Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нем неправильно. Необходимо обновить браузер или попробовать использовать другой.
У Нормана Эррингтона каждый день – сложный день. Работа на тайную правительственную организацию в буквальном смысле делает его другим человеком. Норман ходит по грани и в любой момент может сорваться в пропасть. Прошлое бежит за героем по пятам: трагическая смерть матери, конфликт с отцом, ужасные поступки и незаживающие шрамы на душе. Сможет ли он выжить на своём последнем задании? Сможет ли отыскать себя в лабиринте вымышленных личностей?
У Рафаэллы ди Камайори каждый день – сложный день. У неё есть всё – деньги, красивая жизнь и внимание мужчин, – но чувство ненужности никуда не уходит. Мать никогда не любила Рафаэллу. Ни одно из занятий не приносит радости и вдохновения. Всё серое, скучное, пресное. Как двигаться вперёд, когда нет цели? Как кого-то любить, когда у тебя никогда не было настоящей семьи? Раф мечется, как порванный парус на ветру. Сможет ли она найти то, что ищет? В себе или в другом человеке?
У Лэндона Кэннера каждый день – сложный день. Его собственная жизнь ему не принадлежит. Лэндон появился на свет с единственной целью – чтобы служить обществу. Он понятия не имеет, как жить эту жизнь за рамками работы. Это история взросления и поисков себя в экстремальных условиях.
Привет, меня зовут Мэджик и я люблю рассказывать истории. Добро пожаловать в мой мир. Здесь есть противоречивые герои с серой моралью, дети-шпионы, котики, семейные тайны, месть, разбитые носы, болезненные отношения и много всего остального. Всё, что вы видите, – одна большая история, рассказанная тремя основными героями и несколькими второстепенными. Желаю приятного прочтения и просмотра.
Аделина Борацца ди Камайори
«Борацца», Монте Виста
Двадцать лет назад
What is your soul made of?
Beauty
And what is beauty?
Terror
Аделина проскользнула в сад. По пути стянула с себя перчатки, отыскала спрятанные в волосах шпильки, скинула туфли и буквально выдернула из ушей тяжёлые антикварные серьги. Мона Вилетта, новая горничная, со всем разберётся. Она расторопная и сообразительная, и очень мило воркует с малышкой Рафаэллой.
– Устала с дороги? – вместо приветствия Рауль усадил Аделину к себе на колени и начал разминать плечи. – Я попросил Мону приготовить для нас горячую ванну.
– Лучший муж – тот, которого видишь раз в год, – заключила Дэль. – Не знала, что ты приехал.
– Ничего не могу с собой поделать, «Борацца» прекрасна в это время года, а ты ещё прекрасней. – Неужели Рауль опустился до столь банального комплимента? – Как застрявший в спине окровавленный кинжал с выгравированной на рукояти позолоченной розой.
Нет, всё в порядке. Аделина выдохнула с облегчением и позволила смуглым пальцам делать свою работу – снимать напряжение, болезненно пульсирующее в зажатых плечах и одеревенелых мышцах. Что может быть лучше расслабляющей массажа после долгого дня, изматывающего разговора и нескольких часов за рулём? Стоило дождаться, пока верный Пол привезёт Рафаэллу с занятий живописью и ехать с ним. На заднем сиденье, в тепле и комфорте, под шерстяным пледом, подрёмывая под неспешную беседу… Эх.
– Рафаэлла уже спит?
– Маленькая мартышка уснула прямо на коврике у камина, очень хотела тебя дождаться, – Рауль тепло улыбнулся, что в последнее время случалось нечасто. – Мона отнесла её наверх. У Раф теперь своя комната в «Борацце»? Знаешь ли, её комната в «Камайоре» ничуть не хуже.
– Что ты хочешь этим сказать? Я попросила Пола убрать пластинки, винтажные комиксы и прочий хлам Энцо на чердак… или это хлам Ронцо… или их общий… В любом случае, у меня была целая лишняя комната, заваленная хламом двух мальчиков-меломанов.
– Ты же понимаешь, что я не про бытовую сторону вопроса, – руки переместились с плечей на лодыжки, и Аделина блаженно зажмурилась. – Что, настолько приятно? Синьора, если ты замурлыкаешь как кошка, я подамся в массажисты и сколочу состояние вот этими виртуозными руками… – Рауль пошевелил пальцами в воздухе. – Но шутки в сторону. Дэль, зачем ты отбираешь ребёнка у родной матери? Раф болтает об Элеттре какие-то ужасы. Ты постаралась или твой трижды распроклятый братец?
– Я постаралась, Лоренцо наплевать на чужих детей. Со мной Рафаэлле будет лучше.– Дэль спокойно выдержала взгляд пронзительных синих глаз. – Не лезь, Рау, иначе я перестану мурлыкать и начну царапаться.
– О, ещё как полезу! – Гром, молнии и пустые угрозы – всё как всегда, именно поэтому Рауль и Дэль не могли сосуществовать дольше пары месяцев в году. – Чёрта с два я позволю тебе воткнуть свои ядовитые шипы в невинного ребёнка! Я тебе что, всепрощающая и туповатая фигура святого на носу корабля?
– Mi stai stancando, Rau*. – отмахнулись Аделина. – Что ты сделаешь? Ничего. Мужчины вроде тебя очень много болтают и очень мало делают. Честно признаться, ты делаешь ещё меньше, чем мой брат, хотя раньше мне казалось, что это невозможно. Коэффициент полезного действия Лоренцо стремится к нулю, а твой, похоже, и вовсе отрицательный.
– Утомляю я её… – буркнул упрямец себе под нос и ещё что-то добавил на эсперанто. – Если бы я знал, что за этим нежным бутончиком губ скрывается раздвоенное заметное жало, никогда бы… Ах, проклятый я дурак! Всё равно бы пал к твоим ногам, коварная ты женщина.
Аделина медленно кивнула. Знай он всё наперёд, как самый квалифицированный из пророков, ничего бы между ними не поменялось. Рауль бы всё так же пожирал её глазами в самую первую встречу, как десятки одурманенных мужчин до него. Извечный uomo solitario**, которому нравилось его положение. Лоренцо возвышался за спиной друга и прижимал палец к губам, призывая молчать обо всех грязных секретах. Дэль подмигнула брату, но Рауль решил, что игривый взгляд предназначался ему и только ему. Неисправимый узурпатор и собственник.
Их первая встреча, спустя полгода после смерти Ронцо… Лоренцо вернулся домой в компании тощего смуглого парня в линялой рубашке и красном нашейном платке, с волосами цвета воронова крыла и глазами, за которые многое можно было простить. «Это Рауль Рамбаска, племянник нашей матери», – объявил братец, всё с тем же заговорщическим видом. Дэль наступила на ногу ближайшему кузену, задушив в нём робкие протесты на тему «У вашей матери нет племянников». Чего не сделаешь ради любимого брата!.. Поддержишь любую ложь и легенду, лишь бы он снова не бродил по ночам под проливным дождём, скорбя по потерянному другу.
Ронцо… Аделина до сих терялась в догадках, что при больше боли, бед и разрушений – его жизнь или его смерть. Ронцо – пять отрывистых и резких букв на кончике языка, но брат умудрялся произносить их на удивление нежно.
Ронцо. Ронцо. Ронцо. Нет, у Аделины так не получалось. Он каждый раз вздрагивал, когда слышал собственное имя из уст жены.
* – Ты меня утомляешь, Рау.
** – одинокий мужчина
– Послушай, аморе мио, от тебя не убудет, если ты согласишься на un piccolo compromesso – малюсенький такой компромисс…
Рауль не сдавался. Натянул на физиономию самую обольстительную из своих улыбок, от которой у Аделины побежали мурашки по всему телу. Горячая ванна. Махровый халат. Пахнущие лавандой белоснежные простыни. La petite mort. И не вспоминать про Ронцо.
«Пожалуйста, Рау, перестань быть утомительным и исполни своё прямое предназначение». Аделина считала, что подобные мужчины годятся лишь для одного – доставить удовольствие и раствориться в тумане на следующее утро. E nient'altro*.
* – И ничего больше.
– … ты ведь сможешь ради меня? Си, синьора? – синие глаза смотрели с надеждой. – Позволь Рафаэлле проводить по паре месяцев в году со своей матерью, не забирай её окончательно.
– Обычно я не склонна идти на компромиссы, но ради тебя подумаю.
– И ещё одно – портреты и фотографии Ронцо. Per favore, избавься от них. У меня мурашки по коже от его фирменного взгляда «Я знаю то, чего не знают другие». Размером с откормленного слона, брр-р-р! – Рауль развёл в стороны большой и указательный пальцы, чтобы наглядно продемонстрировать размеры мурашек. – Ведь ты не жрица тайного культа с человеческими жертвоприношениями во славу своего господина! Мы не ждём какого-то его пришествия? Если нет, то убирай клятого Ронцо к чёртовой бабушке!
«… где ему и место», – тихо добавил Рамбаска, но Дэль всё равно услышала.
– Портреты «господина» останутся на своих местах. Это мой дом. Все дома, в которых ты живёшь, ешь, спишь или проводишь время с другими женщинами, – мои или моего брата. Могу завесить их портретами Ронцо от пола до потолка. Я в своём праве.
– Дэль, вполне хватает вашей жутковатой матери и ваших жутких детских фотографий.
– Рау, ещё раз повторю, что ты в моём доме.
– О, несносная женщина! «Борацца» разве полностью твоя?
– По большей части, – поморщилась Аделина. – Моя и моего брата, спасибо всё тому же Ронцо за завещание-сюрприз. Сразу после свадьбы мы с ним выкупили доли кузенов и… тут же заложили «Бораццу», а потом ещё и ещё раз. Деньги вложили в высокорисковые активы – акции никому не известных фирм, которые внезапно взлетели. Лоренцо подозревал, что Ронцо был замешан в инсайдерской торговле. К счастью, на этот раз обошлось без судов и подмоченной репутации.
– Что ещё за «завещание-сюрприз»?
– Смерть не помешала моему талантливому супругу в последний раз плюнуть мне в лицо. Всё имущество Ронцо, включая его личные вещи, отошло к Лоренцо. Даже его последние слова предназначались не мне, а, конечно же, моему брату… Но я не стала их передавать.
– Дэль, какого дьявола ты творишь? – Рауль едва не задохнулся от праведного гнева. – Ты не передала последние слова умирающего?! Да это же… это же святотатство!
– Ради Энцо. Я оберегаю брата, в отличие от лживого подонка Ронцо. Не уверена, что на смертном одре он не отколол свою последнюю шутку. Ты смог бы жить дальше, если бы узнал, что твоя Океана-Вероника все эти годы, пока вы были порознь, тайно тебя…
– О, замолчи! Сейчас же! Не смей, никогда не смей… Даже не произноси её имя своим змеиным ртом!
Рауль грубо спихнул Аделину со своих коленей и принялся расхаживать по саду, бормоча проклятия себе под нос. Пришлось подождать, пока он придёт в себя. Пересчитать кусты диких роз, птичьи домики, скульптуры и кормушки. Дорожка, ведущая в дальнюю часть сада поросла мхом. Большой дом так сложно поддерживать в идеальном порядке! «Интересно, Пол сможет с этим что-то сделать?»
Молодой человек совмещал сразу несколько должностей – водителя, садовника, защитника, персонального ассистента и периодически любовника. Большие добрые руки, деревенский акцент, угольно-чёрные глаза и смоляные колечки волос на загорелой шее... Ну какая леди из высшего общества не прочь прыгнуть в койку с неотёсанным дикарём-лесорубом? Нестареющая классика любовного жанра.
– Н-ненавижу тебя, – сквозь зубы прошипел Рауль, растеряв остатки красноречия. – Ты как удавка на шее, красивая кружевная удавка.
– Не могу ответить столь же сильными чувствами, – Аделина давно привыкла к его вспышкам гнева и перестала обращать на них внимание, – но я определённо к тебе привязана. Как насчёт того, чтобы принять ванну?
***
Рауль в два счёта скинул с себя одежду и помог раздеться Аделине, вымещая остатки злости на ни в чём не повинных пуговицах. Кажется, даже оторвал парочку. Что ж, у Моны станет ещё больше работы. В последнее время Дэль поддерживала в доме минимальное количество помощников. Помимо Моны и Пола, в «Борацце» постоянно проживали только повар и старый дворецкий, которого нанял ещё отец.
Шёлковое нижнее бельё скользнуло вниз по ногам без всякого сопротивления, и Дэль оказалась полностью свободна от общественных условностей и тканевых оков. Первозданная нагота, что может быть естественней и прекрасней?
– Остыл? – Аделина опасливо шагнула в обжигающе горячую воду.
– Это каламбур, синьора? – Рауль небрежно чмокнул жену в молочно-белое плечо. – Я не хочу говорить о ней… с тобой. Никогда не хотел, но ты, очевидно, находишь удовольствие в том, чтобы наступать людям на больные мозоли.
– Я искренне убеждена, что замалчивание проблемы не ведёт к её решению. Однажды ты обнаружишь, что больше не можешь дышать потому, что кто-то невзначай обронил в разговоре знакомое имя.
– Да что ты знаешь о потерях, принцесса давно позабытой империи на троне из черепов поверженных врагов?
– Всё. Когда мне было двенадцать, я стояла под дверью ванной комнаты, за которой находился мой отец. Из-под неё текла смешанная с кровью вода. Лоренцо медлил – пальцы дрожат на ручке двери, немой вопрос в глазах. Он вскрыл замок моей невидимкой, но хотели ли мы спасать нашего отца? Имели ли мы моральное право заставлять его жить вопреки его собственному желанию? Те же вопросы задал Ронцо, которого разбудила наша возня с дверью. Он убрал руку Энцо, мы спустились в гостиную, подождали ещё минут двадцать и только потом позвонили в службу спасения и разбудили кого-то из взрослых.
– Аделина…
– Что «Аделина»? От нашего отца оставалась одна оболочка, он умер задолго до своей физической смерти. Что бы ты сделал на нашем месте?
– Выломал бы чёртову дверь и откачивал его до прибытия скорой. Моя совесть была бы чиста, в отличие от… Впрочем, давай поставим здесь точку.
– Ты не можешь заставить кого-то жить насильно, – печально констатировала Дэль. – Я пробовала заставить Ронцо, не сработало. Он делал только то, чего хотел сам. Захотел умереть – и умер. Всё. Его воля.
– Ты рассуждаешь о страшных вещах таким будничным тоном, будто размазываешь растаявшее масло по поджаренному тосту. У меня неприятные ассоциации с твоим братцем-психопатцем.
– Прости, как уж могу. К слову о братце-психопатце… – Дэль поёжилась, вспомнив промёрзшую комнату и пустой взгляд в потолок. – Я всё же хочу поговорить «о ней». Ты в порядке? Только честно.
– В порядке. Насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах. Я живу-дышу, принимаю своё лекарство, почти не пью и в этот конкретный момент наслаждаюсь близостью твоего тела. Лоренцо?
– Нет, он не в порядке. Сломлен, уничтожен и окончательно разбит, как зеркало в его спальне и осколки на ковре под ним. Не знаю, что за битва там развернулась – кого и с кем – не стала спрашивать… В какой-то степени тебе повезло.
– Очень интересно послушать, что за джекпот я, по твоему мнению, сорвал, – чем-чем а угрожающим шёпотом в макушку Аделину было не напугать.
– Ты не в эпицентре смерча, а наблюдаешь за ним с безопасного расстояния. Мой брат занял твоё место.
– Аллилуйя! Любимая женщина предпочла не меня, и благодаря этому её смерть причиняет мне меньше боли? Пойду откупорю по этому случаю бутылочку хорошего вина.
– Esattamente così*.
Рауль ударил кулаками по воде. Во все стороны взметнулись брызги и клочки пены. Сдержанность никогда не была в числе его добродетелей, но любая стихия со временем успокаивается. Пять минут спустя смуглые руки вновь притянули Аделину к горячей груди.
– Может, ты и права, – если бы губы Рауля не располагались в непосредственной близости от её уха, Дэль решила бы, что эти слова прошелестел ветер за окном.
* – Именно так.
***
Утром следующего дня Рауль и Аделина завтракали в саду, а Рафаэлла, милое дитя, носилась по дорожкам с сачком наперевес. Безуспешно пыталась поймать стрекозу, чьи крылышки напоминали витражи в окнах яковитского собора. В конце концов девочка отшвырнула сачок и издала разочарованный вопль – не самое приличествующее для иной синьорины поведение, но Дэль гораздо больше нравились живые детские эмоции, а не вымуштрованное повиновение.
– А вы знаете, из чего сделан панцирь улитки? – Раф притормозила у столика, за которым завтракали её дядя и тётя.
– Дай-ка подумать, мартышка, – Рауль напустил на себя серьёзный вид. – Панцирь улитки – суть крошечный замок, её личное королевство. Из чего делают замки? Из камня, правильно? Значит, и домик улитки сделан из камня.
– Это неправда, сказочка для малышей. Дядя Энцо сказал, что панцирь сделан из кальция. – Племяннице явно пришёлся по душе более взрослый ответ. – Подарил мне старую энциклопедию, которую они с дядей Ронцо читали, когда были детьми. В ней даже есть карандашные пометки… Так-то!
– Чтоб я сдох, – проворчал Рауль. – У «дяди Энцо» воображение не сильно богаче, чем у дождевого червя. Я же просто… я же…
Рауль бросил на жену умоляющий взгляд, но та лишь пожала плечами. Наблюдать за взаимодействием детей и неуклюжих взрослых быть крайне увлекательно, Аделина не собиралась вмешиваться и портить себе удовольствие. Пусть Рауль сам попробует сместить с пьедестала авторитетного «дядю Энцо».
Чем детям нравился её мрачноватый брат – большая загадка. Ему самому дети совершенно не нравились. Выражение вселенского страдания – вот что появлялось на лице Лоренцо, когда Рафаэлла бежала к нему с очередным вопросом про то, как устроен мир. Племянница была на редкость любознательной девочкой.
– Однажды я видела улитку без панциря. Дядя Энцо сказал, что это слизень.
– Слизень – это он сам. Очень подходящее определение для милого дядюшки Лоренцо, прямо очень.
– Тебе не нравится дядя Энцо? – Рафаэлла склонила голову набок, как маленький любопытный зверёк.
– Верно, мартышка, – Рауль не стал отпираться, ведь врать детям совершенно бессмысленно. – Лоренцо поступал со мной очень плохо, много раз.
– Но мне он не сделал ничего плохого, значит мы можем дружить.
Интересно, брат в курсе, что с ним дружит ещё одно десятилетнее существо, помимо его сына? Хотя отношения Рэмо и Лоренцо сложно было назвать дружбой. Скорее ожесточённым противостоянием двух очень похожих и зловредных индивидов.
– Рэмо посадил слизня себе на ладонь, и на ней остался липкий след. Так мерзко, фу-у! – Рафаэлла продолжала беззаботно болтать и одновременно пританцовывать, будто одного действия было недостаточно. – Я сказала ему помыть руки, но кузен стал за мной гоняться и вытер пальцы о моё платье.
– Несносный мальчишка! Дэль, ты не считаешь, что пора ограничить общение этого парня с Рафаэллой? От него одни неприятности, как и от его отца.
– Не считаю, Рау. Мне нравится мой племянник.
– Твой брат тоже был таким в десять лет?
– Нет. Его всегда интересовали более взрослые развлечения – странные книги, мрачная музыка, сомнительное искусство и всё, что держат подальше от десятилетних мальчиков… Раф, милая, можешь принести для нас ещё тех цветов из дальнего закутка сада? Боюсь, старый букет уже завял.
Дэль подождала, пока племянница убежит собирать цветы, и продолжила:
– Через пару-тройку лет у Энцо появились новые увлечения. Если он не пропадал на вечеринках, не искал новые способы
стать выше деревьев или улететь на машине в отвесную пропасть, то сидел на полу в библиотеке в окружении книг, с наушниками на голове и затуманенным взглядом. Иногда прямо там и засыпал. Я находила его дрожащим на полу в окружении томиков с забористым бредом, накрывала это неразумное тело пледом, целовала в лоб и оставляла в покое…
– Может, не стоило оставлять его в покое и в целом давать так много свободы? Дэль, твой брат катился совсем в другую пропасть, навстречу собственной гибели, пока вы стояли рядом с куриным бульончиком, как заботливые бабушки.
– Ронцо полагал, что со временем у Энцо включатся мозги и, кажется, не обманул. Твой путь – это путь насилия и принуждения, мой путь – принятие чужих особенностей.
– Принятие, значит…
– Оно самое. Знаешь, почему у Энцо и Вероники всё получилось? То же самое слово – принятие.
– Уверен, Океана и половины его секретов не знала.
– Ох, Рау… – Дэль неизменно поражала его преданность делу самообмана. – Уверена, она знала практически всё. Как по-другому? Ты не можешь десять лет делить постель с незнакомцем и носить на лице умиротворённую улыбку. Мне тоже не доставляет удовольствия видеть счастливые парочки, но у них всё было хорошо. Не стандартное «хорошо» для здоровых людей, но какая-то собственная версия «хорошо».
– Ей не могло быть хорошо с таким человеком, как Лоренцо. Дэль, я понимаю, что у вас с ним было непростое детство…
– Стоп. Не надо так, Рау. Ты не любишь, когда твои особенности связывают с детскими травмами, но и мы тоже этого не любим.
– Я правильно понимаю, что ты отстаиваешь ваше с Лоренцо право быть ненормальными без единого смягчающего фактора?
– Да, всё верно. Мы родились такими, а не стали. Отец с самого раннего детства подозревал, что с Энцо что-то не так. Брату нравилось подбивать других малышей на всякие опасные вещи. Он наблюдал, учился, постигал свой природный дар. Представляешь, как это пошатнуло и без того хрупкую отцовскую психику?
– Дэль, вот об этом я и говорю. Энцо – опасный психопат!
– Хочешь знать, кто такой Энцо? Ребёнок, который не понимал, что он такое. Подросток, лишившийся семьи и дома. Взрослый мужчина, который научился себя контролировать. Вполне сносный муж и отец. Я горжусь тем, что он смог адаптироваться. Хороший финал, если бы не…
– Почему тогда у нас с тобой не может быть своего «хорошо» и счастливого финала? – Рауль по своему обыкновению перескочил на стороннюю тему, не закончив с предыдущей. – Мы тоже знаем друг друга, но каждая попытка сблизиться… Ты прекрасна, Дэль, и умна. Я абсолютно очарован мягким лунным свечением твоей кожи и невинными голубыми глазами, но как же мне порой хочется тебя убить. Ты такая невозможная стерва, я просто свирепею, когда ты…
– Не взаимно, – честно призналась Аделина. – Мне не хочется тебя убить, я просто устаю от твоих метаний, бесконечно грызущей тебя тоски и затаённой боли, которую тебе причинили другие люди. Что мне со всем этим делать, Рау? Я не могу и не хочу тебя исцелять. Это не моя битва.
– Я никогда об этом не просил.
– Не словами. Каждый раз ты смотришь на меня с надеждой – а вдруг я та самая женщина, которая станет твоей тихой гаванью. Нет, не сработает. Даже у Святой Океаны не получилось свить для тебя гнёздышко. У вас всё пошло наперекосяк, и она счастливо убежала развлекаться с моим братцем. Кстати, не осуждаю. С Энцо проще договориться. Ты чересчур утомительный, непоследовательный и местами жутко консервативный.
– Консервативный? Я-а?! В каком, интересно, месте? Слегка старомодный – да, но консервативный?
– Ты, Рау. Твой список неприемлемых вещей гораздо длиннее моего. Ты так удивился, когда выяснил подробности о личной жизни моего брата. Ой-ой, проклятый развратник.
– У-у-у, Дэль, всё же я родился и вырос не в том борделе, который вы по недоразумению зовёте городом Монте Виста. Если хочешь знать моё мнение, твой брат всегда казался мне чересчур кокетливым, рафинированным и инфантильным. Чёртовым неженкой с руками, которые никогда не знали тяжёлой работы!
– Тебя задевает, что Вероника ушла от тебя к такому мужчине? У всех свои вкусы, Рау. Мне, к примеру, с одинаковой силой нравятся и грубые мужланы, и кокетливые неженки. Промежуточный вариант в виде тебя тоже весьма хорош.
– Меня задевает, что твой братец честно смотрел мне в глаза, смеялся над моими шутками и называл другом, а потом ложился в постель с моими женщинами. Как будто у него хобби такое – отбирать моих женщин…
– Что я могу сказать, Рау? Он всегда «честно смотрит», но со временем ты начинаешь понимать, когда Энцо на самом деле врёт… но тоже не всегда. Он весьма хорош в своём деле.
– Любовь моя, я не собираюсь его понимать. Для твоего брата у меня есть только две вещи – презрение и кулаки.
– Любовь моя, если кто-то положил на кого-то своё тело, это ещё не повод махать кулаками, – в таком же духе ответила Аделина. – Всегда можно договориться об очерёдности или совместном досуге. А Вероника… она сама сделала выбор. Никогда не понимала сути вашего конфликта. Лоренцо ещё сто лет назад был готов с тобой помириться, он не слишком злопамятный.
– Помириться?! То есть это он на меня обижался?
– Слегка. Ты едва не выбил ему зубы. Не нужно уродовать моего брата, меня это злит.
– Но ему можно уродовать меня?! – Рауль ткнул пальцем в свой многострадальный нос.
– Нет, меня это тоже злит. Я предпочитаю, чтобы вы оба оставались в эстетически приглядном виде и затушили свой конфликт… – Дэль огляделась по сторонам в поисках подходящей метафоры. – Да хоть из садовой лейки! Разнимать вас каждый раз? Это начинает действовать на нервы, Рау.
– За десять прошедших лет я не услышал от Лоренцо ни единого извинения.
– Скорее всего, и не услышишь. Он не считает себя виноватым. Вместо извинений Энцо просил передать, чтобы ты больше не лез к его сыну.
– Вот именно, Аделина, вот именно! Рауль у нас мерзавец, а Лоренцо – невинный агнец. – Рауль экспрессивно взмахнул рукой, и рукав рубашки погрузился в кружку с утренним кофе. – Проклятая посудина! Ч-чёрте что!.. Только посмотри, от твоего брата одни неприятности, даже когда его нет поблизости! Одно его имя распространяет вокруг себя ауру бедствий и неприятных маленьких катастроф. Хочу заметить, ничего плохого я маленькому паршивцу Рэмо не сказал. Только что его мать должна была остаться со мной. Знаешь, что ответил твой племянник?
– Удиви меня.
– Сказал, что я могу поцеловать в зад болотную жабу. Специально запомнил и перевёл со словарём. Ненавижу ваш чёртов итальянский! Что за манера оскорблять на языке, которым собеседник не владеет в совершенстве?
– Ты сам так делаешь, Рау, – развеселилась Аделина. – Я даже не всегда понимаю, что ты пытаешься сказать на симлише. Эта твоя витиеватость…
Вместо ответа Рауль встал из-за стола и отвесил грациозный полупоклон. Дэль бросила быстрый взгляд на дальнюю часть сада, где Рафаэлла ответственно собирала цветы. Кажется, племянница не собиралась возвращаться в ближайшие минут десять-пятнадцать. Полуулыбка, взгляд-с-намёком и приподнятая бровь – и Рауль уже её ног. В очень буквальном смысле.
– Что это ты задумала, синьора? – бесстыжие синие глаза пробежались по телу Аделины снизу вверх. – Вдруг наше милое дитя вернётся раньше времени…
– Тогда ты просто скажешь, что мне под юбку залетела стрекоза, и ты пытаешься её поймать. Мой бесстрашный охотник!
– Malbeno! Ĉi tie fariĝas varme.* – едва разборчиво пробормотал Рауль, целуя нежную кожу в том сокровенном месте, где заканчивался край чулка.
– Рау?
– К твоим услугам. Всегда к твоим услугам. Так и не обрёл иммунитет к твоим ведьминым чарам.
– Задержись в этот раз подольше.
Ложная надежда. Не нужно быть дельфийским оракулом, чтобы предсказать, что у Рауля и Аделины в очередной раз ничего не выйдет. Спустя пару дней они крупно поссорятся, темпераментный супруг хлопнет дверью и пообещает, что никогда не вернётся в «Бораццу», да и вообще в Монте Висту. Ноги его будет на этой проклятой земле, омытой водами Семиземного моря, слезами святых и виноградным соком. Примерно так и скажет.
Ложная надежда, но в тот самый момент Аделине очень захотелось поверить. Tutto andrà bene. Всё будет хорошо.
Но нет, не будет.
* – (эсп.) Проклятье! Здесь становится горячо.
[Лоренцо и Аделина с матерью. Та самая Розабелла Эррингтон, у которой Норман украл фамилию]
Сегодня меня разбудило солнце. Не нежное солнышко «итальянского» побережья Симерики, а агрессивное курортное светило Сулани. Оно явно в сговоре со снующими по пляжам продавцами кокосов, магических талисманов и цветочных ожерелий. О турист, ты должен поскорее вскочить с кровати, нанести солнцезащитный крем, нацепить тёмные очки и смешную панаму, и срочно нестись на пляж! Где очередной местный с ореховой кожей и очень белыми зубами расскажет, как тебе нужен его товар – освежающий кокосовый сок, амулет от сглаза и стыдных болезней, или Na Lei* из плюмерий и орхидей.
* – Гавайский цветочный венок, позаимствованный для Сулани.
Ох! Я крепко зажмурилась. Спонсорами сегодняшнего утра выступили средней тяжести похмелье и головная боль. В районе моих висков располагались крохотные назойливые молоточки. С каждым движением они начинали отбивать военный ритм – тук-тук-тук.
На прикроватной тумбочке лежал телефон с сообщением от Лео, на которое я так и не ответила. Мне хотелось поделиться с ним – где я, с кем и что делаю. Но мешали молоточки и предчувствие, что мои приключения его не обрадуют. Может, если не упоминать Себастьяна Вандербурга…
Я стояла под прохладным душем и думала об Эйнсли, пока мои плечи и руки не начало покалывать ледяными иголками. На помощь пришёл пушистый махровый халат. Мягкий, как облако. Нежный, как объятия любящей матери, которых я никогда не знала. Я спряталась в халате от всех своих сомнений, метаний и чувства вины.
«Я скучаю по тебе», – написала я, что было чистейшей правдой.
***
На первом этаже стояла непривычная для курортного домика тишина. Я пошла на запах кофе, и обнаружила Честера Моррисона. Мой новый друг выглядел гораздо лучше меня – улыбчивый, бодрый, со свеженьким розоватым загаром. Нос уловил запах лосьона для бритья. Ох, святые круассаны, он ещё и побрился! А я не нашла в себе сил причесаться и нанести лёгкий макияж. Полный провал.
– О, ого-о… Привет. – Моррисон удивлённо приподнял брови, ведь я обещала спать до обеда. – Ты больше не ленивая бездельница, мисс Раф?
– Мисс Раф считает, что солнце на Сулани следует запретить, – я позавидовала его способности напиваться без особых последствий. – Часов до двенадцати пополудни.
– Э, есть же жалюзи.
– Точно. Я и забыла. Зомби не помнят про жалюзи.
– Кофе? – Честер в очередной раз подтвердил звание самого заботливого парня на свете. – Много сиропа, много молока и мало кофе. Правильно запомнил?
– Да, идеально. Знаешь, эта твоя суперспособность запоминать всякие мелочи… Она суперспособная! Весьма и весьма впечатляет.
Моррисон рассмеялся. Накануне я снова перешла черту и наговорила глупостей, но, кажется, он не обижался. Иначе бы шутить и смеяться не стал, ведь так? Извиняться мне не то чтобы не хотелось… Скорее я вспомнила, как он этого не любит и прикусила язык. Что мы говорим извинениям? Нет, не сегодня.
Магия кофе подействовала практически сразу. С первым глотком, с первым ароматным вдохом и божественной горчинкой на кончике языка я начала возвращаться к жизни.
– Ты не встречал Бэк и её кавалера? – ещё немного, и я бы решила, что их засосала чёрная дыра. – Кроме нас с тобой, дом кажется необитаемым.
– Не, мисс Раф. Но это же хороший знак, да?
– Хороший знак, который показывает что?
– Что они поладили, – Честер пожал широкими плечами. – Я не эксперт, но никто не станет жрать кактус и проводить кучу времени с неприятным человеком.
– Сложно сказать. У них самое начало отношений. Ну, ты знаешь, все эти бабочки в животе…
– Бабочки? – он задумчиво почесал затылок. – Я бы по-другому это назвал, но пусть будут бабочки. Так вот, мисс Раф… Не знаю, как у тебя, но у меня «бабочки» не со всеми случались. Даже в начале отношений. Чтобы второй день не вылезать из спальни должны быть сильные «бабочки». Бабочки-динозавры!
Я подумала, что он прав. Сильные «бабочки» у меня случились только с Норманом и Лео. Питер – юноша, который вошёл в мою жизнь после лорда – в первую же ночь убил всех «бабочек» своим занудством. Я лежала на спине, смотрела в потолок и ждала, пока он закончит хвастаться очередной победой в дебатах. Как будто это имело значение для наших отношений. Гораздо больше я хотела услышать что-то в духе: «Раф, с тобой волшебно проводить время». Но нет. Давай по десятому кругу обсудим скучные дебаты вместо того, чтобы доставлять друг другу удовольствие.
К Нельсону Рафферти, последнему кавалеру, у меня нет особых претензий. Он был нежен и внимателен. Для разнообразия думал обо мне, а не только о своих делах и интересах. «Бабочки» как-то сами собой погибли от недостатка острых ощущений. Прямолинейные, пресные и лишённые перчинки отношения никогда не заставляли моё сердце выпрыгивать из груди. Я вздохнула с облегчением, когда нашёлся предлог оставить Рафферти наедине с его долгами и любовью к азартным играм. Тащить труп отношений сквозь время и пространство – то ещё испытание. Проще его сбросить.
– Динозавры? – мне показалось, что его сравнение не совсем точное. – Ты знаешь, что существовали совсем крошечные виды? У них даже названия с приставкой «микро». Подожди, сейчас вспомню. Микрораптор ииии… – я напрягла ленивые утренние извилины, – микроцератопс! Размером с ручных собак.
– Мелкие динозавры? Офигеть. Ты документалками увлекаешься?
– Не я. Норман. У него в комнате висел проектор. Мы зашторивали окна, выключали свет, разворачивали огромный рулонный экран… – я даже зажмурилась от приятных воспоминаний. – Валялись на кровати весь день и смотрели документалки про космос, сотворение Вселенной и динозавров. Формально Норман ушёл из дома, но на выходных возвращался к любимым игрушкам. Дядя Энцо очень выразительно закатывал глаза, но молчал… Вообще он классный. Не знаю, почему часть семьи так его не любит. И мама у Нормана классная. Была… Эм-м-м, мои рассказы не очень скучные и утомительные?
– Не. Мне нравится тебя слушать.
– О, ладно. В общем, документалки – тема Нормана. Я засыпала под размеренный голос диктора и не очень много запомнила. Но мне нравилось проводить время с кузеном даже после того, как мы расстались. Ну, то есть… Ладно, хочешь правду?
– Мисс Раф, я-то хочу, – не стал юлить Моррисон. – Секреты все любят, но только тебе решать, рассказывать или нет.
– Пожалуй, я хочу рассказать, – я решила обменять откровенность на откровенность. – Мы с Норманом никогда не расставались на все сто процентов, просто не афишируем эти бесконечные камбэки последней надежды. Иногда мне отчаянно его не хватает, и тогда я набираю номер кузена. Если он берёт трубку, то приезжает в тот же день, где бы он ни был… или я к нему. Кажется, только тётя Аделина о чём-то догадывается и ещё, возможно, отец Нормана. Из семьи.
– Э-э, ну, я подозревал, что у вас с Эррингтоном не всё так просто. Вы, типа, не можете отпустить друг друга?
– Не можем, вот уже пятнадцать лет, – потвердила я, в очередной раз поразившись проницательности Честера. – Печальная правда – всё зря. Как Норман никогда не станет вторым Джими Хендриксом, так и наши отношения не взлетят. Мне просто нравится – как ты там выразился? – жрать кактус. Полный рот колючек уже через пару дней после очередного воссоединения. Я не такая, Норман не такой, да и вообще всё не так, как было раньше. Он сильно изменился, смотрит на меня с угрюмым разочарованием. Не знаю, что ему нужно. Какая-то другая версия Рафаэллы? Чтобы я была такой, как его мать? Не знаю, Честер, не знаю… Мы по-прежнему можем не вылезать из постели весь день, совсем как Бэк и Себастьян, но в промежутках… в промежутках меня накрывает бессильной злостью. Никто из нас не в состоянии дать другому то, что ему нужно.
– Это не моё дело, но… – судя по всему, мой собеседник боролся с какими-то внутренними демонами. – Чёрт, прости, мисс Раф. Любопытство заело. Что за история с матерью Эррингтона?
– Расскажу. Только ему не говори, ладно?
– Лады.
– Тётя Веро утонула, когда ему было десять. – я тяжело вздохнула и нарушила одно из негласных табу в нашей семье – не говорить о матери Нормана. – Вроде как она бродила в море в один из неспокойных дней, оступилась, ударилась головой о камень, и её унесло сильным течением.
– Версия полиции?
– Да. Они даже нашли свидетеля, который видел Веронику по пояс в воде за полчаса до предполагаемого времени смерти, но Норман никогда не верил… Думал, что его мать убили. Одна из причин, по которой он ушёл из дома и разругался с отцом. Дядя Энцо хотел, чтобы все перестали к нему лезть и копаться в деле жены. Норман хотел узнать правду. Им обоим было больно, но каждый переживал трагедию по-своему.
– Да уж. Эррингтону сильно досталось. Потерять мать, да ещё и вот так… Дерьмо полное, мисс Раф. Прости за грубость. Чёрт, захотелось позвонить родителям.
– Ох, Честер, я с тобой согласна. Нормана очень жалко, и его отца, но они не любят, когда их жалеют.
– Честно? Мне бы тоже не понравилось. Хреново, когда тебя жалеют. Лучше когда поддерживают.
– Я не знаю, в чём разница, – я поставила чашку на кухонный островок и обняла себя за плечи. – Моя мать никогда меня не поддерживала. Только тётя Дэль и другие родственники, но это другое. Я ужасный человек! Завидовала Норману, что у него нормальная семья, а потом её просто не стало. В один день.
– Всё, мисс Раф, иди сюда, – Честер предложил именно то, что мне было нужно. – Время обниматься после грустных историй.
Я даже не раздумывала. Просто скользнула в его объятия и вновь спряталась от страшного мира в кольце тёплых и сильных рук. Обниматься с Честером было так естественно, хорошо и уютно, что мне не хотелось отстраняться первой. Он тоже не спешил. Ждал, пока мне не надоест? Настоящий джентльмен.
– М-м, у тебя такие заботливые руки, – комплимент достался не совсем Честеру, а скорее его плечу, выше я не доставала. – Просто десять из десяти.
– Ты оцениваешь заботливость моих рук по десятибалльной? – его грудь затряслась от смеха. – Весьма оригинально, мисс Раф.
– Я всё оцениваю. Кстати, обнимать человека, который смеётся, – это пять из десяти. Примерно как ехать на машине по очень плохой дороге. Тебя, знаешь ли, трясёт.
– Чёрт, прости, – и начал смеяться ещё сильнее.
– Честер, это уже три из десяти. Держи себя в руках.
– Я тебя держу в руках, они заняты. Не могу держать всех сразу.
– Это не оправдание. Отрастить дополнительную пару рук – такой пустяк.
– Ох, мисс Раф, не провоцируй. Я сейчас точно что-нибудь отращу…
За спиной раздались шаги. Я инстинктивно отшатнулась от Честера, и он тут же убрал руки. Не хотела так резко вырываться, но проклятый Себастьян Вандербург меня напугал. Судя по его виду, он много чего подумал.
– Кхм, помешал? – кавалер Бэк тоже смутился. – Я хотел раздобыть что-нибудь на завтрак для своей прекрасной дамы. Типа апельсинового сока, кофе и пары круассанов…
– Не. Я слышал, как ты приближаешься. – Честер невозмутимо пожал плечами. – Примерно с того момента, как ты ступил на третью ступеньку. Она скрипит.
– Мог бы и мне сказать. – То есть он слышал, но решил не предупреждать. Очень мило. – Чтобы не подпрыгивала до потолка.
– Я думал, ты тоже слышишь. Он топал, как слон.
– Эй, вы же не собираетесь ссориться из-за меня? – Себастьян с подозрением уставился на нас с Честером. – Моя бывшая Нэсси тоже так на меня смотрела, а потом начинала пилить.
– Раф меня не пилит, – возразил Моррисон. – Вроде бы.
– Я его не пилю, – подтвердила я. – Мы дружим, а не то, что ты подумал. «Пилить» – это из арсенала подружек и жён, а я просто возмущаюсь.
– А, точно, ты же с Лео, – уровень осведомлённости Вандербурга о моих делах потрясал воображение. – Бэк говорила, что вы делали перерыв, но теперь снова вместе. Не подозревал, что Эйнсли такой преданный.
– О чём ты?
– Ну, он периодически писал Бэкс и спрашивал про тебя. Семь лет, блин! Я бы давно забил.
Интересные, однако, новости. Лео семь лет переписывался с Ребеккой. Лео семь лет интересовался моей жизнью. Бэк семь лет молчала. Бэк рассказала Себастьяну спустя пару недель после знакомства. Кто тут самая большая идиотка? Правильно, Рафаэлла.
Я отчаянно покраснела и опустила глаза. Лак на большом пальце ноги слегка облупился, пора было заглянуть в салон.
– Друг, ты не в свои дела лезешь, – напомнил Честер, пока я пыталась прийти в себя от услышанного. – Ты вроде за кофе с круассаном пришёл, не? Кофемашина прямо по курсу, а пакет со свежей выпечкой у тебя за спиной. Помочь найти?
– С ума сойти, вы все такие в своей… консалтинговой фирме? – Себастьян пытался выглядеть задиристым и грозным, но из-за разницы в росте у него не очень получалось. – Чуть что, сразу включаете угрозы. Да что с вами не так?
– Я просто сказал, что тебе стоит заняться своими делами. Угрожаю я по-другому и тебе лучше не доводить до такого. Могу случайно проскочить фазу с угрозами и перейти сразу к делу.
– Думаешь, ты один тут такой крутой и грозный? Мы, копы, тоже кое-что умеем.
– Честер! – пришлось встать между двумя разгневанными мужчинами. – Себастьян!
Я испугалась, что они сейчас поубивают друг друга. Невинный разговор очень быстро перетёк в конфликт и, кажется, его причиной стала я.
– Всё хорошо, мисс Раф, – Честер улыбнулся, и до меня дошло, что им просто интересно – ох! – пободаться. – Никто не пострадает, верь мне. Только отойди чутка, пожалуйста. Вандербург, я куплю тебе выпивку, если попадёшь по мне хоть раз из десяти.
– Ха! Предлагаешь тебя ударить?
– Предлагаю попробовать это сделать.
– Я забью твою самоуверенность тебе в…
– Куда, Вандербург?
Вместо ответа Себастьян сделал резкий выпад. Его кулак полетел Честеру в плечо, но плеча на том месте уже не было. Не знаю, как у Моррисона получалось уклониться так быстро. Просто какие-то доли секунды! И никто действительно не пострадал. Может, только самооценка Вандербурга.
Детектив с удивлением посмотрел на зависшую в воздухе руку, которая не встретила никакого сопротивления на своём пути. Выругался сквозь зубы и попробовал снова. На этот раз прямо в лицо. Я зажмурилась, но не услышала ничего, короче новой порции проклятий. Приоткрыла один глаз.
Честер улыбался и казался абсолютно расслабленным. Им обоим нравилось происходящее. Следующие восемь ударов ушли туда же, куда и первые два, – в пустоту. Моррисон уворачивался, внезапно нырял вниз, быстро скользил в сторону. Никогда бы не подумала, что огромный парень может двигаться так стремительно и вместе с тем плавно. Как бабочка-динозавр! В десятый раз он лишь слегка отклонился назад, и кулак Себастьяна замер в паре сантиметров от лица моего друга. Ух!
– Молодец, ты меня почти достал, – хмыкнул Честер.
– Да ну тебя! – покачал головой слегка запыхавшийся Вандербург. – Ты специально, чтобы мне не было обидно.
– Ну да.
– Пф. Позёр. Тебя хоть кто-то побеждал?
– Объединённый дуэт моих партнёров по спаррингу. Она быстрая, а он хитрый. Пока он отвлекал внимание на себя, она сделала подсечку. Я плюхнулся на задницу. Поздравил их с победой. Классно разыграли, как по нотам.
Честер невозмутимо пожал плечами и подмигнул мне. Я прижала ладонь ко рту и спрятала в ней пару шальных смешинок. Смеяться над мальчишескими забавами тридцатилетних мужчин? Ну нет, не дождутся.
