Я люблю уходить. Если долго живёшь на одном месте в окружении одних и тех же людей, то невольно накапливаешь тяжёлый груз – повседневные проблемы, тревоги, воспоминания, привязанности… Я люблю ощущение лёгкости, возникающее тогда, когда посылаешь всё это к чёрту и уходишь. Не нужно ничего выяснять, разбирать и переделывать – уйдёшь, и прошлое перестанет иметь значение. Это как выбросить старую одежду вместо того, чтобы снова и снова зашивать её. Мне свободно и хорошо.
Всё, что было между мною и Калебом, пусть тоже останется там, в моём – уже не моём – сарайчике вместе с прочим барахлом. Там много места, хватит его и для лживых слов. Хотя, могу ли я обвинять Калеба во лжи? Слышала ли я от него когда-нибудь фразу «я люблю тебя»? Нет, ни разу. Он лишь осыпал меня комплиментами, говорил, какая я умная и красивая, забывая добавить «для оборотня». Я хочу поскорее всё это забыть.
Но о своём будущем малыше я думаю каждую секунду. Это будет необычный ребёнок. Я хочу унести его как можно дальше от Форготн Холлоу, желательно на другой конец планеты. Вместо мыслей был сплошной туман, я никак не могла сосредоточиться и поэтому просто шла. Выбивалась из сил, останавливалась отдохнуть, а после снова шла. Ничего не чувствовать, ни на что не отвлекаться. Только идти, вперёд и вперёд, пока могу переставлять ноги.
Мешает быстро накапливающаяся усталость. Нужен привал. Отойти подальше от дороги или присесть здесь, у этого большого камня? Какая разница. Сяду здесь. Или полежу. Всего пять минут…
Разбудил звук затормозившей рядом машины. Послышались шаги. Наверное, я спала дольше, чем пять минут. Кто это, полиция? А хоть бы и полиция, мне всё равно.
– Эй! Эй, девчонка! Ты в норме? Чего разлеглась? Нездоровится тебе или что?
– В норме, – я с трудом разлепила непослушные веки. – Просто устала…
Ко мне шёл пожилой мужчина. Не полицейский, хотя тоже в зелёной куртке. Он что-то бормотал себе под нос, и его седые усы забавно шевелились, а колючие глаза сурово разглядывали меня из-под густых бровей. Я инстинктивно прикрыла руками свой подросший за последний месяц живот, и мужчина это заметил.
– Ты никак на сносях? – спросил он.
– Ну да.
И тут мужчина выдал трёхэтажную тираду из таких запрещённых слов, которые я в жизни своей не слышала. У меня даже обидеться не получилось, только восхититься.
– Валяться на земле, дитё морозить! С ума сдурела, балда кудрявая? – бушевал он. – Почему не в роддоме?
Вначале я пыталась вставить хоть слово («да вы чего, всё в порядке, я привыкла на земле...»), но легче было бы перед стенкой оправдываться. Пришлось замолчать и дать моему собеседнику высказаться. Он от души прошёлся по моим умственным способностям, потом ругнул «бестолковую молодёжь», потом ещё разок – меня, а дальше вдруг заявил:
– Давай в машину, подвезу. Из какого роддома сбежала?
– Не из какого... И мне туда не надо, я не могу туда пойти, мне нельзя…
– Что за бред? Где твой дом?
– Нигде, то есть, не знаю пока…
Надо было солгать, пришла запоздалая мысль. Но я слишком давно ни с кем не разговаривала, а из-за усталости моя голова словно набита соломой…
– Ну, живёшь ты где? Или где папаша твоего карапуза?
– Нет у него никакого папаши, – с вызовом сказала я. Подумала про Калеба, и перед глазами заметались серебристые искры, а желудок подкатил к горлу. Меня вот-вот стошнит, или я отключусь, или случится и то, и другое… Колени внезапно ослабли и подогнулись, и я опустилась на землю, которая ходила подо мной ходуном.
Сильные руки подхватили меня и поволокли.
– Валяется у дороги, как куча дерьма собачьего… В роддом не хочет, папаши нет… Лупить бы вас таких, да некому… – доносилось до моего угасающего сознания.
Очнулась я на переднем сидении машины. Кажется, меня куда-то везут, но я чувствую себя такой разбитой, что даже не волнуюсь. Подобравший меня мужчина находился за рулём. За окнами проносились деревья, фонарные столбы и ещё какие-то предметы, выглядевшие не более настоящими, чем картинки в телевизоре. От этого мелькания, тряски и запаха бензина меня опять затошнило.
– Пожалуйста, можно помедленнее, – жалобно попросила я.
– Будет она ещё меня учить, как ездить, – буркнул мужчина, но скорость сбавил.
Мы явно ехали не в роддом. Дорога не заканчивалась, мужчина ни о чём меня не спрашивал, предпочитая вполголоса беседовать с самим собой, и я ненадолго заснула. А открыв глаза, не узнала пейзаж за окном. Шёл дождь, небо было затянуто облаками, а светло-песочная земля Оазис Спрингс сменилась на терракотовую, усеянную диковинными светящимися кактусами. На обочине виднелся указатель, и я прочитала: «Добро пожаловать в Стрейнджервиль».
Стрейнджервиль… Знакомое название. Вроде бы, с ним связано что-то нехорошее.
Впереди показалось маленькое здание, рядом с которым стояли люди в одинаковой пятнистой серой форме. Мы почти миновали его, когда из-за кустов появился ещё один человек в сером и требовательно замахал рукой. Пришлось нам съехать с дороги и остановиться. На этот раз точно полиция, подумала я и опасливо вжалась в сидение.
