Я люблю
её. Люблю, чёрт побери, больше жизни (тьфу, какая банальная фраза!). Люблю, зная, что "она меня не любит" - наилучший и, кажется, единственно возможный вариант развития событий. Да, разумеется, я пойду вместо тебя на плаху. Вот, бери мои одежды. Мы почти близнецы, и под капюшоном плаща твоё (бесконечно милое, бесконечно прекрасное!) лицо почти неотличимо от моего. Теперь ты - безвестный беглец-слуга, а я - ужас во плоти, который необходимо убить. Разумеется, меня казнят вместо тебя. Разумеется, я отдамся в руки палача. Что мне ещё остаётся?
Легенда о принцессе и слуге такая трогательная, сладкая, медовая, классически-сказочная, что даже вызывает смех. Она - дьявольский цветок, разрушивший соседнее королевство, он - выросший с ней и безнадёжно влюблённый в неё слуга-близнец. Против неё (
неё!) восстаёт народ, требуя казни, он отдает ей свою одежду и идёт вместо неё на казнь... "Даже если весь мир будет против тебя, улыбнись, твоих слёз не увидит никто..."
Ха-ха! Если бы у меня был выбор - любить её (
её!), постоянно испытывая эту горячую, приторную боль от одного
её вида, взгляда, голоса, одной мысли о ней, или же жить обычной, нормальной жизнью, спокойно забыв дорогую сестричку - как вы думаете, дорогие господа, что бы я выбрал? О нет, не любовь, отнюдь не её. Всё что угодно, чтобы
она чувствовала при виде меня хотя бы осколок того, что чувствую я - или чтобы забыть её навсегда, чтобы
её, чёрт побери, не было!
А когда же началась эта боль? У любой сказки должен быть зачин, разумеется, есть и у этой. И, поверьте, дорогие господа, он ещё смешнее самой истории...
***
Большой, холодный, сказочно-туманный Лес словно сошёл с экрана - экрана фильма ужасов, не иначе. Причудливо изогнутые ветви чернильно-мрачных деревьев чуть больно хлещут по лицу, холодные ладони листьев, влажные от дождя пальцы-травинки касаются плохо обутых ног, льнут, липнут к ней сладкой патокой. Нарушает мрачную гармонию лишь тонкий, акварельно-тёплый розовый свет ласкового заката. Несмотря на осень, последний день октября, свет легко, совсем по-весеннему слепит глаза, покрывая Лес мягкими розовыми штрихами. По-весеннему... но, господи, как же холодно! - путник поправил лёгкую рубашку.
Взлохмаченные медовые волосы, любопытные глаза, чуть более крупные, чем у обычного человека, и оттого кажущиеся непропорциональными. Тонкая рубашка бьётся о тело на ветру. Это - брат принцессы, разлученный с ней в детстве (сестру он почти не помнит. Да и зачем?), с любопытством он идёт сквозь Лес, шевелит руками листья,
слизывает попавшие на щёки искры сладкого дождя. В Лесу интересно: он, большеглазый, пытливый, здесь впервые. Он неглуп, не-наивен и несентиментален, но это место и распоследнейшего в мире циника приведёт в слегка романтическое состояние. Через Лес - кратчайшая дорога до деревни, где его ждут кое-какие важные и неотложные дела... Быстрее, быстрее...
Быстрее, быстрее, всё дальше, всё глубже... быстрее, иначе замерзнёшь, ты же не хочешь превратиться в ледышку? Твои побелевшие пальцы тебе ещё пригодятся.
"Быстрее, быстрее... Ветер звенит деревьями, и мне кажется, словно не я шепчу себе под нос эти слова, а кто-то шелестит ими вместо меня. Тьфу, что за чушь!"
Быстрее, быстрее... Нет, не чушь. Ты почти бежишь, размахивая руками, и твоей ладони касаются две чужие - такие же маленькие, сахарно-белые. На миг в кроваво-алом соке заката ваши руки выглядят сплошным белым пятном, без прожилок, без костяшек.
Ты оборачиваешься. Ах, какие же они красивые! Два сахарных бледных лица. Идеально правильные и идеально симметричные. И странно знакомые.
- Я не помню её внешность, и не смогу описать... но она была удивительно красива. Многие ошибочно считали нас близнецами, но достаточно было вглядеться поближе, чтобы увидеть разницу. У меня - чуть более крупный нос, чуть более выпуклые глаза, чуть более маленький рот, чем полагается красивому человеку. У неё - идеально правильное и идеально симметричное лицо. Я шутил когда-то, что образцом её чертам послужил учебник анатомии для художников... - ты совсем не замечаешь, что произносишь это вслух.
- Что ты сказал? - улыбается девочка, и тебе становится удивительно хорошо, настолько, что хочется плакать от счастья (а ты совершенно несентиментальный человек!). "Рин и Лен" - называют они свои имена. Вопреки ассоциациям Рин - девочка, Лен - мальчик, и это снова напоминает тебе о принцессе. "Мы были без ума от переодеваний. Я носил твоё платье, говорил твоим звонким злым голосом, и меня принимали за тебя. Ты одевалась в мой костюм и я видел собственное отражение. Ты была невероятно мила в мужском костюме" - на этот раз ты молчишь. Рин и Лен смеются, услаждая твои уши. Оба - в официальных костюмах, Рин отличается от Лена только огромным красным бантом на вьющихся вихрах, делающим её похожей на бабочку во фраке - или тень бабочки. Ты неровно дышишь к девушкам во фраках: они очаровательны. Сестрица тоже носила фрак...
