Безюминка

[Vika]

Эта работа с БХ - моя дань уважения финалу сериала "Сверхъестественное", чьим преданным фанатом я являюсь. Впрочем, невооруженным взглядом видно, чем я вдохновлялась при создании этой работы.

Ночь выдалась что надо для быстрого бега через темный лес. Ветви деревьев тесно переплелись и навеки сомкнулись на уровне двух метров над землёй, создавая непроницаемый для лунного света покров. Хотя именно сегодня полнолуние, и серебристое светило размером с половину неба заливает своим холодным пламенем каждый уголок, лес не сдается этому натиску. Недаром он имеет дурную славу. Люди избегают ходить через него даже днём, что уж говорить о ночи, тем более такой, когда болезненно-желтая луна тревожит душевнобольных, да и в здоровых вселяет неясную тревогу, а то и страх. Мне же мрак особо не мешает, пришлось, правда отказаться от прекрасных фиалковых глаз очаровательной и гостеприимной хозяйки самого популярного салона Беардо. Право дело, эти глаза абсолютно бесполезны во тьме. Другое дело: знаменитые вечера мадмуазель Монстри. Там они сослужили мне хорошую службу – очаровывали, завлекали, внушали доверие. Вот и пару ночей назад я обходила гостей с бокалом того, что они принимали за вино, расточала улыбки направо и налево, обещала составить компанию за партией в карты, тщательно избегая хоть каких-нибудь отражающих поверхностей. Само собой, что в моем доме их не было, даже бокал в моей руке был из матового стекла, но гости так и норовили притянуть что-нибудь отражающее. Впрочем, мелькнувшую случайно мою настоящую наружность гости списывали на разыгравшееся воображение, ведь вино лилось рекой, а свет всегда был приглушен, таинственный полумрак к тому же создавал нужную атмосферу. Я широкими кругами приближалась к намеченной жертве: молодой девице, упившейся вусмерть и надоевшей всем окружающим, а потому покинутой в самом темном углу. Своими замечательными ушками издалека я слышала всё, о чем она болтала весь вечер с разными людьми. О больной бабуле, живущей за лесом, о матушке, просившей проведать старушку и слёзно умолявшей не ходить через лес, особенно ночью, и тем паче в полнолуние, которое уже скоро, о ключе от бабушкиной двери, висевшем на поясе. План сложился моментально в моей ныне красивой, и всегда сообразительной головке. От перспективы как следует поесть задрожали поджилки. Питаться в наши дни хорошо весьма проблематично, того и гляди наведешь кого-нибудь опасного на след. А я – уникальна, возможно, вообще единственная в своем роде. За тысячу лет жизни ещё ни разу не встретила похожее создание. Чуть не всплакнула, вспомнив о былом, когда я ела гораздо чаще раза в год. Ладно, не будем о грустном. Я заботливо приобняла девицу за талию и повела наверх, якобы отдохнуть. И мне ничего не стоило снять слепок с ключа, а затем, покопавшись в голове и выудив личность нужного мастера, превратиться в приземистого лысеющего толстячка на часок, изготовить ключ.
Именно его я сжимаю сейчас в руках. Клубящиеся тучи разошлись в стороны, в очередной раз обнажив огромную луну, которая немедленно залила всё вокруг бледным светом. Метнулась болотная птица с резким криком, и ей завторив, раздался протяжный вой. Потянуло сыростью и псиной. Так и есть, впереди болото, мерзкая жижа которого захлюпала под лапами оборотня. Воду, а уж тем более зловонную, я не очень жалую. И не потому что боюсь замочить ноги или подол, хотя плащ моего любимого кровавого цвета мне жаль марать. Но вода прекрасно отражает, а впрочем, увидев моё настоящее обличье, оборотень быстрее уберется с моего пути. Его слюнявая шерстяная морда ни в какое сравнение не идёт с моим, так сказать, лицом.
- И не вздумай спрашивать, куда я иду. Если бы у меня была матушка, наверняка бы она посоветовала с незнакомцами беседы не вести, - я опустила взгляд вниз, он по инерции тоже, а так как нас разделяла эта лесная лужа, то его скулеж услышали аж на другом конце Беардо.
Вот и домик старушки. Ключ идеально подошёл и бесшумно отворил замок, всё- таки мастер дело своё знал, хотя когда и где я его съела, припомнить не смогла, главное, что с его жизненными силами, я унаследовала и его внешность, и знания, и умения, и воспоминания, и мысли. А теперь в любой момент могу всё это воспроизвести. Пластична до невозможности – вот моя супер способность. Старушка лежала в постели и я, не мешкая, впилась в ее губы поцелуем смерти. Этот поцелуй для людей был смесью анестезии и эйфории, они жаждали его, такой себе бонус от костлявой. Всего мгновение понадобилось, чтобы поглотить оставшуюся искру жизни в этом теле, изъеденном годами и болезнями. Вкус мерзкий, если честно. И все ради внучки, она-то меня порадует. На старые кости накину капот, на космы седые чепец натяну и буду ждать ее, вкусную.

 

[Vika]

В далеком 2014 году я писала эту работу на Большой Литературный Турнир, и участвовало нас там около десятка и голосующих тоже было много. И кажется это чем-то невероятным уже. Хорошие времена были!

-Дедушка! Дедушка! А вы историю сегодня расскажете?
Услыхав вопрос сына, Ханна улыбнулась. Она сняла с огня котел с похлебкой и поставила на стол.
-Вы опять не дадите дедушке горячего поесть и так три дня к ряду, - добродушно пробурчала молодая женщина.- Где ваше гостеприимство? Чтобы отец сказал?
-Ничего, дочка, не ругайся! Я горячее не люблю, а рассказывать складно умею. - И он хитро подмигнул вихрастому мальчонке напротив. Ханна разлила похлебку и села за стол. Ей и самой было любопытно, что за историю сегодня поведает этот занятный старик. Девочки-близняшки застучали ложками по тарелкам, а сын во все глаза уставился на гостя. Скользнув взглядом по одинаковым личикам сестричек, старик внезапно посуровел, взор его затуманился и он начал свой рассказ.
-Случилось это пятьдесят лет назад в родных мне краях. Земли там равнинные и плодородные, зимы мягкие и короткие, так что народ повсеместно занимается земледелием. Были там две деревушки-соседки. В одной жил простой и бесхитростный люд, трудился день и ночь на полях, в другой же все было наоборот, пьянь да рвань одна там была, копила завистливую злобу на соседей. Впрочем, на окраине Темной деревушки жила одна сердобольная вдова - чуть ли не единственная добрая душа на всю деревню. К ней в лихую годину постучался путник. И вдова его приняла. Ох, недобрый то был человек! Маленький, плюгавенький с заостренными чертами лица как у хищной птицы, одет он был в рваную мантию, всю заляпанную грязью и засохшей кровью. Никогда таких людей в тех краях не видывали и ведать – не ведали, что то колдун из чужих земель, изгнанный за свои кровавые и страшные преступления. Обжился колдун, окреп, убедился, что погони за ним нет и начал дела свои темные творить. Поначалу стали люди пропадать, а потом появились драконы. Да не простые, что размером с сарай, неповоротливые и ленивые, а те, что поменьше, юркие и быстрые, боевые. Зла и жестокости им было не занимать, и служили они верой и правдой колдуну. Вскоре все в округе стали говорить, что людей драконы крадут. И однажды это подтвердилось. В Светлой деревушке стоял жаркий полдень, на одном из полей трудилась вся семья: вот широкоплечий отец идет с плугом, вспахивая благодатную черную землю, его румяная жена идет следом и бросает зерно, а старший сын заворачивает борозды. Были в той семье еще два постреленка, братья – близнецы, спокойный Аннульфо и непоседливый Аннулио, до того похожие, что даже мать их не различала бы, если бы не одна особенность: на запястье у братьев было родимое пятно в виде драконьего яйца, у Аннульфо - на правом, у Аннулио - на левом. Сидели они с краю поля, а через миг тень в небе мелькнула. Дракон упал с неба коршуном, подхватил Аннулио и ушел ввысь. Крик мальчика долго еще в воздухе звенел. Мать от горя в тот год и померла. А отец с сыновьями покинул родные места. И не увидели они, что дальше в тех краях творится стало. Колдун свою драконью армию во зло использовал. Дань платить всех обязал, а не хочешь – дом твой и поля с урожаем драконы сожгут, а тебя с семьей насмерть растерзают. Минули годы, некогда цветущий край превратился в сумрачную степь, страх и ненависть отравили воздух, поползли туманы над землей, и та перестала родить. Все меньше и меньше получал колдун, и все больше и больше он бесился, лично являлся на своем любимом драконе на места жестокой расправы. Роптали люди, но не было им спасения. Проклятые драконы совсем жизни не давали. И все же и после самой темной ночи наступает рассвет. Вернулся в Светлую деревушку свой герой, Аннульфо Драконоборец. Владел он исправно луком и вскоре извел большую часть драконов. Всем ведь известно, что покрыты драконы непробиваемой чешуей - броней, но на брюхе есть мягкое место, потому и летают высоко, берегутся. Но что значит высота для меткого глаза и твердой руки! Вскоре колдун послал своего любимца расправиться с храбрецом. Стоит Аннульфо в поле, вздулись вены на руках, крепко сжимают лук, а хитрый изворотливый дракон за левым плечом парит. Туман вокруг клубится, выедает ядом глаза - стоит упрямый и смелый воин, мать и брат у него перед глазами. Медлит отчего-то дракон, втягивает воздух со свистом и ревет протяжно, нападать не спешит. А Аннульфо не медлит, ярость и боль давняя затмевают разум, кровь бурлит. Выпустил стрелу через плечо, рухнул дракон, издыхает, закатились глаза, лапы землю скребут, а на левой лапе пятно в виде драконьего яйца.
Замолчал старик, молчат и его слушатели в ужасе от услышанного. Невольно взгляд Ханны падает на правую руку старика, что там у него под рукавом на запястье?

 

[Vika]

А темой для этой работы была сказка "Репка" по-эстонски. То еще задание, если честно. Интересное, но сложное.