– Добрый день, сэр. Прошу предъявить Ваши документы, – строго сказал подошедший молодой полицейский, щурясь из-за капель дождя, которые падали на его лицо.
– Мамашу свою попроси, – невежливо ответил мой спутник. Полицейский на секунду остолбенел, а затем нахмурился.
– Сэр, выйдите из машины.
– А кофе с пончиком тебе не принести? Позови сюда офицера и не кипяти мне мозги.
– Стюарт, что тут у тебя? – подошёл второй парень в форме и склонился к окну. – Что происхо… А-а, Кахилл, это ты. Здравия.
– И тебе здравия, Флекс, – угрюмо отозвался мужчина, которого, оказывается, звали Кахилл. – Объясни своему салаге, что значит уважение к старшему.
– Он у нас новенький, – Флекс покосился на растерянного Стюарта. – Проезжай. А это… – он вопросительно взглянул на меня, и я в испуге съёжилась.
– Невеста моя, – пояснил Кахилл. – В СимСити подобрал. Как увидел, сразу решил – женюсь.
Флекс раскрыл рот от удивления. Я тоже уставилась на Кахилла, вмиг позабыв о страхе. А он, насладившись реакцией, хрипло расхохотался.
– Да племяшка это. Двоюродная. Покажи-ка документы, детка, – обратился он ко мне.
– Не надо, – отмахнулся Флекс. – Хоть племянница, хоть любовница, лишь бы не зелёная, сам знаешь.
– Да уж знаю, – мрачно согласился Кахилл. – Ладно, некогда мне тут с тобой. Бывай.
– Почему они нас отпустили? – спросила я, когда полицейский пост скрылся позади. Тошнота почти прошла, мне стало получше, и я ощутила зарождающееся любопытство. – Вы кто?
– Конь в пальто. Вон, гляди, разгулялись, – не ответив на вопрос, Кахилл неприязненно кивнул куда-то в сторону. Присмотревшись, я увидела вдалеке посреди равнины большой котлован, похожий на след гигантского слона. Над котлованом зависло повторяющее его форму круглое облако. Оно медленно вращалось вокруг своей оси, переливаясь каким-то неестественным светом.
– Что там?
– Зелёные выродки. Сбежались туда, как крысы, и развели целый заповедник. Вам-то в СимСити поди не говорят об этом?
– Нет, – на всякий случай сказала я, хоть и не знала, что говорят в Симсити.
– Этих уродцев продали в СимСити и Ньюкрест, а они возьми и вернись обратно. Все, конечно, на уши встали – скандал, саботаж, такие деньги уплочены! А им хоть бы хны. Их назад увозят, а они возвращаются и всё тут. Ну, денежные вопросы градоначальники как-то порешали между собой, а уродцев трогать не стали. Исследуют, вроде как. Пока суд да дело, они обосновались в кратере, где старая лаборатория. Целое поселение у них там. Сперва-то не мешали никому, живут себе и живут, детей родили, деревьев насажали… А потом в городе чёрти что начало твориться. И ведь ещё когда они назад приползли, я всех предупреждал, что скоро рванёт. Только кто бы слушал! Ну, припомнят они ещё старика Кахилла…
Сколько всего случилось, пока я торчала в отрезанном от цивилизации Форготн. Да и в Хэнфорд тоже не было принято интересоваться стрейнджервильскими новостями... Слушая рассказ Кахилла, я понемногу вспоминала всё, что знала про этот город. Здесь создали и вырастили группу ростоманов, которых Кахилл называл «уродцами». Папа Кейдан был одним из них. Или почему был? После того, как друг забрал его из Хэнфорд, они отправились сюда, и, скорее всего, сейчас он в кратере вместе с остальными. А вот маму почему-то не забрали, хотя она всю жизнь этого боялась.
Зато теперь здесь оказалась я. Куда мы всё-таки едем? Я прижалась носом к оконному стеклу, за которым тянулись бесконечные ряды одноэтажных домиков, похожих друг на друга как братья. Ни небоскрёбов, ни парков, ни паба с яркой вывеской – ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом. Кроме розово-фиолетовых растений, смотревшихся здесь странно и неуместно.
Домики закончились, и наконец показалось что-то интересное: у высокой скалы лежал самолёт. Он был старый и сломанный, оторванные крылья валялись рядом, а средняя часть корпуса вообще куда-то делась, но всё же самолёт выглядел как настоящий. Поравнявшись с ним, Кахилл свернул и остановил машину возле крыла.
– Приехали. Идти могёшь?
– Могу, а это настоящий самолёт?
– А то. Дед на нём летал, пока в него молния не попала. Рухнул с неба на это самое место, не получил ни царапины и решил, что это судьба, – проходя мимо, Кахилл похлопал рукой по мокрому металлу, выкрашенному зелёной краской. – И прав был. Здесь он встретил мою бабушку. А самолёт с тех пор так и лежит.
Хвостовая часть скрывала внутри себя дверь, а за ней обнаружилась лестница, по которой мы спустились вниз, в подвал. Пустой коридор вывел нас к другой двери, и Кахилл долго звенел перед ней ключами, пока не отпер все три замка и жестом не пригласил меня зайти.
– Как тут здорово! – вырвалось у меня.
Едва переступив порог комнаты, я поняла, что Кахилл – крутой. Дом может многое поведать о своём хозяине, и в этом самолёте-бункере, по-видимому, жил человек, привыкший довольствоваться малым и не любящий бездельничать.
– «Здорово» ей… – хмыкнул он. – Вот так и живу. Чай не принцесса какая-нибудь. Ты, поди, есть хочешь?
