Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нем неправильно. Необходимо обновить браузер или попробовать использовать другой.
У Нормана Эррингтона каждый день – сложный день. Работа на тайную правительственную организацию в буквальном смысле делает его другим человеком. Норман ходит по грани и в любой момент может сорваться в пропасть. Прошлое бежит за героем по пятам: трагическая смерть матери, конфликт с отцом, ужасные поступки и незаживающие шрамы на душе. Сможет ли он выжить на своём последнем задании? Сможет ли отыскать себя в лабиринте вымышленных личностей?
У Рафаэллы ди Камайори каждый день – сложный день. У неё есть всё – деньги, красивая жизнь и внимание мужчин, – но чувство ненужности никуда не уходит. Мать никогда не любила Рафаэллу. Ни одно из занятий не приносит радости и вдохновения. Всё серое, скучное, пресное. Как двигаться вперёд, когда нет цели? Как кого-то любить, когда у тебя никогда не было настоящей семьи? Раф мечется, как порванный парус на ветру. Сможет ли она найти то, что ищет? В себе или в другом человеке?
У Лэндона Кэннера каждый день – сложный день. Его собственная жизнь ему не принадлежит. Лэндон появился на свет с единственной целью – чтобы служить обществу. Он понятия не имеет, как жить эту жизнь за рамками работы. Это история взросления и поисков себя в экстремальных условиях.
Привет, меня зовут Мэджик и я люблю рассказывать истории. Добро пожаловать в мой мир. Здесь есть противоречивые герои с серой моралью, дети-шпионы, котики, семейные тайны, месть, разбитые носы, болезненные отношения и много всего остального. Всё, что вы видите, – одна большая история, рассказанная тремя основными героями и несколькими второстепенными. Желаю приятного прочтения и просмотра.
Слезы на глаза наворачиваются. Лекса просто восхитительная. Она и секси, и романтичная, и друг, и страшна, и веселая. И у меня не хватает слов, чтоб описать все, что можно про нее сказать. И пока мне кажется, что она реально хороший человек и гадостей от нее никогда не прилетит.
– Э-э, доброе утро, – здоровается родитель. – Отличная погодка, да? Che spettacolo mattutino è questo, Remo? Ora inviti ragazze a guardare il mio accappatoio da bagno? Inizierò a vendere i biglietti.*
Блин, это восхитительно. Она так идеально вписывается в этот маленький круг семьи (я сейчас не про всех членов семьи, а именно эту ветвь). И у меня как буд-то вторая книга открыта. Я совсем не вспоминаю, что за их плечами есть жесткая работа и что они могут быть пойманы и уязвимы. У меня сейчас просто их мир с нелегким детством, меняющимися характерами, разными нелегкими ситуациями - драма .
Не знаю почему, но не видела их вместе. Вроде они прям подходят друг другу. И мне, кажется, что на самом деле они в разных ситуациях, ямоциях будут дополнять друг друга. И вот в голове потом, как стопор появляется и понимаю, что не вижу их вместе(
Очень ждала их встречи: и она вызывает тревогу, волнение, интерес. я и хочу узнать и совсем не хочу одновременно.
И буду ждать следующую главу. Потому что для меня так и осталось загадкой - что сейчас в душе у Раф.
Сложно пока разбираться во всех семейных перипетиях. Вроде нащупаешь что-то и сразу теряешь)) Поэтому каждая глава, как удар. Но это поцтрясающе интересный удар.
Я тоже! У меня в голове есть наброски глав, но когда начинаю писать, всё может повернуть в совершенно неожиданном направлении. Вот как в случае с увольнением Лексы. У них Норманом есть общая черта – импульсивность. Мне показалось логичным, что мисс Содерберг внезапно осознает, что нафиг ей нужна эта работа. Лучше булочки печь. Хе-хе, примерно так Мэджик пишет главы. ))
Тут дело скорее не в том, что Раф настолько верит в отношения с Лео, что решила убрать свою любомиго дядюшку в ящик. Она соблюдает приличия, я бы так это назвала. Про то, что Раф фанатеет от Ронцо, знают семья и подруги. Лео не в курсе. Как бы Раф стала ему объяснять, почему держит фоточку дяди на прикроватной тумбочке? )
Я думаю, Раф испытывает примерно те же чувства. Подсознательную тревогу и отторжение. Вроде всё хорошо: Лео её любит, заботится, перестал скрывать их отношения... Всё равно не то. Дело в Лео? Дело в ней самой? Не понятно. Раф пытается убедить себя, что Лео на правильном месте в её жизни, но но но... Для меня тоже загадочно, что у них вроде и есть химия, а вроде и нет её.
Я бы сказала, что Лео слишком закрытый для Раф. Раф такая: «Пусти меня, хочу быть везде и всюду в твоей жизни». А Лео: «Вот тут есть выделенное местечко для тебя, там и сиди». Вообще мне нравится исследовать идею о том, что подходящие друг другу люди с похожими интересами и из одной среды, могут не работать в виде пары.
Раф немного такая, а-ля собака на сене. Собственница. Она прямо этого не говорит, но отчасти видит в Лексе соперницу. Как Лекса посмела захватить Нормана, который всегда принадлежал Раф? Как Лекса посмела предложить помощь с аукционом вперёд Раф? Футакойбыть. Я выпилила пару фраз из диалога Раф и Энцо. В первой версии дядюшка интересовался, зачем Раф пытается соперничать с Лексой. Я решила не объяснять, что происходит между девушками в лоб, а оставить некоторую недосказанность.
Вот он я, практически лицом в тарелке с готовым завтраком. Лекса позаботилась и заказала для меня клубничных колечек и ещё чёрт знает чего. Я ел готовые завтраки в детстве, но потом из моей жизни исчезли люди, которые их для меня покупали, – мама, Мэгги, отец. От последних двоих я сам сбежал. Идиот.
Содерберг сказала отцу, что колечки пора возвращать. Он троллил меня всю неделю, но потом прислал фото кухонных полок, забитых разноцветными коробочками. Спросил, хватит ли на первое время и, если нет, он попросит Рафаэля заказать ещё. Мы всерьёз обсуждаем моё возвращение домой, в смысле в его дом. Я хочу вернуться.
Не высыпаюсь я всё из-за той же Лексы. По ночам она скучает по мне, очень скучает и… В общем, я открыл для себя новый способ использования видеозвонков. Содерберг гораздо горячей и раскрепощённей, чем все мои бывшие подружки вместе взятые. С ней я вообще перестал думать о работе и считаю дни до новой встречи.
Мисс Содерберг призналась, что сердечки в её сообщениях относились ко мне, а не к тёте Аделине. Думала, что я сразу пойму, но я не понял. Полночи после этого ходил и думал, что ответить. В итоге прислал ответную порцию сердечек. Не для неё, конечно же, а для умницы Рафаэля, который не забыл про мой смокинг. Сто лет не занимался такими глупостями. Лекса делает меня счастливым.
Скачал десятки стикеров с сопливой милотой и теперь прячу телефон от Лэна, когда тот приближается. Мой чат с Лексой – это просто жесть. Не в смысле того, что пошлый, хотя и это тоже, а скорее слишком нежный.
Я отказался идти на двойное свидание с «лордом Лео» и Раф. Не мой тип мероприятий. Содерберг вежливо отшила кузину с её гениальными идеями, но тут же получила новое приглашение. На этот раз её позвали присоединиться к девичьей тусовке – ходить вместе на йогу и в СПА, помогать Джульетте с подготовкой к свадьбе, заниматься благотворительностью. Лекса не привыкла к обществу «светских цыпочек», но обещала дать им шанс и поделиться впечатлениями. Она чертовски открытая, общительная и смелая. Не то что я.
* заботливо (и очень точно!) переведено с симлиша by Magick
Ещё более удивительное открытие – я хочу общаться с отцом, и он, кажется, не против. Переписываюсь с ним тоже по ночам, всё равно не спит и мучается от бессонницы. Мы обсуждаем маму, музыку, Лексу, смешных детишек Рафаэля и какую-то бытовую фигню. Он меня бесит, но как же я по нему соскучился.
Я случайно выяснил, что у отца лёгкая форма дислексии или чего-то такого. Вместо одних слов пишет другие, делает забавные опечатки, переставляет буквы. Приблуды для проверки орфографии спасают положение, но тоже не всегда. Иногда я без понятия, что он пытается сказать. Мама помогала ему с письменными текстами – узнал уже из её дневников.
Я мельком просмотрел присланные файлы. Отец был прав. Страшно лезть в настолько личное пространство, но я непременно залезу.
***
– Мне организовать перевозку твоих вещей или сам? – отец снова на связи, и мы обсуждаем возвращение блудного сына.
Видеозвонки – отличная тема не только для общения со второй половинкой, но и для родственного. Мне проще, когда вижу отцовскую физиономию и хоть какие-то эмоции. Мы вроде как завтракаем вместе. Он пьёт кофе в своём кабинете. Я ем колечки. Идиллия.
– Видимо сам. Я всё равно пока не могу завезти тебе ключи от квартиры. Работа, чтоб её.
– У меня есть дубликат, – невозмутимо признаётся родитель. – Так уж получилось.
– Э? Давай ты перестанешь выдавать подобные откровения без контекста.
– Никакой лендлорд в здравом уме не сдаст квартиру восемнадцатилетнему парню без единого симолеона за душой. Мне пришлось дать тебе рекомендацию и внести двойной залог, или даже тройной. Уже не помню деталей нашей сделки. Abbastanza contesto?*
* – Достаточно контекста?
– Смотрящий, ты сам помог мне сбежать из дома?
– Я не Смотрящий, Рэмо. Всего лишь твой отец, которому позвонил незнакомый мужик с вопросом, знаю ли я о твоём намерении снимать у него квартиру. Я не знал, но сказал, что знаю. Он прислал запасной ключ, раз уж меня вписали в договор в виде со-арендатора. Ты ведь не читаешь всякие нудные бумажки, иначе бы заметил в нём моё имя.
– Ха-ха. Снова твои шуточки про Смотрящего… Бесишь.
– Двумя годами ранее мне звонил какой-то служащий по поводу смены твоего имени. Ему не понравилась моя подпись. Рэмо, ну неужели нельзя было нормально её подделать? Мне пришлось приехать и нарисовать настоящую.
– Так, я всё понял, – я не выспался и очень вяло бешусь. – Ты решил вывалить на меня все откровения, которые накопил за дцать лет?
– Два – это ещё не все.
– Я думал, ты рассердился и расстроился из-за того, что я взял бабушкину фамилию, а ты, оказывается, заранее знал все спойлеры.
– Меня это задело, оба раза. Когда случайно узнал и когда ты сам признался.
– Но ты не стал меня останавливать, хотя мог?
– Это твоё решение, Рэмо. Тебе хотелось позлорадствовать и побольнее меня пнуть. Ну ладно. Имеешь на это право.
Бабушка с отцовской стороны – такая же деликатная тема, как и моя мать. Отец не любит о ней говорить. Розабелла Эррингтон до сих пор жива, но я никогда с ней не встречался.
Бабушка очень больна, и я говорю не про физическое здоровье. Большую часть жизни она провела в психиатрической лечебнице в состоянии то невменяемого буйного зверя, то безразличного овоща. В зависимости от фазы болезни и подобранного коктейля лекарств. Отцу и тёте Дэль было по пять лет, когда бабушка попыталась их утопить. В ванне с весёлыми жёлтыми утятами. Подсмотрел подробности в мамином дневнике, мне он такой жести не рассказывал. По ходу берёг.
Дедушка впал в тяжелейшую депрессию и в конечном итоге покончил с собой. Отцу было двенадцать. Дерьмо полное. Родитель утверждает, что у него нет детских травм, но я не знаю, верить этому или нет.
– Но… – у меня закончились слова. – Ты мой отец и мог сказать: «Рэмо, не делай этого». Объяснить мне, что это ужасно злой и жестокий поступок. Почему ты никогда меня не останавливал и не наказывал, когда я творил какое-то дерьмо? Мог ведь запретить… Но нет, ты, наоборот, помог мне сделать тебе больно. Прости, но ты очень долбанутый. На всю кудрявую голову.
– Я останавливал тебя, когда ты пытался причинить себе серьёзный вред. В данном случае… м-м, никакой угрозы не было.
– Была угроза, просто ты её не видел. Я причинил серьёзный моральный вред тебе и себе самому. Детей воспитывать надо, отец. Показывать им, что хорошо, а что плохо.
– Да я и сам не знаю.
– Я понимаю, что ты не виноват в том, что ты такой, – я пытаюсь следовать совету Лексы и быть с ним помягче. – Но можешь хотя бы говорить, когда тебя расстраивают мои поступки? Что ещё тебе расстроило?