Жила-была мышка Айни. Да непростая мышка, а волшебная. Жила она уже много лет в пригороде Таллина и не знала бед. Матушка-природа и магия наделили ее разумом и волшебными способностями, а семейное древо насчитывало уже несколько поколений волшебниц мышиной наружности, разбросанных нынче по всему свету. Родоначальницей сего славного рода была знаменитая мышь, оставившая по себе память в веках и след в людских сказаниях, та самая мышка-норушка, без которой одна бедная семья никогда бы не вытащила из земли свое единственное достояние растительного происхождения.
Айни была хранительницей дома. Как только в стену только что построенного дома вбивался последний гвоздь, он сразу обзаводился собственной хранительницей, жизнь которой была неразрывно связана с жизнью дома. Если дом прекращал свое существование, то и хранительница пополняла ряды небожителей. Все бы ничего, но в домах жили люди, а это существенно осложняло задачу хранительницы. В те времена, когда люди еще верили в домовых, мышки без опаски бегали в стенах, шуршали иногда в старом тряпье, и с удовольствием пили молоко из блюдечек для умасливания мифических хозяев дома. И даже кошачье отродье угрозы для волшебниц не представляло, усатые-полосатые довольствовались обычными мышками-глупышками, где им было угнаться за исчезающими внезапно в облаке тумана умницами. Но современные люди – совсем другое дело. Разрушать – вот их девиз.
- Мы не можем жить в такой развалюхе! – категоричным тоном заявила она, осмотрев дом от чердака до подвала. От ее зоркого взгляда ничего не ускользнуло: ни скрипящие половицы, ни опасно покосившиеся ставни, а уж про отсутствие водопровода и санузла и говорить не приходилось.
- Но, дорогая, ты же помнишь, почему мы вернулись сюда из Таллина. После того как банк отобрал нашу квартиру, - начал было неуверенно он.
- Мог бы не напоминать! И это после двадцати лет верной службы на благо этой фирмы! А теперь мы должны жить здесь!
- И у нас нет денег на новый дом или хотя бы на ремонт этого. Пожалуй, осмотрю сад.
Женщина прошла на кухню. Высокие светлые потолки, огромные окна наполняли комнату светом, теплом и уютом. Чистая посуда призывно сияла в сервантах, а на столе лежала старинная поваренная книга, раскрытая на рецепте печенья к чаю. Женщина раньше никогда не пекла, было некогда да и незачем, диета и фастфуд сменяли друг друга с завидной регулярностью.
Мужчина открыл дверь в сарай. Инструменты аккуратно стояли у стены и так просились в руки. Стоило заняться садоводством, раз уже они оказались здесь, тем более, что все располагало к этому. Он посмотрел в открытую дверь на огромный и запущенный сад. Вспомнилось, как он с удовольствием ходил на кружок ботаники в школе и копался в земле в школьной оранжерее. Зачем он стал менеджером? За дверью стояли банки с краской. « Краска произведена в прошлом году. Что она здесь делает? Риелтор, кажется, говорил, что дом пустует много лет. Странно. Но это нам на руку. А что там в тех ящиках, интересно».
Она пила чай из малиновых листочков, перед ней на столе дымилась тарелка горячего печенья.
- Милая смотри, что я обнаружил в сарае! – В руках он держал новехонькую красивейшую колыбель, еще пахнущую свежеструганным деревом. – Чудо да и только!
При этих словах под половицей хитро блеснули глаза виновницы чудес. А всего через десять лет эта счастливая семья разрослась до огромных размеров и с удовольствием помогала папе справляться с неожиданным урожаем. Папа вцепился в зеленый чуб репы, мама держалась за папу, за ее подол схватилась дочь, еще и пес с котом помогали. Двое братьев-погодков прыгали в резной колыбели и всем видом выражали большое желание помочь.
Со стороны на эту картину смотрели две мыши. Айни и ее соседка-кузина.
- Репа? Ты серьезно? Других семян не нашлось для дружной семейки? Ты не оригинальна, дорогуша, - со скучающим видом проговорила родственница.
- Ты только посмотри на них! Это их счастливая сказочная жизнь! Они вместе, и любят друг друга, свой дом свой сад! Ты же знаешь, что несчастья разнообразны, а счастье – оно одно, - и с этими словами Айни поспешила на подмогу своим подопечным.

 

[Vika]

Сотая юбилейная неделя в ЛД была мега необычной. Мы создавали по музыке текст, а арт-мейкеры по нашему текту скриншот. Я удостоилась чести поработать с Лисег и победила.

Сырой пронизывающий ветер гнал пыль и листья по дороге. От его неласковых объятий дрожали кусты и деревья, и редкий прохожий останавливался, чтобы прочесть объявление на столбе, хлопающее на ветру. «Пропала девушка» гласил листок. Эту девушку искали уже полгода. Жители дома № 13 помнили, как еще весной полиция по требованию родителей вскрыла квартиру на цокольном этаже и ничего не обнаружила. Хозяйка квартиры – та самая девушка – исчезла, будто испарилась. На столе лежала исписанная тетрадь, рядом стояла недопитая чашка кофе, все вещи лежали на своих местах, покрывшись изрядным слоем пыли, замки в дверях были неповреждены. Если не считать разбитых и так и не убранных керамических цветов в углу, ничто не указывало на какую-либо трагедию. И все же девушку больше никто не видел.
- Олеся! – тон мамы не предвещал ничего хорошего. – Мы с отцом уже устали от этих бесконечных ссор и споров. Ты – человек взрослый, через месяц тебе исполнится 18, ты получила аттестат и вольна делать, что пожелаешь.
«Но…», подумала Олеся.
-Но мы все-таки не равнодушны к твоей судьбе, желаем добра, а потому решили, что дадим тебе год: живи отдельно, пиши, твори, дерзай. Если же и через год ты никак не продвинешься на этом поприще, то поступишь на экономический, получишь нормальную профессию, еще спасибо потом скажешь! - продолжила мама, не замечая перекосившегося лица дочери.
Срок, данный родителями, близился к концу, а Олеся все еще искала себя. В мусорную корзину были отправлены поочередно и исторический роман о Клеопатре и Цезаре, и фантастика про прекрасную принцессу Марса и храброго капитана космического корабля, и сборник сонетов, и целая куча рассказов. Олеся все чаще вспоминала о Гоголе и его втором томе, нервно меряя шагами небольшую комнату своей полуподвальной квартирки. Ее новому детищу – любовному слезливому роману – грозила та же участь. В этот раз юная графоманка описала самое себя, в ход пошло все: обстановка квартирки, собственный короткий жизненный опыт, отношения с родителями, друзья, далекие от идеала. Даже, купленные по случаю на барахолке, керамические цветы удостоились чести попасть в сие произведение, разбавленное солидной долей страданий от несчастной любви.
Олеся перестала ходить по комнате и взяла в руки тетрадь, пробежала глазами несколько страниц. «Банальщина! Неправдоподобно! Скучно! – Она яростно рванула листы с описанием обстановки, и цветы были безжалостно и легко удалены из шедевра. Горестно вздохнув, она поплелась на кухню варить кофе. На обратном пути девушке попались на глаза те самые цветы под стеклянным колпаком. Олеся поставила чашку на стол и приподняла колпак, чтобы полюбоваться почти живой красотой букета и хрупкостью керамики, заодно и пыль смахнуть, ведь она еще ни разу не удосужилась этого сделать со дня покупки.
Раздался хлопок и золотистый свет залил всю комнату, высветил все темные углы и прогнал вечный полумрак, царивший в комнате. Страницы тетради затрепетали и тоже наполнились светом, которого так не хватало бездарному автору. Когда же свет погас, то Олеси в комнате больше не было, а цветы были разбиты вдребезги. Роман пополнился новым персонажем.
Следователь пропустил маму Олеси вперед. Ей захотелось взглянуть на квартиру в последний раз. Дело закрывали, нужно было собрать вещи и ключи от квартиры вернуть хозяину. Пока женщина ходила по комнатам, собирая пожитки дочери, полицейский растопил камин. На улице стоял промозглый ноябрь, а в помещении давно не жили, там было очень неуютно.
- Я готова, все собрано, можем идти, - женщина шмыгала носом, а глаза ее предательски покраснели.
- А это берете? - Мужчина протянул тетрадь. – Написано рукой вашей дочери, тут всюду ее имя на полях.
- Швырните в огонь, видеть этого не могу! – истерично взвизгнула женщина.
Следователь пожал плечами и, вставив вырванные страницы в тетрадь, бросил записи в огонь. Они с мамой так и не увидели, как жадно зализали языки огня загоревшиеся было золотистым светом страницы.

 

[Vika]

Как же мне нравился портрет этой леди, сногсшибательно красивая женщина, а ее еще нужно было поместить в вестерн и представить романтической героиней.