***
Днём мы выбрались на пляж, все вчетвером. Мы с Бэк лениво валялись на шезлонгах, пили коктейли и обсуждали последние последние семейные сплетни. Я решила, что не стану портить отдых и нападать на подругу с расспросами про Лео. Подумала, что как-нибудь потом, уже на большой земле, выясню, что у них за тайный сговор.
Честер и Себастьян поддались зову приключений – большие волны, сёрфы, водные мотоциклы. Я старалась не сильно пялиться на мускулы и татуировки Моррисона. Заинтересованных взглядов в его сторону и так хватало, а одна отважная девушка даже пошла знакомиться.
– Так странно, что девочка клеит мальчика, а не наоборот, – кузина сдвинула тёмные очки на кончик носа. – Как думаешь, он даст ей свой номер телефона?
– Скорее, она позовёт его в бар, а потом к себе, – судя по моему опыту, на Сулани не обмениваются телефонами, а сразу переходят к делу. – Бэк, ты можешь хотя бы сделать вид, что нам не интересно? Неприлично так пристально наблюдать за людьми, у которых происходит что-то личное.
– Ой, ты видела? Она коснулась его руки! – Бэк проигнорировала мою просьбу. – Жаль нет бинокля, как у того парня-спасателя на вышке. Кстати, он симпатичный.
– Бинокль?
– Фу, Раф. Парень-спасатель.
– Его зовут Кайо, и ему девятнадцать, – это я уже успела выяснить. – Учится на ветеринара в Фоксбери. Летом подрабатывает на курортах. Милый домашний мальчик, но не прочь и поразвлечься. Жаль с нами Луны нет. Она любит таких плюшевых.
– Когда ты успела с ним познакомиться?
– Бэкс, я профессионал. Ни один симпатичный мальчик не пройдёт незамеченным.
– Но зачем тебе, Раф? У тебя же Лео.
– Во-первых, у нас Лео пока ничего серьёзного. Во-вторых… Спортивный интерес! Хочешь устроим состязание, кто раздобудет больше телефонов островных мачо?
– Себ меня убьёт, – покачала головой кузина.
– Пока не смотрит? Никто не заставляет тебя и дальше общаться с джентльменами. Вполне себе невинное развлечение.
– Ну тебя, Раф…
Бэк помахала Себастьяну. Тот просиял белозубой улыбкой и направился к нам. С сёрфом под мышкой, как настоящий островной мачо. Должна признать, он весьма неплохо смотрелся в облегающем гидрокостюме.
– Хотите сделать ставки? – Себастьян бросил свой сёрф рядом с нашими шезлонгами. – Отошьёт или поладят? Бэкси, подвинь попку.
«Бэкси»? «Попку»? Ох. Крепись, Раф, это когда-нибудь закончится.
Кузина скользнула на краешек шезлонга, а освободившееся место занял её кавалер. Разумеется, не обошлось без объятий, поглаживаний и прочих нежностей. Я изо всех сил старалась не осуждать, но откровенно лапать Бэк прямо у меня на глазах? Они не могли как-нибудь поскромнее?
– О чём они говорили? – подруге только мисочки с попкорном не хватало. – Ты что-нибудь слышал, Себ?
– Островная нимфа сказала, что Моррисон хорошо катается.
– Она симпатичная вблизи?
– Ну-у… так… – замялся угодивший в вопрос-ловушку Себастьян. – Не в моём вкусе!
– Ты просто мастер дипломатичных ответов, – восхитилась я. – Ставлю на то, что Честер и нимфа поладят.
Вряд ли кому-то может не понравиться такая девушка. Кожа цвета какао, шелковистые чёрные волосы и потрясающая фигура. Даже я засмотрелась.
– Я тоже, – присоединилась Бэк.
– Чёрт, и я хотел сделать ставку на благоприятный исход, – Себастьян, впрочем, не сильно расстроился. – Ну и ладно, проиграть двум красоткам не жалко. Ставлю, что Моррисон её отошьёт.
Разумеется, он проиграл. Минут через двадцать к нам вернулся Честер и извинился за то, что не поучаствует в запланированных вечерних развлечениях. Мы хотели заказать еду из ресторанчика с островной кухней и поиграть в настолки. Потом в бар, напиваться и танцевать до утра. Я подумала, что придётся позвать на помощь милого спасателя Кайо, чтобы не путаться у Бэк и Себастьяна под ногами. Пусть спасёт меня от печальной участи быть третьей лишней.
– Мисс Раф, если тебе станет совсем одиноко, звони-пиши, – Моррисон выглядел смущённым и виноватым. – Чёрт, не хочу тебя вот так бросать.
– Всё в порядке, – заверила я. – Наслаждайся жизнью, Честер. Мы здесь как раз за этим.
– Э, окей. Но если что…
Пообещала, что позвоню, если меня накроет особо сильным приступом хандры и одиночества. Конечно же, ничего такого я бы делать не стала. Вытаскивать друга со свидания только потому, что мне стало скучно? Святые круассаны, неужели он бы действительно всё бросил и вернулся меня развлекать? Сюрреализм какой-то.
Честер ушёл с пляжа вместе с островной нимфой, а мы задержались ещё на несколько часов. Себастьян учил Ребекку стоять на сёрфе. Я читала новую книгу Гельмута фон Глюка и потягивала коктейль. Обычный пляжный отдых, бессмысленный и бесцельный.
***
Начало смеркаться, и мы потянулись домой. Мне было и весело, и грустно одновременно. Типичное отпускное настроение, когда ты хорошо проводишь время, но глубоко внутри понимаешь, что эта хорошая жизнь – только временная иллюзия. Замок на песке, который сможет первой же набежавшей волной.
В сумерках мне почудилось, что на крыльце дома сидит тёмная фигура. Честер вернулся домой пораньше? Тени играли в игры с моими глазами? Я прищурилась, но фигура не пропала и не рассеялась.
– Вы тоже это видите? – спросила я у Бэк и Себастьяна.
Мы ускорили шаг, и примерно через сто метров я поняла, кто пожаловал к нам в гости. Высокий, стройный, с копной золотистых кудрей. Верная примета – если кто-то очень похож на Лео Эйнсли, то это и есть Лео Эйнсли.
– Как ты здесь оказался?! – последние метры я пробежала и едва не врезалась в Лео. – Как узнал, что я на Сулани? Хотя можешь не отвечать. Я сама знаю. Бэк, ничего не хочешь рассказать?
– Я попросила Себа извиниться перед Лео, – на щеках кузины проступил стыдливый румянец. – Прости. Я не должна была вмешиваться и говорить, где ты… Но разве Лео можно отказать?
– Раф, я тоже по тебе скучал, – только сейчас до меня дошло, что «мой лорд» весь день не отвечал на сообщения. – Спасибо за помощь, Ребекка.
– Пойдём поговорим.
Я взяла Эйнсли за руку и потащила наверх, в свою комнату. Он не сопротивлялся и лишь теснее переплёл свои пальцы с моими.
– Объясни, что всё это значит, – как только мы оказались внутри, я заперла дверь на ключ. – Не выйдешь отсюда, пока я не услышу правду. Ты и Бэк?
– Я и Бэк? Звучит как-то не очень. Я пас.
– Не смешно, Лео.
– Это был долгий день, – «мой лорд» устало потёр виски. – Четыре часа за рулём, шесть часов на пароме. Пилот сказал, что мы не сможем вылететь из-за плохих погодных условий. Дель-Соль-Вэлли накрыло штормом, и я поехал в Бри-Бэй ловить паром…
– Мог бы подождать, пока непогода не уляжется.
Нестись ко мне наперегонки со штормом? Первый раз вижу, чтобы Лео делал нечто настолько безрассудное.
– Рациональная часть меня с тобой бы согласилась, – Эйнсли посмотрел мне прямо в глаза, – но сегодня я её не слушаю. Всё, что я знаю, – я должен быть рядом с тобой. Я сдался, Раф. Не могу больше сопротивляться.
– Вы с Бэк обманывали меня. Так много лжи и секретов, Лео!
– Луна как-то сказала, что ты решила бросить Нормана из-за его проблем и непредсказуемого характера. У меня тоже были проблемы, много проблем. Больше, чем приходится на среднестатистического человека.
– Объясни.
– Моя кузина напилась и наглоталась таблеток, села за руль и сбила человека на пешеходном переходе. Суды, экспертизы, принудительное лечение, признание Грейси недееспособной… Я давал показания потому, что таблетки мои. Я много лет борюсь с депрессией, плюс проблемы со сном и ещё много интересного. Но мне даже в голову не пришло, что нужно запирать шкафчик с лекарствами. Меня пожирало чувство вины. Я знал, что с ней всё плохо, но был слишком поглощён собственными чувствами и переживаниями. Я мог… не знаю… предотвратить трагедию? Если бы больше внимания уделял семье.
– Лео, ты не Смотрящий и не можешь ничего предотвратить, – я встала на носочки и взяла его лицо в свои ладони. – Ты поэтому исчез семь лет назад и даже не попрощался?
– Да. Я ничего не мог тебе дать, Раф. Не хотел стать очередным проблемным бойфрендом, от которого ты сбежишь. Ну, и то, что я сказал в прошлый раз.
– Лео, я не… – хотела сказать, что смогла бы принять его со всеми проблемами, но это не так. – Я не стану давать обещания, которые могу нарушить. Давай просто попробуем?
– Что именно, Раф?
– Быть честными и откровенными друг с другом, – сказала девушка, которая не умеет быть честной даже с собственным дневником. – Я не могу сказать, что люблю тебя. Точно не сейчас.
– Я этого и не жду, – Лео прижал меня к себе, и сложная головоломка наконец-то решилась. – Только одна просьба – не спи с Норманом за моей спиной. Надеюсь, это входит в комплект честности и откровенности.
– Но откуда…?
– Просто проверил одну догадку.
– Лео Эйнсли, чтоб тебя!
– Угадал же.
– Будто ты сам никогда и ни с кем… Вокруг тебя вечно вились университетские девочки. О, эти похотливые взгляды а-ля «Лео, я вся твоя, давай делать детей»!
– Ух, Раф, как же много я не замечаю в своей жизни! Покажи, как выглядит этот самый взгляд, чтобы я запомнил.
Я слегка наклонила голову и приоткрыла губы так, чтобы было видно самый краешек верхних зубов. Посмотрела на Лео из-под полуприкрытых век. Тяжелым, долгим, томным и очень откровенным взглядом. Сначала ему в глаза, потом на губы, и ниже, ниже, ниже. Будто внезапно застеснялась.
– Ты так на меня в библиотеке смотрела, – вспомнил Лео. – Почти каждый раз, когда я смотрел на тебя. Но другие девушки? Чёрт, никогда не замечал. Серьёзно?
– О да. Не падай в обморок, но в рейтинге самых сексуальных парней Бритчестера ты был… ну, прямо в топе.
– С ума сойти, Раф! Рейтинг?
– Неофициальный конечно же, но реально существующий. Я попробую найти ссылку. Ты скакнул сразу на несколько позиций вверх после летней вечеринки у Сайруса.
– Что такого особенного произошло на вечеринке? – взгляд Лео устремился в потолок в попытках вспомнить события десятилетней давности. – Кажется, что ничего. Только Торн носился с голым задом, но вряд ли зад Торна смог накинуть мне дополнительных очков. Я с ним никак не связан.
– Ключевые слова – «бассейн», «прыжки в воду» и «частичная обнажёнка», – меня поразило, что Эйнсли не придаёт никакого значения собственной привлекательности и даже не осознаёт её. – Ты весьма феерично прыгнул с трамплина. Все остальные летали бомбочкой, а ты прыгнул ласточкой и вошёл в воду почти без брызг. Как спортсмен на олимпиаде.
– Я действительно хотел стать олимпийским чемпионом по прыжкам в воду, но жизнь повернула в другую сторону.
– Зато девочки были в восторге и весьма оценили тебя в бермудах. Там даже фотка была. Все сокрушались, что ты не выбрал что-то более короткое и обтягивающее.
– Просто отвратительное вторжение в частную жизнь!
Красивое лицо Лео исказила гримаса отвращения. Разумеется я знала, на какие болевые кнопки нужно давить, чтобы её вызвать. Эйнсли трепетно относится к вопросам приватности и предпочитает держать личную жизнь в большом секрете.
– Как и твой сговор с Бэк, – спокойно напомнила я. – Ты манипулировал моей кузиной и подругой, чтобы получать информацию обо мне. Бэкс – наивная душа, а ты – хищник с клыками и когтями. Очень неравное противостояние. Как быстро ты её сломал и заставил на тебя работать?
– Так и знал, что ты не просто так затеяла этот разговор.
– Я не позволю тебе одурманивать и одурачивать моих друзей, Лео. Больше никогда не смей трогать Ребекку!
– Раф, я просто периодически интересовался, как у тебя дела. Ничего такого.
– Лео, правильный ответ – «Хорошо, Раф, я больше не буду играть в сталкера», но ты, похоже, не согласен. Я вижу это упрямое выражение на твоём лице. Ты собрался спорить со мной и доказывать, что ты прав. Святые круассаны! Ты так похож на Нормана. Вы бы точно поладили.
Когда я упомянула Нормана, лорд Сент-Найветт едва заметно ухмыльнулся. Его порадовало сравнение с Норманом? Очень странно и подозрительно. И тут меня пронзила внезапная догадка.
– Я уже встречался с Норманом, – в то же мгновение признался Лео, – по своим делам. Мне потребовались услуги консалтинговой фирмы.
– Ты.
– Я?
– Снова это сделал!
– Не считается, Раф, – Эйнсли предусмотрительно взял мои руки в свои, но забыл, что пнуть я его тоже могу. – Я успел признаться. Честность и откровенность, да? Я соблюдаю условия сделки.
– Очень формально соблюдаешь. И это мы ещё не начали выяснять, чем ты рассердил Луну. Чем же?
– Если бы я знал. На всякий случай – она мне тоже периодически писала и рассказывала про тебя. Сама, я не просил.
– Луна писала тебе, чтобы рассказать… про меня? Лео, когда ты с ней познакомился – до или после меня?
– До. – он снова обратился к потолку за ответами. – На вечеринке по случаю Хэллоуина. Луна подошла и спросила, что я читаю. Если честно, читать было интереснее, чем болтать с ней.
– Лео, ты её отшил! Ты. Её. Отшил.
– Не отшивал, Раф. Она что-то спросила, но я прослушал. Попросил повторить ещё раз и снова прослушал. В дальнем конце комнаты я увидел тебя и потерял всякий интерес и к Луне, и книге, и ко всему на свете. Луна ещё что-то говорила. Понятия не имею, что именно. Потом спросила, не мешает ли она мне пялиться на тебя и не нужен ли мне платочек, чтобы вытереть слюни с подбородка.
– И что ты ответил? – не буду скрывать, хэллоуинские приключения Лео изрядно меня повеселили.
– Попросил отойти в сторону и не загораживать мне вид.
Святые круассаны, как же это типично для Лео! Грубо отшить девушку, которой он понравился, и недоумевать, почему Луна начала мстить. Ну просто тайна века! Мы бы гораздо быстрее пришли к правильному ответу, не скрывай Лео девяносто процентов информации. Особым бонусом к этой истории шло признание в том, что Эйнсли запал на меня задолго до библиотеки. Ну да, логично. Никогда до этого я его в библиотеке не видела.
– Ясно. Луна портит мне жизнь, чтобы отомстить тебе. Но почему она не может успокоиться? Столько лет прошло… О! Я поняла. Всё, Лео, официальное заявление – ты очень проблемный бойфренд, – я специально подчеркнула слово «очень». – На тебя западают мои подруги, что само по себе ужасно, но это ещё цветочки… Лео, Луна в тебя влюблена много-много лет! Это именно влюблённость, а не случайный флирт на вечеринке!
– Раф, мне это ни к чему, – Эйнсли недоверчиво покачал головой. – Ты уверена?
– Тебя никто не спрашивает, можно в тебя влюбляться или нет, ты уж прости. Нам нужно с ней поговорить. Сказать, что мы снова вместе и что у нас всё хорошо…
– Раф, тормози. Мы снова вместе? У нас всё хорошо?
– Ну да.
Я недоумённо смотрела на Лео, он – на меня. Логично, что я не просто так с ним обнимаюсь, терпеливо отношусь ко всем его схемам и многоходовкам, строю совместные планы на будущее, играю в Нэнси Дрю и пытаюсь раскрыть дело под названием «Любовь и ненависть Луны Виллареаль». Разве нет?
– Чёрт, Раф, ты сломала мне мозг. Я думал, ты сильно мной недовольна.
– Да.
– Но мы вместе и у нас всё хорошо?
– Да.
– Всё, сдаюсь. Официальное заявление – мне нужен холодный душ.
– Ты хочешь стоять и мёрзнуть под ним один-одинёшенек?
– Нет. Сделай мне альтернативное предложение, и я его рассмотрю.
[Пляж с высоты птичьего полёта. Галочками отмечены «настоящие» симы. Остальные – декоративные. ]
[В перерывах между съёмками Себестьян занят важными делами]
Midjourney V6.0 – картинка на обложке.
soulsistersims – за Morris.
katesimblr – за Los Banos.
Сегодня у меня писательское настроение, поэтому лови ещё одну запись. Я не знаю, что у нас с Лео, но это «что-то» заставляет моё сердце биться чаще. Пожалуй, я счастлива. Даже не злюсь на него за то, что наша встреча в библиотеке оказалась не случайностью, а тщательно спланированной атакой. По словам моего – теперь уже официально – бойфренда, я его instant crush. С той самой судьбоносной хэллоуинской вечеринки он пытался найти способ со мной познакомиться.
Никогда бы не подумала, что Лео такой застенчивый. Стоило ему улыбнуться мне там, на вечеринке, и я бы не сопротивлялась. Какая девочка устоит перед златокудрым принцем? Но пути Лео – это пути Лео, таинственные и теневые.
Пока «мой лорд» разбирал чемодан, я написала тёте Аделине и сообщила счастливую новость:
«Можешь меня поздравить, я вошла в одну и ту же реку дважды. Мы с Лео снова вместе».
«Лео – это тот тощий британский мальчик, который висит у тебя на стене?»
«Он самый. Кажется, я что-то к нему испытываю».
В ответ тётя прислала смайлик с глазами-сердечками. Приму его за официальное благословение. Жаль, что с моей матерью нельзя так же мило пообщаться.
***
Не все так обрадовались нашему с Лео воссоединению. Бэк проворчала, что мы потратила всю горячую воду, а Себастьян спрятал ехидную ухмылку а-ля «Знаю чем вы там занимались».
Сложно поверить, но в основном мы там говорили с перерывами на объятия, ласки и поцелуи. Как выяснилось, мы оба любим неспешные танцы в темпе adagio. Я наслаждалась возможностью снова изучать и узнавать друг друга, да и Лео не настаивал на непременном продолжении. На этапе изучения мы и остановились. Сверху полилась холодная вода, а Бэк требовательно забарабанила в дверь комнаты, напоминая про вечерние планы.
Вот так мы и оказались внизу в гостиной.
– Сыграем в викторину? – спросила кузина, перемешивая в руках разноцветные карточки. – Она как раз для парочек. Нужно отвечать на вопросы о своём партнёре.
– Мы вас сделаем, – пообещал Себастьян.
Судя по виду Лео, он бы предпочёл тихонько улизнуть и уединиться с книгой. Я не собиралась принуждать «своего лорда» к насильным социальным взаимодействиям, которые он так не любит. Готова была отказать Бэк и попросить какую-нибудь приключенческую настолку на троих вместо викторины с карточками.
– Я не против, – но Лео внезапно решил пойти навстречу мне. – Что нужно делать?
– Для начала добавим немного романтики.
Себастьян растопил камин: вечера и ночи на Сулани прохладные, особенно в преддверии надвигающегося сезона штормов. Мы с Бэк организовали нехитрые закуски и напитки, тёплые уютные пледы и «романтику» в виде тысячи и одной горящей свечи. Лео наблюдал за приготовлениями с некоторым скептицизмом, но не высказывался. Только шепнул мне на ухо, что всё это непривычно и он не знает, как себя вести. Я ободряюще сжала его руку.
– Ну вот, теперь можно играть, – торжественно объявила подруга, забираясь с ногами на диван.
Себастьян запрыгнул к ней, и парочка слилась в тесных объятиях. Я начинала потихоньку привыкать к их публичным демонстрациям. Как там Честер говорил? Хорошо, что ладят. Я мимоходом подумала про Моррисона. Жаль, что так и не получилось поиграть всем вместе в настолки и провести с ним чуть побольше времени. Но я ведь ещё наверстаю, да? На большой земле. Позову его поужинать с тётей Дэль и семьёй Бэк или что-то в таком духе.
Второй диван заняли мы с Лео. Комбинация тел получилась не такой откровенной, но всё же он меня обнял. Небывалый для Эйнсли уровень публичности. Никогда ему в этом не признаюсь, но я оценила приложенные усилия и растаяла.
– Раф, тяни первую карточку, – ну конечно, кому же ещё быть первопроходцем. – Ты должна прочитать вопрос вслух и попытаться на него ответить.
Я извлекла карточку из середины колоды.
– «Назовите полное имя вашего партнёра», – о, ну это совсем просто. – Леон Альберт Эйнсли, лорд Сент-Найветт.
Про Альберта я узнала сто лет назад, когда собирала компромат на своего скрытного бойфренда. Хорошо, что Альберт не первое имя. Красиво, но язык сломаешь. Хм, «Альби»? Лео убил бы меня за подобное сокращение.
Недоверчивый Себастьян попросил предъявить доказательства, что Лео зовут именно так. Эйнсли выразительно закатил глаза, но принёс паспорт. Похоже, он единственный человек с хорошим фото на официальных документах.
– «Есть ли у вашего партнёра братья или сёстры? Как их зовут?» – следующей карточку тянула Бэк, и ей тоже попался простой вопрос. – У Себа есть сестра. Её зовут, м-м, Фрэнни. Францеска Вандербург.
На всякий случай я залезла в соцсети и проверила, что сестра откликается именно на такое имя. Фрэнни оказалась довольно симпатичной, но совсем не похожей на брата, за исключением веснушек на носу. Разные родители? Кого-то из них усыновили?
– «Его или её любимый цвет», – а вот Лео с карточкой не повезло. – Э-э-э…
Он пошарил взглядом по мне в поисках подсказок. Неплохая идея, но в тот день на мне не было любимого цвета, да и вообще я редко его носила. Я ждала, что Лео назовёт условный красный, и мы с треском провалим раунд. Бэк знала мои вкусы. Смухлевать бы не получилось.
– Я знаю только её любимый цвет десятилетней давности. Аквамариновый.
– Ух ты! – восхитилась кузина. – Он не поменялся, Лео. Откуда ты знаешь? Раф думала, что не знаешь.
Надо же, какая Бэк наблюдательная, когда не надо! Но она права – пусть рассказывает. Не припомню, чтобы я делилась таким с Лео.
– Э-э, можно я потом Раф скажу? Наедине. Это личное.
– Нет, друг, колись. – Себастьян уставился на Эйнсли с подозрением, он явно не хотел проигрывать. – Я хочу знать, как ты провернул этот фокус с цветом. Вы переглядывались. Раф тебе как-то подсказала?
– Ладно, сами напросились. Очень давно мы с Раф поспорили, какого цвета, эм-м, моё нижнее бельё. Я сказал, что зелёного. «Нет, это аквамариновый», – заявила Рафаэлла и начала показывать разные оттенки на телефоне… – Ага, и прикладывать телефон к его заду, теперь я вспомнила. – «Лео, вот это простецкий зелёный, а это глубокий и многогранный аквамариновый». Тогда я и понял, что у Раф особые отношения с аквамариновым.
И с задницей Лео, чего уж тут скрывать. У него классная задница, в аквамариновом особенно.
– Эйнсли, напомни, чтобы я больше никогда и ни о чём тебя не спрашивал, – детектив Вандербург явно пожалел, что затеял это расследование. – Ладно, следующая карточка… «Какое у вашего партнёра образование и специальность?». Чёрт, подстава! Ну-у, Бэк закончила Бритчестер. Правильно?
– Так, и какой же у неё диплом? – мне начинала нравиться эта игра. – На кого училась наша Бэк?
– Кхе-кхе, на лингвиста?
– Фу, Себ! – Ребекка скорчила недовольную рожицу. – Лингвистика у Раф и Джульетты. У меня искусствоведение.
Искусствовед из кузины примерно такой же, как из меня лингвист. Оба наших диплома можно использовать в качестве растопки для камина. Единственная польза от диплома Бэк – он помог нам с Лео вырваться вперёд по очкам. Два-один. Так-то, детектив Вандербург. Нужно меньше тискать и больше общаться.
– Эйнсли, а у тебя какой диплом?
– У него магистерский диплом по экономике, – вместо Лео ответила я. – С отличием. Лео экстерном закончил бакалавриат, а потом магистратуру по ускоренной индивидуальной программе.
– Ни фига ты умный, Эйнсли! Так и не скажешь… А что за ерунда с датой рождения в паспорте? Тебе сколько вообще лет? Как-то меньше, чем нужно.
– Спасибо, Себастьян. Мне двадцать семь.
– А с Раф ты начал мутить, когда тебе было…?
– Шестнадцать.
– Охо-хо, Эйнсли! А Раф было девятнадцать? У вас интересная парочка. Она у тебя что, прямо первая?
Я подумала, что в нашей компании не хватает Честера Моррисона, чтобы задвинуть разбушевавшегося Себа на место. Мы все слишком тактичные. Лео закатил глаза и проигнорировал вопрос. Бэк смотрела на огонь в камине. Я потянулась за новой карточкой:
– «Любимое блюдо вашей второй половинки». Ух… не знаю. Яблоки?
Лео всегда грыз яблоки во время обеденных перерывов. Никакой другой еды я у него не видела. Когда кто-то хотел списать у Лео домашнее задание, лорд взимал плату всё теми же яблоками.
– Яблоки не блюдо, – возразила Бэк.
– У меня нет любимого блюда, – признался Лео, и очередной балл упорхал от нас на крыльях излишней честности. – Еда – это просто еда. Она служит для удовлетворения первичных потребностей. Раф, кажется, любит спагетти в разных вариациях, но я не уверен.
– Правильно, но мы с тобой всё равно проиграли этот раунд. Я тебе ещё припомню твои яблочки.
Лео пощекотал меня под футболкой. Её край слегка задрался, и пока я напряжённо размышляла над ответом, пальцы лорда медленно проскользнули куда-то в район моих рёбер. Игра вышла на новый уровень сложности.
Я до неприличия обрадовалась, когда Бэк не вспомнила любимый аромат своего бойфренда, а Себастьян запорол простейший вопрос про место рождения. Кузина родилась не в Дель-Соль-Вэлли, а в Монте Виста, как и большинство моих родственников. Из младшего поколения только Норман появился на свет в Сан Мишуно, но дядя Энцо всегда был жутким, оторванным от семьи индивидуалистом. Они с женой редко гостили в родовом гнезде.
– «Какие ваши привычки раздражают вашего партнёра?» – Лео молниеносно спрятал ехидную ухмылку, но я всё же успела её заметить. – Раф ненавидит мою скрытность.
– А ещё?
– Когда спорю с ней и мну её блузки. Хм, не одновременно, а… Хотя одновременно тоже бывало.
– Ты просто не можешь снять с меня блузку так, чтобы не помять, – к этому моменту я протягивала третью порцию рома с колой и легко поделилась с миром интимными подробностями. – А вас что бесит друг в друге?
Я повернулась к Бэк и Себастьяну. Бестактный вопрос, знаю, но дьяволёнок-подстрекатель шептал мне на ухо свои непрошенные советы.
– Бэк храпит, – хмыкнул Вандербург. – Громко.
– Громче, чем семь ангелов с трубами перед Апокалипсисом? – вопрос в классическом Лео-стиле.
– Да, друг, гораздо громче.
– Себастьян преувеличивает, – кузина стряхнула с себя руки бойфренда, – да и вообще будет сегодня спать один. Меня бесит, что он лезет целоваться по утрам, пока не почистит зубы.
– Серьёзные обвинения, – я сложила руки на груди. – Что ты них ответишь, Себ?
– Э-э-э, любовь не знает преград?
***
Победила команда «Раф & Лео». Неожиданно. Странно. Приятно. Формат наших отношений не предполагал, что мы хорошо друг друга знаем, но тем не менее, тем не менее… Я начинаю верить, что не зря дала ему второй шанс. Не слишком ли оптимистично, дневник?
После домашних посиделок мы отправились в бар на пляже. Напиваться больше и ещё больше, танцевать хулу, играть с огнём. Последнее в буквальном смысле. Какой отдых на Сулани обходится без безрассудств – первобытно-языческих плясок у костра и прыжков через него же?
Бэк и я нарядились в традиционные костюмы и украсили волосы цветами. Мальчики отказались разгуливать в юбках. Себастьян – наотрез, а Лео дипломатично заметил, что готов подурачиться и надеть ради меня юбку, но только в более приватной обстановке. Что ж, выйдет отличная фотография для частной коллекции.
Пляж жил своей обычной атмосферой, дурманной и развратно-отпускной. Туристы и местные танцевали вокруг костра с «пьяными кокосами» в руках, горланили песни, водили хороводы. Многочисленные целующиеся парочки валялись прямо на песке под звёздами. Мы оказались слишком трезвыми для этой компании. Пора было исправлять.
Пара-тройка «пьяных кокосов» – и интеграция в местное сообщество пошла на лад. Я расстегнула вообще все пуговицы на гавайской рубашке Лео, единственном компромиссном наряде, на который удалось уговорить моего консервативного бойфренда. Пальцы немного заплетались, но я справилась. Потом настал черёд глупых фото. Попросила «своего лорда» попозировать с кокосом, сделала глупые селфи с Бэк, пристала к симпатичному бармену, чтобы он снял нас всех вчетвером.
Ко мне подошла местная девушка, надела на шею цветочный венок и поцеловала прямо в губы. Просто быстрое касание, но бедные мои щёки! Им никогда не было так жарко. Лео поймал мой ошалевший взгляд. Пожал плечами. Голова раскалилась от нескромных мыслей.
– Ты когда-нибудь пробовал… – прошептала я Эйнсли на ухо.
– Пробовал что?
– Ну-у, то самое… – я выразительно посмотрела в сторону девушки, которая кидала на нас кокетливые взгляды. – То самое!
– Ооо-о, кажется, я понял, о чём ты. Нет, никогда.
– А хочешь?
– Раф… Чёрт! Я вообще не знаю, что сейчас происходит. Но если ты хочешь, то я не стану возражать.
– Тогда я её приглашу. К нам. После пляжа.
– Ага-а… Правда пригласишь?
– Сто процентов, honey!
– С ума сойти. Интересное у нас с тобой воссоединение.
Я взяла Лео за руку и повела к костру, у которого собралась небольшая толпа. Совсем юная девушка, гибкая и артистичная, показывала огненные фокусы. Быстро-быстро крутила в руках горящие… хм-м, факелы? Не знаю, как правильно называется её реквизит. К ногам артистки бросали мелкие монетки. Кто-то играл на укулеле и пел протяжную грустную песню. Публика подпевала дурными пьяными голосами. В воздухе пахло горящей смолистой древесиной, сладкими цветами и морем. Я немного замёрзла и теснее прижалась к Эйнсли.
Неподалёку выстроилась очередь из желающих прыгнуть через костёр.
– Ни за что на свете, – сказал Лео, и мы встали в её конец.
Я зажмуривалась каждый раз, когда очередной смельчак-одиночка или парочка разбегалась и пролетала над лижущим пятки пламенем. У кого-то даже юбка загорелась. Жуть.
– Ни за что на свете, – повторил Лео, когда подошла наша очередь.
Мы взялись за руки, разбежались, одновременно оттолкнулись от земли и полетели на огненных крыльях. Буквально на мгновение стало очень жарко, а потом мои ноги вновь коснулись земли. От переизбытка эмоций я расхохоталась, расплакалась от счастья и уткнулась Лео в шею. Все мои чувства были обнажены, просто оголённые провода! Дотронься – и начнут искрить.
Эйнсли поднял меня на руки и куда-то отнёс. Как выяснилось, в конец очереди.
– Лео, ты за один день научился читать мои мысли?
– Знал, что захочешь повторить.
– Чистейший адреналин! – я зажмурилась, вспоминая короткий миг концентрированного блаженства. – Теперь я понимаю, почему Норман так любил свои гонки.
– Эррингтон играет в гоночные симуляторы?
– Нет, настоящие гонки. Норман хотел стать профессиональным гонщиком, даже выиграл национальные соревнования для юниоров в какой-то там серии. Но потом внезапно передумал и поступил в полицейскую академию. Я не понимаю, Лео… Это была его мечта, с самого детства. Просто разворот на сто восемьдесят!
– Мы не всегда можем стать тем, чем хотим, Раф, – печальную улыбку лорда подсветили отблески костра.
Бэк и Себастьян не стали прыгать. Кто-то назовёт это трусостью, но я называю здравым смыслом. Жаль, что у меня его нет, но каждому своё.
Я мысленно отфильтровала своих бывших по принципу, станет прыгать или нет. Норман бы летал над костром в первых рядах. Вместе со школьным квотербеком Элтоном, с которым я встречалась после расставания с кузеном. Питер и Нельсон назвали бы меня сумасшедшедшей и отказались. Насчёт Лео я бы сильно сомневалась и скорее отнесла его ко второй группе, но мой лорд – удивительное создание. Я не видела страха в его глазах, от слова совсем. Наверное, их с Норманом роднит спортивное прошлое, вроде как ты привык делать безумные и сложные штуки на пределе собственных возможностей.
После жаркой программы наступил черёд холодной – прыжков с пирса в остывшее без солнышка море. Кузина и её детектив с радостью присоединились. Мы с Бэк визжали так громко, что напугали валявшиеся поблизости парочки. Себастьян стучал зубами и ругался.
Лео молчал, но ровно до тех пор, пока я не нырнула и не схватила лорда за ногу. Оказывается, кричать он тоже умеет. Громко. И брызгаться в ответ, а ещё не выпускать меня из объятий, чтобы снова не напугала. Хорошо, что под тёмной водой не видно, кто и куда кладёт свои руки. На ткань или под ткань. Не видно же?..
Ну а с пляжа мы ушли втроём, как я и обещала.
***
Утром, а скорее днём, моя голова была вдвое больше обычного и втрое тяжелей. Оторвать её от подушки и повернуть в сторону стоило больших усилий. Лео спал рядом, но приоткрыл глаза, как только я на него посмотрела. Улыбнулся.
Ох дневник, как же необычно просыпаться с ним рядом! Таким красивым и сонным, с длинными трепещущими ресницами, солнечными бликами на лице и ленивой улыбкой. Пока я любовалась лордом, даже забыла о маленьком ночном приключении. Может, приснилось? Кроме нас, в комнате были только солнечные зайчики.
– Мне это приснилось? – я сладко-сладко потянулась и задала вопрос вслух.
– Зависит от твоего желания «это» обсуждать. – Лео убрал с моего лица прядь волос. – Можем сделать вид, что никакого «вчера» не существует.
– Допустим, я хочу немножечко обсудить. И это было «сегодня», а не «вчера».
– Она ушла примерно в десять. На прощание сказала, что с нами хорошо, но ей пора на работу. Если я правильно разобрал… Очень сильный и непривычный акцент.
– Оу. Всё, больше не хочу обсуждать.
– Хочешь спустимся вниз, и я сварю для нас кофе?
Мне достался чернейший двойной эспрессо, который несомненно бы порадовал тётю Аделину, Нормана или дядю Лоренцо, но только не меня. Хорошо, что в дурацкой викторине для парочек Лео не вытянул вопрос про кофе.
– Спасибо за заботу, но этот мрачный парень в кружке не совсем мой типаж. Обычно я пью кофе с большим количеством молока и сиропа.
– Ты сластёна, Раф, – Лео нежно обнял меня за плечи. – Очевидно, что моя экстраполяция провалилась. Не все в твоей семье любят чёрный кофе.
– Не-а, не все. Эти твои аппроксимации не работают с людьми.
– Неправда, – типичный Эйнсли, тут же начал со мной спорить. – Недавно я применил ретрополяцию, и она сработала. Мне нужно было добраться до Сулани как можно скорее, и от этого будущего события я потянул цепочку шагов в настоящее…
Я представила, что в будущем хочу, чтобы он меня поцеловал. Получилось, что в настоящем нужен всего один шаг – подставить губы и посмотреть с намёком. Сработало.
– Чёрт! – это сказал не Эйнсли, и не я тоже. – Вот чёрт! Не хотел вам мешать. Привет, Лео.
Я ужасная подруга. Пока Моррисон гостил у своей островной нимфы, я успела про него забыть. Все эти события – воссоединение с Лео, ночь, пляж… Так много всего, что я даже не поинтересовалась, куда запропастился мой новый друг. И вот он застал нас целующимися на кухне. Как же неловко! Снова.
– Привет, Честер, – сказал Лео и с явным сожалением выпустил меня из своих объятий. – Как дела?
– Сойдёт. Странные ночи на этом острове.
– Да уж.
Оба сделали вид, что не происходит ничего необычного, хотя Честер явно не ожидал встретить Лео, а Лео… Я даже не знаю, предупредила его Бэк или нет.
– Хочешь кофе, Честер? – я попыталась сгладить возникшую неловкость. – Э-э-э, как там улице? Шторм уже надвигается?
– Не видел, мисс Раф, – Моррисон достал кружку с верхней полки, чтобы мне не пришлось. – Небо пока чистое, никаких туч.
Мы неловко помолчали под гул перемалывающей зёрна кофемашины. Едва я успела вручить кружку блудному другу, как на кухню вплыла заспанная Бэк. Почему-то без Себастьяна.
– О, Честер, ты вернулся! – просияла кузина. – Пока тебя не было, столько всего произошло! Раф и Лео снова вместе.
– Я, э-э-э, уже догадался, мисс Бэк. – Моррисон подмигнул мне поверх кружки с кофе. – Хорошо, когда у всех всё хорошо. Надеюсь, вы не скормили Вандербурга крокодилам?
– Себ ещё спит. Мы так безумно отрывались ночью… Кстати, Раф, куда делась та девушка?
– Эм-м, не знаю, о ком ты, – я сделала страшное лицо, очень страшное, но Бэк его проигнорировала. – У костра было много людей.
– Ну та, которая осталась ночевать…
– Бэкс, не было никакой девушки, – я густо покраснела. – Тебе приснилось.
– Я тоже никого не видел, – подтвердил Лео, хотя я видела дьяволят в его глазах.
– Не хотите разбудить Вандербурга и пойти поиграть в пляжный волейбол? – Честер спас ситуацию, как и положено приличному супермену. – Пока острова не смело штормом с лица земли.
***
Хитрюга Бэк заявила, что играть не умеет, но поможет вести подсчёт очков. Я послала кузине укоризненный взгляд. Как же женская солидарность и взаимовыручка? Мы могли бы найти шестого игрока для троек.
Разбиться на равные по силам двойки оказалось непросто, ведь у нас осталось три мальчика и всего одна девочка. Решили, что я буду в команде с Честером – самый слабый игрок с самым сильным. Лео и Себ оценили свои навыки как «средние». Таким образом баланс сил более или менее соблюли.
Я зря боялась, что Моррисона станет тяготить балласт в виде меня. Мы быстро сработались. У меня не всё получалось, но Честер терпеливо объяснял, как правильно подавать мяч, чтобы тот гарантированно перелетал через сетку, подбадривал и не делал всё за меня. Обычно мальчики склонны к спортивному эгоизму, особенно в командных соревнованиях, но мой друг – совсем иной случай. Я видела, что ему важно, чтобы мы оба получали удовольствие от игры. Лео улыбался мне из-за сетки и, кажется, слегка подыгрывал.
– Дай пять, мисс Раф! – крикнул Честер после очередного трудного, но успешного розыгрыша. – У тебя отлично получается.
– Всё благодаря тебе, – я сделала реверанс, а потом подпрыгнула и с чувством ударила своей маленькой ладошкой по его большой. – Скоро будем выступать за сборную Симерики на Олимпийских играх.
– Точняк!
Лорду не так повезло с партнёром, как мне. Себастьян смутно понимал, что такое командная игра и координация. Красовался перед Бэк, мешал Лео принимать подачи, пытался командовать, что и кому делать. Во время каждой своей подачи детектив старался ударить по мячу как можно сильнее и запустить его в мою сторону.
Честеру пришлось пару раз прийти на выручку – возникнуть передо мной в виде заградительной стены и спасти от стремительно несущегося мяча. После этого они с Лео мрачно переглянулись. Оба были очень недовольны поведением Себастьяна, да и я тоже.
– Вандербург, полегче ты! – не выдержал Моррисон. – С нами же девочка играет.
Детектив пожал плечами. Лео тоже что-то ему сказал, но я не расслышала.
Следующим подавал Честер. Лео крикнул, что возьмёт подачу, но у Себастьяна были свои мысли на этот счёт. Оба побежали к мячу и столкнулись в середине площадки. Выставленный локоть Вандербурга ударил лорда в район рёбер, и Лео оказался на песке. Я испуганно охнула.
– Вандербург, твою мать! – Честер побежал к корчащемуся от боли Лео, и я сразу за ним. – Эйнсли, ты как? Дай посмотреть.
Моррисон ощупал пострадавший бок. Вынес вердикт, что ничего не сломано, но будет огромный синяк. Лео благодарно кивнул. Он тяжело дышал, жадно ловил губами воздух, морщился, сжимал мою руку… Ох! Моему лорду сильно досталось. Я сидела рядом, обнимала его за плечи и тихо ненавидела Себастьяна.
– Я тебя несколько раз просил, чтобы ты не создавал опасные ситуации! – Честер навис над Вандербургом грозной скалой. – Просил ведь? Тогда какого чёрта ты калечишь людей?!
– Лео крикнул, что возьмёт подачу, – добавила я. – Все это слышали. Кроме тебя.
– Просто несчастный случай, – Себастьян пожал плечами. – В спорте такое случается сплошь и рядом. Я бы не стал бежать на эту подачу, если бы Эйнсли нормально играл.
– Вообще-то он лучше тебя играет, – возразил Честер. – Почти все очки вам принёс Эйнсли, а не ты.
– Подаёт и бьёт как девочка!
– Не, Вандербург, ты ни черта не смыслишь в волейболе. В этой игре не всё завязано на силу. Есть ещё и стратегия. Да и кто станет лупить по мячу со всей дури, когда с нами девочки?
– Всё никак не пойму, чего вы так носитесь со своей Рафаэллой. Она просто вертит всеми вами… Самовлюблённая эгоистичная стерва – вот кто она! Бэк гораздо добрее и лучше, но Раф относится к ней, как к недалёкой дурочке.
– Вандербург…
– Не надо, Честер, – попросил Лео, с трудом поднимаясь на ноги. – Он того не стоит. Себастьян, тебе не стоило оскорблять Раф. Я запомнил.
– Да пошли вы все!
Себастьян развернулся и устремился прочь с пляжа. Бэк побежала за ним. Вот и поговорили. Отличный последний день перед возвращением.
Midjourney V6.0 – картинкb на обложке.
soulsistersims – за Blueprint Day at the Beach.
Сегодня я публикую одну из своих любимых глав. Чтобы до неё добраться мне потребовались литры кофе, безумное количество отснятых и обработанных скриншотов, куча правок и, конечно же, времени, которое я могла потратить на что-то более полезное (нет). Но я здесь, фух. Не бросила, не забила, не пошла по пути наименьшего сопротивления и не утонула, хотя и пыталась, в море под названием «У меня ужасный мир». Поздравляю, Мэджик, ты это это сделала. Наша маленькая победа.
Почему глава любимая? Потому, что её не должно было существовать. Это адский и внезапный экспромт, который полностью изменил будущее Нормана. Ни он, ни я не думали, что с ним такое произойдёт. Как всегда, бедный Норман. Пожалеем его.
Ещё мне нравится смотреть на героев глазами других героев, поэтому сегодня мы запрыгнем в голову к моей любимой девочке Лексе. Встретимся с двумя не менее любимыми мальчиками и взглянем на Суланийские каникулы Раф под другим углом. Раф, как же много ты не знаешь.
Лекса Содерберг
Сан Мишуно
Сейчас
10:00
– Привет, папочка! – прокричала Лекса, как только отец взял трубку. – У меня всё хорошо. А у тебя?.. Что? Нет, тебя плохо слышно, то есть почти совсем не слышно. Ветер, да. Ты где вообще? В Патагонии?! А я, э-э, в кресле с колёсиками!
Отца редко получалось застать дома в Мальмё. Большую часть времени он проводил охотясь за удачными и редкими кадрами, буквально по всему миру. В местах с плохой связью и ещё более кошмарными погодными условиями. Каково быть дочерью бродяги-авантюриста? Если честно, фотографии отца Лекса видела чаще, чем самого отца. Во всяких именитых журналах вроде SimNational Geographic, на выставках и в сети.