– Ты сказал, что тебе не нравятся The Smashing Pumpkins. Очень расстроило.
– Да ты… Я же серьёзно! Я хочу стать лучше, помоги мне. Хочу, чтобы моя жизнь наконец наладилась и стала нормальной.
– Нашёл к кому обратиться, – отчётливо слышу смешок. – Я попробую, Рэмо. Меня расстроило, что ты не познакомил мисс Содерберг с семьёй по собственной воле. Я даже не знал, что у тебя завелась серьёзная девушка. Помимо тех трёх, о которых ты мне рассказывал.
– О-ооо, отец, не тупи. Вспомни, как мама внезапно стала твоей женой. За один день, да?
– Всё так. С утра я был один, а к вечеру у меня появились жена и заготовка тебя в её животе.
– Чего ты ожидал после того, как показал маме, кхе-кхе, итальянскую любовь? Сам виноват, что хреново предохранялся.
– Справдливое замечание, но вообще я был не против. Никогда не возражал против твоего появления на свет. Ты случайный, но не нежеланный ребёнок, Рэмо. Мы с твоей матерью никогда не обсуждали… ну, ты знаешь… другие опции. Аборт.
– О-ооо, только вы с мамой могли ввязаться в дикую авантюру со случайным браком и ребёнком… Возвращаясь ко мне. У меня не было никакой девушки до того, как ты не подумал, что она есть.
– М-м, это я превратил Лексу в твою девушку? Силой мысли что ли?
– Да, ты прямо очень с этим помог. Сам бы я ещё год собирался.
– Ха! Я что, полезный?
– Нет, «полезный» – это когда сознательно приносишь пользу и прикладываешь усилия, а ты просто игральный кубик, на котором случайно выпало максимальное значение. Один раз за всю жизнь… Кстати, что думаешь по поводу Лексы?
– Думаю, что она выгодно отличается от всех нас. Дэль и Лино просто в восторге.
– Эй, мы про твоё мнение говорим вообще-то! Ещё бы опрос на улице устроил – «Что вы думаете о Лексе Содерберг?» – и принёс мне результаты.
– Она заботится о тебе и интересуется твоим мнением. Этого вполне хватает для моего одобрения. Не переживай, Рэмо, я не испорчу твои отношения. Сделаю всё, что от меня требуется, чтобы Лекса не испугалась нашей семейки и не сбежала. Я воспринял призыв быть более, э-э, поддерживающим.
– Раз уж ты теперь поддерживающий… Можешь как-нибудь мягко попросить Раф не болтать о наших с ней отношениях при Лексе? Лучше я сам расскажу все стрёмные подробности, когда вырвусь с чёртовой работы.
– Мне попросить? М-м, ну ладно. Сделаю.
– Рафаэлла к тебе прислушивается, – делюсь давней обидой на кузину, – а мои просьбы пропускает мимо ушей.
– Я поговорю с ней сегодня… Кстати, что за руины у тебя за спиной? Я проспал апокалипсис? Баррикады строишь?
– Отец, это называется «ремонт». Люди иногда его делают. Сами берутся за стремянки и валики, а не отдают распоряжения Рафаэлю.
– Дерьмово выглядит. Дать распоряжение Рафаэлю, чтобы он это исправил?
– Ты что, фильмы про шпионов не смотришь? – я в восторге от отцовской идеи привести мою шпионскую берлогу в соответствие с его эстетическими стандартами. – По легенде, у меня нет богатого папочки и его сверхпродуктивного секретаря. Я вообще другой человек. Бедный человек.
– О. Надеюсь, ты хотя бы не маляром работаешь. Ну, по легенде. Правильно сказал?
– Пошутил человек, который даже палатку ставить не умеет. Ты заплатил тому мужику на озере, чтобы он всё сделал. А маме сказал, что мы сами справились.
– Она всё равно не поверила. Знала, что я так сделаю, а потом мы вместе над этим посмеёмся… Э… О… Привет?
На картинке с моей камеры возникает зевающий во весь рот Лэндон. В клетчатых домашних штанах и футболке. Видит отца, ойкает и пытается спрятаться за моим плечом.
– Лэн, это мой отец, – я поправляю камеру, чтобы Кэннер снова попал в кадр. – Его зовут Лоренцо, он немного итальянец и я тоже. Отец, познакомься с моим коллегой Лэндоном.
– Очень приятно, – родитель ну просто сама вежливость. – Как дела, Лэндон?
– Хорошо, сэр. А у вас как?
– Тоже не жалуюсь, хотя жаловаться на жизнь в принципе бессмысленно.
– Мой приятель тоже так говорит, – Лэн ещё стесняется отца, но уже гораздо меньше. – Советует читать Ницше и не париться. Концепция счастливого пофигизма рулит.
– О. Интересный рецепт счастья. Помогает?
– Я ни фига не понимаю этого его Ницше, сэр.
– Не существует единой универсальной истины, Лэндон, – ну всё, пристегните ремни, отца понесло. – У каждого человека свой способ познания мира и взаимодействия с прочитанным. Если ты не понимаешь, то это тоже… способ познания.
Жесть. Жесть. Жесть. Малыша Лэна пора спасать.
– Давай ты пока не будешь забивать Лэну голову своей Ницше-хренью, – вмешиваюсь я. – Ты ему мозг так сломаешь, а он мне нужен в рабочем состоянии.
– Перебор, да?
– Да-а. Я как-нибудь приглашу к нам Лэна, и вы обсудите Ницше-хрень за чашечкой виски.
– Ты правда пригласишь меня в гости, Норман? – Кэннер округляет глаза до размеров блюдец.
– Приглашу, если захочешь, но за последствия общения с отцом не отвечаю.
***
Я отправляюсь к Полли и Ирвингу Хантерам в неблагополучный портовый райончик Эвергрин-Харбор. Он ещё хуже моего Гримс-Куорри. В порту легко можно купить запрещённые препараты, остаться без телефона или нарваться на банду подростков с перочинными ножами. Я бы не хотел, чтобы мои дети росли в подобном месте, но у Ирвинга нет выбора.
Я выяснил, что Полли работает официанткой. Берёт дополнительные смены и барахтается изо всех сил, чтобы поддерживать семью на плаву, но лишних денег у них не водится.
Дом Хантеров – это пара контейнеров, один на другом. Хаотичная постройка, но внезапно уютная и зелёная. У них много цветов, хенд-мейд вещиц и отреставрированной мебели со свалки. Полли большая молодец. Почему я должен огорчать эту милую девушку? Ненавижу своё школьное задание.
– Ирвинг что-то натворил? – у сестрички Хантера измождённый вид, мне искренне её жаль. – Ирв, почему к нам снова приходят твои учителя?
– В душе не… – пожимает плечами мальчик. – Папаша, ты зачем к нам припёрся?
– Я не совсем учитель, мисс Хантер, – пытаюсь говорить приветливо. – Меня зовут Том Блэкбёрн, я нечто вроде универсального солдата. Отправляют во все горячие точки. Директор считает, что Ирвинг испортил школьное имущество. Нарисовал граффити в туалете.
– Ирв?! Я говорила тебе, чтобы ты разрисовывал бетонные стены в порту, а не школу. Что мне делать, если директриса настучит в опеку? Тебя ведь заберут. Снова в приют, Ирв, и я больше не смогу тебя из него вытащить.
– Я этого не делал, Полли! – с чувством говорит Хантер, а меня с удвоенной силой грызёт совесть. – Эта сука меня ненавидит, папаша. Хочет свалить все косяки, выгнать из школы и отправить в грёбаный приют!
– Ох, Ирв, помой свой грязный рот с мылом… Мистер Блэкбёрн, обычно он так себя не ведёт. Ирвинг расстроен, поэтому говорит все эти вещи.
Мальчик злобно пинает мусорный бак, на котором уже есть несколько старых вмятин. Полли ласково обнимает брата за плечи и шепчет что-то на ухо. Ирвинг успокаивается. Кристально ясно, что у брата и сестры хорошие отношения.
– Я понимаю, мисс Хантер.
– Просто Полли. «Мисс Хантер» меня называют только когда хотят отчитать на работе.
– Хорошо, Полли. Давайте вы покажете мне дом, и я составлю для директора и опеки положительный отчёт. Я не собираюсь создавать для вас проблемы.
Полли не вызывает особых подозрений, но я на всякий случай хочу заглянуть внутрь. Не думаю, что у реальной Феникс на видных местах лежат снайперские винтовки и прочий реквизит хитмэнов, однако люди часто пропускают мелкие детали. Детали важны.
Мы ходим по комнатам «первого этажа», крохотной гостиной и такой же крохотной кухоньке. Весь дом Хантеров уместился бы у отца в джакузи.
Полли рассказывает, что нашла диван на свалке, сшила новый чехол и подушки. Они с Ирвингом занимаются апсайклингом старых вещей. Иногда что-то продают в магазинчике на SimEtsy. Я слышал слово «апсайклинг», но ещё не встречал людей с таким хобби. Оказывается, довольно круто.
Я делаю вид, что делаю заметки. Захватил с собой блокнот и карандаш. С умным видом заглядываю в холодильник, вроде как проверяю, что Ирвинг хорошо питается. Сую нос во всякие углы. Ничего подозрительного не замечаю.
– Комната Ирва наверху, но у нас нет нормальной лестницы, – Полли смущённо кивает на лестницу модели «Заткнись и карабкайся».
– Ты только не грохнись, папаша, – напутствует Хантер и лезет первым.
Мне интересней комната Полли, но не могу придумать достойный предлог для её посещения. У Ирвинга всё стандартно. Обычное логово мальчика-подростка с постерами, коллекционными фигурками, художественной инсталляцией из грязных носков, штанов и футболок на полу. У меня была такая же, только ещё с кучей пластинок.
– Ты обещал навести порядок, – снова вздыхает сестра.
– Я навёл, – Ирвинг стоит привалившись к косяку и насвистывает. – Нормально же, папаша? Главное в шкаф не заглядывай, я туда всю хрень затолкал. Еле дверцы закрыл. Может и прибить, когда всё вывалится.
– Нормально. Всё нормально, Полли. Спасибо за экскурсию. У Ирвинга есть своя комната, рабочий стол, компьютер, хорошая одежда и еда… Вы хорошо о нём заботитесь. У школы нет претензий.
Не хочу их больше мучить. Ну её комнату Полли, нет там никаких секретов. Она простая работящая девушка, а Ирвинг – неплохой парнишка. Попробую отвлечь от них директрису. Я немного читерю и периодически подгружаю Нормана. В последнее время мне комфортней быть самим собой, даже на работе.
– Не хотите попить с нами чаю, мистер Блэкбёрн? – предлагает Полли. – Я сама выращиваю и сушу ромашку, но есть и более традиционные варианты.
– Ромашковый сгодится, – я никуда не тороплюсь и соглашаюсь.
Думаю, Полли и Ирвинг смогут рассказать о других школьниках и их ближайших родственниках. Если Лэндон и его таинственный источник правы, Феникс где-то рядом.
***
– Давно вы перебрались в Эвергрин-Харбор?
Я потягиваю ромашковый чай и осторожно расспрашиваю хозяев контейнерного домика об их жизни. Пытаюсь подобраться к теме подозрительных школьников со старшими сёстрами в комплекте. Полли должна ходить на родительские собрания. Вдруг что-то знает?
– Года три назад, да, Полли? – Ирвинг морщит лоб, пытаясь вспомнить. – До этого я полгода проторчал в приюте после того, как отца лишили родительских прав. Полли вернулась из Бриджпорта и забрала меня.
– Мечтала покорить большой город, но не покорила, – сестра грустно улыбается. – Зря надеялась, что отец Ирва сможет о нём позаботиться.
Замечаю, что она говорит «отец Ирва», а не «наш отец». Ирв – ребёнок от второго брака их матери? Интересно, куда она делась.
– Тебе нравится в нашей школе, Ирвинг?
– Прикалываешься, папаша? Школа – отстой, но я пообещал Полли её закончить.
– В школе главное не школа, а социальные связи, – видел эту дурацкую цитату в сборнике умных мыслей. – Ты встречаешь друзей на всю жизнь.
– Ой, папаша, да я дни считаю, когда выпущусь и перестану видеть эти рожи…
– Тебе не нравятся одноклассники?
– Придурок Рипп Грант очень достаёт и брат его тоже. Прикинь, папаша, Тэнк такой тупой, что его на второй год оставили. У них батя – реальный псих. Муштрует их и мелкого брата, как в армии.
