Это твоё предназначение. Рожденный вампир. Могущество и сила! Твоя судьба, Лаура, принести его на этот свет.

Вероятно, зелье сработало как-то не так. Элин сошла с ума и стала нести какую-то чепуху про дьявола и «Тьму». В следующий раз добавлю в этот рецепт побольше лаванды для нервной системы.

Признаюсь, всё это звучало жутко, очень глупо и вообще странно. Какие ещё мотыльки? Впрочем, нет смысла воспринимать слова Элин серьёзно. Пора пинать Стейна собирать вещи и наконец съезжаться. Я прямо сильно расстроилась от эффекта зелья, которое меня учил готовить отец. Я думала, что идеально знаю все пропорции, но, судя по всему, явно переоценила свои познания.

Очень и очень странно.

31
+0,25 за нового друга (№27, Элин Вреде)
=31,25

Lorraine · 7 Фев 2020

Я была готова. Была готова к тому, что Стейн резко передумает, и переезжать в новый дом мне придётся самой. К счастью или нет, моя готовность не понадобилась.

Скажу честно – это было странно. С самого детства я жила с кем-то из членов семьи, а теперь – вот уж незадача – только я и человек, которого я могла выбрать.

Родители, братья, сёстры – все они это данность, факт, с которым приходится жить или в радость, или нет. Но человека, которого ты называешь любимым, у тебя должно хватить сил выбрать. Принять решение.

И несмотря на то, что мы с братом живём в паре десятков метров друг от друга, я горжусь тем, что смогла это сделать. Ура!

Отныне каждое утро я буду просыпаться не одна. Рядом со мной будет светловолосая ленивая тушка, которая будет обнимать меня прежде, чем мой разум окончательно проснётся.

Наша неуютная гостиная преобразится, когда я расставлю все вещи на свои полочки, повешу все полотенца и постелю все коврики. Главное, что у нас есть место для музыки! Новенькое пиано, прямо как у дедушки в зените его карьеры, хоть и играл он не на нём.

Нам будто бы снова шестнадцать и родители уехали за город. Неужели правда совсем одни? Неужели правда можно всё-всё? Мне уже не первый десяток, но ощущение свободы в доме было непередаваемым. И крайне, крайне приятным. Комфортным.

Когда последние ящики были занесены в дом, и Стейн с таким же обеспокоенным взглядом, как и я, изучал нашу спальню, наши мысли споткнулись одна о другую. И мы засмеялись, громко, звучно, эмоционально. А потом спрятались в шкафу.

Мне казалось, что всё было здорово. Стейн хорошо меня чувствовал и знал мои эмоции. В день нашего совместного переезда он радовался так же, как и я, по крайней мере, я хотела так думать. Всё-таки в его старом доме было больше места, а ещё был брат, с которым можно было пить пиво и часами говорить о музыке.

Надеюсь, я не хуже.

Из-за того, что жили мы теперь не с братом, но рядом, Стейн и Дом сблизились. В рабочие дни, когда у меня были дела, а у Сварда – нет, он частенько ходил в гости к Доминику. Ему нравилось возиться с моими (в каком-то смысле и его) племяшками, порой даже отпуская моего брата и Карен куда-нибудь на вечер. Удивительное стремление к детям, которым я, увы, не обладала.

В целом, мне хотелось, чтобы Стейну не было скучно. Пока что с группой всё было достаточно тихо, поэтому возражений на счёт его пребывания у брата (его или моего) я не имела. Это был хороший шанс побыть в своём доме одной.

Доминик тоже бывал у нас в гостях. Вероятно, Карен руководствовалась примерно теми же мотивами, что и я.

- Да, он совсем другой, с одним этажом. Зато мой. Ну, то есть, наш, - говорила я брату. На самом деле дом принадлежал только мне, доли Стейна здесь не было, и требовать деньги за свою часть дома, которую он делил со Стефаном, Свард младший тоже не стал.

- Ощущение, будто бы это увеличенная и чуть удалённая версия твоей комнаты из Миднайта. Но, конечно, ты была права – когда мы переселили детей на второй этаж, дышать блин стало легче.

Раздался звонок. Мне мало кто звонит, большинство коллег и членов семьи уже давно пользуются мессенджерами и отучились требовать мой голос. Но когда я прочла по буквам, кто именно мне звонит, комок внутри меня не просто подступил к горлу – я забыла, как это, отдать голос требующему от тебя именно этого человеку.

- Лаура, добрый вечер, это Виктор. Понимаю, моё предложение может показаться вам несколько странным, но… Могу я пригласить вас на чашку кофе? Боюсь есть некоторые моменты, которые стоит обсудить лично.

31,25 + 0,5 (за 50 000 очков стремления Доминика, подтверждение перед переездом ниже)
+ 0,5 (за 50 уникальных воспоминаний Доминика)
+ 0,5 (за 50 уникальных воспоминаний Карен, очень мило как-то)
= 32,75

Первый переезд

Второй

Баллы Доминика:

Воспоминания ребят:

Lorraine · 20 Мар 2020

Я не успела почистить зубы. Не успела собрать все свои заметки, ноты, вопросы. Зря я соглашалась на встречу через сорок минут, но… что я могла поделать.

Его присутствие было ощутимым ещё за километр. Мои рецепторы настроились на его запах так точно, что мурашки по моей спине побежали, как только он меня заметил. Терпкий, сладкий, но слишком необычный. Сильно отличается от людей.

Или это я отличила его внутри себя?

Я ждала его в парке, оттуда мы планировали прогуляться в Академию. У него были какие-то вопросы, кажется.

Расчёты и прогнозы, как шумное облако над головой, развеялись, стоило ему только подать знак, что он узнал меня. Снег падал медленно, но было совсем не холодно, вероятно ни мне, ни ему.

Я не видела ничего необычного. Ничего сверхъестественного. Обычный мужчина, в смысле, такой же, как и все люди.

И в то же время.

- Добрый вечер, Лаура, - мягкий низкий голос обволакивал слух. Я непроизвольно сосредоточилась на нём. – Спасибо, что согласились встретиться в такое время. Вам не холодно?

Я мягко улыбнулась. Мы, возможно, подумали об одном и том же.

- О нет, всё хорошо, мне в принципе тяжело замёрзнуть, - обронив лишнее, я, как всегда, занервничала. А если он решит, что я глупа? Или много болтаю? Или всё сразу?

Ох. Успокойся. Просто будь собой.

До Академии мы шли пешком.

Потом мы ещё множество раз будем прогуливаться по этому маршруту. Но в первый раз особенно – я улавливала каждое слово, которое он говорил. Виктор рассказал мне о многом, как и я ему.

Он рассказывал, как ездил на Рождество в горы, кататься на лыжах, как в огромном помещении собирали всю базу, которая отдыхала в то время и жарили большую свинью в центре комнаты на вертеле; как он чинил свою машину (половину слов я не понимала, но кивала и говорила, что мне очень интересно) и как в конце концов отказался от вождения; как зимой он любит выезжать на велосипеде прямо на замерзший лёд и скользить там, пока остальные вот-вот и примут его за безумца.

Я слушала его. Я слышала его.

Я понятия не имела, почему он делится всем этим со мной. Но я тоже делилась. Делилась своей жизнью.

Когда мы пришли в Академию, она была фактически закрыта. Спящая вахтёрша без труда пропустила нас в помещение, а Виктор, обернувшись, приложил палец к губам и поманил за собой на четвёртый этаж.

Вот там уже был вход по пропускам. Вероятно, какие-то инструменты всё же были ценными.

Он проводил меня в свой кабинет, небольшой «приросток» к подобию «учительской», с большими окнами, спрятанным баром и большими креслами. Нет, меня почему-то это совсем не смущало.

- Прошу прощения, что отвожу Вас сюда в такое время, но иначе навряд ли получится так скоро пригласить вас прямо сюда лично. Я понимаю, это, возможно, не моё дело, но я бы хотел, чтобы вы взглянули, - Виктор открыл замок верхней полки своего стола, достал оттуда аккуратную тоненькую папочку, в которой лежало всего пару листов.
- Простите, если это покажется вам неправильным или странным, но такие вопросы я всё равно предпочитаю решать лично.

Беззаботная, но в то же время увлекательная и глубокая беседа сменилась серьёзным тоном. Уже без волнения я открыла папку. Сверху лежало рукописное письмо.

«Уважаемый Виктор Валквист!

Приношу свои извинения за вторжение в процесс обучения и хранения персональных данных, однако дело требует незамедлительного вмешательства.
Так как я хорошо знаком с директором Академии Авроры Скайс, недавно я был уведомлен о намерении моей внучки, Лауры Мориэль, посещать ваши занятия персонально.
В связи с ситуацией, сложившейся до сегодняшнего дня в некоторых семейных вопросах, я не был в курсе того, что Лаура активно занимается музыкальной деятельностью. Как Вы, конечно же, знаете, я обладаю достаточным уровнем навыков (в том числе и в клавишных инструментах) чтобы предоставить необходимые условия и знания Лауре самостоятельно.
Так как я не имею контактов с ней, а её родители не предоставляют мне эту информацию, прошу Вас уведомить мою внучку, что ей предоставлена исключительная возможность выбрать своего преподавателя.

Благодарю Вас за сотрудничество и понимание!

Кристоф Мориэль».

Дедушка?

Он жив ещё, да ладно? Сколько лет никто ничего не… ну конечно! Они бы и не стали говорить, верно?

- Резко отвечая на это письмо, я выбираю Вас. Я не думаю, что есть смысл обсуждать это, я давно его не видела и ничего о нём не слышала.

Да, я понимала, что дедушка известен, что он талантлив и знает своё дело. Но что-то меня пугало. Не только желание, откровенно говоря, провести время и развиваться вместе с Виктором, но и какой-то страх что ли. Не за себя, за Доминика. Это тяжёлая история прошлого, и в этой жизни ей не было места.

Никаких исключений. С родителями я практически не общаюсь, и, хоть не злюсь на деда, контакт с ним мне тоже не нужен.

Я внезапно подумала о брате. Хотел бы ли он увидеть Криса? Зачем, если да? Ранит ли его, если я спрошу об этом? Или расскажу, как он отправил письмо аж в Академию, хотя сам столько лет не интересовался жизнью родного сына?

Уф. Сейчас Доминик со Стефаном, пьют пиво у нас дома. Всё хорошо. Не дёргайся.

- Теперь я обязан угостить Вас кофе.
- Вы ничего не должны мне.
- Как же! Только что Вы предпочли меня самому Кристофу Мориэль, навряд ли я знаю классика более известного, чем Ваш дед.

Я разочарованно выдохнула и покачала головой.

- Тогда с вас двойной флэт уайт. На меньшее я не согласна.

После одиннадцати мы вышли из небольшого заведения напротив Академии. Возможно, личное знакомство превратилось в часть обучения, ведь инструмент нужно чувствовать так же хорошо, как человека.

Всё ещё шёл снег.

Пушистый и мягкий, как вата. Я ощущала себя живой. Настолько, что мне хотелось, чтобы он тоже ощущал меня живой. Молодой, сумасшедшей, радостной.

Я нырнула в снег, рисуя ангела, прямо в своём пальто и обуви на каблуках. Я понимала, зачем делаю это. Он, наверно, тоже.

Виктор подал мне руку, улыбаясь, отошёл за спину и стряхнул снег с моих волос, плеч, талии. Но не двинулся ниже.

Мы оба понимали, что пора расходиться по домам. Но вместо этого ещё где-то минут сорок обсуждали ранний импрессионизм, Клода Дебюсси и влияние художников того времени на него и Эрика Сати. Мы любили одинаковых композиторов. Одни и те же гносиенны.

Мы были похожи, я знала это. Ощущала кончиками пят. Ему было так же интересно со мной, как и мне с ним. В нём я видела мудрость, умение жить и силу делать это со вкусом. Решительность. Во мне он, вероятно, видел юность, энергию и, всё-таки, разум. Мелодичность. Я не знаю, но я так думаю.

Да, именно так.

Самая интересная компания за последние несколько лет моей жизни.

Но стоило мне взглянуть на часы – я тут же решила сбежать. Это было невероятно трудно. Ну вот как я должна была с ним попрощаться? Нам бы сейчас тепло и по-дружески обняться, но мы ведь не можем. Нельзя. Это ведь как-то неправильно.

Ни руку пожать, ни обнять, ничего. Вежливо откланялась и сбежала. Вот вам и женщины.

Я улетала домой. Меня одолевало предвкушение, как ребёнка в рождественскую ночь. Все мысли о Крисе улетучились, пропали из поля видимости. Осталась лишь беседа, теплый кофе и холодный снег, а ещё интерес, который я уж больно давно ни к чему не испытывала.

Да, именно. Чертовски интересно

32,75
+0,25 за нового друга (№28, Виктор Валквист)
= 33

Lorraine · 28 Мар 2020

Около двух ночи Доминик всё ещё был у нас. Ну, точнее, уже спал на диване, даже не раздевшись. Я редко видела брата таким, но всё же видела. Обычно пивной запой для крепкого сна он практиковал только в самые тяжелые дни, да и то не всегда – он в целом алкоголь не любил, предпочитая рыбалку всему на свете, но что-то явно было не так.

Надо заглянуть к нему в гости.

В целом, после того вечера, когда я лучше узнала Виктора и он любезно поделился со мной информацией о том, что Крис ищет со мной контакт, наше обучение и началось. Несколько раз в неделю я заглядывала к нему в Академию в назначенное время. Иногда в группе была не только я, но всегда не больше пяти человек. Признаться, ощущение было, что он всё равно делится знаниями только со мной.

Играть-то я умела, но… Весьма любительски. В Академии музыку в целом преподавали по классической школе, подготавливая учеников к будущему в оркестрах и филармониях. Я себя в этом не видела, поэтому, честно говоря, ни с кем из группы особо и не сблизилась. Кроме Виктора.

Моё желание узнать, как оно там, в классическом подходе, у него в голове прекрасно укладывалось с большой сценой, джазом или рок музыкой. Как и у меня.

Я чувствовала в себе силы изменить будущее нашей группы. Изменить гаражные посиделки на сцену, сначала маленькую, а потом большую. Я хотела, черт возьми, пойти по стопам дедушки. Он был известен, конечно, но только среди тех, кто увлекался оркестровой музыкой. А это, увы, в наше время гораздо меньшее число людей, чем в других, популярных жанрах.

Я хотела, чтобы меня слышали. Хотя бы сейчас.

Из нашей небольшой команды, конечно, именно Стейн поддерживал меня и мою инициативу больше. Он и сам стремился в эту сторону, развивался, придумывал, сочинял. О моих поздних возвращениях домой лишь, что всё понимает, и претензий никогда не имел.

Тормозил меня и мою инициативу лишь Стефан. То бар или площадка, которые я подыскала, ему не подходят; то сыгрались мы последний раз слишком плохо и нужно больше репетиций (на которые он всегда опаздывал), то ещё что-то.

Он напомнил мне моего отца. Медленный, нерешительный, порой противоречащий сам себе. Хорошо, что я уехала оттуда. Хорошо, что я уехала вместе с братом.

В общем-то причина его ночёвки весьма проста и очевидна. Доминик правда очень-очень любит детей, заботится о своей семье и проводит с ней уйму времени. Я заглянула к нему в гости, и, поговорив с Карен, выяснилось, что именно она отправила его к нам «погулять».

А мне стало обидно.

Будто бы вот здесь, у них, где двое детей и стабильная работа, вот здесь они живут серьезно. А мы живем как подростки какие-то. Но ведь нет! Мы так же должны быть в театре в назначенное время, так же платим счета. Почему она отправляет моего брата к нам «погулять?».

Пока я возилась с племяшками и сделала Доминику его любимый какао с маршмеллоу, я думала именно об этом. Насколько на самом деле мы все эгоцентричны, ежедневно примеряем каждого человека относительно только лишь своего образа жизни?

Пусть Карен скажет мне, что я понятия не имею, каково это, готовить каждый день целой куче людей, да ещё и дома. Но навряд ли она знает, что я была в принципе единственным человеком, которому было дело до того, что ел Доминик каждый день, пока был совсем маленьким. И я была.

Из случайно спровоцированной паутины негативных мыслей меня вырвал звонок Виктора.

Я не просто не умела отказывать ему в беседе. Пока мы говорим, сложно понять, кто из нас двоих всё же больше заинтересован в диалоге. Сейчас он поделился со мной тем, что приобрёл новый дом и обустраивает его мебелью. Говорит, в нем два этажа и три пустые комнаты, которые он не знает, как оборудовать.

- Ну как же, спальная, детская и библиотека. Как в этой фразе – «построить дом, посадить дерево и вырастить сына», помните?
- Помню, конечно. Только не сын у меня, а дочь. И та уже настолько взрослая, что заглядывает в гости, дай бог, раз в год. Живет не в этом городе.

Во мне проснулась радость. И то же время я насторожилась – может, Доминик слушает? Хотя, что с того? Нет, всё же…

Ничего такого нет в наших беседах. Не сейчас.

Оливер заплакал. Я забыла дать ему что-нибудь сладкое после каши.

