Сейчас я много думаю над тем, с какого именно момента всё полетело в пропасть, и в голове упорно всплывает образ плачущей Ларри, в красных глазах которой скопилось столько отчаяния, словно она увидела крах всего мира.
То был ясный выходной день, я сумела проснуться только к двум часам дня и ещё не особо соображала, зато с первого взгляда в аквариум отметила, что мои зелёные испытуемые разрастаются и чувствуют себя прекрасно несмотря на все гадости, что я им подкинула накануне вечером. Самым крепким оказался один из видов водорослей, который я приволокла с похода, и это была явная удача. Воодушевившись, я тут же, даже не забегая в душ, направилась к книжной полке в коридоре, уже сплошь забитой моими перетащенными из библиотеки учебниками. Погрузившись в изучение нужного вида, я не замечала ничего вокруг, настроение моё зашкаливало, а близость успеха застилала глаза, поэтому когда ко мне внезапно подлетела Ларри с зарёванным лицом и свисающими до самых колен соплями, я даже не придала этому никакого значения, решив, что сестрёнка опять мается дурью со своей тоской о разлучённых в книжке влюблённых.
- Тайри, родители… мои родители разводятся, - громкий всхлип и последующие надрывные рыдания в голос, настолько несчастной я её ещё не видела, но даже не убрала книгу и не встала с дивана, чтобы попытаться успокоить: слишком уж была ошеломлена такими новостями.
- Что? Ты серьёзно?
- Дааа, - завыла она, – мама… Мама ушла от папы…
Тут уж удивление не позволило мне усидеть на месте, я подскочила и заходила из стороны в сторону, в растерянности даже не зная, куда деть книгу.
- Вот уж не подумала бы, что Тамаре хватит духу! Ну и чего ты ревёшь? Твой папаша – не ангел во плоти, Ларри, лучше порадуйся за мать, что решила избавиться от лишнего груза в жизни. Она у тебя заслуживает куда лучшего!
- Тайри, - Ларри внезапно прекратила стенания и уставилась на меня в упор пугающе стеклянными глазами. – Ты дура или просто издеваешься надо мной? Моя семья разрушена, понимаешь? Моя чёртова семья!
Это было не столько обидно, сколько неожиданно, особенно когда на последних словах она резко повысила голос и едва не сбила меня с ног волной неприкрытой злобы. Ларри, моя неженка Ларри, которая затыкала руками уши, когда я начинала ругаться, которая никому за всю жизнь слова обидного не сказала и всегда считала себя виноватой во всех людских грехах, вдруг накричала на меня и обозвала дурой! Только тогда я поняла, насколько плохи дела, но было уже поздно: обдав меня напоследок полным горечи взглядом, она снова разрыдалась и стремительно сбежала вниз по лестнице, игнорируя мои окрики.
- Ну ты и облажалась, конечно, - подытожила сидящая всё это время рядом со мной на диване Фрея, которую я даже и не замечала из-за чрезмерной увлечённости чтением.
Да, порою я совсем не подгадываю с реакцией, которую люди от меня ожидают получить, но к чему фальшивить? Для меня разлад в отношениях дядьки с женой был очевиден, я не раз задавалась вопросом, как эта титаническая женщина вообще терпит его столько лет, вот всё и решилось. Да и участие в жизни дочери Нолан принимал столь незначительное, что каких-либо изменений после развода она не должна была и почувствовать…
Поскольку Ларри исчезла из общаги, а все мои звонки упорно сбрасывала, я позвонила маме, чтобы выяснить в подробностях, какого чёрта у них там творится. Мама внесла больше ясности: после отъезда детей одиночество Тамары стало настолько явным, что любой бы завыл, но бесконечные ссоры и скандалы с мужем не дали своих плодов, он лишь от неё отмахивался и отговаривался непомерной занятостью на работе.
В конце концов, Тамара не выдержала, осознав, что их брак и яйца выеденного не стоит, а всё это время зиждился лишь на любви к детям. Но поскольку теперь они выросли (ага, скажите об этом Ларри) и готовы строить собственные семьи, поддерживать иллюзию счастливых крепких отношений больше нет смысла. Страшно это, должно быть, внезапно осознать, что ты потратил всю свою жизнь не на того человека…
Дядюшке взбрыкивание жены не просто не понравилось, но и повергло в отчаяние: оставшись без дома и без семьи с одной лишь своей обожаемой работой, он вдруг понял, что оказался совершенно один, никому ненужный и всеми отвергнутый. Естественно, поджав хвост, словно выброшенный на улицу старый и больной пёс, он сразу пошёл к нам домой, прекрасно понимая, что мама от него никогда не откажется. «Прости, Таби, но мне больше некуда идти», - так он ей и сказал на пороге. Жалкое, должно быть, выдалось зрелище, обидно, что меня там не было: уж я-то бы всласть позлорадствовала и отыгралась за годы откровенного презрения к своей персоне.