Питался Кахилл тоже без особой роскоши. В его холодильнике нашлось для меня несколько пирожков, но я была такая голодная, что они показались мне самым вкусным блюдом на свете. Пока я наедалась, Кахилл ушёл в коридор, пощёлкал там какими-то выключателями, и под потолком зашумело.
– Вентиляция, – объяснил он, вернувшись. – Хотел ещё систему очистки смастерить, но руки всё не доходят. Ты ешь давай, ешь!
– Угу, шпашибо, – промычала я с набитым ртом.
– Как зовут-то тебя? – спросил Кахилл после того, как я расправилась с пирожками и вымыла за собой тарелку.
– Джульетта.
– Ишь ты. Поназывают… Ну, рассказывай, Джульетта, как докатилась до жизни такой.
И я рассказала всё, начиная с Хэнфорд. Не стала упоминать только оборотней с вампирами, а то Кахилл, чего доброго, решит, что я совсем того, и отвезёт меня в психушку… О ростоманах тоже было лучше умолчать, раз уж в Стрейнджервиле их не любят. Но и без сверхъестественных подробностей моя история впечатлила Кахилла. Ох, как он ругался! Я аж заслушалась.
– Ну и везучая же ты, девочка! Мало было брата-скотины, так ещё и женишка-подлюку себе нашла! Бросить бабу с животом – это же последнее дело! Небось с сестрой своей путается, развратник поганый! И ты тоже дура, – вдруг обрушился он на меня. – Глаза у тебя есть или нету? Куда смотрела? Как теперь дитё одна растить будешь?
– А как-нибудь разберусь и одна! – от слов Кахилла меня наполнила весёлая злость, и тоже захотелось кричать ругательства. – Обойдусь без женихов этих паршивых!
Кахилл что-то неразборчиво фыркнул в усы, а я не выдержала, рассмеялась, и мне сразу же полегчало.
Мы сидели на застеленной толстым одеялом раскладной кровати, и рядом с изголовьем я заметила приклеенное к стене фото. На нём была красивая смуглая женщина с тёмными волосами, собранными в хвост. Было видно, что она не привыкла позировать и слегка стесняется.
– Это Ваша жена? – я указала на фотографию.
– Мать, – хмуро произнёс Кахилл. – Красавицей была. Поклонники в очередь выстраивались, а она всю жизнь любила подонка, отца моего. Розвелл – слыхала про такого?
– Не-ет…
– Ты с луны, что ли, свалилась? Мэр города это. Розвеллы давным-давно тут всем заправляют. Закрутилось у них с матерью в школе ещё, оба сопляками были. Но он-то мэрский сынок, а она кто? Не ровня ему. Разошлись они, только перед тем, как разойтись, мать о последней услуге Розвелла попросила – о ребёнке, то бишь. Он отказывать не стал, вот я и получился. Мать гордая была, за всю жизнь у Розвелла ни копейки не взяла, да и не предлагал он. И замуж не вышла, не хотела без любви, а любовь в жизни у неё только одна и случилась. Так и умерла. Врачи говорят, от болезни, а я думаю, от тоски. Схоронил я её, и такая обида меня взяла, что пошёл я Розвеллу морду бить.
– Ого! И как, набили?
– А то. Нос ему сломал. Месяц в тюрьме просидел, – гордо сказал Кахилл. – Потом выпустили. У Розвелла в башке, видать, сдвинулось что-то, как леща получил. Матери на могилку цветочки посадил, меня из тюрьмы вытащил, извинился и признал как своего сына. Путёвку в тёплые страны презентовал… – он вдруг помрачнел. – Ладно. Хватит языком чесать, поздно уже. Устала? Спи ложись. Завтра договорим.
– Ничего я не устала, расскажите ещё что-нибудь! – запротестовала я. – У Вас так классно получается!
– Я тебе что, нянька, сказки на ночь рассказывать? Спи давай. Отдыхать надо, не тебе, так пузу твоему.
Он сердито хлопнул дверью. Я улеглась на кровать, думая, что не смогу уснуть, но спустя минуту поняла – смогу, и ещё как.
Кахилл разбудил меня утром.
– Я ухожу, дверь закрою на замок, так что никто к тебе не зайдёт, и ты выйти не сможешь, – предупредил он. – Нечего тебе снаружи болтаться. Ешь, пей, а чтобы не скучать, делом займись. Приготовь, чего умеешь, пыль там протри, не знаю… Смотри только не выбрасывай ничего, в хозяйстве всё сгодится. Да не усердствуй сильно, отдыхай побольше.
Но после сна и плотного завтрака я чувствовала себя отлично, поэтому убралась так хорошо, как умела: вытерла пыль, помыла полы, до блеска начистила ванну и унитаз. Кахилл мне нравился, и я очень хотела отблагодарить его. Да, он сварливый и грубый, много ворчит и никогда не улыбается, но у него доброе сердце. Сколько машин проехало мимо меня на той дороге, а он единственный остановился…
Мои старания Кахилл оценил.
– Славно потрудилась, дочка, – он потянул носом воздух. – Никак ужином пахнет?
– Ага, «рагу туриста» называется. Я Вам положу!
– Умеешь, могёшь. Это я удачно тебя подобрал, – похвалил Кахилл, прикончив две порции зараз. – Вообще, думается мне, не просто так наши дорожки пересеклись. Поручение у меня к тебе будет. Сделаешь – спасибо скажу, а не сделаешь – ну и шут с тобой, ошибся я в тебе, значит.
– Сделаю, – тут же откликнулась я. – Конечно же, сделаю. Всё, что скажете!
– Ишь, ишь, разошлась. Ты сначала послушай, чего делать-то надо! А надо будет поехать за тридевять земель. Дома у тебя нет, родичей тоже, ничего тебя тут не держит, поэтому и думаю я, что ты подходишь.