- Я слышу, вы тоже на треть выполнили план? – с усмешкой спросил Виктор. Если бы он видел моё бледное лицо в тот момент… Я бы покраснела, если бы могла.

- Нет-нет, это мой племяшка. Кажется, я задолжала ему сладости.
- А сами вы любите сладкое?

Он задал этот вопрос случайно, я уверена. Но он застал меня врасплох. Диалог я закончила скомкано, отрывисто, убежав в другую комнату.

Раньше, может быть, я и любила сладкое. Но теперь… Всё труднее почувствовать вкус еды. Всё труднее находится в доме брата, когда концентрация людей так велика. Стейн не страдал подобными симптомами, но моя жажда выросла. Страшно выросла. Один вопрос о моих вкусах в еде, брошенный вот так вслепую, застал меня врасплох. Я ведь и правда хотела только крови. Ничего больше.

Ну, может быть, ещё кое-чего.

Нет, я не знаю. Я снова веду себя как недалёкая мать.

Да, он мне нравится. Очень нравится. Мне интересно, меня влечёт. Я понятия не имею, что делать дальше, и почему он общается со мной так – может, ему просто одиноко и скучно. Я не знаю.

Я хочу крови. И этот опыт. Я должна рассказать ему. Хотя бы о первом.

33

Lorraine · 31 Мар 2020

Ни одной ассоциации, чтобы сравнить эту невероятную жажду, этот зверский голод на последнем концерте, который мы устраивали для сотрудников театра. Я сходила с ума. Пульсирующие дёсны, которые только и хотели полакомиться свежей кровью, ужасно мешали петь. Во мне проснулось моё нечеловеческое начало, и теперь, когда я постоянно работала с людьми, это было невыносимо.

Стейн такого не ощущал. Никто из моих знакомых с такой же сущностью этого не ощущал. В минуты концерта я хотела только сбежать на необитаемый остров, лишь бы не вцепиться кому-нибудь в горло.

Даже не сменив сценический костюм, как сейчас помню, я пулей примчалась домой и выпила почти все запасы второй положительной, смешанной с апельсиновым соком. Меня воротило от кислого цитруса, но я не могла терпеть это. Никак. Пакеты крови не успокоили меня, лишь притупили пульсацию во рту.

Я не знала, что происходит.

Мне было страшно за своих близких.

Несколько недель после того случая я старалась не выходить из дома.

Даже ноты для новых композиций из Академии я попросила забрать Стейна. Только не туда. Встреча с Виктором уничтожила бы в тот период одного из нас. Небольшая самоизоляция и контроль – вот моя надежда.

Сутками напролёт я играла. Пыталась полезно потратить появившееся время. На работе, вау, впервые за всё время взяла отпуск, хотя дома занималась примерно тем же. Мне хотелось написать отцу, но навряд ли бы он ответил быстро. Хотелось рассказать Доминику, но было слишком опасно – он бы точно захотел навестить меня. Я не бросалась на Стейна, потому что он был превращен мой, его запах интересовал меня не сильно.

Жажду я переживала наедине с собой.

И меня спасла музыка!

Где-то в интернете я даже нашла любимые композиции деда, те самые импрессионисты, и вместе со Стейном мы придумали для них множество новых аранжировок. Он играл со мной по утрам прямо в пижаме, вместо завтрака. Это стало чем-то вроде лекарства от непосильного голода. Наши совместные джемы отвлекали мои мысли от поиска тёплой крови.

И совершенствовали нас обоих.

Две недели он молчал. И я молчала. Я не могла провоцировать Виктора на встречу. Я даже не помню, говорила ли я ему правду о своей природе. Всё-таки однажды он позвонил мне, точнее, нет, я была уверена тогда, что это он, ощущала каким-то третьим глазом и шестым чувством. Но я специально держалась, чтобы даже не доставать телефон из кармана.

Я объясню ему потом. Сейчас важна лишь дистанция.

Всё, что я позволяла себе в те две недели – почта. Как аутентично, но всё-таки я писала письма домой, время от времени. В Миднайт. И в качестве исключения, Виктору я тоже написала большое письмо, где рассказываю, что серьезно болею и пока не могу выйти на контакт.

Если я не узнаю, что делать с этим, то могу и не выдержать его или ещё чьё-либо присутствие рядом с собой.

Придётся вызывать брата. Мне нужна его помощь.

33

Lorraine · 24 Май 2020

Доминик.

Я никогда не спрашивала у тебя, что ты думаешь на счёт Криса. Не знаю, хотел ли бы ты начать общаться с ним. Или с родителями. А может ты уже общаешься? Всё ли у тебя в порядке?

Брат приехал так скоро, как только смог. Говорит, дети не очень хорошо ладят, и если Оливер ещё послушный, то Лилиан напоминает ему меня.

Я вижу на его лице морщины. Сеточка под глазами, более глубокие вмятины у уголков губ. Ты всегда много улыбался, братец.

- Лаура! Рассказывай, как ты? Что случилось?
- Дай мне что-нибудь, Дом, я плохо себя чувствую.
- Где именно плохо?
- Кровь, - его лицо никак не изменилось после этого, будто бы я говорила об очередной простуде. – Она заполняет все мои мысли. То есть… Я даже на улицу толком выйти не могу, боюсь не выдержать.

- Ну меня то ты не кусаешь, - Доминик попытался пошутить, - Впрочем, давай лучше зайдём в дом, я расскажу тебе кое-что.

Мы зашли в дом, и я сняла пальто, которое носила лишь для того, чтобы избежать очередных вопросов.

- Да где же… А, вот! Нашёл.
- Старая книжка отца по алхимии. Ты давно уже отдал её мне, а я даже не додумалась пролистать её. Там… есть что-то полезное?

- Вот здесь, цветок арники, светящиеся сферы, рубиновая пыль – Доминик зачитал мне одну из страниц, чей уголок был согнут. Я всегда просила отца использовать нормальные закладки, но он никогда меня не слушал.
- Это лечебный эликсир, зачем ты читаешь мне – опять говорю быстрее, чем думаю, - Стой. Это не то, что я спрашивала. Жажда и сама наша природа – не одно и то же.
- Ты думаешь, что он нормально на тебе сработает? В отличие от отца и деда, ты родилась такой.

Мы очень редко использовали эти слова. Отец, дед, мать. Я вспомнила, как отец сходил с ума по матери, изменившей ему. Как они по-своему делили Доминика, который, между прочим, родился человеком, несмотря на тогдашнюю сущность Криса.

- Это не благо. Люди бы стремились получить наши способности, но этого не происходит. Последствия порой гораздо дороже, ты сам понимаешь, - Доминик взглянул на меня. В отличие от брата, моё лицо не было подвержено старению. Но и мир вокруг меня застыл.
- Попробуй зелье. Возможно, оно частично сработает на тебе. Я хотел бы, - брат немного замешкался и опустил глаза, - Хотел бы, чтобы у тебя была моя жизнь. Не обижайся только, я тебе правда желаю лучшего, и сейчас у тебя на лице написано, что ты несчастна. Всё это, - его взгляд промчался под потолком – Не радует тебя. Когда мы жили вместе, только вдвоём, только своей небольшой семьёй, тебе было явно лучше.
- Давай не сейчас. Я не готова пока что услышать свои мысли от тебя, братец.
- Выпей крови и успокойся. Я принесу тебе.

Тяжело вдохнув, он поспешил прочь. Скорее всего, в лабораторию.

В тот же вечер мы выступали в небольшом прокуренном баре, заполненным пьяными и дымными людьми. Они не вызывали у меня никакого аппетита, поэтому это было легко. Но впервые за долгое время я ничего не ощутила от игры на клавишных. Доминик был прав, думала я, мне бы семью. Мне ведь всегда хотелось именно её, того, чего у меня практически никогда не было.

Мы со Стейном вернулись под ночь и, вместо обычного активного взаимодействия, просто легли спать. После десяти утра мой телефон завибрировал – Виктор хотел о чем-то поговорить.

А я молчала.

Знаю, что Стейн приходил к моим племяшкам, пока я боялась ходить к ним в гости. Говорил, что Карен полчаса объясняла, почему желтки надо взбивать отдельно от белков, несмотря на то, что Стейн давно не ел выпечку.

Доминик спрашивал обо мне, и, что весьма ожидаемо, не заходил в гости сам, а передал кровь из рук в руки Стейну. Тот едва сдержался, чтобы не съесть всё самому.

Вероятно, они общались о чем-то ещё, но Стейн не обязан рассказывать мне всё.

Он тоже сказал, что Лилиан напоминает ему меня. Только блондинка.

Пока Стейна не было, я решила немного отблагодарить его. С тех пор, как наш треугольник вроде как разрешился, Сварды не общались так много, как раньше, и это определенно огорчало, по крайней мере, младшего из них.

И я пригласила Стефана к нам,

Чтобы пока братья восполняли столь нужный им запас времени, проведенный вместе,

Я в расслабляющей тишине продолжила рисовать свою тотемную птицу. Запах краски был таким же, как у папы в комнате у нас дома, в Миднайте.

Доминик опять и опять, снова и ещё раз был прав. Я хотела домой. Но я не могла. На глазах, казалось, вот-вот навернуться слёзы, но лёгкий на подъём Стейн достал меня из своих мыслей.

- Эй, детка, через неделю Рождество!
- Точно. А я забыла.
- Ты справишься, если мы позовём своих и наконец-то отметим его?
- А ты принёс то, что передал тебе Дом?
- Даже пальцем не тронул.
- Тогда можешь тронуть им что-нибудь ещё, - я интригующе заулыбалась, предвкушая первую положительную, - Вечеринке быть.

Осталось только придумать, что кому подарить.

33

Lorraine · 26 Май 2020

Мы пригласили только самых-самых близких. Карен доверила детей своей сестре (кажется, кто-то из малышей страшно не хотел никуда идти, поэтому брат и его жена решили продолжить с детьми вечером), а мы со Стейном готовились принимать гостей, как зачинщики всего торжества.

Я не скажу, что испытывала какой-то «дух Рождества» или что-то в этом роде. Но так как это праздник семейный, теплые чувства он, всё-таки, навевал. Запахом мандаринов и ели меня было не соблазнить, зато Стейн невероятно обрадовался живой ёлке. На него нахлынули воспоминания из детства, те самые, которых у меня никогда не было.

Но я была рада за него. Стейн действительно много улыбался и шутил, даже пиццу заказал для гостей.

Дом был весь в рождественских лампочках. И всё же я видела в нём скорее красивую обложку, тот самый уютный коттедж со страниц журнала для замужних женщин, в котором всегда стоит запах свежих пирогов, но никак не свой дом.

Шёл снег. Карен и Доминик топали до нас всего-ничего, но на волосах этой пары можно было рассмотреть снежинки. Я утолила свою первичную жажду тем пакетом, что передал мне Дом, и теперь могла спокойно принимать гостей.

Было весело. Мы вспоминали наши первые встречи со Свардами. А ещё даже Карен знала, что Стефан любил оливки на пицце. Забавно, но об этой маленькой детали действительно знали все.

Доминик вспоминал школьного парня Карен, у которого он её увёл. Вспоминал рыбалку, и даже мою готовку.

- Карен, ты не обижайся, готовишь ты действительно лучше всех, наверно даже в мире! – братец улыбнулся одним уголком рта, - Но блинчики Лауры – это что-то за гранью реальности.

Все захохотали, а Карен любезно улыбнулась и отдала титул мастера по блинчикам мне.

Я очень тебя люблю, Доминик. Ты – это самая лучшая и светлая часть меня.

А потом были подарки. Решили скидываться и дарить что-то одно ото всех. Я была первая, мне досталась новенькая гитара. Подарок отличный, но его наверняка придумал Стейн, чтобы потом эту гитару одалживать у меня.

Я знаю эту тактику!

Поэтому Стейн получил классический шахматный стол от нас. Хах!

Доминику подарили очередной аквариум, но он, по его словам, пришёлся весьма кстати – какая-то грозная рыба перебила и съела почти всех более мелких, которых держал Дом. Так он открыл её поведение впервые, но какой ценой!

Карен получила, вроде бы, приставку. Ещё более крутой вариант, чем тот, с которым она зависала ещё в юности с братом.

Что подарили Стефану я, если честно, не знаю. Он и без того выглядел заметно старше большинства из нас, так что надеюсь, что ему хватило мудрости не относиться к этому серьёзно.

Пока наши друзья уплетали пиццу, Стейн отвёл меня почти что в прихожую.

- Подними голову, птичка, - с озорным тоном попросил он.

Над нами с монументальным видом неизбежного возвышалась омела. Кто бы ни придумал эту традицию, черт, это почти гениально!

Пели рождественские песни. Когда Синатра всем уже изрядно наскучил, мы включились в марафон и продолжили играть свою музыку. Я и Стейн.

С гитарой он управлялся лучше меня, да и она больше вписывалась в его образ.

Под вечер, когда гости уже расходились домой, Стефан, уходя, положил руку на моё плечо.

- Я надеюсь, что ты сделала правильный выбор и теперь ты счастлива, - он мягко улыбнулся, - Когда-то ты улыбалась гораздо больше, чем сегодня, Лаура. Счастливого Рождества!

Я не успела ничего возразить Стефану. Он хорошо прочувствовал моё настроение, которое было тяжело сдвинуть даже такой замечательной вечеринкой, как эта. Я жевала пиццу, вкус которой едва улавливала, пытаясь понять, быть может, это мои рефлексы притупились, или просто яркость поубавилась, трава давно не такая зелёная?

Телефон завибрировал. Одно сообщение.

«Через полчаса. У Юджи. Виктор».

33

Lorraine · 30 Май 2020

Он точно знал маршрут, которым я отправлюсь к бару. Он предугадал моё желание сбежать в этот день куда-нибудь, совершить что-то безрассудное или хотя бы необычное.

Шёл снег, а я даже не взяла с собой пальто.

- Лаура! Постойте. Постой, - я даже не уверена, как именно услышала его. Я помню, что успела сесть в машину, отмахнуться рукой от Стейна и почувствовать, что он рядом.
- С Рождеством! – парировала я, проваливаясь туфлями в свежевыпавший снег.
- Я не ожидал увидеть тебя здесь, - хотя мне казалось, нет, я была уверена, что Виктор как раз-таки ждал меня тут, - Но мне нравится, как мы умеем синхронизироваться. На улице холодно, - он улыбнулся, увидев мои голые руки, - Позволь отвезти тебя к месту встречи, раз уж встретились.
- С удовольствием! – я боюсь признаться себе, почему я здесь. Зачем я на самом деле приехала.

Но, чёрт подери, рядом с ним я ощущала себя праздничным тортом, которого желали все. Хотя бы кусочек. Я была зенитом привлекательности, магнитом взглядов, проще говоря – в центре внимания.

Виктор был достаточно умён, чтобы не спрашивать меня в лоб, почему я здесь. Я была достаточно скромной, чтобы не вывалить на него это самостоятельно.

Мой преподаватель из Академии. Ему где-то за 60. Я отчетливо ощущаю, как нам интересно вместе, как что-то тягучее и липкое расползается по моим лёгким, когда он рядом. И то, что он это понимает.

Самое прекрасное и ужасное в ситуации. Он точно всё понимает, он замечает, как я смотрю на него. Но Виктору тоже несколько волнительно брать на себя эту ответственность.

Я говорила ему, что знаю наизусть только один сонет Шекспира, как и он. Я начала читать строфу – он продолжил. Совпадение.

Я напевала ему песню, которую услышала в старом-старом фильме, который моя коллега включила на телефоне во время обеда. Он подпел мне. Совпадение.

Моя жизнь оказалась невероятно пустой. Мои стремления и идеалы, моё желание построить семью обернулось полной потерей интереса ко всему этому. Даже моя карьера… И та осталась на месте. Но то, как он смотрел на меня, было просто возмутительно. Потому что он мог заставить меня ощутить своё сердце в груди.

- Красное сухое, и лучше испанское. Чилийское ещё бывает весьма приличным, хотя это на любителя, но всё-таки испанское набрало самый большой рейтинг доверия, - Он усмехнулся, - Как и Вы, Лаура. Я давно не встречал таких талантливых студенток как вы. Мне даже произносить слово «студентка» не очень просто – вы играете лучше многих наших преподавателей, и это факт.
- Может и так, но многому меня всё-таки научили вы, - Мне хотелось броситься на него, как собаке, которая долго не видела своего хозяина. Хорошо, что я не собака.
- Вы пропадали где-то на месяц. У вас всё в порядке? Я уж подумал, что вы не захотите провести это время… в моей компании.

Когда он напомнил мне об этом, мне почудилось, что жажда моя усилилась. Что я слышу его сердце, которое бьётся медленно, но глубоко.

- Назовём это творческим кризисом. Я думаю, вы примерно понимаете, о чём я. Апатия, отрешённость, пустота, вот это всё.
- Надеюсь, я смогу помочь в следующий раз восполнить ваши ресурсы, - он пригубил вина.

Тихий шёпот в моей голове, будто бы кто-то из-за спины прислонился губами к моему уху. Сначала слева.

«Поддайся».

Потом справа.

«Поддайся».

И будто бы в двух наушниках одновременно.

«Поддайся».