Почтовый дилижанс еле тащился по дороге, внутри замученные духотой и долгой дорогой сидели несчастные пассажиры.
- Интересно, долго ли еще до города? – В сотый раз спросила молоденькая учительница из Бостона, едущая к своему жениху, нетерпеливо тряхнув рыжими кудряшками.
- Уже нет, мэм, пара часов и мы на месте, - новый помощник шерифа тоже не был умудрен ни опытом, ни знаниями, ни прожитыми годами. Он и сам впервые ехал в этот маленький городишко на западе, но изо всех сил старался показать свою значимость, особенно перед дамами.
Совсем другого рода были пассажиры, сидящие напротив: пожилой падре и женщина лет тридцати, чье лицо практически скрывала шляпа с широкими полями. Впрочем, и того, что открывалось взору, было достаточно, чтобы привлечь внимание: белоснежная кожа, точеный подбородок, полные губы темно-вишневого цвета. А если бы шляпа хоть на минуту покинула великолепную голову хозяйки, то портрет дополнили бы тяжелые локоны цвета эбенового древа и серо-зеленые глаза. За всю дорогу пассажиры так и не услышали ни единой жалобы, не дождались хоть слова. От нее веяло холодом и элегантностью. Никому из них не дано было заглянуть в ее мысли и душу, иначе они поразились тому вулкану страсти и надежды, бушевавшему в ней.
- Слава Богу, на пути нам не встретилось препятствий, - подал голос почтенный священнослужитель. – Ни индейцев, ни грабителей.
- Вы правы, падре, слава Создателю, ведь в здешних краях свирепствует банда Джонни Уокера. Они грабят всех, кого только могут. Наглы, быстры и дьявольски удачливы эти бледнолицые, их боятся даже индейцы. До сих пор власти не могут ничего поделать, даром, что главарь даже не утруждается закрывать свое лицо, и его портретом украшены все столбы. Последний раз они как раз напали на дилижанс. Правда, следует отметить, что если люди безоружны и не оказывают сопротивления, их оставляют в живых, - многозначительно заметил помощник шерифа.
- Надо же, Робин Гуды наших времен, - хихикнула учительница. Никто и не заметил, как сжались руки дамы в шляпе, до этого спокойно лежащие на коленях.
« Вот как теперь тебя зовут – Джонни Уокер. Я почти уверена, что это ты. Еще там в Бостоне я увидела твой портрет в газете. Внешность мне незнакома, но глаза… . В них светится твоя душа, любимый. Я узнавала ее уже тысячу раз, с тех пор как встретила тебя впервые, и мы полюбили друг друга. Сколько времени нам отпустит судьба в этот раз? Те несколько месяцев в Италии во времена правления Боржиа были последними, а затем несколько столетий поисков. Это мое проклятие: находить и терять тебя. Сколько раз ты умирал у меня на руках, а я вновь и вновь не могла отпустить тебя, и отправлялась на поиски. И каждый раз находила, в разных странах, в разных эпохах, в разных обличьях, я незнакомка для нового тебя! Но твоя душа тоже меня узнает, наша любовь никогда не умрет, как и я не умираю и не старею».
Полуденный зной и тишину нарушил топот копыт, приближающийся с огромной скоростью к дилижансу. Скоро засвистели пули, выпущенные из шестизарядников. Возница остановил колымагу, от бандитов не уйдешь. Мужчины со скрытыми под платками обветренными лицами окружили карету.
-Это ограбление! – возвестил спокойный голос одного из них, он, единственный был без платка, в ковбойской шляпе и с равнодушным взглядом. – Без глупостей! Выходим по одному, дамы, падре, шериф. – Он отвесил шутливый поклон.
- Помощник шерифа, смею заметить, - пролепетал тот.
Джонни спокойно следил за тем, как незадачливые путешественники вылезают из дилижанса. Последней показалась дама в шляпе. Она подошла прямо к нему и смело взглянула в глаза.
На это раз судьба подарила им целый год. Счастливые, влюбленные, они вместе грабили поезда и дилижансы на диком западе, пока шальная пуля, выпущенная тем самым помощником шерифа, не прервала жизненный путь Джонни.
* * *
Дежурная медсестра тихонько вошла в палату и выключила телевизор, по нему как раз крутили какой-то вестерн. « Какая красивая женщина и столько лет в коме», подумала она, в очередной раз, отметив для себя черные как смоль волосы, грудь, мерно вздымающуюся от аппаратного дыхания, и навсегда закрытые серо-зеленые глаза.

 

[Vika]

Эта работа с первого Литературного Марафона. Жаль, что они больше не проводятся.

Ночь. Тьма. И тишина.
Сияние. Звезды. Бог. Луна.
Колодец. Мальчик. И старик.
Душа. Добро. Прозренья миг.

- Ты кто? – Петер-монашонок, сын простой церковной служки, замер от неожиданности, увидев у колодца седого старика.
- Светозар, - старик улыбнулся. Искренне, по-доброму. У Петера тотчас же пропал всякий страх, он подошел поближе.
- Это ты живешь в колодце? – Малец приподнялся на цыпочках и заглянул в колодец в тысячный раз. Эхо подхватило последнее слово, и Светозар скорее догадался, чем расслышал вопрос.
- Живу? Нет, - слегка удивился он. – Я путник, брожу по деревням, учусь.
- Учишь? – Мальчонка все никак не мог оторваться от колодца, и так, и этак ходил он вокруг, все силился что-то там разглядеть.
- Сам учусь, встречаю людей, каждый может чему-то научить. Даже ты, - тут Светозар припомнил, как научился у добрых лесных людей не носить при себе ничего ценного.
- Я?! – Петер оторвался наконец-то от созерцания воды и с недоверием покосился на белого как лунь старика.
- Конечно. Вот ответь мне, пожалуйста, что ты там выглядываешь в колодце-то? Что ты здесь в ночь-полночь забыл?
- Хочу понять, что в колодце. Видишь, из него свет бьет? – мальчуган нетерпеливо махнул рукой в сторону колодца, а сам уже присаживался подле занятного старика.
- Вижу свет. Колодец-то, поди, бездонный, вода в нем есть? Может, звезды отражаются?
- Звезды высоко, а колодец глубокий, где их свету достать туда, да потом, не каждый день ночь ясная. Вот допустим ни луны, ни звезд нет, а свет яркий столпом бьет. Чудеса, - Петер наклонился к старику и зашептал. – А еще его никто больше не видит, я и Ганса приводил, и Ханну.
- Кого? Колодец? – Предчувствия старика не подвели. Что-то необычное было в Петере.
- Свет, - поморщился от недогадливости такой мальчик. – Ни дети, ни взрослые. Ну, кроме тебя. Ганс хотел камень бросить, а я не позволил. Вдруг там живет кто? И воду мы из него днем черпаем. Черпаем и черпаем, нигде в округе больше воды нет, мама говорит, что и деревня наша вокруг колодца выросла. Вода всем нужна.
- Правду говоришь, странные края у вас тут. Я допустим издалека иду, так вот последнюю лужицу, не то что реку или ручеек какой видел давненько, лун этак тридцать назад. Верно, вода всем нужна, без нее жизни нет. Пустынно там везде, уныло.
- А еще колодец пересыхает, когда беда случается. Война была страшная много лет назад, напали на деревню чужеземцы, чуть дотла не сожгли. Озлобились люди тогда страшно, уже и война закончилась, уже и отстроились, а страх и зло не покидали души. Не любили тогда чужих, выгоняли из деревни, а то и похуже поступали. Мало воды колодец давал, и та багрецом отливала и соленой была на вкус.
- Ну, а ныне как дело с водой обстоит?
- Всем хватает, мирно, спокойно ведь. Хотя, есть в деревне люди, до сих пор жалуются, что воды мало в колодце. Покрикивают, чтоб меньше черпали, расходовали поскромней. - Робкий свет утренней зари осветил их лица.
- Спасибо тебе, Петер-монашонок за науку. Сколько нового ты мне поведал, отблагодарю и я тебя. Раскрою тайну колодца. Оттого ты свет видишь, что не в колодце он светит, а в душе твоей, бездонна она, как колодец, и добром наполнена до краев. Без воды жизни нет, а без добра и подавно.
Сказал так Светозар и растаял в утренней дымке.

 

[Vika]

Эта работа с зимнего БЛТ. Самая интересная задумка, которая не знаю даже как пришла мне в голову. Впрочем, мне всегда нравились сказки, фантастика и фэнтези.

Луна ласково заглядывала в незашторенное окошко. Ей отнюдь не мешала стоящая у окна женщина. Мягкий лунный свет да тусклый ночник – вот и все освещение для маленькой спаленки. В кровати сладко посапывала кроха трех лет отроду, чьи светлые кудряшки рассыпались по подушке, а кулачки были зажаты под пухлой щекой.
В доме было тихо. Настал тот чудный час, когда все замирает в усталой неге, вся дневная суета исчезает прочь, все мысли, тревоги, дела оставляют наши бедные головы и сердца и позволяют наконец побыть наедине с собой. Да просто побыть самим собой.
Женщина, поправив такие же как у дочери белокурые локоны, продолжала смотреть в окно. А оттуда открывался великолепный вид! Пришла зима. Настоящая, снежная, морозная. Весь двор был усыпан глубоким, пушистым снегом, деревья и кусты стыдливо прикрывали наготу белым одеяньем, воздух был чист и свеж, обжигая морозным дыханьем северных ветров.
Она на миг поддалась соблазну и приоткрыла окошко. Ветер немедленно воспользовался шансом. Он уже давно реял возле дома, выискивая щели и мечтая пробраться внутрь.
- Какой баловник! – она шутливо погрозила ему пальчиком и захлопнула створку. Оглянулась на дочь, но та по-прежнему мирно спала в своей кроватке, укрытая одеялом. Вновь обернулась к окну. Зимний пейзаж почему-то непреодолимо влек ее к себе. Год за годом с наступлением зимы ей все трудней было оставаться дома. Внезапно ей показалось, что среди деревьев на дальней опушке мелькнуло что-то красное. Ветви раздвинулись, и появился белый конь. Его вела под уздцы прекрасная девушка в алом платье. Кожа ее была как фарфор, волосы – вороново крыло, свободной рукой она держала розу. Кого-то эта девушка напоминала хозяйке дома, но все же она не осознавала до конца, что они абсолютно похожи, разве что цвет волос разный.
Накинув пальто, она вышла во двор и подалась к опушке. Шла тихо, чтобы не спугнуть остановившуюся в раздумье девушку в алом, которая не замечала холода и ярости зимы. Та обрывала лепестки, они как алые маки расцвечивали белый снег под ногами. Конь тихонько заржал, почуяв знакомый запах.
-Что такое, Буран? – брюнетка очнулась ото сна и повернулась к своему отражению. – Снежана! Это ты?!
Словно плотина прорвалась в голове у Снежаны и воспомнания хлынули бурным потоком. Вот она и двадцать похожих на нее девушек сидят в классе и усердно постигают науку зимоведения. Всем им в 17 лет предстоит стать зимами и с наступлением декабря на белых Буранах спустится в разные уголки земли и принести с собою снег, холод, ветер. Все они белокурые с прозрачной белоснежной кожей в одинаковых белых платьях. Бегают на переменках в соседние классы и подглядывают, как их будущие слуги постигают свои премудрости: морозы пробуют превратить несчастную лягушку в ледяное изваяние на лабораторном столе, северные ветры смешно надувают щеки и стремятся сдуть тяжеленную наковальню хотя бы на миллиметр, а госпожи метелицы все взбивают и взбивают свои перины. Вступив в свои законные зимние права, все они вольны делать, что пожелают. Волшебницы и кудесницы, царят они целых три месяца, все в их власти. Но как бы матушка природа не стремилась сделать их одинаковыми, характеры у них-то не похожи, потому и зимы такие разные год от года. Что же с ними происходит после? В полночь в последний свой день лишится девушка-зима всех магических способностей, память ее станет чистой как лист бумаги, она станет человеком. Растерянная, идет она прочь из леса, именно там зимы обитают во времена своего царствования, держась подальше от городов и людей, а навстречу ей ступает русая выпускница совсем другого факультета. Нежная в зеленом одеянии девушка-весна.
- А ты Лютия? – все пронеслось перед ее внутренним взором за считанные секунды. – Я помню тебя еще ребенком, а теперь ты – зима. Пришло и твое время. Люта-Лютия значит, то-то зима в этом году суровая.
- Ты как? Пойдем со мной, прокачу верхом на Буране, покажу свои владения. В академию заглянем на минутку, вот все обрадуются, и Белянка, и Снежка, и матушка.
- Что ты Лютия, мне теперь нельзя! Я сквозь завесу не пройду, - она потянула ее за черную прядь. – Необычная ты зима, красивая и не белая совсем.
- Не хочу быть на всех похожей. Скука это смертная. Я поеду, мне пора.
Девушки обнялись и расстались.
- Мам! – Снежана вздрогнула. Она в спаленке, дочурка сидит на постели и трет глазенки. Неужто все сон? Похоже. Потянулась к дочери. Лепесток розы закружился в воздухе и медленно опустился на пол.