Родители развелись, когда Лексе было пять. По понятным причинам. Мать тоже видела отца от силы несколько раз в год. Порой он возникал на пороге – высокий незнакомец с колючей рыжеватой бородой и рюкзаком за спиной, – но большую часть времени существовал в виде бодрого голоса в телефонной трубке. Какая тут семья? Сложно быть замужем за голосом.
После развода Лекса осталась с матерью в Симерике, а отец вернулся в Швецию. Содерберг пару раз навещала блудного родителя, но встречи выходили неловкими. Общаться с голосом было куда как проще и привычней.
– Малыш, как там мама? – у отца с трудом получилось перекрикивать ветер.
– В порядке, – вот уже больше двадцати лет Лекса отвечала на один и тот же вопрос. – Нашла себе очередного бойфренда.
– Я рад, что она не одна. А ты? У тебя есть кто-то особенный? После того мальчика-рокера ты долго ни с кем не встречалась.
– Конечно, папочка, – уверенно соврала Лекса. – Он очень хороший.
– Как зовут? Познакомишь нас как-нибудь?
– Хм…
Лекса огляделась по сторонам в поисках вдохновения. С фотографий на неё посматривал любимый бойз-бэнд – Морри, Кид, Ральф Хеллингер и Джимми Торрес. Первый стал бы идеальным кандидатом на роль воображаемого бойфренда, но, увы, Содерберг успела рассказать отцу о дружбе с Морри. Теперь они не друзья, а любовники? Нет, не слишком правдоподобно. Да и Честер не справился бы с ролью друга, внезапно открывшего в себе романтические чувства. В нём романтики не больше, чем куске бетона или, скажем, в утюге.
«Кид? – думала Лекса. – Даже не смешно. Пусть сначала детский сад закончит и поступит в школу. Хеллингер? Просто так он ничего делать не станет, а быть в долгу перед Ральфи – себе дороже. Тем более без волос он выглядит как приверженец ультраправых взглядов, вдобавок отмотавший срок в исправительной колонии. Либеральный отец вряд ли оценит. Торрес? Чуть лучше первых двух, но слова из молчуна Джимми нужно буквально выбивать».
И тут Лексу осенило.
– Его зовут Норман. Симпатичный, остроумный, с чувством юмора. Тебе бы понравился.
– Рад за тебя, малыш. Ты ведь больше не делаешь ничего плохого? Ну, того, за что тебя выгнали из ФБР.
– Нет, папочка. У меня и правда всё отлично.
– Тогда буду рад в следующий раз пообщаться с твоим Норманом.
– Договорились.
Лекса отключилась и вернулась к прерванному занятию. На экране компьютера был открыт сайт с весьма фривольными комплектами бельишка. Как раз то, что нужно для очередной фотосессии.
*** 10:30
– Лекса? – удивился Эррингтон. – Не ожидал услышать тебя так скоро. Вообще не знал, что у тебя есть мой номер.
– Что тут такого необычного? Захотела и позвонила. Раздобыть твой номер не проблема.
Содерберг зачерпнула ложку разноцветных колечек из миски с молоком и отправила в рот. На обратной стороне упаковки готового завтрака нашёлся детский кроссворд про динозавров. Ну просто знак судьбы. Лекса потянулась за ручкой.
– Чем ты там хрустишь?
– Клубничными колечками. Я завтракаю, а ты на громкой. Эррингтон, ты знаешь самого длинного динозавра? Восемь букв.
– Э-э, диплодок?
– Погоди, сейчас впишу... Тогда водный динозавр, похожий на дельфина? На «и».
– Ихтиозавр. Чёрт, Лекса, ты позвонила, чтобы поразгадывать вместе кроссворды? Очень мило, но мне завтра возвращаться на задание. Дай поспать.
– Мне скучно, Эррингтон, – следующий ответ Содерберг вписала сама. – Пойдём где-нибудь потусим сегодня вечером, а потом я покажу тебе новое бельишко и разрешу делать со мной всё, на что хватит фантазии.
– Потусим? Где именно?
– Вот просто взять и согласиться нельзя? Всё тебе нужно знать… Сначала в клубе, потом у меня дома. В кроватке.
– Но я не хожу по клубам. Громко, шумно, противно и воняет людьми.
– Какой же ты сложный… тираннозавр! – никто не видел, но девушка всё равно закатила глаза. – Он с одной «н» или с двумя?
– С двумя.
– Тогда подходит. Короче, Эррингтон, возьми себя в руки, или я кого-нибудь другого приглашу. В качестве компенсации за моральные страдания надену о-очень короткую юбку.
– Окей, уговорила. Во сколько за тобой заехать?
*** 22:15
Пунктуальность не числилась в списке положительных качеств Нормана Эррингтона. Лекса вся извелась, вышагивая перед автобусной остановкой на высоченных каблуках. Ноги начинали гудеть, а впереди ждала долгая ночь с выпивкой и танцами.
Какая у Эррингтона машина? Стоило заранее поинтересоваться, но предусмотрительность не была сильной стороной Содерберг. Морри упоминал, что у Нормана богатая семья, однако сам он жил весьма аскетично. Значит что-то из среднего ценового сегмента? Добротная подержанная тачка с небольшим пробегом?
Перед остановкой затормозило нечто весьма далёкое от аскетизма, и из него бодро выскочил Эррингтон. Лекса присвистнула. В прошлый раз она подкинула случайного любовника до своего дома и упустила шанс полюбоваться его крутой тачкой.
– В чём обычно ходят в клуб? – Норман опустил приветствия и комплименты. Начал со странных вопросов. – Так нормально?
– Сгодится. Ты что, никогда не был в ночных клубах? Даже на заданиях?
– Только в далёкие школьные годы, – Эррингтон поморщился, значит воспоминания были не из приятных. – Сейчас предпочитаю гонять в клубы младших агентов.
– Читер.
Внутри тачка Эррингтона пахла натуральной кожей и изысканной ванилью. Никаких синтетических ёлочек и прочих дешёвых ароматизаторов, которыми воняли салоны Кида, Хеллингера и Торреса. Скандальное и шокирующее признание – Лекса готова была весь день напролёт нюхать эту тачку, да и её хозяина тоже. Сам Норман пах не менее соблазнительно, чем-то дымно-ромовым, пряным и травянисто-табачным. Мммм-м… Содерберг зарылась носом в его шею.
– Ты офигенно приятный, Эррингтон, – Лекса нежно укусила Нормана за мочку уха. – Знаешь об этом?
– Сегодня ты даже не будешь меня пинать? – хмыкнул владелец самой вкусно пахнущей тачки в истории Симерики.
– Буду, но позже. По ходу мне нравятся богатенькие манерные мальчики на спортивных тачках. Эррингтон, ты случайно не лорд?
– Нет. Я знаю одного, но он вроде как занят. Вдобавок катается на антикварном хламе.
Долго целоваться и лапать друг друга в машине – что может быть более примитивным и подростковым? Лекса закатила глаза, когда Эррингтон полез к ней со всем этим.
*** 22:55
– Мне нужно кое-что тебе сказать. До того, как нас оглушит музыка.
Эррингтон взял Лексу за локоть и увлёк в противоположную от входа в клуб сторону. Содерберг пожала плечами. Поговорить так поговорить. Ей-то что?
– Говори, а я пока покурю, – Лекса вытащила из сумочки пачку сигарет и зажигалку. – Будешь? Давай, Эррингтон, не кокетничай. Я за километр вижу курильщиков в завязке.
– Чёрт, ну ладно, – Норман не стал долго сопротивляться и запустил пальцы в пачку. – Я курил в школе, чтобы досадить отцу, но это не возымело должного эффекта. Он признался, что тоже иногда курит и пошёл по своим делам.
– Твой отец – классный мужик.
– Не особо. Ему просто наплевать. Я про другое хотел поговорить…
– Про что?
– Содерберг, у меня вроде как девушка есть. Я не знаю, чем я тут таким занимаюсь. С тобой.
– Хм, тебя поздравить или посочувствовать? – Лекса выпустила облачко дыма, и оно медленно поплыло в сторону Эррингтона. – Вообще не понимаю, при чём тут я. Твоя девушка – это твоя личная проблема. Я не претендую ни на что, кроме твоего тела.
– Э-э, даже не знаю, что сказать… Ты ставишь меня в тупик каждый раз, когда открываешь рот и выдаёшь что-то в таком духе.
– Эррингтон, ты большой мальчик. Должен осознавать последствия своих поступков. Вести с тобой душеспасительные беседы и давать оценку твоим действиям я не стану. Изменяешь подружке со мной? Твоё дело. Серьёзно.
– Ясно. Ладно. Хорошо. Я всё понял.
– Мы закончили?
– Нет, стой. Я думал о той нашей ночи… Она была, м-м-м, ну прямо зашибись. Ты была зашибись. Наверное, поэтому я согласился повторить. У тебя потрясающий зад в обтягивающих джинсах и в этой коротенькой юбочке. Я бы проголосовал за тебя во всех дурацких голосованиях в неофициальном чате.
– Ага.
– «Ага» и всё?
– Я в курсе, что я зашибись. Теперь всё?
– Угу.
– Тогда погнали танцевать.
Девушка обошла длинную очередь из желающих попасть в клуб, подмигнула громиле на входе и беспрепятственно проникла в обитель неона и ритма. Эррингтон послушно топал следом, донимая вопросами, почему их так легко пропустили. Лекса загадочно прижала палец к губам – секрет.
Внутри грохотала неопознанная электроника, потные тела переплетались на танцполе, как клубок разноцветных змей, а в воздухе висел запах дешёвого пойла и похоти. На лбу Содерберг выступили бисеринки пота. Жарко, душно, отвратительно и одновременно классно. Как и в любом ночном клубе.
Лекса спиной почувствовала страдальческий взгляд Эррингтона и потащила к бару. Пара шотов – и дело пошло лучше. Пациент начал подавать признаки жизни, флиртовать, шутить и смеяться.
– Танцевать умеешь, Эррингтон?
– Что-о?!
– Я спрашиваю, умеешь ли ты танцевать, – ветра Патагонии не шли ни в какое сравнение с зубодробительными клубными басами. – Танцевать, Эррингтон! Тан-це-вать!
– Нет… Да… Не знаю… Чёрт, завтра у меня будет жуткое похмелье!
Орать приходилось друг другу в уши.
– Пойдём проверим!
Как ни странно, умел. Эррингтон неплохо двигался, попадал в ритм и даже на ноги не наступал. Его руки были где надо – скользили по всему телу и бесстыдно забирались под край короткой юбки Лексы. Губы изучали шею девушки и периодически накрывали её губы. На вкус Эррингтон был как сигареты и кофейный ликёр – ничего удивительного. Его волосы, влажные и въезроженные, приятно щекотали лицо и шею.
– Ты классно танцуешь!
– Что?
– Ты полосатая зебра, Эррингтон!
– Э-э-э, что?
– Ты всё равно меня не слышишь, так что всё что угодно. Без разницы!
Неопознанная электроника смолкла, и ди-джея сменила живая группа. Взгляд солиста нашёл Лексу в толпе. Кейр Леннокс – друг, любовник, и снова друг. Именно в такой последовательности. Человек, научивший Лексу куче прекрасных и ужасных вещей. Обладатель чувственного бархатистого баритона. Гений, хулиган и та ещё истеричка.
Кейр пролил литры чёрных слёз во время их ссор, пока Содерберг ходила взад-вперёд по его логову рок-звезды и нервно курила. Посвятил добрую дюжину песен, а после расставания старательно вычеркнул её имя из каждой. Тут же сочинил новую, с надрывным вокалом и эмоциональной лирикой, и пел – а скорее орал и рыдал – на концертах до тех пор, пока публику не начало тошнить.
Теперь Кейр Леннокс – просто друг и бесплатный пропуск в клубы, в которых выступает его группа. Милые воздушные поцелуи со сцены. Новые песни, посвящённые новым девочкам. Чей-то чужой Кейр Леннокс.
*** 00:30
Толпа у сцены взревела, когда группа заиграла любимую песню Лексы – «Мяу-мяу, убей меня now». Один из бредовых шедевров Кейра, который, по его собственному признанию, нашептали грибы.
Девушка блаженно зажмурилась и теснее прижалась к партнёру. Руки Эррингтона обвились вокруг её талии, а губы оказались у самого уха.
– Пойдём уже отсюда, – предложил Норман. – К тебе домой или ко мне. У меня ты ещё не была.
– Ещё пара песен, и пойдём. Потерпи немного.
– Тогда поцелуй меня.
– Как раз собиралась это сделать.
Лекса снова закрыла глаза, а когда открыла, перед ними ничего хорошего не происходило. Скорее, происходило очень плохое – на Содерберг уставились ошарашенные глаза старшего агента Францески Вандербург. За её спиной маячил ещё один знакомый персонаж. Ремингтон Арчер смущённо улыбался и показывал какие-то знаки. Кажется, для предупреждений было слишком поздно.
*** 01:45
– Может, сделаем вид, что мы друг друга не видели? – предложил Арчер, когда все четверо выбрались на свежий воздух. – Все тут взрослые…
– Нет, Рем, не сделаем! – Вандербург быстро задвинула своего спутника на место. – Эррингтон, ты что вытворяешь?
Лекса не совсем понимала, что так разозлило старшего агента. Вспомнила про какую-то мутную инструкцию, которая заботилась о моральном облике агентов. Но кто такое соблюдает?
– Я? Не знаю. Ничего? – Сам Эррингтон казался одновременно смущённым, пристыжённым и растерянным. – Развлекаюсь?
– Ты заманил сюда Лексу, напоил и лапал на танцполе! И сам пьяный, как свинья!
– Что?! Вандербург, ты в своём уме? Я же не маньяк какой-то. Почему ты всегда представляешь самые жуткие сценарии с моим участием?
– Мэм, это я его пригласила, напоила и заставила с собой танцевать, – обстановка начинала накаляться и пришлось признаваться. – Мне нравится Эррингтон.
– О… Ох… Правда? – теперь уже Вандербург покрылась румянцем. – Вы… у вас отношения?
– Да, мэм. Что-то вроде того. Скорее просто секс без обязательств.
– Я правда тебе нравлюсь?
– Эррингтон, заткнись, – Содерберг тоже словила волну смущённого настроения. – Потом скажу.
– Норман, пойдём поговорим, – старший агент увлекла своего подчинённого в сторону мусорных контейнеров. – Лекса, я скоро его верну.
Содерберг и Арчер остались вдвоём. Не самое комфортное уединение. Они едва друг друга знали, никаких общих тем для разговора и интересов. Лекса переминалась с ноги на ногу, пытаясь придумать, чем заполнить неловкое молчание.
– Как поживаешь, Содерберг? – первым не выдержал Рем. – Всё ещё в одной команде с Морри?
– Угу. Отлично поживала, Арч. Отлично до тех пор, пока твоя подружка не утащила моего мужика на промывку мозгов. Что с ней?
– Эм, ну, Фрэнни очень ответственная… Подумала, что Эррингтон к тебе пристает. Ну, знаешь, как парни пристают к пьяным девочкам в клубах? Я пытался её остановить, но это же Фрэнни.
– Нужно было лучше пытаться. Если мне не вернут Эррингтона, придётся тебе за него отдуваться. Арч.
– Ты меня пугаешь, Содерберг.
– Да шучу я, расслабься. Классный пирсинг, кстати. – Лекса приблизилась и потыкала пальцем в многочисленные серёжки в ухе Рема. – Вы с Вандербург парочка?
– Мы на задании, но у меня были некоторые надежды на интересное продолжение вечера, а тут вы с Эррингтоном… По-моему, всё снова накрылось.
– Смотрящий, Арч, найди себе кого попроще! Если у вас проблемы из-за того, что Эррингтон положил руки мне на задницу… то я даже не знаю. При чём тут Эррингтон?
– Вот и я пытаюсь понять. Может, дашь мне свой телефон? Позвоню через пару месяцев, когда Фрэнни окончательно меня кинет.
– Не-а, не получится, Арч, – Лекса грустно покачала головой. – Через пару месяцев я ещё буду вспоминать стихийное бедствие по имени Норман Эррингтон.
– Всё так плохо?
– Просто ужасно. Ты ведь тоже не собирался мне звонить.
– Нет конечно. Я попросил твой телефон потому, что подумал, что это поднимет тебе настроение.
– Оу, да ты милый. Я оценила. Ты тоже симпатяга.
– Спасибо, Содерберг.
– Да не за что.
*** 3:25
– Чёртова Вандербург!..
Дома у Лексы Эррингтон продолжал кипеть и бурлить. Содерберг скинула ненавистные каблуки, привалилась к двери и скрестила руки на груди. Действительно – чёртова Вандербург. Испортила такой хороший вечер.
– Что она тебе сказала?
– Да как обычно, – Норман эмоционально взмахнул руками и едва не сшиб одну из фигурок на полке. – Что я плохо поступаю с тобой и со своей девушкой. Вандербург она как высокоморальная заноза в заднице, хрен от неё избавишься!
– Эррингтон, количество девушек, заинтересованных в твоей несравненной персоне, начинает меня напрягать. Ты уж как-нибудь определись и сократи их число. Я не хочу быть у Вандербург в чёрном списке. Она всё-таки наш босс.
– Ты сказала, что я тебе нравлюсь. Это правда или просто спасала меня из лап Фрэнни?
– А сам как думаешь?
– Понятия не имею, Содерберг, – Эррингтон прижал её к двери, а интенсивность его взгляда была сопоставима с излучением небольшой звезды. – Ты мне скажи. Ты только и делаешь, что отталкиваешь меня.
– Какой же ты…
– Какой? Я просто хочу нормальный ответ, а не эти твои игры в «Угадай сам» и «Пошёл ты, Эррингтон, ты мне безразличен». У меня вообще никакого понимания, что между нами происходит. И когда это что-то начало происходить? Пару дней назад я тебя даже не знал.
– Наверное, таймлайн для тебя и вправду странный, но я знаю тебя дольше. Не лично, конечно, а по рассказам Морри. Ты оказался именно таким, как я представляла, – чудаковатым, непредсказуемым, немного безумным, уязвимым, нежным, грубым, не знаю… Ты как мой старый школьный бойфренд, с которым я знакома сто лет. Конечно, ничего не выйдет. Это ясно как день, но ты мне нравишься. Очень.
– Ты мне тоже нравишься. Очень. Я запутался.
– Да я уже поняла. Морри вот тоже запутался с твоей кузиной. У вас, мальчиков, вечно проблема с расшифровкой своих чувств.
– А-а, моя кузина Раф… Ох, дерьмо! Если туда ещё и Моррисон влезет, будет совсем весело. Эйнсли повесится на собственном галстуке.
– Кто такой Эйнсли?
– Тот самый лорд. Лекса, я куплю много-много попкорна и уберусь подальше от эпицентра взрыва. Спасибо за предупреждение.
– Ты там тоже со своей кузиной мутишь?
– Ну так, время от времени. Иногда я спрашиваю себя: «Норман, зачем ты общаешься со всеми этими девушками и не можешь быть с кем-то одним?»
– Всем нужно немного любви, хотя бы в такой форме. Я не осуждаю, Эррингтон. Я такая же.
– Ещё слово, и я на тебе женюсь.
– И я бы даже не стала возражать, но давай начнём с чего-нибудь попроще. Пойду освежусь и переоденусь в обещанное красивое бельишко.
– Лекса, стой… Погоди…
Рука Содерберг оказалась в заложниках у Эррингтона. Он медленно и осторожно притянул девушку обратно к себе. Лекса не возражала.
– Ты можешь, м-м, сделать для меня кое-что другое? – серо-голубые глаза Нормана заглядывали прямо в душу. – Я хочу посмотреть на тебя настоящую. Смой макияж и надень что-нибудь очень простое. То, в чём ты обычно спишь, когда спишь одна.
Лекса покачала головой и скрывалась за дверью ванной. Столько ухищрений, чтобы выглядеть сексуально и привлекательно, а Эррингтон, оказывается хочет посмотреть на её застиранную домашнюю майку и лицо с мелкими прыщиками и покраснениями. Пф!
Сама Содерберг нечасто встречалась с «собой настоящей», разве что по утрам. Короткие и позорные свидания, про которые лучше забыть. Естественная красота, говорили они… Лекса не видела в своём до безобразия голом, бледном и простеньком лице ничего особо привлекательного. Больше всего её раздражал нос – некрасивый, широкий, вздёрнутый и, чего уж тут скрывать, пару раз сломанный. С помощью косметики его хотя бы можно было визуально сузить. Не зря же она отсмотрела кучу часов косметических мастер-классов на Симстьюбе!
Показываться Эррингтону было страшновато.
– Ты уверен, что хочешь именно такое зрелище? – на всякий случай уточнила Лекса. – Прямо на все сто?
– Да! Выходи оттуда! – голос Нормана доносился из спальни, её спальни. – Полчаса прошло. Я сейчас отрублюсь, если не выйдешь.
Лекса прошлёпала босыми ногами по холодному полу и опасливо заглянула в комнату. Эррингтон валялся на кровати. Даже разрешения не спросил, будто это была его собственная кровать.
– Содерберг, ты что, стесняешься меня? – он приподнялся на локте. – Я думал, ты супер самоуверенная.
– Разочарован? Я супер самоуверенная, когда хорошо выгляжу.
– Нет, просто непривычно. Но мне даже нравится и… О! Ого-о! Охренеть!
Девушка переборола неуверенность в себе, проскользнула в спальню и вызвала какую-то странную реакцию. Больше всего Эррингтон походил на героя глупого ромкома, который пригласил девочку на выпускной и впервые увидел её в вечернем платье. Вот только на Лексе не было ни платья, ни макияжа.
– Что значит твоё «охренеть»?
– Что ты очень красивая. Прямо совсем.
– Ты издеваешься? – Лекса поймала своё отражение в зеркале.
– Чёрт, нет. Почему? Сказал как есть. У меня от тебя прямо мурашки, Содерберг. Иди сюда. Мне срочно нужно стащить с тебя эту майку.
Лекса осталась стоять перед зеркалом.
– У меня прыщ на лбу. Его отлично видно без косметики и при таком беспощадном освещении. Ты не можешь не видеть. У тебя хорошее зрение, Эррингтон.
– Да, я его вижу, но какое это имеет значение?
– У тебя какой-то странный фетиш? Между прочим, я кучу времени убила на маскировку прыща перед нашим свиданием! И ещё полчаса клеила ресницы, чтобы строить тебе глазки, неблагодарный ты засранец!
– Ну дела. У нас настоящее свидание было?
– Я оговорилась.
– Иди уже сюда, Содерберг. Хватит обниматься с зеркалом. Обнимайся со мной.
– Сам ко мне иди, если так нужно.
Эррингтон закатил глаза, но всё же пришёл. Заключил Лексу в дурацкие, непривычно нежные объятия. Таять от чьих-то осторожных и ласковых прикосновений-поглаживаний и медленных романтичных поцелуев? Ну нет! Это для ванильных школьниц. Содерберг отстранилась и отчаянно замотала головой, чтобы выветрить из неё всю эту чушь.
– Что-то не так? – растерялся Норман. – Я сделал тебе больно?
– Да, ты делаешь мне больно всей этой романтикой. Давай как-нибудь нормально, а не вот это вот. Я такое не люблю.
– Уверена? Я же видел, что тебе приятно. Просто расслабься, Содерберг. Тебя это не убьёт... Покажи свою мягкую сторону.
– Эррингтон, я знаю, как сломать руку одновременно в трёх местах. Я тебе не нежная ромашка! Расслабиться? Даже сейчас, у себя дома и в приятной компании, я на автомате сканирую окружение в поисках потенциальных угроз. Я не уверена, что случайно тебе не врежу, если сделаешь резкое движение. Это рефлексы, я плохо их контролирую.
– Чёртова работа! Она всех нас уродует и калечит.
– Я, хм-хм, попробую быть не такой резкой. С тобой. Давай продолжим так, как до этого. Не надо ничего менять.
– Хорошо. Закрой глаза. Ты мне доверяешь?
– Нет, я никому не доверяю. Но сделаю вид, что да.
– Со-о-одерберг, нельзя целоваться с открытыми глазами, это стрёмно… нель… О, ну ладно. Чёрт, этот парень на фотках у тебя на стене… Солист той группы из клуба?
О, наконец-то сложил два и два.
*** 10:00
Утром Эррингтон отправился на своё таинственное задание, но они многое успели – понежиться в постели, вместе позавтракать и доразгадывать детский кроссворд на пачке с клубничными колечками. Воспоминания заставили Лексу поморщиться. Слишком идеалистично.
Ещё и прощание вышло на редкость сопливым. Про него лучше вообще не вспоминать. Эррингтон никак не мог отцепиться и выйти за дверь. Вернее, они её постоянно открывали и снова закрывали, попеременно прижимая друг друга к многострадальной двери. Торжество идиотизма!
Лекса взяла ножницы и вырезала заполненный кроссворд. Убрала в ящик. Прогулялась из одного конца квартиры до другого, снова достала вырезку из ящика, порвала на мелкие кусочки и выкинула в ведро.
Звонок в дверь застал Содерберг в мрачнейшем из всех возможных настроений. За ней стоял Морри, отдохнувший и слегка загорелый, но при этом такой же мрачный.
– Хвала Смотрящему, ты дома! – обрадовался Честер и сжал Лексу в медвежьих объятиях. – Извини, что без предупреждения, но мне срочно нужно поговорить. Эм-м, Лекса, у тебя что-то случилось?
– Не парься, Морри. Я в порядке, просто без косметики. Пойдём в парк. Купим кофе и поболтаем.
– Не, не просто без косметики. Я видел тебя без косметики, но вполне довольную жизнью. Сейчас ты грустная.
Содерберг сунула ноги в первые попавшиеся кроссовки. Ещё несколько секунд ушло на то, чтобы их зашнуровать. Для Морри не нужно было прихорашиваться. Он видел Лексу в самом неприглядном виде – грязную, залитую кровью, корчащуюся от боли. Носил на руках, держал волосы, когда её выворачивало после очередной попойки, бегал в аптеку за жаропонижающим и тампонами и чего только не.
– Давай сначала про тебя поговорим, – отмахнулись Лекса, по обыкновению пряча проблемы глубоко в себе. – Я соскучилась, между прочим. Как отдых?
– Хорошо, просто отлично и офигенно по возрастающей, а потом плохо и ужасно. Чем дальше, тем хуже.
– Островной роман с Рафаэллой быстро начался и так же быстро схлопнулся?
– Не было никакого романа, – Морри сделал многозначительную паузу, – но я думал об этом. Много думал.
– Так-так, мистер «Я в такое не лезу»… Значит, решил полезть?
– Всё так быстро завертелось, я вообще ни фига не понял! Всего за пару дней мы сильно сблизились. Я не знаю, что это за хрень, Лекса.
– Угу, знакомо.
– Она начала рассказывать мне о себе, и я ей о себе. Такие, знаешь, долгие и откровенные разговоры. Хотя в начале знакомства мы с трудом находили общий язык. Раф сильно меня стеснялась, а я не знал, что с ней делать.
– Теперь знаешь?
– Нет, но мне с ней хорошо. Так чертовски хорошо, как давно ни с кем не было. Наверное, вообще никогда.
– Тогда в чём проблема? – Лексе захотелось стукнуть его стаканчиком. – Скажи ей. Прямо так и скажи, как мне сказал. Очень вдохновляюще! Твоей Рафаэлле понравится. Даже я чуть слезу не пустила.
– Уже не могу. Я растерялся, стормозил ииии… теперь у нас дружба. Я не хотел ставить её в неловкое положение. Не знаю, нравлюсь ли я ей вообще. Быть её другом тоже по-своему классно, да?
– Ох, Морри-Морри… И что дальше?
– Ко мне на пляже подкатила очень красивая местная девушка. С прозрачным таким, прям как слеза младенца, намёком. Я пошёл с ней чтобы отвлечься. Тот ещё идиот.
– Кажется, мы подбираемся к самому интересному.
– Я… мхм… всё очень плохо, Лекса. Мне стыдно.
– Сбежал от своей островитянки под вымышленным предлогом?
– Не, гораздо хуже. Назвал её не тем именем.
– Воу! Рафаэллой что ли?
– Угу. И не просто в разговоре, а в довольно интимный момент, да уж.
– После этого тебя пинками выгнали из хижины или где она там живёт на своём острове?
– Не, хуже, – красноватый загар Моррисона приобрёл ещё более интенсивный оттенок. – Островитянка посмеялась и сказала, что я могу звать её как мне нравится. Типа ей не сложно, может и Рафаэллой для меня побыть.
– Внезапный поворот. И что ты сделал?
– …
– Морри?
– Ничего хорошего. Продолжил звать её Рафаэллой, да и не только звать. В какой-то момент я закрыл глаза и представил Раф на её месте.
За разговорами они незаметно добрели до любимой скамейки в парке. Рядом ошивалась стая жирных, вечно голодных голубей-попрошаек.
– Я-асно, – Лекса плюхнулась на скамейку, и птицы испуганно разлетелись в разные стороны. – Жесть.
– «Жесть»? – Морри развалился рядом. – Знаю я одного парня, который часто говорит это словечко. Не хочешь тоже что-нибудь мне рассказать?
– Ну да, я провела пару ночей с Эррингтоном, что такого? – Лекса с вызовом вздёрнула подбородок. – Скучно было.
– Мхм, жесть! Так и знал, что ты на него глаз положила. А говорила, что не встречаешься с другими агентами.
– Ты тоже много чего говорил про его кузину, но, как выяснилось, мы оба врали.
– До твоей прыткости мне далеко, Содерберг. Меня всего три дня не было, а ты успела втрескаться в Эррингтона и затащить его в постель.
– Его и затаскивать не надо было, сам запрыгнул. Короче, Морри, тебе нужен от меня официальный диагноз?
– Да, валяй.
– Вполне очевидно, что ты тоже втрескался. Попробуй признаться и посмотри, что из этого выйдет. В крайнем случае вернёт обратно во френдзону. Ты уже там, так что ничего не теряешь.
– Поздновато для признаний. – Честер побарабанил пальцами по скамейке, отбивая неведомый ритм. Похоронный? – Пока я развлекался с островитянкой, к Раф приехал её бывший, и теперь они снова вместе. Всё, ей больше нет до меня дела.
– Чёрт!
– Ага, но даже без бывшего стрёмно было ей признаваться. Что бы я ей сказал? «Я переспал со случайной девушкой и понял, что мне нужна только ты»?
– По-моему, миленько. Я бы посмеялась над абсурдом ситуации.
– Ха-ха, блин. Она не такая, как ты.
– Можно ещё добавить, что ты представлял Раф, когда находился на пике блаженства.
– Содерберг, пожалуйста, заткнись! Я и без того ощущаю себя стрёмным извращенцем. Теперь даже в глаза Рафаэлле смотреть не могу. Она такая красивая и утончённая, а тут я со своими грязными мыслями. Ты бы видела её на пляже! Почему две ниточки называют «купальником»?
– Морри, всё с тобой в порядке. Девочки тоже думают грязные мысли, даже самые утончённые из нас. Кстати, об извращенцах… Признаюсь кое в чём, чтобы тебе не было одиноко на скамейке лузеров. Мне со времён расставания с Кейром не хотелось ни с кем встречаться, а теперь захотелось.
– Я урою Эррингтона, если он причинит тебе боль. Вот честно.
– Ну-у, пока он, наоборот, до одури милый и такой прямо мммм-м… Настоящая карамелька! С шипучей начинкой, которая подпрыгивает на языке. Весьма и весьма неплох в постели. Я почти готова отдать ему первое место в моём личном зачёте.
– Лекса, пощади, – Морри сделал вид, что затыкает уши.
– Ещё он о-очень любит поболтать. Затыкается только когда… занят чем-то другим.
– Лекса, стоп! Я не готов обсуждать его в таком смысле. Мне с ним ещё работать.
– Значит, кузину Эррингтона можно обсуждать «в таком смысле», а его самого нет?
– Я не обсуждал саму Раф в «в таком смысле». Фу!
– Точно. Только фантазии о ней. Большая разница!
– Ты язва, Содерберг.
– Я тебя тоже люблю, Морри.
Лекса обняла Моррисона. Вернее, попыталась обнять потому, что плечи у друга были необъятные. Честер посмеялся над её безуспешными попытками и сам притянул девушку к себе.
*** 11:15
Дома Лекса достала телефон и отправила самое сопливое в истории своих переписок с мальчиками сообщение:
«Ты тоже зашибись, Эррингтон. Уже скучаю».
«И я», – последовал молниеносный ответ.
1) Общее количество скриншотов — 50, больше, чем в любой другой главе.
2) Сколько раз я меняла обстановку в квартире Лексы – 3.
3) Количество фоток в квартире Лексы – 41.
4) Количество нарядов, которые она меняет за главу, – 13 с учётом всех аксессуаров.
5) Любимая эмоция Кейра – РЕВНОСТЬ. Пока он стоял на сцене в нужных мне позах, вся очередь действий забилась «Ревностью».
6) Вещь, про которую я чаще всего забывала при обработке скриншотов, – прыщ Лексы. Да, он там есть, если приглядеться.
7) Это первая за долгое время глава, где я показала игровые таблички. Не смогла пройти мимо такой милоты.
8) У Лексы ужасная квартира. В ней есть тараканы, крысы, искрящая проводка и сломанные трубы.
9) Сколько раз Честер мечтал о том, чтобы посмотреть на звёзды с Нэнси Ландграаб? Один. Я не знаю, зачем ему.
Midjourney V6 – картинка на обложке.
CreatingSims – за Thaybrane Station.
Вот он я во дворе старшей школы Коппердейла. Проверяю, чтобы школьники не заявлялись в обитель знаний в непотребном виде. Вот до чего докатился на второй день работы. Официально я помощник библиотекаря, неофициально – всё, что взбредёт в голову старой грымзе-библиотекарше и школьному завхозу.
Так что стою я на входе с сохранённым в телефонных заметках списком «нельзя» и проверяю… да даже не знаю что. Процентов девяносто школьников плевать хотели на запреты. Пока не видел ни одного без жвачки, пирсинга, цветных волос, татуировок, запаха сигарет или травки. Иногда всего сразу.
Ко мне направляется новая парочка. У обоих пирсинг, а у девочки ещё и цветные волосы. Тихо вздыхаю. Что я здесь делаю?
– Имя? Фамилия?
Как робот, твержу одну и ту же фразу. Я должен отметить детишек в электронной таблице посещаемости. Грымза сказала, что это очень важно, но меня не покидает чувство, что пару фамилий я пропустил. Том Блэкбёрн – тот ещё раздолбай, да и Норман не лучше. Раздолбай под надзором раздолбая.
– Атом и Церера Колби, – отвечает парень.
– Очень смешно и остроумно, – зеваю, – а теперь давай настоящие.
Сегодня я повстречал Хана Соло, Наполеона, Элвиса и Смотрящего с прыщами и брекетами. Я полностью резистентен к тупым шуткам.
– Атом и Церера, – повторяет мальчик. – Колби.
– Эй, Молекула! – кричит другой мальчик с дальнего конца парковки. – Элементарным частицам вход в школу запрещён!
– Отвали, Ирв! – девочка заступается за брата, а я не знаю, должен ли вмешиваться. – Чего докопался?!
– Сама дура, Макемаке! Фотон, не стыдно, что сеструха за тебя заступается?
– Я Атом, – бурчит себе под нос Атом.
Начинаю подозревать, что детям не повезло, и имена настоящие. Ищу в таблице – и действительно нахожу. Учатся в одном классе.
– Вы близнецы? – спрашиваю из чистого любопытства. – Очень похожи.
Вообще-то они похожи на моего отца и тётю Дэль, их подростковые версии.
– Нет, отец нас клонировал, – девочка шутит с непроницаемым лицом, одобряю. – Кстати, сокращённо я Цера.
– Класс. Идите уже на свои уроки.
Близнецы – частица и карликовая планета – отчаливают грызть гранит науки, а ко мне приближается «Ирв». Он мой идеальный кандидат для отправки в кабинет директора. Всех подряд я карать не могу, ведь кабинет не резиновый, но самые выдающиеся случаи…
– В школу нельзя в шортах, с цветными волосами, татуировками на видных местах, пирсингом и прочими побрякушками, – зачитываю пункты из списка «нельзя». – Имя и фамилия?
– Ирвинг Хантер, – парень оценивающе смотрит на меня из-под огненно-красной чёлки. – Слушай, папаша… Почему Нуклону и Эриде можно с цветными волосами и пирсингом, а мне нельзя?
– Барион и Хаумея больше ничего не нарушили, – я не должен присоединяться к игре в слова, но соблазн слишком велик. – Всего два пункта, а у тебя плюс ещё три. Так что, мистер Хантер, отправляйся к директору.
– Папаша, ты чего такой злой? Сестра меня прибьёт, если ей снова позвонят из школы.
– Не мои проблемы. И какой я тебе «папаша»? Мне всего тридцать.
– Тридцать – это дофига, сочувствую. Завещание уже составил?
Неужели в шестнадцать я тоже думал, что тридцать – это конец жизни? Жесть. Школьники вгоняют меня в кризис среднего возраста раньше положенного срока. Пока я размышляю о закате жизни, ещё одна претендентка на отправку в кабинет директора возникает в поле моего зрения.
У юной мисс ну очень короткая юбка, а разврат и обнажёнка – одни из самых предосудительных пунктов в моём списке. Библиотекарша несколько раз подчеркнула, что девочки должны выглядеть скромно и не вступать в «физические контакты с мальчиками». Последнее, как оказалось, подразумевает объятия, поцелуи и невинное «ходить за ручку» по школьной парковке.
– Имя и фамилия? – завожу свою старую пластинку. – По регламенту, юбка может быть максимум на пару сантиметров выше колена.
– Упс, забыла дома измерительные приборы, – язвит в ответ девочка. – Регламент этой школы меня не касается. Я здесь по обмену. Направьте официальную претензию моему отцу и куратору программы обмена, мистер не-знаю-как-вас-там. Новенький учитель?
У неё милые косички, брекеты, ободок с кошачьими ушками и очень самоуверенный взгляд. Будущая королева выпускного? Только почему-то без свиты. Обычно такие девушки окружены стайкой верных подпевал и страшненьких подружек.
– Это Кассандра «Подержи мой ванильный латте» Гот, – Ирвинг зачем-то мне помогает. – Нужно искать в самом конце списка, папаша. Наша школа участвует в эксперименте, типа… Десять наших ребят отправились на год в частную школу, а к нам пригнали вот этих. Администрация даже ролики для Симстьюба про обмен пилит. Собирают сотни тысяч просмотров.
– Ванильный латте со стевией. Без кофеина. – поправляет Кассандра. – Я не употребляю сахар и стимулирующие вещества. В отличие от.
– Кэсс, хочешь прийти сегодня на репетицию группы? Манч про тебя спрашивал.
– Зачем мне Манч?
Я тоже не знаю, но самого Манча, кажется, видел. Очередной парень с закосом под начинающего рокера.
– Чтобы он на тебя отвлёкся, – я потерялся в сложных схемах Ирвинга Хантера. – Куплю ванильный латте за старания.
– Ты реально думаешь, что меня можно подкупить стаканчиком кофе? – фыркает Кэсси. – Знаешь, говорят, misery loves company, однако я предпочитаю одиночество. Учитель, могу я идти на свой первый урок?
– Я не учитель, – ещё чего не хватало, – но ты свободна. Завтра надень что-нибудь подлиннее. Хантер, ты к директору.
***
Спустя минут двадцать я встречаю Сару Кэннер. Она выглядит младше своих шестнадцати – маленькая, худенькая, волосы естественного оттенка и простое веснушчатое лицо без макияжа. Мне сложно воспринимать её как коллегу и агента-стажёра. Это, чёрт возьми, ребёнок.
– Сара Кэннер и Юки Бер, – сестра Лэндона без лишних вопросов представляет себя и свою подружку.
Я мимоходом разглядываю Юки. Она фигурировала в нашем расследовании – юная хакерша и младшая сестра Кенди Бер из ночного клуба. В него я гонял Кэннера примерно десять тысяч лет назад, в самом начале операции.
– Так-так, мисс Кэннер, по моим данным кое-кто не вернул книгу в библиотеку… – мне нужно поговорить с Сарой наедине. – Вы можете идти, мисс Бер, но к вашей подруге у меня есть вопросы.
– Вот засада, – ворчит Юки и поспешно уходит, пока ей тоже не влетело от «грозного мистера Блэкбёрна».
Не знаю, как работает модуль Сары – я всё ещё уверен, что у девочки-вундеркинда он есть, – но мой послушно включает Нормана, как только мы отходим подальше от других ребят. Есть ли инструкции тему того, как общаться с детьми-шпионами? На всякий случай улыбаюсь.
– Мистер Эррингтон, я так рада с вами познакомиться! – восторженно шепчет Сара. – Вы очень кстати. Мне нужна помощь с одним делом.
– Можно просто Норман и на «ты», – говорю ей то же самое, что и её брату. – Что за помощь?
– Нужно отвлечь директрису, пока я краду фарфоровую собачку с её стола.
– Хочешь установить прослушку?
– Не совсем. Это такой челлендж, – забавно, но девочка почти меня не стесняется. – Группа ребят договаривается украсть какой-то трофей, м-м, артефакт…
– Реликвию?
– Да. В прошлый раз они играли на свисток учителя физкультуры, в этом раунде – на собачку. Я должна её украсть, чтобы… – Сара делает паузу, подбирая нужные слова, – упрочить своё положение в школьной иерархии. Мне нужно подружиться с популярными ребятами и попасть на вечеринку к Рони Уорду.
– Понял. Помогу. Ещё что-то?
– Пока всё. Спасибо.
– Без проблем. Завтра в обед украдём собачку.
Сара смотрит на меня с признательностью. Она напоминает моих самых младших кузин. Такой же милый непосредственный ребёнок с ямочками на щеках, но при этом толковая. Планирует, разрабатывает стратегии, зовёт на помощь других агентов. На первый взгляд малышка Кэннер кажется более зрелой и эмоционально стабильной, чем Лэндон. Модуль корректирует её эмоции? Модуль делает её умнее?
– Будь осторожна, Сара, – говорю я на прощание. – У тебя хорошее прикрытие, но всё равно оставайся начеку. Это задание, оно плохое. Сразу найди меня, если что-то пойдёт не так. Ты ведь знаешь инструкции на случай если тебя раскроют? Как запросить подмогу и всё такое.
– Выучила наизусть, – серьёзным тоном говорит девочка, и мне становится чуть легче. – У школьного охранника в сейфе лежит пистолет. Код – один-три-ноль-семь-девять. В кобуре у него муляж.
– Э-э, Сара, устраивать стрельбу в школе – очень плохая идея, даже в крайнем случае. Слишком много гражданских.
– Можно его украсть. Для самозащиты. Просто чтобы был.
– О.
Меняю своё мнение – этот милый ребёнок пристрелит тебя во сне, играя ямочками на щёчках.
***
Едва Сара успевает уйти, как я встречаю нового занимательного персонажа – светловолосого парня в модном костюмчике, которого преследует молодая женщина.
– Мистер Ландграаб… Малькольм! Мне нужна минута твоего времени! Ровно одна! – кричит женщина. – Шайлин Хьюз, «Мишуно Дэйли». Чем сейчас занят твой отец?
Парень на секунду тормозит и бросает через плечо:
– Колонизацией дальних галактик, терраформированием Марса и торговлей с зелёными человечками. Наши пончики в обмен на их космические технологии. Sans commentaire, en bref*.
– Всего один нормальный ответ – и я отстану, – не сдаётся журналистка. – Это правда, что твой отец спонсирует тайную правительственную организацию?
– Без комментариев.
У меня нехорошие подозрения, что «тайная правительственная организация» – это мы. Не то чтобы никто и никогда не пытался опубликовать журналистское расследование про контору, но оказаться в эпицентре этого самого расследования… Странно, чертовски странно.
Знаю, что мы отслеживаем опасную активность СМИ, договариваемся, вежливо просим нас не трогать и всё в таком же дипломатичном стиле. Должен ли я доложить боссам о Хьюз? Надеюсь, ничего плохого с ней не случится, если доложу.
* – Без комментариев, короче.
– Мисс, вы на территории школы, – бросаюсь настойчивой журналистке наперерез. – Я охранника позову, если вы не прекратите преследовать наших учеников.
Так себе угроза. Школьный охранник – тучный лысый старик. Частный детектив на пенсии, чьи активные годы далеко позади. Теперь ему требуется пять минут, чтобы оторвать зад от стула.
– Это общественное место, имею право…
– Нет, – передо мной вырастает кто-то большой.
Смотрю наверх и моментально узнаю Джимми Торреса. Он прикрывает своей спиной одновременно и Малькольма, и меня. Телохранитель. «Свой». Мы встречались ровно один раз на задании в Глиммербруке, но я запомнил этого мрачного неразговорчивого парня. Я всех запоминаю на всякий случай.