– Школе бы лучше Грантов проверить, а не нас, – соглашается Полли. – Я говорила учителям, что Рипп и Тэнк задирают и колотят других ребят, но никому нет дела. Ирвинг как-то пришёл из школы с разбитой бровью. Сказал, что футбольный мяч прилетел в лицо, но я не поверила…
– У Грантов есть мать или, может, старшая сестра? Чтобы утихомирить буйного отца и защитить от него мальчиков. Я бы лучше с какой-нибудь адекватной женщиной в их семье пообщался.
– Не знаю, мистер Блэкбёрн. Я только отца видела.
– У них вроде кузина есть, – подсказывает Ирвинг. – Забирала как-то Риппа после экскурсии.
– Спасибо за информацию, вам обоим. Директор попросила меня обойти все семьи с, э-э-э, потенциальными проблемами, – ничего такого грымза Прескотт мне не поручала, но обязательно поручит. – Мы не про всех в курсе, как видите. Вы случайно не знаете ещё каких-то проблемных ребят?
Ирвинг и Полли называют имена и фамилии, сперва неуверенно, опасаясь «сдать» кого-то не того школьной администрации, но постепенно в них просыпается азарт. Заношу детишек в блокнот. Останется передать списки в аналитический и проверить тех, у кого имеются сёстры или кузины подходящего возраста. Порой мне в голову приходят гениальнейшие идеи.
***
От Хантеров я уехал не с пустыми руками. Полли подарила пакетик самодельного ромашкового чая. Едва не растаял от её доброты. Лекса плохо влияет на мою бдительность. Все кажутся милыми и совершенно безобидными. Когда-нибудь меня так пристрелят.
Следующий пункт назначения – кафешка в Бритчестере. У меня второе свидание с Беккой Кларк, подозрительной коллегой Лэна из исследовательского института. Той самой, которая умеет читать людей, глядя на содержимое их тарелок.
Первое прошло неплохо. Кларк снова намекала и кокетничала, но я не торопил события. Пусть думает, что Томми Блэкбёрн нацелен на серьёзные отношения, а не на разовые утехи.
– Томми, сюда! – Бекка машет мне рукой. – Рада снова тебя видеть. Как дела?
– Мотаюсь по школьным заданиям в свой выходной, – целую девушку в щёку. – Неудачник.
– Бедный. Не хочу злорадствовать, но у меня всё в шоколаде. Научный руководитель заболел и отменил встречу, соседка Джулия уехала к своему бойфренду, а на Simflix’е должны показать новую тру-крайм документалку… Про мунвудского маньяка слышал?
– Нет, я полный профан по части криминала, хоть и журналист. Пишу на другие темы.
– Он считал себя оборотнем, представляешь? – глаза Бекки азартно поблёскивают. – Каждое полнолуние похищал новую девушку, выпускал в лесу и устраивал на неё охоту. У него даже специальные перчатки были с острыми лезвиями в форме когтей! Тела жертв находили жутко изувеченными.
– Жесть. Я слышал, что в Мунвуде работала фабрика и сливала токсичные отходы в реку, которая питала городскую систему водоснабжения. Многие дети родились с отклонениями. Не знаю уж, физическими или психическими.
– Да-да! В трейлере документалки как раз про фабрику говорили. Как думаешь, почему люди пытаются искать для преступников оправдания? Рассказывают про их трудное детство, ужасную экологию, безработицу и низкие зарплаты.
– Среда толкает людей на преступления – вполне себе доказанный факт.
– Но не все люди их совершают, – парирует Кларк и мне начинает казаться, что тема для неё очень личная. – Возьмём, к примеру, двух абстрактных людей – Джона и Пола. Оба живут очень бедно, но Джон остаётся законопослушным гражданином, а Пол замочил старушку-соседку ради сотни симолеонов.
– Мы очень мало знаем про Пола. Кроме того, что он бедный. Есть какие-то дополнительные обстоятельства?
– Вот, видишь! Ты начинаешь изобретать оправдания.
– Всего лишь хочу больше деталей, Бекка. Ты никогда не знаешь, что толкает людей на преступления. Кого-то в детстве били коробочкой от молока, и он спалил к чертям молочную фабрику.
– Ты не считаешь, что люди бывают испорченными по природе своей? Без всяких дополнительных обстоятельств.
– Я считаю, что некоторые люди склонны совершать преступления больше, чем другие, но в благоприятной среде они останутся вполне нормальными. Спящими преступниками.
– Спящими? Хм-м, интересный ты употребил термин... А как понять, что в тебе дремлет убийца?
– Ну и вопросы ты задаёшь!
Смеюсь, но в глубине души озадачен нашим диалогом. Бекка как будто пытается из меня что-то вытянуть. Изучает. Препарирует. Анализирует. Очень неприятное чувство. Пытается понять, как я отношусь к преступникам и завербовать? Зачем предполагаемой Феникс понадобился журналист Том? Меня раскрыли?
***
Вечер заканчивается у неё дома. Simflix and chill* в полный рост. Мы лапаем друг друга на диване под тру-крайм документалку. Зловещий закадровый голос перечисляет имена жертв, на экране мелькают кадры мрачного леса и фабрики, саундтрек заставляет бежать по коже жирные мурашки. Такой хренью я ещё не занимался. Кто-нибудь спасите меня от Бекки Кларк.
Пора признать, что девушка слегка с приветом, даже если и не Феникс. Она повернута на убийствах и убийцах. Надеюсь, не строчит письма какому-нибудь местному Теду Банди.
* – симский аналог выражения «Netflix and chill». Означает примерно то же самое, что «зайти на чашечку чая секса».
Я участвую в происходящем без особого энтузиазма. Думаю о Лексе и пытаюсь уговорить себя, что это просто работа. Не получается. Чувствую, что всё равно её предаю. Один раз случайно отпихнул от себя Кларк. Пришлось соврать, что испугался внезапного скримера на экране. Я хочу чтобы всё поскорее закончилось – документалка, неловкая романтика, моё задание. Хочу потискать Содерберг, а не Кларк.
Моё лицо в зеркале очень недовольное. Не так должен выглядеть парень, которому обломился секс с горячей девушкой. Впрочем, Кларк тоже не кажется особо вовлённой в процесс. Из-за меня? Ну же, Норман, уйди уже со своими переживаниями и позволь Тому делать работу. Я не могу запороть задание из-за личных заморочек.
Мой проклятый мозг активно сопротивляется, включает Нормана и думает, что я изменяю Лексе.
– Я сейчас вернусь, – Бекка игриво улыбается. – Надену для тебя кое-что особенное.
С фальшивым энтузиазмом заверяю, что меня порадует «что-то особенное». Нет. Меня порадует, если она будет торчать в ванной как можно дольше.
Делаю телевизор погромче. На цыпочках крадусь в спальню Кларк. Первая и главная цель – комод. Люди обожают прятать компромат в ящиках с нижним бельём. Их ещё и обыскивать удобно. В крайнем случае навру, что хотел своровать её трусики. Бекке должны понравиться подобные маньячные признания.
В первом ящике ничего, кроме стопки блузок и футболок, во втором – нижнее бельё и смешные домашние носки, а вот третий… Третий заперт. Эх, не зря дядюшка Джонни Лай подарил мне набор отмычек и научил ими пользоваться! Вскрываю хлипкий замок буквально за одну секунду.
Под очередной стопкой одежды шуршит толстая папка с документами. Ой. Я действительно что-то нашёл? Трясущимися от азарта руками извлекаю находку на свет. Внутри списки сотрудников исследовательской лаборатории и их досье, компромат на соседку Джулию, какие-то схемы, карты с отмеченными точками, фотографии со скрытой камеры и чего только не. Под папкой – два поддельных паспорта на разные имена и пачка налички.
– Положи папку на комод и медленно повернись, – мне в шею упирается холодный ствол. – Держи руки так, чтобы я их видела.
Вот дерьмо! Я увлёкся обыском и не услышал, как ко мне подкралась Кларк. В мягких, мать их, носочках, из серии тех, что я видел в ящиках. Смешных, шерстяных, предположительно связанных заботливой бабушкой на Рождество. У Феникс есть заботливая бабушка?
Делаю как она говорит. Тут без вариантов. Безоружный я против нацеленного в лицо пистолета. Теперь дуло смотрит мне прямо в глаза, как самый внимательный в мире слушатель. Я смотрю на него и думаю, что не хочу умирать. Только не теперь, когда я отчаянно влюбился в Содерберг, помирился с отцом, планирую вернуться домой и в целом жить долго и нормально. Как все обычные люди.
Я хочу снова поесть колечек, жениться, поделиться с отцом понравившейся песней, завести детей, дочитать книгу, которая лежит на моём прикроватном столике, поглубже сунуть нос в мамины дневники... Чёртово дерьмо! Я так много всего хочу, но скоро умру, оставив отца совсем одного. И Лексу. Я даже не сказал ей всякие важные слова. Поймёт ли она, что я не просто развлекался и пудрил ей мозги, а хотел чего-то настоящего? Будет ли она меня вспоминать и хоть изредка навещать мою семью? Я слишком многого хочу от девушки, которую знаю меньше месяца.
На Кларк кружевной комплект белья и дурацкие носки. Забавное сочетание, но я почему-то не смеюсь. У неё Beretta 92FS. Первый пистолет, из которого я учился стрелять в далёком детстве. В моей семье обожают ходить в тир, аристократически палить по тарелочкам и коллекционировать антикварное оружие. Самый меткий стрелок – тётя Дэль, но отец тоже ничего. Он и научил меня стрелять. Нас с мамой, для развлечения и самообороны. Увы, ей это жизнь не спасло, мне – пригодилось, чтобы отправить на тот свет её убийцу.
Это запоздалая расплата за то, что я сделал?
Midjourney V6 – картинки на обложке.
soulsistersims – за Petit Café.
Melanieee_Drake – за 17k Eco Container Home, лот использовался в качестве основы для домика Полли и Ирвинга.
– Я считаю, что некоторые люди склонны совершать преступления больше, чем другие, но в благоприятной среде они останутся вполне нормальными. Спящими преступниками.
Ох, я на этой фразе одни эмоции. Я сейчас попробую объяснить почему.
На самом деле пока мне мало что есть казать. Я немножко такая 1Логика, и сначала я сама сижу и формирую своё окончательное мнение, в процессе мне неудобно им делиться, нечем пока, у меня режим обработки данных такой. Я загружаюсь, обрабатываю, прихожу к какому-то своему мнению, дальше его излагаю в режиме монолога, ухожу. Так у меня это работает. И вот пока я в стадии загрузки и обработки данных. Обсуждать и думать вместе с кем-то я не умею, я как изолированная система, мне надо самой. Пока я раскладываю факты из истории на кучки, перекладываю, думаю, снова перекладываю, снова думаю. Больше всего меня интересуют расстройства личности и как они проявляются, ну и вообще всякая психология: типы привязанности, личные границы, виды отношений, психологические защиты.
Промежуточные мои наблюдения.
Норман и Лекса - это вариант отношений двух людей с избегающим типом привязанности. Крупно и внятно прописаны их черты контразивисмости в отношениях. Лео подвергал Раф эмоциональному насилию вида "гостинг" (от англ. ghosting; ghost «призрак»), и она реагировала как каноничная жертва насилия, велась на все 100. Это из такого крупного, очевидного.
Сейчас у меня основная обработка данных по социопатическим признакам. Пара признаков фонит у многих, очень многих героев. Лоренцо проявляется вообще как каноничный социопат в вакууме, особенно меня прикалывает его тенденция к захвату власти над людьми вокруг. У каждого расстройства есть свой краеугольный вопрос, и у антисоциального - это власть. Но я никогда не видела изнутри, как это выглядит. Он такой заядлый коллекционер, собирает моменты, где у него есть власть, и при каждом удобном случае показывает всем желающим. У меня есть власть над тобой, Рауль. Ты в моей власти, чувак. У него есть власть над Раф. Могу лишить дома, если хочу, это моя власть над тобой и твоей жизнью. Но если тебе что-то нужно, приходи. Это сообщение = я сохраняю власть над тобой и никуда тебя не отпущу, приходи ко мне если нужно, чтобы я показал снова, что у меня есть власть над тобой. Могу дать, что ты захочешь, но могу ведь и не дать. Он показывает власть над Норманом и его жизнью мимоходом, легко и играючи. Власть над людьми, которые ему прислуживают, и он тоже часто возвращается к этому аспекту своей жизни.
Это звучит как - хм, а ты помнишь, что у меня есть человек полностью в моей власти? Ещё разок бряцкнул ещё одной цацкой власти. Нарциссы так пихают людям в лицо признаки их особенности, крутости, значимости и ценности. А ты помнишь, что у меня лексус? Хочешь, подскажу сколько времени? Кстати, у меня роликс.