Это был он? Моё сознание? Я не помню, мужской или женский голос.

Да ну, нет. Просто алкоголь. Просто воображение. Все вы хотим быть избранными. Психология. И алкоголь.

Верно! Нужно чуть больше (намного) алкоголя, чтобы казаться нормальной.

После второго бокала Виктор захотел отвезти меня домой. Это было исключено в любом случае, что я ему, конечно же, не сказала, а просто полчаса отказывалась покидать бар. В итоге он оставил приличную сумму таксисту, чтобы тот дожидался, пока я закончу гордо выпивать в одиночестве.

- С Рождеством, Лаура. Вы прекрасны, как всегда, - последнее, что Виктор сказал мне в тот день.

В половину пятого, несколько пьяная и растрёпанная, без пальто и косметички я вернулась домой. Вампиру нужно было выпить очень много, чтобы охмелеть по-настоящему, поэтому я была скорее разговорчивой, чем нетрезво неуклюжей.

В половину пятого, почти на рассвете, Стейн сидел на диване в главной комнате, убранной после вечеринки. Учитывая, что гости ушли примерно во столько же, во сколько ушла я, Стейн давно пребывал в компании самого себя.

Более-менее ровным шагом я устремилась к нему на диван. Лучшее, что я могла сделать – вести себя как обычно. Я не обнималась/целовалась/что-то ещё хуже ни с кем, и отвечать мне не за что.

Хотя сердцем своим я знала, я знала, я знала! Я знала, что предала его.

Я даже руки его не касалась, но мысли мои были заняты не Стейном. Лучше бы я напилась и целовалась с кем-то по глупости, чем вот так! Я знала! Предать сердцем значит солгать самой себе.

- Детка, ты убежала очень быстро. Тебе не понравилась вечеринка или подарок? – Стейн приобнял меня, ничего не спрашивая о том, где я была столько времени. – Я переживал за тебя, думал, если ты не придёшь до обеда, буду искать и звонить. Но ты ведь взрослая девочка, правда? – Мы оперлись лбами друг о друга, а рука его легла на моё колено, - Говори мне, когда тебе плохо, Лаура, я постараюсь поберечь тебя. Хочешь?

В ответ я просто кивнула.

А потом Стейн поцеловал меня. Я ответила ему, но губы младшего Сварда показались холодными и мелкими, как никогда.

- Я хочу пить, - тогда я сбежала на кухню за пакетом крови с соком. Я не хотела плакать или кричать, но мне стало невероятно грустно.

Мои пальцы сами сжали этот пакет с такой силой, что капли потекли по моим пальцам. Жажда возвращалась с каждой секундой, но десны набухли от желания вонзиться в кого-нибудь. И явно не в пакетик. Моя грусть росла с моим голодом.

Я ощущала себя монстром, предавшим свои идеалы.

Я признаю это. Признаю. Я ужасно похожа на мать.

33

Lorraine · 20 Июн 2020

Хотела ли бы я всё изменить?

Всё происходящее взывало во мне муки совести и чудовищный вампирский голод. Крови в пакетах не хватало, голова кружилась, ноги не слушались. Я хотела спать. Хотела лечь, а когда встану – то всё непременно было бы хорошо.

Стейн видел, что происходило со мной, но на концерты звал всё равно. Мы продолжали выступать в барах и клубах, где я натянуто улыбалась в нужных местах. К счастью, наша музыка не была весёлой, и я редко притворялась, что со мной всё хорошо.

Младший Свард думал, что это из-за моего голода.

Он, как и всегда, придерживался амплуа закрытого и мрачного солиста, антисистемного, анархичного и порой циничного певца. Всё это, за исключением закрытости, было, конечно же, не так.

Моя печальная гримаса и обаяние Стейна не остались незамеченными. На депрессии и внутренних проблемах в паре, оказывается, можно построить карьеру.

И заработать денег.

Почему было так невыносимо тяжело? Это из-за моего голода? Из-за чувства пустоты внутри? Что-то ускользало мимо меня, сквозь меня. На минуту, буквально, нет, на секунду, я вспомнила Данте. Вспомнила, как было хорошо в ту ночь, как волнительно. И как горько после.

Вместе с тем, он сумел подарить мне эмоцию. Осознание. Это удавалось лишь единицам.

Давай честно, Лаура. Ты хотела свою группу – получила. Ты хотела хоть какой-то роман – на тебе. Заменители эмоций.

Чего я хотела на самом деле? Славы и любви. Признания и эмоций. Яркости.

Он сам набрал мой номер, будто ощутив, что мне до ужаса нужна наша встреча. Зимой в парке было не многолюдно, но мой голод… Я хотела попробовать его, прикоснуться к запретному. И уже ни о чем не думала. В ответ я лишь упомянула, что страшно голодна, и было бы здорово, если бы мы поймали какого-нибудь зверя прямо в городе.

Пока я ехала в такси, перед моими глазами стояла картина, где я впиваюсь в его шею своими клыками, держу его за руку и дарю этот неизбежный поцелуй своей жертве. От этих противоестественных и запретных мыслей дёсны стучали и набухали, а сердце трепетало, как умело.

- Зверя я, увы, поймать не смог, но, - Виктор показал свою ладонь, которую в мгновение охватило красное свечение. Через пару секунд будто бы из воздуха в его руке лежал красный фрукт, - Возьмите, думаю, это поможет.

- Я не знаю, что сказать первым: «Вау!» или то, что я не очень люблю яблоки, - приподняв одну бровь, произнесла я, - Это правда магия или я схожу с ума?
- Простите что не сказал раньше, надо было сперва… лучше познакомиться, - я взяла фрукт в руку. Это было яблоко, и в то же время не яблоко, - Попробуйте, станет легче. Это не яблоко. Это кровавый плод.

Я прищурилась. Так он знал всё это время? Ему рассказали? Доминик, Крис, Стейн? А что, если он сам это понял или почувствовал? Но ведь и он тоже не просто человек. Тогда кто?

Вопросы, вопросы, вопросы. Я просто повела себя как хорошая девочка и надкусила плод. Он был похож на мягкий персик, внутри которого каким-то чудным образом находилась кровь вместо косточки. Признаюсь, весьма недурно. Как невоспитанная провинциалка, я поглотила весь фрукт, не проронив ни слова, позволив Виктору наблюдать за этим актом поглощения.

Если он знал, то какая уже была разница?

Хотя ничто на свете, даже такая прелесть, как плод его магии, не могло заменить его тёплую, живую кровь.

- Я сделала то, что вы просили. Теперь вы расскажете, что за магией вы владеете?
- Не на улице. Я хотел бы не придавать этому факту огласку. Никакую.
- Никакую? – уголок моих губ нервно дрогнул. Я знала, что это значит. – При всем уважении и симпатии, я не поеду к вам домой, - Виктор окинул меня взглядом, - Но мы можем поговорить у меня. Возможно, там будет ещё кое-кто, но это не наверняка, - ведь Стейн любил остаться в баре со Стефаном после наших выступлений. Я не беспокоилась на этот счёт, но в глубине души хотела, чтобы дома его не было.

И его действительно не было.

Конечно, я показала своё домашнее пиано. Показала кухню, сделала кофе. И только в самом конце светских бесед, когда мы оба более-менее успокоились и попривыкли к обстановке, я, наконец, задала вопрос:

- Что за магией вы владеете? Откуда знаете про… меня?
- Про вас, Лаура, я понял практически сразу. Но иногда вы сами подтверждали мои мысли. Я ни разу не видел, чтобы вы охотно ели что-то на паузах в Академии, я мог видеть вас без пальто в снегопад и холод, а ещё вы так смотрите, будто…
- Будто?
- Сейчас наброситесь и съедите меня, - он засмеялся. Я лишь улыбнулась, потому что он был почти прав.

- Обещаю, что это будет не больно. Но это лишь один из двух вопросов, ответы на которые я хочу получить.
- Что ж, - он отставил чашку и проследовал в гостиную, поглядывая на часы, - Этим даром я обладаю достаточно давно, но немного открылся мне он только сейчас. Я сам ничего не знал, пока одна девушка как-то случайно в парке не заметила мои нескромные попытки практиковаться в создании еды. Её зовут Элин, и она…
- Элин Вреде?
- Верно. Она вампир, но какой-то другой. То есть я не могу объяснить, но вы с ней очень разные. Вы, Лаура, гораздо ярче.

Странно. Мы встречались с Элин прежде. Она знала, что я видела смерть. Что я пробовала её. Совпадение?

- В общем, она немного посвятила меня в эту тему. Оказывается, часть таких же носителей дара, как я, ненавидят вампиров и пытаются их истребить, - Виктор показал мне свою самую ироничную улыбку, - Глупость какая-то, в общем. Она показала мне материалы в библиотеке, по которым можно научить делать тот самый плод, которым я угостил вас сегодня.
- Он был неплох, но кровь всё равно лучше.
- Так вы, извините за вопрос, правда её пьёте? Есть же много способов в наше время как-то заменить её?
- Мы можем пить донорскую кровь, или кровь с соком, она более-менее свободно продаётся. Но это, конечно, совсем не те ощущения… Извините за откровенность, но вы сами спросили – да, у меня были случаи, когда я прямо вот по-настоящему кусала людей. Никто от этого не умирает.

Виктор поднял голову и глаза наверх.

- Спасибо за честность. И, судя по всему, мне очень быстро нужно уходить. Простите, что отнял у вас столько времени на светские беседы. Я до сих пор думал, что вы… Что ты живешь одна. До встречи, Лаура.

Он ушёл очень быстро. Мне хотелось обнять его на прощание, но он лишь откланялся и убежал. Мы оба понимали, что между нами есть что-то странное и сильное, но в то же время Виктор был прав. Ему пора было бежать.

Спустя пять минут после его побега к дому подъехала машина Стейна.

На следующий день мы с младшим Свардом навещали моего брата и моих дорогих племяшек. Лилиан действительно была на меня похожа! Ну, я так полагала. Это было чудное зрелище: два темноволосых мальчика и две блондинистые девочки. Дом, в котором мы раньше жили вместе с Домиником, изменился очень сильно. Он зарос игрушками и памперсами, но это придавало ему какой-то жизни что ли. Той самой, которой у нас со Стейном никогда не было.

Хотя детей он, вроде как, любил.

Дом уезжал на работу, а мы с Карен сидели с малышами. Когда брат вот-вот должен был уехать, он попросил меня выйти с ним.

- Лаура! Я чертовски рад тебя видеть. Как ты? Как твоё самочувствие?

- Вполне неплохо, серьезно. Попробовала на днях кровавый плод. И я рада тебя видеть, братец.
- Что попробовала? Я никогда не слышал.
- Да ну? Погугли.
- Окей, - машина у дома начала сигналить, - Слушай, приезжай ко мне завтра. Одна.

Это подозрительное предложение. Значит, он хочет поговорить без лишних ушей и свидетелей.

- Договорились.
- Супер! Хорошего вам дня. Напомни Карен, что я люблю её! – я улыбнулась и закатила глаза. - И тебя люблю, сестрёнка, - сказал Дом, как-то по-отцовски поцеловав меня в лоб. Он никогда не делал так раньше.

С работой всё было прекрасно. Наши выступления не только неплохо оплачивались, но и позволяли мне расти по карьерной лестнице в нашем театре. Меня назначили дублёром, актёром озвучки, главной пианисткой и ещё кем-то. Не совсем человек-оркестр, но голос и клавишные я им обеспечивала для всех постановок и записей. Часть фонда, который обеспечивал работу театра, получил от меня хорошую сумму на содержание, что сделало меня одной из совладельцев театра.

Это была ещё не слава, но уже известность.

Примерно в то время я поняла, что брак со Стейном был бы не просто невыгоден – он был бы несчастным, и делал таким нас обоих. Эта дурацкая идея прожить жизнь так же прекрасно, как Доминик, исчезла. Я не он. У меня никогда так не будет. Но у меня будет иначе.

Вечером я выступала в частном доме Раджиты Вонг, она устраивала какой-то светский приём, я даже не знала, к чему он был приурочен. Я была счастлива не знать этого, а просто играть, выполняя свою работу. Стейн же выступал в другом баре, а я предпочитала домашние вечеринки.

Но Аврора – небольшой городок. На приёме я видела Элин. У меня было к ней очень, очень много вопросов.

Я играла в столовом помещении, иногда так погружаясь, что не замечала шума людей вокруг. Толпа окружила меня, затягиваясь, как удавка.

И я находила особую прелесть в этом удушении. Я была в центре внимания. Но лишь мои рецепторы, мой нюх и маячок в животе ощутили, что он тоже здесь.

Виктор спускался медленно. Он слушал мою игру, держа в руках бокал шампанского. Я знала, что он за моей спиной, и от волнения чуть не перепутала ноты в простейшем месте. Но у меня всё получилось. Когда я закончила партию, он поставил бокал на стойку и громко, на весь зал произнёс:

- Сегодня для вас играла Лаура Мориэль – моя лучшая ученица, а лучше сказать, напарница. Аплодисменты! – и все гости вокруг негромко похлопали.

Я не была готова к этому вниманию, которое он спровоцировал. Мне, по своему обыкновению, захотелось убежать. Виктор затерялся в толпе возрастных женщин, пока я быстро набрасывала ненужное пальто на свои плечи. Я убежала домой так же быстро, как он убегал от меня.

Дома, в полной темноте я продолжала играть.

Я играла, быстрее и быстрее перебирая пальцами клавиши, нажимая на педаль, не глядя на ноты. Я представляла, как рука Виктора лежит на моей руке, как мы вдвоем на одном инструменте играем Дебюсси и слышим, чувствуем друг друга. По моим щекам пронеслись две скупые слезинки – это всё, что я могла достать из себя, зная, что Стейн вот-вот приедет.

Я пыталась говорить с ним о музыке. Но он был даже слегка пьян. Для вампира это было не так уж и просто, но он умудрился принести с собой этот перманентный запах алкоголя.

Я взглянула на него ещё раз. Его руки обхватили мою талию, точно холодные змеи, ядовитые и толстые. Раньше ведь всё было хорошо! Но теперь его борода раздражала меня. Эти волосы на лице, эта слащавая улыбка. Да что же такое!

Мне повезло и Стейн рухнул спать прежде, чем я вернулась из ванной.

Утром следующего дня я была у Доминика. Он отвёл меня на второй этаж, усадил на кровать и сказал:

- Сразу к делу, ты же моя сестра. Да, конечно, мужская солидарность, все дела, но ты для меня – святое, поэтому я думаю, что это будет правильно. Скажи мне, что это правильно!

- Чёрт подери, Доминик, ты о чём вообще?
- Стейн. Как я понял, он тебе изменяет.

Есть такие ликёры в магазине, одна его часть светлая, а другая – тёмная. Мои ощущения от слов брата были примерно такими же.

- Это он тебе сказал?

- В том то и дело, что да. Причем я почти уверен, что он хотел, чтобы ты об этом знала, хотел, чтобы именно я тебе рассказал об этом. Конечно, как твой брат, я стал на твою сторону и чуть было не ударил его, но Стейн сказал, что и тебя подозревает... в этом.

Мне стало стыдно, но виноватой я оставаться не хотела. Я всё-таки до сих пор ничего не сделала. Физически.

- До сих пор, Дом, я свои порывы сдерживала. Больше не стану. Спасибо за то, что рассказал мне.
- Эй, ты куда? Я думал, ты расстроишься и будешь плакать… ну как там у тебя с Данте было.
- Не говори Стейну, что я в курсе, хорошо? – я уже набирала сообщение на телефоне. – Это важно для меня.
- Хорошо, конечно, но…
- Да?
- Сестрёнка, не делай глупостей. Будь осторожна.

Я улыбнулась и поцеловала брата в лоб.

- Теперь я знаю, что делать.

33

Lorraine · 21 Июн 2020

И что же? Да, черт подери, я села в машину, чтобы тотчас же примчаться к Виктору и сказать ему… Что сказать? Здравствуйте, мой молодой человек мне изменяет, я тоже хочу?
Какое убожество!

Стоило мне только завести авто, как гнев наполнил моё горло, будто рычащий мотор скрывался не под капотом, а у меня внутри. Я злилась на себя за свою глупость, за наивность и за обман, в которой я загнала всех заложников этой ситуации.

В тумане я примчала к какому-то бару в поисках жертвы. Я давно так не делала. Я старалась никогда так не делать, но к чёрту контроль! Контроль – это иллюзия. Моё желание того, чтобы всё было «правильно» сыграло со мной злую шутку.

По дороге домой я даже укусила какую-то женщину, которая спросила про Виктора. Кажется, она была на том вечере, где он меня представлял, но сил объясняться у меня не было. Я просто разозлилась, и она попала под мою горячую челюсть.

Зайдя в дом и громко хлопнув дверью, я без помощи рук скинула туфли у входа и рухнула на стул перед ноутбуком. Как хорошо, что меня не дёрнуло опрокинуть его со стола. Стейна, конечно же, не было дома, но ощущение его присутствия и его запах были везде.

К чёрту это всё. К чёрту его, меня, нашу группу. Фарс и надувательство.