Значит мальчик и его семья – тоже «свои». Раньше я не встречался с семьями спонсоров и не помню, что на эту тему говорят инструкции. Решаю молчать и не вмешиваться.
– Граждане Симерики имеют право знать, на что идут их налоги! – Шайлин упрямо выдвигает вперёд подбородок. – У нас свобода прессы. Я не боюсь ни тебя, ни твоего громилу, маленький принц Ландграаб!
Для гласа народа она слишком хорошо одета. Боюсь, налоги граждан идут в том числе на её высокую зарплату и дизайнерские шмотки.
– Нет, – повторяет Торрес.
Очевидно, что у нас нет свободы прессы. Полностью с тобой согласен, Джимми. Ты потрясающий оратор, как и всегда.
Больше Торрес ничего не говорит и только смотрит. Что-то в его взгляде заставляет Шайлин Хьюз попятиться назад. Она мотает головой, презрительно фыркает, разворачивается и уходит. Что, во имя Смотрящего, сейчас произошло?
– Порядок, мелкий? – Джимми придирчиво осматривает своего подопечного.
– Да, наверное, – Малькольм выглядит слегка ошалевшим. – Грасиас, амиго. Благодарю за помощь, мистер…
– Блэкбёрн.
Делаю вид, что знать не знаю Торреса, и он отвечает тем же. У меня нет идей, почему контора охраняет мальчишку Ландграаба. Из-за интереса со стороны «Мишуно Дэйли»? Неужели для защиты от маленькой назойливой журналистки нужен большой вооружённый телохранитель?
Джимми не уходит до тех пор, пока Малькольм не скрывается за дверями школы. Я хочу перекинуться с коллегой парой слов, но тот лишь качает головой. Разворачивается и уходит. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
На часах больше девяти. Утреннее дежурство окончено, а все опоздавшие – уже не моя проблема.
***
Оставшуюся часть рабочего дня провожу в затхлой библиотеке. Инспектирую состояние книг и учебников: повреждённые и ветхие экземпляры отправляю в кучу слева, пригодные к использованию – в кучу справа и потом обратно на полки в алфавитном порядке. Очень интеллектуальное занятие, прямо очень. Зато никто не мешает быть Норманом.
Заодно проверяю правильность заполнения формуляров. Выясняю, что Дарт Вейдер читает учебники по географии и истории. Между томиками классической литературы
нахожу припрятанный экземпляр «Двенадцати палитр вуху». Моя грымза-начальница почитывает эротическую прозу или кто-то из детишек подложил? Делюсь с Лексой особо понравившимися перлами про роковых мужиков с «синей щетиной», разбушевавшиеся части тела и занимательную анатомию. Мужик в книге точь-в-точь мой дядя Рауль! Даже на диком коне ездит.
Содерберг комментирует, присылает смеющиеся смайлики и гифки, требует ещё. Работа по разбору учебников встала. Ищу новые цитаты.
В соседнем чате Камилла рассказывает, как сдавала экзамен по зарубежной литературе. Мы всё ещё вместе. Сразу после окончания отпуска я позвонил и признался, что в последние дни много грешил, жил бурно и весело. Было стыдно.
Кэм удивилась, что я в принципе задумываюсь о таких абстрактных понятиях, как преданность и верность. По её мнению, они больше не работают. У её родителей свободный брак, основанный на схожих жизненных взглядах, коммерческих интересах и уважении, но постель – личное дело каждого. Концепция «уважительных измен» в браке – что-то новенькое для меня. Мои родители таким не увлекались, несмотря на сомнительное прошлое отца и ветреную натуру матери.
В общем, Камилла предложила закрепить свободный формат отношений. Я могу заниматься чем угодно, но она не хочет про это знать. И мне не расскажет про свои похождения.
По ходу, у нас стратегический альянс и не более того. Я не чувствую с её стороны прежнего интереса и заботы. Кэм как будто делала это не ради меня, а ради кого-то другого. Сложно объяснить. Ей кто-то сильно нравится и она перенесла те эмоции на меня? Временно окружила вниманием и лаской, получила желаемое и успокоилась? Хреново. Обидно. Я определённо не её основная цель. Кто тогда?
Фрэнни я не пишу. Бесполезно. Она снова со мной не разговаривает, потому что мой моральный облик не соответствует её высоким стандартам. В парадигме Вандербург я лжец, прожигатель жизни и развратник. Трачу отпуск на беспорядочные связи, выпивку, грязные танцы и… забыл, что ещё она говорила. Забавно, что почти весь список – это вообще не то, чем я обычно занимаюсь.
Я не тусовщик. Но не стану же я спорить и доказывать Фрэнни, что обычно сижу дома, бренчу на гитаре, читаю книжки, ем быстрорастворимую лапшу и с кем-то спорю на форуме про тачки. Точно не поверит.
Не знаю, какого чёрта Вандербург полезла в мою личную жизнь и расстроилась из-за того, что там увидела. Я не хотел её расстраивать. Мы только начали нормально общаться, как снова всё скатилось в пропасть. Обидно.
Ещё обидней из-за Сид. Я потерял хорошего друга и отличный источник информации. Её братец Сюй присоединился к бойкоту, и теперь я не знаю, как организовать встречу с Лилией Фэнг. Я крупно облажался.
***
В обед гуляю по территории школы. Встречаю своих утренних знакомых. Атом, Цера, Ирвинг, Юки и Сара расположились прямо на траве с бутербродами, фруктами и маленькими коробочками сока.
Кэсси Гот сидит на скамейке в гордом одиночестве. Потягивает ванильный латте со стевией и без кофеина. Показывает средний палец всем, кто пытается с ней заговорить. Малькольм Ландграаб тоже один. Ну просто зарисовка на тему «Индивидуализм против коллективизма».
Ухожу подальше от людей и набираю номер Эйнсли. Пока он самый полезный помощник в моём расследовании.
– Мне нужна ещё одна услуга, – решаю не церемониться. – Запиши на мой счёт.
– Я тебе не бармен, – хмыкает Лео. – Подумываю переквалифицироваться в Мефистофеля, хотя подписывать договоры кровью – такое клише.
– Тогда тебе придётся отпустить эспаньолку, как у Мефистофеля, и спеть мне ту самую арию.
– Как там было?
– Э-э-э… Et Satan conduit le bal!
Я немного знаю французский, научился от отца. Мой набор иностранных языков такой же, как у него, только качество их гораздо хуже. По-французски мой родитель болтает довольно уверенно, а я – довольно посредственно.
– Точно, но лучше тебе не слышать, как я пою… Ладно, Фауст, я вроде как занят. Какая у тебя просьба?
Интересно, чем он таким важным занят. Хотя нет, не хочу знать.
– Мне нужно встретиться и поговорить с твоим пёсиком. Кажется, его Алиот зовут. Милая собачка. Приносит тебе косточки врагов?
– Мне спросить, зачем тебе это понадобилось?
– Как хочешь, Эйнсли, – я бы лучше погулял вместо пространных объяснений. – Всё равно узнаешь, когда собачка прибежит домой.
– Тогда пусть будет сюрприз, – решает Лео. – Я предупрежу Алиота, пришлю его контакты и договор для подписания. Кровью, пожалуйста.
– Ты прелесть, Эйнсли.
– Взаимно.
Остаток обеда я гуляю и уже придумал, как решить большую китайскую проблему.
***
Бонус работы в школе – ты заканчиваешь эту самую работу раньше всех остальных. У меня остаётся пара свободных часов, чтобы сгонять в Сан Мишуно и встретиться с Райланом Монро. Он выбрал необычное место, галерею современного искусства. У нашего наёмного убийцы тонкий художественный вкус?
Из хорошего – у Тома Блэкбёрна завелась подержанная тачка. По легенде мы с Кэннером взяли на неё кредит. Нашими денежными делами заведует отдел подготовки операций. Их задача сделать так, чтобы финансовые потоки двух вымышленных парней выглядели правдоподобно. У Тома и Джека есть счета в банке, кредитные карты и даже кредитная история. Всё как у реальных людей.
Приходится идти сложным путём и обманом «выключать» Тома, но особого выбора у меня нет. Контора бы не одобрила мои действия. Поэтому я захожу в галерею с людьми, но мысленно представляю, что сижу один в крошечной комнате. Это комната существует только у меня в голове ииии… Бинго! Я Норман. Трюк по-прежнему работает. Надеюсь, они никогда не найдут способ исправить этот баг.
Сразу замечаю Алиота. Он выделяется среди местной гламурной публики, как мрачно-серая птица среди пёстрых сородичей. Радости при виде меня он не испытывает.
В прошлую нашу встречу на свалке в я позволил себе пару колкостей. Наверное, не стоило. Никогда не знаешь, когда тебе понадобится помощь человека, который стоит за спиной другого человека. Я считал Лео ключевой фигурой, но и Райлана не стоило сбрасывать со счетов. Снова прокололся, но исправлю.
– Агент Эррингтон, – Алиот констатирует довольно очевидный факт.
– Просто Норман, – терпеть не могу официальные обращения, которые держат тебя на далёкой дистанции от собеседника. – Как к тебе лучше обращаться – Райлан или Алиот?
– Мне всё равно.
– Сменил причёску?
– Не твоё дело.
Он смотрит на меня тяжёлым безразличным взглядом, и я пока не сообразил, как растопить окружающий нас лёд. Интересно, как это сделал Лео.
– Где ты познакомился с Эйнсли? – спрашиваю вслух. – На курсах живописи?
– Не твоё дело, – теперь взгляд Алиота направлен куда-то мне за спину. – Что тебе от меня нужно?
– Услуга, что же ещё. Ты когда-нибудь работал на Виктора Фэнга или его жену?
– Допустим.
– Мне нужно с ними встретиться и получить кое-какую информацию. Я ищу одного человека.
– Почему бы тебе не спросить меня? До того, как пойдёшь беспокоить Виктора.
Я раздумываю над его предложением. Чтобы им воспользоваться, я должен рассказать, кого именно ищу. Решаю рискнуть. Лео и Алиот и так знают больше, чем им следует. Сильно хуже не станет.
– Мой работодатель разыскивает женщину которая называет себя Феникс, – говорю очень тихо и надеюсь, что здание галереи не любит исполнять акустические фокусы. – Она преступница вроде тебя. Выполняет заказы.
Теперь уже Алиот зависает на пару минут, по итогам которых начинает смеяться. Нет, «смеяться» – неправильное слово. Он ржёт. Нагло ржёт, даже не пытаясь замаскировать свою реакцию под, скажем, кашель.
Что за хрень? Я же не анекдот ему рассказал.
– Прости, Эррингтон, – успокаивается Монро, но у его глаз по-прежнему видны смешливые мимические морщины. – Давно так не смеялся.
– Что смешного?
– Ты и твой работодатель гоняетесь за чем-то несуществующим. Я не знаю никого по кличке Феникс.
– Но ты не можешь знать всех, – я пытаюсь переварить услышанное и не могу. – Преступников много, ведь так?
– Разумеется, я не знаю всех лично, – он делает ударение на слове «лично», – но нельзя заниматься моей работой и не знать своих конкурентов, потенциальных союзников и врагов. Слухами земля полнится, Эррингтон.
– Ты вроде как отошёл от дел, по нашим сведениям.
– Просто потрясающая наивность! – лицо Алиота искажает презрительная гримаса. – По твоему мнению, я могу выйти на пенсию и меня никто не попытается убрать? Если тебе дорога твоя шкура, Эррингтон, ты держить глаза и уши открытыми. Всегда. Рот – закрытым. Ты слишком много болтаешь.
– Я всё равно хочу встретиться с Виктором Фэнгом.
– Он скажет тебе то же, что и я.
– Алиот, мне важно понять, что происходит. Я ценю твоё мнение, но…
– Подумаю, что можно сделать, но ничего не обещаю.
– Куда ты всё время смотришь? – впервые жалею, что у меня на спине нет глаз. – Там что-то интересное происходит?
– Ничего особенного. Слежу, чтобы Грейси далеко не убежала, пока я трачу время на тебя.
– Грейси? – разыскиваю имя в базе данных своей памяти. – Индия-Грейс, кузина Лео? Да ладно! Всё это время она была у меня за спиной, а я даже не заметил, что ты пришёл не один?
– Сегодня ты очень внимательный, агент Эррингтон.
Я оборачиваюсь и вижу девушку с красновато-рыжими волосами. Она очень бледная и совсем не похожа на Лео. Про Индию-Грейс Уайтлинг я знаю не так много – у неё проблемы с головой и с законом. Есть старший брат по имени Лоренс. Пожалуй, всё. Она не представляет интереса для моего расследования, но мне любопытно посмотреть на семью Лео.
Грейси машет мне рукой, но знакомиться не идёт. Киваю в ответ.
– Ты с ней встречаешься?
– Я нянька, Эррингтон, – снова этот презрительный взгляд. – Грейси нельзя оставлять одну, обязательно во что-нибудь влипнет. Она не может самостоятельно отвечать за свою жизнь и свои решения.
– Раз ты присматриваешь за девушкой, то Лео… Где он?
– Не твоё дело, где сейчас Лео.
На этом наш разговор и заканчивается.
***
– Эррингтон?! – Лекса стоит на пороге своей квартиры и сильно недоумевает. – Откуда ты вообще? Ты же на своё задание уехал!
Не ней футболка, очень короткие шортики и смешные носки, волосы распущены и никакой боевой раскраски. М-м-м, нужно почаще заставать Содерберг врасплох. Она такая домашняя и естественная, и очень вкусно пахнет булочками с яблоками и корицей.
Особенно её пальцы, которые гладят моё лицо и губы. Всё верно, мы уже обнимаемся и целуемся. Ледяного гнева снежной королевы хватило ровно на пять минут. Делаю вид, что не заметил, как радостно она прыгнула ко мне на руки, когда только открыла дверь.
Прижимая я её к себе, я чувствовал много всего и сразу. Не только желание – это было бы слишком просто, – но и растущую привязанность.
– Я соскучился, – зарываюсь носом в её волосы, и мне хорошо. – Охренеть как соскучился.
– Всего через день ты соскучился и свалил с задания… ко мне? Ты хоть представляешь, какие проблемы будут у нас обоих, если контора тебя отследит?
– Я сделал крюк и оставил оба телефона в Виллоу.
– Ты не думаешь, что они могут отследить маленькую штучку у тебя в голове? Я не про твой мозг, если что.
Ничего так подкол. Я начинаю постепенно привыкать к грубоватому стилю общения своей дамы. Похоже, это что-то оборонительное. Содерберг рада меня видеть, но не хочет признаваться. Понимаю и не обижаюсь.
Она тычет пальцем мне в висок, но вряд ли «МК-модуль» расположен именно там. Шрам где-то у меня под волосами. Перед операцией меня побрили наголо, и я был похож на доктора Зло.
– Наверное, нет. У меня старая модель.
– Ты не уверен.
– Нет. Прости.
– Твою мать, Эррингтон! – ворчит Лекса, но при этом крепко меня обнимает. – Я рискую работой ради того, чтобы полюбоваться на твою смазливую мордашку.
– Ну-у, ты можешь не только любоваться… Содерберг, а ты что, булочки печёшь? Квартира пахнет булочками, ты пахнешь булочками. Напрашивается некий вывод.
– Да, я пеку булочки, – закатывает глаза. – Мне нравится печь. Это моё хобби. Если расскажешь кому-то на работе – убью. Только Морри знает и теперь ещё ты.
– Булочки не сгорят?
– Не-а, я поставила таймер. Ещё минут двадцать. Двадцать минут, Эррингтон, не тормози!
Она стаскивает с меня рубашку. Прямо через голову, расстегнув несколько верхних пуговиц. Экономия времени?
***
Булочки едва-едва не сгорели. Я слышал таймер, но расставил приоритеты так, что выпечка оказалась на последнем месте. Теперь Лекса на меня злится. Бегает полуголая по квартире и бесится из-за слегка пригоревшей выпечки. Мне нравится зрелище.
– От тебя одни неприятности, Норман! – она впервые называет меня по имени и даже этого не замечает. – Вот почему ты не поехал к своей девушке?
– К ней дольше ехать, чем к тебе.
– Единственная причина?
– Угу.
– Врёшь?
– Угу.
– В первый или во второй раз?
– В оба, Содерберг. Я соврал оба раза. Твой внутренний полиграф сегодня сбоит?
После этого она бесится ещё больше. Злобно натягивает на себя футболку, злобно ставит чайник на плиту, злобно швыряет в чашки чайные пакетики. Такая горячая! Я весь дымлюсь, когда она на меня смотрит. У Содерберг классная футболка, но то, что под ней, в разы интересней. Я снова успел соскучиться по ощущению её кожи на моей коже.
Гадаю, с каким вкусом мне достанется чай. Со вкусом её притворного негодования?
– Ты мне теперь должен, – Лекса скрещивает руки на груди. – За сгоревшие булочки. Поговоришь по телефону с моим отцом.
– Э-э, что? При чём тут твой отец? Булочки для него были?
– Нет. Мой отец сейчас в Патагонии или уже в другом месте. Он быстро перемещается по свету… Тебе нужно изобразить моего бойфренда. Всего-то.
– Всего-то? – кажется, я серьёзно влип из-за дурацких булок. – Раз плюнуть, да?
– Ага. Ты справишься.
– Лекса, это не «всего-то». Это очень большая просьба. Я никогда ни с чьими отцами не знакомился. Понятия не имею, что говорить.
– Это же не по-настоящему, Норман, – и снова «Норман», а не «Эррингтон». – Не делай из мухи слона. Мой отец очень добрый. Последний раз он был в Симерике лет двадцать пять назад, так что тебе не грозит встретиться с ним лично.
Пронзительно свистит чайник. Лекса чертыхается и бежит его выключать. Проскальзывает по полу в тапках на гладкой подошве. В детстве мне тоже нравилось так кататься. Пока она разливает чай, я думаю о том, как стану общаться с чужим отцом. Я со своим-то общаться не умею.
– Почему ты Моррисона не попросишь позвонить, раз нужен просто голос в трубке?
– Отец знает, что Морри – мой друг и слышал его голос.
– Хорошо, сделаю, – я решаю больше не задавать вопросов, хотя Лекса явно что-то недоговаривает. – Только заранее предупреди. У меня идиотская работа, ты же знаешь.
– Ты сможешь ещё разок улизнуть и меня навестить?
– Наверное, даже не один.
– И сегодня останешься до самого утра?
– Чёрт, да. Конечно.
– Хочешь ещё булочек? Я до фига всего пеку, когда нервничаю.
– Съем всё, что ты приготовила. Я питаюсь одной быстрорастворимой лапшой и сто лет не ел такой вкуснятины… Содерберг, а у тебя в комоде найдётся место для пары моих рубашек, футболок и трусов? Отец приучил менять рубашки каждый день. Он жуткий сноб и чистюля, и меня в такого же превратил. Страдаю по утрам без чистой одежды.
– Что ещё за интервенция в мой комод, мистер Эррингтон? – она озадаченно на меня смотрит, да я и сам не понял, что такое странное спросил. – Хм, ну вообще найдётся. Только не смей наглеть и тащить сюда весь свой гардероб!
– Э-э, ладно.
– Сегодня можем постирать твои шмотки, чтобы не страдал.
– Чтоб я сдох! Ты совершенно потрясающая, Лекса.
– Ага, я знаю… Кхм, ладно. Спасибо. Мне приятно.
Надеюсь, Кэннер меня прикроет, как и обещал. Если нет – я досрочно сломаю карьеру себе, а заодно и Лексе.
Midjourney V6 – картинка на обложке.
beangirl420 – за modern art museum.
Вот он я бегаю по дому в Виллоу Крик и собираюсь на работу. Семь тридцать утра, сонная провинциальная улочка, и всего через полчаса я должен быть в школе. Нереально добраться до Коппердейла за такое короткое время, а тем более по пробкам. Я вернулся всего пять минут назад. Уровень ответственности ползает на критически низкой отметке.
Кэннер бегает за мной, расспрашивает про день в школе и встречу с Алиотом, собирает бумажный пакетик с ланчем. Я привёз ему стаканчик приличного кофе с заправки. У нас сплошная идиллия в отношениях. Малыш Лэн в курсе практически всех моих рабочих дел.
– Тебе никто не звонил, – сообщает мой эльф-помощник. – Только на личный телефон приходили сообщения в мессенджере.
– Спасибо, Лэн.
– Ты за кем-то следил ночью?
Разве что за Содерберг, которая решила отыскать все щекотные места на моём теле. Очень пристально следил. Я вообще не спал. Накачался кофе по самые уши, чтобы внезапно не отрубиться за рулём.
Решаю не врать Кэннеру. У меня не хватит фантазии, чтобы сочинить балладу о героических ночных слежках и погонях, да и он заслуживает лучшего отношения. В последнее время напарник совсем меня не раздражает. Интересно, кто из нас стал лучше – он или я.
– Нет, ездил к девушке.
– О… э-э-э… В смысле не к девушке, которая по заданию, а к настоящей девушке? – Лекса мне не совсем девушка, но киваю. – А так можно?
– Нельзя. Не будь как я. В смысле если захочешь, то я тебя тоже прикрою. Но лучше не надо.
– Мне всё равно не к кому ездить.
– У меня есть пара младших кузин примерно твоего возраста, – я не против помочь Кэннеру с обустройством личной жизни. – Могу познакомить, если тебе нравятся голубоглазые девушки с «итальянского» побережья.
– Спасибо, Норман, но…
Мы идём на улицу и продолжаем болтать, пока я закидываю в машину свои вещи – пакет с ланчем, рюкзак, ноутбук.
– Но?
– Мне хочется, чтобы это произошло естественно, а не как с Анжелой. Я понимаю, что она не настоящая девушка, а по работе, но всё равно…
– У тебя вроде была некая Бекка или Бэлла… – вспоминаю слова бармена, который невольно поучаствовал в заварушке с карамельками. – Кто это?
– Девушка с моей работы в исследовательском институте. – Кэннер смущённо смотрит на свои кроссовки. – Я позвал её в ресторан, но там увидел Анжелу и отвлёкся. Бекка обиделась.
Нужно обладать интеллектом черепашки, чтобы так проколоться, но я делаю скидку на то, что малышу всего двадцать. Увидел новую красивую девочку и забыл про старую красивую девочку. Бывает.
– На работе ты первый подошёл к Бекке или она к тебе?
– Она ко мне. Бекка очень дружелюбная. Помогает со всякой лабораторной фигнёй.
– А взамен?
– Попросила пару раз её подменить и…
– Ииии-и? Говори уже, Лэн, я и так опаздываю.
– У Бекки стух пароль от учётки на компе, вовремя не поменяла. В техподдержке не брали трубку, и я предложил временно поработать на моём…
– Ты предложил или она намекнула?
– Когда ты так ставишь вопрос, я начинаю думать, что второе, – морщится Кэннер. – Вообще я подавал запрос на проверку Бекки Кларк в аналитический. Всё чисто.
– Поверхностное сканирование биографии ни о чём не говорит, – удивлён, что Лэндон такой наивный и верит в силу абстрактных циферок. – Займёмся твоей Кларк, пока нет других подозреваемых. Мне не нравится история с паролем.
– Он реально стух, я убедился.
– Случайно стух или она подождала, пока стухнет? Вот в чём вопрос.
– Бли-и-ин!
***
Конечно я опоздал. Наврал про ужасный трафик и пробки, поругал правительство – привет, отец! – ямы и плохое дорожное покрытие. Меня прикрыла молодая училка математики в огромных очках. Она строит глазки всем, кто моложе пятидесяти и мне в том числе. Не удивлюсь, если мисс Плохая Училка не гнушается и мальчиками-старшеклассниками. Фамилию я не запомнил. Мне не интересны коллеги Блэкбёрна, пока кто-нибудь из них не начнёт танцевать балет прямо в учительской.
Шучу. Я попросил аналитический отдел проверить их всех. Теперь Энди и ко меня ненавидят. Чувствую, что топчусь на месте без новых зацепок. Не понимаю, что должен искать в чёртовой школе, а Вандербург со мной не разговаривает.
Зато Кэннер жаждет общения. Когда я только вернулся в Виллоу, он объявил, что есть важный разговор, но ему нужно собраться с мыслями. Так пока и не собрался. Не хочу спугнуть и терпеливо выжидаю, но уже немного надоело. Терпение не моя добродетель. Похоже, у меня их вообще нет.
На часах восемь двадцать. Я сменил училку математики на посту у школьных дверей. Сегодня я инспектирую внешний вид школьников ещё менее усердно, чем вчера. Тому Блэкбёрну скучно, да и Норману тоже. Всем частям моей личности скучно подпирать стенку. Я не создан для обычной работы с девяти до пяти.
Детишки приветствуют меня, как старого знакомого. Близнецы Атом и Цера предложили поделиться комиксами, чтобы скрасить мрачное утро. Оценил, но отказался. Приключения космических ковбоев и котика в скафандре по кличке Капитан Крекер – не совсем мой тип литературы.
– Вы всё-таки дружите или враждуете с Ирвингом? – снова спрашиваю из чистого любопытства.
– Дружим, – отвечает Атом. – Он дразнит нас потому, что мы дразнили Сару Кэннер вместе со всеми.
– Последствия неверного выбора, мистер Блэкбёрн, – добавляет Церера. – Они продолжают жалить нас дни, недели и даже месяцы спустя.
Надо же. Будь Лео Эйнсли раза в полтора-два постарше, и я бы решил, что это его дети. Интересно, лорд читает комиксы? Я бы не удивился, если да.
Ирвинг Хантер больше похож на моего отпрыска, но сегодня он бунтует чуть меньше. Пришёл в джинсах, а не в шортах – уже прогресс. Я горжусь своим мальчиком.
– Папаша, а правда, что ты журналист? – спрашивает парень.
– Да, можешь почитать мою последнюю статью в «Вестнике Виллоу».
Статья про барменшу Лилит действительно увидела свет. Наш отдел подготовки операций не зря получает зарплату.
– Это чего такое?
– Газета, – чувствую себя очень-очень старым. – Такие чёрно-белые листочки с буковками.
– Фу-у, технологии древних. Он-лайн версия есть?
– Я поищу.
– Окей. Зафренди меня в «Кролике» и скинь ссылку.
***
Я очень жду появления Малькольма Ландграаба с кучей прессы и телохранителей на хвосте, но сегодня всё тихо. Мальчик один. Идёт по парковке, глубоко засунув руки в карманы и насвистывая. С другой стороны ко мне направляются Сара, Юки и, кажется, загадочный Манч. Тот самый, которого отказалась отвлекать Кассандра Гот. Пока я отмечаю троицу в своём списке, Ландграаб не подходит и наблюдает издалека. У него аллергия на людей?
– Мистер Блэкбёрн, – когда троица уходит, Малькольм удостаивает меня своим вниманием. – Мне нужно знать, как зовут девочку в синем свитере. Question de vie et de mort!*
Девочка в синем свитере – Сара Кэннер. Теряюсь в догадках, что мелкому Ландграабу от неё понадобилось.
– Кто умрёт, если не узнаешь?
– Я. От любопытства.
– Почему бы тебе просто не подойти и самому её не спросить?
– Я пока не решил, хочу ли с ней говорить, – Ландграаб прикрывает глаза, будто собирается о чём-то помечтать. – Есть нечто захватывающее в том, чтобы не знать человека, но представлять, каким он может быть. Вы не находите?
– Её имя поможет тебе лучше представлять?
– Возможно. Я пока не знаю. Но мне нужно узнать! Помогите мне, мистер Блэкбёрн.
Да, прямо так. В повелительном наклонении. Малькольм Ландграаб не просит помочь, а приказывает это сделать. Ему, видите ли, надо.
– Что мне за это будет?
* – Вопрос жизни и смерти!
– Небольшая компенсация за беспокойство? – парень жестом фокусника извлекает из воздуха купюру в пятьсот симолеонов и следом ещё одну.
Я колеблюсь. На парковке мы одни, а тысяча симолеонов на дороге не валяются. Мне отчаянно хочется протянуть руку и забрать бумажных малышек к себе в тощий кошелёк. Нам с «братцем» Джеком нужна новая кофемашина. Вот она, красивая и блестящая, прямо у Малькольма в руках.
Я сдаюсь и протягиваю руку. Беру взятку. Привет, дно самоуважения! Меня подкупил шестнадцатилетний парнишка.
– Её зовут Сара Кэннер, – ненавижу себя за слабость, но сделка есть сделка.
– Вот так… просто, – Малькольм кажется разочарованным. – Я должен обдумать эту информацию. Спасибо вам, мистер Блэкбёрн.
Он бы ещё пальцы в форме сердечка сложил.
***
В обед отправляюсь выманивать директрису из её логова. Сара Кэннер прогуливается по коридору возле шкафчиков и довольно правдоподобно зависает в телефоне. На секунду поднимает глаза, ловит мой взгляд и кивает. Не идеально незаметно, но сойдёт.
Стучусь в дверь, за которой гнездится наша главная гарпия – миссис Прескотт. В учительской сплетничают, что она никогда не ходит на обед и обожает переработки. Фрэнни бы оценила столь брутальный трудоголизм.
– Войдите, – доносится из-за двери.
– Добрый день, миссис Прескотт, – улыбаюсь, но ей всё равно. – Извините, что отвлекаю. Вы должны кое-что увидеть.
– Что же, мистер Блэкбёрн?
– В мужском туалете на втором этаже кто-то нарисовал, э-э-э, отвратительную картинку, – спойлер – это был я. – Хотел спросить, что с ней делать. Мне сказали, что мэр собирается лично посетить школу Копепердейла. Наверное, стоит по-быстрому закрасить? Вдруг он и в туалет заглянет…
Не успеваю я договорить, как миссис Прескотт вскакивает с места и устремляется прочь из кабинета. Я бегу следом и подливаю масла в огонь. Краем глаза замечаю, как Сара крадётся по стеночке и проскальзывает в приоткрытую дверь. Молодец девочка.
У директрисы очень злая походка, если походка вообще может быть злой. Туалеты отремонтировали на деньги спонсоров, и мэр наверняка захочет проинспектировать новеньких белых друзей.
– Если это снова Ирвинг Хантер, то на этот раз всё закончится исключением! – миссис Прескотт грозит совсем не тому парню. – Вот что, мистер Блэкбёрн… Вам нужно съездить и поговорить с его сестрой Полли. Попросить повлиять на мальчика. У нас совсем не хватает рук для работы с неблагополучными семьями, и вот последствия.
Зато у них есть я, которому можно поручить любое мутное дело. Великолепно. Всю жизнь мечтал о подобной работе. Можно я лучше посижу в библиотеке и сделаю вид, что занят чем-то полезным?
– Хорошо, мэм, – надеюсь, в моём голосе достаточно энтузиазма. – Как мне связаться с его сестрой?
– Мисс Маршалл пришлёт вам адрес и телефон. Постарайтесь договориться о встрече на следующей неделе, в их доме. Посмотрите, в каких условиях живёт мальчик. Возможно, потребуется привлечь опеку.
Вот чёрт! Я умудрился подставить невиновного парнишку и его сестру. Если Хантер вылетит из школы и попадёт в приют, что мне тогда делать? Я ничего такого не хотел. Нужно как-то доказать, что Ирвинг не причастен к порче школьного имущества.
***
Возвращаюсь домой к шести. Через пару часов я должен забрать Лэндона с работы. Не из чистого альтруизма конечно же. Теперь у нас хорошие отношения, но я не мать Тереза. Хочу взглянуть на его забывчивую коллегу Бекку Кларк и, если получится, позвать на ужин в какую-нибудь забегаловку.
Нахожу в кухонном шкафчике последнюю упаковку быстрорастворимой лапши. Что ж. Кто успел – тот и съел, Лэн. Завариваю лапшу и сажусь писать отчёты для Фрэнни. Новый виток наших отношений – мы общаемся отчётами. Теперь от меня требуют чуть ли не поминутное описание каждого рабочего дня. Я не должен был идти в тот ночной клуб.
Смотрю на личный телефон, где всплывает очередное уведомление – Лекса что-то мне написала. Нет, должен был.
Телефон снова привлекает моё внимание, но на этот раз он звонит. Это мой отец. Я тут же решаю, что кто-то умер. «Звонок от отца» – случайное событие, которое генерируется с периодичностью раз в несколько лет и всегда связано с плохими новостями.
– Чёрт возьми, что случилось?! – у меня вспотели пальцы, и телефон едва из них не выскальзывает. – Кто-то умер?
– Умер? – недоумённо переспрашивает отец. – Полагаю, что да. На планете каждую секунду кто-то рождается и умирает.
– Ты понял, о чём я.
– На самом деле нет, но теперь сообразил. Никаких плохих новостей, Рэмо. Я должен сразу это говорить?
– Да, потрудись уж. Ты до чёртиков меня напугал своим звонком.
– Напомню, что ты кое о чём меня попросил, – странно, что он удержал в голове такую мелочь. – Я потратил неприличное количество времени, но раздобыл для нас приглашения на свадьбу. Лично.
– Ты хотя бы выяснил, чья это свадьба или только добыл приглашения?
– Только добыл приглашения конечно же.
– Угу, очень смешно. Кто женится?
– Non ci crederai.* Салво женится на подруге Рафаэллы. Кое-кто из семьи считает, что девушка беременна. Мне рассказали вообще все сплетни, хотя я не просил.
– Э-э-э…
Первым делом я думаю про Луну и зависаю. Потом про Бэкс и тоже зависаю. Ни одна из этих пар не укладывается у меня в голове. И тут меня осеняет:
– Фух, Салво на Джульетте женится?
– Верно. Отличный выбор с экономической и политической точки зрения, кстати говоря. У семьи Ферроне неплохое положение в обществе и рестораны. Салво никогда не останется голодным.
– Так, а что за история с беременностью?
Новое дно сегодняшнего дня – я сплетничаю с отцом про наших родственников. Перемываю косточки дяде Салво и его молодой невесте. Я отвратителен.
– Я лишь поделился тем, что услышал от твоих многочисленных кузин. Per ciò che ho comprato, per ciò che vendo.*
Мой отец почему-то очень популярен у младших поколений девочек Борацца и ди Камайори. В детстве Раф любила с ним трещать даже больше, чем со мной. До сих пор любит.
* – Ты не поверишь.
** – За что купил, за то и продаю.
– Мне нравится, как ты переводишь идиомы с симлиша на итальянский, – я реально считаю, что речь моего отца – отдельный вид искусства. – Есть какие-то предпосылки для сплетен о беременности?
– Oh no-no-no! Non farmi raccontare tutto questo.*
– Прости, но я не могу отказать себе в удовольствии послушать конспирологические теории. Так что давай, выкладывай.
– Клариче считает, что Джульетта в последнее время несколько… как это корректно сказать?.. Ум-м-м, округлилась? – судя по тому как долго он подбирал слово, первым порывом было сболтнуть что-то менее тактичное. – Фия добавила, что невесту давно не видели в облегающей одежде, а их матушка вбросила, что Салво в последнее время ходит слишком уж довольный.
– Охо-хо, ты со всей семейкой пообщался?
* – О нет-нет-нет! Не заставляй меня всё это пересказывать.
– Конечно. Это же такое событие – «дядюшка Энцо» позвонил. Они даже малышку Лиону пригнали сказать дяде «привет», но у неё плохо получилось из-за выпавших молочных зубов.
– Ты прямо популярный монстр…
Клариче, Фия и прочие дамы – наши не самые близкие, но и не самые отдалённые родственники. Мужчина в этой семейке тоже имеется, но его мнение никто не спрашивает. На семейных сборищах глава семьи ходит очень-очень грустный. Возможно, потому что его жена Валентина бегает за моим отцом? Уже лет сорок или сто сорок, прости Смотрящий.
– Да-а, потом я поговорил с Кади и Нейвой. Представляешь, чуть ли не полвека спустя они снова со мной разговаривают…
– Вылез из своей вампирской спячки, и мир вокруг тебя удивил?
– Più di quanto tu possa immaginare.* Кади тоже поддержала теорию о «слишком уж довольном Салво». Я и с ним встретился в итоге, но он обычный. Не понимаю, Рэмо.
– Может, они более наблюдательные, чем ты?
– Diavolo lo sa.* А ты в курсе, что если женщина ест морковь, то она беременна мальчиком?
* – Больше чем ты можешь представить.
** – Чёрт его знает.
– Это ещё что за народная мудрость?
– Понятия не имею, но мне её тоже поведали. Не припомню, чтобы твоя мать ела морковь, вот булочки – да.
– А что едят, если девочка?
– Забыл. Вся эта информация ставит меня в тупик.
– Говорю же, что ты бесполезный, – сегодня чуть менее, но пусть не расслабляется. – Теперь мы не сможем поучаствовать в семейном тотализаторе.
– Я едва выжил. Мне полчаса рассказывали, что там у Джульетты увеличилось. Пересказывать не буду, сам догадаешься.
– Живот?
– Если бы.
– А что ещё?
– Рэмо, ты правда не в состоянии догадаться, что ещё увеличивается у беременной женщины?
– Нет.
– Дерьмово.
– О, да-а! А знаешь, что ещё дерьмово? Плохие дороги.
– Оооо-о, да иди ты…
– Пойду, именно пойду. Потому что по дорогам невозможно ездить.
– Рэмо, ты пьян?
– Нет, трезвый, а ты? У тебя тоже как-то не очень хорошо прибита крыша. Того и гляди улетит.
– Просто период такой.
Я сразу понимаю, о чём он. Через неделю двадцатилетняя годовщина смерти матери. Внутренне цепенею каждый раз, когда думаю об этой дате.
У отца на фоне играет «The Hardest Button to Button», прошу сделать погромче. Нормальная песня.
– Слушай, отец, а ты ведь вроде знакомился с маминым отчимом… – вспоминаю про просьбу Лексы. – Как прошло?
– Как ты там говоришь? Просто охренительно – Кристофер потащил меня с собой на рыбалку.
Я представляю отца в шляпе-ведре армейской расцветки, дождевике и резиновых сапогах выше колена, с удочкой и чемоданчиком со снастями. Начинаю неприлично громко жрать. Есть при этом лапшу – плохая идея.
– Тебе вызвать 911? – спрашивает отец тем же безразличным тоном, который использует для всего остального.
Он редко повышает голос и ещё реже позволяет ему приобретать эмоциональную окраску. Настоящую. В частном разговоре. Отец вполне успешно толкает политические речи, делая акценты в нужных местах и выдавая правильные эмоции. Поправка – с эмоциями он всё же иногда лажает, особенно когда его застают врасплох на телеинтервью или политических дебатах.
Как-то раз мой родитель отвечал на вопрос о голодающих детях с ну очень скучающим и безразличным лицом. Его пресс-службе пришлось выпустить разъяснение и сослаться на то, что отец плохо себя чувствовал. Зато он стал героем интернет-мемов «Забыл надеть лицо» и «Мне так важно, что прямо наплевать».
– Нет, порядок, просто подавился, – я отодвигаю от себя злополучную лапшу, чтобы не искушала. – Ты лучше дальше рассказывай.
– Мне пришлось брать в руки живых извивающиеся червей, а это гораздо ниже порога моей терпимости к такого рода вещам.
Порог его терпимости находится на отметке «Я упаду в обморок, если мне покажут что-то мерзкое и неэстетичное». Конечно не в буквальном смысле, но отец до безобразия брезглив. У него целая проблема с тем, чтобы усесться на мокрую скамейку, к примеру. Предпочтёт постоять.
– Всё прошло настолько плохо, что твоя мать испугалась, что я с ней разведусь, – отец тем временем продолжает травить рыбацкие байки. – Я бы никогда так не поступил, но притворился, что всерьёз обдумываю идею. Как же она на меня рассердилась, когда поняла, что это шутка.
– Вот это ты незамутнённый тролль и идиот!
– Есть такое. Тогда уже я испугался. Решил, что Вероника уйдёт от меня из-за моего поганого чувства юмора.
– Она бы тоже никогда не ушла, – скорее всего, отец и сам знает. – Мама любила тебя, тупого высокомерного кретина. Гораздо больше, чем ты того заслуживал. Правда не знаю, за что.
Ещё и ревновала к каждому столбу, включая пресловутую Валентину. Отец хорошо себя вёл, но его смазливая физиономия и аура плохого мальчика вечно кого-то примагничивали. Мама загонялась на тему того, что отец такой красивый и популярный мужик. Один из трёх дурацких поводов, по которым ссорились мои родители. Даже мне было понятно, что сторонних дамочек можно не опасаться. Отец смотрел на них с тем же вежливым безразличием, с которым наблюдал за моими школьными спектаклями. Матери приходилось его пинать, чтобы не забывал хлопать в ладоши. О да, по этому поводу они тоже ссорились.
В общем, нормальных поводов у них не было, только вот такие. Я считал, что мои родители двинутые.
– Я тоже не знаю, Рэмо. – он надолго замолчал, но явно хотел обсудить что-то ещё.
– Говори уже.
– Насчёт твоего работодателя, этого консалтингового агентства…
– Теперь ты знаешь?
– Да, узнал некоторое время назад. Чисто случайно.
– И как тебе новости?
– Ну-у, я думал, что ты станешь астрофизиком, когда вырастешь.
– Астофизиком?! Ты снова прикалываешься?
– Нет, я вполне серьёзен, – ага, как же. – В раннем детстве я читал тебе книжки по астрофизике потому, что они усыпляли лучше всего. Нас обоих.
– Откуда ты их вообще достал?
– Дэль пригрозила выкинуть часть хлама из библиотеки в «Борацце». Мы с твоей матерью его приютили.
– То есть ты приютил, а мама поворчала и смирилась?
– Ну да, примерно так это и работает в браке. Твоя мама тоже много чего приютила из того, что я не хотел видеть… М-м, Рэмо?
– Да?
– У меня через пять минут важная встреча. Можем закончить разговор в другой раз?
– Охренеть, ты готов со мной ещё раз поговорить? Ставишь рекорд в этом году?
– Я сказал, что хочу закончить текущий разговор, а не начать следующий, – хмыкает отец. – Ненавижу оставлять незавершённые дела.
– Мастер формулировок, ага.
На этом я отключаюсь. С отцом можно не прощаться и не здороваться. В отличие от нормальных людей, он никогда на такое не обижается. Даже не замечает, что что-то не так.
***
Бекку Кларк удалось уболтать пойти с нами на ужин. Коллективным голосованием выбрали мексиканский ресторанчик в Оазис Спрингс с забавным названием «Ты кого чимичангой назвал?». Я не фанат подобной кухни, да и Том тоже. Всё ради Бекки. Она смотрит на меня с явным интересом.
Жаль, что не получится подтолкнуть её навстречу Кэннеру. Примерно девяносто процентов девушек на заданиях не в моём вкусе, и эта не исключение. Она симпатичная, милая и всё в таком духе, но я не вдохновлён. В смысле Тому нормально, но двадцать процентов Нормана думают кое о ком другом. Не о Камилле. Странное открытие – её чары паршиво работают на расстоянии. Может, мы не созданы друг для друга? Я думал, что хочу с ней быть, но теперь… Чёрт, не время думать о личной жизни Нормана.
– Где ты работаешь, Том, если не секрет? – спрашивает Бекка. – Тоже что-то научное?
– Ну нет, наука – стезя младшенького. Я простой школьный библиотекарь, вернее помощник библиотекаря, – делаю над собой усилие и заталкиваю Нормана с его интересами куда подальше. – На досуге пишу статьи для локальных изданий, вроде «Вестника Виллоу».
– Так ты начинающий журналист, мистер Блэкбёрн? – Да, давай, Кларк, флиртуй со мной. – Впечатляет. О чём пишешь?
– В первую очередь о людях. Люди интереснее всего остального. Хочешь дать мне интервью?
– Я подумаю, – Бекка опускает глаза и пару раз взмахивает ресницами.
Слишком уж просто. Она как будто тоже пытается поймать меня на крючок. Это ты, Феникс?
Мы договариваемся до того, что добавляем друг друга в друзья. У меня настоящего нет профилей в соцсетях, но у Тома Блэкбёрна они конечно же есть. Теперь Бекка Кларк у меня в «Кролике», и Лэндон вовсе этому не рад. Меня беспокоит, что напарник не разграничивает работу и личную жизнь. Двадцать процентов Кэннера должны осознавать, что здесь происходит и почему я поступаю именно так. Но вот он сидит угрюмый и даже не участвует в разговоре. Эй, Лэн, проснись. Я не могу дирижировать, когда нет оркестра.
– Тяжёлый денёк на работе, да? – пихаю «братца» в бок. – Не тухни, Джеки.
– Угу-у.
– У Джека и правда тяжёлый день, – Кларк на полную включает режим мамочки. – Наш босс бегал и орал на всех. Твоему брату досталось.
Я чувствую досаду. Из-за брата. На него наорал босс, да ещё и девушка не воспринимает всерьёз. Относится, как к трёхмесячному младенцу, который не может сам за себя говорить. Эмоции альтер-эго очень сильные, это практически мои родные эмоции. С трудом от них отгораживаюсь, прячусь в том закутке личности, где живёт Норман. Мне не нравится, что Том такой впечатлительный.