Разумеется, мама приняла своего никчёмного братца с распростёртыми объятиями!
- …Надеюсь, ты не против, что мы временно выделили Нолану твою комнату.
- Ещё как против, я не планировала превращать её в приют для убогих!
- Милая, прояви хоть немного сочувствия, все мы совершаем ошибки и всем нам бывает нелегко. Как там Ларри и Себастьян? Ты говорила с ними?
Неудобненький вопрос в свете недавних событий… Я промычала что-то отдалённо напоминающее «да» по звучанию и быстро сменила тему: не хватало ещё, чтобы меня открыто обвинили в бессердечии. Я не чувствую к дядьке ни капли жалости и не считаю, что свершившееся благоразумие со стороны Тамары стоит воспринимать как трагедию, хоть погрозитесь меня сжечь за это на костре! И всё на свете прощающая мама ему попросту удобна, не более.
Однако из-за ситуации с Ларри поднывала даже моя скупая на сочувствие душа, а зарождающееся в ней чувство вины – очень нечасто меня посещающее и оттого особо остро давящее - отчаянно требовало выхода. Решив выплеснуть его и доказать всем, что не такое уж я бесчувственное нечто, отправилась на поиски чудилы, который хоть и не является родным ребёнком в этой семье, но всё же к ней определённо привязан, как и она к нему: трудно не заметить, что даже сторонящаяся брата Ларри частенько интересуется его делами, успехами и моральным состоянием, если не лично, то через сокурсников или администрацию. Логично было предположить, что разлад в семье, пусть и приёмной, тоже должен был отложить на его состояние отпечаток. Искренне надеясь, что мне не доведётся лицезреть ещё одну истерику, я отправилась на поиски Себастьяна по общаге, но он как в воду канул. Обошла всех немногих его здешних приятелей (с друзьями у чудика по-прежнему не очень), и один из них поделился, что исчезнувший любит по вечерам проводить время на балконе. Там я его и нашла; неподвижно, словно каменное изваяние, он стоял вплотную к железному ограждению и задумчиво смотрел куда-то вдаль, поверх крыш домов и линии горизонта. На открывшуюся позади него дверь и мои шаги за спиной даже не обернулся.
Промелькнула мысль уйти – всё равно никак не отреагирует, но я вспоминала слова мамы и мужественно держалась. Удручённо и громко вздохнула: ну почему с ним так сложно? Никогда не понимала, как нужно себя с ним вести – слишком непредсказуемый, слишком странный, слишком отстранённый. Пришлось подойти сбоку и потянуть за рукав, чтобы привлечь внимание.
- Если ты решил самоубиться, чудила, то стоило забраться повыше: отсюда разбиться шансы невелики, - нервно захихикала я и хлопнула его по плечу, про себя отмечая, что понятия не имею, как нужно правильно сочувствовать и поддерживать людей.
Реакция, а точнее – её отсутствие, поступила вполне ожидаемая: в упор посмотрел на меня своим пронзительным взглядом, не моргая, и даже ни один мускул не дрогнул на лице.
- Я и не собирался.
- Отлично! И чем же ты здесь обычно занимаешься?
- Думаю о своём. Смотрю на звёзды…
- Звёзды, значит? Ладно, тогда я с тобой!
Похоже, мне всё-таки удалось его удивить: когда я невозмутимо опустилась прямо на пол и уставилась, задрав голову, на тёмный ясный небосвод, он в ступоре не двигался с места и продолжал растерянно пялиться на меня. Через какое-то время всё-таки примостился рядом.
- Вообще-то я смотрю на них через телескоп, - в голосе послышался едва различимый смешок, и я приободрилась, довольная тем, что не останется ощущения, будто поговорила с каменной стеной, как обычно это бывает.
- Так не интересно! И атмосфера совсем не та. Не для душевных разговоров.
- Душевных разговоров?
- Ну да. Порою разговоры по душам очень важны, знаешь ли, - я замялась, по-прежнему не зная, что сказать, и оттого чувствовала себя совсем по-дурацки. – Всё-таки не каждый день разводятся родители.
Он резко повернул на меня голову, видимо, всё ещё продолжая удивляться моему внезапному приступу словоохотливости, но я старательно водила глазами по небу, делая вид, что не понимаю его замешательства.
- Здесь не о чем говорить, - ответил после продолжительной паузы, всё ещё не отрывая от меня взгляда. – К этому уже давно всё шло. Думаю, Тамара приняла решение не за один день… Но оно, безусловно, правильное.
Тут уже пришёл мой черёд удивляться и поворачивать голову в ответ: неужели наши мнения совпадают?
- Вот как? А Ларри считает по-другому.