Лоренцо никогда прямо не говорит, что просто хочет чувствовать власть над всеми вами, обычно он это выворачивает иначе. Я не знаю, осознаёт ли он это. Часто ядро расстройства и основные движущие силы как раз-таки сокрыты от носителя. Ну как, могут быть скрыты, могут осознаваться. Лоренцо осознаёт или стал бы это отрицать?
Вместе с твоей работой я уже пару раз перечитала главу из "психоаналитической диагностики" про антисоциальное расстройство личности, и вообще время от времени поднимаю материалы по этому расстройству. Есть две разновидности: психопатия и социопатия, и я разбираюсь в этом меньше, чем хотелось бы. Пока промежуточный результат, я дошла до того, что у твоих героев, кто демонстрирует черты антисоциального расстройства личности, всё-таки вариант социопатии, а не психопатии.
Разница этих двух разновидностей как раз в большей природной склонности (это психопаты) и доминирующему средовому фактору (социопаты). А тут Бекки берёт и рассуждает как раз ровно об этом. Сначала герои всесторонне, много, объёмно и подробно проявляются как социопаты, а потом один из героев начинает рассуждать об особенностях формирования именно социопатического варианта расстройства. Именно о антисоциальном расстройстве (а не девяти других) и именно о подвиде социопатии! Сложно описать мою реакцию, но на меня эта маленькая фразочка невзначай произвела большой эффект. Я обожаю, когда герои сами рассказывают о том, что происходит в работе, особенно если они думают, что рассуждают на отвлечённые темы.
И ещё читая твою работу я задумалась о том, что у антисоциального рассройства личности, как и у нарциссизма есть доброкачественный вариант и злокачественный. Мне нигде не попадалась такая инфа. Теория про это молчит, это моё предположение. Про нарциссизм - да, такое есть. Злокачественный это мой Юго, доброкачественный - Рауль, Норман, Себ у Мурр, Ленни с пылесосом. Это очень разные чуваки. Про антисоциальное расстройство личности принято описывать злокачественные варианты, и нет нигде разделения на доброкачествественный вариант. Как будто такого не бывает. Читая про твоих героев, я задумалась, что может бывает и такой. Просто есть тенденция демонизировать кластер В "плохишей" (истероидов, нарциссов, антисоциальных, прл) и особенно пару нарциссичных и антисоциальных. Это самые плохиши в плохишах, и мало кто хочет копаться в хитросплетениях из душ. Расстройства кластера В "плохиши" получили такое название из-за того, что расстройства этого типа снижают адаптацию не носителю, а окружению. Так что в контакте с этими ребятами людей больше заботят контрмеры, своя безопасность и целостность. Когда в тебя летят нарциссические разрушающие защиты, не самое лучшее рассуждать, перед тобой доброкачественный или злокачественный товарищ. Когда на тебя напал медведь, думать гризли он там или бурый, не самое умное решение. Лучше вспомнить технику безопасности и что делать сейчас тебе, а не какая форма ушей этого медведя и о чём это говорит. Хорошо, когда это герои и можно сидеть в безопасном углу и с холодной головой анализировать. Может быть когда-нибудь в какой-нибудь умной книжке я найду разделение на доброкачественных и злокачественных антисоциальных, потому что почитав твою работу, я думаю, что так бывает. И это настолько же очевидно разное, как добро и злокачественный нарциссизм.
ахах) Я почему-то сразу вспомнила, как я пару месяцев назад смотрела про него документалку и муж с работы пришел. Сказал, что я опасная и он не знал, что я про маньяков смотрю. А мне подруга скинула и не в первый раз) но я не опасна)
Ariona
Спасибо за супер крутой и подробный комментарий. Как всегда много думала. О совпадениях в том числе. Мне тоже очень интересна тема социопатии и около того. Я тебе уже как-то признавалась, что из всех героев на меня больше всего похож Лоренцо. Да, вот так внезапно или не внезапно. Конечно, в нём всё приумножено в десятки-сотни раз, но многие темы мне близки. Я кучу персонажей отпочковала от разных частей себя, но тут, пожалуй, самый выдающийся случай самокопирования и большой кусок всяких неприглядных вещей. Проще всё это исследовать на абстрактном герое, а не на себе. Вытащить на бумагу, ужаснуться, рассмотреть под микроскопом, симулировать разные ситуации. Ну очень интересно.
Я думаю, что изначально у обоих была более здоровая ситуация с привязанностями. Я легко могу представить, как Норман-подросток вместо Раф влюбляется в девочку, которая отвечает ему полной взаимностью, хранит ей вечную верность, женится после окончания школы и далее по тексту... И идёт нафиг из этого сюжета потому, что такой герой Мэджик не интересен. ) Наверное, тут надо поставить звёздочку и добавить – "при условии, что его мать жива". В такой идеальной ситуации у него было бы всё, как в сказке.
Но в виде первой любви у нас Раф с собственными проблемами и загонами. Раф – нелюбимый ребёнок. Раф, которая никогда не любила, не любит и не полюбит Нормана. Что бы он ни делал. Она в основном только потребляла и не отдавала ничего взамен, натягивала поводок, когда Норман был нужен и отпускала обратно погулять, когда переставал быть нужен (это опять что-то про власть, да). Кстати, я думаю, что Норман не заводил серьёзные отношения отчасти ещё и потому, что ждал Раф. Вдруг всё-таки одумается и осознает, что Норман её one and only? (нет). В таких отношениях самое сложное – это осознать, что ты реально не нужен партнёру. Нет, совсем нет. Нет, он не одумается и не откроет в себе неземную любовь. Мне жалко Нормана, который годами жил с этой глупой надеждой.
Лекса... У Лексы был мальчик с подводкой, который занимался немного другими вещами, чем Раф, но тоже сильно её ранил. Про мальчика немножко ещё расскажу.
Лео подвергал Раф эмоциональному насилию вида "гостинг" (от англ. ghosting; ghost «призрак»), и она реагировала как каноничная жертва насилия, велась на все 100.
О, ничего себе. Спасибо, что рассказала, что это такое. Я пишу чисто интуитивно и не всегда знаю, что именно получилось изобразить. Очень интересно, когда у этого "что-то" есть название. Я не думаю, что Лео занимается этим сознательно а-ля "Я сейчас ка-а-ак сделаю тебя своей марионеткой". Скорее собственные травмы уводят его в такой стиль поведения. Не знаю, согласишься ты или нет, но в настоящем Лео провёл некоторую работу над собой и стал внимательней относиться к Раф.
Учитывая, что Рауль сам имеет властные черты, у них забавная динамика отношений. Это явно не про дружбу, а про захват власти. Наверное, с самого первого дня знакомства. Условно в их отношениях два периода – до разоблачения Лоренцо и после.
До
У Рауля очень явный и громкий манифест: "Я тут лидер, а ты должен подчиняться. Я старше ты младше. Я лучше знаю, ты – нет".
Лоренцо: "Ха-ха, думай всё, что тебе влезет. Я разрешаю. Мне весело наблюдать, как ты распушил хвост. Я просто постою в тени с ведром попкорна".
После
Рауль: "Эй, я всё ещё хочу быть главным, а ты должен..."
Лоренцо: "Ха-ха, мечтай. Я-то знаю, у кого в руках поводок. Я не стану его натягивать (обещал Веро тебя не трогать), но помни, что он у меня есть".
Лично я считаю, что Лоренцо опасней и это Рауля надо спасать, а не наоборот. Собственно, эту мысль в явном виде проговаривает Ронцо в своих главах.
У него есть власть над Раф. Могу лишить дома, если хочу, это моя власть над тобой и твоей жизнью. Но если тебе что-то нужно, приходи. Это сообщение = я сохраняю власть над тобой и никуда тебя не отпущу, приходи ко мне если нужно, чтобы я показал снова, что у меня есть власть над тобой. Могу дать, что ты захочешь, но могу ведь и не дать.
Кстати, в обратную сторону тоже есть некоторые попытки манипулирования. Раф пытается надавить на стыд (Ронцо бы тебя не одобрил) и жалость (я была маленькая и глупая, пожалей), но у Энцо эти кнопки не работают. Атрофированы. На них совсем бесполезно давить.
Лоренцо никогда прямо не говорит, что просто хочет чувствовать власть над всеми вами, обычно он это выворачивает иначе. Я не знаю, осознаёт ли он это. Часто ядро расстройства и основные движущие силы как раз-таки сокрыты от носителя. Ну как, могут быть скрыты, могут осознаваться. Лоренцо осознаёт или стал бы это отрицать?
Осознаёт и, кстати, даже говорит. Не совсем напрямую, но всё же. Вот тут:
– Яковитская церковь – это в основном про власть, а не про помощь людям, Ронцо. Тут все поголовно атеисты и еретики. Есть, правда, редкие фанатики, но нормальных людей нет совсем. Так что я не чувствую себя чужим. Власть – понятная для меня категория.
Лоренцо, по задумке, умеет в некоторый самоанализ и самокритику. Это не значит, что он станет действовать хорошо-разумно и не причинит никому вреда, но может дать оценку своим действиям и рассказать, как он работает. К примеру, в диалоге с Раф он в лоб объясняет, что произошло с её наследством и почему он так поступил.
Ещё на тему власти и Ло... В будущих главах есть эпизоды, где обсуждает власть с разными людьми. Забавно, что я написала их давным-давно, а ты сейчас меня спросила. Да, я думала об этом и много. Не знаю, достоверно получилось или нет, но скоро увидим. )
Про антисоциальное расстройство личности принято описывать злокачественные варианты, и нет нигде разделения на доброкачествественный вариант. Как будто такого не бывает. Читая про твоих героев, я задумалась, что может бывает и такой.
Мне хочется верить, что бывает. В моём представлении в поздней версии Лоренцо – осознанный социопат. Не тот пятнадцатилетний мальчик, который сеял хаос направо и налево, а человек, который знает о своих особенностях и пытается минимизировать причиняемый окружающим ущерб. Он направляет свою жажду власти в те сферы, где она больше к месту и/или даже приносит пользу. К примеру, Сид в первых главах рассказывала, что Ло помог университету с оборудованием. Он умеет управлять, организовывать других людей и решать проблемы. Тоже про власть, да, но с полезными side-эффектами. В яковитский период Энцо занимался благотворительностью и организацией всяких мероприятий с ней связанных. Конечно, не ради помощи людям, а чисто потому, что он талантливый организатор и может словить удовольствие от того, что руководит парадом. Мне нравится концепция сознательного зла, которое помогает.
Что ещё из признаков осознанности? Лоренцо в некотором роде себя изолирует, держит дистанцию между собой и людьми, которые могут потенциально попасть в зависимость. По сути он мог бы окружить себя гораздо более широким кругом зависимых и подчинённых, но предпочитает держаться обособленно. С минимальным количеством человек в прямом подчинении, которые к нему привыкли. Тот же Рауль не стесняется выкачивать максимум властного удовольствия из всех, кто оказался в зоне прямого влияния.
Что ещё, что ещё… Может рассказать заинтересованным, как работает его голова и как с ним лучше общаться, чтобы сильно не пораниться. Вполне откровенно. Он, конечно, подавляет Нормана, но при этом пытается делать что-то на тему защиты и заботы. Не всегда успешно и понятно для самого объекта заботы, к сожалению. В целом, мне кажется, что у меня получилось относительно достоверно изобразить отношения папани-социопата, который старается, с его «нормальным» ребёнком. Примерно 80% времени они друг друга не понимают, но в остальные 20% справляются.
Самый сложный и тонкий для меня момент – отношения с Оки-Веро. Их развитие и переход из состояния «Я встретила какого-то странного мужика-социопата» в состояние «Это мой любимый муж». Тут главный вопрос, способен ли он по-настоящему кого-то любить. В общем, эту тему я тоже исследую в будущих главах.
iveta
Большое спасибо за комментарий. Рада, что получилось тебя удивить.
О да. У них ведь Луна в компании, а Луна никому не даст расслабиться. Я не знаю, почему Раф до сих пор дружит с Луной, да и сама Раф задаётся тем же вопросом. Остальные девочки, кстати, нормальные. Джульетта и Бэк вполне безобидные.
Я почему-то сразу вспомнила, как я пару месяцев назад смотрела про него документалку и муж с работы пришел. Сказал, что я опасная и он не знал, что я про маньяков смотрю. А мне подруга скинула и не в первый раз) но я не опасна)
Считаю документалки про маньяков очень интересными и залипательными. Недавно у Русалочки в дневнике был офигенно интересный рассказ про дядьку, который организует реалистичные квесты на эту тему. Даже не знала, что такое бывает.