- Эй, куда спешишь? - улыбается тонкий, изящный Лен. - Здесь легко заблудиться.
- И холодно, и опасно, - добавляет Рин. Их голоса, словно искусственные, нечеловеческие, слишком совершенные, чтобы принадлежать существам из мяса и крови, напоминают голос сестрицы. "Должно быть сейчас, когда она повзрослела, так звучат её слова... сколько мы не виделись? Пять лет? Десять?". - В Хэллоуин Лес особенно опасен...
Надо же, сегодня Хэллоуин! Ты смущаешься, пытаясь сделать вид, что знал.
- Чем же Хэллоуин опаснее любого другого дня? - слегка посмеиваешься, подражая им. - Тем, что про него сочинили больше сказок?
Они заливаются хохотом, заставляя листья деревьев шевелиться им в такт.
- Ты неглуп, мне это нравится, - звонким злым голосом роняет Лен. - Но, впрочем... позволь мне тебя проводить. Ты же здесь впервые?
Они часто здесь бывают, они знают все тропинки Леса и всех, кто ходит ими (охотников погулять в Лесу, поверь, немного!). Ты не успеваешь кивнуть головой, как Рин и Лен оказываются по обе стороны от тебя, целуя твои руки, зажмуривая глаза (в темноте тебе не удаётся разглядеть их цвет). Тонкие, словно прочерченные тушью
ресницы щекочут тебя. Губы Рин пахнут шоколадом, губы Лена - нежно-приторными акриловыми красками.
- Давай сыграем в прятки? - щебечет Рин, убегая с тобой и Леном. - Сегодня же Хэллоуин!
Ты легко киваешь - небольшая пробежка превратила твои ноги в пружинки, стало беззаботно и весело, глаза заискрились, отражая лица близнецов - и оп-ля - на твоей голове легкая, воздушная, рыжая-рыжая ткань с прорезями для носа и рта - последняя в форме беззлобного весёлого оскала.
- Теперь ты кузнец Джек! - звонкий смех, тёплые руки тянут тебя вперёд, в глазах всё превратилось в переливающееся рыжее пятно. - Я доведу тебя туда, где безопасно, а потом ты будешь искать! Быстрее, как только можешь!
- Не бойся, беги на свет! Где светло, там мы, - твоя тропинка постоянно юлит. Светлые блики меняют направление, отрезки пути от поворота до поворота становятся всё короче, словно кружишь вокруг свечи. Если бы ты мог посмотреть на себя сверху, ты бы заметил, что движешься по идеально ровной логарифмической спирали: твой угол поворота всегда постоянен. Но до этого ли сейчас? Ты бежишь и задыхаешься, всё быстрее и быстрее. Чувствуешь высунутым вперёд носом пряный запах. "Это корица, циннамон", - чей-то карамельный голос. "Коричная палочка - волшебная, попробуй, и почувствуешь, что тонешь в сладком сиропе! Попробуй, все любят сладости" - добавляет второй. - "Сладости и красавцев" Глотаешь на бегу, и голова кружится, глаза давят на орбиты, грозя вылететь, ноги и руки путаются в патоке, а медвяно-мятное блаженство наполняет рот. "Угощение и пакость! И не смей снимать повязку, нечестно подглядывать!" - слышишь в шуме мёда в ушах. Удивительно тепло, по лицу стекает меласса, а от нежных волос Рин (или Лена?) пахнет бергамотом... Вязкая жидкость окутывает твои руки невидимыми браслетами, ты задыхаешься от сладости...
Пятна перед глазами меняют цвет: с жёлто-оранжевого они становятся клубничными красно-оранжевыми, а за ними чёрно-оранжевыми... Льстивый тёплый голос (Рин или Лен? Лен или Рин?): "Вот мы и дома. Здесь тепло и безопасно, мальчик". Поцелуй и смех приятно щекочут уши. Сахарные ладони обжигают твои запястья, а волосы бьют по лицу, словно острые леденцы. Перед глазами пролетает череда странных изящных миниатюр: хорошенькие лица близнецов (ты по-прежнему не видишь их глаз), плавно сливающиеся в одно - лицо сестрицы, трон из шоколада, наполовину растаявший и залитый алой карамелью, тени близнецов, переходящие одна в другую - Рин становится Леном и наоборот, конфетная рука, разрывающая рубашку и окунающая пальцы в твою грудь, мягкую, словно шоколадное масло, острый леденцовый нож, поигрывающий бликами в свете тусклых хэллоуинских фонариков, шея сестрицы, с которой льётся багряная сладость, оставляя за собой блестящие, тягучие выпуклости жжёной росы, большая красная ягода, пульсирующая в руке Лена... Голова кружится, ноги сгибаются, и ты едва не падаешь, поспешно ухватившись за чью-то руку - или это не рука, а много-много колокольчиков из жжёного сахара? Какой очаровательный звук!
- Он совсем устал... - звенит прекрасный голос. - Ну же, очнись. Любишь нас? Любишь? - голос становится громче, и тебя обдаёт запахом "Эрл Грэя". В мозгу мелькает милое лицо сестрицы, и на круглых глазах сами собой проявляются сладкие, липкие бусины слёз - от грусти, что ты больше никогда не увидишь её, и от счастья, что рядом - они, эти двое, так похожи на неё, такие красивые, тёплые, сладкие... Ты медленно киваешь, и смех кружит тебе голову.
- Тогда... сыграем в прятки? - шепчут щиплющие пальцы. - Эй, ищи меня!