 

[Vika]

В этой работе я столько всего накрутила, мои идеи редко умещаются в формат миниатюры.

Диана Квинси стояла на крыльце школы. Она только что вышла, в помещении было темно, а двор школы заливало щедрое майское солнце, поэтому мисс Квинси приходилось щурить близорукие глаза в попытке разглядеть хоть что-то. В спешке вылетев из кабинета директора, она напрочь позабыла про свои очки и вот теперь расплачивается. Впрочем, вскинутая ко лбу ладонь обещала помочь. Медленно обвела она школьный двор глазами, обычная картина: большой перерыв на ланч, двор полон гомонящими детьми, кто-то уплетает сэндвич, запивая кокой, кто-то, уже наевшись, затеял шумную возню и игру в догонялки, кто-то уткнулся в книги, таких меньшинство, а старшеклассники разделились на кучки и обсуждают свои дела, громко хохоча. Хотя одна группа отстояла в стороне, на парковке возле собственных дорогущих авто – эта школа в пригороде Нью-Йорка была элитной и взращивала отпрысков богатых и знатных семейств, попутно пытаясь дать им действительно хорошее образование. Ничем эта компания из пяти подростков не отличалась от других: они улыбались и разговаривали, блондинка Дейдре строила глазки сыну английского дипломата, черноволосая Мэган с презрительной усмешкой смотрела на них, вечно серьезный и даже нудный Гай хмурился, а душа их компании – разудалый Ник корчил рожи за спинами воркующей парочки.
Школьный психолог, наконец отыскав их, поймала себя на мысли, что дорого бы заплатила лишь бы узнать, о чем они там толкуют. Эту компашку, как возможно проблемную, она выделила для себя сразу же. С первого взгляда, обычные ребята, но чем-то неуловимым, на интуитивном уровне ее профессионального сознания, они все же беспокоили ее. Казалось, это новое неформальное молодежное объединение. Но что же их объединяет, роднит? Вот и ее Дик ими заинтересовался. К слову сказать, именно он нашел ей эту работу пару месяцев назад. Ее Дик. При воспоминаниях о нем на душе Дианы потеплело. Ей и не снилось, что на такую, как она, когда-нибудь посмотрит такой сногсшибательно красивый мужественный коп как Дик. А теперь они даже обручены. Дик такой романтичный, интересуется ее делами и работой, всегда так внимательно выслушивает, особенно про работу и этих детей. А эти молоденькие лаборантки, что расспрашивали, как давно она его знает и намекающие на темные делишки, что творятся в участке, где служит Дик, просто сплетницы и завистницы. В одном была права мисс Квинси – послушать разговор этих школьников стоило.
- Еще год и придется начинать все сначала! Как это бесит! Мэган, Джордан, Лиз, имена, внешность, легенда, достало все, - протянула Мэган с тоской и безнадежностью, опираясь на машину.
-Зато ты вполне овладела местным тинейджерским сленгом, дорогуша! – Гай и не думал улыбаться. – Видишь и в долгой жизни есть минусы.
-Как вы можете скулить и постоянно жаловаться! – Дейдре зашлась от возмущения. – А как же наша миссия, наш долг?
- Мы помним, помним, - Ник принял торжественную позу и, прекрасно имитируя высокопарный слог Верховного Мага, процитировал, - С незапамятных времен наши миры, Кирион и Земля соприкасались и были взаимопроникаемы через незакрываемый портал. Словно братья-близнецы, они развивались по одним и тем же законам. Но на Земле появилось Великое Непобедимое Вселенское Зло и пожрало всю магию этого мира. Вначале. Затем принялось за души людей. Когда оно закончит здесь, то будет искать вход в Кирион. Пока лучшие умы и самые сильные маги Кириона бьются над закрытием портала, вы – пять хранителей всегда будете подле портала на Земле, дабы не подпустить Зло к нему, даже ценой собственной жизни.
- Вот именно, и здесь нет ничего смешного, - пришел на помощь Стюарт, выглянув из-за Дейдре.
- Только бьются эти лучшие умы уже тысячи лет, а портал все зияет и приглашает каждое пробегающее мимо зло! Было терпимо, пока чертов Колумб не открыл данный континент, но торчать теперь столетиями в этой школе, потому что портал находится в ее подсобке! Как вспомню, как батрачил на ее строительстве, тщательно охраняя тайну, - Гай аж передернул плечами от отвращения.
- Вот вы где! – Диана почти неслышно возникла за их спинами. – Прошу за мной, молодые люди, в кабинет мистера Паркера. С вами хочет побеседовать детектив. С вашими родителями мы почему-то не смогли связаться, но вы, я надеюсь, не откажетесь ответить на пару простых вопросов, так ведь?
Шествие пятерки замыкал Стюарт, их предводитель, именно он, прежде чем войти в двери школы, взглянул на окно кабинета директора. Там, за занавеской, стоял детектив Дик Стоун и с какой-то плотоядной ухмылкой глядел, как понуро они плетутся по двору. Заметив взгляд парня, он отступил вглубь комнаты, но глаза его предательски сверкнули таким узнаваемым багровым отблеском, которое присуще только Злу, когда оно подчиняет себе душу и ум человека. Противостояние только начиналось.

 

[Vika]

Легкая вещица, юморная. как раз для пятничного вечера. Это слова одного из голосующих. Так что, если сегодня не пятница, не факт, что зайдет

«Как вы познакомились со своим мужем? Меня, признаться, этот вопрос ввел в небольшой ступор. Большинство моих подруг ответило бы… Стоп! Большинство моих подруг не замужем, а женатых друзей-мужчин вообще нет. Ужас какой, я впервые об этом задумалась! Хорошо, перефразируем этот вопрос в «Как вы познакомились со своей нынешней парой?»
Джордан, 27 лет, морщит лоб, пытаясь вспомнить, и наконец, протягивает:
- Ну, знаешь, это было в том баре на Пятой. Он склеил меня возле стойки, когда я флиртовала с барменом.
Кэтти, 31, поправляет очки, по ее словам на линзы у нее аллергия:
-На выставке современной живописи. Пока мы силились разгадать очередной шедевр, сошлись на том, что оба без ума от Моне.
Ребекка, 25, с недоумением:
- Лиз, но ты же в курсе! Это было на выпускном.
И правда, среди всех моих знакомых, Бен и Бекка – одна из самых крепких пар, они столько лет вместе, что не понятно, почему до сих пор не слышно звона свадебных колоколов.
Что касается меня, то, как я познакомилась со своим мужем, не знает даже он. Вернее, знает, но не все. Итак, впервые я увидела Томми во время ланча в кафе, куда я сбегала с работы в положенный мне перерыв. Разморенная жарой, я всегда выбирала столик в углу у огромного окна, чтобы меланхолично пожевывая сендвич с тунцом и попивая содовую, наблюдать за обычно пустынной в этот час площадью. Лето уже полностью вступило в свои права: солнце плавило асфальт, горячий воздух над ним, казалось, был осязаем. А когда какие-нибудь смельчаки отваживались пересечь площадь в полуденную пору без единого намека на тень, то воздух начинал дрожать, отталкиваясь от бронзовых тел. Лето в мегаполисе – испытание на прочность. А в тот год оно было еще и аномально жарким. Вот так в мечтах об отпуске проходили мои дни, пока в этом районе не появился новый патрульный. Высокий, в меру атлетичный, божественно красивый брюнет в форме. Еще недавно едва шевелящиеся от духоты мысли в моей голове запрыгали, как зайцы на лужайке, дыхание перехватило, а сердце екнуло. Я влюбилась. С первого взгляда. До этого я не очень верила в любовь с первого взгляда. Согласитесь, глупо, совершенно не знаешь человека и такое серьезное чувство! Но когда это произошло со мной, я интуитивно почувствовала, что это мой человек на все 100%. К сожалению, чувство оказалось невзаимным, меня красавчик Томми даже не замечал. А я в свою очередь робела и не решалась познакомиться первой. Вот если бы это вышло случайно!
Но случайность не происходила, время убегало вдаль, даже жара стала спадать. Однажды утром, собираясь на работу,а я теперь каждый день была при полном параде, одним глазом поглядывала в телевизор: новости, погода, криминальные сводки. И тут меня осенило! Если случай не хочет предоставляться сам, то в моих силах помочь ему произойти! Пара звонков, и всей компании моего флешмоба розданы роли: Джордан и Таня, ее соседка и такая же заядлая тусовщица, прогуливаются по площади в ожидании доверчивых кавалеров, местный мачо Рик охотится на противоположный пол, двое давних знакомых по колледжу Пит и Дейв, потягивая спиртное, околачиваются там просто так, ну и наша главная звезда Майк, мечтающий об актерской карьере, выхватывает у меня сумочку( ее то он выбросит неподалеку, неприятности нам не нужны), дальше дело техники. Главное, все мешаются под ногами.
Настал час икс. И то ли Томми оказался чересчур хорошим копом, то ли план был далек от идеального. Да только оглянуться мы не успели, как я со злополучной сумочкой в руках, а Майк с квадратными глазами и в наручниках, ехали в участок в патрульной машине. Там нас провели к детективу. Джим Делски, так его звали, оказался суровым на вид офицером лет 50-ти. Это теперь я знаю, что Джим – отличный человек и первоклассный коп, а тогда я умирала от ужаса. Во что я вляпалась? Еще и бедного Майка втянула! А с Томми так и не познакомилась. Я судорожно сглотнула и выдала все как на духу! Таких громовых раскатов вместо обычного смеха я еще никогда не слышала. Насмеявшись вдоволь, Делски попросил Томми отвезти меня домой, а Майка отпустил без предъявления обвинений.
Вот там-то в патрульной машине по дороге домой я и познакомилась с будущим мужем».
-Ну, моя прекрасная блоггерша, готова? Пора ехать к врачу, - Томми развернул мое кресло от монитора и чмокнул в нос.
Я нажала кнопку «отправить» и с трудом, вцепившись в руку мужа, выбралась из кресла. Все-таки на 9 месяце даже простые действия оказываются сложными.