– Подхожу-подхожу! Путешествовать я люблю. А куда?
– Далеко. Ногами туда не ходят и на поезде не катаются, только на самолёте летают. Сулани называется. Знаешь такое место?
Я постаралась припомнить школьные уроки географии.
– Неа, не знаю.
– Конечно, не знаешь. А когда-то все знали, курорт был известнейший на островах на этих. Туристы ездили. Хорошо там: солнце, пальмы, океан, аборигенки в чём мать родила… – Кахилл спохватился, смущённо покашлял. – Туристы-то и испортили всё. Приедут, насвинячат да уедут, а за ними следующие такие же, только успевай убирать. Куда это годится? Вот и решили суланийцы лавочку прикрыть. Перестали туристов пускать, начали острова спасать да духам своим молиться. И правильно сделали, видать, потому что скоро после того во всём мире Вечная Зима настала, а на Сулани ни снежинки не выпало. И бабы там до сих пор детей зачинают как положено по природе, а не в пробирках, как у нас. Хорошее место, короче сказать. Туда и поедешь.
– Погодите, как же я поеду, если туда никого не пускают?
– После Зимы стали пускать помаленьку. Раз в полгода самолёт летает, но больше трёх пассажиров не берёт, а билет стоит многие тыщи.
– А у меня нету многих тыщ… – огорчилась я.
– Ты дослушай сначала! – прикрикнул в ответ Кахилл. – Билет я тебе добуду, если отвезёшь письмо человеку одному. Двум, то есть. Чтобы лично в руки передать, поняла?
– Поняла. А кому?
– Вот, – он ткнул мне под нос свой телефон. На экране был снимок: мужчина и девушка нацепили на шею яркие цветочные гирлянды и весело смеются в камеру. Лицо девушки было мне незнакомо – наверное, она-то и есть суланийка, а вот парень очень напоминал…
– Это Вы, – ахнула я. – Это же Вы в молодости, да? А это Ваша знакомая? Как её зовут?
– Аламеа Махи’аи. А-ла-ме-а Ма-хи-а-и, – по слогам произнёс Кахилл. – Запомнила? Повтори.
Я повторила и записала, чтобы не забыть. Звучало красиво, только было непонятно, что из этого имя и что фамилия.
– Ей отдашь первое письмо. Только ей, никому другому, ясно? И есть у неё сын или дочка возрастом примерно как ты… Ну, может, постарше. Ему отдашь второе письмо и ещё кой-чего. А дальше делай как знаешь. Можешь там поселиться, можешь назад вернуться, но я тебе так скажу: лучшего места, чем Сулани, тебе с дитём не найти. Люди там хорошие и деток любят, погода тёплая, зимы не бывает. Но только знай, остаться там навсегда ой как непросто.
– Почему? – заинтересовалась я. – Надо, как в СимСити, купить дом и найти работу? Или выучить суланийские обычаи? И говорят они, наверное, на другом языке…
Кахилл помотал головой.
– По-нашему они говорят. Знания твои им ни к чему, а важно то, что в душе у тебя. Добрый ты человек или злой. Поэтому они такие правила выдумали… Перво-наперво, надо благое дело совершить, добро принести острову или людям. Бескорыстный хороший поступок, от самого сердца идущий.
– Это как бабушку через дорогу перевести? Или котёнка с дерева снять?
– Что-то вроде… Только нету там дорог таких, как у нас, и кошек мало, так что другое придумывай. Потом, значит… – Кахилл задумался, потёр бороду. – Местным жителям понравиться надо. Чтобы не меньше пяти человек за тебя поручились перед островом, и ни один слова против не сказал. А главное, надо, чтобы духи ихние тебя приняли, но что для этого делать, не скажу, не знаю. Получится у тебя – станешь на Сулани своей. Не получится, они сами тебя обратно отправят. Ну что, полетишь, нет?
– Полечу, конечно!
Путешествие на Сулани! Острова, океан, песчаные пляжи, кокосовые пальмы… Наконец-то удача мне улыбнулась и подарила возможность, о которой я и мечтать не могла!
– Вот и хорошо, – Кахилл снисходительно покивал, глядя, как я сладко жмурюсь от предвкушения. – Самолёт через десять дней вылетает, а пока живи здесь, набирайся сил.
– А почему не отправить письмо через интернет? – я приоткрыла один глаз и посмотрела на него. – Или почему Вы сами не полетите?
– Почему-почему… Нету там интернетов. Может, потому и люди добрее. А сам лететь не могу, не рады мне там. Прошляпил я свой шанс. Да и как я город брошу? Я офицер, хоть и бывший. Не могу на пляже задницу греть, пока в родном гнезде беда.
Я не совсем поняла, о какой это он беде. Ну, ростоманы в кратере живут, ну, деревья посадили, и чего? Почему он так переживает?
Мне хотелось узнать и про суланийскую подругу Кахилла, однако я чувствовала, что этой историей он со мной точно не поделится. По крайней мере, не сегодня. Но впереди ещё десять дней! Нужно как следует его кормить, и тогда, быть может, он подобреет?
Всё, что было между мною и Калебом, пусть тоже останется там, в моём – уже не моём – сарайчике вместе с прочим барахлом. Там много места, хватит его и для лживых слов. Хотя, могу ли я обвинять Калеба во лжи? Слышала ли я от него когда-нибудь фразу «я люблю тебя»? Нет, ни разу. Он лишь осыпал меня комплиментами, говорил, какая я умная и красивая, забывая добавить «для оборотня». Я хочу поскорее всё это забыть.