Ты снова бежишь, блики перед глазами меняют цвет. Красный - чёрный - красный - чёрный, шахматная раскраска, туфли бьются о карамельный пол с громким звоном, отбивая конфетную крошку. Тебя ведёт смех и запах, запах шоколада и акрила. Снова повороты, снова логарифмическая спираль. Колокольчики всё ближе, ближе, кружат голову, ты касаешься пальцами чего-то... и обман! Это кукла, тонкая марионетка с глазами-пуговками. "Перепутал, ха-ха!" - доносится звонкий злой голос из соседнего коридора, и ты гонишься за ним. "Хэй, ко мне!" Раз, два, три! Спираль закручивается, как и твои волосы... вот они! Лен и Рин! Нет, всего лишь какая-то хрупкая статуя, странно горячая, с чем-то острым в руках. Ты касаешься её губами, и на них проступают капли жгучей, сладкой крови, а место раны пульсирует. Ты поспешно облизываешь опухшие губы, морщась и пытаясь унять острую боль. Проклятье, как горит! Ты не любишь боль: никто не любит боли. Проклятье!
- Хэй, я здесь! Ты ведь любишь нас, любишь? Ищи!
Три поворота, дороги короче. Опьяняющая сладость невыносимо давит, хмелит, кружит. Слепыми руками натыкаешься на что-то смешливое, маленькое, летучее. Рин! Или Лен? Близнец хохочет, и ты нащупываешь зажмуренные глаза. Какого же всё-таки они цвета? Ты спрашиваешь, сестрица-Лен (или Рин?) улыбаешься (ты касаешься уголков глинтвейновых губ): "Секрет!". Обнимает тебя, слизывает капельки крови со рта. Сквозь смутные всполохи повязки проскальзывает тень, и ты вздрагиваешь - непривычно острая, отчетливая, тень на миг режет твои глаза. Бархат фрака больно щиплет голые руки. Ты ощупываешь лицо Рин (или Лена?): странное, не по-человечески ровное, чистое. И, господи, какое же холодное!
- Замёрз? - Лен (или Рин?) почувствовала мурашки твоих рук. - Пойдём, я отведу тебя туда, где тепло, - гипнотический голос словно гасит, стирает тебя, - Пойдём, доверься мне, это же игра. Угощение и пакость, милашка...
Неважно, хочешь ли ты идти с ней, пахнущей циннамоном, - и ним, взявшимся неведомо откуда - у тебя нет выбора. "Идём", - цедит Рин, целуя твои руки. Они словно связаны карамельной тяжестью и пальцами близнецов. Ты шевелишь запястьями, но Рин и Лен мягко, как и всегда, сдерживают их.
- Ну что за непослушное существо, - тонко улыбается Лен. - Зачем ты дёргаешься?
Ты молчишь, не зная, что сказать. Близнецы летучими шагами ведут тебя по логарифмической спирали.
- Не стоит вырываться, - подхватывает Рин. - Ты же любишь нас, не так ли?
- Конечно, но... - ты и сам не знаешь, что хочешь сказать. Они - милые, бесконечно милые - слишком прекрасны, чтобы возражать им.
- Любви без ошибок не существует, - продолжает Лен (ты чувствуешь запах чая с корицей, слышишь глоток и улыбку). - В этом мире нет идеальных чувств. Не хочешь ли чаю?
Ты соглашаешься, глотая обжигающий напиток. Тёплый, приятный, дурманящий. Твои ноги слабеют, терпкий сладковатый запох обвораживает, а злые голоса становятся настолько высокими, что бьют по барабанным перепонкам. Смутно, в двойном дурмане - повязки и усталости, ты видишь, что обстановка меняется. Это уже не длинный вытянутый коридор, это маленькая, тёплая, круглая комната. Слышен треск хвороста - здесь есть камин? Ты опускаешься на что-то невероятно мягкое, бархатистое, приветливое. Окружающие звуки становятся всё выше, разноцветные блики в глазах превращаются в большое, неразличимое, тёмное, пропадает неприятное чувство от прикосновения к лицам близнецов, и... как сладко, чудовищно, фантастически сладко! Твои глаза закрываются, ты хотел бы разрыдаться, но с удивлением обнаруживаешь, что веки тебе не повинуются. "Очень интересное ощущение в последний миг перед сном... Кажется, повешенные чувствуют себя точно так же... Глаза не видят, уши не слышат, руки безвольно болтаются, и несколько последних секунд ты просто осознаёшь, что движешься к смерти, и возможности что-то изменить уже нет...". Ты не успеваешь испугаться такому сравнению, мозг перестаёт работать слишком рано.
***
Просыпаешься, задыхаясь от жары. Сколько времени ты спал? Час, два, больше? Чертовски кружится голова и хочется пить. Ты пытаешься пошевелиться, но окутанные медвяной патокой руки еле двигаются. Кое-как выбираешься из-под одеяла. Пальцы покалывает, словно бы от аллергии. В голове почему-то звенят слова Лена. "Любви без ошибок не существует"... Не существует... Но где же они (милые, бесконечно милые)?.. Они должны показать тебе дорогу, ведь Хэллоуинская ночь уже прошла, должно быть... Ты хочешь позвать близнецов, но чуть сползшая повязка забивает тебе рот.
Тыквенного цвета ткань проскальзывает лисиным хвостом, оставляя тебе крохотную прорезь. Щуря не привыкшие к яркому свету фонарей-Джеков глаза, ты всматриваешься... Вот же они, Рин и Лен! Ты нашёл их!