- Она просто многого ещё не понимает. Лучше выбросить разбитую вдребезги вазу, чем каждый день склеивать заново по кусочкам, ведь бережнее к ней относиться никто не собирается. Разве не так? – я медленно кивнула, ещё долго переваривая в уме это странное сравнение. – В любом случае, это было правильно: если, побыв порознь, они поймут, что по-прежнему нужны друг другу, то сойдутся. Если нет, то вздохнут с облегчением и ни о чём не пожалеют.
Он замолчал и наконец перевёл взгляд обратно на небо, а я сидела в задумчивости и полнейшей растерянности: не пришлось ни сочувствовать, ни поддерживать, ни утешать. К такому повороту событий я не была готова.
- Пожалуй, ты прав. Но что делать с Ларри? Боюсь, эти доводы её не убедят.
- Она отойдёт и поймёт всё со временем, - совершенно бесцветно отозвался мой странный собеседник, даже в бескрайнем небе выцепив одну-единственную точку, в которую и уставился. – Не переживай.
Странное дело, но после этого «не переживай» я действительно успокоилась, получив подтверждение тому, что я не бесчувственная, а просто разумно смотрящая на ситуацию. Конечно, на чудилу, с его уровнем эмоциональности, идентичным полену, ориентироваться не стоило бы, но я элементарно была довольна тем, что кто-то разделяет мою точку зрения. Дышать стало легче, я посчитала дело сделанным и медленно поднялась на ноги, попутно отряхивая штаны от собранной пыли с холодного пола. Себастьян сначала внимательно пронаблюдал за всеми моими действиями, а затем поднялся следом.
- Что ж, раз ты не нуждаешься в услугах жилетки, - я развела руками и постаралась улыбнуться как можно более мило, - то я пойду.
Он вдруг недоверчиво сощурился и склонил голову набок, продолжая прожигать меня взглядом.
- Ты действительно пришла за этим?
- Ага, - кивнула я, - хотела убедиться, что ты здесь не утопился в собственных слезах-соплях или ещё чего не вычудил с горя… Однако лучше стоит пойти поискать твою тщедушную сестрицу. Не грусти и не скучай!
Я махнула рукой на прощание и уже собралась возвращаться внутрь, когда он внезапно решил окликнуть меня. Замерев с протянутой к двери рукой, я обернулась и вопросительно изогнула бровь, вообще не представляя, что он может мне сказать.
– Почему ты выгородила меня перед Соландером?
Вот это действительно было неожиданно, я как открыла рот, так поспешно его и закрыла, клацнув челюстью. Какое-то время в изумлении хлопала глазами, не понимая, к чему он это спрашивает спустя столько времени, но каменное лицо было непробиваемо – не прочтёшь.
Невольно глубоко вздохнула, вспоминая и мысленно переживая заново всё произошедшее со мной в последние школьные годы.
- Потому что чувствовала, что на мне висит должок за помощь с Ринатом. Ты меня спас тогда… Решила отплатить.
- Я думал, тебя не волнует моя судьба.
- Эй, хватит вам всем уже считать меня бессердечной, это не так!
- То есть даже если бы ты не была мне ничем обязана?..
- Да… наверное… не знаю, - я вконец растерялась, - скорее всего! К чему сейчас эти вопросы? Ты выручил меня, я выручила тебя, зачем играть в игру «если бы да кабы»? Я радуюсь спасённой жизни, и ты радуйся!
Договорив, я всё-таки провернула ручку балконной двери и вернулась в приветливое тепло стен общаги, продолжая чувствовать его пронзительный взгляд на спине. Теперь, основательно прокрутив всё заново в своей голове, я думаю: неужели именно этот злосчастный разговор надоумил его сделать то, что он сделал позже?..
Ларри искать не пришлось, она сама вернулась в целости и сохранности буквально через несколько минут после окончания нашего с Себастьяном разговора на балконе. Стремительно пролетев мимо нас обоих и даже не удостоив взглядом, она с силой захлопнула за собой дверь своей комнаты, не показывая оттуда и носа до самого утра. Ломиться со своими раскаяниями я не стала, подумав, что ей стоит перебеситься в одиночестве, а уже утром первым делом решила положить конец этой глупой детской обиде. В комнате сестры не оказалось даже в несусветную рань, и сердобольная Фрея, искренне болеющая за наши сестринские отношения, подсказала, что я смогу найти её за шахматным столом. Когда я подошла, Ларри с заметным остервенением стучала ни в чём неповинными фигурками по шахматной доске, вероятно, надеясь разбить их в щепки. На меня же она не обратила ни малейшего внимания, даже когда я беспардонно уселась на стул напротив.
- Я дура.
Реакция последовала – она бросила в меня едкий взгляд из-под недовольно нахмуренных бровей.
- Ты спрашивала, дура ли я или издеваюсь. Так вот, не издеваюсь. Я действительно не думала, что тебе будет так больно от моих слов!