– Как вам чимичанги и прочие буррито? – Лэндон в роли Джека наконец-то оживает. – Вроде вкусно.
Мексиканская кухня слишком острая для меня, но мне нравится гуакамоле. Наверное, я бы съел пару вёдер. Понятия не имею, чьи это желания – Нормана или Тома. Я не всегда могу их различить.
– Пикантно и остренько, что тут скажешь, – ухмыляется девушка. – Для крепких духом и желудком. На занятиях в университете мы говорили о роли еды в литературе. С одной стороны, мелочь, подумаешь, кто и как питается… С другой – путь к пониманию героя лежит в том числе и через его желудок.
Ой, пристрелите меня! Теперь она включила интеллектуалку. Наверное, решила, что журналист уж точно захочет поговорить о книгах. О чём же ещё? Не хочу быть ходячим псевдоинтеллектуальным клише. Этого не хочет Том, но Норман бы послушал дальше.
– Если я питаюсь быстрорастворимой лапшой и кофе, какой я герой? – я буквально на секунду отправляю возмущённого Тома погулять и достаю Нормана.
Уж очень интересно, что Кларк скажет обо мне настоящем.
– Что ты очень ленивый или очень занятой, а может, всё сразу. Пожалуй, неприхотливый. Не гонишься за статусом.
– Если я пью очень сладкий кофе с молоком, в котором мало непосредственно кофе?
– Ты прячешься и притворяешься, – сходу выдаёт Кларк, у неё несомненный аналитический талант. – Пытаешься сделать свою жизнь слаще, разбавить концентрированную горечь приятными событиями и впечатлениями. Не уверена, что у тебя получается.
Слышала бы ты это, Раф. Начинаю думать, что гадание на еде не совсем бесполезное. Кларк реабилитирована в моих глазах. Она умная, неожиданно умная. Не просто рядовая девчонка-коллега из лаборатории с миленькой мордашкой. Я такого не ожидал. Мои подозрения многократно усилились. Кто же ты такая, Бекка Кларк?
– Если я очень избирателен в еде и совсем не ем сладкое, но зато люблю пить винишко в любое время суток, в том числе и на завтрак? В одной руке кружка с кофе, в другой – бокал с винишком. Мои близкие неизменно охреневают от моих предпочтений в еде.
– Так-так. Ещё детали?
– Я могу целый день ничего не есть и мне нормально. Я забываю, что должен это делать.
– Ещё?
– Я не слишком толерантен. Считаю, что все вокруг меня едят какую-то гадость и говорю им об этом, хотя меня никто не просит. В лучшем случае делаю презрительное лицо. Единственное исключение – моя любимая женщина. Ей можно питаться чем угодно, и я промолчу. Даже больше… Я умилюсь тому, как неаккуратно она ест, принесу салфетки и вытру остатки сливочного крема с её носа и щек. Нашего сына я сильно достаю, но научился делать его любимый тост с арахисовым маслом и джемом. Разумеется я ненавижу арахисовое масло и джем.
– Ничего себе. Это кто такой интересный?
– Видел одного мужика по телику, – вру, это мой отец. – Он давал интервью. Запомнилось почему-то.
Интервью отца – сплошная ложь. Я пересказал детали из повседневной жизни, которые не знает никто, кроме ближайшего окружения.
– Хм-м, я не совсем уверена… – Бекка задумчиво покусывает нижнюю губу. – Ты сложный. Очень-очень сложный. Ты сам себя не понимаешь, но при этом хочешь, чтобы окружающие тебя понимали и принимали. Со всеми твоими загонами и странностями. Когда тебя не принимают, ты начинаешь в некотором роде отзеркаливать это неприятие в окружающий мир… Типа, раз мир тебя не принимает, ты тоже не станешь с ним церемониться.
– Да уж, истинная правда.
– Хорошие новости – глубокие чувства заставляют тебя идти на небывалые подвиги ради второй половинки. Ваш сын по умолчанию включён в список исключений. Всё ради неё. Ты хочешь порадовать любимую женщину и потому более снисходителен к сыну. Лично ты им не очень доволен. Потому что он похож на тебя? Ведь собой ты недоволен.
Вот чёрт. У неё что, прямая связь с астралом? Откуда она достаёт эту ошеломительную информацию? Снова спрашиваю: кто ты, чёрт возьми, такая, Бекка Кларк?
– Ладно, а вон тот мужик за соседним столиком? – повышаю ставки до максимума. – Что скажешь о нём?
Кларк поддаётся на провокацию и тут же втягивается в игру. Снова покусывает нижнюю губу, прищуривается, украдкой рассматривает мужика. Меняю оценку с «Не в моём вкусе» на «Слегка заинтригован». Обычно я не люблю, когда девушки кусают губы, но Бекку Кларк эта привычка не портит. Чёрт, да она хорошенькая! Сейчас я это вижу.
Пожалуй, я бы с ней переспал. Чисто теоретически. Если бы мы встретились в баре пару недель назад, и я бы искал нескучное занятие на вечер. В реальности и в данный конкретный момент я пас. Я хочу позвонить Лексе и рассказать про Бекку и занимательный пищевой анализ. Возможно, я бы даже признался, что немножечко запал на Кларк. Хотя скорее на её суперспособность.
Чёрт, я забыл достать Тома Блэкбёрна обратно!
– Он пришёл сюда не за тем, чтобы поесть, – Бекка начинает препарировать нашего соседа. – Устал сидеть дома и смотреть на четыре стены. Его жизнь – тлен, мрак и безысходность. Он уже развёлся или ещё в процессе. У него внутри всё болит, закинуть туда дополнительную острую пищу – особое мазохистское удовольствие.
– Ну ни фига себе! – Лэндон сидит с отвисшей челюстью. – Как ты догадалась про развод?
– А-а, простой трюк из арсенала Шерлока. Я много детективов читаю. Видишь светлую полоску на том самом пальце?
– Блин, точно! Бедный мужик.
Мысленно передвигаю слишком наблюдательную Кларк на первую строчку в списке подозреваемых. Больше в нём никого нет, но даже если бы и были… Берегись, Бекка, я иду за тобой.
Кхе-кхе, Лэндон, ты чего такой резкий?!
Midjourney V6 – картинки на обложке.
TotsnChildren – за Mi Casa.
TH_Interior – за Buckley Manor.
Это снова не глава, а коллекция заметок на полях. Я умудрилась пропустить годовщину мира в апреле. Наверное, для неё стоило придумать что-то особенное, но у меня, как всегда, плохо с датами. Исправляюсь. Сегодня я расскажу о странных, забавных и кринжовых вещах, которые происходят за кадром, поделюсь творческими планами и проведу экскурсию по «Борацце».
Огромное спасибо, что были со мной весь этот год, читали, комментировали и дарили вдохновение. Без вас бы ничего не получилось.
1) Сара Кэннер и загадка двух яичниц
Глава Сары начинается с того, что она жарит яичницу и пытается расположить желток ровно по центру сковороды. Сара – перфекционистка, поэтому для неё важно добиться идеального результата даже в таких мелочах. Это одно из моих любимых вступлений к главе, где характер героя раскрывается с помощью… ну да, яичницы. Когда ты перфекционист, ты ещё и немножко фрик с потрясающей способностью зацикливаться на незначительных вещах.
К примеру, на том, чтобы сделать красивый скриншот с красивой яичницей. На самом деле яичниц было две – настоящая и декоративная. Я отправила Сару готовить настоящую яичницу, дождалась анимаций с плитой и переместила нашу девочку к декоративной яичнице. С-смекалочка. Всё ради более симпатичных текстурок.
Занимательный факт №2. Знаете, что объединяет Сару и Лэна? Они обожают себя поджигать. Почти любая готовка заканчивается пожарищем, но я уже привыкла. Огнетушители наготове!
2) Рафаэлла и загадка трёх, или даже четырёх, тел
У меня стоит мод WW. Если кто не знает, он добавляет в игру то, чего не было в СССР, в смысле реалистичные анимации, а не это ваше вуху. Мод WW генерирует огромное количество кринжа и развлекает между съёмками. В дневнике я уже как-то рассказывала про приключения Нормана и Честера, но это ещё не самое отвязное из того, что произошло в мире.
Мне нужно было отснять сцену с Раф и Лео в душе для этой главы. Решено было использовать WW-анимации, потому что в них всё, как надо, – из душа льётся вода. Как сделать с водой и обычными позами я не придумала. Вернее идеи были, но заморачиваться не стала. Дорисовать воду в фотошопе? Да, можно, но я за реалистичность. ФШ – на крайний случай.
В общем, отправила я Раф и Лео развлекаться в душе и начала выбирать приличный ракурс с приличными анимациями и выражениями лиц. И тут – бац! – выскакивает табличка:
У Бэк есть секрет. Ей одновременно нравятся и Лео, и Раф. Ещё она звонила Луне Виллареаль и хотела сходить на свидание с Нэсси, бывшей Себастьяна. Awww, sweet drama!
Я не осуждаю, нет. Я за свободное проявление воли и чувств. Хочет присоединиться? Ок. Подождала окончания сценки и вернулась к своему занятию. Мне всё ещё нужно было сделать удачный скриншот с Раф и Лео, помните?
Пока я крутила камерой, снова вылезла табличка. Да, вы правильно угадали. Бэк хотела любви. Снова. На этот раз я выбрала опцию «Только посмотреть», чтобы и я сделала скриншот, и Бэк не расстраивалась. Ладно, свет-камера-мотор. Все заняты своими делами – Раф и Лео позируют, я выбираю ракурс, Бэк смотрит. И тут:
Э? Себастьян, ты-то куда? Мне стало интересно, что за конструкцию они образуют. Оказалось, два на два. Бэк и Себастьяна я чутка отодвинула и сделала тот самый скриншот, который вошёл в главу. Теперь вы знаете его непростую и неприличную историю. Добро пожаловать на тёмную сторону моего мира. У нас нет печенек, но есть много кринжа.
Конец истории? А вот и нет. Если вы когда-то задавались вопросом, как будет выглядеть ребёнок Бэк и Лео, то у меня есть ответ. Потому что:
А-а-а! Кто опять забыл снабдить персонажей средствами защиты? Я вышла без сохранения, но перед этим полюбовалась на плод любви странной парочки. Девочку зовут Ви Аркуари, сохранила в галерее. Возможно, я добавлю её в постоянный состав массовки – симов, которых использую для задников. По-моему, больше похожа на маму, а от папы даже не знаю что.
3) «Все мы грязные животные»
Эту фразу Честер говорит Раф во время каникул на Сулани, и она как нельзя кстати подходит под следующий пункт моего рассказа. В WW есть функция привлекательности и предпочтений. Когда привлекательный сим попадается на глаза персонажу, выскакивает табличка. Посмотрим на кого делают стойку персонажи из мира, помимо своих канонических партнёров?
Лео нравится Аделина, Лексе – Лэндон и Честер. Но самый оригинальный у нас Норман. Его сразила наповал мать Раф, которую я даже в мире не показывала.
4) Ограбление века
Эхем, вижу новую функцию в моде – тестирую. В WW недавно добавили возможность собирать коллекцию трусиков. Во время съёмок последней главы Лекса пришла в гости к Норману, чтобы скрасить одиночество. Смотрю – на полу что-то странное лежит. Трусики, да ещё какие! Я сразу отправила Лэндона, ну кого же ещё, их красть. Вы же согласны, что Лэн идеально подходит на роль вора трусиков, м?
Чувак справился, только при этом выдал странную эмоцию. Теперь я пытаюсь понять, кто именно «был его любовью». Э-э, Норман?!
5) Смертельно опасные съёмки
Для дальнего плана я использую комбинацию из живой массовки и декоративных симов. На съёмках в кафе набежало много NPC-детишек, каких-то непонятных пионеров и прочих девочек с косичками. Сперва они окружили Нормана, а потом…
На улице от перегрева скончалась симка из массовки. Пионеры дружно устремились её оплакивать. Оскар за лучшую драматическую сцену получает вот этот скриншот:
На переднем плане рыдает маленький Норман, а модная девочка в солнцезащитных очках – маленькая Раф.
6) Энцо, который то возвращается, то уходит
В главе-флэшбеке из прошлого Ронцо и Энцо встречаются спустя семь лет после убийства Дарио. Обсуждают свои непростые отношения. Узнав о том, что Ронцо крутит роман с Кади, Энцо разворачивается и уходит. Но у главы была и другая концовка, в которой он возвращался. Я долго колебалась между двумя вариантами, то удаляла, то добавляла маленький кусочек текста с крепкими дружескими объятиями (с). Скриншоты тоже сохранились. Вот приличный:
Планирую ли я ещё что-то рассказывать про Ронцо и Энцо? Я люблю эту парочку, но пока не знаю. Есть наброски, но их нужно цензурить.
7) История повторяет себя
К этому моменту вы уже знаете, что мир – прямое продолжение Династии Спаркл, второе поколение которой я когда-то вела. Рауль, Океана/Вероника и Лоренцо как раз из династии. Десять тысяч лет тому назад, ещё в TS3, я сделала свой любимый скриншот с Раулем и Океаной/Вероникой (ах, красивые чёткие текстурки кожи с порами!):
В мире я неосознанно его повторила, только уже с Лоренцо. Вообще не задумывалась о сходстве, пока не словила сильное чувство дежавю. Посмотрите сами. Ракурс немного другой, но позы! Мужчины прямо любят прилечь у Оки на груди.
8) М-мастер фотошопа
Как много на скринах фотошопа? Одновременно и много, и мало. Я стараюсь всё делать в игре и находить подходящий контент, а не «пририсовывать» в ФШ. Почему пишу, что много? Исправляю огрехи: съеденные одеждой и волосами пальцы и руки; уродливые колени и локти; поломанные складки на длинных юбках и всё, что пошло не так.
Редкие случаи дорисовки:
Рожица, которую Норман рисует на столике в кафе, татуировка Рауля (не совсем такая, как у него была в TS3, но я старалась подобрать похожую), слёзы Анжелы, открытый «сайт с бельишком» на мониторе Лексы. Ещё парочка экранов и на этом всё. Остальное сделано в игре.
Всякие фотки-картинки-картины я делаю в виде перекрасок CC. С позами занимаюсь тем, что я называю франкенштейнингом. Не всегда есть готовые решения, чтобы изобразить то, что я хочу. К примеру, в последней главе на этом скриншоте Малькольм держит в руке симолеоны. Была ли такая готовая поза? Нет. В оригинальной позе это были игральные карты. Если кто не знает, предметы для поз цепляются в виде аксессуаров, но можно пойти креативным путём и использовать предметы, покрутив их нужным образом и подняв с помощью мода T.O.O.L. Так я сделала скриншот с деньгами.
На Сулани Раф, Бэк, Лео и Себ играли в игру для парочек. Такого тоже, разумеется, не было. Я использовала позы для гадалок (хе-хе) и для игры в UNO. Перекрасила карточки и вроде получилось достоверно.
Иногда на меня находит особый прилив вдохновения и я делаю что-то такое, но потом отказываюсь и оставляю в папке с неудачными кадрами:
9) Зачем Алиот и Индия-Грейс на самом деле ходили в галерею современного искусства
Я выпилила небольшой кусок диалога между Норманом и Алиотом. Грейси не насладиться искусством пришла, а получить автограф Юдит Уорд. Да-да, среди посетителей были Юдит и её племянник Рони. Вот они с других ракурсов:
Увидим ли мы Рони и Юдит в мире на более заметных ролях? Непременно. Не просто же так я тизерю вечеринку у Рони. У меня в арте есть ещё несколько скриншотов с этой парочкой. Обожаю Рони.
10) Рыцари круглого стола круглых барабанов
Когда я снимала сцену в клубе для главы Лексы, NPC устроили в нём собрание клуба рыцарей. Прогнали со сцены Кейра и его группу, сами начали играть. Пожалуй, один из самых странных скриншотов, которые я когда-либо делала:
11) Лео теряет надежду одежду
Мне нужно было снять прыжок в воду, но Лео как на зло всё время терял свои плавки. Тоже один из приколов WW.
12) Любимый мамин медвежонок
Маленький Норман обожает ходить по дому в костюме медведя и даже делает в нём домашние дела, оправдывая звание любимого маминого медвежонка. Я прямо умилилась, когда застала его за мытьём посуды:
Да и вообще медведи – это мило. Тот, кто скажет, что это не так, будет растерзан вот этими чудесными зубками:
13) Любимые персонажи и парочки
Не все персонажи одинаково любимы автором – печальный, но неизбежный факт. У меня тоже есть свои любимчики и аутсайдеры. Возможно, некоторые позиции в списке вас удивят.
В этом году я планирую дописать текст. Знаю, как будет выглядеть последняя глава и самая последняя фраза в последней главе. С концовками для отдельных персонажей тоже практически определилась, кроме весёлого треугольника Лео-Раф-Честер. Пока не знаю, чем всё закончится для Раф. Вернее, есть три варианта:
1) Который бы понравился тёте Аделине.
2) Который бы понравился Океане/Веронике.
3) Который бы никому не понравился и поставил всех в тупик.
Если вспомню, потом расскажу, что это были за варианты. Пока склоняюсь ко второму. Что касается Нормана, изначально ему предназначался самый грустный финал. Поднимите руку, кто ещё думал, что я его убью. Да, признаюсь, хотела, но больше нет. Подробности коварных планов? Как-нибудь потом, когда действительно всё допишу и выложу.
Это не значит, что всех ждёт стопроцентный хэппи-энд без ложки дёгтя, да и о финале пока говорить сильно рано. Впереди ещё мно-о-ого глав, и я снова могу передумать.
15) Коннект/дисконнект с персонажами
Сейчас расскажу, кого из персонажей я «чувствую», а кого – совсем нет. Основные проблемы у меня с Лэндоном и Раулем.
Рауль очень нравился десять лет назад. Считала, что у них с Оки супер-пупер страсть, но теперь вижу, как много в их отношениях было токсичности. В общем-то уже тогда я подозревала, что Рауль не сможет измениться. Если посмотреть на него сейчас, мистер Рамбаска занят всё тем же – пьёт, бегает по бабам, мечется, ковыряется в старых ранах, кошмарит и поучает младшее поколение. Развития никакого, просто ноль. Я не знаю, что должно было случиться с Раулем, чтобы он реально изменился. Мне нравится писать его реплики, но прежней симпатии к персонажу нет.
Вторая большая боль – это Лэндон. Я жалею, что сделала его одним из трёх центральных персонажей. Типаж хорошего наивного мальчика никогда мне не удавался. В Спарклах это был Флип, и он тоже не радовал глубиной проработки или интересной аркой. Теперь вот Лэндон. Жалею, что вместо него не выбрала Сару. Одно время я даже думала убить брата, чтобы выдвинуть на первый план сестру, но это как-то надуманно, фальшиво и жестоко. Как в сериалах, когда внезапно убивают центрального персонажа потому, что актёр устал и ушёл на другой проект.
С остальными проблем нет. Норман – вполне типичный для меня хитрый герой-комбинатор, и мне с ним комфортно. Раф похожа на Океану. Из непривычных, но внезапно классных персонажей, – Честер и Аделина. За последнюю я вначале опасалась писать, но в итоге обожаю её главы.
16) Коллекция фан-фактов
В прошлый раз я рассказала только часть из них, ловите следующую порцию:
1) Изначально Норман выглядел совсем по-другому. У него была внешность… Моргана Уорнера, парня из аналитического отдела. Мне в ней что-то не понравилось, и в CAS был по-быстрому слеплен новый персонаж.
2) У главы, в которой Раф и Лео играют в вопросы для парочек, была более грустная версия. В конце Лео попадался другой вопрос:
– «Что ваша вторая половинка подумала про вас при первом знакомстве?» – вопрос явно поставил Лео в тупик. – Раф, я не знаю. Совсем. Как можно узнать мысли другого человека?
– Я подумала, что ты – большая проблема и прямо мой любимый типаж. Красивый бунтарь, с которым я ввяжусь в очередные сложные и болезненные отношения, которые ничем хорошим не закончатся.
– Это печально, Раф, – Эйнсли болезненно поморщился. – Я не хотел быть для тебя… таким.
После этого их отношения снова портились, но я решила, что это слишком жестоко и переписала кусочек главы.
3) Одна моя коллега до боли похожа на Фрэнни. В смысле не закладывает всех, а страдает манией контроля. Я думала, что описываю персонажа с гипертрофированными чертами, но оказалось вполне жизненно. Практически накаркала.
4) Мне нравится раскрывать характеры персонажей с помощью их жилищ. К примеру, у Нормана типичная холостяцкая берлога с разномастной мебелью и трещинами на стенах, но есть пара нюансов. В квартире встречаются дорогие вещи, типа фототехники, хорошего компа, гитар на стенах, часов в красивой коробочке – намёк на то, что наш мальчик не так прост, как кажется. Норман кривит душой, когда заявляет, что независим от своего отца и его денег. Второй нюанс – картины на стенах. Отсылка к Океане, естественно.
5) Квартиру Лексы мне тоже хотелось сделать «говорящей». С виду мисс Содерберг вся такая суровая, но на деле сплошное сумбурное мимими, как и её розовая квартирка с хаотичным нагромождением вещей. Кстати, заметили, что Нормана это совсем не пугает? В квартире Сид он активно осуждал, что у девушки много хлама. Как же она возьмёт и переедет к нему со всеми фигурками и прочим?! А-а, жесть. А тут норм. Вообще норм. Молчит и умиляется.
6) В этом плане Норман похож на своего отца. Ищет человека, который его примет и полюбит, и взамен сделает то же. Кстати, я тут нашла забавную картинку, которая бы подошла Энцо:
7) Возвращаясь к жилищам, Домик родителей Нормана в Бри-Бэй я показывала только мельком. Основная идея – это результат компромиссного решения. Он не такой цветной и безумный, как хотелось бы Океане/Веронике, но и не такой, как «Борацца», как хотелось бы Энцо. Милый, уютный, семейный, с разбросанными игрушками Нормана и кучей фоток. Дом, в котором Лоренцо живёт сейчас, – полная противоположность. Я его не строила, а интерьер скорее доделала, чем полностью переделала.
8) У Раф мы видели только комнату в летнем домике в Тартозе. Я стремилась создать что-то нежное, девочковое, отражающее её хобби. Для Раф важно быть кому-то нужной, важно видеть подтверждение этому. Поэтому на стене куча фоток с подругами, тётей Дэль, Лео. Она нужна, её любят. Всё ок, можно выдохнуть.
9) У меня есть план, и я его придерживаюсь, но иногда в мире случаются незапланированные всплески экспромта. К примеру:
a) Изначально Норман не заставлял Себастьяна Вандербурга встречаться с Бэк.
b) Никакого романа между Норманом и Лексой не предвиделось, как и ночи после встречи в баре.
c) Леса в прошлом не встречалась с Кейром.
d) Камиллы в первых версиях не существовало в принципе, но я увидела в Pinterest’е картинку девушки со шрамом и вдохновилась.
e) Фрэнни не признавалась Норману в том, что у неё были к нему чувства.
f) Главы «Вина и вино» не существовало, позднее добавление, но она мне очень нравится.
g) В письме Ронцо не было последней приписки про то, что он «пожалуй, тоже любит».
h) Энцо не дразнил его Ронцо-Макаронцо, внезапно придумалось и очень понравилось
10) «Островная нимфа» Честера на самом деле русалка. Это переделанная Налани Махи’аи
11) У Алиота была другая фамилия. Не Монро, а Хоуквинд.
12) Изначально я хотела играть (именно играть!) по правилам династии и отталкиваться от игровых событий, но со временем идея эволюционировала в стопроцентную постановку. С тех времён осталось мутное описание концепции мира в шапке, которое я никак не соберусь переписать.
13) Я использую не только кастомные позы и анимации, но и игровые. Когда Лекса открывает духовку и несёт поднос с булочками, это игровые анимации с подменённым подносом. В последней главе вообще кучу игровых анимаций использовала – Энцо с телефоном на паре скринов и Лэн с Беккой в мексиканском ресторанчике.
14) На скриншотах не всегда получается передать реальный рост персонажей, а заигрывать со слайдерами роста я не хочу. Я, конечно, пишу, что Честер – огромный шкаф, Норман маленький, а его папаня высокий и тощий, но картинки не всегда это иллюстрируют. Я поднимаю и опускаю персонажей, когда могу, но в парных позах это не всегда прокатывает. Однажды попробовала собрать табличку по мальчикам, но все не влезли. Вот как-то так я себе это представляю:
17) Экскурсия по «Борацце»
Напоследок у нас развлечение для тех, кто любит рассматривать интерьеры. «Бораццу» я не строила, но интерьеры и сад переделала на свой вкус.
Почему неудачник? Меня никто не любит. Я так решил, когда Бекка Кларк предпочла мне Нормана. То есть не самого мини-босса, а его вымышленную личность, но мне от этого не легче. Умом понимаю, что работа есть работа, но внутри всё горит и кипит от возмущения.
Может, я съел слишком много острой пищи? Последняя порция chilaquiles (чила-чего? как это читается?) была лишней. С мексиканской кухней одни непонятки. Я умудрился заказать странный томатный сок со специями и вообще не понял, что с ним делать. Мини-босс потом объяснил, что это сангрита. Ей часто запивают текилу. Стоит говорить, что я ни разу не пробовал текилу?
Эррингтон нормально себя повёл, к нему нет вопросов. После ресторана посидел со мной на крыльце, обсудил еду и даже извинился. Типа он видел, что мне грустно, но по-другому поступить не мог. Нам нужно проверить Бекку, ведь она подозрительная, и не важно, кто с ней будет отношения мутить. Я согласен, но не согласен. Я ходячее, сидячее и лежачее противоречие.
Анжела Новосельских продолжает писать в «Кролике» и звонить. Мини-босс сказал, что нужно аккуратно её слить. Не резко оборвать общение, а медленно и постепенно, чтобы девушка не затаила на меня обиду. Вроде как я пытался, но ничего не вышло. Очень жаль, судьба-злодейка развела нас по разные стороны, пока-пока. Всё в таком духе. Эррингтон шарит в таких делах. Не то что я.
Джонни дал почитать ту самую книжку, из которой цитировал стишок про лёд. Я думал, Ницше умный, раз философ, но он мутный и странный. Я читаю и мало что понимаю.
– Кого не ожидал увидеть с томиком Ницше, так это тебя, Лэн, – Эррингтон так и не бросил дурацкую привычку подкрадываться со спины. – Я удивлён и впечатлён.
– Это не моё, – мне почему-то стало стыдно. – Приятель дал почитать.
– Смотрящий, ты как школьник, которого застукали с порножурналом в руках! – развеселился мини-босс. – Это не моё, это моего друга… В твоём поколении чтение умных книжек считается стрёмным? Мейнстрим – комиксы и саги о вампирах и оборотнях?
Это выглядело как приглашение поболтать. Ну и отлично. Я отодвинул в сторону стремянку, вёдра с краской и валики. Уселся прямо на пол, а Эррингтон плюхнулся рядом.
Слово дня – ренновация. После возвращения с каникул мини-босс заявил, что у нас грязно и депрессивно. Предложил подлатать дом, перекрасить стены, наскрести денег на новую мебель и технику. У обоих руки растут из неправильного места, но мы пытаемся. Я никогда не делал ремонт, и Эррингтон тоже. Теперь мы шпионы-маляры.
– Не знаю, Норман. Просто как-то… – я огляделся по сторонам в поисках нужных слов, но так и не нашёл. – Это не моё, ни фига не понимаю. Джонни сказал, что со временем пойму… или не пойму, но буду много думать, а думать – это уже хорошо. Он прав?
– Я тоже мало что понимал в семь лет, когда отец решил, что пришло моё время. Вместо детских сказок он читал мне взрослую литературу, с самых ранних лет. Кое-что даже по памяти цитировал. Из «Божественной комедии» шпарил целыми отрывками, вперемешку на симлише и итальянском. Шутил, что Данте – его второе имя, а потом я выяснил, что загадочное «Д.» между Лоренцо и Борацца в официальных документах… ну, ты понял. Хорошая шутка. Мать долго не могла сообразить, почему я начал использовать в речи странные архаичные выражения. Однажды она обнаружила в доме огромного паука, и у меня нашлась отличная цитата по этому поводу: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; Здесь страх не должен подавать совета».
Я заржал и спросил Эррингтона:
– Твоя мама поняла, откуда ты это взял?
– Догадалась. Она попыталась объяснить отцу, что такая литература мне сильно не по возрасту, но в итоге забила. Мне было нормально, отцу было нормально и ей тоже. Семейная идиллия, блин. Мать даже не стала выяснить, что ещё он мне читал, а там мно-о-ого всякого было.
– Твой отец… Он до фига умный, раз такое читает?
– Нет, он раздолбай, – на лице Нормана появилась многозначительная ухмылка. – Думаю, Ницше отлично заходил под всякие таблеточки. Все эти цитаты про внутренний хаос, про животных и сверхлюдей, про зло в добропорядочных гражданах, про то, как любить врагов и ненавидеть друзей… Забористый, забористый бред. Мой отец такое обожает.
– О-оу. Тебе нелегко с ним, да?
– Мы почти перестали общаться после моих шестнадцати, а с десяти до шестнадцати в основном ругались. То есть это я с ним ругался, а отец даже голоса не повышал.
– А до этого?
– До этого я его обожал. Гордится тем, что у меня такой необычный отец. Другие дети тоже его обожали. На семейных сборищах я и мои маленькие кузены и кузины собирались вокруг отца. Он читал или рассказывал нам какую-нибудь дичь, которая была интересна лично ему. Тётушки ходили вокруг и умилялись, но ровно до тех пор, пока одна из них не прислушалась. Н-да.
– Мой отец тоже чудик, – решил поделиться я. – Очень умный, но очень рассеянный. Иногда забывает, что говорил в начале фразы и заканчивает мысль совсем невпопад. Вечно теряет зонтики и ключи от дома. Сара прицепила AirTag к его новому зонтику, и он умудрился потерять сам тег.
– Ну, хотя бы не зонтик. Можно сказать, что прогресс. А твоя мать, она какая?
– Наоборот очень собранная, строгая и такая, знаешь, продуктивная. Успевает до фига всего за единицу времени.
– Они не бесят друг друга?
– Не-а, ма говорит, что не вытерпела бы вторую себя. Ей нравится, что отец другой, типа не с этой планеты. Называет его «мой инопланетянин». Любовь, чёрт возьми.
Эррингтон одобрительно присвистнул. В последнее время я общаюсь с ним, как с настоящим старшим братом. Могу поделиться проблемами, скинуть понравившийся мем или попросить совета. Он больше на меня не наезжает, только слегка подкалывает. Сказал, что теперь я часть его большой итальянской семьи. Интересно, почему итальянской. Почему у его отца другая фамилия?
– Норман?
– А?
– Я хочу тебе кое-что рассказать…
– Внимательно слушаю.
– Я поговорил кое с кем, и этот кое-кто считает, что контора нас обманывает, – я решил не упоминать, что инфу нарыли шестнадцатилетние подростки. – То есть не совсем обманывает, а скрывает правду.
– Так.
– «Кое-кто» верит, что Феникс украла списки агентов, и в прошлом уже случалась такая же фигня. То есть списки прут все, кому не лень, а контора не может нас защитить.
– Так.
– Они только к спонсорам приставили телохранителей, на нас наплевать, Норман! Как тебе такое?
– Многое объясняет, – мини-босс смотрел в пустоту, и в голове у него крутились шестерёнки. – Я видел парнишку Ландграаба, он попал в мою школу по обмену… Его охраняет Джеймс Торрес.
– Э-э, кто?
– Такой неразговорчивый хмурый амиго с причесоном, как у крутых парней из популярных в девяностых боевиков. Может убить одним взглядом. Он из команды Моррисона… Ты ведь знаешь Морри? – Я согласно кивнул. – В общем, Джимми – один из наших.
– Парнишку зовут Малькольм? Я видел другого телохранителя с ним. Ральфа, кажется.
– О-ого, Хеллингера? Охренеть. Их даже двое!
– Ты его знаешь?
– Ральфи меня охранял, пока его не перевели на другое задание. Как раз два года назад.
– Мне бы с ним поговорить, Норман.
– Мне бы поговорить с твоим источником, – мечтательно протянул мини-босс. – После того, как ты – нет, мы – поговорим с Ральфом.
– Так ты мне веришь?
– Верю, Лэн. Твоя информация идеально стыкуется с моими собственными выводами. Твой источник случайно не подозревает, что у Феникс есть свой человек в конторе? Или даже группа людей.
– Подозревает.
– Угу. Так я и думал. Ты можешь рассказать мне про программу подготовки молодых агентов? Она имеет отношение к делу?
– Нет, не могу. Да, имеет.
– Технически? Из-за твоего модуля?
– Да.
– Косвенное или прямое отношение?
– Косвенное.
Я не был уверен в последнем ответе. Программа подготовки – это по сути наша «Лаба». В ней вырастили Сару и Люка, но инфа изначально от Моргана. Ему где-то двадцать пять, если я правильно прикинул. То есть слишком старый и не может быть агентом из пробирки. Сам по себе такой умный и проницательный. Прямо как Норман.
Кажется, «Лаба» не имеет к истории с Феникс прямого отношения, но я бы хотел про неё рассказать. Поделиться с кем-то, кто поймёт.
– Ладно, давай начнём с Хеллингера, – решил Эррингтон. – Дальше подумаем, как решить твою техническую проблему. Тебе может показаться, что особой связи с делом Феникс нет, но вдруг она есть?..
***
На следующий день мы встретились с Ральфом Хеллингером. Субботним утром свалка в Оазис Спрингс выглядела особенно живописно. Джонни часто использует словечко «живописный», и я тоже стал так делать. Я кажусь более умным, а, дневник?
Хеллингер казался… нет, не живописным. Заспанным. Будто тусовался всю ночь напролёт и вылез из постели только час назад, а то и вовсе не прикладывал голову к подушке. Зевать он тоже не стеснялся. Примерно в таком же виде Эррингтон приезжает по утрам от своей таинственной подружки. Эх, у всех есть личная жизнь, кроме меня.
– Здорово, Эррингтон. Как жизнь живётся? – поприветствовал Ральф, но потом заметил меня: – Так, тебя я уже видел. Что за подстава, парни? Вы на мою поляну пришли костры разводить?
– Виллоу и Оазис – теперь и наша поляна, Ральфи, а не только твоя, – спокойно возразил Норман. – У нас важное задание. Придётся потесниться.
– Да иди ты. Как этого зовут?
– Лэндон, – мини-босс представил «этого», то есть меня. – У нас к тебе дело.
– Я же сказал, чтобы ты шёл куда подальше со своими делами. Пообещал, что потрепемся в неформальной обстановке и разойдёмся, а сам…
– Всё верно, я хочу потрепаться. О делах. В неформальной обстановке. Кстати, Хеллингер, что случилось с твоими волосами? Встреть я тебя ночью в тёмном переулке, решил бы, что захочешь отжать у меня телефон. Выглядишь как паренёк из неблагополучного района, особенно в твоём любимом, э-э-э, спортивном стиле.
– Я и есть паренёк из неблагополучного района, Эррингтон, – захохотал телохранитель. – Я крал телефоны и угонял тачки. Тоже мне Симерику открыл. Я – тот, кто я есть, стесняться и оправдываться не буду.
– Ты не говорил.
– Ты тоже не говорил, что богатенький мальчик.
– Так что в итоге с волосами случилось?
– Морри случился. Наехал, что я слишком много кручусь у зеркала, несерьёзно отношусь к работе, флиртую с девочками-агентами. Думаю о другом, короче.
– Так, а волосы тут при чём? Квинтэссенция всех проблем?
Квинте… чего?
– Не знаю, бро, но перед зеркалом я больше не кручусь. Морри доволен. Довольный Морри – довольная команда. Они бы меня всё равно отловили и насильно побрили.
– Люблю сказки с хэппи-эндом, – оскалился мини-босс. – Мне старина Чез не разрешает ездить быстрее шестидесяти по пустой улице.
– Он не в курсе, что ты профи? Я не боялся с тобой гонять. Было круто.
– Наверное, это в засекреченном разделе моего личного дела. Отцу частенько приходилось вытаскивать меня из полицейского участка из-за, хм, участия в уличных гонках, – он бросил в мою сторону быстрый взгляд. – Никогда так не делай, Лэн.
– Учишь детей плохому, Эррингтон, – снова заржал Ральфи.
– Наоборот. Я же сказал так не делать.
– Нет, бро, ты сказал что-то из серии «Я такой крутой, повторяй за мной». Я теперь знаю, как это работает у детей в голове. Своему я недавно сказал, чтобы он не набивал татуху. И что ты думаешь? На следующий же день потащил меня в салон.
Внутри я снова закипел, как допотопный чайник со свистком. Меня мало того что игнорировали, так ещё и ребёнком назвали. Типа иди погуляй, мальчик, пока взрослые дяди пообщаются. Это называется «мы поговорим». Эррингтон поговорит, а я постою в виде мебели.
– «Твой» – это Малькольм Ландграаб?
– Да, он мне как младший братишка. – Хеллингер ухмыльнулся уголком рта. – Прикольный такой. Тоторрес сказал, что ты тоже познакомился с нашим парнем.
– Охо-хо, Тоторрес? Это как Тоторо из мультика?
– Ага. Лекса придумала, а остальные подхватили.
– Вы про журналистку Шайлин Хьюз доложили? – Норман резко переключился на рабочую тему. – Я не стал.
– Мы с Джимми поговорили и решили, что не станем портить ей жизнь. Мелкий тоже просил не трогать девушку. Она вроде отстала.
– Ральфи, ты в курсе, что контора не одобряет девиантное поведение?
– Да плевать я хотел на мнение конторы. Я в ней разочарован, Эррингтон. Лучше б тачки воровал, честное слово.
– Тогда ты нам поможешь?
– С чем? Я ни хрена знаю, но хотел бы узнать.
– Тогда поделимся друг с другом информацией?
Следующие десять минут мини-босс рассказывал про нашу Феникс. Мне стало не по себе. Делиться информацией о своём задании строго запрещено. Мы все участвуем в заговоре – я, Сара, Люк, Морган, Эррингтон и теперь ещё Хеллингер. Правда Морган пока не знает, что он с нами.
– Ну ни фига себе! – присвистнул Ральф, выслушав рассказ. – По ходу я не зря собрал тревожную сумку и предупредил ля маман, что меня могут грохнуть.
– Ты же сказал, что ничего не знаешь, а сам «ля маман» предупредил, – вырвалось у меня.
– Интуиция, бро. Когда меня просят сдать часть пушек, я напрягаюсь.
– Часть пушек?! У тебя их много? У меня даже одной нет.
– Пушки детям не игрушки, малыш, – на физиономии Хеллингера нарисовалась на редкость мерзкая улыбочка. – Я бы и одной тебе не доверил.
– Эй, какой я тебе малыш? Я между прочим такой же агент под прикрытием, как Эррингтон.
– Это вряд ли, малыш. Тебе до него лет десять расти.
– Вы отличное время выбрали, чтобы ругаться между собой, – закатил глаза Норман. – Ральфи, ты лучше информацией делись, а не задирай младших агентов.
– Я ж по-доброму… Короче, Герберт Ландграаб, папаша нашего паренька, не просто спонсирует контору. Он ей руководит или со-руководит вместе с кем-то.
– А говорил, что ни хрена не знаешь…
– Чем это поможет, Эррингтон?
– Пока не знаю, но ты продолжай.
– Мы с Торресом в основном охраняем семью, бесячую дамочку Ландграаб и Малька. Папашу пасут личные телохранители не из конторы, но нас он тоже иногда приглашает покататься. Из обрывков разговоров стало ясно, что он нами рулит, а не просто деньги отстёгивает. Просил выделить ещё агентов на какую-то операцию, орал на кого-то из супервайзеров, вёл себя как босс, в общем...
– Малькольм что-нибудь знает?
– Только в общих чертах. Он не сильно в восторге.
– Почему?
– У парня такой период в жизни, когда хочется спасать мир, а не собственную задницу, – Ральф закатил глаза, но на деле он явно одобрял своего подопечного. – Он отличается от своих родителей. В лучшую сторону.
В «Лабе» я слышал одну байку (запишем её в виде секрета №4). Ходили слухи, что среди нас есть и дети спонсоров, а не только дети агентов. Может, Малькольм как раз из таких? Или это всё сказочки? Я не знаю.
– Лэн, а ты откуда знаешь Малькольма?
О, Норман наконец-то вспомнил про меня. Не хочу показаться неблагодарным, но можно мне чуточку больше эфирного времени? В следующий раз.
– Мой приятель Джонни Зест – его старший брат, – я не стал возмущаться вслух и поделился инфой. – Он свалил из семьи, сменил фамилию, почти с ними не общается, но брата любит.
– Мы можем сыграть на его любви к брату и подослать Джонни к отцу? – Эррингтон тут же уцепился за возможность, которой помахали у него перед носом. – Пусть разузнает, чем именно занят папаша. Ради блага младшенького.
– Ты хочешь вовлечь Джонатана Ландграаба в заговор против его отца? – Хеллингер посмотрел на мини-босса, как на умственно неполноценного. – Охренительная идея, Эррингтон! Так нас ещё быстрее грохнут. Знаешь, что сделает Джонни первым делом? Сдаст всю шайку отцу.
Уверен, Джонни бы так не поступил. Он не из тех людей, что предают и закладывают друзей. То есть он бы точно не заложил Джека. Но что скажет Зест, узнав, что Джек ненастоящий? Я стопроцентная фальшивка. Не могу быть самим собой с людьми, которые мне нравятся. С Джонни, Беккой, да вообще ни с кем из внешнего мира, кто не связан с конторой.
– Не факт. Зависит от того, как мы с ним поговорим, но ты прав. Пока рано привлекать Джонни… Ральфи, а ты случайно не говорил о своих опасениях с Моррисоном?
– Говорил. Мы все втроём поговорили – я, Торрес и Моррисон. Морри сказал, чтобы мы сидели тихо и не мутили воду.
– Что ж, одной загадкой меньше, – понятия не имею, что Норман имел в виду. – Лэн, у тебя ещё есть вопросы к Ральфу?
– Рядом с Мальком не ошиваются подозрительные тинейджеры? – я вспомнил про предполагаемого сиблинга Феникс. – Которые пытаются набиться к нему в друзья, задают слишком много вопросов, шныряют по дому…
– Ну ты и спросил, бро.
– Вопрос как вопрос.
– Ты сам недавно подгузники носить перестал. Забыл, каким был? Многие тинейджеры так себя ведут. Ищут богатых дружков, к которым можно примазаться. Халява привлекает. Хреново быть богатым, да, Эррингтон?
Какой же Хеллингер самодовольный индюк. Ну просто десять из десяти самодовольных индюков! Я закатил глаза и не стал комментировать.
– Нормально, Ральфи, – Норман пожал плечами. – Мои одноклассники даже не подозревали, что я богатый. Пока отец не заявился в школу на своём понтовом спортивном ягуаре, а не на семейной машине. Мать предпочитала, чтобы мы жили как все нормальные люди и не выпендривались.
– Радуйся, что у тебя вообще есть отец. Моя мать даже не помнит, от кого залетела… Ладно, адьос, парни. Пошёл я дальше спать. Вчера всю ночь отмечали возвращение Морри из отпуска. Голова жутко гудит. Ещё увидимся, если нас всех не пристрелят.
***
Норман взял паузу на подумать. Я вижу, что ему очень хочется на меня надавить. Смотрит голодным акульим взглядом, но молчит. Пока что.
В воскресенье меня отправили помогать другому агенту. Вандербург вышла на связь и рассказала про наших конкурентов из конторы, Ремингтона Арчера и Фиби Белл. Я уже знал от Нормана, но сделал вид, что слышу впервые. Надеюсь, вышло убедительно.
Помощь потребовалась агенту Белл (я пока не научился звать её просто Фиби). Ерундовое дело – сходить с ней на курсы живописи. Ну, мне так сказали, что ерундовое. Лично я считаю, что сложное. Познакомиться с другим агентом (женщиной!) очень волнительно. У меня вспотели ладони, когда стучался в дверь смешного домика в Оазис Спрингс. Звонок я не нашёл.
– Привет, агент Кэннер. – Белл окинула меня быстрым оценивающим взглядом. – Хочешь лимонада? Арч отыскал в местном магазинчике крафтовый лимонад из кактуса.
– Такой бывает? – я так впечатлился, что забыл с ней поздороваться. – Он хотя бы без колючек?
– Сейчас и выясним. Я сама пока не пробовала. Кстати, я Фиби и Лив. Не надо официоза, ага?
– Лэндон…. и Джек.
Я старался держать глаза повыше её пятой точки, пока шёл следом. Пялиться на прелести другого агента? Ну нет, я не такой, чтобы оценивать коллегу.
