Самый неприятный сюрприз ждал его внизу, у люка в подвал, неожиданно оказавшегося закрытым. На торчащие из ручки шипы были наколоты две бумажки, казавшиеся полнейшим издевательством.
- Твою мать.
Здоровой рукой Джек сорвал записки, не сильно заботясь о сохранении их целостности, и быстро пробежался глазами по первой, написанной до противного знакомым аккуратным подчерком:
«Ты огорчаешь меня, Джек. Твои действия становятся все более хаотичными, теряют смысл. Сам ты начинаешь кидаться на членов своей стаи и не видишь того, что происходит перед твоим носом. Если это продолжится, то скоро вы начнете грызть друг другу глотки, а это не входит в мои планы. Постарайся не огорчать меня больше.
Для некоторых из вас я оставил несколько сюрпризов, твой – в письме, приложенном к записке. Остальное ждет тебя в твоем обычном месте обитания. Надеюсь, это послужит тебе уроком».
- Да пошел ты, - парень злобно посмотрел на висевшую над люком камеру, и собрался было разорвать обе записки, но его внимание привлек крупный, неровный почерк, которым было написано письмо – точнее, его часть. – Твои указания пусть Джим выполняет.
Письмо, тем не менее, сложил пополам и сунул в карман джинсов.
Еще одна стопка бумаги ждала его сразу под лестницей. Окинув ее тяжелым взглядом, Джек устроился на каком-то ящике и развернул первое послание:
«…очень перепугалась вчера. Ко мне прибежала бледная, как этот лист, Дженни. У нее сильно тряслись руки, и она едва могла связать несколько слов, поэтому первые несколько минут она повторяла только что-то про рану и Джима. Я сначала подумала, что она искала что-то нужное впотьмах и натолкнулась на мышеловку или еще что, и теперь не может найти дока. В итоге она только рукой махнула и потащила меня на кухню, по дороге перехватив Джима, который тоже как-то резко побледнел – видимо, такое у вас случается не в первый раз.
Я всегда считала, что не боюсь вида крови, но сейчас поняла, как сильно ошибалась – или это зависит от количества? Или от человека… я так испугалась за тебя, хорошо хоть меня сразу же припахали к чему-то, не помню к чему, вроде бы, принести что-то. Иначе бы им пришлось приводить в чувство двоих».
- Замечательно. Ни имени адресата, ни подписи. Я похож на коллекционера макулатуры? – пробормотал парень, комкая бумагу, тут же полетевшую в печь. – К чему это?
Память услужливо подкинула воспоминание трехмесячной давности, но оно не пожелало задерживаться в голове и тут же исчезло, оставив после себя только недоумение и злость.
Чертыхнувшись, Джек взял первое в стопке письмо, надеясь, что оно что-нибудь прояснит – но зря. Имя того, кому писалось, было старательно зачеркнуто и не читалось даже на просвет.
«Я уже почти привыкла к этому дому. Сколько времени прошло – неделя, месяц? Его счет давно потерялся, и я разве что могу определить время года сквозь узкие щелки между досками, которыми забиты все окна. Сейчас все еще осень, значит, прошло не так много дней… а ты, должно быть, сможешь сказать точнее.
Хотя к самому дому я привыкнуть успела, но атмосфера вгоняет меня в тоску. Я чувствую себя на редкость одиноко. Единственный человек, с которым мы можем понять друг друга – это ты, но у тебя нет свободного времени. Очень жаль…».
«Это безумие, писать кому-то письма, но не отправлять, не правда ли? Но меня здесь все сводит с ума. Лестница, ведущая на чердак, увешанная замками дверь, торчащие из ручек шипы… А может быть, я уже сошла с ума и боюсь себе в этом признаться? Ведь я разговариваю сама с собой. В начале каждого письма я пишу твое имя, хотя знаю, что ты никогда их не прочитаешь и не ответишь, а это лишь создает иллюзию того, что у меня есть собеседник.
Так я хотя бы чувствую, что не одна в своем кошмаре».