 

[Vika]

Лето в этом году на себя совсем непохоже. Так что стих про осень.

Прекрасна осень золотом листвы,
Укрывшей улицы, дороги и мосты.
Кружит она в мелодии дождя,
И все сильней к себе влечет меня.

Под сенью засыпающих дубрав
Ее ищу. Среди замерзших трав
Иду в лесу потерянной тропой
И уведу тебя, читатель, за собой.

На поиски осенней тишины
И светлой грусти, что пронзает сны.
Мы будем птиц осенних провожать,
Мечтая, как они, когда-нибудь летать.

И вдохновленные такою красотой,
Расстанемся, читатель, мы с тобой.
Вернешься ты в тоску и пустоту,
В огромный мир, несущий суету.

А я задумчив, тих и молчалив,
Но ощущая творчества прилив,
И объявляя времени войну,
Для всех в стихах я осень сохраню.

 

[Vika]

Тема мести всегда мне была интересна. Действительно ли месть приносит облегчение? Не ставит ли она отомстившего в один ряд с обидчиком? Однако и простить нелегко.

Ночь вступила в свои права. Мягко опустились на землю сумерки, и последние блики солнца исчезли за горизонтом. Воздух заметно посвежел, но старик, сидящий на каменных ступенях во дворе собственного дома, даже не почувствовал этого. Цветущая вишня печально роняла свои лепестки во тьме, небо же было затянуто непроницаемой пеленой, так что старик не видел этого. Уныло скрипели каменные качели, нагоняя тоску, но старик не слышал этого. Он весь находился во власти иных чувств.

Он задремал было перед закатом, забылся в нервном, коротком, неспокойном сне. И было явлено ему сновидение.

«Впервые за долгие годы она мне приснилась. Это значит, что она близко, возможно уже здесь». Он обвел мутным взглядом двор. Давно он привык беседовать с кем-то воображаемым, даже мысленно, так хоть на миг создавалась иллюзия, что он не одинок. «Вернулась. Сдержала слово, что последним слетело с синеющих губ. А он ей тогда не поверил. Напрасно».

Легкой дымкой скользнула она за ствол вишни. Если и увидит ее, то примет за туман. Как он изменился, постарел. Лицо кажется изможденным и больным. И радость закралась в ее сердце. Когда она поняла, что чувствует, то застыла на миг. Непривычное это чувство. Много лет, пока скиталась по мирам, ее вечным спутником была только боль. Ничто не могло боль эту унять, и только последняя мысль, промелькнувшая в умирающем мозгу, поддерживала ее и гнала вперед. «Вернусь, вернусь, вернусь!» Долго она возвращалась, а как иначе. Нелегко избегать ищущих тебя ангелов или как там называются эти сущности, что должны тебя проводить к свету. Еще тяжелее удерживать вместе куски гниющей, распадающейся души. Но сложнее всего нести розу в своей руке. Лепестки ее почернели, она практически увяла в давно мертвых призрачных руках. Она не знала, зачем она ее несет, но держала крепко. Временами догадка появлялась на дне неясного сознания, но так было еще больнее, и она гнала от себя эту мысль. Однако же цепко сжимала руку и несла дальше.

«Я совсем забыл, как она выглядит. Хотя после смерти еще долго видел ее образ в случайных прохожих. Сколько девушек были на нее похожи. А потом пришло забвение. Воспоминания о ней я затолкал далеко-далеко, в самый старый и пыльный чулан своей памяти и захлопнул туда дверь ради своего же спокойствия».
Старик задрожал от страха, он чуял, что она рядом, почти видел ее за деревом. Сейчас облака на небе разойдутся, и он увидит ее колеблющийся в неверном свете силуэт. Смерть, вот что она значит она для него.
Она почувствовала его страх и злорадно усмехнулась. Близок час отмщения, сегодня она уймет эту дикую боль и, наконец, обретет покой.

« Не обретешь. Остановись». Голос внутри ее головы был тих и спокоен, но поразил ее, как гром среди ясного неба, пригвоздив к стволу. « Ты уже почти утратила свою душу. Убьешь его, окажешься в аду, и твоя теперешняя боль покажется тебе сказкой».

«Он заслужил, я поклялась, я пообещала! Никто не помог мне там, на холодной промозглой стройке, где он меня задушил, когда я сообщила ему радостную весть. А теперь вы заботитесь о нем! А как же я? Моя жизнь? В его планы, видите ли не входила женитьба на забеременевшей провинциальной дурочке, да еще пригрозившей всем об этом рассказать.»
«У каждого своя судьба. Впрочем, не в этом суть. Спасай свою душу, пока еще есть, что спасать». Голос стал настойчивее, боль сверлила ее голову.

« Нет!» Она рванулась к нему, но внезапно остановилась, услышав то, о чем подспудно знала, но боялась осознать.

«А душа твоего нерожденного ребенка тоже стоит мести? Даруй хотя бы ей покой, коль не хочешь думать о себе. Отнеси ее к свету». И голос пропал. Она растерянно посмотрела на розу в своей руке и вдруг растаяла в ночи.

Облака разошлись, обнажив ясноокую луну высоко в небе, но за деревом никого не было, сколько не вглядывался туда подслеповатыми глазами старик. Вздох облегчения вырвался из его груди.
«Хозяин будет в бешенстве! Упустил! Упустил! Столько лет вел ее и вот!» Темный за левым плечом старика аж покраснел от бешенства. «Ладно, не получил три души, хоть одну утащу». И с этими словами он вырвал сердце у старика. Черное сердце с черной душой.

В саду же эдемском в эту ночь расцвели две розы, тесно переплетаясь своими головками, благоухая и источая божественный аромат. И светлые порхали вокруг них. Было так хорошо и, наконец, спокойно.

 

[Vika]

Вот это поворот!

В голове словно черти плясали. Она то запускала руки в свою короткую шевелюру, то водила полубезумным взглядом по практически пустой комнате. Сил плакать уже не осталось. Она сидела, прислонившись спиной к дверному косяку, и все не решалась войти.

Тот день, что стал переломным моментом, был теплым и солнечным. Лиз Хартлесс довольно мурлыкала что-то себе под нос, накрывая на стол к обеду, ждала сына из школы. Недавно оправившись от развода, молодая женщина вновь обретала вкус к жизни. Раздался звонок видеофона.
- Миссис Хартлесс, - голос учительницы прерывался от волнения. – Вы не могли бы сейчас же подъехать к школе? С Бобби беда, он потерял сознание. Мы ждем скорую…
И адская карусель закрутилась: больница, самая лучшая и дорогая, стерильная палата, врачи, медсестры, нянечки, белые халаты, аппаратура, тысячи трубочек и проводов. И в середине этой паутины ее сынок, бледный, слабый, изредка приходящий в сознание. Даже тогда все это казалось нереальным. Она была на пределе, страх, боль, ужас и отвратительные предчувствия терзают, рвут ее на куски. Лиз много молилась, бесконечно просила Всевышнего помочь, чувство собственного бессилия убивало ее. Ей нужны были силы и вера, что все будет хорошо. Но сил больше не было, а ухудшающаяся с каждым днем ситуация лишала последней надежды. Где-то в глубине сердца тлел еще маленький затухающий уголек надежды и веры, но этого было мало. Почва ускользала из-под ее ног. Она была одна во всем мире, наедине со своей бедой. Раздался звонок видеофона.
- Лиз, - голос Роберта Хартлесса старшего звучал глухо, а изображение так и не появилось. – Какие новости?
- Все по-прежнему плохо, врачи избегают со мной говорить. Наверное, им нечего сказать. Хорошего или хотя бы стабильно плохого нет, становится только хуже. Бобби нужно сердце, новое сердце и не только. Роберт, у меня закончились деньги, я знаю, ты уже давал, я тоже выгребла все подчистую, продала все, что можно.
- Я по этому поводу и звоню. Могу помочь, - экс супруг откашлялся. – Есть страховка, она была оформлена еще при рождении Бобби и обошлась мне в кругленькую сумму. Ее сегодня привезут. Только, Лиз, это не деньги.

В дверь позвонили. Женщина распахнула ее одним движением и задохнулась, как от удара в солнечное сплетение. Перед ней стояли двое мужчин в черных костюмах и Бобби, здоровый, розовощекий, смотрит на нее испуганно.
- Как, как это возможно? – Лиз залепетала и непонимающе уставилась на страховщиков.
- Миссис Хартлесс, это не ваш сын. Это его клон, полностью идентичный и здоровый. Страховка, так сказать, на всякий случай. И как мы понимаем, случай этот настал.
- Дайте мне минуту, мне надо понять, - молодая мать заходила по комнате, судорожно пытаясь сообразить, что к чему, наконец, решилась. – Зачем? Зачем вы привезли его сюда? Показали мне? Он нужен в больнице.
- Миссис Хартлесс, - агент, который был постарше, устало улыбнулся. – В больнице нужны органы. Кто их изымет, как вы думаете?
- Это что я должна сделать? – Лиз попятилась.
- Наша фирма может предоставить специалистов, высоко оплачиваемых специалистов. Они помогут устранить эту проблему.
- У меня нет денег. Посмотрите вокруг, ничего не осталось.
- Миссис Хартлесс, это ваша страховка и что с ней делать, решать вам. Стюарт, отведи страховку наверх.