Я открыла ноутбук, приложила палец к сканеру отпечатков, открыла мессенджер. Мой слабый лучик надежды оказался оправданным.

Виктор пригласил меня к себе на чашку кофе.

Мои брови непроизвольно сдвинулись. Уголок губ приподнялся. Я закрыла чат и ноутбук вместе с ним.

- Так они все не придут?
- Я звонил, Доминик может быть будет. Но и то, говорил он как-то неуверенно, может, случилось чего? – Стейн читал книгу, находясь в одной комнате со мной. Зачем? У нас есть ещё одна, более удобная для чтения. Почему нельзя было оставить меня одну?

- М, понятно, - я открывала всё больше банок краски, чтобы этим запахом прогнать его в другую комнату.
- Что рисуешь? – как бы ненавязчиво спросил Стейн.
- Птицу. Одна моя странная знакомая по имени Элин заказала её лично у меня. Не знаю, откуда такое желание, - я замолчала, но тут же сместила направление диалога, - Рисовать меня учил ещё отец. Ты точно слышал о его работах, Себастьян Мориэль.

- Вообще-то не слышал, - везучий Стейн удивил меня своим невежеством, но мой телефон зазвонил именно в ту секунду. «Только бы не Виктор» - повторяла я про себя в надежде, что первым в этой странной игре проиграет Стейн.

Который, черт, сидел со мной в одной комнате.

- Привет, Лилиан! Да, могу. Почему поругались? А мама что? Понятно… - к счастью, это была моя племяшка, которой с каждым годом было всё труднее находить общий язык с Домиником. – В смысле уйдёшь из дома? Не надо, Ли! Папа тебя очень любит, мама с братом тоже. Подумай сама! А убежишь – они тебя найдут, под домашний арест посадят, и ты вообще гулять не будешь больше. Вот-вот! Не волнуйся, я как-нибудь загляну и всё будет хорошо, ладно? Не делай глупостей только. Ну хорошо.

Эх! Семейные проблемы. Несмотря на то, что приближался переходный возраст моих племяшек, я всё ещё завидовала Доминику. Он то вкусил оттенков жизни побольше моего.

Стейн, кстати, «ушёл по делам», пока я разговаривала с Лилиан. Скорее всего, это действительно было так. Сначала.

Я догадывалась, по крайней мере, где именно он пропадает. Я стояла у мольберта весь тот день, даже когда после своих рабочих часов (как совладелец я знала расписание всего персонала) Стейн уехал в очередной бар «выступать».

Не могу объяснить, почему это меня так… бесило.

Мы не были связаны клятвами, детьми и даже кредитами. Но его поведение провоцировало эту тупую ревность, пусть мы и были всего лишь сожителями. Сожителями! Нет, только подумай, вы с ним под одной крышей, только вдвоём, а он! А ты? А я не… не сделала ничего плохого! Ни-че-го!

Он возвращался, когда хотел. Делал, что хотел. Не знаю, чего я ждала. Чего я ждала так долго.

Дурацкая картина, и эта Элин со своими причудами! Какое ещё пророчество? Какой тайный смысл? Она несла неясный и неразборчивый бред про моё будущее, но вот только я представляла, как Стейн каждый день обманывает меня.

Как он насыщается своей любовницей. Не только кожей и теплом, но и горячей кровью.

Мы стоили друг друга, верно?

Это всё было так неправильно и глупо, что несколько ночей после того, как Доминик рассказал мне всё, я провела в репетиции своих слов перед Виктором. Как я скажу, что скажу, да даже где я это сделаю. Всё имело значение. Вот только планирование этих слов не равно действие. Каждую ночь, был со мной Стейн или нет, я думала о нём.

Клянусь, я слышала, как пиано в соседней комнате играет без пианиста. И мелодию я узнала. Та самая, которую, по легенде, моей дедушка написал для бабушки Май.

Это был сигнал. Сегодня. Я сделаю это.

Рано утром Аврора Скайс наливается персиковым цветом. Я не могу долго выносить солнце, но утренние лучи казались настолько прекрасными, что мой комфорт отходил на второй план. Я прогулялась по берегу, на который выходили окна нашего дома, вдыхая и выдыхая свежий воздух. Что мне потом скажет Доминик? Наверное, пожелает мне быть счастливой. Он всегда этого желал.

Я набрала его номер.

- Здравствуйте. Точнее, привет. Мне надо поговорить с… тобой. Сегодня.
- Привет, Лаура. Извини, а во сколько? Моя дочь приехала погостить, я обещал ей своё время.

Чёрт. У меня было времени. Когда угодно. Лишь бы, наконец, закончить это.

- Я готова в любое время. Можем в три часа, например. И да, мне, как и тебе в прошлый раз, не нужны свидетели. Я предлагаю встретиться в том дальнем парке, где мы устраивали партии три месяца назад. Он достаточно далеко от центра. Это возможно?
- Что ж, если ты настаиваешь, то я конечно приеду. У тебя всё хорошо?
- Не совсем. Но это мы обсудим при встрече. До скорого, - шепотом сказав два последних слова, я повесила трубку.

Нет, это было не прекрасное место с кучей цветов, будто бы я ограбила лавку. Это был даже не морской берег, волны которого мягко шумели бы где-то за моей спиной. Полупустой парк с минимальной инфраструктурой и земляными тропинками вместо мощёных дорог. Зато далеко. Гуляют здесь редко.

Он вышел из такси, заплатив наличными по старинке. Я, очевидно по его одежде, оторвала его от какого-то пикника с дочерью, но это было важнее. Когда он увидел меня и кивнул, начав движение в мою сторону, я вспомнила Данте – хищника, осознавшего, что его жертва уже в ловушке и ей никак не сбежать.

И сейчас тоже... было уже поздно убегать и прятаться.

- Скажи мне, что всё хорошо? – он мягко улыбнулся уголком губ. – Я не пугаю тебя, не отталкиваю? Ты выглядишь очень взволнованно.
- Я знаю, что это скорее всего ничем не закончится, - мой голос предательски дрожал, как никогда прежде, - Мы оба это знаем. Но я больше не могу молчать, даже если это и правильно.

Он смотрел мне в глаза и ждал, пока я это сделаю. Как некрасиво! Мог бы и сам… Ах, я ведь, конечно, более эмоциональна и глупа. Конечно.

- Я… хочу сказать, что… Наши прогулки, наши беседы и всё то, чему ты меня научил… Да и всё то, что нас объединяет, как именно это нас объединяет. Виктор, это сводит меня с ума, у меня сейчас сердце из груди выскочит, я, наверное, вл… - я отвернулась в сторону и покачала головой. Язык был слишком беден, чтобы точно передать, что я чувствовала к нему. Несколько секунд я даже не могла взглянуть на него.
- Я знаю. Я тоже, - он приподнял мой подбородок пальцами и коротко поцеловал. Я тут же отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Они были спокойными. Он знал, что делал, и разрешил мне сделать тоже самое. В следующую секунду я приблизилась и поцеловала его, уже более уверенно и жадно, чем это сделал он.

Ветер развивал мои волосы, руки сомкнулись в замок, а наши губы соединились в сладком, опьяняющем поцелуе. Мои маленькие крылышки разрослись, сделались широкими и светлыми. Если бы я была собакой, мой хвост бы закружился как пропеллер. Если бы мои крылья были осязаемыми, то я бы захлопала ими так быстро, что унесла бы нас обоих.

Как здорово, что я могу всё это испытать.

33 + 0,25 (Лаура Мориэль, обаяние)
+0,25 за нового друга (Женщина в берете, №29)
= 33,5

Lorraine · 23 Июн 2020

На поцелуях всё и замерло. Конечно, ведь Виктор знал, что я живу с кем-то другим. Он не задавал этот вопрос вслух, но его осторожная отстранённость ощущалась так же холодно, как только что откусанная мятная жвачка.

Если Стейн дома, то я расскажу ему всё. Если Стейна дома нет, то я заставлю его признаться первым.

Мы давно уже не слали друг другу сообщения о том, где сейчас находимся. Люди, к сожалению, не придают этому такого большого значения, как я сейчас. Если ты доверяешь человеку постоянно знать, где ты и с кем – разве ли не это одна из форм настоящего доверия?

На отросших крыльях я прилетела домой, растеряв по пути перья. Когда я поняла, что Стейна дома всё-таки нет, они снова отрасли. Каждый предмет в доме напоминал о Викторе. Особенно ноутбук. Когда я открою его – что будет там? Наш чат? Его сообщения? Включить какую-нибудь чувственную мелодию…

Но нет. Сладость перемешалась с горечью, будто пережаренный кофе. Мы оба были виноваты, конечно, но я почему-то ощущала, что виновата больше. Лишь ощущала! Пока правда не вскрылась, я терпела всё то, что росло и цвело во мне.

Горько, конечно. Только представлю, что его губы целуют другую девушку… Да, это двулично. Но зачем врать себе? Обида всё равно появлялась. Это ведь так естественно.

В этом моя слабость, конечно. Я начинаю воспринимать парней как свою собственность и теряю к ним всяческий интерес после длительного общения. Возможно, я не создана для брака и семьи. Возможно.

А если он и спит с ней? Чёрт возьми.

Стейн не вернулся домой в ту ночь. Я плохо спала.

Решила прогуляться к Доминику и проведать Лилиан, желавшую сбежать из дома некоторое время назад. Она обняла меня крепко-крепко и спросила:

- А можно, когда я вырасту, ты заберёшь меня к себе? – и глаза вот эти, огромные и щенячьи.
- Если папа разрешит, то можно! – не задумываясь о времени, когда Лилиан действительно станет постарше.

- Поговаривают, видели тебя кусающей людей, - в наш разговор вмешался брат. Я никогда не врала ему, но Ли перебила меня первой.

- Неправда! Низкие сплетни! Тётя Лаура хорошая, а людей кусают только злые собаки! – Лилиан показала отцу язык и утащила меня играть с ней в видеоигры. Я лишь пожала плечами и скромно улыбнулась в ответ.

Больше Дом меня об этом не спрашивал.

- Четыре утра. Ты видел?
- Да. Почему не спишь в такое время?

- Кто она, Стейн? – холодно спросила я, даже не глядя в его глаза. Мне не хотелось видеть его лицо, понимающее, что вот сейчас это случится. Он ненадолго замешкался, ненатурально поднял правый уголок губ и попытался улыбнуться.
- Ты о к-ком? – якобы не понимая спросил он.
- О той девушке, с которой ты проводишь своё время, - я потянула кровавый сок. Чепуха на фоне даже кровавого плода, но что было то было. – Возможно, даже спишь с ней, пока вроде как живешь со мной.
- Не понимаю, о чем ты, Лаура, - будучи уверенным в том, что у меня нет доказательств, сказал Стейн.

Их у меня действительно не было. Не было дара читать мысли, гипнотизировать или двигать предметы. Вообще среди своего рода я казалась себе особенно бесполезной – такая высокая цена за такую ересь, как долгая жизнь. Лучше уже прожить одну короткую, да как мой братец, а не вот это всё.

Но никто не отменял интернет.

- Её зовут Мэнди, да? – она, конечно же, выкладывала фотографии с ним к себе в соцсети. Аврора всё же небольшой городок, чтобы клубные фотографии не появлялись в сети. – Стейн, ты изменяешь мне?

Он помолчал секунд десять или двадцать. Сел за стол. Даже не снял куртку.

- Да, Лаура. Да.

Правильно говорят – не гадь там, где ешь. Теперь на концертах приходилось видеться со Стейном, хочу я того или нет. За пару недель после его нелепого признания моя внешность несколько изменилась – я осмелилась сделать татуировки, пирсинг на губе, даже однажды накрутила волосы так, что они потом вообще перестали распрямляться.

В общем, всё для сцены.

Перед концертом у нас как-то была вечеринка в доме Свардов, Стефан позвал всю постановочную группу и владельцев бара. Я нехотя пришла туда как член группы, но вела себя, конечно… Не очень прилично. Сейчас я это, пожалуй, понимаю, но тогда это был простой аффект.

Подмигнула одному, случайно коснулась плечом другого – Стефан замечал за мной эти вещи. Я знала, что Виктора здесь нет, да и показывать другие отношения всем так скоро… Разве что лёгкий флирт, который закончится прямо здесь.

К чёрту, я хотела ранить Стейна, хотя даже не знала, здесь он или нет.

Я пообещала Стефану уехать раньше из уважения к его мероприятию, после того, как отыграю одну из своих разминочных партий. Впереди был небольшой концерт, так что всё пришлось как раз кстати.

И когда я только-только собралась уходить, опечаленная ситуацией, ведь конкретно Стефан не сделал ничего плохого…

Из другой комнаты вышел Стейн, который был здесь всё это время.

Наши взгляды столкнулись. Он не видел меня в новом образе, и ему пришлось рассматривать меня около полуминуты. Уверена, он восхищался и кусал локти. Уверена.

Мы столкнулись настолько явно, что не поздороваться или сбежать было невозможно, особенно учитывая, что впереди нас ждал концерт.

- Отлично выглядишь, - сказал младший Свард, отводя взгляд.

Я молчала. Неприлично, раздражающе, обиженно.

- Брось, детка, мы оба знали, что так будет, не надо дуться.

Как ты меня назвал? Детка? Что мы, блин, оба знали? Что живя под одной крышей будем этому совсем не рады? Ты умом тронулся?

Серьёзно. Я не произнесла ни одного слова, но взглянула на него с таким презрением, что даже сама его ощутила. Мне прям-таки захотелось найти какой-нибудь камень, чтобы как следует треснуть этому умнику.

Вся эта агрессия… Совершенно не похожа на меня. Абсолютно. В ответ я лишь покачала головой, зажмурившись, и удалилась из дома. Стейн пошёл со мной, на этот раз молча.

Яма между нами росла даже на сцене. Казалось, что моё пиано стоит очень и очень далеко от Стейна, играющего на своей гитаре, хотя он был максимум в двух метрах.

Я играла уже не для него.

Как и он не для меня.

На секунду, буквально на одну маленькую секундочку я захотела обнять его и от всей души простить. Я уходила с концерта пешком через парк, а он шёл позади. Весь путь.

- Хватит ходить за мной как собака.
- Нам нужно поговорить с тобой. Ты вынуждаешь меня так себя вести.
- Я заказала машину для твоих вещей. Скоро привезут Стефану. Больше нам говорить не о чем, - я развернулась, но Стейн поймал меня за руку.
- Я сказал подожди, решительная ты наша, - его пальцы плотно стиснули мою руку. Я попыталась вырывать её, но он не отпускал. Ещё одна попытка не увенчалась успехом. Мне стало больно.

- Сейчас же отпусти меня, или я не ручаюсь за себя! – с притоком неизвестной мне силы я выдернула руку. Кожа покрылась пупырышками, а из ушей вот-вот и пошёл бы пар.
- Скажи, что любишь меня, и мы забудем всё это. Сможем идти вместе дальше.

Я даже разозлиться на такое не смогла. Лишь слегка улыбнулась.

Наверное, это демонстрировало мои чувства к нему достаточно. Но я всё же закрепила их словами.

- Человек, вроде тебя, недостоин даже моей симпатии, - оскалилась я, практически демонстрирую клыки. Так сильно разрослось моё раздражение от его самоуверенности.

- Я хотя бы человек, - выдохнул Стейн, - Ну, точнее, что-то человеческое во мне ещё осталось. Представляешь, что я чувствовал каждый вечер, когда ты воображала себя с ним? Какой-то мерзкий старик оказался тебе дороже, чем я, в долбанное Рождество. Это же святое, Лаура! – он отвернулся, - Ты другая. Моя девочка была приличной, несмотря на компанию и других мужиков вокруг. В тебе… ничего святого больше нет.

С этими словами Стейн ушёл, а я не смогла произнести даже слова.

Да, он всё знал. Он умел слышать, о чём я думаю.

Вспышка раздражения сменилась стыдом. Я опять стала похожа на свою мать. С одной стороны, до прошлого месяца я действительно не сделала ничего дурного. С другой же – мысли мои были куда более шустрыми и запретными, как фетиш, о котором стыдно рассказать даже самому близкому.

Я заставила себя представить Стейна с другой девушкой, той самой, Мэнди. Я пыталась перенаправить раздражение и стыд в гнев, но получалось плохо.

В какой-то момент я снова укусила прохожего. Просто так, от лёгкого голода. Видели бы меня мои родители! Они воспитывали меня совершенно иначе… Может Стейн прав? Может во мне действительно не осталось больше ничего святого?

До самого утра я бродила в окрестностях города. Мне не хотелось возвращаться домой, пить в барах, даже объясняться Доминику. Просто побыть одной. Поговорить с самым важным в этой жизни человеком. Если я ещё человек.

Когда я вернулась домой, Стейн был в пижаме. Он окинул меня взглядом – растрёпанная и уставшая, я походила скорее на путника с дороги, чем на сильного и хищного вампира.

В момент, когда я ложилась в кровать, Стейна там уже не было. Сначала я решила, что он ужасно обижен, но говорить об этом не стала. Последнее, что видели мои слипающиеся глаза, это стакан воды и пакетик кровавого сока, которые Стейн принёс и оставил на моём прикроватном столике.