- К чему ты дал мне это читать? – Джек перевел взгляд на притаившуюся в углу камеру. – Чтобы показать, что ты уже кого-то свел с ума своими играми? Не удивлюсь, если этим письмам уже не один год. Чертов псих.
А рука уже тянулась к стопке.
К четвертому листку, к верхнему правому углу, был приклеен огрызок бумаги.
«Ты удивлен. И, должно быть, тебя интересует, кому адресованы эти письма. Мне было бы интересно наблюдать за тем, как ты пытаешься дойти до этого сам, но это может занять слишком много времени, и вряд ли бы ты пошел этим путем – тебе привычнее проламывать стены лбом, не так ли, Джек?».
- Конечно, - едко отозвался парень, осторожно, чтобы не повредить письмо, отрывая записку. – Ладно, и кому это писалось?
«Джек,
Я не хочу больше зачеркивать твое имя, иначе я снова начинаю упускать ощущение собеседника. Иногда я задумываюсь, а что будет, если ты когда-нибудь это прочитаешь? Это было бы… забавно. Хотя большинство я сжигаю в камине, когда ищу очередной кусочек паззла в гостиной, но кое-что остается. Зачем? Чтобы напоминать себе о том, что эти письма не были видениями уставшего разума… а еще о том, что я хотя бы не разговариваю сама с собой вслух
Знаешь, он уже несколько раз предлагал затащить сюда Марка. Сначала я долго отказывалась, а теперь думаю – может, стоит воспользоваться его предложением? Но как бы плохо не было мне, я этого не сделаю – пусть плохо будет только мне, а не ему. Марку всего шестнадцать… и хотя я старше его всего на три года, в душе он сущий ребенок. Долго бы он тут не протянул, убившись обо что-нибудь, что каждый раз пытаешься сделать ты. Но ты счастливчик, раз до сих пор жив.
Или уже нет. Может быть, как раз в этот момент на тебя упала гиря или топор, и ты уже не сможешь встать».
Джек никогда не считал себя впечатлительным или трусом, но от последних слов ему стало не по себе. Как и от того, что писавшая это обращается к нему.
Парень знал Марка – его не так давно притащил Кукловод, хотя когда это случилось, никто не понял, просто однажды глава Подполья наткнулся на него, когда тот лежал без сознания в прихожей.
Очнувшись, Марк развел бурную деятельность, предложив с десяток самых безумных планов, как им выбраться из дома, но в конце добавил, что сначала он найдет свою тетю. Дженни это испугало и растрогало одновременно, Джим только покачал головой, а Джек предложил свою помощь.
Он тряхнул головой и собирался уже отложить письмо, но увидел небольшую приписку, выполненную рукой Кукловода:
«Едва ли ты поймешь, что написано на следующих страницах, но я счел, что это поможет тебе определить, чьему авторству они принадлежат».
Парень торопливо схватил сразу несколько листов, пробежался глазами по тексту… и раздраженно стукнул кулаком по стене – несмотря на то, что там была подпись, написано было на другом языке, а подчерк стал более уверенным, стремительным, и только отдельные буквы, казавшиеся знакомыми, говорили о том, что писал все тот же человек.
- Бред, - он попытался разобрать имя, но у него получилась только какая-то непонятная Ахха Цепобе.
Хотя одно знакомое слово все же было – насмешливое: «Сдаешься?» - было выведено с самого краю и едва заметно.
- Никогда, - Джек с вызовом посмотрел на камеру и упрямо сжал губы, ловя себя на мысли, что невольно перенял любимый жест Энн.
Следующие несколько писем тоже оказались непонятными, но потом снова пошли на английском. Были даже подписи… и Джек понял, что лучше бы и не знал, кем это написано.
«Джек,
Этот мерзавец притащил сюда Марка, представляешь? Я не знаю, как с этим справлюсь – из-за меня у него могут быть еще большие неприятности, поэтому я стараюсь не попадаться ему на глаза. Зато заметила, что вы подружились. Не знаю, должно ли меня это радовать или пугать… но меня это радует. Хотя если бы он постоянно был с Дженни, я бы не так волновалась. За вас обоих. Я надеюсь, что вы хотя бы не наделаете лишних глупостей… Энн».