Несмотря на слёзы, вызванные непривычным светом, ты можешь разглядеть их. Рин сидит на коленях у Лена, обнимая его с хищной улыбкой, тот смотрит на сестру ("Сестру ли? Я ведь даже не знаю ничего о них...") Симметричные лица, фраки-бабочки, сахарные ножки, привычные игривые искорки в глазах... В глазах?
С лёгким удивлением, ужасом и долей любопытства ты наблюдаешь за этими глазами. Рыжие-рыжие, рыжее твоей повязки, настолько яркие, что фонарики рядом с ними кажутся жалкими гнилушками. Его очи чуть прикрывают ледяные локоны, её - червонный бант. Её, не
её! Ты не помнишь цвета
её глаз, но уверен, что они не были такими... нереальными, фантастическими, зверскими! Это не Принцесса...
"Этого не может быть" - стучат пугливые мысли в голове, - "и я не сплю - ощущения слишком реальные, настоящие. Тогда... кто они, эти двое, так странно похожие на меня? Почему они завели меня сюда, обещав провести сквозь лес? Зачем они надели на меня повязку? Почему их голоса так напоминают мне сестру, зачем я вообще её вспомнил, если нас разлучили так давно?".
Рой вопросов растёт, когда ты видишь их тени. В свете тыквоголовых Джеков тени постоянно непостоянны: дрожат, бьются, разбиваясь, о стены, трепыхаются, словно подол
её платья, но в непостоянстве изменчивости ты не можешь не заметить одну деталь - они не похожи на Лена и Рин. Вытянутые, ломкие, разбивчивые, изменчивые, пугающие, переходящие одна в другую, постоянно меняющие облик - и эти не то нити, не то цепи на руках! Что это? Почему у них такие тени?
- Почему ты проснулся посреди ночи, милашка? - миловидное лицо Лена, непривычно близкое, заслоняет его же очертание, но ты не можешь стереть из мыслей образ тонких невесомых нитей, словно выведенных акварелью. - Какой непослушный ребёнок!
Ты хочешь что-то сказать, но вид нечеловечески красивых лиц замораживает язык. Сердце бьётся стрекозой о грудную клетку, выстукивая сквозь ужас спутанные мысли: "Они слишком прекрасны, им нельзя возражать, потому что... потому что я боюсь, что они, всё ещё невероятно милые, не полюбят, что мне уже не будет так же хорошо с ними, как было вчера..." И, усиливая страх, шелестит нежный голос Рин:
- О, твоя повязка упала. Как неприятно. Можно, я ослеплю тебя, чтобы мы могли снова играть? - она подносит остро-ледяные пальцы к твоему лицу, ты чихаешь от сладковатого запаха, и...
Это всего лишь ещё одна повязка, не бойся. Ты же не хочешь жульничать в игре? Конечно, не хочешь... но непроизвольно ты вздрагиваешь.
- Ну зачем же так, - весело подхватывает тебя, снова слепого, голос Лена, и становится легко и свободно. Бархат одежд близнеца пахнет чаем, тем нежным чаем, который усыпил тебя. - Это же игра! Ну же, улыбнись! Мы привели тебя сюда, в тёплый дом, согрели, угостили... Ты ведь уже не боишься? - быстро-быстро, на едином вздохе, киваешь, заворожённо слушая его. - Вот и хорошо. Сыграем ещё раз? Мы ищем!
С застланными горьким шоколадом глазами, спотыкаясь, бежишь вперёд. Голоса затихают, и на миг ты забываешь, что они прекрасны. Теперь близнецы (Рин и Лен, Лен и Рин) - только опасное, страшное, потому что непонятное, и пугающее, потому что неизвестное, нечто, от которого нужно - и можно! - убежать. Быстрее, быстрее!
- Вот он! - торжествующе хохочет кто-то из них, ласково обнимая тебя. - Угощение и пакость! Ты здесь, милашка! Наконец-то мы тебя поймали!
- Чудесно, очаровательно, - присоединяется второй. - Право, что за милое существо! Не хочешь ли отблагодарить нас за помощь?
- Мне ужасно интересно, что у тебя в карманах, - шепчет первый (Лен? Или Рин?), - особенно в этом, нагрудном... Не покажешь?
Руки вязнут, ноги тонут в этих топких нежных ласках. Ты пытаешься пошевелиться, но очаровательные близнецы шёлково сдерживают тебя. Ты становишься мягким, словно шоколадное масло.
- Вот так... - касается голос кожи, - хорошо. А теперь позволь нам...
Господи, что за боль! Острая. Горячая. Стучащая. Задыхающая тебя. Затмевающая собой все мысли, как повязка - глаза. Невероятно больно!
Твоё тело - шоколадное масло. Их руки - твёрдые, жёсткие и острые. С аккуратностью опытного хирурга они проникают в твою грудную клетку. Ты перестаёшь дышать, но всё ещё чувствуешь боль. Кричишь. Раз, два, три! И руки выскальзывают из твоего тела, раны зарастают, боль уходит, а ты чувствуешь себя... опустошённым. Что произошло?
- Какое оно... красивое, - шепчет Рин (или Лен?). - Красное, спелое, сочное.
Красный? Что это такое?
- Кому же мы его отдадим? - мелодично роняет слова второй близнец. - Не подскажешь?
- Ему будет очень больно, если оно окажется в руках не того человека, - смеётся первый. - Очень, очень больно. Не хочешь ли?..
- О, это будет весело! - хохочет собеседник. - Почему бы не отдать его... злой принцессе, к примеру?
- Чудесно, просто чудесно! - звонкий смех разрывает тебе уши. - Она его сестра, и их разлучили в детстве, и она принцесса, а он из бедных, и душа ее тьмы черней, а душа его мёда светлей... Как в сказке!