Домик у конкурентов круче, чем наш. Разноцветный, уютный, забавный. Весь такой в пустынном стиле. Хотел бы я валяться у бассейна на заднем дворе и потягивать кактусовую шипучку. Не жизнь, а сплошной кайф. Ещё бы агент Белл ходила вокруг меня в бикини, а можно и без.
– Лэндон?
– Ой… ай… я прослушал. Что вы спросили?
– Пожалуйста, давай на «ты», – Фиби перелила лимонад из бутылки в кувшин, добавила пару кружков лимона, поболтала длинной ложкой – сервировка по высшему разряду. – Я спросила, добавлять ли лёд.
– Да, конечно, ведь он «полезен для сваренья». – Она странно на меня посмотрела. – Так Ницше считает. То есть считал. Он умер.
– Печальные новости. Даже не спросить, чем так полезен лёд, но давай поверим ему на слово.
Агент Белл закинула лёд и снова перемешала. Я сидел весь красный. Позорище. Стоит открыть рот в присутствии хорошенькой девушки, как начинаю нести чушь.
– Фрэнни объяснила, что нужно делать? – спросила Белл, когда мы уселись на шезлонгах в обнимку со стаканчиками шипучки (кайф!). – Нет? Ну и ладно. Попробую себя в роли старшего агента и проведу первый в своей жизни инструктаж.
– Э-э, звучит страшно.
– Расслабься, я просто шучу. Тебе не нужно меня стесняться. Я тоже когда-то была новичком. Все мы были – я, Францеска, Рем, Норман… Это не страшно, Лэндон.
– Лэн.
– О, даже так. Я не была уверена, что твоё имя сокращается.
– Младшая сестрёнка придумала.
– Повезло тебе. Друзья называют меня Фибз, но это всё те же четыре буквы.
– Может, у твоего имени нет длинной формы, а не короткой?
– Очень может быть. Так, на чём я остановилась?
– Моё задание.
– Да, точно, – агент Белл с явным сожалением переключилась на рабочие дела. – Рем и я прочёсываем местную творческую тусовку. Одна из подозреваемых не очень охотно идёт на контакт. Мы посовещались с Фрэн и подумали, что тут нужен другой типаж.
– Что значит «другой типаж»?
– Приличный юноша, а не парочка отвязных молодожёнов-развратников. Не всем нужны легкодоступные вухушки, кому-то нужны серенады под луной. Сможешь организовать серенады?
– Попробую, агент Белл. То есть Фиби.
– Славно, Лэн. Спасибо за помощь.
Славно-то славно, вот только ни одна живая душа не упомянула, что на их курсах живописи рисуют голых девушек. Вот прямо совсем голых! Как будто и без того моя жизнь была простой.
Где-то в параллельной вселенной мачо-Лэндон впечатлил Фиби цитатой про лёд. Эхем, я не знаю, чего он такой прыткий. С Фиби они реально только встретились.
Midjourney V6 – картинки на обложке.
beangirl420 – за junkyard.
О, черт! Как же это прекрасно. Прочитала всë на одном дыхании.
Отдельный восторг - изображения. Я как будто посмотрела фильм или прочитала произведение в картинках. Изображения на столько помогают глубже погрузиться в историю, просто не передать словами.
История просто заставляет читать всё дальше и дальше. Я не хочу, чтобы она заканчивалась.
Персонажи просто великолепны, каждый на столько детально представлен, что все кажутся главными героями.
Мой фаворит сейчас Моррисон))) хочу оставить его с Раффи) хотя каждый персонаж оставил в сердечке очень много эмоций.
Ты просто талантище!)
Мне тоже грустно её заканчивать. Я сроднилась с новыми персонажами и поностальгировала со старыми. Точно могу обещать, что впереди ещё много глав. Больше двадцати (кхе-кхе) уже написаны и планирую ещё как минимум десять. Омг. Наверное, слишком много, но я хочу рассказать всё, что в своё время хотела и не рассказала.
Спасибо! Порой мне кажется, что персонажей слишком много. Раньше я писала династии и там это норма – владелец дневника всё время с кем-нибудь знакомится. В мирах продолжила заталкивать в сюжет всех, кого слепила в CAS, и симпатичных горожан. По принципу "О, смотрите какой мальчик/какая девочка". Теперь я чувствую, что часть персонажей просто в виде мебели и не получают должного количества внимания и эфирного времени (да, Морган и Люк, я на вас смотрю). Даже с главной троицей у меня явный перекос в сторону Нормана, а Лэндон томится на полочке.
Да-да, я тоже обожаю Честера. )) Никогда не думала, что мы подружимся с таким персонажем, но подружились. В том, что он будет хорошим спутником для Раф, я уверена на все сто. Проблема в самой Раф. Я не уверена, что она может прийти в состояние покоя и не метаться между мальчиками/увлечениями/чем угодно. У меня уже была такая героиня в виде мамы Нормана. В тот раз я ответила положительно – да, может не метаться. В этот раз ответа пока не знаю. Раф отличается от Окены/Вероники в том плане, что у неё никогда не было нормальной семьи. Маман Рафаэллы настолько кукушка, что её даже в сюжете почти не видно. Раф осуждает родительницу, но неосознанно идёт по той же дорожке. Для неё семья – это что-то недостижимое. То, что есть у других, но только не у неё. Раф не умеет в семью. Её основной конфликт – "Я не нужна своей матери, не нужна вообще никому, я обуза, я брошу быстрее, чем бросят меня". С такими убеждениями сложно построить долгосрочные отношения, но, может, у неё и получится. Будем болеть. ))
Норман, кстати, отличается. В начале мира постоянно твердит, что ему никто не нужен, но впоследствии прямым текстом заявляет: "Хочу, чтобы было как у мамы и папы", хех.
Вот он я чудесным воскресным утром. Для разнообразия мне никуда не нужно спешить. Я предоставлен самому себе. Бесконечно прекрасное, чарующее, умиротворяющее одиночество без людей, которые хотят сделать свои проблемы моими проблемами.
Я пью какао с зефирками, жую бутерброд, слушаю новую песенку, которой поделился отец. Фальшиво мурлыкаю её себе под нос. Переписываюсь с Лексой. Мы разгадываем очередной детский кроссворд на пачке с готовым завтраком. Хотел бы я сейчас сидеть на её крошечной кухне, но виртуальное общение тоже сгодится. Виртуально Содерберг такая же невыносимая. Всё как надо.
В отличие от меня, у Лэндона есть работа. Агент Белл взяла нашего мальчика под крылышко и пообещала накормить вкусным обедом, чтобы мне не пришлось. Как мило! Я ответил, что в нашей семье готовит в основном Кэннер, так что без обеда останусь я, а не он. Фиби прислала грустный смайлик. Она не только толковый агент, но и вполне приятный человек. В конторе такие редко встречаются.
Потом мы обсудили, кто готовит у них с Арчем – конечно же, Арч – и прочие мелочи агентского быта. Фиби спросила, что любит Кэннер. Я вспомнил про лимонад, который местные по неведомой причине именуют «шипучкой». Кажется, малышу сегодня перепадёт много вкусняшек от заботливой тётушки Фибз. Она любит возиться с младшими агентами.
***
Утро становится чуть хуже, когда мне неожиданно звонит Джинни Лай, та самая подруга детства, которая успела побывать моей девушкой.
– Привет, Рэ… то есть Норман! – Джинни всегда нравилось моё первое имя, со вторым она не дружит.
– Да называй уже как хочешь, – отмахиваюсь я. – В последнее время я много общаюсь с семейкой и снова привык к Рэмо.
– О, отлично! Тогда, синьор Рэмо, у меня к тебе вопрос.
– Хочешь, чтобы я умолял его задать, стоя на коленях? Ну же, Джинни, давай без этого. Просто задай свой вопрос, и покончим с этим.
– Это немного… немного сложно, – мне не нужно видеть мисс Лай, чтобы представить, как она нервно покусывает ноготь на большом пальце. – Вообще-то меня отец к тебе подослал.
– Эй, не грызи ногти! Это отвратительно.
– Откуда ты…
– Вижу тебя насквозь, Джинни Лай. Я всё про тебя знаю.
– Да ну тебя, мистер «Большая симериканская энциклопедия»! – так она дразнила меня в детстве. – В общем, вопрос несколько стрёмный. Ты разозлишься.
– Джинни, давай уже, иначе я досрочно разозлюсь.
– Ты в курсе, что друзья твоей мамы каждый год устраивают день её памяти? – Ну ещё бы я не знал. – Отец настоял, чтобы в этом году мы позвали тебя и дядю Лоренцо, а не Рауля.
Думаю, «дядя Лоренцо» взбесится от одной постановки вопроса, но вслух этого не говорю. «Взбесится» тоже не совсем точное слово для описания отцовских реакций. Внешне он разве что помрачнеет. Ещё больше, чем обычно.
– Ого, это какая-то особая привилегия?
– Не издевайся, Рэмо. Мы с отцом всегда считали, что это несправедливо. В смысле несправедливо бойкотировать твоего отца, но ты ведь знаешь Флипа. Такой упрямый!
Флип – старинный друг моей матери, рок-звезда с многотысячной армией фанатов и преданный крестник Рауля. Его второй крестник Джонни приходится отцом моей собеседнице. Да-да, они Джонни и Джинни. Мистер Лай посчитал, что будет забавно дать дочери созвучное имя. О чём он только думал?
Джинни не преувеличивает, когда говорит, что Флип ужасно упёртый. Со мной он более или менее общается, но отца на дух не переносит. Причины? Да всё те же. Отец украл «чужую женщину», будто она не имела собственной воли и передвигалась по шахматной доске исключительно от мужика к мужику. К тому, кто больше её захочет. Как же бесит!
Надеюсь, никто не додумался пригласить чудесного дядюшку Флипа на свадьбу, ведь отца такая позиция бесит ещё больше.
– Джинни, я и вправду разозлился, но не на тебя, – делаю глоток из той же самой кружки, но какао в ней уже не такое вкусное. – Я не стану убивать гонца за дурные вести.
– Эх, говорила я отцу, что это плохая идея. Ты не придёшь, да?
– Не приду.
– Может, дядя Энцо?
– Его сейчас лучше не трогать. Вчера отец нашёл в одной из книг засушенный цветок, пролежавший там двадцать лет. Чёрт возьми, Джинни!.. Просто поразительно, как одна маленькая вещь может сломить большого человека.
Мама часто использовала засушенные цветы в своих работах и для моих школьных поделок. Когда в саду раздавался звук ножниц – такой, знаете, характерный чик-чик – я сразу понимал, что намечается вечер ботанических мучений. У меня не хватало терпения аккуратно раскладывать срезанные шапочки цветов между страницами томов «Большой симериканской энциклопедии». Я ныл, отлынивал от работы, скандалил с мамой и отцом. Хотел гулять с друзьями, а не раскладывать дурацкие цветы по дурацким книгам. Отец сверлил меня неодобрительным взглядом, пока его пальцы разглаживали смятые венчики и расправляли стебельки. Свою часть работы он выполнял с предельной аккуратностью.
Помню, у нас были тома с первого по пятый, седьмой и почему-то двенадцатый. В двенадцатом, отцовском, цветы всегда были самыми красивыми. В пятом – самыми страшными и помятыми, но мама всё равно заверяла, что у меня хорошо получается. Да ну её! Я же просто кидал их как попало, чтобы побыстрее отделаться от скучной работы.
Как бы я хотел вернуться в прошлое и провести один такой вечер с семьёй. Теперь у меня только отец, который ломается каждый раз, когда находит вещи матери.
– Мне так жаль, Рэмо, – голос у Джинни очень грустный. – Я помню, какой замечательной была твоя мама. Ты точно не хочешь прийти? Приедет Ванг из Шанг-Симлы и ещё пара людей из Бар-Бэй помимо основного состава… Будем готовить её любимые блюда, рассказывать истории, плакать, смеяться, всё одновременно.
Люди из Бар-Бэй? Да они забьют моего отца камнями, проткнут вилами и сожгут на костре. Он восстанет из пепла и покажет им средний палец.
– Спасибо, Джи, но нет. Пригласите Рауля.
От одной перспективы делиться своим горем публично меня начинает мутить. Начинаю понимать отца, который на похоронах стоял отдельно ото всех, закованный в свою лучшую мизантропическую броню. К нему никто не осмеливался приблизиться и посочувствовать. Даже тётя Аделина.
Остальная семья сбилась в монотонную чёрную кляксу, которая засосала и меня. Чёрные пальто, чёрные платья и рубашки, руки в чёрных перчатках на моих плечах.
Я должен был стоять рядом с отцом, хотел он того или нет.
***
Джинни скомкано прощается и сбегает. Я ни в чём её не виню. У нас не такие отношения, чтобы пытаться друг друга исцелить. Мысленно леплю лейкопластырь на открывшуюся рану. Я сам себе доктор.
Вновь наслаждаюсь одиночеством, но ровно до тех пор, пока не раздаётся назойливая трель дверного звонка. Не догадался его отключить. Пытаюсь игнорировать, но звонок звонит, звонит и звонит. Сквозь дверное стекло вижу искажённое лицо Францески Вандербург. Вот чёрт! Только её не хватало для полного счастья.
– Э-э, привет? – не знаю, что ещё ей сказать. – Снова со мной разговариваешь?
Фрэнни пожимает плечами, будто вздрагивает или сбрасывает с себя что-то невидимое. Я стою и мурлыкаю всю ту же песенку. Кажется, я случайно поставил её на повтор и прослушал уже раз десять. Звонок Джинни выбил меня из колеи.
– Я попросила назначить меня на другую операцию, – принцесса Вандербург лупит словесным кулаком прямо мне в лицо и, как всегда, ломает нос.
– Ты… чего?!
– Уже ничего, Норман. Они всё равно отказали. Предсказуемо.
– Тогда зачем просила, если знала, что откажут?
– Стоило попытаться. Наш с тобой конфликт…
– Да нет у нас никакого конфликта! – перебиваю я. – Мы нормально поговорили до того, как ты снова не решила, что у нас конфликт.
– Ты ведёшь себя недостойно, меня это задевает. – Фрэнни вздыхает, как старая грустная лошадь, которая вот-вот испустит дух. – Уф, Норман, я не могу обсуждать серьёзные вопросы под такой музон. Где ты откопал эту песню?
– Отец поделился.
– Ни за что не поверю, что человек в его возрасте мог поделиться чем-то подобным.
– Кто ему запретит? Полиция нравов в твоём лице?
– Я имела ввиду, что отцы такое не слушают.
– Мой слушает, – пожимаю плечами. – Я кое-что про него узнал, и теперь он меня троллит. Мы давно нормально не общались, но с моего детства мало что изменилось. Я даже соскучился по отцовским подколам. Ты проходи, Фрэнни, не жмись в дверях.
– Стой, мне нужно уточнить. Мы про одного и того же твоего отца говорим? Самоуверенного мужчину из телевизора?
– Других отцов у меня нет, – ох, как же меня веселит её наивная вера в публичные образы. – Он веселей и забавней, чем все думают. В молодости отец любил играть с огнём и случайно поджёг себе задницу. Потом повстречал маму, которая тоже любила играть с огнём. Им было хорошо вдвоём, но она умерла. Теперь он просто грустный саркастичный мужик со странным чувством юмора. Не все понимают.
На кухне Вандербург пробегает быстрым взглядом по моему недопитому какао и недоеденному бутерброду, горе посуды в раковине, недокрашенной стене, газетам на полу и прочему ремонтному хаосу. Пожимаю плечами. Чего она ожидала от двух парней? Идеального порядка?
– Когда-нибудь здесь станет лучше, – обещаю я. – Мы отвлеклись на работу и не успели докрасить стену.
– То есть стена для вас с Кэннером приоритетней работы?
– Конечно. Эм… хм… кхм… я не знаю, как продолжить разговор. Спроси меня ещё о чём-нибудь, чтобы я не чувствовал себя неловко.
– Я не знаю, о чём тебя спрашивать, Норман. Ты ведёшь себя так, будто чувства других людей ничего для тебя не значат. Рабочая этика ничего для тебя не значит. Есть только ты и твои желания. Ты заводишь роман со свидетельницей, а через пару дней пристаёшь к нашей коллеге. Сколько всего у тебя подружек?
– Честно? Я и сам не знаю, но в планах сократить до одной. Думаю, у меня всё получится, раз даже у моего отца получилось. Если ты не начнёшь активно мне мешать.
– Я?
– Ты же не просто так здесь стоишь, Фрэнни, так близко. Если я сделаю шаг вперёд, ты вряд ли сделаешь шаг назад. Мы совсем одни в доме. Никакой внешней полиции нравов, а свою внутреннюю ты умеешь затыкать, когда нужно. Вот что это за взгляд? «Ой, Норман, я тебя так осуждаю. Давай срочно перипихнёмся и посчитаем всех твоих подружек уже в постели».
Она смотрит на меня широко открытыми глазами и не двигается с места. У Вандербург красивые длинные ноги, сегодня мне их показывают. Не прячут под строгими чёрными брюками или скучными офисными юбками ниже колена. Интересно, это колготки или чулки? Я очень хочу выяснить.
Тяжело вздыхаю. Я тоже старая усталая лошадь, которую внезапно решили соблазнить. Надеюсь, с последним не ошибся.
– Эррингтон, да что ты себе позволяешь?! – Она моментально вспыхивает, как зажжённая спичка. Я хочу прикоснуться к щеке Вандербург и почувствовать этот жар. – Думаешь, что видишь меня насквозь? Нет, не видишь. Думаешь, что знаешь мои мысли? Нет, не знаешь.
– Фрэн, для разнообразия твоя юбка короче, чем моё терпение. Про вырез на кофточке я вообще молчу. Ты никогда такое не носишь. Я очень надеялся, что однажды ты придёшь ко мне в таком виде, мы поругаемся для приличия, а потом приятно проведём время. Нам правда будет хорошо вместе, я уверен. Было бы.
– Почему меня не задевает, когда ты такой грубый, отвратительный и прямолинейный? Должно задевать! Ты просто ужасен, Норман Эррингтон! Отвратительный, ужасный парень, но я бы тебя… м-м…
Она употребляет самый неожиданный глагол за всю историю нашего с ней общения. И это меня только что назвали грубым? Хочу возмутиться, но мне всё нравится. Так нравится, что забываю заранее заготовленный скрипт отказа.
– О чёрт, Фрэнни, не надо. Моя уверенность в том, что я поступлю правильно, не такая прочная. Ты сейчас её сломаешь, и что будем делать? Как потом всё расхлёбывать? С тобой, со мной, с нашей чёртовой работой.
– Я не знаю. Это сейчас имеет значение? Давай просто… сделаем это. Я так устала притворяться, что мне нет до тебя дела.
– Так не пойдёт, Фрэн. Мы явно не созданы друг для друга и здоровых отношений. Я причиню боль тебе, а ты мне. Мне уже делали больно в прошлом, было не очень. Не хочу повторять. Люди – хрупкие существа, ты меня просто сломаешь.
– Я не хочу причинять тебе боль. Я, м-м… Я больше не влюблена в тебя, Норман, но ты не выходишь у меня из головы. Думаю, ты мне нужен.
– Аналогично. Да, мы можем поиметь друг друга во всех смыслах, физически и морально. Но это тупик, Фрэнни. Грустный и жалкий эпилог странной истории не про любовь, а хрен знает про что. Давай попробуем дружить, как ты и предлагала, да?
– Дружить, теперь мы собираемся дружить? После всего того, что только что друг другу наговорили?
– Угу. Лучшее из того, что я смог придумать. Ты важна для меня, Фрэн. Я не хочу быть тем самым чудаком с большой буквы «м», который разобьёт тебе сердце. Поверь, я отлично умею это делать.
– Просто невероятно. Ты думаешь и заботишься обо мне? О нас?
– Конечно думаю. Я до последнего боялся, что не смогу сопротивляться. Фух, кажется, смог, но юбка реально опасная и ноги – просто огонь. Зря ты их прячешь… или не зря. Очень отвлекает.
– Эррингтон! Нельзя одновременно объявлять дружбу и делать комплименты моим ногам. Ты точно уверен, что… ну, не хочешь?
– Нет, не уверен. Но у меня есть Лекса, она мне подходит. Кажется, я чувствую к Содерберг что-то особенное и впервые в жизни хочу не облажаться, засмотревшись на мой давний интерес. Тебя.
– А как же Камилла?
– Ну-у, я погорячился, когда подумал, что мне нужна очередная папина дочка с амбициями дядюшки Ронцо. Это, э-э-э, один мой легендарный дохлый родственник.
– Ты прямо сейчас не погорячился, когда решил, что хочешь со мной дружить? Я бы не хотела снова проходить через этот разговор. Я принимаю твою позицию и отказ, но если ты потом передумаешь и мне снова придётся брить ради тебя ноги… Берегись, Эррингтон!
– Ты только по особым случаям их бреешь?
– Ага. Думаешь, почему я так часто ношу брюки?
– Чёрт, Фрэнни, ты такая забавная, когда ведёшь себя естественно. Могу ли я передумать? Да, могу. Ты же знаешь, какой я урод. Я разрушу жизни всех вокруг себя и только тогда успокоюсь.
– Ух, ты внезапно стал таким откровенным! У тебя случайно не найдётся пива в холодильнике?
Киваю. Вот Кэннер удивится, узнав, что я растащил его стратегический запас! Он несколько раз предлагал, но я морщился и отказывался. Как и говорил, я не фанат пива, но опрокинуть по бутылочке с моим боссом, утром в воскресенье… Ах, как скандально! Не глядя, кидаю Фрэнни бутылку и открывашку.
– Открывашки для слабаков, Норман, – Вандербург сбивает крышку о кухонную столешницу. – Не смотри на меня так. Я давно не та хорошая девочка, которую ты встретил в полицейской академии.
– О-окей, что ещё ты умеешь, нехорошая девочка? Нет, не говори, иначе я попрошу продемонстрировать. – Я безуспешно пытаюсь повторить трюк со столешницей. – Хм, как ты это сделала? У меня не получается.
– Сдаёшься?
– Да, дай открывашку.
Холодное пиво на вкус чуть лучше, чем горький сироп от кашля, но важен не напиток, а атмосфера, ведь так? Мы стоит в дверях и беззаботно болтаем. Фрэнни мне улыбается. Она не такая красивая, как Содерберг, но хорошенькая. Я жалею о своём решении и хочу отмотать плёнку на пару кадров назад. Фрэн, я на всё согласен, делай со мной что хочешь.
Но нет. Нет. Я не наделаю глупостей. Только не в этот раз.
– Фрэн, это не моё дело, но могу я дать тебе совет, раз мы теперь друзья?
– Ого-о, прогресс. До этого ты не спрашивал, а просто раздавал непрошенные советы. Ладно, давай свой совет. Примерно в ноль пяти процентах случаев они бывают полезны.
– Арч. Не отталкивай его. Он тебе подходит, у вас всё получится.
– Знаю, Норман, но…
– Но?
– Не хочу, – поразительная Францеска Вандербург выходит на сцену и шокирует публику в моём лице. – Мне приятней думать, что у нас с Ремом всё получится в теории, чем начинать встречаться в реальности.
– Ты странная. Готова ввязаться в авантюру со мной, но отношения с хорошим парнем тебя не привлекают.
– С тобой мы никогда не дойдём до разговоров про брак и детей, ты не встанешь на одно колено с чёрной бархатной коробочкой в руках, не скажешь, что любишь меня. Ты ежедневно будешь выедать мне мозг маленькой ложечкой, выпендриваться и по-всякому действовать на нервы. Я никогда не буду знать, где тебя носит и, главное, с кем. Ты будешь нарушать закон, правила и мои личные табу. Ты нестабильный, незрелый и сомнительно адекватный. Не поверишь, но меня это устраивает. Мне нравятся такие парни, как ты.
– Ты та ещё мазохистка, принцесса Вандербург.
– Есть такое, а тебя что из необычного привлекает?
– Решительные девушки, которые берут дело в свои руки и сами делают первый шаг. Просто обожаю. Ты пять минут назад попала прямо в цель.
– Лекса Содерберг такая?
– О да, ей потребовалась примерно одна минута, чтобы меня заинтриговать. Поэтому я ни черта не знаю, что делать с обычными девушками, которых нужно добиваться, водить по свиданиям и активно клеить.
– Ну ничего себе. Как ты работаешь? На нашей работе всё время нужно кого-то клеить.
– Я улыбаюсь им, Фрэнни. После этого они начинают действовать сами. Если не начинают, придумываю что-нибудь другое. Как видишь, со мной ещё и дружить можно.
– Кажется, я начинаю понимать Лексу и этот ваш секс без обязательств. Вы одновременно дружите и спите, чтобы далеко не ходить? Поэтому тебе комфортно и хочется остаться именно с ней?
– Нет, мы врём самим себе и друг другу. Кажется, это что-то большее, чем просто «комфортно». Я надеюсь.
– Что-то большее, пока ты не передумал? – ей необязательно быть такой проницательной, правда необязательно. – Была хоть одна девушка, которой не пудрил мозги?
Я могу соврать, могу включить крутого парня с каменным сердцем, но решаю, что ну его, к чёрту. Скажу правду.
– Когда-то я думал, что женюсь на своей кузине Рафаэлле, и мы умрём в один день столетними стариками с кучей детей, внуков и принесённых стаканов воды. Думал, она будет смотреть на меня, как мать смотрела на отца. Хм, когда вернётся обратно после слалома через все другие ворота, в смысле через парней. Примерно раз в год отец закатывал глаза и говорил, что я влюблённый дурак на коротком поводке, но я не соглашался.
– В итоге согласился?
– Угу, он категорически прав. Раф никогда «так» на меня не смотрела. Сейчас она препарирует нового парня, на которого тоже «так» не смотрит. Она – женская версия меня. Я потратил годы на безответную любовь практически к самому себе.
– Тогда кто ей на самом деле нужен?
– Легендарный дохлый дядюшка Ронцо. Он одновременно и её, и мой дядя. Дохлый в самом буквальном смысле. При жизни любовник моего отца и его кузины. Муж моей тёти. Лжец, интриган, братоубийца. Нормальная характеристика, да?
– Необычная, – Вандербург смотрит на меня горящими от любопытства глазами. – Норман, ты сильно удивишься, если я попрошу рассказать о семье? Мне жутко любопытно, что в закрытых разделах твоего досье.
– Не удивлюсь, но я и сам не знаю, что именно нарыла и спрятала контора.
– Тогда просто рассказывай всё подряд. Мне очень нужно знать.
– Прямо очень?
– Да, Норман. Очень-очень.
И я рассказываю. Всё подряд, как она и просила, перескакивая с одного сюжета на другой. Без логической последовательности и нормальной хронологии, но Фрэнни всё равно. Её не пугают мои странные родственники, варящиеся в котле, приправленном всеми смертными грехами, как перцем и солью. Не пугает, что я такой же странный. Не пугает моё намерение сбежать на пару часов в Бриндлтон-Бэй и проверить, как там отец.
Фрэнни вызывается меня подвезти. Говорит, семья – это важно. Я согласен. Впервые в жизни я согласен с Фрэнни Вандербург.
Часть 15-1 выше, это продолжение. Кое-кто опять не влез в 40к символов.
↑↑↑
Отец стоит в дверях. У него на голове наушники, которые я тут же стаскиваю, прежде чем он выключит играющую в них песню.
– Оооо-о, только не говори, что снова слушал «I miss you» на повторе, – надеваю наушники уже на свою голову, но слишком поздно. – Ну всё, ты официально самый быстрый ковбой на Диком Западе. Что там было?
– Не твоё дело. Это вторжение в частную жизнь. Chiamerò la polizia e la sicurezza personale.* Чай будешь?
Киваю и возвращаю отцу его наушники. Он зависает с протянутой рукой, прищуривается, высматривает что-то за моей спиной. Любопытство моего родителя соизмеримо разве что со списком его правонарушений, а он длинный. Да что он там увидел?
Точно, Фрэнни. Моя новая подруга так и не уехала. Отец поднимает руку в приветственном жесте. Буквально через секунду раздаётся ворчание мотора и скрип шин. Пока, Фрэнни.
* – Я вызову полицию и личную охрану.
– Э-э, твоя спутница к нам не присоединится? Чай на двоих или она ещё передумает?
– Ага, просто погнала за тортиком, – закатываю глаза. – Ты её засмущал своим агрессивным дружелюбием.
– Всё равно не люблю тортики, – кажется, отца развесил стремительный побег Фрэнни. – Если серьёзно, что я такого сделал? Просто помахал.
– Не каждый день тебе приветливо машет мужик, который выступает с трибун по телевизору. Я бы тоже сбежал. Хрен знает, что ты задумал – на чай позвать или втюхать предвыборную листовку и значок со своей рожей… Стоп, у тебя что, хорошее настроение? Я думал ты тут умираешь.
– Умирал некоторое время назад, но потом возродился.
– Выглядишь так, будто внезапно влюбился.
– Mm, sei perspicace.* Да, я влюбился.
Он делает долгую драматическую паузу, за время которой я успеваю кучу всего передумать. Прошло двадцать лет, и отец имеет полное право найти себе другую женщину. С популярностью у него проблем нет. Печальная правда жизни – девочки чаще вешаются на моего отца, чем на меня. Раньше он их отшивал и ненавязчиво демонстрировал обручальное кольцо. Неужели встретил кого-то особенного?
Имеет право, да, но какое же это предательство завести новые отношения перед годовщиной смерти матери. Примерно так я думаю и активно ненавижу отца секунд тридцать.
– В Веро, – заканчивает мысль этот незамутнённый экземпляр человека, и мне хочется его придушить. – Повторно. Я прочитал её дневники.
На его лице мечтательная полуулыбка, которую я не видел всё те же двадцать лет, но даже она не может остановить цепную реакцию в моём мозгу. Я чувствую, что просто взорвусь от осознания того, что только что услышал.
* – М-м, а ты проницательный.
Моя мама вела дневники. Дневники, о которых я впервые слышу. Её почерк, её мысли, её чувства. Дневники, которые от меня скрывали.
Раз, два, три. Три, два, один. Я сейчас кому-то голову оторву.
– О нет, только не говори, что у тебя двадцать лет хранились её личные дневники и ты молчал! Ты, мать твою, совсем охренел?! Я заехал проведать, как у тебя дела, а ты… Чёрт, она же моя мама! Как ты мог?
– Не ори, пожалуйста, я хорошо тебя слышу. Дай мне объяснить. Пойдём в гостиную. Ты сядешь и спокойно меня выслушаешь. Договорились?
– Да пошёл ты!
– Рэмо…
– Пошёл ты ещё раз!
– Я иду, не видишь?
– …!
У меня нет особого выбора, кроме как тащиться следом за отцом и орать оскорбления ему в спину. Он идёт впереди, высокий и гордый, не оглядываясь и не сомневаясь, что я буду его послушной тенью. Я всегда его послушная тень.
В гостиную заглядывает Мэгги. Застенчиво мне улыбается. Отец смотрит на мою бывшую няню и качает головой.
– Мэгги, он хочет с тобой поздороваться и обняться, но чуть позже, – объясняет виновник моего бешенства. – Сейчас Рэмо жаждет моей крови. Приготовь для нас чай, пока… пока я тут всё не улажу. В общем, оставь нас. Più velocemente, per favore.*
Я слышу в голосе отца раздражённые нотки, и Мэгги тоже их слышит. Она давно знакома с синьором Энцо и всем спектром его плохих настроений. Знакома со вспыльчивым мной. Какие же мы оба уродцы. Когда злимся друг на друга, страдают окружающие.
Хочу извиниться, но Мэгги уже уходит.
* – Побыстрее, пожалуйста.
– Ну и? – я сажусь на диван и складываю пальцы в замок, чтобы не дрожали. – Давай объясняй свои мотивы. Потому что я их не понимаю.
Отцовская гостиная такая же, как я запомнил. Мрачная и пафосная. Думаю, маме бы в ней не понравилось.
– Остыл? Я не думал, что ты воспримешь новость так эмоционально.
– Ты вообще не думаешь о моих чувствах. Никогда.
– Если бы я не думал о твоих чувствах, то сразу бы отдал дневники, – отец устраивается в кресле напротив меня. – Пойми, Рэмо, личные записи близкого человека – опасная вещь. Они могут тебя убить, раздавить, разбить на тысячу осколков и ты никогда не сможешь собрать себя воедино.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Люди не думают о чужих чувствах, когда ведут дневники. Они не думают, ты это прочитаешь. Никакого милосердия и мягкого снежка белой лжи.
– Я понимаю, о чём ты. Ты думал, мама могла написать про тебя, про нас что-то… очень неприятное?
– Надеялся, что нет, но боялся, что да. Все дневники, которые я читал... М-м, ты сам ведёшь личный дневник?
Я молча смотрю в одну точку. Дневники, которые он читал? Во множественном числе. Интересно, кому они принадлежали. Мой отец тот ещё проныра.
– Предположим, что ведёшь, – даёт мне возможность уйти от прямого ответа. – Как думаешь, меня бы задело то, что ты пишешь обо мне?
– Тебе было бы наплевать, – в этом я даже не сомневаюсь. – Тебе на всех наплевать, кроме мамы.
– Заблуждаешься. Задело бы и сильно, но ты бы вряд ли заметил. Кстати, я предвидел подобный ответ.
– Охренеть ты пророк! Я тебе не верю. Когда я прямым текстом говорю, что ты мудак, ты говоришь «Ну и ладно», и на этом всё. Тебя внезапно заденет, если прочитаешь то же самое в моём дневнике? Написанные слова имеют для тебя большую силу?
– В первом случае тоже задевает. Чёрт, Рэмо, погоди. Нужно пойти и нормально извиниться перед Мэгги. Я снова был мудаком. Она дружила с Веро и всегда её поддерживала, а я…
– С ума сойти, у тебя совесть проснулась?
– Нет, ничего у меня не проснулось. Веро описывала в дневнике похожий эпизод, когда я случайно обидел Мэгги и не понял. Твою маму это сильно огорчило. Мы долго говорили, она объясняла, в чём я неправ, но… У неё сохранилось стойкое ощущение, что до меня не дошло.
– И до тебя действительно не дошло?
– До меня действительно не дошло. Посиди тут и послушай музыку, я скоро.
Ловлю душераздирающие ностальгические вайбы, когда отец надевает мне на голову наушники и включает музыку. Он так делал, когда хотел поговорить с мамой о чём-то личном или взрослом. Не для моих малолетних ушей. Обычно родители выставляют детей за дверь или просят заткнуть уши, но мои ходили креативными путями и, да, мне нравился маленький ритуал с наушниками. Много хорошей музыки послушал.
Синьор Энцо возвращается, и я слегка озадачен его поведением:
– Тебе неловко извиняться при мне?
– Чувствую себя идиотом. Я не понимаю, что именно я делаю, какое у меня должно быть выражение лица, какие слова использовать. Ещё и ты начинаешь критиковать.
– Зря критикую?
– Не зря. Теперь Мэгги думает, что я хочу её уволить. Говорит, я никогда не извиняюсь. Говорит, у меня какое-то не такое лицо… Да что за дерьмо?
– Охо-хо, вот это ты отжёг. Внезапно сменил паттерн поведения, и стало только хуже.
– Так происходит всегда, когда я пытаюсь стать лучше, – отец страдальчески закатывает глаза. – Насчёт дневников… Смерть твоей матери буквально уничтожила меня. Я не был готов к тому, что мог найти в её дневниках, и ты тоже не был к этому готов.
– Десятилетний я – может быть, но шестнадцати- или двадцатилетний…
– Двадцатилетний ты наплевал бы на право твоей матери не афишировать личные записи? Я не читал их ещё и потому, что это причинило бы ей боль. Не читал ни при её жизни, ни долгое время после её смерти.
– Ты всё равно их прочитал, так что не строй из себя святого. Только Рауль ведётся на подобные спектакли в твоём исполнении.
– Один из немногих поступков, о которых я сожалею. Очень сожалею. Это было импульсивное решение, но я читал и не мог оторваться. Пока не прочитал всё.
– Я-асно.
– И не перечитал снова. Отменил все встречи, чтобы ничто не отвлекало.
– Значит, там ничего плохого?
– Думал, будет гораздо хуже. – Хорошо, что я сижу. Внезапная откровенность отца сбивает с ног. – Мы с Веро не сразу притёрлись, пришлось сгладить много острых углов. Вернее, буквально сбить их друг о друга. Было больно. Она постоянно вспоминала Рауля. Я просыпался в панике посреди ночи, чтобы убедиться, что твоя мать спит рядом и никуда не ушла. Каждый раз, когда переставал чувствовать тепло её тела. Letto dannatamente largo!*
Нет, это не отцовская паранойя, а вполне вероятное событие. Зная маму, она могла сбежать из дома посреди ночи, родить меня под кустом, вступить в культ «Свидетелей подгоревших котлет» и стать его духовным лидером.
– Тебя так накрыло потому, что ма запретила читерить и принимать всякое для успокоения нервишек? – спрашиваю я, и он согласно кивает. – Она заметила, что ты мягко говоря не в порядке?
* – Чёртовы широкие кровати!
– Заметила. Я попытался соврать, но Веро…
– Спалила тебя?
– Как ни странно, да. Сказала, что уйдёт, если я продолжу в том же духе.
– Вот нафига ты врал? Стрёмно было признаваться в своих слабостях?
– Не в этом дело, – вечно у отца какая-то своя логика. – Плохо стало уже ей, когда узнала правду. У Веро обострилось чувство вины из-за меня. Со своими проблемами я хотя бы знал, как справиться, а с её…
– Но вы же разобрались с её проблемами?
– Более или менее. Потом добрые жители Барнакл Бэй решили покопаться в моём прошлом, вытащили на свет грязные секреты и фотографии с вечеринок. Отправили всё Веронике с комментарием, что она спит в одной постели с «психопатом, развратником и убийцей». Не знаю, что хуже в иерархии грехов Бар-Бэй – убить человека или сфотографироваться с группой полуголых людей и белым порошком на столе. Кажется, что второе.
– Так, я вообще не понял, как ваш брак такое пережил.
– Я успел рассказать Веронике о своих похождениях до того, как добрые люди начали её терроризировать. Твоя мать ответила, что всё знает. Заблокировала благонамеренных граждан Бар-Бэй оптом и в розницу. Я подключил к делу семейных юристов, подал иск о распространении порочащей честь информации, выиграл дело, обогатился за счёт этих тупиц на пару тысяч… Купил бутылку вина и распил её с твоей матерью. Фотографии ей, кстати, понравились. Долго меня подкалывала: «Энцо, сколько на этой картинке голых задниц?». Помнишь, в твоих детских журналах были такие задания? Найти все спрятанные предметы.
– Просто поразительно, как тебе всё сходит с рук, – я скорее восхищён его изворотливостью, чем осуждаю. – Ещё и денег с бедных деревенщин поимел. Теперь понятно, за что они так тебя ненавидят. Ты лихо над ними поиздевался.
– Не издевался. Я отправил им открытку с благодарностями.
– Ох, да ты совсем отбитый! – качаю головой, но всё ещё в восхищении. – Хочу почитать, что мама думала о твоих выходках. Пришли мне её дневники, ладно? Они влезут в одну почтовую коробку?
– Рэмо, сын, ты меня пугаешь, – отец смотрит на меня, как на неандертальца. – В современном мире не нужно перемещать ценные физические объекты с места на место. Так их можно повредить. Я пришлю электронные копии по электронной почте. Надеюсь, она у тебя есть.
– Ага. Спасибо. Спасибо, что не даёшь забыть, какая ты задница.
– Пожалуйста. Не знаю, как лучше спросить… Ты хочешь, чтобы я зацензурил некоторые моменты?
– Э-э, отец, мне тридцать. Сцены с голыми людьми меня не пугают. Ну, вроде бы. Если буду бояться, спрячусь под одеялом.
– Я не про голых людей. Я про твои чувства, о которых я «совсем не думаю».
– Что-то из серии того, что мама любила тебя больше, чем меня? Знаю. Догадался. Ты был её любимой карамелькой, а я просто сыном.
– Я был её… чем?
– Так, просто один мем с работы. Ты ведь знаешь, что такое «мем»?
– Рэмо, мемы в семьдесят шестом изобрели.
– Что, правда? В тысяча девятьсот семьдесят шестом?
– Нет, тысяча четыреста, – хмыкает отец. – Орлеанская дева горела на костре и говорила: «Теперь я стану вашим худшим мемом, английские засранцы».
– Ты хорошо, конечно, пошутил, но с датами налажал. Она где-то в районе тридцатых годов сгорела, а не в семидесятых.
– Ну, что сказать, даты не мой конёк.
– Па, а что ты такого в других дневниках вычитал?
Его брови резко взлетают вверх. Я не сразу понимаю, что произошло. Мысленно повторяю фразу, раз пять. Смотрящий, я только что назвал его «па»? Как в далёком детстве, когда была жива мама и мы неплохо ладили? Да чтоб меня!
– Много неприятного, – отец делает вид, что ничего особенного не произошло. – Моя мать никогда не хотела иметь детей, а мой отец подменил её противозачаточные таблетки. Её и его дневники. Она так и не узнала.
– Вот дерьмо! Бабушка поэтому… того? Совсем поехала крышей.
– Я не знаю, Рэмо. Из дневника Ронцо я узнал, что он меня боялся. Боялся засыпать рядом со мной потому, что я однажды пригрозил придушить его во сне за подставу с Дарио. Я же просто пошутил.
– Чёрт. Мама… Она тебя не боялась?
– Нет. Всерьёз – никогда. Я бы этого не вынес.
– Уф-ф, – вздыхаю с облегчением. – Отец, скажи, почему ты внезапно такой откровенный и человечный? Я уже минут двадцать тебя не осуждаю и, что ещё страннее, понимаю. До этого я никогда тебя не понимал. Тебе вроде как даже не наплевать на меня… Это какая-то странная забота, в твоём странном исполнении, но всё же забота.
– С чего ты изначально решил, что мне наплевать? Ты мой сын, я привязан к тебе сильнее, чем ты думаешь. Я делал для тебя то, что мог. Ты создавал проблемы, я их решал. Это то, что я умею. Без Вероники стало сложно, но ты не переставал быть моим сыном. Никогда.
– Ты даже не пытался утешить меня после её смерти. Я был один и ты был один, хотя мы могли объединиться и вместе справляться с нашим горем.
– Рэмо, ты орал на меня каждый раз, когда я пытался приблизиться. Иногда я приходил посидеть у твоей кровати. Тогда ты хотя бы спал и молчал.
– Ты бы хоть сказал…
– М-м, зачем?
– Чтобы я знал, что ты нормальный человек, а не бесчувственный кусок глины. Фигурка в виде человечка!
– Тебе так не понятно?
– Нет, отец, мне не понятно, что у тебя в голове. Никому не понятно, where your mind is.* Мы с мамой даже играли в игру «Угадай, что за эмоция у папы на лице».
* – отсылка к песне «Where Is My Mind?»
– Угадывали?
– Она иногда угадывала. Мама любила тебя, но тоже не всегда понимала… Кхм, я давно хотел спросить. Вы с ней обманули Рауля насчёт той вашей ночки? Я как-то подслушал разговор мамы и тёти Дэль про то, как вы с мамой отрывались в ночном клубе. Вы же меня не в переулке у мусорных бачков изготовили?
– Ну нет, дома у Веро и Рауля. Хотя сценарий с переулком и мусорными бачками тоже был возможен. Это так принципиально? Я потерял нить твоих рассуждений.
– Знаешь, мне всегда хотелось быть желанным и запланированным ребёнком, а не случайной… технической ошибкой. Твоей ошибкой. Под алкоголем и я-не-знаю-чем-ещё. Наверняка под чем-то ещё.
– «Случайной технической ошибкой»? – мрачнеет отец. – Ну и термин ты употребил.
– Ну а как это ещё назвать? Когда ты решил, что после одного раза ничего не будет или что там у вас случилось. Теперь мне нужно ходить и доказывать Раулю, что у вас с мамой была любовь, а не паршивый брак по залёту. Из-за меня. Что ты хорошо к ней относился. Что ты нормальный муж и отец, а не конченый псих и ещё много чего.
– Кажется, нужно было сломать Раулю не нос, а шею.
Я смеюсь, но чувствую подозрительную влагу в области глаз. Их щиплет, и щёки тоже вскоре становятся мокрыми. Приехали. Я рыдаю в выпендрёжной гостиной отца.
Мне не нужна игра в «Угадай эмоцию», чтобы понять, что он в смятении.
– Э-э, Рэмо, что мне делать?
– Что бы ты сделал, если бы плакала мама или маленький я? Тебя бы это смутило?
– Нет, привык. Я бы вас обнял и попробовал утешить, рассмешить, не знаю.
– Чем я сейчас отличаюсь?
Видимо, многим. Отец неуклюже меня обнимает. Считает, что взрослые мужики не плачут или что-то в этом духе? Он никогда не плачет. Говорит, что не умеет. Я прячу лицо у него на груди и порчу дорогую рубашку от известного итальянского бренда. Извиняюсь. Рыдаю ещё сильнее. Снова извиняюсь. Он заверяет, что мои слёзы и сопли не самая ужасная жидкость из всех, что побывали у него на рубашке.