Но о своём будущем малыше я думаю каждую секунду. Это будет необычный ребёнок. Я хочу унести его как можно дальше от Форготн Холлоу, желательно на другой конец планеты. Вместо мыслей был сплошной туман, я никак не могла сосредоточиться и поэтому просто шла. Выбивалась из сил, останавливалась отдохнуть, а после снова шла. Ничего не чувствовать, ни на что не отвлекаться. Только идти, вперёд и вперёд, пока могу переставлять ноги.
Мешает быстро накапливающаяся усталость. Нужен привал. Отойти подальше от дороги или присесть здесь, у этого большого камня? Какая разница. Сяду здесь. Или полежу. Всего пять минут…
Разбудил звук затормозившей рядом машины. Послышались шаги. Наверное, я спала дольше, чем пять минут. Кто это, полиция? А хоть бы и полиция, мне всё равно.
– Эй! Эй, девчонка! Ты в норме? Чего разлеглась? Нездоровится тебе или что?
– В норме, – я с трудом разлепила непослушные веки. – Просто устала…
Ко мне шёл пожилой мужчина. Не полицейский, хотя тоже в зелёной куртке. Он что-то бормотал себе под нос, и его седые усы забавно шевелились, а колючие глаза сурово разглядывали меня из-под густых бровей. Я инстинктивно прикрыла руками свой подросший за последний месяц живот, и мужчина это заметил.
– Ты никак на сносях? – спросил он.
– Ну да.
И тут мужчина выдал трёхэтажную тираду из таких запрещённых слов, которые я в жизни своей не слышала. У меня даже обидеться не получилось, только восхититься.
– Валяться на земле, дитё морозить! С ума сдурела, балда кудрявая? – бушевал он. – Почему не в роддоме?
Вначале я пыталась вставить хоть слово («да вы чего, всё в порядке, я привыкла на земле...»), но легче было бы перед стенкой оправдываться. Пришлось замолчать и дать моему собеседнику высказаться. Он от души прошёлся по моим умственным способностям, потом ругнул «бестолковую молодёжь», потом ещё разок – меня, а дальше вдруг заявил:
– Давай в машину, подвезу. Из какого роддома сбежала?
– Не из какого... И мне туда не надо, я не могу туда пойти, мне нельзя…
– Что за бред? Где твой дом?
– Нигде, то есть, не знаю пока…
Надо было солгать, пришла запоздалая мысль. Но я слишком давно ни с кем не разговаривала, а из-за усталости моя голова словно набита соломой…
– Ну, живёшь ты где? Или где папаша твоего карапуза?
– Нет у него никакого папаши, – с вызовом сказала я. Подумала про Калеба, и перед глазами заметались серебристые искры, а желудок подкатил к горлу. Меня вот-вот стошнит, или я отключусь, или случится и то, и другое… Колени внезапно ослабли и подогнулись, и я опустилась на землю, которая ходила подо мной ходуном.
Сильные руки подхватили меня и поволокли.
– Валяется у дороги, как куча дерьма собачьего… В роддом не хочет, папаши нет… Лупить бы вас таких, да некому… – доносилось до моего угасающего сознания.
Очнулась я на переднем сидении машины. Кажется, меня куда-то везут, но я чувствую себя такой разбитой, что даже не волнуюсь. Подобравший меня мужчина находился за рулём. За окнами проносились деревья, фонарные столбы и ещё какие-то предметы, выглядевшие не более настоящими, чем картинки в телевизоре. От этого мелькания, тряски и запаха бензина меня опять затошнило.
– Пожалуйста, можно помедленнее, – жалобно попросила я.
– Будет она ещё меня учить, как ездить, – буркнул мужчина, но скорость сбавил.
Мы явно ехали не в роддом. Дорога не заканчивалась, мужчина ни о чём меня не спрашивал, предпочитая вполголоса беседовать с самим собой, и я ненадолго заснула. А открыв глаза, не узнала пейзаж за окном. Шёл дождь, небо было затянуто облаками, а светло-песочная земля Оазис Спрингс сменилась на терракотовую, усеянную диковинными светящимися кактусами. На обочине виднелся указатель, и я прочитала: «Добро пожаловать в Стрейнджервиль».
Стрейнджервиль… Знакомое название. Вроде бы, с ним связано что-то нехорошее.
Впереди показалось маленькое здание, рядом с которым стояли люди в одинаковой пятнистой серой форме. Мы почти миновали его, когда из-за кустов появился ещё один человек в сером и требовательно замахал рукой. Пришлось нам съехать с дороги и остановиться. На этот раз точно полиция, подумала я и опасливо вжалась в сидение.
– Добрый день, сэр. Прошу предъявить Ваши документы, – строго сказал подошедший молодой полицейский, щурясь из-за капель дождя, которые падали на его лицо.
– Мамашу свою попроси, – невежливо ответил мой спутник. Полицейский на секунду остолбенел, а затем нахмурился.
– Сэр, выйдите из машины.
– А кофе с пончиком тебе не принести? Позови сюда офицера и не кипяти мне мозги.
– Стюарт, что тут у тебя? – подошёл второй парень в форме и склонился к окну. – Что происхо… А-а, Кахилл, это ты. Здравия.
– И тебе здравия, Флекс, – угрюмо отозвался мужчина, которого, оказывается, звали Кахилл. – Объясни своему салаге, что значит уважение к старшему.
– Он у нас новенький, – Флекс покосился на растерянного Стюарта. – Проезжай. А это… – он вопросительно взглянул на меня, и я в испуге съёжилась.
– Невеста моя, – пояснил Кахилл. – В СимСити подобрал. Как увидел, сразу решил – женюсь.
Флекс раскрыл рот от удивления. Я тоже уставилась на Кахилла, вмиг позабыв о страхе. А он, насладившись реакцией, хрипло расхохотался.