- Угощение и пакость! Смеяться можно надо всем! - хором хохочут они. И... раз, два, три! Что случилось? Что они хотят сделать с тобой? И с ней?
- Ну, что случилось, почему ты так напуган? - обращаются близнецы уже к тебе. - Что ты смотришь, как маленькая испуганная мышь?
- Не хочешь ли молока, мышка? - голосом улыбается кто-то из них. - Ну что же ты так смотришь, что это за круглые глаза?
- Не бойся. Здесь тепло, как и в любом другом доме. Подойди к камину, - тёплые руки мягко подталкивают тебя вперёд. - Сыграем ещё раз?
Тебя подхватывают за обе руки, и ты летишь, кружишься по залу. Угощение и пакость, раз, два, три!
- Ты не боишься, ура! - смутно шелестит издалека голос, пахнущий циннамоном, и эхо отражает его от стен, ослабляя. Голова кружится, руки и ноги повисают, словно лишённые костей. "Очень интересное чувство - словно ощущения человека, который отчаянно пытается не заснуть. С одной стороны - я нахожусь в нормальном, реальном, осязаемом мире, с другой - мне уже начинают казаться всякие странные вещи..." Ты мог бы сказать, что твои глаза слипаются, если бы у тебя были глаза...
Угощение и пакость!
***
Выравнивание по ширине
Если встретите грамматическую или стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER.
Часть 2
Просыпаешься, задыхаясь от жары. Сколько времени ты спал? Час, два, больше? Чертовски кружится голова и хочется пить. Ты пытаешься пошевелиться, но окутанные медвяной патокой руки еле двигаются. Кое-как выбираешься из-под одеяла. Пальцы покалывает, словно бы от аллергии. В голове почему-то звенят слова Лена. "Любви без ошибок не существует"... Не существует... Но где же они (милые, бесконечно милые)?.. Они должны показать тебе дорогу, ведь Хэллоуинская ночь уже прошла, должно быть... Ты хочешь позвать близнецов, но чуть сползшая повязка забивает тебе рот.
Тыквенного цвета ткань проскальзывает лисиным хвостом, оставляя тебе крохотную прорезь. Щуря не привыкшие к яркому свету фонарей-Джеков глаза, ты всматриваешься... Вот же они, Рин и Лен! Ты нашёл их!
Несмотря на слёзы, вызванные непривычным светом, ты можешь разглядеть их. Рин сидит на коленях у Лена, обнимая его с хищной улыбкой, тот смотрит на сестру ("Сестру ли? Я ведь даже не знаю ничего о них...") Симметричные лица, фраки-бабочки, сахарные ножки, привычные игривые искорки в глазах... В глазах?
С лёгким удивлением, ужасом и долей любопытства ты наблюдаешь за этими глазами. Рыжие-рыжие, рыжее твоей повязки, настолько яркие, что фонарики рядом с ними кажутся жалкими гнилушками. Его очи чуть прикрывают ледяные локоны, её - червонный бант. Её, не её! Ты не помнишь цвета её глаз, но уверен, что они не были такими... нереальными, фантастическими, зверскими! Это не Принцесса...
"Этого не может быть" - стучат пугливые мысли в голове, - "и я не сплю - ощущения слишком реальные, настоящие. Тогда... кто они, эти двое, так странно похожие на меня? Почему они завели меня сюда, обещав провести сквозь лес? Зачем они надели на меня повязку? Почему их голоса так напоминают мне сестру, зачем я вообще её вспомнил, если нас разлучили так давно?".
Рой вопросов растёт, когда ты видишь их тени. В свете тыквоголовых Джеков тени постоянно непостоянны: дрожат, бьются, разбиваясь, о стены, трепыхаются, словно подол её платья, но в непостоянстве изменчивости ты не можешь не заметить одну деталь - они не похожи на Лена и Рин. Вытянутые, ломкие, разбивчивые, изменчивые, пугающие, переходящие одна в другую, постоянно меняющие облик - и эти не то нити, не то цепи на руках! Что это? Почему у них такие тени?
- Почему ты проснулся посреди ночи, милашка? - миловидное лицо Лена, непривычно близкое, заслоняет его же очертание, но ты не можешь стереть из мыслей образ тонких невесомых нитей, словно выведенных акварелью. - Какой непослушный ребёнок!
Ты хочешь что-то сказать, но вид нечеловечески красивых лиц замораживает язык. Сердце бьётся стрекозой о грудную клетку, выстукивая сквозь ужас спутанные мысли: "Они слишком прекрасны, им нельзя возражать, потому что... потому что я боюсь, что они, всё ещё невероятно милые, не полюбят, что мне уже не будет так же хорошо с ними, как было вчера..." И, усиливая страх, шелестит нежный голос Рин:
- О, твоя повязка упала. Как неприятно. Можно, я ослеплю тебя, чтобы мы могли снова играть? - она подносит остро-ледяные пальцы к твоему лицу, ты чихаешь от сладковатого запаха, и...
Это всего лишь ещё одна повязка, не бойся. Ты же не хочешь жульничать в игре? Конечно, не хочешь... но непроизвольно ты вздрагиваешь.
- Ну зачем же так, - весело подхватывает тебя, снова слепого, голос Лена, и становится легко и свободно. Бархат одежд близнеца пахнет чаем, тем нежным чаем, который усыпил тебя. - Это же игра! Ну же, улыбнись! Мы привели тебя сюда, в тёплый дом, согрели, угостили... Ты ведь уже не боишься? - быстро-быстро, на едином вздохе, киваешь, заворожённо слушая его. - Вот и хорошо. Сыграем ещё раз? Мы ищем!