- Ну да, речь всего-то шла о моей семье, - мрачно буркнула сестрица. – Которой больше нет.
- Твои родители просто развелись, а не умерли, Ларри.
Она вдруг болезненно сморщилась, поднятая рука с фигуркой слона задрожала и опустила его на клетку уже без лишней жестокости.
- Я понимаю… Всё понимаю где-то глубоко внутри, но от этого не легче. Мне так плохо, Тайри!.. Кажется, что весь мир рушится.
- Мне хочется сказать, что я тебя понимаю, но это будет откровенным враньём. Вселенная всемогущая, да если б Итан развёлся с мамой, я бы только радостно помахала ему вслед да ещё и помогла бы собрать чемоданы! И станет ли тебе когда-нибудь легче – тоже не знаю. Никудышный из меня утешитель всё-таки… Но я хочу принести хоть какую-нибудь пользу! Скажи, как я могу помочь тебе? Чувствую себя ужасно.
На этом Ларри окончательно перестала злиться. Всхлипнув носом, она посмотрела на меня уже ясным взглядом и с лёгкой улыбкой.
- Я уже на тебя не сержусь, правда. Глупо это было, тем более, ты во всём сказанном права… Однако кое в чём твоя помощь не помешает: мой руководитель решил, что мне не хватает собранности и смелости, чтобы начать разработку собственного проекта, поэтому договорился с администрацией, и организацию нынешнего посвящения первокурсников повесили полностью на меня. Понятия не имею, как это должно мне помочь, ведь повышенная ответственность как-то мало даёт уверенности в себе, но отказаться от этого испытания на прочность я уже не могу. Мне в одиночку нужно организовать целое мероприятие для половины Россума, ты представляешь?! Раньше этим занимался весь студсовет…
- И чем конкретно я могу помочь?
- По большей мере, поддержкой, - она грустно улыбнулась. – У меня голова разрывается на части, но всё же это неплохой способ отвлечься от развода родителей.
Я согласилась, однако и подумать не могла, что Ларри нырнёт в эту организаторскую чушь буквально с головой! Одной поддержкой с моей стороны дело не ограничилось, каждый день сестрица тягала меня по всякой ерунде с нездоровым горящим взглядом одержимой: то шарики я купила не те, то нужно было оценить её сценарий, переписываемый по десять раз на дню, то она не могла составить меню, то не укладывалась в выделенный бюджет, то просто истерила и паниковала. Спустя неделю этих бредовых заморочек я уже изнемогала и мечтала, чтобы всё поскорее закончилось. Лучше бы она целыми сутками рыдала в своей комнате из-за развода родителей, а я бы сидела рядом и подавала ей носовые платочки, честное слово!
От соседей, с которыми более-менее сносно общаюсь, я узнала, что этот праздник для первокурсников, устраиваемый ежегодно в специально отведённом для массовых мероприятий здании, - чушь несусветная и тоска зелёная, особенно официальная часть с её танцами, конкурсами и шутками-прибаутками (неудивительно, что я в своё время благополучно его пропустила). Словом, Ларри могла забить и не париться, всё равно туда ходят только всякие отвергнутые нормальным обществом отстойники.
Однако ответственная до мозга костей сестрица слово «забить» не воспринимала и настроена была крайне решительно. В назначенный день, который должен был положить конец моим страданиям, она потащила нас – меня и Себастьяна - с собой, и я буквально взвыла от отчаяния, предвкушая унылый, нудный и совершенно бесполезный вечер в окружении зелёных забитых ботанов с отсутствием понятия о весёлом времяпровождении. Я пыталась утянуть вместе с собой Торбина, ведь он, как член студсовета, должен был нести за это мероприятие хоть какую-то ответственность, но у него нашлась веская причина отказать. «Да, обычно мы занимались посвящением, но в этом году всё благополучно спихнули на твою сестру… Позволь мне насладиться внезапно привалившим счастьем!» Делать было нечего, пришлось идти без него. Группа поддержки у Ларри собралась что надо, но она не обращала внимания на наши кислые мины.
Мы пришли за час до начала, и потому вынуждены были безмолвно наблюдать за нервной беготнёй Ларри, доделывающей последние штрихи в жалком подобии праздничного зала: на развлечениях для студентов администрация Россума явно решила экономить. Когда начали заниматься первые столики и подошёл обслуживающий персонал в лице старшекурсников, решивших подзаработать, я удачно прошмыгнула к барной стойке, где и планировала провести остаток вечера. Естественно, ничего крепче сока там не подавали, но я была рада и тому.
Торжественную поздравительную речь, как организатору, произнести предоставили Ларри, и кажется, это для неё было самым худшим испытанием из возможных. Наблюдая, как сестрица краснеет, сливаясь лицом с цветом волос, мнётся, запинается, нервно хихикает и жмёт в руках микрофон, словно пытаясь выжать из него воду, я искренне ей сочувствовала, но нервничала она совершенно впустую: всё равно всем было плевать, никто не слушал.