Она сидела, прислонившись спиной к дверному косяку, и все не решалась войти. « Я не могу, Господи, не могу. Что мне делать? Что мне делать? Дай хоть какой-то знак, помоги. Бобби умрет без пересадки». Лиз снова заплакала. Шли минуты, слезы высохли. Она поднялась, не думая ни о чем, с пустой головой и черной дырой в груди, спустилась вниз, в кухню. «Донорское сердце, даже если успеют найти вовремя, прослужит недолго, а это его родное, идеально подходящее, здоровое». В кухне еще стояли коробки со столовыми приборами.

Еще один теплый солнечный день. Они втроем в парке. Лиз всем говорит, что Боб и Роб близнецы. Бобби еще немного худощав, но это пройдет. И дальше все будет хорошо, медицина на месте не стоит. Ты только верь, верь и надейся.

 

[Vika]

Интересные идеи мне порой приходили в голову.

Рассвет застал его на могильном камне, под которым ныне покоилась мать. Мать, что ждала его возвращения несколько лет. Он хотел вернуться, иногда даже почти проезжал половину пути, но всегда что-то мешало: очередное дело-приключение в жизни наемника оказывалось сильнее зова крови. Он любил мать, вспоминал о ней, скучал, особенно когда пару раз оказывался на волоске от смерти. Ремесло его не было простым, а хлеб не доставался легко. Кстати, он не и не подозревал, что в тех случаях жив остался только благодаря матери. Каждый день молилась она о сыне своем. Молитва матери ведь со дна моря достанет. И всегда ему казалось, что еще чуть-чуть, еще немножко, время еще есть, он успеет. А время утекло, просочилось сквозь пальцы и впиталось дождевой водой в землю вокруг этого холодного камня.
Он встал, расправив онемевшие члены. В родном селении оставаться не было смысла, хата давно развалилась, мать доживала свой век по соседям. Побрел через лес, а когда тот закончился, неожиданно оказался перед хутором из десятка покосившихся бедных хижин. Шел он долго, начинало темнеть. А в стороне от домов призывно светились окна харчевни. В груди давило, вот оно где, оказывается, душа. Голова была тяжелой. Вид харчевни его обрадовал. Кухель-другой медовухи или чего покрепче, в голове станет пусто, а потом зазвенит и закружит его легкостью небытия, но хоть на время. С силой он распахнул дверь.
В харчевне готовились к вечере. Весело трещал огонь в очаге, с кухни доносились такие ароматы, что у немногочисленных подорожних в зале текли слюнки, а пока они довольствовались хлебом и сыром. Хозяйка сего заведения лениво оперлась на косяк и переговаривалась с кухаркой.
- Что там на сегодня, Дие?
- Начать можно с купца, гляди, какой жирный. Чревоугодие - его порок, даже подталкивать не придется, - кухарка вытерла руки о передник. – Твоих вкусняшек и так скоро полна горница набьется, Пьянка.
- Не называй меня полным именем, - зашипела та и пошла встречать обычных пьянчужек, что с наступлением темноты собирались в харчевне. Некоторых к пьянству подтолкнула она сама, большинство же поддались этому пороку по собственному почину. Теперь она питалась этой страстью, пороком, что охватил всю их сущность, заполнил душу.
Для обычных людей харчевня была обычным местом, с обычной приветливой хозяйкой, девушками-прислужницами, разносящими кухоли с медовухой да расторопно подающими разносы со стряпней искусной кухарки. На первый взгляд. На деле же владели этим местом сущности – нелюбимые детища богов, давненько изгнанные с небес на землю. Знали их под именами ции, ки и ства. Каждая сущность отвечала за какие-нибудь эмоции, чувства и пороки. Питались они энергией душ человеческих, когда люди испытывали те или иные чувства. Но от плохих чувств душа усыхала, истощалась, а от хороших наоборот светлела и наполнялась жизнью.
Когда дверь распахнулась в очередной раз, и он вошел в харчевню, на миг все уставились на него.
- Десерт, - прошептала хозяйка Янка и подмигнула прислужкам Ине и Оли. Тут же потянулись в харчевню необычные гости, на вечерю сегодня было необычное блюдо.
Он выпил один, другой, третий кухоль. Но легче не становилось, мысли о матери не давали покоя, его захлестывали боль, вина, печаль, грусть. Тоска и страдания снедали душу. Вскоре он захмелел и сквозь пелену пьяного угара видел себя, как со стороны. Он будто стоял посреди комнаты, опустив глаза, увидел, что грудь его светится. Вокруг толпились какие-то люди, тянули к нему руки. Комната закружилась, он упал.
Красивая прислужка гладила его по голове, наверное, раньше он ее не заметил.
- Ты кто?
- Кая, - ласково улыбнулась ему девица.
- Гадко мне, Кая, тяжко. Жить не хочется, - еле слышно буркнул он и уронил голову на руки у тарели с сыром, скользнув опять в спасительное пьяное забытье.
- Ну, раз я здесь, значит, не все так плохо. Ты на верном пути, - и с этими загадочными словами девица, еще раз потрепав его шевелюру, скользнула за дверь.
- Где ты, Ние? Ты нужна ему сейчас больше, чем я. Пусть простит сам себя.
- Здесь я, Раскаяние, - мимо Каи важно прошествовало Прощение. Не любило оно коротких имен.
Молитва матери с любого дна достанет, даже если она уже не с тобой.

 

[Vika]

С этой миниатюрой я уступила Luminaria победу в марафоне 2015. Придумывать мне на этот раз ничего не пришлось, я это все пережила. Темой была "Ночь перед Рождеством", и так как в Рождество 2015 со мной приключилось чудо, то захотелось об этом написать, однако пришлось описать предшествующие чуду события, а они на сказку совсем похожи не были.

Ночь на мягких кошачьих лапах проскользнула в открытую дверь. Теперь зал освещали лишь пламя камина да две свечи на столе. Мужчина зажег их только что. Зашелестели страницы семейной библии, женщина отложила ее в сторонку и подала мужу чай. Звонко цокнула ложечка о блюдце. Они сели на пол рядышком у камина, нарядная ель и два бокала с игристым – дань традиции и не более, составляли им компанию. В словах не было нужды: они давно вместе, проросли душами друг в друга. Безмятежное счастье наконец-то добралось и до них. И каждую секунду они благодарили рожденного когда-то в эту ночь и всех, кто с ним рядом. А за окном в воздухе кружился лопастый снег, утихала бестолковая людская сутолока: все разошлись по домам, чтобы дождаться первой звезды в кругу семьи. На землю медленно опускалось волшебное Рождество.
Год назад все было по-другому: погода не радовала, весь декабрь держался плюс, вместо снега хлестал противный мелкий дождь. В начале января лучше не стало, и люди непонимающе и растерянно все чаще обращали свои взоры к небу. Впрочем, сколько бы они не глядели наверх, две пары пяток, старательно месивших холодные пушистые облака, они так и не заметили.
- Малыш, меси усерднее! Люди и погодный отдел ждут снега! Старайся, сам знаешь ради кого!
-У меня ножки зябнут, - захныкал Малыш. – Я устал. Пойдем уже, там Варвара Семеновна будет пироги сейчас раздавать.
- Скажи спасибо, что мы не отвечаем за чистку первой звезды, - раздраженно буркнула Ангелина и тут же пожалела о своих словах. Она – куратор Малыша, помогает ему привыкнуть и освоиться здесь наверху. С ними он всего полгода, а внизу он пробыл чуть больше: 6 месяцев у мамы в животике и 27 дней вне его.
- Скоро закончим, отдохни, если хочешь, - мягко добавила она. – К тому же Варвара Семеновна сегодня пирогами не угощает.
И тут же в подтверждение ее слов мимо промчалась женщина пышной комплекции с полным подносом пирогов.
- Куда это она? – Малыш проводил ее удивленным взглядом.
- На землю. Сегодня же ночь чудес. Вот она и помчалась чудеса творить. Варвара Семеновна с нами давно, родных там внизу у нее не осталось, так она пироги бедным семьям под двери подбрасывает.
- А что все здешние чудеса сегодня могут творить? – Малыш явно что-то задумал.
- Все, - ответила Ангелина и покосилась на подопечного. Он поманил ее к себе и, когда та наклонилась поближе, зашептал ей на ухо.
- Не знаю, возможно ли это? Не в моей власти такие чудеса, понимаешь, Малыш. Пойдем к Отцу, спросим.
- Я здесь, - немедленно раздался глас, и все вокруг залило ярким светом. – Спрашивайте.
Ангелина поспешно опустила глаза, а Малыш озирался, силясь разглядеть хоть что-то за ярким светом. Он смутно помнил первые секунды своего пребывания здесь: его нежно брали на руки то молодой мужчина с длинными волосами, то женщина с небесным ликом мадонны и даже этот светящейся образ, который он ни тогда, ни сейчас так разглядеть и не смог. А потом его передали на руки Ангелине. Было так хорошо, благостно, никакой боли, страданий, что он натерпелся от сожженных капельницами вен да отказывающих одним за другим органов. Ему было здесь спокойно, только мысли об оставленной внизу семье не давали ему покоя. Но сегодня ночь чудес, и он о них позаботится, особенно о мамочке. Малыш несмело подошел к Отцу и робко изложил свою просьбу. Тот призадумался.
- Это будет великое чудо, Малыш. - Отец, кажется, улыбнулся по-доброму и ободряюще так, как он один это умеет, ты этого не видишь, но чувствуешь. – Только ведь маме трудно будет.
- Она вытерпит, отец, вот увидишь. После меня она все, что хочешь, вытерпит.
- А еще нужна душа.
- Мою возьмите, - выступила вперед Ангелина.
-Да будет так.
В то Рождество в женщине загорелась искорка новой жизни, а в сентябре после очень тяжелой и невозможной, по словам врачей, беременности на свет появилась здоровая доношенная девочка. Они нарекли ее Ангелиной.

 

[Vika]

Всегда мне нечисть всякая нравилась, русалки, пожалуй, самые любимые.

Как нас много в этом году! У меня точно нет шансов, даже толкаться не буду, постою сзади да посмотрю, кому улыбнется капризная богиня удачи. Все присутствующие тянут свои призрачные руки к госпоже Ундине, стонут, молят о милости. Легкий болотный ветерок играет с ее кудрями, и это хоть как-то нарушает полную обездвиженность ее фигуры: лицо русалки бесстрастно и совершенно неумолимо, наряд ниспадает застывшим каскадом ткани до самой воды, прикрывая отсутствие ног. На вытянутой руке качается фонарь, завораживая своим живым светом давно неживых существ и не совсем живых, ведь все знают, что у русалок нет сердца и души, а питаются они человечиной.