– Да племяшка это. Двоюродная. Покажи-ка документы, детка, – обратился он ко мне.
– Не надо, – отмахнулся Флекс. – Хоть племянница, хоть любовница, лишь бы не зелёная, сам знаешь.
– Да уж знаю, – мрачно согласился Кахилл. – Ладно, некогда мне тут с тобой. Бывай.
– Почему они нас отпустили? – спросила я, когда полицейский пост скрылся позади. Тошнота почти прошла, мне стало получше, и я ощутила зарождающееся любопытство. – Вы кто?
– Конь в пальто. Вон, гляди, разгулялись, – не ответив на вопрос, Кахилл неприязненно кивнул куда-то в сторону. Присмотревшись, я увидела вдалеке посреди равнины большой котлован, похожий на след гигантского слона. Над котлованом зависло повторяющее его форму круглое облако. Оно медленно вращалось вокруг своей оси, переливаясь каким-то неестественным светом.
– Что там?
– Зелёные выродки. Сбежались туда, как крысы, и развели целый заповедник. Вам-то в СимСити поди не говорят об этом?
– Нет, – на всякий случай сказала я, хоть и не знала, что говорят в Симсити.
– Этих уродцев продали в СимСити и Ньюкрест, а они возьми и вернись обратно. Все, конечно, на уши встали – скандал, саботаж, такие деньги уплочены! А им хоть бы хны. Их назад увозят, а они возвращаются и всё тут. Ну, денежные вопросы градоначальники как-то порешали между собой, а уродцев трогать не стали. Исследуют, вроде как. Пока суд да дело, они обосновались в кратере, где старая лаборатория. Целое поселение у них там. Сперва-то не мешали никому, живут себе и живут, детей родили, деревьев насажали… А потом в городе чёрти что начало твориться. И ведь ещё когда они назад приползли, я всех предупреждал, что скоро рванёт. Только кто бы слушал! Ну, припомнят они ещё старика Кахилла…
Сколько всего случилось, пока я торчала в отрезанном от цивилизации Форготн. Да и в Хэнфорд тоже не было принято интересоваться стрейнджервильскими новостями... Слушая рассказ Кахилла, я понемногу вспоминала всё, что знала про этот город. Здесь создали и вырастили группу ростоманов, которых Кахилл называл «уродцами». Папа Кейдан был одним из них. Или почему был? После того, как друг забрал его из Хэнфорд, они отправились сюда, и, скорее всего, сейчас он в кратере вместе с остальными. А вот маму почему-то не забрали, хотя она всю жизнь этого боялась.
Зато теперь здесь оказалась я. Куда мы всё-таки едем? Я прижалась носом к оконному стеклу, за которым тянулись бесконечные ряды одноэтажных домиков, похожих друг на друга как братья. Ни небоскрёбов, ни парков, ни паба с яркой вывеской – ничего, за что можно было бы зацепиться взглядом. Кроме розово-фиолетовых растений, смотревшихся здесь странно и неуместно.
Домики закончились, и наконец показалось что-то интересное: у высокой скалы лежал самолёт. Он был старый и сломанный, оторванные крылья валялись рядом, а средняя часть корпуса вообще куда-то делась, но всё же самолёт выглядел как настоящий. Поравнявшись с ним, Кахилл свернул и остановил машину возле крыла.
– Приехали. Идти могёшь?
– Могу, а это настоящий самолёт?
– А то. Дед на нём летал, пока в него молния не попала. Рухнул с неба на это самое место, не получил ни царапины и решил, что это судьба, – проходя мимо, Кахилл похлопал рукой по мокрому металлу, выкрашенному зелёной краской. – И прав был. Здесь он встретил мою бабушку. А самолёт с тех пор так и лежит.
Хвостовая часть скрывала внутри себя дверь, а за ней обнаружилась лестница, по которой мы спустились вниз, в подвал. Пустой коридор вывел нас к другой двери, и Кахилл долго звенел перед ней ключами, пока не отпер все три замка и жестом не пригласил меня зайти.
– Как тут здорово! – вырвалось у меня.
Едва переступив порог комнаты, я поняла, что Кахилл – крутой. Дом может многое поведать о своём хозяине, и в этом самолёте-бункере, по-видимому, жил человек, привыкший довольствоваться малым и не любящий бездельничать.
– «Здорово» ей… – хмыкнул он. – Вот так и живу. Чай не принцесса какая-нибудь. Ты, поди, есть хочешь?
Питался Кахилл тоже без особой роскоши. В его холодильнике нашлось для меня несколько пирожков, но я была такая голодная, что они показались мне самым вкусным блюдом на свете. Пока я наедалась, Кахилл ушёл в коридор, пощёлкал там какими-то выключателями, и под потолком зашумело.
– Вентиляция, – объяснил он, вернувшись. – Хотел ещё систему очистки смастерить, но руки всё не доходят. Ты ешь давай, ешь!
– Угу, шпашибо, – промычала я с набитым ртом.
– Как зовут-то тебя? – спросил Кахилл после того, как я расправилась с пирожками и вымыла за собой тарелку.
– Джульетта.
– Ишь ты. Поназывают… Ну, рассказывай, Джульетта, как докатилась до жизни такой.
И я рассказала всё, начиная с Хэнфорд. Не стала упоминать только оборотней с вампирами, а то Кахилл, чего доброго, решит, что я совсем того, и отвезёт меня в психушку… О ростоманах тоже было лучше умолчать, раз уж в Стрейнджервиле их не любят. Но и без сверхъестественных подробностей моя история впечатлила Кахилла. Ох, как он ругался! Я аж заслушалась.