Белый лист упал на пыльный, давно немытый пол.
Джек прислонился к стене, запустил руки в волосы и зло уставился на камеру, на которой издевательски мигал красный огонек.
- Чего бы ты ни хотел этим добиться, ты этого не добился, - процедил он сквозь зубы, едва удерживаясь от желания запустить в камеру молотком.
На душе скреблись кошки. Джек чувствовал себя последним подлецом, предавшим верную боевую подругу, прочитав то, что хоть и было обращено к нему, но не для него.
Энн никогда не показывала, что ее сколько-нибудь задевают его очередные полученные по собственной глупости раны – она вообще всегда была спокойна. С виду. А на деле выходит, ее спокойствие было лишь маской наподобие той, что висит в гостиной, а сама она тихо сходит с ума наедине со своими мыслями.
А он, дурак, снова и снова требовал от нее помощи.
От осознания этого становилось только хуже.
Протянув руку, Джек нащупал последний лист и поднес к глазам, хотя читать было страшно. Пальцы мелко дрожали, и парню стоило больших усилий успокоить себя, чтобы не показать наблюдающему за ним Кукловоду, насколько его это задело.
« Джек…
Мне все чаще начинает казаться, что мы заперты в этом Доме навсегда. Сейчас я смотрю на порез на своей ладони, оставленный шипами. Из него течет кровь… Капли красные, тяжелые, а одна чуть не упала на лист. Я слизнула ее – новые порезы стали так медленно заживать, а медикаментов, чтобы ускорить процесс, у меня нет. Те, что оставлял мне Кукловод, я отнесла в подвал – тебе они нужнее.
Я все еще держусь. Помню о том, что за дверьми этого дома нас ждет Свобода, куда я так хочу вырваться. Но воспоминания затираются и бледнеют… Медленно, конечно. А что с ними будут потом? Сейчас мне смешно, а через секунду потекут слезы. Кукловод… зачем, зачем ему это?
Только на бумаге у меня получается говорить что-то. Я стараюсь оставаться сильной. Ради тебя, ради Марка. Но с каждым днем это становится все труднее, мне уже невозможно держать все в себе. Забавно. Никто никогда не прочитает то, что я тут пишу.
Мне сложно писать – ручка дрожит, это уже хулиганят расшатанные нервы. И кровь все-таки капнула. Я люблю тебя, Джек, одного тебя, первого, а ты никогда об этом не узнаешь, я не скажу. А может быть – не доживем… Это так глупо и странно – любить там, где само слово любовь теряет свой смысл и становится какой-то дурацкой шуткой. Но люблю».
Очнулся от своих мыслей Джек только тогда, когда пальцы цепанули воздух. Он нахмурился и опустил глаза - на полу образовалась россыпь клочков бумаги, бывших некогда письмом, которое он вертел в руках, чтобы хоть чем-то себя занять.
- Проклятье, - парень ногой сгреб обрывки в кучу и, глядя в пол, выдавил. – Если ты надеялся, что я перестану хотеть найти тебя и прикончить, то ты ошибся – теперь я хочу этого еще больше.
Крышка люка открылась с глухим стуком, и в подвал просунулась чья-то лохматая голова:
- Эй, тут есть кто-нибудь живой, или я могу не заморачиваться по поводу, как мне спуститься со всем этим добром по лестнице? – Джек тихо выругался сквозь зубы и постарался слиться со стеной: видеть Энн ему сейчас хотелось даже меньше, чем брата. – Ответа ждать бесполезно? Ладно, хотя бы крыс покормлю.
Она спустилась в подвал, сжимая в одной руке большую тарелку, откинула волосы и покрутила головой. Голубые глаза остановились на нем.
-А, так ты тут. Меня поймала Дженни и опять нагрузила обедом для тебя – достала уже, честное слово. Попадайся ей на глаза хотя бы раз в день, ладно? – девушка подошла к шкафу, чтобы поставить тарелку на единственное пустое место. Провела рукой, нахмурилась и вытащила с полки лист бумаги, которого еще вчера там не было. – Что это? Неужели ты кому-то пишешь письма?