Он закрыл шторы, и я крепко уснула.

33,5

Lorraine · 29 Июн 2020

Съехать сразу Стейн не мог. Насколько я поняла, новая девушка Стефана не была готова так просто пустить брата своего парня обратно домой. Да, дом, в котором мы жили сейчас, был моим. К счастью, я каким-то боком не ввязалась в совместное имущество ни с одним из Свардов.

Но просто так выгонять члена своей группы мне тоже не хотелось. Я просила его договариваться со своей новой пассией. Та тоже не спешила его забирать.

Это привносило в мою жизнь много неудобств. Я по-прежнему не знала, пусто ли в моём доме, или нет. Я просыпалась позже Стейна, и, когда слышала, как он играет, нарочно лежала в постели ещё полчаса-час, пока время подъема не становилось критическим.

Я пыталась сказать себе, что я в этом доме главная, что мне нечего себя стеснять и так далее. Но это не работало.

В таком режиме прошло около двух или трёх месяцев. К сожалению, Виктора не было в городе всё это время, и, несмотря на активнейшую переписку, я снова ощутила себя в какой-то безысходности.

Однажды Стейн даже подловил меня в ванной, дабы попытаться убедить, что мы можем остаться друзьями.

«Остаться друзьями» - правда? Видела в интернете это сравнение: «Наши отношения закончены, но мы можем остаться друзьями – ваша собака умерла, но вы можете оставить её труп».

Паршиво было от осознания двух вещей:

1) Мы со Стейном работали в одной группе. На концертах мы всегда и стабильно виделись, плюс сценические образы и вот это всё.
2) Мы, чёрт возьми, много лет уже знаем друг друга. И встречались гораздо дольше, чем с его братом. Мы жили вместе, научились вести быт и понимать потребности друг друга.

Я должна была принимать какие-то решения, а не могла. Выгонять или нет. Делать вид, что всё в порядке, или нет. Проявлять эмоции или закрываться.

Когда я не могу принять решение, которое лично для меня будет верным и очевидным, я не делаю ничего. Мне казалось, что это мудро.

Пик безнадёжности и полной апатии наступил в те дни, когда процент тревожности и недовольства переполнил мою сдержанность.

Виктор отказался от встречи, объяснив это невероятными загрузками на работе и показательными выступлениями.

Меня назначали соло-гитаристкой (ведущей) в нашем театре. У меня было отвратительнейшее настроение, гитару я не любила, но формально эта должность была выше предыдущей. Досада.

Стейн спал на диване, иногда не раздеваясь после очередной попойки в баре. Я стала потихоньку готовить новые ключи от дома.

Как будто весь мир настроен против меня! Я помню это состояние… Все грустные песни – о тебе, вся боль, генерирующаяся миром – почти на 90% состоит из твоей, эгоцентризм, безразличие, и в то же время невероятная жалость к себе.

Я боролась с этим как умела. Обычно, полностью погружаясь в работу.

Все мои иллюзии насчёт Стейна, даже тайные фантазии, в которых он приносит МНЕ цветы, сто и одну розу, кольцо, становится на колено и клянётся в вечной любви.

Примерно об этом я думала после того, как познакомилась с Данте.

Но этого не случилось. И никогда бы не произошло. Что ещё важнее – я сама сделала всё, для того чтобы полностью исключить такое развитие событий.

Жаль, что яркая искра всегда порождает такое недолговечное пламя.

- Я ушла от Стейна. Но знаю, что вы с ним друзья, пожалуй, так что, если он будет навещать вас и случайно я тоже, знай, ничего страшного, меня это не заденет.

- И тебе привет, Лаура, - Доминик явно не ждал, что я вывалю на него всё так быстро. – Что же, я всегда на твоей стороне. Захочешь поговорить об этом – дай знать. Ты не… сказала ему, откуда информация?
- Не волнуйся. Он, на самом деле, и не скрывался вовсе. Но, серьёзно, Дом, ничего страшного. - сказала я младшему брату с двумя детьми школьного возраста, заканчивая очередные отношения. – Ты то как?

- Как всегда, лучше всех! Я тут, правда, собираюсь в Миднайт сгонять на выходных. Не хочешь со мной?
- К родителям? У них…
- В последний раз, когда я говорил с родителями, они отдыхали в каком-то санатории. Местном. Но они не выходят на связь последнюю неделю, причём оба. До Криса я тоже не могу дозвониться.

Ну почему всё плохое должно происходить одновременно?

Я догадывалась, что с ними случилось. Но Доминику вряд ли было бы достаточно моих догадок.

- Только не обижайся, я не очень понимаю, зачем я там.

- Если вдруг… Мне будет нужна твоя помощь. Если вдруг что, можно я тогда позвоню тебе и попрошу всё-таки приехать?
- Конечно, Доминик. Конечно.

Ещё через три месяца в один замечательный рабочий день Стейн сбежал с работы из-за важного дела. Прямо к нам в театр позвонили из больницы, новенькая девочка подняла трубку, и, прибежав в общий зал, громко крикнула:

- Стейн Свард! У вас родился сын! Бего-о-ом в больницу-у! – писклявым и радостным голосом восклицала новенькая.

Те, кто знал о нашем романе, невольно переглянулись, перекидывая мячик неловкости. Мне не хватило сил даже на то, чтобы отшутиться, поэтому, войдя в режим экономии энергии, я просто проигнорировала услышанное.

Судя по Стейну, он сам не ожидал, что это произойдёт сегодня. Да вообще произойдёт. Хотя вещи свои он почти полностью переправил.

С больницы он примчался ко мне. Всё никак не мог перестать говорить о своём сыне, о его маленьких ножках и пальчиках, о том, какое это волшебство – стать родителем.

Мне было так плохо, так горестно, что, оставаясь в рамках режима, я просто улыбалась и кивала. Такой метод помог избежать порицания и обвинений в ненависти к детям (коих мы так и не успели, к счастью, завести).

Я даже разрешила ему переночевать последний раз в нашей спальне. Я никогда не думала, что моя кровать настолько большая: казалось, что тушка Сварда находится на другом конце континента. Тот же эффект, что и на сцене.

Утром он, наконец, уехал.

В этот же день новоиспеченный отец сделал предложение своей девушке.

Я не прощалась с ним. Просто кивнула в ответ уходящему Стейну. Я была занята тогда – я учила новую композицию.

Когда дверь за ним закрылась, и я заперла дверь изнутри, дойдя до кухни, я ожидала, что слёзы из моих глаз вытекут ручьями. Замершие отношения с Виктором, закончившиеся со Стейном, пропавшие родители, нелюбимая должность, отсутствие Доминика, о котором можно и нужно заботиться…

И всё-таки облегчение. Фух. Право быть собой у меня не отнимет ни один из этих факторов.

Наконец-то! Наконец-то отсутствие решений само расставило всё по местам. Наконец-то я, ох, буду спать на своей кровати одна.

Хотя…

33,5
+0.5 за уникальные воспоминания Стейна Сварда (см. Техника)
= 34

Lorraine · 12 Июл 2020

В общем, я была права. Стейн будто бы нарочно напрашивался к Доминику в гости всё чаще и чаще. Теперь навещать повзрослевших племяшек было всё сложнее и сложнее.

Усталый вид Доминика подсказывал мне, что хлопот с детьми у него было предостаточно. Я представляла себе маленькую комнату на втором этаже, где пытаются ужиться два подростка. Ещё и разнополых.

Младшая из них, Лилиан, была внешне безумно похожа на мать, а характером – что-то среднее между мной и Домиником. Хотя сама Лилиан этого признавать не хотела.

Она, вроде как, и ценила семью, но… Отношения с домочадцами у неё были так себе. Прямо как у меня в подростковом возрасте.

- Папа требует от меня слишком многого, понимаешь? Он думает, что я должна быть гением, даже если талантов у меня ни к чему нет!
- Брось, у всех есть к чему-то склонности.
- Я склоняюсь в кровать и к шоколаду с орешками. На этом всё.

Я улыбнулась такому максимализму. Узнала себя, наверное. В период, когда сегодня я могла всё, а на следующей неделе даже встать с кровати и сходить в магазин – уже подвиг. Жизнь, в которой ты несёшь ответственность за себя сам, всегда какая-то более плавная. Ты учишься во что бы то ни стало держать себя в руках. Как можешь.

Я повторяла себе это, когда Стейн в очередной раз приходил поиграть в приставку, которую я дарила брату.

В один такой визит Лилиан напросилась в конце вечера ко мне в гости. Я была только за, а Дом, кстати, весьма небрежно помахав рукой, отпустил дочь ко мне аж всю ночь. Не похоже на него.

- Конечно я люблю папу. И маму, и брата. Просто, блин, ну как так? Все же знают, что вы со Стейном разошлись. Он ведёт себя неправильно, понимаешь? – раздражительно заметила Ли. – Если они с ним такие офигенные друзья, то почему бы им не сидеть где-нибудь в баре, а не собираться вечно у нас дома?

- Я… как-то не думала об этом.
- Ты же его сестра, а, тётя Лаура?
- Сколько раз я просила не называть меня так?
- Блин, ну ты же всё равно тётя!

Ох, ну и как это оспорить? Потом мы болтали до глубокой ночи, и я вспоминала себя, то время, когда трагедия на троих – маму, отца и дедушку – ещё бушевала в наших стенах. Кажется, время беззаботных мечтаний и критических влюблённостей у меня украла та сама драма, от которой было не отделаться.

Я рассказывала Ли о работе, и она слушала меня завороженно, будто я старый моряк, увидевший русалку.

- Я давно хотела у тебя спросить, но всё боялась, что нельзя. Можно один вопрос, на который будет стрёмно отвечать?
- Ну, попробуй.
- Какая у тебя сила? – я лишь непонимающе подняла бровь. – Ну, вампирская.

Сначала я задумалась, но в моей голове было так же пусто, как на листах только что купленной тетради.

- Видимо, я не очень классный вампир. Не могу ничего такого вспомнить.
- Не может быть! Я читала в интернете на форумах Бриджпорта, что у каждого вампира есть какая-то особенность. Кто-то мысли читает, кто-то гипнотизирует, кто-то к солнцу неуязвим.
- Если честно, я никогда не интересовалась. Может быть и есть что-то, но ещё не проявилось. Хм… Меня воспитывали всю жизнь скорее, как человека, чем как вампира. А почему ты спрашиваешь?
- Да просто так, интересно было. Мы дома как бы все знаем об этом и уже привыкли. Я, по правде говоря, хочу уехать в Бридж в будущем. Ты только папе не говори. В этой Авроре делать нечего, а там – ух! Городская жизнь.

Интересно, а Данте ещё там? Хотя, пожалуй, это было слишком давно, чтобы вспоминать ту ночь. И всё-таки.

Племяшку я всё-таки проводила домой. Её вопрос оставил какое-то горькое послевкусие: неужели у меня действительно нет никакого таланта? Не человеческого, в смысле, а вампирского. Как человек я точно понимала, что музыка – это моя страсть и моё дело, но неужели это всё, на что я была способна?

Впрочем, вампирские будни вернули меня из раздумий назад в пустующий дом. Сильная жажда сковала моё горло в то самое утро, и смешивать сок с кровью я была совершенно не намерена.

Ранним утром, даже пускай летним, воздух был ещё по-своему холоден. Я обожала ощущать эту прохладу на коже, которая сливалась с моей температурой тела. Солнце было ещё не столь обжигающим, и я позволила себе встретить его на улице в одной пижаме.

Я наконец поняла, чего хочу. Я поняла, как именно я этого хочу. Все остальные опции, такие как общественное порицание, возраст или социальный статус, были абсолютно обесценены. В моих глазах.

Мне нужен был роман. Настоящий, страстный, неудобный, авантюрный. Но не просто роман, а путешествие в этот мир вместе с Виктором, человеком, который мог подарить мне всё то, что я искала, и знал, как именно это сделать. Он был тем самым, кто смог утолить мою жажду, как в прямом, так и в переносном смысле.

Когда мы впервые остались наедине у меня, уже прошло достаточно времени с нашей последней встречи. Понимая, что теперь дверь для него безвозвратно открыта, Виктор не спешил входить: как кот, у которого якобы есть бесконечно много времени, чтобы наконец оказаться внутри.

Он осматривался. Спрашивал. Мы были столь же неловки, сколь опытны: вот он задаёт пустой вопрос о коллекции пластинок в моём шкафу, заставляя меня подойти к полке. Указывает пальцем на конкретную, заставляя меня достать именно её. Касается тыльной стороны моей ладони, якобы предлагая помощь. Мы сталкиваемся взглядами, всё понимаем, судорожно проглатываем слюну и включаем музыку.

Этот вальс по квартире мы устраивали ровно до моего пиано. За инструментом я играла уверенно и легко, все те мелодии, которые мы разучивали вместе с ним.

Он подсел рядом, но не стал играть вместе со мной. Его тёплая ладонь оказалась на моём плече. Когда я взглянула на него, Виктор осторожно, но уверенно провёл пальцами по моей щеке. Я рассматривала его лицо, усеянное мудрыми морщинами, вспоминая, как долго и много мы гуляли с ним по городу, утопая в беседах обо всём на свете. Он, понимающий и знающий, как именно нужно жить прямо сейчас, в эту секунду, был открыт и делился со мной этим великим знанием. Его вторая рука легла мне на талию и притянула ближе к себе. Через мгновение наши губы сомкнулись.

Мы оттягивали этот момент, наслаждаясь самим знанием того, что это случится. Виктор придерживался всех классических правил: от музыки, игравшей на фоне, до нежного умения успокоить волнующуюся полураздетую девушку.

Господа присяжные, это действительно был лучший партнёр в моей жизни.

Причем как до, как во время, так и после всего, что случилось между нами.

Рядом с ним я будто бы вновь ощутила вкус. Я попробовала курицу с гранатом, узнала, какова на вкус ряженка, а ещё наконец увидела, как работают гейзерные кофеварки. Он приносил даже слегка соленую красную рыбу, а ещё мёд, тягучий и прозрачный, как сироп. И у всего этого был невероятный вкус моего желания жить.

Но кроме вкусовой палитры, столь недоступной для меня раньше, у него был ещё и секретный ингредиент – магия. Прямо на моих глазах он за пару секунд создавал сокровище, которым я могла насытиться примерно так же, как если бы испила крови живого человека.

Для него это было просто. Но для меня – просто удивительно!

Я была счастлива! Именно в этот момент я получала всё то, чего так желала. Ни жажда, ни скука, ни отсутствие любви и нежности не касались меня. Всё то, что я искала и к чему стремилась было открыто.

Мы не обещали ничего друг другу. Мы никогда не признавались друг другу в любви. Мы были самыми честными любовниками на свете.

Я ни о чём не жалею. Если бы у меня был выбор – я бы поступила точно так же.

Да, я понимаю цену тому, что произошло. Я понимаю, что просто так в ближайшее время не смогу просто выступить на квартирных концертах и в залах.

Понимаю, что сейчас будет не до обучения.

И, скорее всего, даже не до проблем брата и его дочери, о которых мне уже даже Стефан рассказывает.

Я не могла предположить этого, думаю, как и сам Виктор.

Но спустя три недели после того невообразимо прекрасного дня с ним рядом я узнала...

...что жду ребёнка.

= 34

Lorraine · 16 Июл 2020

Беременность привязала меня к дому, в котором я сейчас жила. Мне страшно хотелось заниматься только своими делами, не делиться своим личным временем вообще ни с кем, хотя сейчас мне кажется это крайне эгоистичным.

У меня даже не было вопроса такого, оставлять ребёнка или нет. То, что он зачат не в браке, и даже не в отношениях, которые длятся пару лет, для меня было абсолютно неважно. Скорее всего, Доминик бы осудил меня, но… пока что он знал. Даже отец ребёнка не знал. Так как со Стейном у нас уже давно ничего не было, папой придётся стать Виктору. Второй раз. Наверно.

Я не питала иллюзий, что он захочет жить со мной и воспитывать его. Я не строила сказок на счет того, что из нас получится отличная семья, ведь это было заведомо не так. Но сил справиться с рождением и воспитанием ребёнка у меня было предостаточно. Я так думала.

Вообще, было странно делать тест. Необычная штуковина. Особенно, когда ждешь эти чертовы полоски, поглаживая живот на предмет опухлости.

По началу я даже на работу ходила. Ну, как и все. Стейн, по-моему, даже ничего не замечал.

Скажу честно, какое-то время всё было просто отлично. Я радовалась жизни, пряталась от брата (до поры), даже от Виктора. И почему-то мне было хорошо. Нет, мне было отлично. Теперь нас было почти двое, и как-то все мои другие потребности в общении временно сходили на нет.

Пока на третьей неделе беременности я не... легла спать.

Мне приснился сон. Странный, таинственный, даже глупый. Но было очень больно.

Проснувшись в холодном поту от этой самой боли внизу живота, я запаниковала. Но не могла встать с кровати ещё несколько минут. В моей памяти остались лишь смутные образы: мой растущий живот, почему-то Кристоф и едва освещенная комната. Бред какой-то. Возможно, я слишком сильно нервничаю из-за всего этого, и пытаюсь скрыть это от самой себя.