– Ну и везучая же ты, девочка! Мало было брата-скотины, так ещё и женишка-подлюку себе нашла! Бросить бабу с животом – это же последнее дело! Небось с сестрой своей путается, развратник поганый! И ты тоже дура, – вдруг обрушился он на меня. – Глаза у тебя есть или нету? Куда смотрела? Как теперь дитё одна растить будешь?
– А как-нибудь разберусь и одна! – от слов Кахилла меня наполнила весёлая злость, и тоже захотелось кричать ругательства. – Обойдусь без женихов этих паршивых!
Кахилл что-то неразборчиво фыркнул в усы, а я не выдержала, рассмеялась, и мне сразу же полегчало.
Мы сидели на застеленной толстым одеялом раскладной кровати, и рядом с изголовьем я заметила приклеенное к стене фото. На нём была красивая смуглая женщина с тёмными волосами, собранными в хвост. Было видно, что она не привыкла позировать и слегка стесняется.
– Это Ваша жена? – я указала на фотографию.
– Мать, – хмуро произнёс Кахилл. – Красавицей была. Поклонники в очередь выстраивались, а она всю жизнь любила подонка, отца моего. Розвелл – слыхала про такого?
– Не-ет…
– Ты с луны, что ли, свалилась? Мэр города это. Розвеллы давным-давно тут всем заправляют. Закрутилось у них с матерью в школе ещё, оба сопляками были. Но он-то мэрский сынок, а она кто? Не ровня ему. Разошлись они, только перед тем, как разойтись, мать о последней услуге Розвелла попросила – о ребёнке, то бишь. Он отказывать не стал, вот я и получился. Мать гордая была, за всю жизнь у Розвелла ни копейки не взяла, да и не предлагал он. И замуж не вышла, не хотела без любви, а любовь в жизни у неё только одна и случилась. Так и умерла. Врачи говорят, от болезни, а я думаю, от тоски. Схоронил я её, и такая обида меня взяла, что пошёл я Розвеллу морду бить.
– Ого! И как, набили?
– А то. Нос ему сломал. Месяц в тюрьме просидел, – гордо сказал Кахилл. – Потом выпустили. У Розвелла в башке, видать, сдвинулось что-то, как леща получил. Матери на могилку цветочки посадил, меня из тюрьмы вытащил, извинился и признал как своего сына. Путёвку в тёплые страны презентовал… – он вдруг помрачнел. – Ладно. Хватит языком чесать, поздно уже. Устала? Спи ложись. Завтра договорим.
– Ничего я не устала, расскажите ещё что-нибудь! – запротестовала я. – У Вас так классно получается!
– Я тебе что, нянька, сказки на ночь рассказывать? Спи давай. Отдыхать надо, не тебе, так пузу твоему.
Он сердито хлопнул дверью. Я улеглась на кровать, думая, что не смогу уснуть, но спустя минуту поняла – смогу, и ещё как.
Кахилл разбудил меня утром.
– Я ухожу, дверь закрою на замок, так что никто к тебе не зайдёт, и ты выйти не сможешь, – предупредил он. – Нечего тебе снаружи болтаться. Ешь, пей, а чтобы не скучать, делом займись. Приготовь, чего умеешь, пыль там протри, не знаю… Смотри только не выбрасывай ничего, в хозяйстве всё сгодится. Да не усердствуй сильно, отдыхай побольше.
Но после сна и плотного завтрака я чувствовала себя отлично, поэтому убралась так хорошо, как умела: вытерла пыль, помыла полы, до блеска начистила ванну и унитаз. Кахилл мне нравился, и я очень хотела отблагодарить его. Да, он сварливый и грубый, много ворчит и никогда не улыбается, но у него доброе сердце. Сколько машин проехало мимо меня на той дороге, а он единственный остановился…
Мои старания Кахилл оценил.
– Славно потрудилась, дочка, – он потянул носом воздух. – Никак ужином пахнет?
– Ага, «рагу туриста» называется. Я Вам положу!
– Умеешь, могёшь. Это я удачно тебя подобрал, – похвалил Кахилл, прикончив две порции зараз. – Вообще, думается мне, не просто так наши дорожки пересеклись. Поручение у меня к тебе будет. Сделаешь – спасибо скажу, а не сделаешь – ну и шут с тобой, ошибся я в тебе, значит.
– Сделаю, – тут же откликнулась я. – Конечно же, сделаю. Всё, что скажете!
– Ишь, ишь, разошлась. Ты сначала послушай, чего делать-то надо! А надо будет поехать за тридевять земель. Дома у тебя нет, родичей тоже, ничего тебя тут не держит, поэтому и думаю я, что ты подходишь.
– Подхожу-подхожу! Путешествовать я люблю. А куда?
– Далеко. Ногами туда не ходят и на поезде не катаются, только на самолёте летают. Сулани называется. Знаешь такое место?
Я постаралась припомнить школьные уроки географии.
– Неа, не знаю.
– Конечно, не знаешь. А когда-то все знали, курорт был известнейший на островах на этих. Туристы ездили. Хорошо там: солнце, пальмы, океан, аборигенки в чём мать родила… – Кахилл спохватился, смущённо покашлял. – Туристы-то и испортили всё. Приедут, насвинячат да уедут, а за ними следующие такие же, только успевай убирать. Куда это годится? Вот и решили суланийцы лавочку прикрыть. Перестали туристов пускать, начали острова спасать да духам своим молиться. И правильно сделали, видать, потому что скоро после того во всём мире Вечная Зима настала, а на Сулани ни снежинки не выпало. И бабы там до сих пор детей зачинают как положено по природе, а не в пробирках, как у нас. Хорошее место, короче сказать. Туда и поедешь.