После официальной части с концертной программой, сценарием и конкурсами (следует выдать медали всем, кто это вытерпел, а особенно мне: я едва не забилась в предсмертных конвульсиях на самом начале, но мужественно держалась до последнего) она потащила меня помогать разносить и убирать тарелки, так как официант был всего один, и он заметно не справлялся. Кто бы подумал, что туда набьётся столько народу! Несмотря на нелестные отзывы моих приятелей об этом шабаше, в помещении метр на метр было не протолкнуться, причём я частенько натыкалась среди посетителей на знакомые лица: праздновать явились не только первокурсники. Столкнувшись лоб в лоб с сокурсником, который является довольно классным парнем, я позволила себе отмахнуться от суетящейся повсюду с круглыми глазами Ларри и хоть немного разбавить гнетущую скуку приятной болтовнёй.
Оказывается, старшекурсники не гнушаются заявляться на посвящённый не им праздник от скуки и веселья ради: по словам приятеля, наблюдать за отрывающимся здесь «молодняком» довольно забавно. Услышав это, я скептично подняла бровь и обвела взглядом всё помещение: на похоронах люди и то проводят время не столь уныло. Ларри, конечно, очень старалась, и навряд ли даже Торбин сумел бы организовать нечто подобное, но всё же меня не покидало ощущение, что я заявилась на утренник для дошколят. Уже намного позже я поняла, как жестоко ошибалась, и узнала, что именно имел в виду приятель…
Наговорившись с ним, я даже ненадолго ощутила душевный подъём, и дышать стало легче, и творящийся вокруг откровенный тухляк перестал действовать на нервы. Ларри растворилась где-то среди толпы, в панике носясь с очередной какой-то организаторской ерундой, и я планировала отправиться спокойно дальше прирастать к стулу за барной стойкой, когда юные дарования из кружка Торбина забренчали на гитарах, приковывая всеобщее внимание на сцену. Подумав, что идея с живой музыкой принадлежит Ларри, я быстро сменила планы, вознамерившись протиснуться ближе к сцене, дабы отыскать в толпе её раскрасневшееся лицо и похвалить за достойный ход. Однако не успела я сделать и шагу, как кто-то сзади сильно и больно вцепился мне в руку чуть выше локтя. Подпрыгнув на добрых полметра от испуга, я обернулась, оказавшись нос к носу с каким-то незнакомым низкорослым типом.
- Чего надо? – перекрикивая общий шум взвизгнула я, резко отдёргивая руку и попутно размышляя, каких масштабов синяк на ней в скором времени появится.
- Потанцуем?
Парниша по-идиотски хихикнул, и я поняла: с ним явно что-то не так. На пьяного похож не был, но едва заметно покачивался, часто дышал и каждую секунду заново фокусировал на мне взгляд. Глаза-то и настораживали больше всего: абсолютно чёрные, с нездоровым блеском, удивительно ничего не выражающие… Я подумала, что парочка доблестных охранников в лице крепких четверокурсников на входе плохо уследила, и кто-то всё-таки сумел пронести увеселительные напитки на данное мероприятие. Мне ли не знать, как порою изобретательны и целеустремлённы бывают люди? Ответив ему одним-единственным красноречивым взглядом, заменяющим тысячу бранных слов, я собиралась дальше идти по своим делам, но тип, видимо, по взгляду ничего не понял, и вместо руки схватил меня уже за совсем другую часть тела.
Опешив от подобной наглости, я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, в изумлении наблюдая за вырисовывающейся на его лице мерзкой ухмылкой. Далее последовала какая-то пошлая фразочка, что окончательно свернула мне мозг: вне себя от возмущения и злости, я от души замахнулась и зарядила этому хамлу тяжёлую, звучную пощёчину. Удар вышел - будь здоров, рука загорелась, парень от неожиданности покачнулся так, что едва не шлёпнулся на пол, но я всё равно пожалела, что растерялась от переизбытка чувств и не влепила ему кулаком меж глаз, как когда-то давно бедолаге Гэвину. Однако мой воинственный напор продержался недолго. Вернувшаяся в исходное положение голова с ярко-красным отпечатком ладони на левой щеке обдала меня такой яростью во взгляде, что я сразу поняла: сейчас мне прилетит в ответ.
Все эмоции разом покинули нутро, я сжалась и даже перестала дышать, словно завороженная наблюдая, как перекашивается от злобы его лицо, багровеют безумные глаза и поднимается в воздух тяжёлая загорелая лапища. В школе даже самые отпетые задиры-хулиганы считали запредельно постыдным отлупить девчонку (даже такую, как я), так что нечто подобное мне пришлось испытать впервые.