Я старалась. Это одна из моих любимейших глав как раз из-за коварного клиффхенгера. Считаю, что Бекка в носочках и с пистолетом – главная звезда этой главы. ))
Мне очень хотелось ответить на комментарии и не ждать две недели, пока я рожу новую главу. Поэтому, чтобы не нарушать правила, в комплекте идёт новая порция авторских откровений. Я порассуждаю о девушках Нормана, покажу пару кринжовых игровых табличек и немного интерьеров. Моё традиционное сердечко для читателей – . Спасибо, что остаётесь со мной и вдохновляете.
Норман и его девушки
Пока герой ожидает своей участи в сюжетном лимбо, самое время обсудить животрепещущую тему. Хочу рассказать, как я пришла к идее о том, что идеальная женщина для Нормана – это Лекса. Начнём от печки и посмотрим на всех его дам в хронологическом порядке.
Рафаэлла
Раф и Норман – что-то из серии токсичного. По большей части со стороны Раф, ведь это она его раз за разом возвращает: я тебя не люблю, но всё равно не отпущу. Ты мне нужен, чтобы чувствовать себя нужной, и больше ни для чего. Это такой кринжовый паровозик который катается по замкнутому кругу с остановками «Давай снова попробуем» и «Не хочу тебя больше видеть».
Здорового потенциала в этих отношениях примерно ноль, потенциала изводить друг друга до конца жизни – ну очень много. В особо отчаянные и авантюрные времена я размышляла о сценарии, когда Нормана и Раф все бросают, и на фоне этого они пытаются развить более здоровую версию отношений, научиться друг друга слушать и слышать. Что-то вроде полной перезагрузки с переосмыслением.
Сложная для написания штука. Я не верю в этот сценарий и вряд ли смогла бы достоверно его проработать, а не в стиле «На самом деле Раф всегда любила Нормана, но боялась себе признаться». Забавный факт – у этой парочки была всего одна личная встреча в первых главах. Они предпочитают общаться дистанционно на уровне старых обид.
Джинни Лай
Джинни мелькает в сюжете два с половиной раза, но давайте и про неё поговорим для порядка. Зачем вообще нужна Джинни Лай? Для пары вещей.
Во-первых, она дочь Джонни, у которого был короткий роман с мамой Нормана. Мэджик была бы не Мэджик, если бы не проводила параллели с прошлым и не вворачивала шуточки на эту тему:
«Отец Джинни, в целом, нормальный. Он лишь поржал, когда застукал меня с его дочкой на диване в гостиной. Сказал, что история повторяется. Шутник хренов.»
Во-первых, ради потрясающей реакции Раф. Вот тут она прямым текстом признаётся, что буквально вырезала Джинни из своей жизни, когда та начала встречаться с Норманом:
«У нас есть общая подруга детства, Вирджиния Лай. То есть была… Когда-то мы неплохо общались втроём, но потом мой кузен решил, что сперва повстречается со мной, а потом – ещё и с ней. По итогам от дружбы мало что осталось. Я чувствую себя ужасно неловко в обществе Джинни, мы больше не можем поговорить по душам, или выпить мятного лимонада у меня на террасе, или…»
Раф не терпит конкуренции. Норман должен принадлежать только ей и точка. Про саму Джинни рассказать особо нечего. У неё нет романтических чувств к Норману. Он просто друг детства с бенефитами. Всё.
Луна Виллареаль
У Луны опять де нет личного интереса к Норману. Он – объект пристального внимания Раф, а Луне интересно всё, что связано с Раф. Очень интересно! Можно сказать, что в отношениях с Норманом она занималась сбором информации, а заодно неплохо проводила время. Чувствами тут и не пахнет.
Что с Норманом? Нормана позвали, и он пошёл. ГГ открыто признаётся, что любит таких предприимчивых дам и вряд ли станет сопротивляться. Когда не находится в серьёзных отношениях.
Фрэнни Вандербург
У Фрэнни ярко выраженный синдром отличницы, но при этом её отчаянно тянет к запретному и плохим парням. Как избавиться от искушения? Конечно же, следовать правилам. Девиз юной Фрэнни: «В любой непонятной ситуации следуй правилам». Правила защищают и помогают не сбиться с пути. Правила делают жизнь не такой пугающей и хаотичной. Правила принимают решения за тебя.
Когда слепое следование правилам приводит к печальным последствиям, Фрэн пересматривает своё отношение к жизни. Я бы даже выдала ей наградку «Наглядная эволюция героя». Фрэнни находит в себе себе силы откровенно поговорить с Норманом, признаться в симпатии и даже извиниться.
Почему я пошла по пути дружбы? Изначально это задумывалось как клишированные love-hate отношения с отрицанием взаимной симпатии, бурными выяснениями отношений и последующей капитуляцией перед чувствами (?). Думаю, никто и никогда не верил, что Фрэнни и Норман ругаются чисто чтобы поругаться или реально из-за работы. Но…
Я считаю, что напряжение между ними – это чисто физика без глубоких чувств. Да, с физической частью у них всё было бы зашибись, но, если начистоту, Фрэн и Норман не могут слишком долго друг друга терпеть. В режиме полноценных взрослых отношений без взаимного вредительства и передела власти.
Даже без приставки «хорошая девочка» Фрэнни болезненно реагирует на выходки Нормана, которые идут вразрез с её представлениями о правильном. Да, ей нравятся плохие мальчики, но когда плохие мальчики творят плохие вещи… Это досада и возмущение. Норман бы каждый раз её триггерил. Да, нотка болезненности опять же ей заходит, но где тут здоровые отношения?
Норману нравится провоцировать Фрэнни – это факт. Нажимать на её болезненные кнопки и смотреть, что из этого выйдет. Он не может принять её образ мышления, который резко контрастирует с его образом мышления. В некоторых сценах он ведёт себя ну чисто как абьюзер. Нападает, задирает, издевается. Каким-то странным подростково-школьным буллингом занимается. С другими девочками он мягче, а по Фрэнни постоянно проходится. Критикует её одежду, что вообще ниже плинтуса.
Я бы сказала, что личность Фрэнни вызывает у него подсознательное отторжение. Плюс Норману всё же с ней скучновато. Ему нравятся девочки с огоньком и дичинкой. Нужен адреналин. У Фрэнни есть огонёк, но глубоко зарытый. Наш ГГ слишком ленивый и нетерпеливый, чтобы раскапывать. В общем, не думаю, что Фрэнни+Норман бы когда-нибудь заработали в здоровом режиме.
Сид Чэн
Ох, Сид. Кто-нибудь ещё помнит, кто такая Сид? Девушка из тех отдела, которая хотела с Норманом отношений, но не хотела физической близости. На уровне общаться-дружить они прекрасно работают, но после этого стоит поставить жирную точку. Я на все сто уверена, что в виде парочки они бы никогда не заработали, даже если вычеркнуть из уравнения Камиллу и остальных конкурирующих дам.
Потребности, которые невозможно закрыть, – это тупик для отношений. У Сид физических потребностей мало, у Нормана – очень много. Я даже не про секс сейчас, а про просто пообниматься. Норман – очень тактильный товарищ. Ему нужно трогать, поддерживать тесный физический контакт с партнёром. Соответственно партнёр должен быть таким же, а не «Не целуй меня, ты плохо побрился».
Если представить, что Норман успешно заканчивает задание и возвращается к Сид, то что дальше? Режим ожидания, пока у Сид не созреет желание что-то попробовать? Считаю, что ей нужен парень с таким же низким уровнем потребностей. Чисто для партнёрско-платонических отношений, который не будет доставать её с активной физикой. Такие мальчики вообще существуют? Наверное, да. В мир пока таких не завезла.
Второй вариант – Норман закрывает свои потребности где-нибудь на стороне, но Сид со своими традиционными ценностями бы на такое не согласилось. Ей очень нравится многолетний брак родителей, хочет такой же.
Камилла Уортингтон
Тут интересно. В целом, Камилла идеально подходит под запросы Нормана. Решительная, есть точки соприкосновения, с огоньком. Пришла, увидела, победила. Идеальная, казалось бы, спутница. Норман бы счастливо отдал Кэмми пальму первенства в отношениях и позволил делать с собой всё, что ей нравится. Реально чуть больше усилий со стороны Камиллы – и ГГ стал бы её собственностью. Ему так нормально? Ага, супер. Где поставить подпись под брачным контрактом?
Тоже не про здоровый формат отношений, но про удовлетворяющий потребности обоих партнёров. Думаю, что это работает: окей, у нас что-то нездоровое, но всем хорошо и приятно. Никто не страдает. Едем дальше.
Но чудесный план накрывается тазом. Камилле на самом деле не интересен Норман. Он средство, а не цель. Пришла, увидела, захватила и… пошла дальше. Для Нормана внезапная одержимость Камиллой заканчивается ровно в тот момент, когда она перестаёт прикладывать усилия.
ГГ просыпается и осознаёт, что кроме искусственно раздутых страстей и дофаминово-адреналиновых всплесков как бэ ничего и нет. Совсем ничего. Ни чувств, ни желания самому это всё поддерживать. Идёт он выяснять, что случилось и как это исправить? Нет, лишь мимоходом жалуется, что Камилла внезапно к нему охладела и перестала приятно захватывать контроль. Печалька. Я не могу не иронизировать над пассивностью Нормана, простите. Это забавно.
Лекса Содерберг
Я уже рассказывала, что не планировала давать ей большую роль. У Лексы было всего две основные функции – общаться с Честером и раскрывать его как персонажа и триггерить собственницу-Раф. Потом я решила, что после болезненного опыта общения с дядюшкой Раулем и отцом Нормана непременно должно понести во все тяжкие. Такой уж у него характер.
И тут Лекса в баре. Лекса, на которую пускают слюни мальчики всея конторы. Ха, сам собой напрашивается «вотэтоповорот»! Пусть она ему грязно намекнёт, а он импульсивно согласится. Из серии «посмотрим, что из этого выйдет». Утром Лекса и Норман выясняют, кому и в какие игры нравится играть в постели. Я несколько раз переписывала этот кусок, чтобы он не был слишком кринжовым или слишком откровенным. Сплошной стресс, если вы спросите. До сих пор не уверена, что получилось нормально.
После этого я думала, что Лекса и Норман либо никогда больше не встретятся, либо продолжат периодически видеться за кадром для взаимного удовольствия. Ничего серьёзного. А потом Лекса такая:
Ой. Тебе, активной и компанейской девочке, понравился вечно жалующийся одиночка-домосед? Ни у кого из персонажей такого не видела. Нет, это слишком мило, чтобы не дать вам шанс. Я прислушалась и решила написать главу от лица Лексы. Понять, что она из себя представляет. Было забавно описывать, как Лекса упорно делает вид, что Норман ей до фонаря, и чисто случайно зовёт его на свидание. От скуки.
Она сильно отличается от девочек, на которых обычно западает Норман. Его типичный профиль – девочка из богатой семьи и его круга а-ля Раф-Луна-Камилла. Слегка стервозная, которая подомнёт его под себя. Лекса тоже решительная дама, но другая. Более искренняя что ли. Когда Норман звонит ей посреди ночи, она срывается и приезжает к нему. Вообще без вопросов. Лекса не пытается разыграть мутную мноходовочку, как Луна или Камилла. Не использует Нормана для закрытия своих детских травм, как Раф. Ей интересен непосредственно сам Норман. И с физической точки зрения, и с эмоциональной. В общем, полное бинго для формирования здоровой привязанности.
Что со стороны Нормана? Это его любимый вкус: девочка приходит и берёт всё в свои руки, а он лежит на спинке и наслаждается. Много физики – давай друг друга трогать в любое время дня и ночи. Из нового – реальный интерес, забота и сопереживание. Много понимания. Лекса не осуждает его даже за то, что мутит одновременно с ней и с другими дамами. Кормит булочками, как мама в детстве. Нашла общий язык с его родственниками, даже со сложным отцом. Бинго? Бинго.
В виде ложки дёгтя боязнь сближения. У обоих. Тут мне пришлось подтолкнуть их друг к другу с помощью внешних обстоятельств. Спасибо, Лоренцо-в-халате. Твоя миссия выполнена, Мэджик тобой гордится. Вторая ложка дёгтя – зависимость Нормана от Раф. Избавился ли Норман от неё? Посмотрим.
Традиционная рубрика «Игровой кринж»
1) Родители Лэндона постоянно хотят завести нового ребёнка и звонят всем с вопросом, а можно ли. Даже Нэнси Ландграаб. Нет, не можно, отстаньте уже.
2) Лео может сделать один из романтических подарков на выбор:
3) К Лоренцо пришёл «сосед» Бьорн и подарил кубик мясозаменителя. От души, как говорится.