– Погодите, как же я поеду, если туда никого не пускают?
– После Зимы стали пускать помаленьку. Раз в полгода самолёт летает, но больше трёх пассажиров не берёт, а билет стоит многие тыщи.
– А у меня нету многих тыщ… – огорчилась я.
– Ты дослушай сначала! – прикрикнул в ответ Кахилл. – Билет я тебе добуду, если отвезёшь письмо человеку одному. Двум, то есть. Чтобы лично в руки передать, поняла?
– Поняла. А кому?
– Вот, – он ткнул мне под нос свой телефон. На экране был снимок: мужчина и девушка нацепили на шею яркие цветочные гирлянды и весело смеются в камеру. Лицо девушки было мне незнакомо – наверное, она-то и есть суланийка, а вот парень очень напоминал…
– Это Вы, – ахнула я. – Это же Вы в молодости, да? А это Ваша знакомая? Как её зовут?
– Аламеа Махи’аи. А-ла-ме-а Ма-хи-а-и, – по слогам произнёс Кахилл. – Запомнила? Повтори.
Я повторила и записала, чтобы не забыть. Звучало красиво, только было непонятно, что из этого имя и что фамилия.
– Ей отдашь первое письмо. Только ей, никому другому, ясно? И есть у неё сын или дочка возрастом примерно как ты… Ну, может, постарше. Ему отдашь второе письмо и ещё кой-чего. А дальше делай как знаешь. Можешь там поселиться, можешь назад вернуться, но я тебе так скажу: лучшего места, чем Сулани, тебе с дитём не найти. Люди там хорошие и деток любят, погода тёплая, зимы не бывает. Но только знай, остаться там навсегда ой как непросто.
– Почему? – заинтересовалась я. – Надо, как в СимСити, купить дом и найти работу? Или выучить суланийские обычаи? И говорят они, наверное, на другом языке…
Кахилл помотал головой.
– По-нашему они говорят. Знания твои им ни к чему, а важно то, что в душе у тебя. Добрый ты человек или злой. Поэтому они такие правила выдумали… Перво-наперво, надо благое дело совершить, добро принести острову или людям. Бескорыстный хороший поступок, от самого сердца идущий.
– Это как бабушку через дорогу перевести? Или котёнка с дерева снять?
– Что-то вроде… Только нету там дорог таких, как у нас, и кошек мало, так что другое придумывай. Потом, значит… – Кахилл задумался, потёр бороду. – Местным жителям понравиться надо. Чтобы не меньше пяти человек за тебя поручились перед островом, и ни один слова против не сказал. А главное, надо, чтобы духи ихние тебя приняли, но что для этого делать, не скажу, не знаю. Получится у тебя – станешь на Сулани своей. Не получится, они сами тебя обратно отправят. Ну что, полетишь, нет?
– Полечу, конечно!
Путешествие на Сулани! Острова, океан, песчаные пляжи, кокосовые пальмы… Наконец-то удача мне улыбнулась и подарила возможность, о которой я и мечтать не могла!
– Вот и хорошо, – Кахилл снисходительно покивал, глядя, как я сладко жмурюсь от предвкушения. – Самолёт через десять дней вылетает, а пока живи здесь, набирайся сил.
– А почему не отправить письмо через интернет? – я приоткрыла один глаз и посмотрела на него. – Или почему Вы сами не полетите?
– Почему-почему… Нету там интернетов. Может, потому и люди добрее. А сам лететь не могу, не рады мне там. Прошляпил я свой шанс. Да и как я город брошу? Я офицер, хоть и бывший. Не могу на пляже задницу греть, пока в родном гнезде беда.
Я не совсем поняла, о какой это он беде. Ну, ростоманы в кратере живут, ну, деревья посадили, и чего? Почему он так переживает?
Мне хотелось узнать и про суланийскую подругу Кахилла, однако я чувствовала, что этой историей он со мной точно не поделится. По крайней мере, не сегодня. Но впереди ещё десять дней! Нужно как следует его кормить, и тогда, быть может, он подобреет?
Кахиллов в династии довольно много, поэтому вот их семейное древо:
Энтони Кахилл - учёный, который вместе с Диланом Сигвортом работал над зелёными и впоследствии женился на Элис Спенсер-Ким.
Тимоти Спенсер-Кахилл - тот самый тип, забравший Кейдана из Хэнфорд. В детстве дружил с зелёными, а позже помогал Дилану и Джесс Сигворт с выращиванием второй Матери.
Меган Кахилл - мать Кахилла, о которой он рассказывает. Мне сильно нравится её внешность)
Брюс Розвелл - сын Теда и Мередит Розвелл, мэр Стрейнджервиля (на момент действия главы - уже бывший мэр). Помимо Джеффа, у него также есть дети от законной супруги.
Джефф Кахилл - собственно, герой этой главы.
Энтони Кахилл - учёный, который вместе с Диланом Сигвортом работал над зелёными и впоследствии женился на Элис Спенсер-Ким.
Тимоти Спенсер-Кахилл - тот самый тип, забравший Кейдана из Хэнфорд. В детстве дружил с зелёными, а позже помогал Дилану и Джесс Сигворт с выращиванием второй Матери.
Меган Кахилл - мать Кахилла, о которой он рассказывает. Мне сильно нравится её внешность)
Брюс Розвелл - сын Теда и Мередит Розвелл, мэр Стрейнджервиля (на момент действия главы - уже бывший мэр). Помимо Джеффа, у него также есть дети от законной супруги.
Джефф Кахилл - собственно, герой этой главы.
Без изменений, 137,50
Последнее редактирование:
Действуют клубный баф и баф ЧХ, но всё равно что-то как-то слишком.