С застланными горьким шоколадом глазами, спотыкаясь, бежишь вперёд. Голоса затихают, и на миг ты забываешь, что они прекрасны. Теперь близнецы (Рин и Лен, Лен и Рин) - только опасное, страшное, потому что непонятное, и пугающее, потому что неизвестное, нечто, от которого нужно - и можно! - убежать. Быстрее, быстрее!
- Вот он! - торжествующе хохочет кто-то из них, ласково обнимая тебя. - Угощение и пакость! Ты здесь, милашка! Наконец-то мы тебя поймали!
- Чудесно, очаровательно, - присоединяется второй. - Право, что за милое существо! Не хочешь ли отблагодарить нас за помощь?
- Мне ужасно интересно, что у тебя в карманах, - шепчет первый (Лен? Или Рин?), - особенно в этом, нагрудном... Не покажешь?
Руки вязнут, ноги тонут в этих топких нежных ласках. Ты пытаешься пошевелиться, но очаровательные близнецы шёлково сдерживают тебя. Ты становишься мягким, словно шоколадное масло.
- Вот так... - касается голос кожи, - хорошо. А теперь позволь нам...
Господи, что за боль! Острая. Горячая. Стучащая. Задыхающая тебя. Затмевающая собой все мысли, как повязка - глаза. Невероятно больно!
Твоё тело - шоколадное масло. Их руки - твёрдые, жёсткие и острые. С аккуратностью опытного хирурга они проникают в твою грудную клетку. Ты перестаёшь дышать, но всё ещё чувствуешь боль. Кричишь. Раз, два, три! И руки выскальзывают из твоего тела, раны зарастают, боль уходит, а ты чувствуешь себя... опустошённым. Что произошло?
- Какое оно... красивое, - шепчет Рин (или Лен?). - Красное, спелое, сочное.
Красный? Что это такое?
- Кому же мы его отдадим? - мелодично роняет слова второй близнец. - Не подскажешь?
- Ему будет очень больно, если оно окажется в руках не того человека, - смеётся первый. - Очень, очень больно. Не хочешь ли?..
- О, это будет весело! - хохочет собеседник. - Почему бы не отдать его... злой принцессе, к примеру?
- Чудесно, просто чудесно! - звонкий смех разрывает тебе уши. - Она его сестра, и их разлучили в детстве, и она принцесса, а он из бедных, и душа ее тьмы черней, а душа его мёда светлей... Как в сказке!
- Угощение и пакость! Смеяться можно надо всем! - хором хохочут они. И... раз, два, три! Что случилось? Что они хотят сделать с тобой? И с ней?
- Ну, что случилось, почему ты так напуган? - обращаются близнецы уже к тебе. - Что ты смотришь, как маленькая испуганная мышь?
- Не хочешь ли молока, мышка? - голосом улыбается кто-то из них. - Ну что же ты так смотришь, что это за круглые глаза?
- Не бойся. Здесь тепло, как и в любом другом доме. Подойди к камину, - тёплые руки мягко подталкивают тебя вперёд. - Сыграем ещё раз?
Тебя подхватывают за обе руки, и ты летишь, кружишься по залу. Угощение и пакость, раз, два, три!
- Ты не боишься, ура! - смутно шелестит издалека голос, пахнущий циннамоном, и эхо отражает его от стен, ослабляя. Голова кружится, руки и ноги повисают, словно лишённые костей. "Очень интересное чувство - словно ощущения человека, который отчаянно пытается не заснуть. С одной стороны - я нахожусь в нормальном, реальном, осязаемом мире, с другой - мне уже начинают казаться всякие странные вещи..." Ты мог бы сказать, что твои глаза слипаются, если бы у тебя были глаза...
Угощение и пакость!
***
Ты просыпаешься, разлепляя глаза, с трудом поднимая непривычно тяжёлое тело с твёрдой холодной земли. Рассвет слепит тебя, но ты можешь разглядеть травинки и деревья. Лес? Ты видишь? Что случилось?
Смутно, но припоминаешь всё, что произошло в последнюю ночь октября. Красивые близнецы... близнецы, точно так же, как ты и Принцесса, Слуга и Принцесса, игра, какая-то ужасная боль и... Принцесса? Она? Её прекрасное лицо, слишком идеальное, чтобы быть человеческим. Её звонкий злой голос. Её... всё. Да, в Лесу была она.
"Там была она", - думаешь ты. - "Сестра-близнец, Принцесса, злой звонкий голос. Я хочу её увидеть".
Тебе снова легко и одновременно больно. "Как хорошо", - равномерно и быстро вдыхаешь лесной воздух, - "как хорошо, что я встретил её в лесу. Я и забыл, что она такая красивая". Бежишь по тропинке. Легко и больно. "Угощение и пакость..." Больно оттого, что ты не видел её так давно, что она наверняка не помнит тебя, что ты уже заранее знаешь, что все окончится неудачно, что твои шансы слишком малы... Да, близнецы сыграли очень злую шутку! Но вдруг она встретит тебя, увидит, узнает... Ты бежишь уже потому, что не можешь не бежать, не можешь не хотеть с ней встретиться. Тебя словно снова кто-то ведёт - только сон закончился, улыбчивые лица уже не мелькают между ветвей. Она ждёт тебя... или не ждёт?