4) Пожилая горничная Мария возжелала бородатого Лео. Не спрашивайте, почему у него отросла чёрная борода. Я тоже не знаю. Может, поэтому он ей так понравился?
5) Раф интересуется у Лео, можно ли ей замутить с Джонни Лаем. Ага, да, конечно.
6) Лэндон спрашивает у своего отца, можно ли ему замутить с Юдит Уорд. А мальчик-то с аппетитами!
7) Лоренцо получает ну очень подходящую ему черту:
8) Раф спёрла трусы Честера. Он зачем-то вломился к ней в дом и развлекался на кресле в гордом одиночестве. Про «анатомические щедроты» весьма интригует.
У меня есть небольшое хобби – коллекционирую мемасики на тему моих персонажей. Сегодня поделюсь подборками для Энцо и Нормана.
Традиционная рубрика «Экскурсии»
Сегодня мы посмотрим интерьеры, которые я оформила для последних глав – детскую и подростковую комнаты Нормана, жилище Бекки Кларк и контейнерный домик Полли и Ирвинга.
[маленькая версия Нормана ворвалась в кадр и спёрла динозавра с тумбочки, но я не стала прогонять]
Записки закончились быстрее, чем я ожидала . Когда ты только открыла мир (ничего, что на "ты"?), я начала читать первую записку и сразу сделала себе закладочку. Но чтение отложила по одной простой причине - не хотела сидеть и грызть ногти в ожидании очередной главы. В идеале я надеялась дождаться, когда выйдет весь "сезон" и потом взахлёб прочитать - не хотелось выпадать из такой истории. Но терпение не мой конёк.
Как всегда после прочтения чего-то мощного, мне хочется столько всего высказать и ничего не приходит в голову (бывает словесный понос, а у меня сейчас с точностью до наоборот), понимаю, что всё, что я выдам и близко не сравнится с тем удовольствием, что я испытала. Если коротко: тот случай, когда читаешь не только потому, что интересно, но и с корыстной целью - поучиться. Прям несколько раз хотелось встать и поаплодировать: тому, как расписаны персонажи - к последней записке у меня чувство, что я с каждым знакома лично, шикарным диалогам - всё, как я люблю, чувству юмора. С такими текстами лично мне не нужны картинки, если бы не было ни одной, я бы всё равно читала. Но тут и каждый скрин - шедевр! Полноценно я оценить вряд ли смогу - я сама к этому равнодушна, с фотошопами на "вы" и через дорогу, больше всего картинок в своей жизни сделала, нажимая на клавишу С в Симс, но примерно представляю, какая огромная проделана работа! Я как будто одновременно читала классную книгу и смотрела фильм.
Занимательные факты: при первом знакомстве мне почему-то не понравилась Лекса, объяснить не могу, но эта героиня вызвала отторжение, к последней записке она стала моей любимицей. Забавно, что я вообще не пыталась мысленно сводить Нормана с кем бы то ни было (хотя в самом начале была мысль, что это окажется Раф. Спасибо, что нет - слишком банально и неправдоподобно, но в дешёвых мелодрамах такое любят). Но уж точно не с Содерберг, для меня это был реально поворотище! Ужасно не хватает смайлов в реакциях, приходится ставить нейтральный. потому что у меня по две-три эмоции на записку.
Утром Лекса и Норман выясняют, кому и в какие игры нравится играть в постели. Я несколько раз переписывала этот кусок, чтобы он не был слишком кринжовым или слишком откровенным. Сплошной стресс, если вы спросите. До сих пор не уверена, что получилось нормально.
Мой муж - активный компанейский мальчик, его самый лучший друг (со школьной скамьи) - вечно жалующийся одиночка-домосед, просто идеальная пара, хотя для меня тоже загадка ( я что-то эдакое посередине), так что такое бывает. И для меня теперь пара Норман - Лекса идеальна.
Спасибо тебе огромное за такой многообразный мир! Вдохновения на продолжение (рассчитываю как минимум на 50 страничек в теме), с удовольствием встаю в ряды постоянных читателей.
P.S. Ещё один занимательный факт: я упорно читала фамилию Сары как Коннор
Полноценно я оценить вряд ли смогу - я сама к этому равнодушна, с фотошопами на "вы" и через дорогу, больше всего картинок в своей жизни сделала, нажимая на клавишу С в Симс, но примерно представляю, какая огромная проделана работа! Я как будто одновременно читала классную книгу и смотрела фильм.
Ух, за это отдельное спасибо. До жути приятно, когда твою работу ценят и, главное, замечают приложенные усилия. Кстати, я была на сто процентов уверена, что твои скрины обработаны в ФШ. Они классные, стильные и весьма приятные для глаз. Я как-нибудь соберусь с мыслями и приду рассказать про всё, что мне нравится в твоём мире, а нравится очень и очень многое. Пока в режиме восторженно пускающего слюни читателя. Особенно на потрясающей красоты инопланетные миры и закрученные сюжеты.
Мой муж - активный компанейский мальчик, его самый лучший друг (со школьной скамьи) - вечно жалующийся одиночка-домосед, просто идеальная пара, хотя для меня тоже загадка ( я что-то эдакое посередине), так что такое бывает. И для меня теперь пара Норман - Лекса идеальна.
У нас с мужем парочка из двух домоседов, у одного из которых периодически включается режим приключений и он затаскивает в них второго. Очень удобно.
Согласна, что парочка активист-домосед может хорошо взаимодействовать между собой. Если они уважают особенности друг друга и не давят с активизмом/домоседством, а договариваются.
У меня случайно родилась шуточка на тему Сары Коннор. Первым появился Лэндон и получил фамилию, которая подходила к его имени. Потом уже Сара. Я искала простое и незамысловатое, но сильное имя, а Сара как раз такое. Только потом до меня дошло, что можно ещё и удачно пошутить.
Вот он я, всё в той же сцене – пистолет, страх смерти и шерстяные носочки Бекки Кларк. Я в отличной компании, но по-прежнему не готов расставаться с жизнью. Мне всего тридцать. У меня есть девушка, «поддерживающий» отец, мамины дневники и ни единой идеи, как к ним ко всем вернуться. Живым и тёплым, а не в мешке для трупов с дыркой посередине лба.
У меня так зашкаливает адреналин, что «МК-Модуль» передаёт полное управление Норману. В минуты повышенной опасности я должен быть самим собой и реагировать, как обученный справляться со стрессом агент, а не как испуганный гражданский. Ха-ха.
Мне очень страшно. Верните Тома.
– ФБР, спецагент Эмма Кларк, – такой адской шутки я не слышал за всю свою карьеру в конторе. – Томас Блэкбёрн, вы арестованы по подозрению в пособничестве опасной преступнице по кличке Феникс. На пол, лицом вниз, руки за голову. Живо!
– О, какая же ты дура, Эмма Кларк! Я «свой»…
Оседаю на пол и смеюсь, как безумный. Я потратил время и собственные нервные клетки на коллегу под прикрытием. Всё потому, что наши работодатели не в состоянии друг другу доверять. Никто не раскрывает своих агентов, и потому агенты… раскрывают друг друга. Великолепная работа, Норман. Контора тобой гордится.
– Агент Норман Эррингтон, контора, – пытаюсь успокоиться и взять себя в руки, у меня шок. – Позвони своим боссам и попроси связаться с моими. Код агента – TF87Q. Запомнила? Мы тоже пытаемся поймать Феникс.
– Позвоню только когда пристегну тебя наручниками к батарее, гений.
– Давай без этих игр, ты только зря тратишь моё время… Эмма, просто набери чёртов номер! Я посижу тут на полу и никуда от тебя не денусь. У тебя пушка, ты и так босс. К чему дополнительные унижения?
– Выстрелю тебе в ногу, если дёрнешься, – спецагент Кларк сурово сдвигает брови. – Я не шучу. Ты подозреваемый и под арестом, пока не подтвердится обратное.
– Эмма, да звони ты уже! Достала с угрозами. Кем угодно для тебя буду, только позвони.
Кларк одновременно пытается целиться в меня и искать в телефоне нужный номер. Закатываю глаза. Я ещё не попадал в более дурацкие ситуации. Чуть от страха не умер из-за девчонки, которая решила обставить мой арест в стиле фильмов про крутых агентов. Она не могла хотя бы не тыкать мне в затылок холодной пушкой? Интересно, мои трясущиеся руки считаются за попытку «дёрнуться»? Она случайно меня не пристрелит?
– Свяжутся со мной, как только проверят твою информацию, – сообщает Эмма после коротких переговоров с начальством. – Улыбнись, фото тоже отправлю.
– Ты не хочешь одеться? Я с трудом воспринимаю агентов в таком виде. Давай сделаем обстановку чуть более профессиональной.
– Мне снова приставить тебе ствол к голове, чтобы начал лучше воспринимать?
– Ладно, ясно. Тебе нравится разгуливать перед другими агентами в кружевных трусиках. Так и напишу в своём отчёте. С чего ты вообще взяла, что я сообщник Феникс?
– Я не была уверена до того самого момента, пока ты не начал копаться в моих ящиках. Просто проверяла всех подряд, тебя и твоего «брата» в том числе. Что-то не сходилось.
– Я думал, что ты Феникс и потому копался в ящиках.
– Ха-а? Это я Феникс?
– Ты вела себя крайне подозрительно, – злюсь на собственную интуицию, которая завела меня в такие дебри. – Копалась в рабочем компьютере моего напарника, набилась к нему в подруги, очень ловко профилировала людей по тому, что они едят. Тебе нравились эти странные разговоры о маньяках и их мировоззрении.
– Мне нужно было проверить людей из лаборатории и их родственников, – Кларк тоже кажется разочарованной. – Ещё кое-кого из университетской среды. Поэтому я изображаю студентку и лаборантку. Понятия не имела, что я тут не одна. То есть мне дали понять, что ваши агенты где-то поблизости, но без подробностей. Не думала, что мы устроим игру в кошки-мышки.
Звонит её телефон. С моего места не слышно, что говорит собеседник, но лицо Эммы становится ещё более разочарованным. Она опускает пистолет.
– Что же, агент Эррингтон… – девушка недовольно поджимает губы. – Нас можно поздравить с провалом века. Давай ещё раз познакомимся? Эмма. Очень, э-э-э, приятно.
– Норман. Не то чтобы приятно, но ты хотя бы больше не пытаешься меня убить.
– Ты всегда такой неприветливый и мрачный? Вроде должен лучше меня отыгрывать роль, но там на диване… прямо совсем без огонька. Я и то больше старалась, хотя в моей голове ничего нет, кроме выдающихся мозгов.
– Выдающиеся мозги чуть было не арестовали коллегу.
– Ты мне не коллега, – парирует Кларк. – Мы терпеть не можем твою организацию. Кучка мутантов с железками в головах на побегушках у Ландграабов.
– Эй, я не мутант! – почему-то меня задевают её слова. – Откуда про Ландграабов знаешь?
– Тоже мне секрет. Мы знаем, что Герберт Ландграаб подмял под себя контору. Вы защищаете не людей, агент Эррингтон, а одного конкретного человека. Его интересы, его продажную шкуру, его активы. Вы устраняете тех, кто ему мешает, а не по-настоящему опасные и приоритетные цели.
– Я вообще ничего не знал про Ландграаба до недавнего времени.
– Тогда ты просто наивный идиот. Мне тебя жаль. Уноси ноги от своего работодателя, пока можешь.
Эмма презрительно фыркает. Одевается. Я отворачиваюсь и жду, пока она не приведёт себя в порядок, хотя чего я там не видел. Чисто из вежливости. Говорю себе, что не должен ссориться с этим клоном Фрэнни. Тоже награждает себя превосходными степенями – самая умная, самая проницательная, самая успешная, вот только прикололись мы в равной степени.
Кстати, о Фрэнни. На телефон приходит сообщение с приказом оставаться на месте и ждать прибытия Вандербург. Хочет лично пообщаться с Беккой – то есть с Эммой – Кларк.
– У вашего замдиректора фамилия Кларк, – припоминаю я. – Он случайно не твой родственник?
Тыкаю пальцем в небо, а скорее просто хочу её подколоть. Фамилия очень распространённая. У нас в конторе есть пара-тройка Кларков, никак не связанных между собой.
– Это мой дядя.
– Охренеть. Серьёзно?
– Да, но моя карьера – это моя карьера. Дядя тут ни при чём.
– Кларк, да мне без разницы, помогает тебе дядя или нет. Гораздо интересней, что ты знаешь про Герберта Ландграаба. Мне этот тип тоже не нравится.
– Я думаю, Феникс хочет убрать именно его, а не кого-то там. Украла секретные бумажки Герберта и охотится на него самого. Скорее всего, личная месть.