Джек рывком поднялся на ноги, подошел к Энн и сжал запястье той руки, которой она держала письмо.
- Положи. На. Место, - прошипел он ей в ухо.
Жалобно звякнула выпущенная из руки тарелка, разлетевшаяся осколками. Бумага упала сверху.
- Что ты делаешь, идиот?! – Энн попыталась вырвать руку, но хватка была слишком сильной. – Больно же. Мог и словами сказать, что это что-то секретное.
Под ее гневным взглядом Джек все-таки разжал пальцы, и девушка, фыркнув, склонилась над тарелкой, собирая осколки.
- Дженни меня убьет за эту тарелку, она ими почему-то сильно дорожит… Ай!
- Что?
- Ничего, порезалась, - Энн с тоской посмотрела на кровоточащую ладонь и тихо вздохнула. – Черт, только начала заживать. На, забери свое письмо, - она подняла двумя пальцами листок и протянула его Джеку, но в последний момент отдернула руку, глянув его содержимое. – Ты знаешь русский?
- Нет, - удивлено отозвался парень.
- Тогда что… - Энн пробежалась взглядом по нескольким строкам и побледнела. – Откуда у тебя это?
- Не знаю. Оно лежало тут, - Джек не выдержал ее взгляда, удивленного и обиженного одновременно, и отвел глаза.
- Не ври. Оно не могло тут лежать. И…
Девушка хотела сказать еще что-то, но только безнадежно махнула рукой и неожиданно бросилась к лестнице.
- Энн, подожди… Ч-черт, - Джек хотел догнать ее, но поскользнулся на опрокинутом обеде. Упасть не упал – зацепился за шкаф. – Чтоб тебя, Дженни, с твоей едой…
А наверху хлопнул люк, ясно давая понять, что продолжения разговора не будет.
Джек обошел почти весь дом, исчерпал весь запас ругательств, но Энн так и не нашел, зато наткнулся на Дженни, сидевшую на лестнице и протиравшую маленькой тряпочкой ступеньки.
- Ты Энн не видела? – устало спросил он, опираясь на перила.
- Видела, - девушка закончила протирать, сложила тряпочку и повернула к нему голову. – Она сидела тут с порезанной рукой. Я попробовала до нее достучаться, но она не реагировала. Знаешь, я немного боюсь вида крови, поэтому позвала Джима, а он ее куда-то увел. Извини. Поищи их в гостиной.
-С-спасибо, - выдавил парень. – Так и сделаю.
Энн действительно оказалась в гостиной. Она сидела за столом, облокотившись на столешницу и спрятав лицо в ладонях. Правая рука была старательно забинтована. Рядом, положив руку ей на плечо, стоял Джим и что-то тихо говорил. Увидев в дверях мрачного и злого Джека, он только кивнул ему и сам вышел из комнаты.
Девушка опустила руки и окинула Джека пустым взглядом.
- Что тебе надо?
- Послушай. Это будет звучать глупо, но…
- Не надо. Много прочитал? – Энн посмотрела на него и поняла все сама. – Понятно. И… Да кто тебе вообще дал право шарить в моих вещах?! – прошипела она, вскакивая. Было видно, что ей едва-едва удавалось сдерживаться, чтобы не перейти на крик.
- Ты дашь мне договорить или нет? – Джек сделал к ней шаг, но она отпрянула от него, прижавшись спиной к шторам. – Проклятье, Энн…
- Нет. Уйди!
- Да послушай ты! – не выдержав, он схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул…
Джим с некоторым беспокойством приблизился к двери в гостиную. Голосов оттуда уже не доносилось, и это давало доктору повод опасаться, что они ненароком поубивали друг друга – их крики, наверное, слышал весь дом.
Вполне живой Джек стоял спиной к двери, склонив голову. К нему прижималась, обвив его шею руками, вполне живая Энн. Они явно смогли договориться, и вряд ли им теперь нужен был третий участник спора.
Мужчина только усмехнулся.