***
Просыпаешься, задыхаясь от жары. Сколько времени ты спал? Час, два, больше? Чертовски кружится голова и хочется пить. Ты пытаешься пошевелиться, но окутанные медвяной патокой руки еле двигаются. Кое-как выбираешься из-под одеяла. Пальцы покалывает, словно бы от аллергии. В голове почему-то звенят слова Лена. "Любви без ошибок не существует"... Не существует... Но где же они (милые, бесконечно милые)?.. Они должны показать тебе дорогу, ведь Хэллоуинская ночь уже прошла, должно быть... Ты хочешь позвать близнецов, но чуть сползшая повязка забивает тебе рот.
Тыквенного цвета ткань проскальзывает лисиным хвостом, оставляя тебе крохотную прорезь. Щуря не привыкшие к яркому свету фонарей-Джеков глаза, ты всматриваешься... Вот же они, Рин и Лен! Ты нашёл их!
Несмотря на слёзы, вызванные непривычным светом, ты можешь разглядеть их. Рин сидит на коленях у Лена, обнимая его с хищной улыбкой, тот смотрит на сестру ("Сестру ли? Я ведь даже не знаю ничего о них...") Симметричные лица, фраки-бабочки, сахарные ножки, привычные игривые искорки в глазах... В глазах?
С лёгким удивлением, ужасом и долей любопытства ты наблюдаешь за этими глазами. Рыжие-рыжие, рыжее твоей повязки, настолько яркие, что фонарики рядом с ними кажутся жалкими гнилушками. Его очи чуть прикрывают ледяные локоны, её - червонный бант. Её, не
её! Ты не помнишь цвета
её глаз, но уверен, что они не были такими... нереальными, фантастическими, зверскими! Это не Принцесса...
"Этого не может быть" - стучат пугливые мысли в голове, - "и я не сплю - ощущения слишком реальные, настоящие. Тогда... кто они, эти двое, так странно похожие на меня? Почему они завели меня сюда, обещав провести сквозь лес? Зачем они надели на меня повязку? Почему их голоса так напоминают мне сестру, зачем я вообще её вспомнил, если нас разлучили так давно?".
Рой вопросов растёт, когда ты видишь их тени. В свете тыквоголовых Джеков тени постоянно непостоянны: дрожат, бьются, разбиваясь, о стены, трепыхаются, словно подол
её платья, но в непостоянстве изменчивости ты не можешь не заметить одну деталь - они не похожи на Лена и Рин. Вытянутые, ломкие, разбивчивые, изменчивые, пугающие, переходящие одна в другую, постоянно меняющие облик - и эти не то нити, не то цепи на руках! Что это? Почему у них такие тени?
- Почему ты проснулся посреди ночи, милашка? - миловидное лицо Лена, непривычно близкое, заслоняет его же очертание, но ты не можешь стереть из мыслей образ тонких невесомых нитей, словно выведенных акварелью. - Какой непослушный ребёнок!
Ты хочешь что-то сказать, но вид нечеловечески красивых лиц замораживает язык. Сердце бьётся стрекозой о грудную клетку, выстукивая сквозь ужас спутанные мысли: "Они слишком прекрасны, им нельзя возражать, потому что... потому что я боюсь, что они, всё ещё невероятно милые, не полюбят, что мне уже не будет так же хорошо с ними, как было вчера..." И, усиливая страх, шелестит нежный голос Рин:
- О, твоя повязка упала. Как неприятно. Можно, я ослеплю тебя, чтобы мы могли снова играть? - она подносит остро-ледяные пальцы к твоему лицу, ты чихаешь от сладковатого запаха, и...
Это всего лишь ещё одна повязка, не бойся. Ты же не хочешь жульничать в игре? Конечно, не хочешь... но непроизвольно ты вздрагиваешь.
- Ну зачем же так, - весело подхватывает тебя, снова слепого, голос Лена, и становится легко и свободно. Бархат одежд близнеца пахнет чаем, тем нежным чаем, который усыпил тебя. - Это же игра! Ну же, улыбнись! Мы привели тебя сюда, в тёплый дом, согрели, угостили... Ты ведь уже не боишься? - быстро-быстро, на едином вздохе, киваешь, заворожённо слушая его. - Вот и хорошо. Сыграем ещё раз? Мы ищем!
С застланными горьким шоколадом глазами, спотыкаясь, бежишь вперёд. Голоса затихают, и на миг ты забываешь, что они прекрасны. Теперь близнецы (Рин и Лен, Лен и Рин) - только опасное, страшное, потому что непонятное, и пугающее, потому что неизвестное, нечто, от которого нужно - и можно! - убежать. Быстрее, быстрее!
- Вот он! - торжествующе хохочет кто-то из них, ласково обнимая тебя. - Угощение и пакость! Ты здесь, милашка! Наконец-то мы тебя поймали!
- Чудесно, очаровательно, - присоединяется второй. - Право, что за милое существо! Не хочешь ли отблагодарить нас за помощь?
- Мне ужасно интересно, что у тебя в карманах, - шепчет первый (Лен? Или Рин?), - особенно в этом, нагрудном... Не покажешь?
Руки вязнут, ноги тонут в этих топких нежных ласках. Ты пытаешься пошевелиться, но очаровательные близнецы шёлково сдерживают тебя. Ты становишься мягким, словно шоколадное масло.
- Вот так... - касается голос кожи, - хорошо. А теперь позволь нам...
Господи, что за боль! Острая. Горячая. Стучащая. Задыхающая тебя. Затмевающая собой все мысли, как повязка - глаза. Невероятно больно!