Кристоф… Почему он? Дед выглядел совсем иначе, не так, как я его помню. Но я была уверена, что видела именно его.

Чем больше я думала об этом, тем мне становилось страшнее. То самое чувство между горлом и сердцем, которое отдаёт дрожью в кончики пальцев.

Ранним утром шёл дождь. Было очень жарко, даже прохладный ветер не помогал усмирить жар, охвативший Аврору. Для этого прохладного города такие температуры были в новинку.

Сон… Боже, да почему Кристоф?

Я позвонила Виктору. Попросила приехать. И попросила не пугаться того, что он увидит.

- Я уже всё видел, - спокойно сказал он, - Во сне. Если я предположу, что ты беременна, то буду прав, ведь так?
- Слава этого ребёнка бежит впереди него самого. Я беспокоюсь.

- Я скоро приеду и обниму тебя. Всё будет… как должно.

Даже не «хорошо»? Любое упоминание обязанности или фатализма вводило меня на мгновение в какой-то ступор. Вызывало ошибку обработки в моём разуме.

Но Виктор быстро приехал, держа в руках небольшую сумку.

- Ты принёс месячный запас кровавого плода, надеюсь? – пыталась пошутить я.
- Я думаю, ты будешь не против, если какое-то время я буду присматривать за тобой, - он улыбнулся, оставив сумку в коридоре, - То есть, за вами.

Сначала он размял мои ступни, выслушивая мою историю об этом сне. А потом начал делать массаж, чтобы расслабить мою спину. Я не поднимала вопросов о семье и дальнейших планах.

Просто не хотела получить на них ответы.

- Что скажешь про мой сон? – будто бы насильственно возвращаясь к этой теме, я задала вопрос.
- Что ж… - очевидно, Виктор не очень сильно хотел говорить об этом, что было как-то подозрительно. Кроме того, я помнила, что о Крисе, пытающимся наладить контакт со мной ранее, он знал. – Может быть, твоё сознание ищет себе какую-то цель. Ну и нервничаешь из-за беременности, конечно же.

- Цель?
- Да. У тебя есть какая-нибудь долгосрочная цель, Лаура?

Я попыталась выдумать что-то на ходу. Ведь должно же быть что-то! Мм, сделать нашу группу популярной во всем мире? Удачно выйти замуж? Помочь брату воспитать племяшек? Беспамятно влюбиться? Хм, ничто из этого не оказалось достаточно вразумительным.

- Не уверена, если честно. Может быть, просто… Быть счастливой?
- А ты счастлива сейчас?
- Возможно не полностью, но…
- Ответь себе на этот вопрос, когда твой, точнее, наш ребёнок появится на свет.

А вот и камень преткновения. Надо быстро сменить тему, чтобы не портить себе хотя бы этот день.

Но тут Виктор достал из кармана свой чародейский артефакт и попросил сделать шаг назад.

- Ч-т-то ты собираешься делать?
- Немного поколдовать. Обычно чародеи и ведьмы враждуют с вампирами, но я хотел бы знать, - Виктор улыбнулся уголком губ, - ребёнок будет как я или как ты.

Пробормотав что-то себе под нос, а затем помолчав с полминуты, он, будто оглашая приговор, произнёс:

- Это мальчик. Тебе повезло, он будет как ты. Но в нём… есть и мои силы. Он прекрасен, Лаура. Каким и должен быть, - затем Виктор бросил на меня взгляд, полный нежности и заботы, будто хочет меня защитить от всего этого мира. Он взмахнул своим артефактом ещё раз.

- …oro te, appare te rosto!

Я клянусь, что ощутила, как внутри меня кто-то толкнулся.

Моё лицо расплылось в умиротворённой улыбке. Мы обнялись, и тогда мне казалось, что теперь то точно всё будет хорошо. Я уже придумывала, как расскажу обо всём Доминику, и как позову его нянчиться со своим племянником.

И Виктор будет рядом со мной столько, сколько посчитает нужным.

Я так думала. Но лишь до вечера этого же дня.

Всё было будто подстроено с самого начала. В комнате, где мне разрешили оставить вещи и собирать инструменты, меня уже ждала Элин.

- Лаура! Я так рада тебя видеть! Наконец-то всё стало на круги своя!

Я сделала шаг в сторону, стараясь не замечать её. Но она была настойчива.

- Пророчество сбывается. Всё именно так, как и должно быть!
- Чёрт подери, Элин, о чем ты вообще? Что глупости ты вообще говоришь? – её тон уже успел изрядно выбесить меня. Хотя день должен был быть хорошим.
- Лаура, милая, береги ребёнка, не надо злиться. Сегодня он заберёт силы, которые отец обязан ему по праву. Ох, как я рада находиться рядом с тобой в этот час!
- Отстань от меня! И не смей приближаться ближе, чем на два метра, сумасшедшая фанатичка! – сквозь зубы процедила я, убежав в соседнюю комнату.

Я старалась забыть об этом странном диалоге, об этом сне и даже о магии, которую во мне увидел Виктор. Вся это ненормальность и сверхъестественность вызывала лишь чувство отторжения. Может быть, потому что я не хотела принимать и понимать все эти странные фразы от неслучайных людей.

Я начала играть.

На своих пальцах я чётко улавливала взгляд Виктора, стоявшего позади меня. Я ничего не сказала ему про странный диалог, но думала, что он защитит меня в любом случае.

Я в безопасности рядом с ним, правда?

Внезапно окно открылось под дуновением ветра и громко хлопнуло задвижкой, что, однако, с ритма меня совсем не сбило. Оно принесло в комнату лишь ветер, сильный, но приятный. Думаю, он разнёс мою музыку на несколько кварталов этого города.

Сквозь ветер и ноты, которые я подыгрывала ему в такт, едва заметно, тихим-тихим шепотом, отец моего ребёнка произнёс что-то, из чего я успела поймать лишь:

- …люблю тебя.

Тут же его тело озарилось ярким светом, почти ослепившим меня и гостей. Рядом с ним стояла Элин. Виктор воспарил в воздухе, улыбаясь и оглядываясь. Я продолжала играть, потому что боялась обернуться.

Я слышала её смех. Я перестала слышать, как бьётся его сердце.

Когда я повернулась, чтобы взглянуть на него, лишь полупрозрачный силуэт встретил меня едва заметной улыбкой. В сердце больно кольнуло, но разум всё никак не соглашался с тем, что видели мои глаза.

Он уходит.

Уже знакомый мне холод пришёл в этот неслучайный дом. Его, как и прежде, ощущала и я, и Элин.

Я отказывалась соглашаться с тем, что происходит. Но я лично видела, как сама Смерть пожала ему руку, как старому товарищу после удачного дела.

Неужели он предал меня? Неужели он знал обо всём и всё равно оставил меня? Оставил нас?

Я ринулась в сторону полупрозрачного силуэта, чтобы потребовать объяснений от умершего. Потребовать объяснений от самой Смерти. Они не смеют решать всё за меня! Почему он уходит? Почему мне никто не оставил права голоса?

- Верни его! Ещё не время! Он нужен мне! – нагло кричала я в стену, как думали присутствующие.

- Ха-ха! А ты и правда так наивна, как говорил твой дед. Молись, чтобы твоё дитя оставило тебе жизнь, милая. Оно хочет есть.

Я повернула голову налево, ожидая увидеть рядом силуэт. Но его уже не было. Лишь мерцающая пыль, рассеянная по комнате. Ветер уносил и её.

Черная тень в капюшоне протянула свою костлявую руку к моему животу, а затем резко одёрнула её, будто боясь коснуться огня.

А потом она… поклонилась ему. И исчезла.

Я молчала. Даже слёз не было. Не было и трупа, не было и Виктора. Коротко, наш роман вспыхнул как искра, и так же быстро закончился. Элин отвезла меня домой, пока я находилась в прострации. Она пыталась что-то сказать, но мои частоты больше не улавливали человеческий голос.

Отчаяние толкнуло меня броситься к его вещам, которые он буквально сегодня оставил у меня в коридоре. Но там было лишь какое-то растение, повязанное синей лентой, и маленькая записка:

«Я думал о Вас, и мне показалось, что Вам это понравится».

И всё?

Вдох. Выдох. Вдох поглубже.

Слёзы. Много и очень много слёз.

= 34

Lorraine · 22 Июл 2020

Через пару дней я почти что закончила портрет Виктора. Таким, каким ещё могла его помнить и рисовать. Длительных слёз и истерик всё-таки не было, потому что между нами ещё не было той глубинной связи, какая, мне кажется, есть у Доминика и его жены.

Но было всё равно больно.

То, с какой лёгкостью он уходил как-то предательски отпечаталось на моём лице. Мне не хотелось больше ни доверять, ни просить об этом кого-то. Это была критическая ситуация, в которую я предпочла закрыться и не подпускать даже брата.

Хотя помощь любого специалиста мне бы очень пригодилась, потому что ребёнок рос значительно быстрее всех сроков. Это говорило о том, что он действительно унаследует природу либо мою, либо биологического отца.

По началу было страшно. Но чем больше становился мой живот, знаменуя своё рождение в этот мир, тем легче мне становилось переживать этот период.

Большую часть времени я просто спала, иногда рисуя и прогуливаясь вдоль озера. Я не питала никаких иллюзий на счёт стиля питания, да и вкусы мои особо не изменились. Без Доминика было непросто найти столько крови (брат уехал в Миднайт на неделю-другую, даже не зная о моей беременности), но я справилась и питалась только ей.

Если сложить два плюс два, а именно сон с Крисом и сделку Виктора, получалось, что ребёнок был действительно запланированный. Только не мною. За всё непродолжительное время моей беременности я наблюдалась лишь у одного врача в частной клинике, и за его молчание и нетребовательность к идентификации приходилось хорошо платить.

Да, ребёнка я скрывала. Понимая, что происходит, и наблюдая за тем, как быстро он растёт, моя изоляция не могла продлиться долго.

Врач сказал мне, что это мальчик. Я почему-то даже не представляла себе девочку.

В день родов меня разрывало на части примерно так же, как во время того самого сна. Мне обещали, что люди «моей природы» переносят роды значительно легче.

Мой сын уничтожал меня изнутри, и сделал это практически дословно.

Но он не виноват в этом, конечно же. Мне достало сил и здоровья пережить как сложные роды, так и новость о том, что у меня больше никогда не будет других детей.

Наверное, было бы очевидно, если бы сын вызывал во мне злость или печаль. Или если бы послеродовая депрессия сказалась на моём отношении к Майклу. Но нет. И пускай дом был пуст и одинок, когда я вернулась после тяжёлых и крайне болезненных родов, я отчего-то ощущала… Радость.

Майкл был ангельским ребёнком! Невероятно красивым, белоснежным, таким маленьким и умилительным! Казалось, что во всех этих трудностях был смысл: расставание со Стейном, короткий роман с Виктором, вся эта кровь и боль. Теперь всё было на своих местах.

И именно когда я вернулась домой с Майклом на руках, закончив портрет Виктора и поддавшись воспоминаниям, я увидела конверт, прикрепленный на дно той самой вазы с синей лентой. Так странно получать письма с того света!

Говорить о мёртвых как о живых.

Но прощальных слов или пожеланий там не было. Лишь документы на дом в квартале от моего, оформленные Виктором незадолго до своей смерти. Как я поняла, он продал свой дом и купил вместо него этот, причем, судя по датам, достаточно давно. Ещё до того, как…

Что же. Ещё одно подтверждение тому, что он каким-то образом знал, чем всё закончится.

Майкл совсем не напоминал мне его. Сын был скорее, как я, чем как отец. Я попыталась покормить его чистой смесью всего один раз, после чего я всегда смешивала её с первой положительной. Отчасти жаль, что Майкл будет расти, судя по всему, без отца, но в его зачатии, ровно, как и в его рождении, чего-то естественного было мало.

Когда вещи были перевезены окончательно, я въехала в дом, оставленный Виктором нам с сыном.

В простоте интерьера я угадывала мужчину, который учил меня вкусу к жизни. Но детский стульчик в углу кухни напоминал мне, что всё было далеко не так, как я воображала своей романтичной натурой.

Конечно же, у Майкла была отличная детская. Да и весь дом был куда более удобным, чем мой маленький одноэтажный.

И почему-то в нём я ощущала себя на своём месте. Нет, не так, в этом доме рядом с Майклом, держа его на руках, я ощущала себя именно там, где мне и место.

Неужели предназначение действительно существует?

Или я просто так спасаю себя из ловушки депрессии одиночества, отсутствия фертильности и обмана дорогого человека?

Доминик звал в гости. Я не пришла. Я даже не сказала ему… Ни про что я ему не сказала. Ни про Виктора, ни про ребёнка, ни про здоровье. Вот это было действительно ужасно. Впервые за столь долгое время я чувствую, как сама себя отдаляю от самого близкого для меня человека.

Хотя… Разве теперь это не мой сын?

Я замечательно спала в этом доме. Как и Майкл. Пока он был совсем маленьким, но опять-таки, рос значительно быстрее своих сверстников. Он начинал кушать всё больше, и всё чаще крови требовалось только больше.

Но он был прекрасен.

Если моя цель в жизни – породить нечто настолько изумительно красивое, то почему бы и нет? С каждым днём после рождения Майкла мне хотелось угодить ему только больше. Хотелось быть рядом с ним всё чаще.

Наконец-то я не одна! Теперь у меня есть родной сын, мой сын, только мой.

Его маленькие пальчики тянулись к моим щекам, и он смеялся, когда касался их. Я смеялась вместе с ним.

Я была готова и хотела даже запираться с ним в одной комнате часы напролёт, разглядывать его, щекотать и кормить.

Но ничто не вечно. И, когда мой телефон уже начал срываться от звонков Доминка (а потом Стейна, Стефана, Карен и вообще всей семьи брата), пришлось возвращаться обратно в свою жизнь.

Никто из них не знал, что случилось. Даже кретин Стейн не понял, почему меня так долго не было на работе. Он решил, что так я «отхожу» от нашего расставания, и не хочу его видеть.

Когда Доминик был у меня дома, то не застал меня и там. После этого начались звонки и поиски.

Увы, но мне пришлось пригласить их, заперев Майкла, и надеяться, что он будет вести себя тихо, чтобы никто не узнал о его существовании. Пока что.

По легенде, я узнала, что не могу иметь детей, из-за чего резко захотела сменить обстановку и даже усыновила ребёнка, которого скоро привезут из другой страны. Не уверена, что я была достаточно убедительна, но слёзы, которые ещё остались во мне после смерти Виктора, были весьма неплохим аргументом.

Выкрутившись из этой ситуации каким-то образом, я, наконец, осталась вместе с Майклом. Я чувствовала, что ему крайне важно моё присутствие, внимание и забота.

Только на второй или третий месяц после его рождения я вдруг вспомнила, что люблю и свою работу тоже.

И брата своего я тоже люблю. Не понимаю, зачем я придумала всё это? Почему сразу не сказала ему правду?

Теперь у меня есть мой сын, но… Разве из-за этого всё должно так кардинально измениться?

Он ведь часть меня. Конечно я буду любить его больше всех на свете.

= 34

Lorraine · 28 Июл 2020

Во мне будто бы поселилось два настроения. Полностью противоречивых. Хотя мне казалось, что спектр моих чувств, ощущений и вкусов только расширился, я часто пребывала в крайних состояниях: в неимоверной, тяжёлой и скрипящей печали или в нежной и заботливой радости материнства.

Балансируя между утратой ярчайшего романа своей жизни и появлением на свет своего первого и единственного ребёнка, моя психика начала давать сбой. Я практически перестала спать, то проводя всё время в комнате Майкла, то в спальне на первом этаже.

Я никак не могла уснуть.

Не могла удобно лечь, рука затекала под подушкой, температура была слишком высокая или низкая, удалённость на целый этаж от сына, в конце концов! Я была уверена, что вторая комната на втором этаже – пустая. Я точно заходила туда какое-то время назад.

Но когда я собралась перенести кровать на второй этаж, чтобы не бегать к Майклу туда-сюда, комната оказалась отнюдь не пустой.

Почему-то я знала, что именно нужно делать с этим пьедесталом. Холодный и тяжелый, будто каменный обелиск, этот… открытый гроб выглядел точно так же, как в моём сне. Точно! Вот откуда я знаю, что с ним делать.

Признаться, сразу я не решилась попробовать. Сначала всё-таки поменяла замки в эту комнату, чтобы никто, даже Майкл, не смог увидеть это.

Сначала на камень нужно сесть, потом распрямить ноги и сложить руки на груди в удобной позе. Что-то похожее на воздушный матрас поднимает тело над безжизненной плитой и… это чертовски комфортно!

Впервые за долгое время я спала так сладко и беспробудно, что не услышала даже крики Майкла. С тех пор, как я впервые воспользовалась этой… плитой, я больше никогда хорошо не спала в кровати. Даже сотни мягчайших перин и подушек не заменили бы воздушную невесомость этого места.

Меня навещал Стейн. Доминик сказал другу, где меня искать, ведь я не скрывала это.