Духи начинают подвывать и раскачиваться в нарастающем экстазе, некоторые, особенно смелые, хватают край платья Ундины.

- Но, но, - наконец шикает она. – Свет жизни всего один, и лишь одному из вас повезет стать нашей сестрой или братом. И свет выберет сам.

Ундина медленно ведет рукой с фонарем над толпой озверевших прозрачных лиц, в его ярком свете появляются их мерзкие рожи. Вот Васюля, местный мельник, ехал с ярмарки пьяный вдрызг да прям со всем своим обозом в болото и свалился, никто особо не горевал, характер у него паскудный при жизни был, жадничал без меры, жену и детишек своих поколачивал. Знатный русал из него выйдет. Такой с удовольствием топить всех подряд будет и вгрызаться в сладкую белую плоть. Фу, ты, так хочется хоть какой-нибудь жизни, пусть и русаличьей, что уже совсем, как они, мыслю.

Свет ярко вспыхнул где-то совсем рядом, залил все вокруг так, что я почти ослепла, а когда решилась открыть глаза, обнаружила, что все смотрят на меня. Поверить не могу, свет выбрал меня. Остальные заблудшие души заухали разочарованно, зацокали языками, негодующе, как один, закачали головами в такт, но расходиться не спешили. Их ждала еще одна забава. Избранный, прежде чем пополнить ряды русалок, должен был поведать историю своей смерти. Впрочем, многие только об этом и говорили, так что ничего нового они бы не поведали. Я была молчуньей, не очень приятно вспоминать, как все приключилось, но и отвертеться мне никто не даст.

- Мне было всего пятнадцать лет. И жила я в соседней деревушке. Светло-русые косы да зеленые глаза составляли все мое богатство, - начала я. – Стояло до того жаркое лето, что все селяне от мала до велика бегали к лесному озеру после полевых работ искупаться. Вечерами у озера было не протолкнуться, потому детвору да молодежь, едва те успевали окунуться, гнали прочь. Все, о чем я мечтала, наплаваться вдоволь как-нибудь днем. Смыть с себя смрад и пыль земли-матушки, которая хоть и была нашей кормилицей, но чистотой не радовала. Задумано, сделано. Сказавшись больной, я осталась дома и только захлопнулась калитка за братьями-сестрами и батюшкой, тут же припустила к озеру. Однако у берега я обнаружила, что не одна. Весельчак и балагур, дудкарь Калюта уже был там. Золотоволосый кудрявый парень бередил не одно девичье сердце, признаюсь, и мое тоже. Пару вечеров мы даже гуляли вместе, пока на него не положила глаз дочь старейшины, избалованная красавица, самая завидная невеста чернобровая Марьяна. С тех пор Калюта был при ней неотлучно. Вот и сейчас толкал ялик в воду. Увидели меня, сознались, что будут купаться посреди озера: вода там чище, а потом за лилиями поплывут. Марьяне не шибко то и хотелось, но пришлось меня позвать. Калюта первой подал мне руку и помог сесть в лодку, оказались мы лицом к лицу, а невестушка сзади разместилась. Все время до середины озера дудкарь соловьем заливался и глаз с меня не сводил, Марьяна же становилась мрачнее тучи, вскоре с лица совсем темна стала, прямо слилась с цветом своих волос. Мы меж тем стали посреди лилий и Калюта заиграл на дуде про любовь большую, бескрайнюю, про тоску, что снедает сердце, про нерешительность да колебания свои. От удовольствия я прикрыла глаза, а потом потянулась вдохнуть аромат водяных лилий. Тут то лодка и качнулась, миг и я в воде. Не успела вынырнуть, как Марьяна веслом меня по голове огрела. Уж не знаю, как она выкручивалась потом, понял ли Калюта, что она специально меня утопила? Да только жизнь моя на том и закончилась. А они потом и поженились, конечно. На озере больше их не видели. Много лет утекло с тех пор, озеро превратилось в болото, давно не только эти двое, но и их внуки покоятся в сырой земле, а я все тут возле воды, неприкаянная, не отмоленная, забытая.

Ундина, пока слушала, даже всхлипнула. Молча протянула мне фонарь. Я впитала в себя свет и, о чудо, вновь почувствовала в себе жизнь. Окатила брызгами зевак и, еще раз ударив хвостом, ушла под воду. Так и началась моя новая русаличья жизнь.

 

[Vika]

Стихотворение о призраке, которого в городском пейзаже однажды ночью выхватил свет фар автомобиля.

Меня в объятиях качает тишина,
Исчезла боль и страсти все земные.
Небес прекрасных надо мною синева,
И две березки, что у ног, родные.

Покой и сон десятки-сотни лет
Бессмертные гаргульи охраняют.
Они не будут нарушать обет,
И мертвых никуда не отпускают.

Но вы представьте, милые друзья,
Как скучно бедным призракам живется!
Ведь шелохнуться даже нам нельзя,
А сердце вовсе больше не забьется.

Обманом выскользнуть однажды удалось,
Но в городе я страху натерпелась.
Ведь на меня там чудище неслось,
Едва вокруг немного огляделась.

Какой-то безлошадный экипаж
С очами, как у адских жутких бестий.
Я в тот же миг оттуда убралась,
Ведь мир живых совсем не интересный

 

[Vika]

Пока выполняешь задания, столько нового узнаешь. Во время написания этой миниатюры я познакомилась с жанром нуар и узнала от критиков, что двухстороннее зеркало называется зеркало Гезелла.

- Детка, я так устал, - протянул Кайл, гоняя во рту тонкую сигару. Вся его поза, мимика, голос тщательно рисовали прописанную в сценарии изможденность и душевную усталость.

- Не ной, малыш, лучше открой виски, - Бри была великолепна в роли роковой красотки-блондинки: прищуренный взгляд, сигарета зажата в тонких пальцах, высокомерный вид. « Прям вылитая Дитрих, пожалуй, Марлен бы обзавидовалась. Сценарий, конечно, «гениальный», но это лучше, чем ничего. Простой в работе был слишком долог. Спрос на красоток оставался, но им подавай юных, а я, увы, не молодею. И нужно избавиться от Кайла, на его фоне смотрюсь не очень, все- таки он почти на десяток лет младше. Пора сказать адье.»

Сигарета совершенно измочалилась в ее пальцах, и Бри «затушила» несчастную в пепельнице. К слову та была не пуста, очевидно, пробовались и другие.

- Дайте зажигалку что ли, - она крикнула в сторону двустороннего зеркала напротив. За ним наверняка стоял тот самый эксцентричный богач, что пригласил их на это странное прослушивание. Его самого актеры не видели, все переговоры велись с секретарем. Им сообщили только лишь, что у некого джентльмена много денег и желание снимать фильм. А затем была эта комната, полная безобидного пластикового реквизита с шикарной панорамой ночного города за искусственным окном.

- Играйте по сценарию, - проревели из-за зеркала. – Сцена 2. Танго.

Бри поджала губы и плюхнулась в кресло.

-Требуют, прям по Станиславскому, с полным погружением, и нельзя даже закурить по-настоящему, - ее взгляд пробежался по дивану, на котором сидел Кайл.

- Кайл, у тебя под диваном что-то есть. Каблук торчит, откинь покрывало, может там другая пара туфель, я бы не отказалась, эти мне жмут.

Кайл послушно опустил руку вниз и вдруг переменился в лице. Медленно откинул покрывало, и Бри увидела блондинку в красном с неестественно изогнутой шеей. В следующий миг она что есть мочи колотила в дверь, не помня себя.

- Сцена 2. Танго, - твердил голос вновь и вновь. Никакие крики и мольбы его не трогали. Кайл приобнял ее, зазвучала музыка. Они двигались как во сне, едва переставляя ноги.

- Кайл, - беспомощно и жалобно шепнула она. – Ты помнишь сценарий? В следующем эпизоде ты должен свернуть мне шею.

 

[Vika]

Еще в детстве я любила одушевлять и рассказывать истории от лица предметов, животных, растений и прочего.

Часы глухо ударили в последний раз, пробив полночь. В абсолютной тишине этот звук старых скрипящих часовых шестеренок показался оглушительно громким. Я вздрогнул и открыл глаза. Наконец-то мой девятимесячный сон прерван, ведь с этого момента на землю пожаловала юная темная владычица – летняя ночь. Бодрствую я только летом, в течение трех жарких месяцев, наполненных солнцем, зноем и любовью.

Летняя ночь коротка, промчится, и не заметишь. Нужно спешить, привести себя в порядок. Завтра с самого утра прибудет из каменных джунглей пыльного, душного города мое семейство. Сердце ликует, стучит, вырывается из груди, как у молодого постреленыша, а мне уж семьдесят лет минуло этой весной. Как приятно потянуться, расправить занемевшие члены. От самого подвала до конька крыши. Хрустнуть с удовольствием ступеньками крыльца. А теперь за уборку.

В столовой приоткрою окошко, и поплывет по всем комнатам благоухание царицы ночного сада – фиалки, а с утра все наполнится ароматами первых роз и последних пионов, этих признанных монархов цветочного королевства. Вот и выветрится затхлый воздух заодно, не место ему летом в доме, есть в нем что-то зловещее, застывшее, безжизненное, а лето – это маленькая жизнь.

Здесь же в столовой стоит безнадежно устаревшая радиола, не нужна она в прогрессивном городе, а мне она по душе. Щелкну, пожалуй, и пусть музыка повеселит меня и отвлечет. Уборка – дело нудное, но под мелодичные переливы время летит быстро и убирается легко.

Слышу, слышу, под половицами заплясали мышки-полевки. Давайте, любезные, на выход, пока дверь приоткрыта, это под осень холодно и голодно в полях, а сейчас, милости просим, обратно в природу возвращайтесь, да свой мусор прихватите. Ольга Павловна ни мышей самих не жалует, ни упоминания о них. Кстати, где этот озорник – ветерок? Вечный спутник летней ночи, благодаря которому после пылающего жаром дня становится хоть немного прохладнее. Эй, милейший, промчись под полом, выдуй мышиный дух напрочь. А не то хозяева по приезду опять начнут мышей травить, а я от гадости этой болею, чихаю и кашляю.