Ещё там побывали мозги Дарио ди Камайори, на отца стошнило мою беременную маму, ну и про отходы моей младенческой жизнедеятельности тоже забывать не стоит. Обо всём этом он непринуждённо рассказывает, пока я давлюсь смехом и рыданиями. Умеет утешить.
– Я скучал по тебе, отец.
– Возможно, я по тебе тоже.
– Пойдём вместе извинимся перед Мэгги и ты сделаешь для меня сэндвич с арахисовым маслом и джемом. Ещё помнишь, как его делать? Cегодня я так нормально и не поел.
– Бедный голодный ребёнок. – О, эти неподражаемые нотки сарказма в отцовском голосе! – Конечно помню.
Прекрасная Джинни Лай
Midjourney V6 – картинки на обложке.
SimmerVlogs – за Bayside Bliss.
Я буду держать кулачки. Мне все хочется сказать, что она подрастет и может изменит отношение к жизни. А ведь ей не 20 лет. А может ей еще встретиться человек, который даст сильный толчок к пересмотру многих вещей. Но я буду наблюдать, как сюжет будет развиваться)
Как так у Нормана получается столько девушек водить вокруг себя? или почему девушки любят таких парней?) не знаю, какой вопрос здесь подходит. Но я счастлива, что он смотрит на Лексу более серьезно. Потому что она мне нравится со своей жесткостью и милыми вещами.
Если честно я Камиллу немного побаиваюсь. И когда Норман соглашался на их встречи, я прям ждала какого-то подвоха. Не знаю скандала ли или раскрытия секрета, а может шантажа. В моей голове прям крутилась тревога. Камилла же еще сыграет свою роль?
Я прям ждала, что он скажет про свою жену. Его чувства к Веро просто нереальные и в голове не укладывается другая женщина рядом с ним. Хоть и очень хочется, чтобы он нашел себе возлюбленную и обрел хоть какой-то покой.
Немного поиграю в адвоката дьявола. Нормана сбил с праведного пути неудачный опыт с Раф. Я верю нашему мальчику, когда он заявляет, что женился бы на Рафаэлле, завёл детишек и хранил вечную верность. Не думаю, что он стал бы куда-то бегать, а, возможно, бы даже отказался от мысли расследовать смерть матери. То есть жил бы спокойной и счастливой жизнью вдали от конторы. Но с Раф ничего не вышло. Норман разочаровался в концепции настоящей любви и пустился во все тяжкие. Опять же замечу, что все девушки, кроме Сид, в курсе, что у них не эксклюзивные отношения. К чести Нормана, он никого особо не обманывает. Ну, он так думает. С Сид всё-таки не очень хорошо получилось. Их последний диалог – один из моих самых любимых. Два человека с совершенно противоположными взглядами на жизнь и отношения.
Ещё про Нормана. Он эмоциональный, горячий и влюбчивый. Похож на свою маму. Ту тоже вечно штормило и бросало из одной крайности в другую.
Если честно я Камиллу немного побаиваюсь. И когда Норман соглашался на их встречи, я прям ждала какого-то подвоха. Не знаю скандала ли или раскрытия секрета, а может шантажа. В моей голове прям крутилась тревога. Камилла же еще сыграет свою роль?
О, да-да-да. Тысячу раз да. Ты очень тонко считала мой замысел. С Камиллой действительно всё не так просто. У неё своя игра. Не очень сложная и изощрённая, но всё же. Кэмми мы ещё обязательно увидим и узнаем, что она задумала.
Вот он я посреди привычного ночного кошмара. Он снится мне последние двадцать лет. Это даже не кошмар, а воспоминание. Кошмарное воспоминание, которое перевернуло всю мою жизнь. Моё роковое число не тринадцать, а десять. Столько мне исполнилось незадолго до того, как пропала мама.
И вот тот самый день. Я дома с отцом. Утром ма объявила, что уходит рисовать на пляж на весь день. Для нас с па это отличный повод провести время вдвоём и наладить отношения – так она сказала и хитро подмигула. Заранее всё продумала, ага.
В последнее время отношения с отцом не очень. Я злюсь на па за безразличие и холодность. Его раздражают мои эмоции. Мы часто скандалим, то есть я скандалю, а он молчит и смотрит с разочарованием. Или говорит что-то вроде: «Рэмо, не закатывай истерику». Объясняет мне, что я взрослый и должен доносить свои мысли спокойным тоном, а не криками. От этого я бешусь ещё сильнее. Почему он просто не обнимет и не успокоит меня, как мама?
Мама терпит, когда я воплю ругательства. Гладит по волосам, шепчет мне на ухо ласковые слова, потом заваривает вкусный чай и просит рассказать, что меня расстроило. Отец закатывает глаза, говорит, что мне нужно научиться контролировать эмоции, стоит из себя самого умного. Я и сам знаю, что мне делать.
С утра, после ухода мамы, мы снова скандалим. У меня не получается открыть банку «Нутеллы». Руками, ножом, зубами. У-у-у! Со злости я швыряю её через всю кухню. В полёте злосчастная банка наконец открывается и заплёвывает содержимым стены и пол. На шум приходит отец. Хмыкает. Ржёт. Говорит, что fontana di cioccolato* не так работает. У-у-у! А-а-а! Как же он бесит!
* – шоколадный фонтан
– Рэмо, почему ты всё время на меня орёшь? – интересуется отец, набирая номер Мэгги. – Да, Мэгз, привет. У нас шоколадная катастрофа на кухне. Я буду признателен, если ты возьмёшь на себя устранение последствий. Grazie, с меня внеочередная премия. И не говори Веро, что мы сами не справились.
– Потому что ты не понимаешь! – я подпрыгиваю и пытаюсь отобрать телефон. – Не надо звать Мэгги, я сам. Сам, слышишь?
– Не понимаю что?
– Меня!
– Так объясни. Che cosa è successo alla tua capacità di parlare?* Я быстрее пойму, если ты прямо скажешь, что тебя беспокоит. Я помог бы тебе открыть банку. Без проблем, Рэмо. Волшебная фраза «Отец, помоги открыть банку» работает, серьёзно.
* – Что случилось с твоей способностью говорить?
– Мама бы меня пожалела! Она говорит, что нормально испытывать негативные эмоции.
– Тебе нужно, чтобы мама пришла и пожалела тебя из-за того, что ты не смог открыть банку «Нутеллы»? – звучит и правда по-дурацки, когда он озвучивает это вслух. – Ну нет, я и так таскаю тебя на руках и жалею, когда у тебя болит живот. Чем мой способ решения проблемы тебе не нравится? Я не ругаю, дерьмо случается. Не припомню, чтобы я вообще когда-либо тебя ругал… Придёт Мэгги, и всё исправит. Вроде нормально, нет? Я стараюсь, Рэмо, чертовски стараюсь, но не понимаю, что ты от меня хочешь.
– Чтобы ты меня поддержал, а не насмехался.
– Не насмехаюсь, просто смеюсь. Я прихожу на кухню, а в ней астрологи объявили неделю шоколадных дождей, как в той твоей игре. Почему «Нутелла» вдруг стала такой жидкой?
– Погрел в микроволновке. Так вкуснее, пап.
– О, ясно. Хотя бы ты снова не взрываешь в ней яйца.
– Они смешно лопались. Па, а если Мэгги придёт и всё уберёт, можно повзрывать яйца?
– Bene, давай что-нибудь повзрываем. Может, ты выместишь злость на случайных объектах и успокоишься?
Мы последовательно помещаем в микроволновку яйца, виноград, перец чили, помидор, кусок мыла, лайм, фольгу, CD-диск. Я бегаю по дому и ищу новые интересные объекты, записываю результаты «опытов» в блокнот.
Отец не думает о том, что наши занятия опасны и могут плохо закончиться. Отбирает только самое опасное, типа лампочек. Делится с мамой отснятыми фото и видео.
Ей понравилось, что фольга мерцает, как дискотечный шар. Мы включаем стрёмный синти-поп из восьмидесятых. Я показываю свои лучшие танцевальные движения. Я – робот. Па тоже присоединяется. Вообще-то это он научил меня танцевать. Па не такой тухлый, как отцы моих одноклассников. Он дурачится со мной и ма. Говорит, что нет ничего страшного в том, чтобы казаться глупым.
Звонит слегка обеспокоенная ма и спрашивает, не взорвём ли мы дом и самих себя. Па отвечает, что, наверное, нет. Ключевое слово – «наверное». Они договориваются, что па закажет новую микроволновку, а эту выкинем. Ма больше не хочет греть в ней еду. После всего того, что побывало в многострадальной чудо-печке.
Приходит Мэгги. Прогоняет нас с кухни. Следующие несколько часов мы с отцом слушаем музыку, залипаем в семейное древо Борацца и альбомы по истории искусства, обсуждаем новые книги и фильмы. Он учит меня играть вступление к «Богемской рапсодии». Потом рассказывает про Фредди. Интересно и без купюр, а не как наша училка музыки.
Па и ма не боятся говорить со мной на сложные темы. Они никогда не заливали, что детей находят в капусте. Я бы не поверил в такой бред, но некоторые мои одноклассники верят. Я им рассказал, как всё на самом деле происходит. После этого па и ма попросили прийти в школу и поговорить с директором. Предки вернулись задумчивые. Долго совещались. В итоге попросили предупреждать их в следующий раз, когда я решу «развеять чужие заблуждения». Чтобы заранее готовились.
Только к вечеру я спохватываюсь и вспоминаю про проект для школьной ярмарки. Мне нужно смастерить вулкан, который делает бум и пщщщ-щ. Мэгги уже ушла и ничем нам не поможет. Отец обречённо закатывает глаза. Идёт разыскивать уксус, соду и красители по кухонным шкафчикам. Просит написать маме и спросить, из чего делать гору. Пишу, но ма не отвечает. «Наверное, снова увлеклась рисованием и не проверяет телефон», – думаю я.
Но мы и сами справляемся. Я мастерю основу из кусков пластиковой бутылки и папье-маше. Крашу в серо-буро-коричневый, добавляю декорации в виде травки и домиков. Отец говорит, что мои домики зальёт «раскалённой лавой», что только идиоты станут селиться так близко к действующему вулкану. У-у-у!
Мы обсуждаем температуру кипящей лавы, химические процессы внутри вулкана и магматические горные породы. Я не всё понимаю, но мне нравится слушать, как отец увлечённо что-то рассказывает. Ему не всегда со мной интересно. С мамой он проводит больше времени. Он её обожает.
– Рэмо, а когда мама в последний раз выходила на связь? – мы отправили кучу фоток процесса, но в ответ так ничего и не получили. – Полчаса назад? Час?
– Non so, papà.* У всех последних сообщений только одна галочка. Ма так увлеклась рисованием, что забыла про нас?
– Хороший вопрос. Давай позвоним и напомним, что неё есть муж, сын и вулкан, которым нужно восхищаться. Срочно. Потому что я подобрал лучшую пропорцию для «пщщщ-щ».
Он набирает мамин номер, но вместо неё отвечает голос тётеньки-робота. Абонент не абонент. Мама в своём репертуаре.
– М-м, я ведь положил ей в сумку пауэрбанк, – отец откладывает в сторону пачку соды и мерный стаканчик. – Чёрт, Веро, обещала же следить за уровнем зарядки.
– Ма вечно улетает в своё творчество и не смотрит на часы, – я присоединяюсь к его негодованию. – А потом такая: «Ой, мальчики, я не думала, что уже так поздно. Сколько раз вы звонили? Десять?! Не, я ничего не слышала». Пф-ф!
* – Не знаю, пап.
– Ладно, пойдём прогуляемся и сами её поищем. Оставим записку на случай, если разминёмся.
Я пишу:
«Ма! Мы ушли тебя встречать. Когда вернёмся, покажем вулкан. Он крутой!
P.S. Больше не забывай заряжать телефон.»
Внизу рисую динозавра со смешными маленькими лапками. Креплю записку на холодильник. Ругаюсь с отцом из-за того, что не хочу надевать кофту. Никаких дурных предчувствий. Отец расслабленный и спокойный. У нас ни единой мысли о том, что мамы уже нет.
Мы идём на ближайший пляж. На нём только собачники на вечерней прогулке и орущие чайки. На дальнем – та же картина. На всякий случай проверяем парк и пару любимых маминых мест поблизости. Отец пожимает плечами. Возвращаемся домой, но там всё по-прежнему. Прикрепленная к холодильнику записка, недоделанный вулкан и никакой мамы.
Я вопросительно смотрю на отца.
– Э-э, не знаю, Рэмо, – он уже не такой расслабленный и спокойный. – Подожди маму дома, а я ещё раз загляну на пляж и в её любимую булочную.
Через полчаса возвращается без мамы. Смотрит на меня с надеждой. Я качаю головой.
– Где она, пап?
– Я не знаю, Рэмо, – снова эта нетипичная растерянность в его голосе. – Может, решила заглянуть к миссис Линкс?
Отец обзванивает ближайших соседей. Кто-то видел маму с утра и днём, но не в последние несколько часов. Миссис Линкс даёт контакты других соседей, баристы из кафешки, продавца из булочной, владельца ресторанчика на пристани… Отец планомерно всех обзванивает, кого-то будит, добывает новые и новые номера и всё больше мрачнеет. Он груб и настойчив, торопит медленных людей. К концу списка у па так сильно дрожат пальцы, что он едва попадает в кнопки на телефоне.
Параллельно тётя Дэль связывается с родственниками. Вдруг ма махнула в Дель-Соль к тёте Аркадии и дяде Элиджио? Она вполне могла такое отмочить и не предупредить.
– Я не знаю, Рэмо, – повторяет отец, когда у него заканчиваются варианты. – Я… Мне нужно сделать несколько нехороших звонков. В больницы и в полицию, понимаешь? Очень плохих звонков. Ты уверен, что хочешь остаться?
Я остаюсь сидеть на диване. У меня замёрзли босые ноги. За последние полчаса я почти не двигался. Скрещенные пальцы затекли. Мама всегда говорила, что это на удачу.
На часах почти полночь.
В государственные и частные больницы не привозили никого, похожего на маму. Отец обзвонил их все, раз за разом повторяя её приметы – рост, вес, цвет глаз и волос, расположение родинок и шрамов. Он даже одежду запомнил, очень подробно, но это не помогает.
Дежурный офицер в участке Бри-Бэй посылает отца. Предлагает звонить через пару дней, когда мы убедимся, что ма не загуляла с другим мужчиной или плохой компанией. Па белеет от ярости, но смотрит на меня и вежливо прощается. Так вежливо, что явно хочет кого-то убить.
Полиция к нам всё-таки приедет, полиция штата. Отец дёрнул за все доступные ниточки, разбудил посреди ночи важных людей. Я сижу и думаю, что маме сильно влетит за её фокусы, когда она заявится домой под утро и расскажет, как ушла пешком в соседний город. Чтобы зарисовать красивый замок или что-то в таком духе.
– Я не могу сейчас нормально за тобой присматривать, мне нужно найти твою мать, – отец вспоминает про меня. – Я отнесу тебя в твою комнату. Скоро приедет Мэгги и посидит у кровати, пока ты засыпаешь. Не доставляй проблем, ладно? Пожалуйста, Рэмо.
Я решаю не спорить. Лечь спать и правда хорошее решение. Утром я проснусь, а мамина рука будет гладить меня по волосам. Ма расскажет охренительную историю о своих ночных приключениях. Я на неё поругаюсь, но потом прощу. Так я думаю и позволяю отцу и тяжелеющим векам перенести меня в новый день.
***
Я просыпаюсь. Один. У моей кровати никто не сидит, даже Мэгги. Сбрасываю на пол одеяло и несусь вниз. С кухни доносятся голоса. Женский не очень похож на мамин, но я убеждаю себя, что это она. Я чемпион самообмана.
– Мама! – кричу я и врываюсь на кухню. – Ма!
На кухне отец, Мэгги, дядька в полицейской форме и тётя из благотворительной организации, которая координирует волонтёров. Спрашиваю, где мама. Взрослые переглядываются между собой.
– Мы ищем твою маму, – говорит полицейский. – Ты Рэмо, да? Мама не говорила, что собирается куда-то уехать? Может, к подруге или к другу? У мамы был друг, кроме твоего папы?
– Я уже всё вам рассказал, – раздражённо перебивает отец. – Оставьте моего сына в покое. Задавайте вопросы мне. Делайте свою чёртову работу, найдите мою жену. У неё не было любовника.
– Синьор Энцо, – Мэгги обеспокоенно смотрит на отца, – вам тоже нужно прилечь и отдохнуть.
– Я отдохну, когда найду свою жену. Только тогда, Мэгги.
***
Мамы нет уже третий день, а отца я почти не вижу. Он прочёсывает леса, заброшенные здания и свалки с полицейскими и волонтёрскими отрядами. Ходят растянутой шеренгой и зовут маму, я видел такое в сериалах про полицию.
Приехали тётя Дэль и дядя Лино. Последнего я зову дядей Дино потому, что он большой, добрый и не очень умный, как травоядный динозавр. Дядя и тётя следят, чтобы отец не забывал есть и спать, но он всё равно забывает.
Па не может заснуть без снотворного. Пьёт много крепкого кофе и энергетиков, к которым в жизни не притрагивался. Он то очень бодрый, то залипает посреди разговора и смотрит в одну точку. Кажется, отец что-то ещё принимает, кроме снотворного. Я знаю, что такое наркотики. Он сам мне рассказал.
Мне разрешили не ходить в школу. Когда мы с Мэгги гуляем по городу, люди шепчутся. Спрашивают, не тот ли я мальчик, у которого пропала мама. Мэгги сразу меня уводит, но уши-то у меня есть.
Я не хочу быть мальчиком, у которого пропала мама. Хочу быть мальчиком, у которого она нашлась.
***
На четвёртый день ко мне подходит отец и говорит, что полиция собирается привлечь водолазов. Они больше не ищут живую маму, они ищут её тело. Па хочет быть со мной откровенным, но я убегаю в свои фантазии и мне не больно. Я верю, что мама жива и скоро вернётся.
Нас обоих несколько раз допрашивала полиция. Меня – в присутствии тёти Дэль и детского психолога. Спрашивали, не уходил ли отец в течение дня. Не было ли у мамы «другого дяди», к которому она хотела сбежать. Не обижал ли её мой па.
Я не тупой. Сразу понял, какая у полиции версия. Тётя Дэль тоже поняла и жутко разозлилась. Сказала, что копы должны искать мою маму, а не подозревать моего отца. Детектив смутился и попросил прощения. Сказал, что работа такая.
На пятый день мне удаётся подслушать и подсмотреть разговор отца и второго детектива. Они что-то принесли в пластиковом пакете для улик – сумку мамы. Мелкий воришка нашёл её на пляже в тот самый день. Собирался продать всё ценное, но передумал, когда увидел объявление о пропаже человека. Па пообещал огромную награду за любую информацию о маме.
Отец не знает, что было у мамы в сумке, он не заглядывал. Кажется, всё на месте: альбом для рисования, карандаши, маленький набор акварели, телефон, пауэрбанк, его любимые лимонные леденцы, мой игрушечный динозавр, ключи от дома, очки от солнца, какие-то мелочи. Что-то пропало? Кажется, нет. Па не уверен, никогда не обшаривал сумку ма.
Полиция анализирует наброски мамы, проверяет её телефон, пытается отследить перемещения по городу. Приходят к выводу, что после обеда ма не покидала уединённый дальний пляж. Пришла туда, рисовала, болтала с рыбаками, писала и звонила нам, а потом что?
***
На шестой день ко мне снова приходит па. Сажает на кровать, а сам располагается на полу на уровне моих глаз. Ему кто-то подсказал, как нужно правильно общаться с детьми? Подозреваю тётю Дэль.
– Сегодня утром я ездил в морг на опознание, – говорит отец, пялясь в одну точку за моей спиной. – Морг – это такое место, где хранят останки умерших людей до того, как их отдадут близким.
– Трупы?
– Да, Рэмо, трупы.
– В чём хранят?
– Э-э, в таких железных ящиках. Они подумали, что у них может быть твоя мама. На берег вынесло тело, нашёл какой-то бегун.
– Но у них не может быть мамы, – в этом я полностью уверен. – В железном ящике! Ты сказал им, пап? Сказал же? Что за бред?
– Рэмо, послушай, я не хочу тебе лгать. Потом будет только больнее. У них была твоя мама. Она… произошёл несчастный случай. Твоей мамы больше нет. Умерла. Утонула. Вот. Всё. Я это сказал.
– Нет-нет-нет, па! Ты что-то неправильно понял, перепутал маму с кем-то другим. Миссис Линкс говорит, что Смотрящий не забирает хороших людей.
– Миссис Линкс – дура, а Смотрящего не существует. Если бы он существовал, никогда бы такого не допустил.
– Пап, я сам хочу её увидеть. Ты точно ошибся! Я посмотрю и скажу, что ты ошибся.
– Нет, нельзя. Мама плохо выглядит. Она долго пробыла в воде. Прости, Рэмо, ты её больше не увидишь. И я тоже. Теперь только мы с тобой.
– И что нам делать? – я всё ещё не осознаю.
– Я не знаю. Попробую принять снотворное и, надеюсь, оно меня вырубит. Потом я проснусь и сделаю всё необходимое. Нам нужно её похоронить, да? Выбрать гроб… Я ничего не смыслю в выборе гробов, а ты? Какой бы ей понравился?
– Энцо, что ты такое несёшь?! Ты предлагаешь своему сыну выбрать гроб для матери?
В дверях стоит тётя Аделина с глазами по две круглые луны. Она поднимает отца с пола, как беспомощного котёнка. Он даже не сопротивляется. Смотрит всё в ту же точку за моей спиной. Да что он там увидел? У него глюки от того, что он принимает?
– Да, кажется так. Я не совсем запомнил, что я сказал. Что именно я сказал, Рэмо?
– Так, пойдём со мной, – Дэль берёт отца за руку и увлекает за собой. – Рэмо, милый, я сейчас помогу Лоренцо найти его мозги, а потом мы с тобой поговорим. Ты можешь задать любые вопросы. Ничего, если ты заплачешь или сильно разозлишься. Мы с этим справимся. Все вместе. Ты не останешься один.
Вопросы?
У меня только один вопрос – где моя мама? Моя настоящая мама, а не та, что в ящике.
По техническим причинам у меня не получилось выложить обе части главы одновременно, но я надеюсь, что скоро смогу дособирать и вторую часть. А пока небольшой спойлер:
бедокурил Норман знатно в детстве)))
И взорвавшиеся яйца в микроволновки - очень страшно. Однажды они довели меня до паники)))
Энцо был чудесным отцом. Читаю главы о прошлом, об общении и отношении и прям улыбаюсь. И я понимаю, когда всё пошло не так. И мне очень и очень жаль эту семью. А после первых глав я к Энцо относилась скорее отрицательно. И чем больше читаю, тем больше понимаю, что впечатление было неверное.
Этой главой ты заставила меня очень сильно загрустить прям по сердечку проехалась.
А мы готовили яичницу в микроволновке, и это было дюже вкусно! Но я понимаю Веронику, которая собиралась заменить микроволновку, после того как в ней грели
Муж как-то засунул погреть зачерствевшие глазированные пряники. Лучше не повторяйте этот опыт ))
Собственно, всё, что в кожуре, и жидкое внутри, может начать взрываться, поскольку микроволны нагревают фактически воду в продуктах. А что происходит с дисками и фольгой - я не представляю. Крышка для нагревания в микроволновке - великая вещь!
Отходя от микроволновок в полосу прибоя, Magick, ты эту главу писала с перерывами на смыть с лица потоки слёз?
Я пока не рискну перечитывать - ту мач горя в ней. Но именно теперь стало понятно, почему Норман уверен, что это не просто смерть, а убийство. И не самоубийство. Нет, я могу допустить, что Веро накрывает порой цунами самоуничижения, но при крепкой счастливой семье она не пошла бы топиться хотя бы ради близких.
Конечно, в голову закрадываются совершенно разные мысли о том, кому понадобилось убивать Океану в океане. И знаешь, пока я подозреваю одного хорошо нам знакомого персонажа, речи которого я так любила в Спарклах. Ррр
Конечно, в голову закрадываются совершенно разные мысли о том, кому понадобилось убивать Океану в океане. И знаешь, пока я подозреваю одного хорошо нам знакомого персонажа, речи которого я так любила в Спарклах. Ррр
Н-н-но... был же вампир, который по сюжету первого поколения Спарклов гонялся за дамами их рода. От него мама Оки-Веро сбежала, но он её в конце жизни убил. От него сбежала Оки-Веро как раз, это и была мотивация менять имя и город. И по логике ограничений династии было понятно, чем закончится поколение. Что он убьёт Оки. Я даже помню как его звали, этого вампира. Гарри или Гаррис. Или что-то такое. Так что я пришла как адвокат персонажа с речами.
Magick, я буду крайне локанична.
Меня прям особенно порадовала комбинация причёски Оки-Веро блондинка с розовыми прядями. Прикольно смотрится, как бы сочетание Вероники (она ж была блондиночка) и Океаны (с любовью к цветным волосам). Пока больше ничего не скажу, я обрабатываю данные.
А, ещё одно. Наверное, просьба. Или предложение читательское. Мне сложно разглядывать четыре скрина в одном. Они очень красивые и за что их четыре в один. Я часто останавливаюсь, приближаю (неудобно, особенно с телефона), копаюсь, чтобы рассмотреть детали каждого скрина. Иногда забиваю, слишком много канители приближать, и тогда скрины пролетают мимо меня, потому что видно так в общих чертах что там. А там же детали, видно, что каждый скрин - шедевр. То, что их четыре в одном делает мне трудно. Я уважаю авторский вкус и, вероятнее всего, у тебя есть причина так компоновать. Я как читатель хочу сказать, что мне по восприятию куда легче воспринимать текст-скрин. Чем чаще скрины, чем больше картинок разбавляет текст, тем легче и воздушнее читается материал. Твой текст читается легко и непринуждённо в любых объёмах, и прям потребности разбавлять картинками у меня нет. Это запрос не про потребность разбавить текст, чтобы легче читался, такой потребности у меня нет, и так шикарно читается. Это просто приятный бонус был бы. У меня запрос - больше эфирного времени (точнее, места) отдельно каждому скрину, они же шикарные.
iveta
Большое спасибо, что делишься своим мнением. Классное чувство, когда ты что-то написала, а это откликается у читателей. Очень согревает и вдохновляет.
Он был таким во многом с помощью жены. Оки-Веро работала своеобразным мостиком между Энцо и сыном, клеем, который склеивал семью воедино. С чувствами и пониманием чувств у Энцо всё-таки напряг. Он совсем не понимает своего эмоционального сына. Возможно, Ариона со мной не согласится, но я думаю, что у Нормана на ведущих ролях Эмоция. Думаю, он что-то типа ЭЛВФ. А папаня работает через Логику потому, что Эмоция у него в урезанном виде. Без Оки-Веро эта парочка плохо умеет контактировать между собой. Может успешно годами не общаться, но когда кто-то начинает идти навстречу, второй тоже идёт. Я попыталась продемонстрировать это в последних главах, где взрослый Норман мирится с отцом, а мелкий осознаёт, что папаня делает для него всякие вещи.
Я бы сказала, что Энцо не плохой и не хороший. Непростой человек со своими демонами, но няша с женой.
Мне нравится показывать одних и тех же персонажей глазами разных других героев. В начальных главах мы видим Энцо глазами очень озлобленного Нормана, который недавно пережил травматическое событие (думаю, никто не верит в то, что Норман никого не убивал). Когда ГГ становится лучше, папаня тоже становится посимпатичней. Всплывают эпизоды из детства, в которых Энцо был – внезапно! – вполне нормальным и активным отцом. Под звёздочкой. При наличии живой жены.
Так, кто там у нас ещё высказывался?.. Я не совсем уверена, что получилось в главах Аделины. Мне кажется, она смотрит на братца относительно объективно, не сильно приукрашивая или сгущая краски. Рауль? Ну, понятно, что объективным он не будет. Энцо – вселенское зло. Раф? Раф нравится дядюшка, хотя у них свои тёрки. Скоро расскажу. Ронцо? Ронцо таки любит Энцо и посматривает на его выходки сквозь пальцы. Слегка обеляет.
Взгляд со стороны Оки-Веро был в династии, но там она ещё не знакома с настоящей версией Энцо. Взгляд такой, из серии: "Что за покемон такой? Очень интересно, но ни фига не понятно". Одно могу сказать – Оки было очень интересно пощупать приста-Энцо, она там с ним обнимается у постели почти что умирающего Рауля.
Это было непросто. Несмотря на то, что это не живые люди, мне безумно жаль Нормана, Оки-Веро и Энцо. Я осознаю, что это очень жестокий контраст. Счастливый семейный день с отцом перерастает для Нормана в настоящий кошмар, всё ломается и больше никогда не чинится. Но я всё же решила пойти по этому пути. Для меня было важно показать, что случилось, почему Норман стал таким, в какой момент всё рухнуло. С точки сюжета не самая обязательная глава. Все и так знают, что мама Нормана умерла. Но с точки зрения раскрытия героев – обязательная, хотя и крайне болезненная.
Нет, топиться точно бы не пошла, максимум бы сбежала. Я не припомню, чтобы у неё в принципе были суицидальные наклонности. В любой непонятной ситуации путь Оки-Веро – это побег, но точно не на тот свет.
Энцо в одной из глав рассказывал Раулю, что они с женой договорились, что она сбежит, если захочет. Так что у неё был вполне рабочий вариант отступления на случай, если семейная жизнь вконец задолбает. Но этого не потребовалось. Семейная жизнь была вполне неплохой, Норман не врал Раулю.
Какие интересные подозрения! Думаю, это был бы весьма неожиданный сюжетный поворот. Но но но при таком повороте я не совсем могу понять мотивацию Рауля. Запоздалая месть?
Ariona
Спасибо за комментарий. Я всегда рада видеть от тебя отзывы в любой форме, лаконичной или не очень, по сюжету или по оформлению, вообще в любой. Я себя не вижу со стороны, поэтому всегда рада, когда мне рассказывают, что удалось, а что не очень. Особенно когда "не очень" можно легко исправить.
Меня прям особенно порадовала комбинация причёски Оки-Веро блондинка с розовыми прядями. Прикольно смотрится, как бы сочетание Вероники (она ж была блондиночка) и Океаны (с любовью к цветным волосам).
Да-да-да, именно такой посыл в новом стиле Оки-Веро, компромисс между двумя частями личности, гармония в отношениях с собой. Но Рауль этого не оценил. Куда делась его любимая Оки? Что это за новая странная женщина? Без татуировок!
Ты меня напрямую не спрашивала, но я всё равно расскажу, какая тут логика. )) У меня довольно простая причина так делать – я не считаю эти скрины достаточно интересными, чтобы показывать их по одиночке. Обычно это скрины с окружающей средой, погодой-природой, домашней обстановкой и предметами быта. Иногда с какими-нибудь одинаковыми действиями, вроде романтики между героями. Я могу 100500 таких нашлёпать, вообще легко.
Мне хочется показать, что окружают героев, но такие скрины: а) по одиночке кажутся скучноватыми и б) плохо вписываются в текст. Когда герои говорят, я считаю не совсем правильным показывать стол с едой вместо героев. Но стол я тоже хочу показать. Крупным планом! Поэтому я делаю свои "четверняшки". Я называю такие скриншоты "атмосферными". Это такая забота о читателе, да. Чтобы не было скучно.
Спасибо, что рассказала, что со стороны читателя это смотрится совсем по-другому. Мне очень важно такое знать. Я прислушалась и постараюсь в следующих главах сделать более "читабельные" скрины. К сожалению, в этой будет некоторое количество "четвертушек", которые я сделала до твоего комментария. Но их можно будет рассмотреть поближе.
Просыпаюсь от собственного крика. Я остался ночевать в своей старой комнате и забыл закрыть окно. Гремит гром, сверкают молнии, хлопают оконные створки. На полу собралась знатная лужа. Должно быть, отец снова злоупотребляет снотворным, иначе бы прибежал на шум. Просто неисправимый идиот.
Может, стрельнуть у него пару таблеток? Чёрт, нет. Мне это не нужно.
Шарю по тумбочке в поисках телефона. Зачем-то звоню Лексе. Захлопываю окно, и становится слишком тихо. Я по-прежнему слышу и дождь, и гром, и воющий ветер, но теперь они отрезаны от меня стеклянной преградой.
– Норман, что случилось? – Содерберг отвечает после пары гудков, встревоженная и сонная. – Ты в порядке?
– Я… да… нет… не знаю… – мой охрипший от крика голос странно звучит во внезапно наступившей тишине. – Я не знаю, зачем позвонил. Забудь.
– Я сейчас приеду. Где ты?
Сорвётся посреди ночи и приедет ко мне? Я могу быть на задании, могу быть где угодно, а она просто приедет?
– Дома. Типа того.
– Ещё один выходной? – У меня нет сил объяснять, поэтому соглашаюсь. – Ладно, диктуй адрес. Хм, Бри-Бэй? Не ближний свет. Буду у тебя к утру. Придётся взять такси, моя тачка в ремонте.
На этом Лекса отключается. Я не верю, что она на самом деле приедет, поэтому ползу обратно под одеяло. Накрываю голову подушкой и проваливаюсь в липкую темноту. На этот раз она мой друг.
Утром в дверь стучит Рафаэль и учтиво сообщает, что внизу меня ждёт настойчивая синьорина. Отказывается заходить в дом. Он сделал всё, что мог, но синьорина его послала по известному всем маршруту. Думает, что ошиблась адресом, или что её разыграли.
– Я предложил принести зонт, – сокрушается Рафаэль, – но она снова отказалась. Думаю, вам лучше побыстрее одеться и спуститься вниз, синьор Рэмо. Пока она окончательно не замёрзла и не простудилась. Синьор Энцо не оценит, если у нас на крыльце окоченеет человек.
– Ошибаешься, он обратит это себе на пользу. Откроет музей окоченевших фигур. Но мне и правда лучше поторопиться… Чёрт, куда делась моя вчерашняя одежда? Я же не могу пойти к ней в трусах. Это как-то не очень, правда?
– Да, синьор, не очень. Думаю, Мэгги решила постирать вашу одежду. Вам помочь подобрать что-то из старого гардероба?
– Это не слишком странное поручение?
– Нет, синьор. Вполне привычная задача. Я иногда сидел с вами в детстве и одевал на прогулки. Мне было лет двенадцать, а вам года три-четыре. Вы ненавидели шапки и панамки и очень бурно возмущались.
– Ага, ты ещё вспомни, как подгузники мне менял.
***
– Морри заливал, что ты живёшь в маленькой квартирке, – Содерберг недобро смотрит из-под нахмуренных бровей, – а тут целый, мать его, особняк! С долбаным дворецким в комплекте! И перед ним я в старой футболке и без косметики. Спасибо, Эррингтон.
– Рафаэль не дворецкий, а секретарь и практически член семьи. Присматривает за мой, как за младшим братом. Ну а ты… Выглядишь потрясающе, как и всегда.
– Да хоть твой личный подтиратель задницы! Почему не предупредил, что у тебя такой дом? C «Роллс-Ройсом» в гараже!
Содерберг отпихивает меня и залетает внутрь, даже не успеваю по-нормальному пригласить. Крутит головой по сторонам, хмурится, переминается с ноги на ногу. До меня доходит, что она сильно смущена.
– Это дом моего отца. «Роллс-Ройс» тоже его, но можем взять покататься. Он не против. Все его игрушки – мои игрушки.
– Стоп-стоп. В доме твоего отца есть твой отец?
– Да, Содерберг, прямо у тебя за спиной.
Лекса оборачивается с явным предчувствием, что это шутка, но там и правда мой отец. В банном халате, с чашкой кофе и сига... ретой? Присматриваюсь получше. Фух, это действительно сигарета. Я совсем забыл о его привычке слоняться по утрам в таком виде. Обычно за отцом бегает Рафаэль с ежедневником, зачитывает расписание и записывает поручения на день. Мы с Содерберг сломали их привычный распорядок дня.
– Э-э, доброе утро, – здоровается родитель. – Отличная погодка, да? Che spettacolo mattutino è questo, Remo? Ora inviti ragazze a guardare il mio accappatoio da bagno? Inizierò a vendere i biglietti.*
– Non pensavo che lei verrebbe davvero, scusami,** – я сто лет не говорил на итальянском, но перехожу на него так же естественно, как и двадцать лет назад.
* – Что за утренний аттракцион, Рэмо? Ты теперь приглашаешь девушек полюбоваться на мой банный халат? Я начну продавать билеты.
** – Я не думал, что она действительно приедет, прости.
– Халат что надо, – хмыкает Лекса. – Мой бывший был наполовину итальянцем. Говорю плохо, но, о ужас, я вас понимаю. Решила, что вам надо знать, пока не начали обсуждать что-то неловкое.
– О, весьма интересно. Я Лоренцо, – отец представляется и протягивает руку. – М-м, крепкое рукопожатие…
– Ой, перестаралась, да? Я Лекса, можно на «ты».
– Всё в порядке. Можем подтянуть твой итальянский, если станешь почаще заглядывать на семейные завтраки. Я не против вашей компании, Рэмо. Никто из семьи не против.
– Рэмо – это я, – в ответ на моё признание Содерберг удивлённо поднимает брови. – Одно из моих имён. Долгая история, потом расскажу.
– Зачем ты вообще меня позвал, Рэмо?
– Мне приснился кошмар, но обсуждать его с вами двумя как-то стрёмно. Я уже лучше себя чувствую. Может, просто кофе попьём?
***
Отец сбегает наверх под вполне реальным предлогом – ему нужно переодеться. Я провожаю Лексу в большую столовую и параллельно рассказываю про смену имени, отца, Рафаэля, Мэгги, «итальянскую» семейку и всех важных людей в моей жизни. Моя спутница подозрительно задумчива и молчалива, что совсем не в духе Содерберг.
– Я рад, что ты приехала, – делаю не самое очевидное признание. – Извини за всю эту сцену, с отцом и с итальянским. Я правда очень-очень рад тебя видеть, даже если так не кажется.
– Я думала, тебе совсем плохо и одиноко, – тихо говорит Лекса и прижимается ко мне. – Не пугай меня так больше.
Мне достаётся самый нежный поцелуй за всю историю наших с ней отношений. Это так странно, интимно и по-настоящему. И очень не вовремя. Нужно думать о работе, а не о… Я внезапно заливаюсь краской по самые уши, как тинейджер, которого поцеловала в щёку любимая школьная училка из ночных фантазий. Содерберг ненадолго отрывается от моих губ. У неё такой же смущённый вид и порозовевшие щёки. О чёрт, это взаимно! Моё сердце очень быстро колотится прямо у неё под рукой. Она не может не заметить.
– Ум-м, я правда могу иногда завтракать с твоей семьёй? – спрашивает Лекса. – Учить с ними итальянский? Сюрреализм какой-то.
– Конечно можешь. Семья только обрадуется новой жертве. Заболтают тебя до смерти на обоих языках, начнут душить заботой и расспросами про нас с тобой. В смысле не отец, а остальные. У меня есть совершенно чудовищные тётушки.
– Твой отец не станет душить меня заботой?
– Нет, скорее задушит сарказмом.
– Странно всё это, Норман. Ты и я… и твоя семья… Ты просто взял и познакомил меня с отцом, а тот пригласил влиться в семью. Я даже не знаю, во что я такое вливаюсь. Теперь мы это обсуждаем. Так, будто всё нормально и в порядке вещей.
– Ты сама мне говорила, что знакомиться с отцами не страшно.
– С моим отцом, Эррингтон! С моим полу-виртуальным отцом из телефона, которого в реальности редко кто видит. Иногда я думаю, что мой отец давно умер, а вместо него отвечает искусственный интеллект.
– Не вижу особой разницы между твоим и моим отцами.
– Твой вполне реальный и осязаемый. Ходит тут в своём халате и рекламирует бесплатные курсы итальянского с твоей семьёй.
– У-у, махровый извращенец! – я не выдерживаю и начинаю ржать. – Он вчера ещё Вандербург спугнул. Фрэнни меня подвезла и дала время пообщаться с отцом. В обед я должен вернуться обратно в Виллоу.
– Ты помирился со своим ревнивым боссом?
– Да, мы чуть друг с другом не переспали, но я устоял. Решил, что тебе нужно знать.
– Мой коронный вопрос – тебя поздравить или посочувствовать? – Лекса ехидно приподнимает бровь. – Зачем ты рассказываешь мне все эти вещи, Норман?
– Потому что я хочу быть с тобой и хочу быть откровенным. Ты мне очень нравишься, забыла?
– Ты портишь наш секс без обязательств своими сложными вещами.
– Я думал, ты храбрая, Содерберг. Ты прыгаешь по крышам, выбиваешь двери мизинчиком, вырубаешь парней, которые в два раза больше тебя. При этом боишься серьёзных отношений, боишься быть со мной мягкой?
– Ещё я боюсь, что ты сейчас что-нибудь предложишь…
– Только хотел, – я притягиваю Содерберг к себе и говорю с её макушкой. – Пойдём со мной на свадьбу дяди Салво, это кузен отца. Женится на подруге Рафаэллы, которая младше его лет на тридцать или даже больше. Будет весело, как на трешовом телешоу про семейные дрязги.
– Совсем с ума сошёл? В качестве кого я пойду?
– Не знаю, моей девушки. Отец уже тебя с ней перепутал, нужно закрепить результат. Только есть одна проблема…
– Ты потерял здравый смысл в этом большом доме и не можешь найти? Давай посмотрим под столом. Ау, здравый смысл Нормана, ты где-е?
– Здравый смысл я потерял давно и не ищу. Проблема в другом. До этого я уже пригласил Камиллу Уортингтон.
***
– Даже не думай, Рэмо, – предупреждает отец. – Я не пойду на свадьбу Салво с твоей бывшей подружкой. Мне хватает лучей осуждения, жгущих спину и автоматически отключающихся, когда поворачиваюсь лицом.
Мы завтракаем втроём, очень мило и по-семейному. Погода разгулялась. Мэгги предложила накрыть стол на улице. Кто от такого откажется. Столы Мэгги – это отдельный вид искусства: фотографируй и выкладывай в Симстаграм. Когда я ещё жил с отцом, одноклассники обожали забегать ко мне позавтракать.
Лекса намазывает толстый слой джема на румяный тост. Отец приканчивает третью кружку кофе без ничего. Хорошо хоть винишком не запивает. Я пытаюсь решить, что делать с Камиллой и её желанием интегрироваться в мою семью. В последний раз мы поговорили от силы минут десять. Мисс Уортингтон предположила, что перестала меня интересовать. Я не стал юлить и согласился. Договорились, что всё равно схожу с ней на свадьбу. Вдруг в моей семье найдутся более пригодные для использования экземпляры мужчин.
– Но я тоже не могу пойти сразу с двумя девушками, – я в глубокой задумчивости вожу ложкой по дну чашки, хотя там уже нечего размешивать. – Все решат, что я странный.
– Ты странный, – подтверждает отец, – но ты мой сын, и мне всё равно.
– Ты странный, Рэмо Норман, – присоединяется Содерберг, – но очень милый со своими двумя именами, двумя подружками и прочими проблемами галактического масштаба.
– То, что вы двое спелись, не решает проблему.
– Хочешь, чтобы я решил твою проблему? – в голосе синьора Энцо сквозит неприкрытая насмешка. – Я могу, примерно за минуту.
– Ну давай, покажи мне своё лучшее антипроблемное вуду.
– Сделай для меня кое-что, Лино, – ииии он звонит моему дяде. – No, non sono impazzito.* Ты мне должен. Младшая дочь Фрэнсиса Уортингтона Второго очень хочет попасть на свадьбу Салво, но мой сын решил в последний момент потоптаться на её гордости. Мы не хотим ссориться с Уортингтонами, так что честь сопровождать девушку выпадает тебе… Да, Рэмо во всём виноват, но отдуваться тебе… Да, такова жизнь, братик… Откуда я знаю, как она выглядит? Никогда не видел. Нет, мне самому не интересно. Удачи.
Отец прячет телефон в карман. Складывает руки на груди: «Смотри, Рэмо, я всё сделал, а ты не верил». Хочется стереть эту самодовольную ухмылку с его лица, но у меня на руках плохие карты.
– Жесть, – комментирую я. – Ты шантажом заставил дядю Лино пойти на свадьбу с незнакомой девушкой.
– Напомню, что минуту назад ты мне предлагал подобную альтернативу. Это совсем другое, да… М-м, только один вопрос не даёт мне покоя. Зачем младшей Уортингтон понадобилось приглашение на нашу вечеринку? У них в семье никто не женится?
* – Нет, я не спятил.