– Личная месть? У нас кое-кто считает, что Феникс украла списки агентов.
– Пф! Думаю, списками агентов торгует сам Ландграаб. Сдаёт своих же, когда на него наезжают воротилы из преступного мира. Маскирует под случайные утечки. Сколько раз у вас уже утекали списки и сколько человек убили?
– Это твои абстрактные идеи или есть доказательства?
– Абстрактные идеи, но мой мозг очень хорошо видит взаимосвязи, даже неявные. Сложно объяснить, это происходит само собой. Я закрываю глаза и вижу ниточки разных цветов, тянущиеся от человека к человеку, от человека к факту, от факта к факту.
– Мне сложно доверять твоей интуиции. Ты облажалась, решив, что я преступник.
– Нет, я не ошиблась. У тебя мышление преступника, – усмехается Эмма. – Гибкое, изворотливое, девиантное. Ты преступник, работающий на правительство. Вас специально таких отбирают? Умно.
– Я не…
– Уверена, ты совершал преступления.
– А ты нет? Все совершают.
– Очень интересно получить оценку моей добропорядочности от человека, который сам не является добропорядочным. С идеологией «Все совершают преступления, по-другому нельзя». По идее, у тебя должны возникнуть трудности с типизацией людей по принципу законопослушный-преступник. Потому что ты плохо усваиваешь правила, законы и нормы и очень вольно с ними обращаешься. Так какая я, Норман?
Без понятия. Я смотрю на неё и не знаю. По каким признакам я должен это определить? На ней не написано. Отец так же себя чувствует, когда я говорю, что он должен делать простые и логичные для всех остальных людей вещи, но только не для него?
Осознание собственной ущербности – это неприятно. Чёрт.
– Прекрати, Кларк. Я не такой, как мой отец. Я могу понять, хорошо человек поступает или не очень, но мы с тобой совсем мало общались. С настоящей тобой.
– Твой отец? Тот мужчина с очень странными предпочтениями в еде?
– Да. Как ты поняла?
– Цветные ниточки, говорю же. Теперь я вижу больше, зная, кто ты на самом деле. Во время разговора в ресторане вышел из образа и был собой, так? Ты как-то умеешь заглушать свою железяку?
– Чёрт. Ты немного пугающая, знаешь об этом?
– Все мои бойфренды сбежали от меня из-за этого. Говорили, что неловко себя чувствуют с тем, кто видит их насквозь. Но я не специально.
– Верю. Думаю, ты типа Шерлока с этими твоими ниточками. Обладательница необычного мозга. Так какая ты в итоге?
– Законопослушная. Даже штрафов за превышение скорости нет.
***
Босс приехала очень злая, и я уже полчаса слушаю, как Фрэнни спорит с клоном Фрэнни на тему превышения должностных полномочий. Красота. Думаю, они так долго могут. Я сижу на диване и наслаждаюсь. Что может быть лучше документалки про мунвундского маньяка? Только живая документалка про двух рассерженных шпионок. Может, кто-нибудь из них сбегает и принесёт мне попкорна?
– Ты некорректно произвела арест, – Вандербург сверлит Эмму испепеляющим взглядом. – Даже права ему не зачитала. Норман, она зачитала тебе права?
– Не-а, но я прощаю. Сам не помню, какие у меня права.
– Я подам жалобу твоему руководству, в которой подробно перечислю все допущенные нарушения, – обещает Фрэнни. – Ты угрожала выстрелить в моего коллегу!
– Можешь делать всё, что хочешь, – отмахивается Эмма, и я начинаю сильно сомневаться в её добропорядочности. – Мне написать ответную и перечислить ваши промахи? Я уже набросала черновик. В уме. Пока ты пыталась меня запугать.
– О каких промахах идёт речь? – босс подозрительно на меня смотрит. – О-о-о, Эррингтон, что ты натворил? Нет, не хочу даже знать.
– Забудем и ограничимся нейтральными отчётами, в которых похвалим друг друга за проявленную бдительность? – Кларк даже не прячет самодовольную ухмылку. – Нам не нужны разборки, ведь так? Тем более, что у вас двоих не только рабочие отношения. Про них я тоже могу упомянуть. Она за тебя испугалась, агент Эррингтон, а ты… Ты всё время думаешь о ком-то другом.
– Эмма, прекрати делать это своё вуду с нитками, – я вмешиваюсь, пока она не пустила в ход все «цветные ниточки». – Фрэн, я благодарен за заботу и поддержку. Ты хороший друг. Правда спасибо.
– Хм, – Вандербург смущается и отступает. – Больше не трогай моих людей, Кларк. Я покажу фотографии остальных. Один раз. Запомни.
– У меня есть напарница и напарник, – признаётся Эмма. – Тоже покажу, но ни слова об этом в ваших отчётах.
Я подбираюсь поближе, чтобы взглянуть. Напарница – это мисс Плохая Училка из моей школы. Понятно теперь, почему она строит глазки всем подряд. Мужчину вижу впервые, с ним мы не пересекались, но на всякий случай запоминаю и его. Не хочу дважды сесть в одну и ту же лужу.
– Почему вы решили сосредоточить усилия на лаборатории, университете и школе? – интересуется Вандербург.
– С лабораторией всё просто – доступ к опасным веществам, ведь наша Феникс обожает взрывы, – делится Эмма, но до этого мы и сами давно додумались. – Что касается остального… Помощница Феникс, которую вы задержали…
– Она что? Мы выяснили, что девушка почти ничего не знает.
– На допросе она сказала, что Феникс хорошо к ней относилась и в некотором роде опекала. Подарила красивую заколку для волос, вы это пропустили?
– Разумеется, нет. Мы эту заколку в буквальном смысле под микроскопом рассматривали. Отпечатков нет, а купить такую можно в куче разных мест. Тупик.
– Я не про заколку как предмет, а про то, что она символизирует. Наша Феникс заботится о тех, кто младше. Мы подумали про сестру. Поэтому школа и университет, ближайшие к Виллоу. Вы ведь к тем же выводам пришли, зачем спрашиваешь?
– Про школу только один наш аналитик твердил, но его никто не слушал, – Фрэнни устало трёт виски. – Мы начали с лаборатории, балетных студий, школ танцев, всего такого… Два года на них убили. Проверили пару девушек из университета, но он не были приоритетной целью. Школу совсем недавно начали активно прорабатывать, когда там ещё кое-что случилось. Кто у вас раскрутил версию с сестрой?
– Я.
– Ты?
– В моей организации слушают людей, которые выдвигают дельные гипотезы. Вы попросили нас помочь, и мы помогаем. Мы на верном пути гораздо дольше вас, неудачники.
Кларк с её способностями – ну просто неиссякаемый горшочек с золотом. Я бы хотел работать с ней в одной команде. Кошмарный человек, но толковая. Очень толковая.
Когда мы с Фрэнни уходим, Эмма что-то кладёт в карман моих джинсов.
***
– Что там? – Вандербург накидывается на меня с расспросами, как только мы выходим на улицу. – Я всё видела.
– Фрэн, она хотела, чтобы ты видела и подумала фиг знает что. Эмма, по ходу, знатный тролль и манипулятор.
Достаю из кармана аккуратно свёрнутую записку. На ней телефон и всего три слова – «Будь моим коллегой». Кларк, ты просто прелесть. Жутко непристойное предложение, которое я склонен принять. Да, давай объединим усилия и прищучим Феникс.
– Какого чёрта она тебя вербует? – босс явно ожидала, что у нас с Эммой любовь-морковь. – Я подумала, что у вас с ней… что ты снова…
– Я же сказал, что она тебя затроллила. Эмма похожа на моего отца. Узнаю эти грязные приёмчики. Нет, у нас с ней ничего нет.
– Ты о Содерберг всё время думаешь?
– Да. Можно мне к ней? Очень нужно, Фрэн, иначе я просто рассыплюсь на части. Мне нужна моя Содерберг.
– Утром возвращайся в Виллоу. Я передам Лэну, что тебя какое-то время не будет.
Часть 18-1 выше, это продолжение. На некоторые вещи можно смотреть до бесконечности – на огонь, воду и на то, как Мэджик пытается уложиться в лимит 40к символов. ↑↑↑
Я предупредил Лексу, что приеду. Она успела вернуться из салона, где обновляла маникюр: не хочет ударить в грязь лицом перед «светскими цыпочками». И вот мы снова обнимаемся на пороге её квартиры. У меня ужасно трясутся руки, а она просто прижимает меня к себе. Не атакует вопросами, даёт мне время собраться с мыслями и самому рассказать. По шкале эмпатии Содерберг на противоположном от моего отца конце. Когда не пытается изображать железную леди.
– Я так рада тебя видеть, – шепчет куда-то мне в шею, но я, к счастью, слышу. – Скучала. Жутко просто. Мы же можем открыто такое говорить, раз официально встречаемся?
– Можем, конечно можем. Говори мне такое. Всегда когда хочешь, ладно?
– Ладно. Я хочу делать с тобой всякие глупые штуки, которые делают парочки, но немного стесняюсь. Разучилась всё это делать.
– Тоже. Оба «тоже».
Я поднимаю Содерберг на руки и отношу на диван. Мне нравится таскать её на руках и то, как она ко мне прижимается. Доверчиво, без обычной подозрительности и настороженности. Под своей бронёй она такая уязвимая, что мне даже немного страшно. Страшно её потерять из-за моего дурацкого характера и смертельно опасной работы. Надеюсь, ей хватит терпения меня терпеть. Как там Вандербург говорила? Я нестабильный, незрелый и сомнительно адекватный. Всё так, весьма точная характеристика.
Говорю об этом Лексе. Она смеётся.
– Ты замечательный, – снова шепчет мне в шею. – Серьёзно.
– Содерберг, не надо так. Я сейчас начну мурлыкать, как большой довольный кот, или разрыдаюсь. Что тогда будешь делать?
– То же, что сейчас. Почему я должна менять стратегию?
– Я… м-м-м… до жути сегодня испугался. Думал, что меня пристрелят, и я больше никогда тебя не увижу. Что отец останется один. Прости, чувствую себя мокрой тряпкой для мытья полов. Ною из-за ерунды. Меня же не пристрелили и даже не собирались.
– Норман… – голос Содерберг ломается, когда она произносит моё имя. – Расскажи мне. Это не ерунда, это страшно. Расскажи. Пожалуйста.
Рассказываю. Всё с самого начала – про свою операцию, про Феникс, про умницу Бекку-Эмму Кларк и её бесшумные носочки. В какой-нибудь супергеройской вселенной она звалась бы Мисс Бесшумный Носок. Делюсь шуткой с Лексой, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Смеяться в обнимку – классно. Мы переименовываем Эмму Кларк в моих контактах на телефоне.
Мне наплевать, что рассказывать нельзя. Наплевать, что Содерберг увольняется из конторы и теперь вдвойне нельзя. Мне просто нужно, чтобы она знала. Чтобы держала меня за руку, молчаливо поддерживала и была рядом.
– Как ты справлялась с этим? – после пережитого дерьма мне хочется знать, как у других людей получается жить в постоянном стрессе. – Ты рисковала жизнью в сто раз чаще меня.
– Я не справлялась, Норман, потому и решила уйти. Моя психика просто не выдерживала таких экстремальных перегрузок. Мне снились кошмары, я сидела на снотворном и антидепрессантах. Тайком, конечно же. Прямо сейчас я продолжаю не справляться. Мне чертовски страшно за твою жизнь. Ты вернулся ко мне – это главное, но…
– Но?
– Нет, я не имею права о таком просить, – она хмурится и сжимает челюсти. – Нет-нет-нет, я не расплачусь и не стану просить тебя уйти из конторы. Я не должна, нет. Это твоя жизнь – тебе и решать.
– Лекса, я и сам хочу уйти. Это моё последнее задание, обещаю. Потом я вернусь к тебе и к моей семье.
– Обычно после таких слов герои в фильмах погибают, – невесело усмехается Содерберг. – Потом показывают красивый лакированный гроб под флагом и рыдающую вдову или девушку.
– Я не собираюсь погибать.
– Обещай, что будешь эгоистом, не станешь спасать чужие задницы и, если придётся, поступишь плохо, – Лекса говорит тихо, но в её словах столько жара; я буквально чувствую его в воздухе. – Обещай, что будешь драться за свою жизнь изо всех сил. Ты должен выжить, Норман, и вернуться ко мне. Любой ценой.
– Обещаю. Ты простишь меня, если я сделаю что-то очень плохое?
– Я не прощу тебя только в одном случае – если ты погибнешь.