Теперь кружева паучьи по углам попрятать, ну уж этих жильцов я съезжать просить не собираюсь. Все знают, что пауков из жилища гнать негоже. Мне и не жалко, живите, родимые, вот только не на виду. У людей почти со всей живностью отношения не складываются, за исключением котов и собак. Это ж снова Маркиза и Лорда привезут. Батюшки мои, ладно пес, он в саду в основном обитать будет, а вот кот, тот из дома не ногой и все норовит напакостить. Вон кушетка в кабинете до сих пор жалуется, демонстрируя ободранный бок. Кабинет, к слову, тут все в порядке, пыльновато, но я и сюда ветерок приглашу, пусть тяжелые бархатные портьеры выбьет да фолианты со знаниями обдует. А на столе моя любимая книга лежит: «Сон в летнюю ночь». Ничего, еще доберусь почитать, лето только началось.

Спальни не забыть. Перетрясти постельное белье, поправить покрывала. Ой, Наташенька у себя под кроватью свой летний дневник забыла. Интересно, будет ли она новый в этом году заводить? Взрослая уже почти, выпускница. Помечтаю немного, повспоминаю, как в прошлом году она выходила на открытую веранду, усаживалась на перила лесенки, ведущей в сад, и гладила задумчиво мои балясинки. В этот миг все ее думы, все желания, помыслы струились по моим трещинкам, наполняли их юностью, жизнью, мечтами, задором. Она – уже третье поколение моей семьи, будет ли она привозить своих детей ко мне на лето? Так хотелось бы вновь пережить топот маленьких ножек по моим коврикам. Детская любовь к дому самая чистая, самая сильная. И у стариков тоже, вот только в отличие от детей, они из дома уходят в Неведомое Навсегда и уже больше не вернутся.

И до чердака добрался, вытрясти побыстрее прошлогодние листья, что залетели яркими бабочками в открытое слуховое оконце. Да дождевые лужицы от весенних гроз по желобам спустить. А со стороны кажется, будто это я слезу пустил. Может и пустил, лето-то короткое. Промчится, и поминай, как звали. Опять сон, опять небытие, одиночество.

Все, не буду грустить, никакой светлой печали и щемящей тоски, что так любит бередить по ночам славянскую душу. Вон уставлюсь в сад, ночь минет, а там и родные на пороге, и начнется суета, беготня, хлопоты. А пока, послушаю соловья, если его Маркиз, конечно, в прошлом году не до смерти перепугал, вот вышел же разок и тут нашкодил. А не соловья, так ночных цикад, полюбуюсь светлячками, подмигну фонарю.

Лето, лето, здравствуй что ли!

 

[Vika]

О любви, об ошибках, о том, что "бойтесь своих желаний" всегда актуально.

За окном жутко завывал ветер. В королевских покоях тускло мерцали свечи, мечтая, наконец, угаснуть. Они боялись, что дикие порывы ветра распахнут окна, ворвутся сюда и украдут их слабые огоньки. Уж лучше погаснуть самим, чем умереть от морозного дыхания зимнего ветра. Испуганная немногочисленная челядь жалась по темным углам мрачных коридоров, боясь нарушить одиночество своего господина просьбами о свете и тепле. В этом замке-тюрьме постепенно все приходило в упадок, холод и тьма давно поселились здесь. А с ними вместе их верные подруги: печаль, грусть, боль, тоска. У безумного короля и свита была соответствующая. Впрочем, он ничего не замечал, целыми днями кружил по своим покоям, нежно сжимая одной рукой скрипку, а другой со смычком едва касаясь тугих струн. Наклонив седовласую голову, он внимательно вслушивался в издаваемые его инструментом звуки. Ведь казалось, не он извлекает их из скрипки, а она сама поет-толкует своему королю о чем-то. И он внимал ее напевам. Разные чувства передавала музыка, льющаяся хрустальным водопадом по велению смычка, но в последнее время это была песнь смирения и всепрощения. Скрипка готовила короля к приближающемуся покою, переходу в вечность, уговаривала его простить себя и отпустить все более и более гнетущее бытие. Иногда король переставал играть и говорить со скрипкой, садился у окна, не выпуская ее из рук, созерцал изменившийся вокруг мир, особо не понимая, что же он видит. Не замечал рубиновых стягов с гербом нового властителя окрестных земель, бывшего когда-то всего-навсего бароном и вассалом седовласого короля, всего лишь удачно воспользовавшегося внезапно наступившим безумием своего сюзерена. Все перестали носить сапфировые цвета бывшего правителя и сменили герб с чудо-зверем на герб с алыми розами. Людская память недолговечна и вот, король Альфред покинут-позабыт, доживает свой век в полном одиночестве, пользуясь милосердием нового монарха, будучи всего лишь сослан в отдаленный замок, а не лишен жизни.

Король не замечает ничего от того, что погружен в грезы и думы о былом. Как сейчас он слышит вкрадчивый голос колдуна, которого стражники силой приволокли с городской площади, где оный торговал снадобьями волшебными да обещал всяческие услуги поданным Альфреда. Король терпеть не мог этих малопонятных ему созданий, в магию особо не верил, ее служителей презирал, но уже давно он чаял определенные надежды, исполнить которые могли, пожалуй, только эти чертовы прихвостни. Напугав, как следует, колдуна, он поведал ему о своих бедах, испросил совета и помощи.

- Значит, вы, ваше величество, не можете никак зачать наследника, а лет вам уже немало, - задумчиво потирая подбородок, журчит колдун. – Трудная задача, трудная. Но выполнимая. Нам следует омолодить вашу дражайшую супругу и она, несомненно, родит вам принца, возбудив в вашем сердце угасший огонь любви. В деторождении ведь главное – это любовь.

- А это возможно? – Альфред вопросительно поднял правую бровь.

- Безусловно, безусловно, - щебечет хитрец, не глядя в глаза. – Я вымолвлю заклинание, и вас в ваших покоях будет ожидать юная королева, чей стан снова станет гибким, а голос мелодичным, чьи плавные изгибы и тонкая талия будут радовать вас вновь, чьи глаза будут блистать при вашем появлении, а речи будут ублажать ваш слух. Как отзывчива она станет к вашим прикосновениям, как украсит она вашу жизнь!

Не слушая больше тарабарщину колдуна, который уже начал читать заклинание, король бросился наверх. Распахнув покои, он увидел…

Нет, не его Анну, молодую и чарующую, а новехонькую скрипку, возлежащую на королевском ложе среди шелковых покрывал.

Слезы катятся из старческих глаз, омывая скрипку, но прошлое не изменишь. Альфред бережет свою любимую, говорит с ней, доживая свой век в старом замке. Лишь в тот миг превращения он осознал, что любовь не исчезает и не уходит, но было уже поздно. А судьба после игры в жизнь и пешек, и королей сметает в одну коробку.

 

[Vika]

Опять фэнтези - мой излюбленный жанр.

Едва Бажана вошла в Чертов лес, как ее веки словно налились свинцом и под тяжестью этого невыносимого груза плотно смежились. «Что же ты наделала, ведунья? Лишила меня очей в самом страшном лесу Междуречья! Чем мне это поможет?» И в доказательство этих мыслей ноги девы запутались в корнях, а она растянулась под кронами скрюченных обожжённых деревьев. Ее пальцы нырнули в павшую листву, и внезапно мир леса обрушился на будущую десятницу. Прелый запах слежавшейся древесной одежи ударил в нос, следом она почуяла терпкий мускусный дух, исходящий от летучих мышей, которые оглушающе громко вспарывали воздух своими крыльями. Деревья скрипели, духи леса шептались, лунный свет покалывал кожу, паук плел свою паутину.

И все это Бажана слышала, чуяла, ощущала. Зелье ведуньи ослепило ее, но усилило во сто крат все остальные чувства. Маленькие летучие демонята подсказали ей способ передвижения, они пели свои неслышимые человеку песни, звуки летели вперед, а наталкиваясь на препятствия, возвращались к своим хозяевам, предупреждая их. Дева запела, как научила ее ведунья, и вот она уже мчится стрелой по жуткому лесу, не замечая висельников с синими уродливыми лицами, не видя жаждущих рук, тянущихся к ней из болота, не обращая внимания на остальные ужасы, которыми славился Чертов лес. Она легко обходила ловушки и западни, изредка слыша вскрики менее удачливых соискателей почетной службы десятников.

Но впереди было затор, что не обойти. Гнилью и падалью несло за несколько верст, тролль размером с каменную глыбу, да не один, а с соплеменниками поджидал ее на поляне. Бажана интуитивно замедлила ход, и, спотыкаясь, неуверенно вышла на поляну.

- Гляди, Лысохвост, кого принесло! Девица-десятница! – громыхнул кривой на один глаз разбойник.

- Совсем слепой стал, Кривун, это не десятница, а наш ужин, - довольный своей шуткой, тролль бухнул кулаком по своему пузу.

- Я – не десятница, пан, - дева повернулась в ту сторону, откуда исходил звук, пытаясь не свалится от смрадного дыхания, вырывающегося из трольих пастей.

- А правда, Лысохвост, не похожа она на десятницу, ни штанов на ней из оленьей кожи, ни мягкой курточки, как у первых двух, - непонимающе зачесал башку Кривун.

- Но она небось такая же вкусная, да еще и безобидная, - снова загоготал шутник Лысохвост.

- Эльфы сказали ясно: жрать только десятников! – вступил в разговор Молчун.

Нехотя тролли посторонились, Бажана, уже тысячу раз мысленно поблагодарившая ведунью за этот неудобный в лесу, но спасший ей жизнь наряд, метнулась вновь вперед. Совы разочарованно заухали вслед, но ничто уже не могло ее остановить. Пусть остальные травят байки троллям или храбро сражаются с ними, а она первой пройдет это испытание и станет десятницей. Все последующие годы Бажана будет нести службу возле священной Ма – источника силы, магии и самой жизни в землях Междуречья.

Ведунья довольно закивала головой, наблюдая за девой с помощью всевидящего ока в хрустале. Вот еще одной соискательнице она помогла, пора и ее небольшую плату получить. Она потянулась к полке, на которой дожидались двадцать лет жизни Бажаны в небольшом флаконе.