Твоё тело - шоколадное масло. Их руки - твёрдые, жёсткие и острые. С аккуратностью опытного хирурга они проникают в твою грудную клетку. Ты перестаёшь дышать, но всё ещё чувствуешь боль. Кричишь. Раз, два, три! И руки выскальзывают из твоего тела, раны зарастают, боль уходит, а ты чувствуешь себя... опустошённым. Что произошло?
- Какое оно... красивое, - шепчет Рин (или Лен?). - Красное, спелое, сочное.
Красный? Что это такое?
- Кому же мы его отдадим? - мелодично роняет слова второй близнец. - Не подскажешь?
- Ему будет очень больно, если оно окажется в руках не того человека, - смеётся первый. - Очень, очень больно. Не хочешь ли?..
- О, это будет весело! - хохочет собеседник. - Почему бы не отдать его... злой принцессе, к примеру?
- Чудесно, просто чудесно! - звонкий смех разрывает тебе уши. - Она его сестра, и их разлучили в детстве, и она принцесса, а он из бедных, и душа ее тьмы черней, а душа его мёда светлей... Как в сказке!
- Угощение и пакость! Смеяться можно надо всем! - хором хохочут они. И... раз, два, три! Что случилось? Что они хотят сделать с тобой? И с ней?
- Ну, что случилось, почему ты так напуган? - обращаются близнецы уже к тебе. - Что ты смотришь, как маленькая испуганная мышь?
- Не хочешь ли молока, мышка? - голосом улыбается кто-то из них. - Ну что же ты так смотришь, что это за круглые глаза?
- Не бойся. Здесь тепло, как и в любом другом доме. Подойди к камину, - тёплые руки мягко подталкивают тебя вперёд. - Сыграем ещё раз?
Тебя подхватывают за обе руки, и ты летишь, кружишься по залу. Угощение и пакость, раз, два, три!
- Ты не боишься, ура! - смутно шелестит издалека голос, пахнущий циннамоном, и эхо отражает его от стен, ослабляя. Голова кружится, руки и ноги повисают, словно лишённые костей. "Очень интересное чувство - словно ощущения человека, который отчаянно пытается не заснуть. С одной стороны - я нахожусь в нормальном, реальном, осязаемом мире, с другой - мне уже начинают казаться всякие странные вещи..." Ты мог бы сказать, что твои глаза слипаются, если бы у тебя были глаза...
Угощение и пакость!
***
Ты просыпаешься, разлепляя глаза, с трудом поднимая непривычно тяжёлое тело с твёрдой холодной земли. Рассвет слепит тебя, но ты можешь разглядеть травинки и деревья. Лес? Ты
видишь? Что случилось?
Смутно, но припоминаешь всё, что произошло в последнюю ночь октября. Красивые близнецы... близнецы, точно так же, как ты и Принцесса, Слуга и Принцесса, игра, какая-то ужасная боль и... Принцесса?
Она? Её прекрасное лицо, слишком идеальное, чтобы быть человеческим. Её звонкий злой голос. Её... всё. Да, в Лесу была
она.
"Там была
она", - думаешь ты. - "Сестра-близнец, Принцесса, злой звонкий голос. Я хочу её увидеть".
Тебе снова легко и одновременно больно. "Как хорошо", - равномерно и быстро вдыхаешь лесной воздух, - "как хорошо, что я встретил её в лесу. Я и забыл, что
она такая красивая". Бежишь по тропинке. Легко и больно. "Угощение и пакость..." Больно оттого, что ты не видел её так давно, что она наверняка не помнит тебя, что ты уже заранее знаешь, что все окончится неудачно, что твои шансы слишком малы... Да, близнецы сыграли очень злую шутку! Но вдруг она встретит тебя, увидит, узнает... Ты бежишь уже потому, что не можешь не бежать, не можешь не хотеть с ней встретиться. Тебя словно снова кто-то ведёт - только сон закончился, улыбчивые лица уже не мелькают между ветвей.
Она ждёт тебя... или не ждёт?
***
Я люблю
её. Люблю, чёрт побери, больше жизни (тьфу, какая банальная фраза!). Люблю, зная, что "
она меня не любит" - наилучший и, кажется, единственно возможный вариант развития событий. Да, разумеется, я пойду вместо тебя на плаху. Вот, бери мои одежды. Мы почти близнецы, и под капюшоном плаща твоё (бесконечно милое, бесконечно прекрасное!) лицо почти неотличимо от моего. Теперь ты - безвестный беглец-слуга, а я - ужас во плоти, который необходимо убить. Разумеется, меня казнят вместо тебя. Разумеется, я отдамся в руки палача. Что мне ещё остаётся?
Легенда о принцессе и слуге такая трогательная, сладкая, медовая, классически-сказочная, что даже вызывает смех. Она - дьявольский цветок, разрушивший соседнее королевство, он - выросший с ней и безнадёжно влюблённый в неё слуга-близнец. Против неё (
неё!) восстаёт народ, требуя казни, он отдает ей свою одежду и идёт вместо неё на казнь... "Даже если весь мир будет против тебя, улыбнись, твоих слёз не увидит никто..."
Ха-ха! Если бы у меня был выбор - любить её (
её!), постоянно испытывая эту горячую, приторную боль от одного её вида, взгляда, голоса, одной мысли о ней, или же жить обычной, нормальной жизнью, спокойно забыв дорогую сестричку - как вы думаете, дорогие господа, что бы я выбрал? О нет, не любовь, отнюдь не её. Всё что угодно, чтобы
она чувствовала при виде меня хотя бы осколок того, что чувствую я - или чтобы забыть её навсегда, чтобы её, чёрт побери, не было!