Вместо страха – ступор, вместо паники – изумление. Да, втянув голову в плечи и напрягшись всем телом, я была больше удивлена, чем напугана, почти с интересом следя за стремительно приближающейся к лицу рукой. Завораживающее зрелище прервалось внезапно выросшей прямо передо мной широкой спиной, обтянутой чёрной джинсовой курткой, а летящая в замахе угрожающая рука вдруг оказалась перехвачена и тут же вывернута. Раздался смачный хруст и нечеловеческий вопль моего несостоявшегося обидчика, чья огромная конечность теперь казалась удивительно хилой и никчёмной в стальном захвате Себастьяна. Я уже успела отойти от потрясения и заметить, что именно он кинулся мне на помощь, хотя в течение вечера я совершенно не видела его поблизости. Как он вообще сумел нас заметить в том тёмном углу почти у самого выхода? Даже на громкие вопли поверженного хмыря обернулись лишь несколько человек, стоящих в последних рядах у сцены, зато, заметив, что происходит, они начали привлекать к нам всеобщее внимание, в том числе и охранников.
- Хватит, чудила, пусти его! – опомнившись, заверещала я, выскочив из-за спасительной спины парня и с силой потянув его за рукав. – Тебя же выгонят из универа, если оторвёшь ему руку!
Издав какой-то поистине устрашающий звук, похожий не то на вздох, не то на рык, Себастьян заметно нехотя разжал стальные пальцы, и уже посиневшая конечность выскользнула из-под них с небывалым вздохом облегчения своего обладателя. Он сразу же выпрямился, боязливо пряча поврёжденную часть тела, но всё равно принялся прожигать яростным взглядом моего защитника, как будто что-то ещё мог ему противопоставить. Я перевела взгляд на Себастьяна, желая убедиться, что доводить дело до открытой драки он не намерен, и обомлела: на каменном лице играли желваки, а потемневшие глаза горели такой злобой и ненавистью, что даже мне стало не по себе.
В конце концов вокруг нас начали собираться люди, побитый гад проиграл в ожесточённые гляделки, не выдержав напора пылающего праведным гневом взгляда, и подался к выходу, изредка оборачиваясь да растирая повреждённую руку.
- Ну ты и даёшь, чудик! – не удержала я восторженного возгласа, когда спина недавнего обидчика исчезла с горизонта. – Уделал его даже одной левой!
- Я левша, - мрачно отозвался парень, а затем тяжело вздохнул, зажмурился и с силой потёр переносицу, видимо, пытаясь прийти в себя. Пожалуй, подобные эмоциональные нагрузки были ему в новинку.
- Что, правда? А я и не замечала!
Он резко поднял на меня глаза, одарив каким-то странным туманным взглядом, и снова вздохнул, пробормотав едва слышно себе под нос что-то вроде: «Не могу больше».
- Что ты там мямлишь?
- Нам надо поговорить, - наклонился он к моему уху, проговаривая уже чётко каждое слово. – Давай выйдем отсюда.
Удивлённая и заинтригованная до крайней степени непривычным в его исполнении тоном, я даже не стала противиться, где-то глубоко внутри предчувствуя, что это дурная затея. Однако любопытство одолело внутренние опасения, и я коротко кивнула в ответ, после чего спокойно последовала за его огромной спиной к выходу.
На улице к тому времени разыгрался адский ливень. Тяжёлые и острые водяные снаряды гулко тарабанили по железной крыше, образовывали лужи на мощёных камнем дорожках, уже утоптанных грязными следами чьих-то ботинок. Получив в лицо бодрящую порцию холодных капель, едва успев перешагнуть порог, я уже было попятилась назад, но Себастьяна буйствующая непогода совершенно не напрягала: он невозмутимо ступил прямо под ледяной шквал дождя, завернул за угол, в котором обычно ютились целыми компаниями курильщики, и ожидающе уставился на меня. Я тяжело вздохнула, гадая, что же ему ударило в накренённый котелок, и нехотя вышла следом, ёжась и втягивая голову в плечи. Впрочем, после душного тесного помещения резкая прохлада оказалась даже приятной, расслабляющее остужала кипящий мозг. Я встала напротив и замерла в ожидании чего-то очень важного, но он продолжал молчать и сверлить меня своим непонятным взглядом.
- Ну так что? – не выдержала я, чувствуя, как с волос за шиворот стекает увесистая дождевая капля. – Ты же не вывел меня сюда лишь для того, чтобы я промокла и замёрзла как собака?
- Это… труднее, чем мне всегда казалось.
В его голосе сквозило что-то тревожное, и я по-настоящему испугалась, заметив, как нервно подрагивают его бледные пальцы. Невольно задумалась над тем, что могло довести его до подобного состояния, и сама начала вдаряться в панику. Мысли неслись в голове со скоростью один миллион в секунду, воспроизводя в воображении все мои самые страшные кошмары.