– Может, ей просто нравятся свадьбы? – Лекса аппетитно хрустит тостом, засыпая крошками себя и стол. – Мне нравятся. Можно поесть и выпить на халяву, потанцевать, познакомиться с новыми людьми. Куплю платье с вырезом до самого пупка. Расслабьтесь, просто шучу. Вообще я не знаю, что надеть. Есть какие-то инструкции?
– Попрошу сестру тебе помочь, – обещает отец. – Аделина обожает выбирать и придумывать наряды. У неё свои проверенные портные, любимые бутики с вечерними нарядами и всё тому подобное.
– Чёрт, мне нужен новый смокинг, – вспоминаю я. – Старый вряд ли на меня налезет. В последний раз я носил его на школьном выпускном.
– Рафаэль заказал смокинги для нас обоих. У Оскара, портного, нашлись твои мерки годичной давности. Выбери удобный день для примерки.
– Ты просто в ударе, отец.
– Не я. Рафаэль. Он всегда про всё помнит. Вы сами хотите выбрать подарок или…
– Можно задействовать волшебную кнопку «Помощь Рафаэля»? – Лекса стремительно адаптируется к новой реальности, в которой существуют люди, которые сделают всё за тебя. – Я подумала, что мне нужен свой личный Рафаэль. Где такого раздобыть, синьор Энцо?
– Мы познакомились, когда Рафаэль был ребёнком, сиротой в яковитском приюте. Он рос на моих глазах, стал единственным гостем на моей свадьбе, Рэмо рос уже на его глазах. Сейчас у Рафаэля собственные дети. Странно, не правда ли?
– Отец выращивал-выращивал себе секретаря и не понял, почему тот вырос, – хмыкаю я, но потом смотрю на часы и мрачнею. – Нужно вернуться в Виллоу. В ближайшее время, иначе Фрэнни мне голову откусит за злоупотребление её доверием.
– Сожалею, но меня тоже ждут дела, – сложно сказать, искренен сейчас отец или просто хочет сбежать. – Было приятно познакомиться, Лекса. Если никуда не торопишься, Рафаэль проведёт для тебя экскурсию по Бриндлтон-Бэй и подбросит до дома. Сегодня я могу обойтись без его помощи.
– Я никуда не тороплюсь, но… – Содерберг запинается и задумчиво хмурится. – Я вас, типа, не обременяю своим обществом?
– Меня – точно нет, я просто переложу всё на Рафаэля. Его можешь сама спросить, но вряд ли скажет правду. Слишком тактичный.
– Эй, не дистанцируйся! – вмешиваюсь я. – Ты можешь отменить дела и сам поводить Лексу по Бри-Бэй. Раз уж ты вернулся в мою жизнь, а она теперь часть моей жизни. Я хочу, чтобы у меня снова была семья, что-то вроде того.
– Верно, – легко и внезапно соглашается отец. – Если Лекса совсем никуда не торопится, могу позвать Дэль на ужин и прислать ужасные семейные фото. Твоя мать обожала их делать.
– Ой, не вспоминай. Я стеснялся приглашать школьных друзей домой как раз из-за ужасных семейных фоток на всех вертикальных поверхностях.
– Брось, Норман, семейные фотки – это классно, – не соглашается Лекса. – Я хочу посмотреть на маленького Нормана и познакомиться с его ма…
По нашим вытянувшимся лицам Содерберг понимает, что познакомиться с мамой не выйдет. Замолкает на полуслове и утыкается взглядом в тарелку.
– Простите. Я думала, вы просто в разводе.
– Всё нормально, – вряд ли всё действительно нормально, но отец неплохо притворяется, и я ему за это благодарен. – Я расскажу про мать Нормана во время нашей прогулки.
– Ты уверен? – подозреваю, что он переоценил свои силы. – Я могу сам рассказать.
– Я справлюсь. Ты прав, пора начать о ней говорить. Твоя мать не какое-то табу.
Лекса переводит взгляд с него на меня и обратно. Опасный момент. Я боюсь, что она начнёт сочувствовать, отвратительными шаблонными фразами, и разрушит ту хрупкую магию, которая зарождается между нами. Тогда я просто встану из-за стола, развернусь и уйду, и навсегда забуду Лексу Содерберг. Заведу себе по девушке на каждый день недели, кроме пятницы, когда буду беспробудно пить. Поступлю как распоследний урод, но получить порцию фальшивого сострадания от человека, который так мне нравится, – ужаснейшая из перспектив.
Мне так страшно, что я даже на неё не смотрю. Время идёт, а Лекса всё молчит. Краем глаза я замечаю, как ко мне тянется её рука. Просто раскрытая ладонь и ничего больше, никаких фальшивых слов, которые мне не нужны.
Пальцы застенчиво подрагивают. Ей тоже страшно, и это так искренне, что я просто рассыпаюсь, теряю всю свою броню и хочу провести с этой женщиной остаток жизни.
Не колеблясь вкладываю свою руку в её. Содерберг смотрит на отца, протягивает ему вторую руку и – о чёрт! – после секундных колебаний их пальцы тоже переплетаются. Отец с недоумением смотрит на собственную конечность. Лексе досталась та, что до сих пор носит обручальное кольцо. Она замечает, и сосредоточенно хмурится. Что-то подозрительное блестит в уголках её глаз.
Я ничего не понял, но это до странности прекрасно.
***
Отец оставил нас наедине под предлогом, в котором вымысла ещё больше, чем в дипломной работе кузины Рафаэллы. Лекса у меня руках, плачет. Плачет из-за моей мамы, из-за того, что увидела у отца на пальце обручальное кольцо. Подсмотрела чужую историю любви, закончившуюся большой трагедией. Я случайно увидел ту самую мягкую сторону, которую так часто просил показать.
У Содерберг красные воспалённые глаза и опухшие веки, но она кажется мне самой прекрасной женщиной на свете.
– В детстве меня дразнили Плаксой Содерберг, – признаётся Лекса. – Проклятая чувствительность! Пообещала себе, что больше никто и никогда не увидит меня плачущей, и вот… Теперь ты больше не считаешь меня храброй?
– Наоборот. Ты охренительно храбрая. Единственный человек, который не побоялся поддержать отца и от которого он принял поддержку.
– Что, серьёзно? – Содерберг заглядывает мне в лицо в надежде, что я преувеличиваю. – Ему должно быть одиноко.
– Он не привык делиться своими чувствами ни с кем, кроме мамы.
– Как думаешь, синьор Энцо решил проявить заботу обо мне только ради тебя? Не хочу быть обузой, надоедливой подружкой сына, которую нужно развлекать.
– Сложно сказать, – не хочу ей врать. – Он выкрутится, не переживай. В крайнем случае, скинет тебя на тётю Дэль. Ей точно нравится возиться с семейными новобранцами. Насчёт отца я всё же не уверен, ему требуется пространство для отступления и манёвров, много личного пространства.
– Скажу, что он может свалить от меня в любую секунду, без обид. Ну и помолчать я тоже люблю, не обязательно всё время говорить.
– Думаю, он оценит твою прямолинейность, хотя сам он…
– Скрытный и хитрый тип, – смеётся Лекса, а я согласно киваю, идеальное определение. – Слушай, Норман, я решила, что хочу уйти из конторы, прямо сейчас решила. И это не шутка. Завтра положу боссу на стол заявление. Пару недель отработать – и свободна.
– Правда не шутишь?
– Правда. С меня довольно секретов, интриг, ночных смен и кучи травм. Мы сможем совершенно официально… э-э-э…
– Быть вместе? На всякий случай спрошу: ты ведь не из-за меня это делаешь?
– Пф! Не всё вертится вокруг твоей королевской особы, Норман Эррингтон или как тебя там. Я давно задумывалась об увольнении.
– Что собираешься делать?
– Открою пекарню, у меня есть накопления. Попрошу папочку приехать и сделать самые крутые фотографии моих булочек для онлайн-магазина. Я говорила, что он известный тревел-фотограф? Надеюсь, и с булочками справится.
– Звучит очень похоже на давний и продуманный план, – удивляюсь я. – У меня тоже есть накопления. Планировал купить уединённый домик в горах, но больше не хочется. Как насчёт того, чтобы стать бизнес-партнёрами, Содерберг?
– Ну ты даёшь! Собрался вбухать все свои деньги в бизнес с сомнительными перспективами?
– Лекса, тут неподалёку слоняется мой отец, которому симолеоны девать некуда. Если по-честному, он и сейчас меня спонсирует. Покупает тачки, оплачивает часть счетов, дарит дорогие коллекционные пластинки и фототехнику. Я ни разу не самостоятельный и не финансово независимый индивид. Короче, я его единственный сын, и он – только вчера это выяснил – сильно ко мне привязан. Не любит, но привязан и готов делать для меня всякое. Многое, особенно если я напрямую попрошу. Кажется, он всегда за мной присматривал и немного помогал тут и там, когда я думал, что действую самостоятельно.
– Он не может тебя полюбить и компенсирует это другими способами? Немного грустно.
– Похоже на то. У отца ограниченное число активных эмоциональных подключений. Вернее, одно единственное. До сих пор не отключился от моей матери. Есть пара дружеских подключений, но они работают весьма специфически. Ты поймёшь, что я имею ввиду, когда услышишь историю знакомства моих родителей.
– Умеешь ты заинтриговать, – Лекса чмокает меня в нос. – Я буду скучать.
– Постарайся выжить, когда на тебя накинутся мои родственники.
Остаток времени тратим на объятия и поцелуи. Содерберг больше не говорит, что ей не нужна сопливая романтика. Видимо, всё же нужна. Мне тоже. А потом:
– Норман, твой отец сильно не одобрит, если застукает нас за чем-то крайне непристойным в своём красивом садике? В смысле он не…
– Не шокирует ли его такое зрелище? Не-а. В этом плане отец – самый терпимый человек из всех, кого я знаю. Но троллить меня будет до скончания времён. Вернее, так бы не стал, но я троллил их с мамой. Когда заставал за горячими обнимашками и поцелуйчиками. Отец всегда мне напоминал, что, когда я вырасту, настанет его черёд.
– Ой, ну тогда не будем…
– В смысле не будем? – я засовываю обе руки ей под футболку. – Я так давно тебя не видел. Думаешь меня даже армия ехидных отцов остановит?
***
Вечером, уже в Виллоу, я валяюсь на кровати и пролистываю сообщения. Лекса прислала селфи с Аделиной и кучу смайликов с глазами-сердечками. Смайлики выражают её отношение к тёте, не ко мне – это Содерберг особо подчеркнула. Её добавили в какие-то семейные чаты, но там «очень страшно» и «А-а-а, спаси, Норман». Могу себе представить.
Тётя тоже в восторге от Лексы, её прямоты, независимости и грубоватого чувства юмора. Считает, что мы подходим друг другу.
Отец ограничился сухим описанием экскурсионного маршрута, перечислением осмотренных достопримечательностей и рассказанных семейных историй. Сообщение в стиле «Я исчерпал дневной запас человеколюбия», вежливое и без фирменного сарказма, но прохладное. На его фотографиях Лекса, Дэль, Рафаэль и Мэгги. Сам отец остаётся за кадром. Меня это слегка расстраивает, но не всё сразу. Я должен дать ему время привыкнуть.
«У меня есть ещё одна новость, – пишет Лекса, и я слегка напрягаюсь. – Рафаэлла и лорд Лео пригласили нас на двойное свидание. Ты хочешь пойти?»
Рафаэлла? Лорд Лео? Двойное свидание?!
Моим любимым читателям. Знаю, что в эту секцию вряд ли кто-то часто заглядывает, но вы потрясающие и должны быть тут на первом месте. Всегда.
Midjourney V6 – картинки на обложке.
Magick, мои стопятьсот семь реакций "восхитительно"!!!
Такой потрясающий контраст между штормовой ночью, когда Норман лёгким росчерком молнии превращается в маленького Рэмо, и сценой, в которой Лекса, как проводник, держит за руки Нормана и Энцо. Я растаяла больше, чем от сегодняшней жары.
Футболка Лексы (я тоже такую хочу!), халат крадущегося Лоренцо и бесплатные курсы итальянского в моём личном топе.
Не помню, спрашивала ли я, знаешь ли ты итальянский? Или с ним благополучно нужно благодарить гугл-переводчик?
Почему-то с ужасом жду свадебной тусы с рассерженной Камиллой, очень уж сладко всё выглядит сейчас, с булочками Лексы.
Увы, я только английский на нормальном уровне знаю. Чутка немецкий, чутка французский и испанский на начальном совином уровне. Итальянский – вообще нет. Для меня переводит всеобщий друг и соратник ChatGPT.
Я тоже. )) Учитывая сколько на свадьбе соберётся противоборствующих партий и людей с грандиозными планами, должно быть до жути весело. Как минимум:
1) Норман с папаней и одновременно Рауль
2) Камилла, которая мутит что-то непонятное
3) Рафаэлла с Лео и одновременно Луна Виллареаль, которая влюблена в Лео (?)
На месте жениха и невесты я бы устроила тихую церемонию на двоих, а не звала всю безумную семейку и примазавшихся к ним людей с планами.
Привет, дневник.
В прошлый раз мы с тобой закончили не на самой приятной ноте. Мои отношения с Бэк разладились, Себастьян Вандербург назвал меня эгоистичной стервой, а Лео завуалировано пообещал ему отомстить. Теперь я на большой земле, пытаюсь найти баланс между семьёй, друзьями и бойфрендом. С последним меньше всего проблем. «Мой лорд» так часто остаётся у меня ночевать, что пришлось убрать фотографию Ронцо с прикроватной тумбочки. Некоторая часть рубашек бойфренда перекочевала ко мне, как и похожая на космический челнок зубная щётка. Лео обожает продвинутые гаджеты и старые машины. Противоречия – основа его личности.
По утрам мы завтракаем с тётей Аделиной на залитой предрассветными лучами террасе. Лео много шутит, делится забавными университетскими историями и будто бы находится на своём месте. Я легко могу представить, как он остаётся здесь навсегда. Не на террасе, а в моей жизни. Главный вопрос – хочет ли он этого сам.
На солнце глаза лорда совсем светлые. Я просыпаюсь чудовищно рано, чтобы полюбоваться прекрасными глазами перед тем, как они уйдут по важным делам. Лео не бездельник, как я. Его дни расписаны по минутам, я видела ежедневник. В конце каждого рабочего дня есть «время для Р.», то есть для меня. Лео обожает планировать и прогнозировать.
По выходным «время для Р.» увеличивается до половины или даже целого дня. Мы ходим по уютным улицам старой Тартозы и книжным магазинчикам, встречаем закаты на уединённых пляжах, открываем для себя новые рестораны. Делаем всё то, чего мне так не хватало в наших прошлых отношениях. Лео нравится мой солнечный итальянский мир, мои громкие итальянские родственники и я сама.
Лорд Сент-Найветт на удивление прост и неприхотлив во всём, что касается быта. Легко соглашается попробовать новые блюда и активности, не действует на нервы, когда в ресторане долго готовят заказ, не скандалит из-за мелочей. Я пока не нашла и не искала повода с ним поссориться, но обязательно найду.
Ох. Я непременно всё испорчу, или он всё испортит – вот чего я боюсь. Хорошие вещи имеют нехорошую тенденцию заканчиваться внезапно и плохо.
В попытках расслабиться и избавиться от дурных предчувствий я снова начала ходить на йогу. С Луной и Джульеттой, но без Бэк, которая предпочитает общество Себастьяна. Официально она не обижается, но между строк я читаю другое. Я сильно огорчена и пытаюсь всё исправить.
С длинноязыкой мисс Виллареаль мы не мирились, просто начали общаться как ни в чём ни бывало. Никаких извинений с её стороны, никаких претензий с моей. Бессмысленно призывать к ответу того, у кого этих ответов нет. Вряд ли Луна сама осознаёт, зачем портит всем жизнь. Та самая хаотичная сила, которая случайным образом творит ужасные вещи. Прежних доверительных отношений между нами нет, но я всё равно рада обществу старой подруги. Она знает о воссоединении с Лео, но не знает о моих догадках.
Сегодня мы снова ходили на йогу, и Луна… Луна просто была Луной, что тут ещё сказать.
– Эй, Раффи! – шёпотом позвала меня мисс Виллареаль во время разминки. – Тебе не кажется, что инструкторша растолстела? В ней кило на пять больше, чем прошлой осенью. Нельзя столько жрать.
– Я ничего такого не заметила. Не мешай, Лу, я пытаюсь прийти в состояние покоя и равновесия.
Мне стало неловко от того, что соседки по коврикам могли нас услышать, Луне – всё равно.
– Нет, она определённо стала толще. А Джулз?
– Что Джулз? – сплетничать о подруге в буквальном смысле за спиной подруги мне хотелось ещё меньше.
– Она беременна?
– Тсс-с, прошу, потише. Даже если и так, она сама должна нам рассказать.
– Но ты ведь тоже об этом подумала? – не унималась мисс Виллареаль. – У неё живот!
– Все в семье об этом подумали, но самые умные промолчали.
– Твой дядя даром времени не терял. Старый развратник! Если спросишь меня, то у тебя есть дядюшки и посимпатичней. Странный выбор.
– Но я не спрашиваю, Лу. Не спрашиваю. Не спра…
– Я всё равно говорю, что самый секси-дядюшка – это отец Нормана. Как там его? Лоренцо, да? На втором месте винишко-дядюшка.
– Рауль или Лино?
Чисто теоретически любой мой дядюшка подходит под определение винишко-дядюшки. Не припомню, чтобы в семье хоть кто-то не употреблял веселящую бордовую жидкость. Идеальное топливо для семейных застольных бесед и разбавитель концентрированных проблем.
Нужно пригласить Лео на семейную винодельню. Интересно, ему понравится танцевать со мной в кадке с виноградом? Ягоды под нашими ногами, сок, который позже станет вином, м-м-м… Очень чувственно и странно. Всё, как ему нравится. Как нравится нам обоим. Недавно я осознала, что так же далека от нормы, как и мой новый старый бойфренд.
– Упс, про Рауля я и забыла. Тогда он на втором, а Лино на третьем.
– Важная информация, спасибо, Лу-Лу.
– Всегда пожалуйста, подруга.
На этом мы закончили обсуждать чужие недостатки и возможную беременность Джульетты. Я сосредоточилась на обретении мира и гармонии, сложных асанах, духовном и физическом равновесии. Шутка ли стоять на одной ноге с вытянутой вперёд рукой и удерживать тело в состоянии идеального баланса. Так, чтобы нос не встретился с полом. Кажется, у меня слишком тяжёлый нос.
***
После йоги мы с девочками задержались в раздевалке. С каждым движением натруженное, насильно изогнутое в противоестественных направлениях тело ныло, но приятно. Чувствовала себя чуть меньшей бездельницей, чем обычно. Поддерживать себя в хорошей форме – это ведь хорошо и полезно, правда?
– Ох уж эта последняя асана! – Луна неодобрительно поморщилась, закатила глаза и потёрла поясницу. – Моё тело просто отказывается скручиваться под такими углами! Как у тебя получилось, Раф?
Я пожала плечами. Лео обожает всякие штуки. Штуки, требующие определённой доли ловкости и гибкости.
– Может, в прошлой жизни я была кошкой, – вроде неплохо выкрутилась.
– Вы обе кошки, – похвалила Джульетта. – Я даже не пытаюсь за вами угнаться.
– Тебе бы стоило сбросить пару кило к свадьбе, – дневник, ты ни за что не угадаешь, кто из нас это сказал. – Твоё платье довольно узкое и облегающее, видела на фото в чате. На примерку вы меня, конечно, не позвали. Чтобы не стыдно было за жировые складочки? Кстати, Раф явно сбросила вес. Что ты такое делаешь, что худеешь? Мне срочно нужен рецепт успеха.
Мисс Виллареаль прищурилась, осматривая меня с головы до ног. Я не выдержала и залилась краской под проницательным взглядом её карих глаз.
– Уху-ху, Лео прямо такой ненасытный зверь? – Луна ухмыльнулась, а я покраснела ещё сильнее. – И как он в постели, а не во всяких стрёмных местах? Только не говори, что лордик до сих зажимает тебя между полок в библиотеке.
– Лу, ты смущаешь Раф, – вступилась за меня наша разумная подруга. – Это же личное.
Джульетта наименее болтливая из всех нас, наиболее рассудительная и закрытая. В университете подруга встречалась с одним единственным парнем, очень ответственно и серьёзно. Джу всё делает ответственно и серьёзно, она в этой жизни не для того, чтобы бесцельно её прожигать. Никаких случайных связей, пьяного секса в кабинке туалета и перемигиваний с симпатичными мальчиками на танцполе.
Юноша сам испортил в общем-то неплохие отношения, подцепив девочку на одну ночь. Наша мисс Рассудительность тяжело вздохнула, аккуратно собрала вещи провинившегося бойфренда и выставила за дверь их крошечной университетской квартирки. В мире Джу не существует такого явления, как прощённые измены.
После университета в её жизни появился джентльмен из Комореби, мило коверкающий слова на симлише. Мы затаили дыхание, ожидая приглашений на скорую свадьбу, но тоже нет. Я так и не узнала, что у них разладилось, настолько Джу закрытая.
И вот теперь мой дядя, до сих пор в голове не укладывается. В тихом омуте водятся очень странные романы.
– Джу, в твоих интересах не привлекать моё внимание, иначе я захочу узнать про твоего старичка.
– У нас со «старичком» всё просто великолепно, спасибо за проявленный интерес. Гораздо лучше, чем с неопытными юными созданиями, которых предпочитаешь ты. Жизненный опыт решает, Лу.
– У нас с Лео тоже всё отлично, – видит Смотрящий, я больше не доверю Луне секретов. – Отлично и точка.
– Какие вы сегодня скучные! Тогда почему ты в прошлый раз бегала от него к Норману? Кузен с грустными глазками умеет что-то такое, чего не умеет блистательный лорд?
– Дело в том…
Дело в том, что Норман лучше меня знает, то есть знал. Во времена нашего первого романа Лео был загадочным и молчаливым, а я стеснялась говорить о своих желаниях.
Норман всегда спрашивал, что мне нравится и запоминал ответы. Мы изучили друг друга вдоль и поперёк – и даже по диагонали, – и позже справлялись без слов. Совсем. Мы любили друг друга в физическом смысле, но не в духовном. При этом злясь и лелея старые обиды. Больные, больные и странные отношения, но изумительно приятные.
С Лео слова были нужны, а я их не говорила. Теперь говорю, и он говорит. Мне больше не нужен нахмуренный грубый кузен, который прошипит сквозь зубы, что я «снова пришла его поиметь», подхватит на руки и потащит в сторону ближайшей горизонтальной поверхности. Я должна перестать думать о том, как хорошо было с Норманом.
– … что это не твоё дело.
– Что, до сих пор бегаешь к Норману?
– Нет. Я вообще не знаю, где Норман. У него одна из этих странных рабочих командировок.
– Когда узнаешь, начнёшь бегать?
– Чёрт возьми, Луна! Нет.
– Иногда мне кажется, что наша Луна – озабоченный мальчик-подросток, – Джульетта примирительно взяла нас за руки. – Все разговоры только об одном. Давайте уже сменим тему…
– Ладно, вот вам другая тема, – легко согласилась мисс Виллереаль. – Что происходит с Бэк? Она буквально растворилась в этом своём Себастьяне. Я пробила парнишку по своим каналам и знаете что?
– Что?
– Умница Вандербург мутил с кучей девушек. Я разыскала его бывшую, Ванессу как-то там… Встречались год и расстались чуть ли не в тот же самый день, когда Вандербург подцепил Бэк. Парнишка горевал ровно пару часов, а до этого исправно бегал налево. Бедная дура Нэсси рыдала у меня на плече, рассказывая о похождениях этого куска коровьего навоза в полицейской форме. Как вам такое?
– Как-то неприятно вышло, – нахмурилась Джульетта, – но это не наше дело в конце концов. Ребекка сама разберётся.
– Раф, ты с ним больше общалась. Какой он?
– Честно? Без понятия, Лу. Он не очень-то поладил со мной, Лео и Честером, но, кажется, неплохо относится к Бэк. Даже завтрак в постель приносил.
– Как можно не поладить с Честером? – Джулз вопросительно вскинула брови. – Он такой милый и заботливый. Прислал нам баночку домашнего варенья, которое делает его мама. Арбузное! Вкусное! У тебя замечательный друг, Раф.
– А мне он варенья не присылал… – Луна недовольно поморщилась, ей всегда хочется быть первой и главной. – Что ты сделала, чтобы получить подарок?
– Э-э-э, ну, мы с ним обсуждали фермы и варенье, на той вечеринке в Хэнфорде. Пока ты танцевала на столе, Бэк общалась с детективом Вандербургом, а Раф… тоже куда-то подевалась. У его родителей большая ферма, скорее даже ранчо, где-то между Хэнфордом и Честнат Ридж. Купили старый дом и постепенно отреставрировали. Теперь там живут три поколения семьи и бабуля-матриарх иногда заглядывает. Здорово, правда?
Луна безразлично пожала плечами. Я кивнула и подумала, что катастрофически мало времени уделяю своему новому другу. Каким-то неведомым образом Честер Моррисон выпал из моей жизни на целый месяц. Знаю, что Лео позвал его в бар на посиделки с университетскими приятелями, но это мальчишеское мероприятие.
Меня Честер как будто избегает. После Сулани мы пару раз созванивались, но разговор не клеился. Что случилось с нашей новорожденной дружбой? Это я всё испортила? Снова?
***
Лео забрал меня на своей машине, и мы направились в Бриндлтон-Бэй на встречу с дядей Лоренцо. То есть это я знала, с кем именно мы встречаемся, а «мой лорд» – нет. Я пообещала знакомство с интересным родственником, тоже имею право на таинственность.
Зачем мне понадобился вечно занятой дядюшка-политик? Всё ради Бэк. Я решила не приставать к Норману, а пойти сразу к его отцу. Расспросить про отношения с мачехой Ребекки, убедиться, что Лоренцо не задумал разрушить семью моей подруги. Ужасно неловко, но чего не сделаешь ради близких людей.
– Твой таинственный родственник не слишком пунктуальный, – на настенных часах минутная стрелка отклонилась на пять делений от запланированного времени встречи. – Надеюсь, он не человек-невидимка и не сидит на соседнем стуле?
Лорд на всякий случай поводил рукой в воздухе. Мы расположились в уютном кафе на главной и единственной набережной Бри-Бэй. Ничего не имею против домашней выпечки, аромата свежесваренного кофе, карамели и солёного моря, криков чаек за окном, шума прибоя… Просто очаровательно!
– Обычно он не задерживается, – я начала подумывать о следующем куске торта. – Дядюшка прислал сообщение, что придёт не один. Быть может, его задержал таинственный спутник?
– Таинственный дядюшка, таинственный спутник таинственного дядюшки… Раф, мы как будто провалились в одну из книг Гельмута фон Глюка.
– Иногда мне кажется, что моя жизнь – один сплошной опус мистера фон Глюка. Кстати, ты знал, что люди пишут фанфики по вселенной Хергстрома? Я нашла целый сайт с ними. Чисто случайно, ничего такого не искала и не читала до пяти утра.
– Просто чудовищно, Раф! Мне срочно нужна ссылка, для друга интересуюсь.
– У тебя есть друзья?
– Если голоса в голове считаются.
– Считаются, почему мы должны ущемлять их в правах? Хм-м, Лео?
– Да?
– Что там с твоим расписанием? Я видела кучу встреч в предстоящие дни, а это печалит больше, чем притянутый за уши хэппи-энд в последней книге.
– Всё отменю, – максимально серьёзным тоном пообещал лорд. – Будем вместе читать фанфики по Хергстрому до пяти утра. Если они так же ужасны, как оригинальные произведения, то я в игре.
– Читать и есть мороженое, – я превратила отличный план в идеальный. – Валяться на полу среди груды подушек. Голыми.
– Мне нужно занести это в ежедневник.
Он действительно достал ежедневник, старомодный пухлый блокнот в коричневой кожаной обложке. Безжалостно вычеркнул несколько строчек, что-то дописал и передал мне: «День, вечер и ночь с Р. Читать фанфики по Хергстрому. Есть мороженое. Валяться голыми на полу в окружении подушек».
Должна признать, Лео – обладатель самого странного чувства юмора в мире.
***
Мы едва не пропустили дядю, так увлеклись планированием предстоящей ночи. К счастью, я сидела лицом к дверям и краем глаза заметила знакомый тёмный силуэт. Дядя любит строгие линии, мрачные цвета и кашемировые пальто. Его ни с кем не перепутаешь.
Лоренцо придержал дверь для невысокой светловолосой девушки. У меня не сразу получилось рассмотреть её лицо, но когда незнакомка приблизилась... Ох, святые ж круассаны!
– Лекса?! – я моментально узнала подругу Честера Моррисона.
– Рафаэлла! – спутница дяди выглядела не менее озадаченной. – Я как-то не догнала, что племянница синьора Энцо – это ты.
– Не знал, что вы уже знакомы, – пожал плечами дядя. – О, а вот это уже интересно… Здравствуй, Лео.
– Come sta, Signor Enzo? – Эйнсли как ни в чём не бывало поприветствовал «таинственного» дядюшку в огромных таких кавычках. – Простите, это всё, что я знаю по-итальянски. Добрый день, мисс…
– Содерберг, но лучше просто Лекса.
– Лекса – подруга и коллега Честера Моррисона, – мне пришлось выступить в роли закадрового голоса, который объясняет, что происходит. – Дядя, а как вы познакомились? Необычно видеть тебя с моими знакомыми.
– Лекса – девушка моего сына, – только Лоренцо умеет сообщать шокирующие новости с совершенно бесстрастным лицом. – Рэмо представил нас друг другу сегодня утром. Вроде ничего необычного, просто знакомство с семьёй. Мы неплохо провели время, гуляя по Бриндлтон-Бэй. Da un po' di tempo non esco senza una ragione.*
Ничего необычного, дядя? Хорошо, что я сидела, иначе потеряла бы равновесие от твоих заявлений. Норман завёл серьёзные отношения с Лексой Содерберг и представил её тебе? Отцу, с которым общается раз в год? Разбудите меня, потому что такое может только присниться.
Хотела бы я почувствовать нежное прикосновение шёлка к своей щеке, но нет. Моя голова не на подушке, а за окном не ночь. По-прежнему не ночь. Я пишу эти строчки сразу после утренних и дневных приключений. Я не сплю.
* – Давно никуда не выбирался просто так.
– У вас с Норманом крутая семья, – улыбнулась мне Лекса. – Все такие необычные, и эксцентричные, и слегка поехавшие… Хочу со всеми познакомиться.
– Осторожней с тётушкой Валентиной и её дочерьми, они любят присесть на уши, – предупредила я. – Лео, у вас с дядей тоже «ничего необычного»?
– Мне потребовалась помощь с одним делом. Я продолжаю развивать благотворительный фонд, основанный родителями. Для меня это важно… – Лео поморщился, осознав, что снова не был со мной откровенен. – В общем, немного политической поддержки для благого начинания.
– Действительно ничего необычного, – согласился дядя. – Мне не сложно появиться на благотворительном вечере и сказать пару слов со сцены. Жена считала, что у меня неплохо получается выбивать из людей деньги. Ради благих целей конечно же.
– Чем занимается ваш благотворительный фонд? – поинтересовалась Лекса.
– Пытается вернуть жизнь туда, где её больше нет, – Лео ни о чём не рассказывал с таким искренним и живым интересом, даже о любимых книгах. – Отец и мать много путешествовали по Симерике, видели не только процветающие города, но и заброшенные, буквально с парой жителей. Мать выросла в одном из подобных городов, менее необитаемом, но тем не менее. Они оба загорелись идеей о возрождении маленькой Симерики... Я в полной мере осознаю её наивность и утопичность, но никогда не брошу любимое детище родителей. Мы восстанавливаем здания, инфраструктуру, поддерживаем тех, кто остался, пытаемся привлечь бизнес и инвестиции, создать рабочие места.
– Когда закрываются градообразующие предприятия, местность вокруг них начинает постепенно пустеть и вымирать, – добавил дядя Лоренцо. – Это медленный, но неизбежный процесс. Привлечение бизнеса, крупных инвестиций и могущественных людей – логичный шаг.
– Никогда о таком не задумывалась, – призналась Содерберг, – но это, типа, страшно, когда приходят в упадок целые города. Чем я могу помочь?
– Я тоже хочу поучаствовать, – меня задело, что Лео скрыл от моих глаз целую часть жизни, значимую часть.
– Вы могли бы помочь с организацией благотворительного аукциона. Придумать для него лоты. Думаю, у вас получится гораздо лучше, чем у нас с синьором Лоренцо.
– Я не разбираюсь в аукционах, но могу пожертвовать картину из коллекции моего друга, – предложил дядя, – подлинник одного викторианского художника.
– Кто-то сегодня очень щедрый… – хмыкнула я, осознав, что он собрался раздаривать коллекцию Ронцо. – Я добавлю парочку антикварных украшений из семейной шкатулки и привлеку подруг. У них тоже найдётся ненужный, но дорогой хлам.
– У меня нет ничего ценного, – Лекса пожала плечами, – но могу достать автограф одного актёра. Сюй Чэн, может, слышали? Он играет в сериалах, о-очень популярен среди девочек-подростков. Общаюсь с его сестрой Сид.
– Это же любимый актёр нашей Луны! – вспомнила я. – Уверена, автограф она захочет… Слушай, Лекса, а если мы самого Сюя пригласим? Лотом будет не только его автограф, но и личная встреча с кумиром.
– Идея супер. Дай пять, Раф! Он добрый и рассудительный парнишка. Думаю, согласится.
Наши ладони звонко столкнулись в воздухе, и я почувствовала непривычный прилив вдохновения. Святые круассаны, я занимаюсь чем-то полезным! При этом не скучным, а вполне себе увлекательным. Хочу увидеть лицо Луны, когда она узнает про секретный лот «Сюй Чэн, собственной персоной». Папочке Виллареалю придётся раскошелиться, если найдутся другие претенденты.
– Говорил же, что вы справитесь лучше нас, – Лео с довольной улыбкой откинулся на спинку стула. – Зря я сразу тебя не привлёк. Прости, Раф. Я не привык обращаться к тебе за помощью, но научусь.
– Не могу обижаться, когда ты такой искренний.
– Думаю, самое время оставить вас наедине, – дядя решил тактично смыться. – Мне нужно показать мисс Содерберг ещё пару интересных мест, а потом нас ждёт ужин с Аделиной.
– Интересные места не станут ждать, – Лекса тоже стремительно засобиралась, – и я так и не услышала продолжение той истории про Нормана, синьор Энцо.
– Той истории про моего сына?.. О, точно. Той истории. Той самой. Хорошо, что ты напомнила.
Мы с Лео сделали вид, что верим в существование «той истории». Неужели наши чувства и желание уединиться настолько очевидны, что заставляют окружающих вспоминать о несуществующих делах?
– Мы могли бы куда-нибудь выбраться, все вчетвером, – я повернулась к Лео и Лексе. – Вместе с Норманом, что-то вроде двойного свидания.
– Я не против, – кивнул лорд.
– Тоже не против. Спрошу у Нормана, что он думает.
– Кажется, это первые отношения, в которых Рэмо разрешено что-то думать, – очень тихо сказал дядя, так, чтобы слышала одна я. – Di cosa volevi parlare, Raffaella?*
* – О чём ты хотела поговорить, Рафаэлла?
***
– Сколько ещё я буду выслушивать твои подколы?
Лео и Лекса остались ждать внутри, а мы с Лоренцо отправились погулять по набережной и обсудить более щекотливые темы. Начали, конечно же, со старых обид. Я люблю дядю, но однажды он поступил со мной несправедливо. В безмятежной голубизне его глаз всегда скрывалась жестокость.
– Забавно, как ты принимаешь всё на свой счёт. Это довольно высокомерно, Раф.
– Только не делай вид, что ко мне это не относилось.
– Относилось.
– Почему ты до сих пор не можешь меня простить? – мы встретились взглядами, и я отвела глаза. – Достаточно того, что ты лишил меня права унаследовать «Камайору», моё семейное имение. Моё и моей матери. Не твоё!
– Davvero?* Кажется, что моё, раз я вправе его завещать.
– Та история с Норманом… – я почувствовала, как тону в этом разговоре, не в силах нащупать дно под ногами. – Я была маленькой и глупой. Ты наказываешь меня за то, что я сделала в пятнадцать? Это несправедливо.
– Я всегда тебе говорил, что в этом мире нет справедливости. Совсем. Как человек я тебя не осуждаю и отчасти даже понимаю, но я ещё и отец. Та сторона моей личности редко бывает объективной. Ты причинила боль моему сыну, Раф.
– Я не думала, что наше расставание так сильно его ранит.
– Не само расставание, а твой способ донесения информации. Я узнал о том, что ты бросила Рэмо, до того, как он сам об этом узнал. Все узнали – твои подруги, семья, совершенно случайные люди. Только не Рэмо. Тебе не хватило смелости прийти к моему сыну и рассказать, глядя ему в глаза. Какого чёрта я должен был делать это за тебя?
* – Да неужели?
– Avevo il pieno diritto di fare ciò che consideravo necessario, senza chiedere il tuo permesso!*
Ругаться на итальянском удобней, чем на симлише. Больше эмоций, больше экспрессии. Моя семья часто ссорится и ругается на итальянском.
– Oh, indubbiamente.** Я тоже имел право действовать эгоистично и лишить тебя наследства. У меня нет к тебе тех чувств, которые ты мне приписываешь – злости, обиды, один дьявол знает чего ещё. Зачем мы каждый раз это обсуждаем?
– Ты нарушил своё слово. Слово, которое дал Ронцо.
* – Я имела полное право делать то, что считала нужным, не спрашивая твоего разрешения!
** – О, бесспорно.
– Ты даже не знаешь, что именно я ему пообещал, – дядя насмешливо посматривал на меня с высоты своего роста. – Для справки: я обещал Ронцо позаботиться об Элеттре после его смерти. У вас с матерью вполне приятная и беззаботная жизнь, разве не так? Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, советом, деньгами, чем угодно.
– Дядя Ронцо бы не одобрил твой поступок.
– Ты его не знала, чтобы так говорить. Ронцо ди Камайори не был ни благородным, ни справедливым, ни беспристрастным. Кем он был? Обычным человеком со своими слабостями. Семейные слухи насчёт нас достаточно правдивы. Так что, племянница, он смотрел на меня и на мои поступки примерно так же, как ты смотришь на своего Лео. Мы склонны быть нежными и всепрощающими с теми, кто нам дорог. В общем, Ронцо бы мягко меня укорил, и на этом всё. Всегда так делал.
– Воображаемая индульгенция от Ронцо не делает твой поступок менее отвратительным, – я прекрасно знала, что все мои аргументы потонут в море его сарказма и раздутого эго, но всё равно не сдавалась. – Ты поступил не как взрослый, а как обиженный мстительный ребёнок.
– Я не спорю с тобой, Раф. Я признаю, что поступил плохо, но, как мы уже выяснили, каждый вправе совершать плохие поступки. Ты воспользовалась своим правом, я – своим. Совершенно беспредметный спор. Моё решение не имеет обратной силы. После моей смерти ты сможешь прийти к Рэмо и попробовать снова. Думаю, его это повеселит.
– О, так вот что ты задумал… Говорят, месть лучше подавать в холодном виде, но ты предпочитаешь глубокую, длительную, шоковую заморозку. Я люблю тебя, дядюшка, но ты очень плохой человек.
– Я никогда не был хорошим человеком. Я никогда не говорил, что я хороший человек.
– С тётей Веро ты был другим. Хорошим. Вы заботились обо мне.
– Не хорошим, Раф, – поправил дядя. – Просто одомашненным. Любого мерзавца можно одомашнить при правильном подходе. Ты можешь быть плохим человеком, но при этом кого-то любить. Веро была моей слабостью. Я бесконечно её любил и продолжаю любить. Ни ей, ни Рэмо я бы сознательно не причинил вреда и не причиню. Увы, не могу сказать того же про всех остальных.
– Так странно, когда кто-то относится к тебе в целом неплохо, помогает и выслушивает, но при этом между вами есть неразрешимое противоречие…
– Я действительно неплохо к тебе отношусь, давай на этом и остановимся. Что я могу для тебя сделать прямо сейчас?
У меня по шее пробежал холодок. Ругаться с отцом Нормана на тему прошлых обид куда проще, чем спрашивать про мачеху Бэк. «Дядя, ты там случайно снова не мутишь воду в чужой семье?»
Ужасно, просто ужасно. Мой язык отказывался сотрудничать. Прилип к нёбу, как застрявшая в паутине муха.
– Ты знаешь, что у Кади и Элиджио проблемы в отношениях? – я решила зайти издалека, очень издалека.
– No, non è il mio problema,* – в тоне дяди сквозили лишь скука и безразличие, и никакого намёка на нежные чувства к Кади. – Если нужно частное мнение, они катастрофически не подходят друг другу. Эл, он занудный. Я не в состоянии его выносить дольше пяти минут.
– Для Бэк важно сохранить семью. Она большой ребёнок и сильно привязана к ним обоим.
– Тогда они все вместе могут поискать советы на тему того, как разнообразить супружескую жизнь… Не знаю, Раф. Это не та область, на которую я могу повлиять. Не понимаю, почему ты ко мне с этим пришла. Я не семейный психолог.
* – Нет, это не моё дело.
– Подумала, что ты неплохо знаешь Кади, – я осторожно подкрадывалась, прячась за кустами из невинных вопросов и случайных реплик. – Когда ты в последний раз с ней встречался, она не казалась расстроенной?
– Не припомню. Сын позвал нас кое-что обсудить. Вроде нормально поговорили. Кади была примерно такой, как я её помнил сорок лет назад, когда мы ещё общались.
– То есть ты не заметил ничего странного в её поведении?
– Я не особо присматривался. Как я уже сказал, мне не интересны чужие семьи.
– Э-э-э…
Мой гениальный план зашёл в тупик. Почему у детектива из романов фон Глюка так легко получается разговорить людей? Всего пара вопросов, и свидетели начинают рассказывать, что ели завтрак и где провели время с пяти утра до полудня, когда умерла жертва.
– Ты пытаешься меня к чему-то подвести? В детстве ты точно так же ходила вокруг да около, когда хотела, чтобы я купил тебе мороженое. Никогда не говорила напрямую, я должен был угадать. Но вряд ли тебе сейчас нужно мороженое. Или всё-таки нужно?
– Не смешно.
– Я не сплю с Кади, если ты об этом, – дядя решил избавить меня от мучений. – Могла бы и сама спросить, а не тратить время на ритуальные танцы.
– Я не могу напрямую спросить такое у дяди, – мои щёки порозовели в десятый раз за сегодняшний день. – Человека, который меня старше, вроде как мудрее и опытнее.
– О, ответная шпилька, мило, – Энцо одобрительно хмыкнул. – Очень жаль, что не можешь. Это сэкономило бы несколько десятков слов. Ты решила, что я имею отношение к проблемам Кади только потому, что у меня когда-то были с ней отношения?
– Не только поэтому. Кади призналась Бэк, что ты ей вроде как нравишься. Кажется, у них с Элиджио проблемы, э-э-э, с тем самым.
– М-м. Ты уверена, что хочешь разнести по всей родне новость о том, что в семье Аркуари проблемы с «тем самым»?
– Ой, – я прикрыла рот рукой. – Ты же не станешь обсуждать это с тётей Дэль, Норманом или кем-то ещё?
– Сильное искушение, но постараюсь молчать. Кого ещё ты заподозрила в разрушении семьи Кади?
– Э-э…
– Ясно, меня одного. За что, Раф? Я открыто признаюсь, что до сих пор люблю жену.
– Но это не мешает…
– Мешает. Я не хочу, не могу и не стану её предавать. Точка. Жалеть меня тоже не надо, это мой выбор.
– Ты такой колючий, дядюшка.
– Приходится. Устал за двадцать лет выслушивать всякое дерьмо. У людей на редкость плохо обстоят дела с выражением сочувствия и поддержки.
– Я… я бы хотела нормально тебя поддержать, но не умею.
– Так нормально, Раф. Тебе не нужно что-то изображать.
– Спасибо, что поговорил со мной, – я протянула руку в знак примирения.
– Всегда пожалуйста, – я поёжилась от холодного дядиного рукопожатия и подумала, что на Рождество ему нужно подарить перчатки. – Пойду спасать Лексу от Лео, или наоборот. Пока не решил, кто из них опасней. Она мне чуть руку не оторвала, когда знакомилась.
– Мне тоже. Тебе понравилась мисс Содерберг?
– Забавная и местами напоминает Веро. Не знаю, говорить об этом Рэмо или нет.
– Я всегда думала, что кузен ищет кого-то похожего на мать. Лео ведь тебе тоже нравится?
– Честно? Я пока не решил. Есть в нём нечто настораживающее. Я бы попросил тебя проявлять осторожность, но знаю, что не станешь.
Midjourney V6 – картинки на обложке.
SimmerVlogs – за Hampton's Harbour.
rubyrubyred_sims – за Del Sol Valley Fitness.