- Доминик сказал, что у тебя появился ребёнок. А ты даже не сказала нам! – практически вместо «привет» вырвалось у младшего Сварда. – Нет, это, конечно, прекрасно, только знаем мы о том, где наша пианистка ровно столько же, сколько об… - «Отце ребёнка, да?». Я подумала, он скажет именно это, за что получит больно и быстро. Но Стейн сдержал нездоровый интерес.

- И тебе привет. У меня были причины никого из вас не оповещать, хотя бы одна, как тебе: я не обязана это делать. Ровно так же ты не был обязан оставаться со мной до конца моих дней, смотреть за моим сыном или быть его отцом. Кстати, папочка, надеюсь твою любимую Мэнди не дёргают за брак по залёту.

Да, я была не очень вежлива, но, как говорят в детском саду, «он первый начал». Сейчас я остро воспринимаю любую несносную критику в адрес моего ребёнка и моей семьи, особенно когда Стейн у себя в глазу бревна не замечает.

Впрочем, он быстро покинул мой дом, даже не заходя внутрь.

Оно и к лучшему. А то тут на днях у нас появилась не совсем обычная прислуга. Появление живого скелета в доме я тоже восприняла весьма спокойно, Кэт не пугала даже маленького Майкла. Она показала мне листик с надписью: «Я продавалась вместе с домом. Буду рада служить вам, госпожа Лаура».

Дворецкий, который не умеет говорить, не хочет есть, спать и достать из меня деньги. Прекрасно.

Чем больше я проводила времени рядом с сыном, тем отчетливее казалось, что теперь я знаю точно, что нужно делать. Он был прекрасным ребёнком. При большой необходимости его даже можно было оставить на 3-4 часа с Кэт, и он не чувствовал себя одиноко.

Мой малыш. Моя кровь. Так вот, что ощущают родители!

Да, мне правда иногда приходилось оставлять его. Например, когда нам назначали ночные концерты в местных барах. Как бы сильно я не видела свою жизнь в Майкле, я всё ещё страшно любила музыку и своё ремесло. Не хочется, чтобы оно было забыто, пусть даже из-за сына.

Только вот… теперь на наши выступления Стейн приходил не один.

Однажды я даже укусила её на глазах у бармена. Подумаешь! Все в этом заведении знали и обо мне, и о младшем Сварде.

Глядя на руку Мэнди, было понятно, что он время от времени питался ею. Раньше у меня это вызвало бы лишь отвращение, но теперь эта мысль казалась мне отличной. Оставь я Стейна человеком в своё время, ух! Мне бы не приходилось искать пищу так часто.

Нормализация питания, то бишь возврат к хищному поведению, помогал мне чувствовать себя лучше. Я даже стала какой-то более жизнерадостной, и на день рождения Майкла позвала всех близких друзей.

За их спинами я одинокая мать, которая усыновила ребёнка, понимая, что, ох, несчастье, не смогу родить собственного. Только я и Майкл знали, что мы – часть единого целого, нечто неделимое, прекрасное, любящее и любимое. Мне не нужны их сочувственные взгляды, их поддержка и ободрение. У меня всё прекрасно.

Поэтому, даже после того дурацкого диалога, состоявшегося между мной и Стейном, я позвала и его посмотреть на Майкла.

Бордовые волосы, серебряные глаза. У него на лице было написано, что он это часть меня. Что я отдала ради его появления на свет практически всё, что имела в себе ценного.

Когда я показала ребёнка Стейну, непонятно зачем всё-таки явившемуся на вечеринку, его реакция была удивительной. Майкл протянул к превращённому вампиру руку, взглянув прямиком в его глаза. На мгновение мне показалось, что Стейн испугался, но затем начал благоговеть.

- Он прекрасен, Лаура. Это твой сын. Он тоже это знает, - в ответ я лишь сдержанно улыбнулась.

Когда Майкл уполз по своим делам в ящик с игрушками, Стейн продолжил:

- Я не хотел обидеть тебя тем разговором. Я просто расстроился, извини меня за это. Не понимаю, как можно было наговорить такое про Майкла? Он же просто ангел! Невероятный ребёнок, ты тоже чувствуешь это?
- О да, - улыбаясь, ответила я. – Я тоже чувствую.

Мы обернулись в его сторону практически одновременно. Кажется, он оторвал какой-то игрушке голову и руки. Какой активный ребёнок!

И отчего-то стало тепло и просто. Стейн… Он же, в целом, и не виноват то ни в чем. Обычный музыкант, который, как и я, искал своего счастья. К тому же, он пришёл на праздник, на который не смог заявиться даже мой братец, хоть и обещал принести подарки.

Больше мы не обижались друг на друга. Счёт был закрыт, долгов не осталось, пеня приравнялась нулю. Мы просто разошлись своими путями, но каким-то волшебным образом сохранили нормальные отношения.

С тех пор я никогда не злилась на него, не кусала его жену и даже не вспоминала наши лучшие дни. Впереди у меня были куда более важные дела.

Майкл.

= 34 +0.25 за нового друга (Джулианна Берг, №30)
34,25

Lorraine · 15 Авг 2020

Между нами была связь. Нечто большее, чем родственная, кажется, что я чувствовала, когда Майклу было что-то нужно, что-то нравилось или беспокоило. Это ли называют материнским инстинктом? Он ещё плохо умел говорить, хоть и старался, но ему это было не нужно – я понимала сына. Как никого другого.

Отчего-то мне казалось, что он тоже меня понимал. Что он слушал и слышал меня. Если я напевала где-то мелодию, то потом узнавала её, когда Майкл играл на ксилофоне. О да, у него точно был слух, талант и невероятная память, которой не могла похвастаться даже я.

Когда я была вне дома, меня съедала тревога. Эта связь между нами становилась тоньше, я будто бы переставала слышать его волну, его сигналы. Подсознательно я всегда стремилась вернуться поближе к Майклу, будучи уверенной, что я очень нужна ему.

Вместе с тем, его питание начинало меняться. Всё больший и больший процент крови теперь ему требовался для того, чтобы крепко уснуть. Я помню, что могла питаться обычной едой примерно до своего совершеннолетия. У Майкла всё было совсем иначе. Но это не пугало меня, я как-то была готова к этому подсознательно.

Надо признаться, хотя бы самой себе, как бы это ни было тяжело. Впервые за всю, наверное, жизнь, я солгала своему брату. Мы не очень любим думать о том, в чем провинились, но иначе работу над ошибками не сделать. Сил и желания объяснять себе свою историю у меня не было, но чем прочнее становилась моя связь с Майклом, тем сильнее я отдалялась от брата.

И если раньше я была частым гостем в его доме, то сейчас я даже не знала, как именно выглядят его дети. Как выглядит он сам.

Это испугало меня так сильно, что я пригласила Доминика к себе. Одного.

Он был всё тем же человеком, моим любимым братом, который устроил свою жизнь именно так, как и хотел. Вот только я теперь была уже не такой, как раньше.

Сначала мы говорили о детстве, о звёздах, которым давали только те имена, которые знали. Об игрушках, которые мы прятали от родителей, хоть я и знала, что им было всё равно где мы храним машинки.

Тот самый первый раз, когда я почуяла легчайший запах алкоголя после его рыбалки, а родители – нет. Все те истории с Данте, наш переезд, Карен и Сварды…

Мы болтали всю ночь. Я даже успела каким-то чудом сказать ему, что очень люблю его. От этого стало невероятно больно, ведь он так редко слышал это от меня. Я смотрела ему в глаза, и чувство стыда проедало меня до пят, ведь я должна была говорить ему это каждый день. Та часть меня, что помнила прошлое, до Майкла, очень сильно хотела рассказать Доминику всё на свете. Ведь я всегда доверяла ему самое сокровенное.

И та, вторая, что отчего-то держала мой язык за зубами. Та часть, что скрывала Майкла от глаз других людей, берегла его и лелеяла. Лишь глубочайшей ночью мы подняли темы, которые, кажется, должны были быть озвучены с самого начала.

- Я хочу задать тебе лишь один вопрос, Лаура, один. И я хочу, чтобы ты отвечала честно. Сама знаешь, ночные разговоры на кухне этому способствуют. Ты мне обещаешь?
- Обещаю, если ты потом и мне ответишь на один вопрос честно.
- Обещаю, - Доминик прогрел горло чаем с лимоном и продолжил, - Майкл. Он ведь на самом деле твой сын, верно?

Я немного помолчала, опустив глаза в пол. Но растягивать виноватый момент мне совсем не хотелось.

- Верно. И он родился значительно быстрее любых возможных сроков, как ты понимаешь. Заранее отвечая, его отца уже нет в живых, - Доминик виновато сощурился и прикусил губу. – Но он оставил нам этот дом. Также ты точно понял, что я не хочу распространяться об этом.
- Даже мне не сказала? Я ведь твой брат. Я понял, что Майкл твой, ещё когда ты сочиняла эту историю для всех остальных… Почему мне не сказала сразу?
- Он не хотел, чтобы ты знал.
- Он?
- Майкл.
- Это он тебе сказал? – с усмешкой спросил брат.
- Я это чувствую. А ещё я чувствую, что сейчас он расстроен или зол, и хочет, чтобы я пришла к нему. Дай мне одну минуту, - и я сорвалась на второй этаж. Через секунду, как моя нога коснулась детского коврика, раздался крик:

- Лаура, горим!

Я взглянула на Майкла. Он просто перебирал кубики. С возникшим пожаром мы справились раньше, чем он успел что-либо уничтожить, но чувство опасности не уходило даже тогда, когда потух последний уголёк.

- Ты думаешь, это совпадение или нет? - слегка нервно спросил Доминик.
- Я не знаю. Я вообще последнее время не могу принимать решения и делать выводы.
- А что можешь?
- Заботиться о Майкле, само собой. Но… - я выдохнула, рухнув на диван. Мой взгляд остановился на синей ленте, опоясывающей талию белоснежной вазы, которую огонь обошёл стороной. – Я слышала, что Майкл был мне предназначен. Я даже видела во сне, как Крис… Ох, ладно, бред какой-то.
- Продолжай. Пожалуйста.
- Уф. Ну, мол Майкл должен был явиться в этот мир и что-то с ним сделать. А моя судьба как бы вырастить его. Звучит как сущий бред, понимаю, сама пока не разобралась, как отношусь к этому.
- Кроме сна, где ты слышала об этом? Кто такое говорил?
- Элин. Элин Вреде. Она застала смерть отца Майкла. Он… был чародеем.
- То есть твой сын – сын, кхм, чародея и вампира?
- Он же просто ребёнок.
- Может быть и не просто. Ты не пробовала говорить с этой Элин?
- Она кажется мне какой-то фанатичкой. «Тьма, которая придёт в этот мир», «судьба» и вот это всё выглядит как-то нездорово.
- То, что моя сестра солгала мне, впервые за всю жизнь, тоже кажется мне нездорово. И этот небольшой пожар, который вдруг произошёл, когда я узнал правду... Сходи к этой Элин, может, узнаешь чего. И да, кстати, у тебя был вопрос.
- Лишь один. Извини. Почему ты не ладишь с Лилиан? Она кажется адекватным ребёнком, разве что слегка активнее, чем хотелось бы.
- Я обещал ответить честно. И я говорю – не знаю. Она то требует от меня что-то, то с братом ругается, то с учителями. Я не могу её понять, а она не может понять меня. С каждым годом это становится только тяжелее.
- Может это просто подростковое.
- Может быть. А может и нет. Как узнать – не представляю. Тебе я точно говорю идти к этой Элин и пообщаться с ней. А себе совет дать не могу.

Я тоже, братец, я тоже.

Увы. Несмотря на то, что я коротко рассказала брату всю правду, легче мне не стало.

Но к Элин я всё же пошла.

Узкая, холодная, сплошь одетая в чёрное блондинка встретила меня у порога. Наверное, я могла бы сказать, что она ждала меня, но это было не так. Элин была очевидно рада меня видеть, но не понимала, зачем я пришла.

- Лаура! Проходи в дом, - она гостеприимно открыла мне двери своего дома. На часах было около четырёх утра. – Чем обязана тебе этим визитом? – с каким-то виноватым видом сказала Элин. Странно, но в моём горле тут же жутко пересохло, будто я не питалась неделю.
- Ты знаешь, кто я. Ты видела уход Виктора. Скорее всего, её ты тоже видела… Смерть.
- Как и почти все из нас.
- Я ничего не знаю о «Нас». Меня воспитывали в обычной, ну почти, семье. До отъезда в Аврору я даже людей никогда не кусала, - мягко приврала я. Тот случай с Данте – не в счёт.
- Ага, тебе никто не рассказывал, что тебя ждёт дальше, так?
- Эм… А меня что-то ждёт?
- Ну да. Ты ведь привела тьму в этот мир, ты будешь её растить, насколько я помню.
- Да что блин… Ладно, попробуй объяснить что-нибудь человеческим языком. Пожалуйста, - строго, прищурив глаза сказала я.

- Я знаю ровно столько сколько положено. Вообще, вампиророжденных много, особенно в Бриджпорте, но твой сын - это порождение чародея и вампиророжденного. Причем чародея, перешедшего на тёмную сторону. Обычно они с вампирами воюют, а Виктор был из тех, кто колдовал кровавые плоды и, насколько я знаю, даже убивал ведьм. Но это слухи.
- Убивал? Зачем?.. Почему?
- У него был свой хозяин. Кто-то древний. И судьба так сложилась, что в твоём сыне есть часть этой тьмы. Насколько я слышала от Мотыльков, хоть эта теория не так популярна, но твой ребёнок будет кем-то вроде предвестника, альфы среди нас. Он поведёт нас, приумножит.
- А про меня там что-нибудь было?

- Конечно. Видишь кровь? – Элин достала из холодильника баночку. В горле тут же пересохло, и я нагло выхватила порцию у неё из рук. – Вот-вот. Наступит день, когда ты перестанешь её пить, вся твоя энергия уйдёт твоему сыну. Он расцветёт, а ты уйдёшь на покой.
- Умру? Когда? Как это понять?
- Я не знаю, правда. Когда он вырастет, видимо. Он же бессмертный.

Только на этом слове меня прошибло как током. Почему-то весь паззл и все вопросы разрешились во мне, будто бы я наконец узнала, открыв глаза, откуда доносился шум. Да, именно так. Я ведь и сама сердцем понимала, на самых дальних задворках сознания – так и есть.

Я исчезну тогда, когда придёт его время.

Я никогда не увижу своих внуков.

Когда я замолчала, Элин похлопала меня по плечу и поймала мой взгляд.

- Надеюсь, ты не вздумаешь грустить из-за этого и не попытаешься убить его. Это великая честь для любого из нас, ведь…

Элин не успела договорить, потому что я закрыла её рот тяжёлой, громкой пощёчиной.

- Даже не зарекайся о таком. «Убить»? Ты в своём уме? Он мой сын. И да… Даже не смей приближаться к нему, - с остервенелой злостью прошипела я.

Когда я развернулась на выход, то бросила взгляд в сторону сумасшедшего вампира. Элин улыбалась, поглаживая щеку. Меня это смутило, но, закрывая дверь, я всё же обронила нелепое:

- Спасибо.

И уехала домой до того, как взойдёт солнце.

Выходит, я должна провести с ним как можно больше времени. Как можно отчетливее донести до него чувство и осознание, что мама любит его, каким бы он ни был и что бы он ни пророчил своим рождением этому миру. Я пообещала самой себе в этот миг всегда быть на его стороне, всегда поддерживать Майкла, потому что понимала: настанет день, когда я буду очень нужна ему, но не смогу быть рядом.

Он должен быть готов. Он должен знать, что мама любит его.

Я научу его всему тому, что знаю. Питание, режим, сон – даже об этих вещах мои родители рассказывали мне крайне мало.

Я буду закатывать всякие глупые вечеринки, костюмированные и нет, всё, чтобы он знакомился с людьми, пока я могу это контролировать. Его не нужно прятать! Наоборот, он должен быть знаменитым. Властным. Сильным! И... Я не хочу, чтобы он был одинок. Однажды он потеряет меня, но Майкл не должен потеряться сам.

Хорошо, что я послушала брата. Наверное. Я сделала именно так, как он сказал, потому что теперь он знал всё. В ту ночь, когда я была у Элин, именно Доминик остался с Майклом наедине.

Правда, теперь брат выглядел совсем не таким юношей, каким я его знала… То ли последствия той ночи, то ли я только открыла глаза на правду.

На мгновение, как всегда, мне захотелось вернуться в то прекрасное время, когда мы с Домиником играли в приставку после очередной ночи его рыбалки, как жевали попкорн и я… ощущала себя старшей сестрой. Заботливой, умной, всегда готовой подставить плечо.

Что же будет с нами теперь, Доминик?

34,25

Lorraine · 30 Авг 2020

После нашего недавнего путешествия в Бриджпорт, я впервые ощутила дословно фразу «разрываться на части».

С одной стороны – Майкл. Он требовал много внимания. Нет-нет, я с радостью отдаю ему своё время, и это приятные для меня хлопоты. Не только кормить его, умывать, но и помогать развиваться дальше. Всё-таки именно в самом младшем возрасте дети учатся самому сложному: ходить и говорить. Взрослые люди, чаще после серьёзных аварий, тоже учатся ходить, и это далеко не просто.