- Если ты сейчас же не скажешь, в чём дело, меня дёрнет инфаркт. И я не шучу, чудила, прекращай!
- Я люблю тебя.
Бам! – и мой разбухший мозг разлетелся на тысячу кусочков, едва не пробив черепную коробку и не заляпав кирпичные стены вокруг. Кажется, сердце всё-таки отключилось на какое-то время, потому что в глазах у меня резко потемнело, а уши прорезал мерзкий оглушающий звон.
- Чт… Чего?.. – я не могла и двух слов связать от шока, зато он больше, похоже, ничего не хотел говорить, и лишь продолжал в упор пялиться своими пугающими глазищами. – Как это ещё понимать?..
- Прямо. Я сам понял это не так давно, - уже совершенно спокойно и даже как-то чересчур буднично отозвался он. – Но мне не приходится сомневаться в своих чувствах. Я влюблён в тебя.
- Так… Стоп! – звон в моих ушах не утихал, и потому каждой клеточкой разнесённого мозга я отчаянно надеялась, что испытываю слуховые галлюцинации. – Не берись шутить, если имеешь такое поганое чувство юмора, чудила. Это переходит все границы!
- Я абсолютно серьёзен. Ты постоянно в моей голове, ты – навязчивая мысль, от которой я не могу избавиться. У меня не получается подавить это, и больше не выходит держать дистанцию. Ты нужна мне, и я ничего не могу с этим поделать.
Я затряслась, ощущая, как из самых глубин души поднимается сильнейшее негодование, которое мне когда-либо приходилось испытывать. Внезапно вспомнилось всё: то, как он пялился на меня всю дорогу до Россума, как переживательно советовал не ссориться со старостой, засиживался вместе со мной допоздна, помогал, когда остальные злорадствовали, как бесился из-за Торбина, как расчленял взглядом этого парня, который едва мне не врезал… Чёрт побери, да я даже подумать не могла, что в его действиях есть какая-то причина, а тем более такая!
- Ты… ты в своём уме?! Да мы же родственники! Вот чёрт!..
Не в силах сдержать хлынувший поток эмоций, среди которых преобладала почему-то отчаянная паника, я схватилась за голову и едва не начала рвать с неё волосы, проклиная весь белый свет. «Нет, нет, нет, не может быть! – метались взбудораженные мысли в расходящемся по швам черепе. – Только не это, только не он!»
- В нас нет ни капли родственной крови, ты это прекрасно знаешь. И сама же не устаёшь повторять.
- Да мало ли что я там говорю?! О, Вселенная всемогущая… Ты же и вправду больной, придурок!
- Можно подумать, мне это нравится, - совсем невесело усмехнулся он. – Думаешь, влюбиться в тебя – предел моих мечтаний? Худшего и представить трудно.
- Так и не представляй! – я распалилась ещё сильнее, подстёгнутая нелестными словами в свой адрес: – На что ты вообще рассчитывал, решив сказать мне это? Что я воспою дифирамбы и рухну к твоим ногам?! Проклятье…
Я не договорила, почувствовав, как желудок болезненно связался узлом, а к горлу резко подступила тошнота. Инстинктивно прижав одну руку к животу, а другую ко рту, я согнулась пополам, борясь с рвотными позывами и ощущая, как мир вокруг проносится словно на карусели. К счастью, обошлось без эксцессов: пара глубоких вдохов, что едва не разорвали лёгкие, и я вновь почувствовала землю под ногами.
- Ты мерзкий, - прохрипела я, как только снова смогла выпрямиться. – Даже не подходи ко мне больше. Никогда!
На долю секунды в его стеклянных глазах что-то вспыхнуло, словно разряд молнии поразил беспроглядно чёрное небо, но каменное лицо осталось неподвижно, и я поняла, что он ничего не ответит. А если бы и начал говорить – я бы заткнула уши руками и всё равно убежала. Да, именно это я и сделала спустя пару секунд гробового молчания, прерываемого звоном падающих капель дождя и приглушёнными голосами людей внутри стен здания: резко развернулась и побежала, уже привычно ощущая его тяжёлый взгляд на своей спине.