Мы учились этому с Майклом. У него была превосходная память, но, если мы садились заниматься раньше 6 вечера, он всегда хотел спать.

Когда я поздно ночью приходила с концертов, оставляя сына на Скелехильду, он был во всеоружии: кричал, хотел выбраться из кроватки и устроить переворот. Мне правда было безумно стыдно заставлять его ложиться спать – биоритмы у всех свои. Даже я, настоящая сова, всё равно не выдерживала такую двустороннюю ответственность в одиночку. Да, все говорят, что первые пару лет материнства – это недосып. А что делать, если ребёнок в принципе никогда не спит днём, никто не рассказал.

Я держалась на крепком кофе, горьким и иногда настолько наваристым, что он больше напоминал тягучее пюре, чем жидкость. В тёплых странах мужчины именно так и пили кофе, запивая его водой. Яркий вкус бодрил, но всегда обманчиво ненадолго.

Зато, как только солнце поднималось над водами Авроры, Майкл тут же отключался.

Бутылочки, игрушки, подгузники – я всё разбрасывала по дому. Хорошо, что у меня был бессмертный помощник, который не умеет ныть. Если бы не Скелехильда, мои воображения и мечты о карьере не находили бы себе и места в моих мыслях.

Но это тоже была моя страсть! Каждый, чёрт подери, каждый раз, когда я возвращалась с концерта – я неслась к Майклу и с виноватым видом просила у него прощения. Глупости, наверное, он ведь всего пару часов в кроватке, под надзором. И в то же время…

«Можно быть выдающимся музыкантом, но, если не выступать перед публикой, никто этого не знает» - так говорила мне мой агент. Убойный аргумент, противопоставить ему я могла разве что выкладывание видео в сеть. Но мы ведь были группой, а Стейн был против такой сублимации концертов. Живая музыка, как говорил он, то самое, за чем действительно они приходят.

Несколько раз на пороге дома, когда я возвращалась после концерта, я ощущала знакомый запах и едва заметный холодок. Очень напоминало присутствие самой Смерти в нашем доме, но, как бы сильно я ни пугалась, никаких следов убийства или насилия никогда не замечала.

В такие дни Майкл меньше просился на ручки, чаще отрывал куклам головы и просил больше крови. Это всегда настораживало, но ведь мы, родители, всегда склонны представлять самое худшее, чтобы раскачать свой третий глаз интуиции. Как хорошо, что самое худшее практически никогда не сбывается!

Доминик не пришёл на день рождения Майкла.

Пришла только Лилиан.

Сначала я, конечно же, сильно расстроилась. Только мой брат знал, что Майкл – мой родной сын, я думала, что такое откровение должно было заставить его держаться рядом.

Но нет. Он или мстил за молчание, или… Может быть, правда не смог? Я опять думаю о худшем.

Майкл выглядит как первоклассник, но ему было всего три года. Документы в школу пришлось подделывать за дополнительные деньги коррумпированной ратуше (а где иначе?). Отчасти я и сама хотела этого, чтобы за ним присматривал кто-то, кроме меня. Но его опасность для других людей мне была очевидно, отчего я пыталась воспитывать его сдержанным. Хотя бы отчасти.

Но Майкл хотел крови. Он никогда больше не притрагивался к обычной еде, и из нашего холодильника пропало даже молоко. Каждая полка теперь была как шкаф из кладовки в больнице: сок, кровь, сок, кровь, опять кровь, ещё больше… Опять-таки, деньги решали вопросы питания, но гостей кормить было уже нечем.

Он возненавидел солнце. Оно начало больно жечь ему кожу. Причем, Майкл понял это случайно, когда оставил ладонь на солнце, оставшееся от части окна, не прикрытого шторами. Много раз наблюдая за мной и обучаясь самостоятельно (я не прятала от него никакие девайсы, кстати, он никогда ничего не ломал), сын быстро освоил доступ к мировой паутине и поисковикам.

Конечно же он понял, кто он такой, даже не дождавшись беседы со мной. Но он, скорее всего не знал, что он не просто вампир. Даже я не знала, как его правильно назвать.

На следующий день пришёл Доминик. Увидев его поседевшие волосы, я тут же забыла обо всей обиде, остатки которой томились у меня в душе. Мы, как в старые добрые времена, сели играть перед большим монитором, и обсуждать насущные проблемы.

Скитаясь вокруг да около, я ощутила в его вопросах тогда немую просьбу: «Забери её». Он толком ничего не объяснил, но под вечер я поехала с Домиником к нему домой, чтобы…

…лично предложить Лилиан жить со мной.

Я отдала ей свою комнату на первом этаже, которой почти не пользовалась: Майкл жил на втором этаже, спала я тоже там на особом пьедестале. Да и было ли мне для неё жалко чего-либо?

Лилиан напоминала мне, пожалуй, меня. Отчасти. Я знаю, что такое плохие отношения с одним из родителей. К сожалению, с братом у неё общения тоже не получилось. И вообще, я оказалась ей самой близкой, даже более понимающей, чем мама.

Если верить племяшке, то Доминик заставлял её быть похожей не на меня, а на мать. Мой образ жизни он якобы осуждал (да ладно?), а такую «умницу», как Карен, ставил в пример. Я не хотела и не пыталась проверить это или разоблачить. Это было не так важно.

У меня были свои интересы, когда я пригласила Лилиан жить со мной. Майкл. Он недавно освоил рисование примерно на моём уровне. В этом я узнала своего отца, он был отличным художником.

А затем начал практиковаться в шахматах.

Ещё он повесил в своей комнате пустую рамку для картины.

- И почему она пустая, Майкл? Обычно на стену вешают именно картину, ты же это понимаешь, - ожидая интересного ответа, спросила я.
- Я прочитал в компьютере, что нас должно окружать всё самое лучшее. А я ещё не решил, какая картина – самая лучшая. Ой, то есть, - он почесал затылок, - Я ещё не нарисовал свою лучшую картину, мам.

И всё бы было хорошо, если бы Лилиан и Майкл ладили. Нет, конечно, казалось, что так и было, но однажды племяшка решила использовать Банку дружбы на Майкле.

К сожалению, я не сказала ей, что на него действуют только мощные эликсиры. И он как-то понял, что его пытались насильно подружить с кузиной.

Надо отдать ему должное, даже будучи в состоянии обиды и злости (опасно), он никогда не подкидывал ей мух в еду и не портил её вещи. Он научился быть сдержанным, не разыскивая границы допустимого, и просто отстраняться от людей, которые ему не по душе. По крайней мере, я так думала.

В самом начале того времени, когда Лилиан начала жить с нами, я сильно погрузилась в карьеру. Наши выступления имели какой-то оглушительный успех, хотя назвать нас суперзвёздами было нельзя. Редакторы журналов звали нас на интервью, нас вечно фотографировали, в чем-то обвиняли и за что-то хвалили.

Жаль, что тогда я не продумала на десять шагов вперёд. Жаль, что именно тогда самые худшие мысли, которые никогда обычно не сбываются, даже не пришли в мою голову.

Тогда я думала только о карьере, и о том, как здорово иногда быть в центре внимания. Прямо как на тех камерных выступлениях, где одного взгляда Виктора хватало, чтобы получить это чувство.

Заменить этот взгляд мне сможет только миллион других взглядов.

Дополнения

34,25 + 0,25 (освоено рисование, Майкл Мориэль)
= 34,5

Lorraine · 14 Сен 2020

Вопреки моим ожиданиям, никаких проблем с посещением школы у Майкла не возникло. В любом случае, я посетила школу лишь единожды, встретилась глазами с недоброжелательно настроенными родителями, будто бы мы не в школу детей записывали, а соперничали за место на космический шаттл, спасающий планету от вымирания.

Я понимала, почему они так смотрят. Все, наверно, догадались, кто я такая, чем питаюсь, и, соответственно, чем питается Майкл.

Глупое предубеждение, но, к счастью, мне хватало выдержки и гордости не пытаться никому ничего доказывать. Майкл носил свою еду с собой в школу и, кажется, дети его абсолютно не боялись. Наоборот – им было интересно, по крайней мере первое время.

Но… Майкл хорошо учился. Слишком хорошо. Слишком быстро.

Я думала, что мы будем вместе разбирать сложение и вычитание, но вместо этого он всегда делал свои задания сам, выписывая буквы идеальным почерком, которого не было даже у меня.

Помню, в те времена я и правда слегка одичала: могла накинуться на знакомую со своими охотничьими повадками.

Кровь придавала мне хоть какое-то чувство контроля. Я понимала, что всегда боялась и боюсь потерять Майкла, но теперь ощущала, что его самостоятельность и ум не всегда нравились мне, как должно было быть. Какая мать не радуется, казалось бы, из-за того, что ребёнок её умнеет, сам читает необычную литературу, убирает за собой грязь и по расписанию чистит зубы?

Он понял систему слишком быстро, чтобы у меня был хотя бы шанс его чему-то учить.

То единственное, что мне кое-как удавалось ему объяснять – то, что найти в книжках было если не невозможно, но как минимум затруднительно. Наша природа. Почему мы не питаемся людьми (о своих повадках последних лет я старательно умалчивала), почему я разрешаю Майклу спать после школы и учиться ночью, почему его температура тела ниже, чем у других детей.

Ах да, с нами жила ещё и Лилиан. Первое время она, конечно, хоть и была рада, ощущала себя заметно не в своей тарелке. У неё дома всегда было шумновато, было гораздо больше света и был надзор. Конечно, я старалась приглядывать за ней, но так как в её годы я уже уехала с братом в другой город на правах старшей сестры, сковывать её мне не хотелось от слова совсем.

Да я и не знала, как.

Пока я большую часть дня проводила или в театре, или с Майклом, Лилиан была предоставлена самой себе. Отчего-то мне казалось, что это было именно то, чего она хотела до сих пор: избавиться от контроля родителей.

Просто… Возможно, она ожидала, что в моём доме вечно гремят вечеринки и толпами ходят молодые музыканты. Вместо этого мы всегда спали в светлое время суток, а по вечерам я сидела в комнате с Майклом, который играл против компьютера в шахматы.

Довольно быстро он обыграл и его.

- Нам говорят в школе, что мы должны учиться, чтобы иметь хорошую работу и деньги.
- В теории да, - улыбнувшись, ответила я. Майкл моей улыбки не понял и продолжил.
- А как ты думаешь, кем я буду работать, когда вырасту?
- А кем бы ты хотел? – я подготовилась к профориентационной беседе.
- Я… не знаю. Говорят, что нужно выбирать из предметов, которые у тебя получаются лучше всего. Но, - Майкл расстроено наклонил голову и сдвинул брови, - У меня все оценки одинаковые.

- Так и есть, но это неплохо. Значит, у тебя выбор больше, чем у остальных. Но ты всё равно никого не слушай, - я подошла к сыну, присела, чтобы он смотрел на меня сверху вниз, и прислонила ладонь к его груди, - Занимайся не тем, в чем у тебя отметки лучшие, а тем, отчего тебе радостнее всего. Нет таких денег, которые купят тебе счастье заниматься любимой работой.
- А ты любишь свою работу? Или у тебя нет денег?
- Мне очень повезло. Я люблю свою работу, и спустя несколько лет мне стали давать за это хорошие деньги. Но я очень старалась, училась, - дав слабину и вспомнив о Викторе, я слегка прикусила губу, - Чтобы теперь у нас всё было хорошо.
- Мам, скажи, - Майкл взял меня за руку. Мы были одной температуры. – А ты счастлива?
- Конечно, сынок. Конечно я счастлива, потому что у тебя всё хорошо.
- Ты счастлива из-за меня? – он опять сдвинул брови, - Но как же твоя работа?
- У меня есть и то, и то, - довольно улыбнувшись, ответила я.
- Мам, а скажи мне, кто мой папа? Мне кажется, иногда я вижу его во сне, но я не уверен, что это именно он.
- Знаешь, иногда в фильмах, - я сглотнула подступивший к горлу ком, - говорят, что мама отдала жизнь своему ребёнку, чтобы он появился на свет. В твоём случае было примерно так же, только жизнь пришлось отдать твоему папе. Его звали Виктор, и он был выдающимся музыкантом. Много из того, что я сейчас умею и знаю, я знаю именно благодаря ему.

Я потрепала Майкла по волосам. Хотела бы я сказать, что он похож на Виктора, но нет. Майкл был похож только на меня. Мои глаза, мои волосы, моё мужское лицо. Как такое возможно?

Если бы я тогда догадалась или почувствовала, что в словах призраков прошлого есть зерно будущего, то многое можно было бы исправить. Но я искала зелье для хорошего сна.

Кажется, именно тогда Майкл из любопытства как-то проник в мою спальную комнату и впервые увидел, что у мамы нет настоящей кровати.

Где была тогда Лилиан я даже не знаю. Она резко изменилась после того, как переехала. Я слышала, как она часто беседовала сама с собой, а порой могла не мыться где-то неделю. Отдалённо я стала понимать брата, но лишь отчасти.

Лежал снег, который на ощупь мы воспринимали как нечто слегка прохладное и медленно тающее. Майкл любил делать снеговиков без перчаток. В тот вечер на заднем дворе нашего дома появилась смерть. И пусть это был лишь кусок покрашенного снега, я слегка напряглась. Проморгав несколько раз, я узнала в очертаниях лунного света свою бабушку. Это была Май.

- Кристоф больше не плачет по мне, Лаура, - загробная рябь звуков, похожая на голос, почти материализовалась, - Он молит меня сберечь тебе жизнь, хотя прекрасно знает, что я – всего лишь тень жизни.
- Здравствуй, бабушка. Я не собираюсь умирать, только если этот страшный снеговик не нападёт на меня прямо сейчас, - попыталась отшутиться я. Май сдержанно улыбнулась одним уголком губ.
- Оптимизма тебе не занимать, девочка. Но скоро, совсем скоро ты снова увидишь её чёрный капюшон и ледяную костлявую руку.

Меня было не напугать. Я была готова ко всему. Я приму любой исход, лишь бы Майклу от этого было лучше.

- Я знаю, ты думаешь, что защитишь его от всего мира, но, девочка, - призрак попыталась коснуться моего плеча, - Защищаться нужно тебе самой.

- Ты ошибаешься, - я сделала шаг назад, - Мой сын любит меня. Материнское сердце точно это знает.

Не дождавшись её реакции, я побежала поскорее к Майклу, разузнать, отчего его снеговик сегодня такой мрачный.

- Мне снилась луна, бетон, и эта черная… Я видел её когда-то. Как будто бы. Тебе не понравился снеговик, мам?
- Он вышел весьма похожим на неё.

- О, значит, ты тоже знаешь, как она выглядит? – надежда блеснула в глазах Майкла, - Я так и знал! Ура! Спасибо, мам! Я знал, что не один такой!

Радоваться или плакать?

С переезда Лилиан Доминик ни разу не навестил меня.

Чтобы понимать, о чём я: он живёт настолько близко, что за продуктами выйти было бы и то сложнее.

Я смирилась с этим. С тем, что брату не нравится моё стремление проводить с сыном всё свободное время. Ну да, конечно, он то таких сомнений и терзаний к своим детям не испытывал.

Моя племяшка вообще занималась чем угодно, кроме своего будущего.

Сомнительные зелья из лавки Алистера, чтобы привлечь симпатичного парня? Почему нет!

Танцы в одном купальнике посреди танцпола в малоизвестном клубе? Само собой!

В этом была и моя вина, конечно же. Соглашаясь на её переезд, я брала на себя часть родительской ответственности.

Только я совсем не знала, что делать в таких ситуациях. Мой Майкл ведь просто сидел дома и читал книжки.

Пока я рисовала, например.

Да, картина… Я показала Майклу его портрет, который я по памяти сделала для него. Пожалуй, это был единственный раз, когда я почти обиделась на своего сына.

- Ну как тебе? – воодушевлённо спросила я.

- Красиво, но я бы не хотел так выглядеть. Не хотел бы, чтобы меня таким помнили.
- Почему? Что с тобой не так? – расстроено спросила я.
- Я хочу, чтобы меня помнили… сильным. Нет. Великим. Мама! – как будто выбирая цель в своей жизни, воскликнул Майкл, - Я хочу быть Великим!

Майкл подбежал к мольберту и снял свой детский портрет, отставив его в сторону.

Он тут же достал новый холст и прямо в пижаме стал рисовать.

Через 12 часов, пропустив сон и завтрак, сын, наконец, закончил, и торжественно произнёс:

- Это я, Майкл Мориэль. И я обязательно стану самым сильным на свете! – я покачала головой от этого приступа самолюбия, но сын тут же перебил все мои терзания, - Чтобы мама была по-настоящему счастлива. Всегда-всегда!

Он подбежал ко мне и обнял по пояс, испачкав нас обоих в краске.

Я обняла его в ответ.

34,5 + 0,25 + 0,25 (освоено логика и писательство, Майкл Мориэль)
+ 0,5 за портрет наследника (Лаура нарисовала единственного сына)
= 35,5

Поиск

Поиск

5 поколение Мориэль. История одной семьи.

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine

Lorraine