Внутри всё клокотало от негодования и злости, отвращения и ужаса. Никогда раньше мне не доводилось испытывать настоящего шока, но, кажется, это именно он и был. Я бежала, не разбирая дороги, прямо по лужам и грязи, чувствуя, как по волосам и лицу уже ручьями стекает вода. Бежала, пока грудная клетка не заныла от боли, а ноги не подкосились от усталости, едва не поспособствовав падению всей моей туши прямо в огромную лужу грязи. Когда и без того небольшой запас сил иссяк полностью, я остановилась, упёрлась руками в колени, чтобы перевести дыхание, и вдруг поняла, что всё это время беспрестанно рыдала. Почему – я и сама не знала, но списала всё на переизбыток эмоций. В голове продолжали звучать, не переставая, жуткие слова, перевернувшие всю мою жизнь в одно мгновение, и как бы я ни трясла головой, мне не удавалось от них избавиться. Решив отвлечься, да заодно понять, где нахожусь, я подняла глаза и осмотрелась вокруг, к своему большому удивлению обнаружив, что ноги занесли меня к «Бесплодным землям» - клубу Торбина, нашему тайному пристанищу, в котором мы теперь проводили большую часть совместного времени. Тогда-то меня и осенило: Торбин! Возвращаться в общагу, где в любой момент можно было столкнуться с неожиданно влюблённым в меня псевдокузеном (тогда-то мне впервые и захотелось, чтобы наша связь действительно оказалась родственной, но вдруг его бы и это не остановило?) совсем не хотелось, меня выворачивало лишь от одной мысли об этом, а вот Торбин виделся спасательным кругом в штормовом море. Решительным шагом направившись к клубу, уже закрытому из-за позднего времени, я набрала номер парня, но он ответил мне не с первого раза, чем окончательно вывел из себя. Я начала орать на него, едва прервались раздражающие гудки в трубке, и прежде чем несчастный успел отойти от «тёплого» приветствия своей девушки, приказала немедленно отправляться в клуб, если ему ещё нужны наши отношения. Не дожидаясь никаких вопросов, я отключила телефон, а затем пробралась внутрь пустого здания через сломанную форточку в мужском туалете (мы часто таким образом пролезали туда по ночам, когда у Торбина не оказывалось с собой ключей). Поднявшись в нашу фиолетово-неоновую комнату на втором этаже, опустилась на диван и только тогда попыталась нормально успокоиться, тем не менее ощущая, что продолжаю содрогаться всем телом. Голос в голове не утихал.
Торбин появился минут через десять после моего звонка: я услышала сначала его чертыхания на первом этаже, пока он лез через форточку, а затем торопливые тяжёлые шаги на лестнице. Когда он поднялся, то на какое-то время задержался в дверном проёме, переводя дыхание, а на лице и во взгляде его читались недоумение вперемешку с растерянностью. Посмотрев на меня внимательно (подозреваю, видок у меня был впечатляющий), он шумно выдохнул и осторожно присел рядом, как будто опасаясь, что может вспугнуть меня любым резким движением.
- Что случилось, родная?
В голосе звучала нежность, он всё ещё тяжело дышал, и я невольно всхлипнула: бежал, торопился. Испугался моих слов.
- Ничего особенного. Приёмный кузен окончательно двинулся головой, и я не хочу возвращаться домой.
- Он тебя чем-то обидел сегодня?
- Нет. Он меня сегодня защитил, - я мотнула головой и внезапно задумалась: – И не только сегодня…
- Тогда, боюсь, я не понимаю, в чём дело. Расскажешь? – парень мягко улыбнулся, осторожно беря меня за руку, и от этого прикосновения я впала в ступор.
Никто никогда не говорил мне, что любит меня, даже мама. По крайней мере, напрямую не говорила. Может быть, поэтому его слова застряли у меня в голове, настолько непривычные по звучанию, настолько незнакомые и чужеродные, что становится дико?
- Торбин…
«А ты меня любишь?» - сформировался в голове вопрос, но я не решилась озвучить его вслух, ясно понимая, что любой из двух вариантов ответа меня не устроит. За всё время наших отношений мне даже ни разу в голову не пришло спросить нечто подобное, я не верю в эту чушь, мне этого не надо. Я уверена на все сто процентов, что больной разум Себастьяна пропитался извращённой тягой ко мне из-за тех событий, которые мы вместе пережили, и это просто галимый бред сумасшедшего, но почему-то всё равно никак не могла успокоиться. Торбин внимательно смотрел на меня и ждал, заметно переживал и нервничал, вероятно, опасаясь, что я сейчас скажу что-то совсем нерадостное, а то и вовсе пошлю его восвояси. Но я не хотела его посылать, ровно как не хотела ничего объяснять и слушать его сопереживания. Мне лишь хотелось угомонить бурю внутри себя и заглушить нескончаемый вой мыслей в голове. Хотелось забыть обо всём этом…
Неожиданно даже для самой себя я набросилась на него с поцелуем, а он опешил и далеко не сразу на него ответил, переваривая внезапную смену моего настроения. Держу пари, бедный парень вообще перепугался и растерялся от моего решительного напора, особенно когда я резко с силой повалила его на диван и запустила руки под рубашку.
Когда я поняла, что мои действия имеют уже чересчур недвусмысленный характер, было как-то странно давать на попятную, да и не возникало желания. Чем жарче становились поцелуи, тем тише звучал ненавистный голос в голове, пока не исчез вовсе. Забвение – это именно то, чего мне так отчаянно требовалось в тот момент, и я его получила.