– Я хочу тебе кое-что сказать, кое-что очень личное. Я смотрел в дуло пистолета и думал о тебе, о нас. Всё происходит очень быстро, кто-то скажет, что это не серьёзные отношения, а развлечение. Но нет, я не развлекаюсь и не обманываю тебя. Я… хм-м… эм-м… Чёрт!
Слова застревают у меня в горле. Я признавался в чувствах всего раз в жизни, много-много лет назад. Рафаэлле. После этого она меня бросила. Теперь меня накрывает ещё большей паникой, чем в момент предполагаемой встречи со смертью.
– Давай я первая скажу, – Лекса действует как настоящий телохранитель и закрывает меня собой от панической, мать её, атаки. – Я тоже загонялась на тему того, что слишком быстро и «не как у людей», но потом отпустила ситуацию. Мне просто хорошо с тобой. Думаю, я в тебя влюбилась. М-м-м, вот так.
– Чёрт! Правда?
– Ага. Я бы не стала говорить, если бы так не чувствовала. Не умею врать, хоть и работаю, то есть работала, в самой лживой организации на Земле.
– Лекса… Я тоже в тебя влюбился.
Зажмуриваюсь. Не хочу видеть её лицо в этот момент, то есть очень хочу, но боюсь. Вдруг оно станет таким же растерянным и отрешённым, как лицо кузины Раф: «И что мне теперь делать с твоими признаниями и чувствами, Норман?»
Рациональная часть меня сообщает, что всё в порядке – Содерберг испытывает ко мне ответные чувства и первая в этом призналась. Я не чувствую фальши в её словах или поведении. Эмоциональная захлёбывается под натиском травмирующих воспоминаний, иррациональной ненависти к себе и страхе снова быть отвергнутым.
– Ум-м-м… потрясающе… – Лекса нежно меня целует. – Потрясающее чувство взаимности. Когда признавалась, думала, что вдруг неправильно тебя поняла, и ты такой скажешь: «Содерберг, ты совсем сдурела? Я всего лишь хотел попросить погладить для меня рубашку».
– Содерберг, ты совсем сдурела? Я не ношу рубашки, которые нужно гладить.
Мы смеёмся, как два идиота. Я думаю о том, чтобы забрать Лексу и просто куда-нибудь сбежать. Послать контору ко всем чертям и никогда не возвращаться на задание. Единственная проблема – «МК-Модуль» в моей голове, его нужно достать. Не хочу до конца своих дней ходить с железкой в черепе и дополнительной личностью на борту. Нужно изгнать из меня Тома Блэкбёрна, раз и навсегда. Мне нужен техно-экзорцист.
– Чем займёмся, когда ты вернёшься? – Лекса обходными путями подбирается к чему-то очень для неё интересному. – У тебя есть какие-то планы на жизнь?
– Я думал, мы могли бы больше времени проводить вместе.
– Чаще друг у друга ночевать? – я рад, что она озвучивает все глупые мечты за меня. – Я сделала для тебя запасной ключ. Он на столе у кровати. Можешь забрать перед уходом, если захочешь.
– Как давно ты его сделала?
– Такие вопросы нельзя задавать, Норман.
– Лекса, мне важно знать, что я не один начал думать… про всякое. Когда ещё не было никаких «мы».
– Помнишь ту ночь после клуба? Утром я поговорила с Морри, отправила тебе сопливое сообщение и пошла делать запасной ключ.
– Стой, Моррисон про нас в курсе и до сих пор меня не убил?
– Я попросила тебя не убивать. Он согласился, если не станешь разбивать моё нежное сердечко.
– Меньше всего я хочу причинить тебе боль. Я переезжаю обратно к отцу и попросил Рафаэля сделать для тебя отдельный ключ. Сам отец обитает на второй половине дома, мы не станем сильно друг другу мешать.
– О-оу. Кое-кто тоже всё предусмотрел.
– Ты даже не представляешь, сколько всяких глупостей вертятся в моей голове.
– Например?
– Ну нет. Такое я озвучивать не стану.
Лекса пускает в ход запрещённый приём – берёт меня за руку и ведёт в спальню. Я смотрю на наши переплетённые пальцы. Давно не видел ничего более гармоничного и совершенного. Всё слишком уж хорошо, и мне снова страшно. Я как канатоходец, балансирующий на тонком тросике над бесконечной бездной сложных чувств. Мой жизненный опыт в этой сфере ограничен до размеров крошечной точкой посреди белого листа бумаги. Меня никогда особо не любили и не включали в свои планы на будущее. Я просто не знаю, что делать в противоположной ситуации.
– У Рафаэля и Нолы классные детишки, видела фотки, – Лекса очень загадочно на меня посматривает, а наши мысли пугающе сходятся. – Обещали меня с ними познакомить. Люблю детишек. У меня есть младшая сестра.
– Как зовут твою сестрёнку?
– Пикси. Я ни разу не знакомила её со своими бойфрендами, но хочу попробовать. Ты не против пообщаться с милым семилетним монстром?
– Нет. Я неплохо лажу с детьми. Наверное, потому что сам так и не повзрослел. Ты ведь не просто так заговорила о детях?
Содерберг улыбается как долбаная Мона Лиза, у которой просто дофига секретов, и пожимает плечами – снова «Догадайся сам, Норман». У нас обоих недостаточно сдерживающих механизмов, чтобы не творить импульсивные глупости и не перескакивать сразу через несколько стадий отношений. Из точки ноль с признаниями в чувствах в точку десять, когда мы уже делаем детей. Я начинаю думать, что зря наехал на отца и обвинил в безответственности. Сам не лучше.
На мне больше нет джемпера, а на Лексе футболки. Я занят её шеей и грудью, а она пряжкой на моём ремне. Стоит отдать мне должное, я делаю попытку засунуть руку в карман, чтобы никого там не обнаружить, кроме пары монеток. Содерберг смотрит мне в глаза и качает головой. Она не знает, что там и так ничего нет. Ха-ха.
Нет, я ничего такого заранее не планировал. Просто я беспечный идиот. Такой же, как мой отец.
***
– Мы это зря, – меня накрывает запоздалым осознанием. – Давай пока так больше не делать, да? Пока я не вернусь и мы хорошо обо всём не подумаем. Попробуем в правильном порядке, да?
– Ты прав, это было глупо и под влиянием эмоций, – Содерберг смущённо прячет лицо у меня на груди. – Было классно, но…
– Да-а, было классно.
Я смотрю на неё. Она смотри на меня. Буря, искра, безумие и хрен знает что ещё. И мы делаем это снова.
***
– Нет, Норман, нет, – Лекса пытается уползти от меня подальше, но кровать слишком маленькая, а я слишком притягательный и знаю пару приёмчиков щекотки. – Сегодня не самый опасный день календаря, но нам больше не стоит играть в русскую рулетку. Так и голову себе можно отстрелить.
О да, в моей семье любят играть в русскую рулетку. Дарио ди Камайори передаёт привет с того света.
– Ты ведёшь календарик? Дай посмотреть, всегда было интересно. Мне никто из подружек не показывал, стеснялись.
Она протягивает мне телефон с открытым приложением «для девочек». Дни окрашены во все цвета радуги, некоторые отмечены рожицами с разными выражениями. Без понятия, что всё это означает, но чертовски интересно.
– О, тут можно отметить, сколько раз ты… – я добавляю два сердечка в сегодняшний день.
– Эррингтон, дай сюда! – Лекса отбирает у меня новую интересную игрушку. – Я этой функцией не пользуюсь. Так, и зачем ты три сердечка поставил? Есть оправдания?
– Палец соскочил, когда ты вырвала у меня телефон. Что значат все эти цвета и рожицы?
– С помощью рожиц можно отмечать своё настроение и самочувствие. В розовые дни выше шанс обзавестись девочкой, в голубые – мальчиком. Это не какая-то точная наука. Я спрашивала у Сид, нашей девочки-технаря, как они рассчитывают вероятности. Говорит, ей нужен доступ к исходному коду приложения, чтобы понять. Сид считает, что у неё получится взломать их репо… репо… короче, место, где хранится код.
– Ух ты, серьёзный у вас подход. Лекса, а ты знаешь, что ест женщина, когда ждёт девочку? Тётушка Валентина и её дочки сказали отцу, что повышенный интерес к моркови означает, что это мальчик. Остальное он не запомнил. Бесполезный.
– Шаманство какое-то. Зачем вам с отцом такое знать?
– Чтобы поучаствовать в семейном тотализаторе. Все думают, что Джульетта, э-э, в положении. Ты ещё не слышала?
– Я поставила на мальчика, но большинство голосуют за девочку. Хочешь поделюсь ссылкой на опрос?
– Я же пошутил про тотализатор… и про морковь… мне в общем-то всё равно…
– Что для одного человека шутка, то для другого – самая серьёзная вещь на свете.
– Ты сегодня настроена на философский лад.
Мы снова смотрим друг для друга. Лекса шепчет мне на ухо, что не хочет удалять третье сердечко. Жаль, я не додумался поставить ещё больше.
***
– Как думаешь, что от меня хотела Камилла? – мне нравится, что с Лексой можно обсудить любую тему, включая моих странных бывших. – Я так и не понял, что это было.
Мы как пожилая пара, которая перед сном перемывает кости всем своим знакомым. Не хватает только парных клетчатых пижам и разгаданных кроссвордов из «Мишуно Дейли» на прикроватных тумбочках. Я бы хотел встретить старость вот так. Я хочу дожить до старости. Впервые в жизни задумываюсь о подобных вещах.
– А на что было похоже? – Содерберг уютно устраивается у меня на животе.
– На насильственный захват власти или демо-версию игры про счастливую парочку, но потом ей как будто перестало быть интересно. От слова совсем.
– На вашей свадьбе будет какой-то особенный гость?
– Не думаю, – я не видел списки гостей, но Джульетта вряд ли захочет помпезную свадьбу со знаменитостями. – Только наши семьи, их друзья и вторые половинки. Самая публичная персона, пожалуй, мой отец, но вряд ли Камилла охотится за ним.
– Как вообще получилось, что ты её пригласил?
– Это она меня пригласила, вернее, поставила перед фактом. Я не знал, что в моей семье затевается свадьба, а Кэм узнала о ней от Эйнсли…
– Лорда Лео? А, ну всё понятно. Лорд Лео ей и нужен.
– Он с Раф и относится к Камилле, как младшей сестре. Мелочью называет. Это чтобы ты понимала картину их отношений. Лео – друг её старшего брата Фрэнсиса.
– Мелочью? Жестоко. Ты смотришь со стороны Лео. Да, там действительно всё очевидно. У него чувства к Рафаэлле, а остальные девушки не интересны или ограниченно интересны.
– Думаешь, со стороны Кэм всё по-другому?
– Лет в четырнадцать я влюбилась в старшего брата одноклассницы. Он меня не замечал. Тоже считал мелочью. Пришлось запереть парнишку в кабинете географии и объяснить, что к чему.
Я пытаюсь представить четырнадцатилетнюю Содерберг. Получается нечто неформально-готическое. С пирсингом и чёрными ногтями. Впрочем, она и сейчас такая.
– Помогло?
– Ага, он стал моим первым мальчиком, но мы быстро разбежались. Плод моих фантазий просаживал все карманные деньги в игровых автоматах и занимал у меня.
– Вот подлец! – я искренне возмущён поведением незнакомого малолетнего раздолбая. – У Раф тоже был такой парень, только уже взрослый экземпляр. Играл на скачках.
– Все девочки проходят через увлекательный жизненный период под названием «Я обязательно его спасу».
– Раф не стала возиться с Нельсоном Рафферти. Просто бросила, как всех остальных. Она бросает людей, когда с ними становится слишком сложно.
– Ты на неё обижен, – это не вопрос, а утверждение. – Расскажешь?
– Тут особо нечего рассказывать. Раф всегда присутствовала в моей жизни, с самого раннего детства. Я не помню юного себя без неё. Она была моим всем. В тринадцать мы пришли к мысли о том, что друг с другом можно делать и более интересные вещи. В пятнадцать она меня бросила. Я был не самым хорошим парнем и часто попадал в неприятности, но к ней это не относилось. С ней я был самой лучшей версией себя. Очень старался.
– Что она тебе сказала?
– Ничего. Просто отдалилась. Потом от отца узнал, что Раф объявила семье и друзьям, что мы расстались. Я хотел выйти в окно, но мой заботливый родитель сказал, что это очень жалкая попытка самоубийства и не впечатлит мою подружку. Я разве что ногу сломаю и ему придётся везти меня в больницу. А ему лень, он хочет книжку дочитать…
– Ты же не прыгнул?
– Нет. Мы с отцом покурили травку, я порыдал в душе и в душе, стало легче. Потом я гостил у тёти Дэль в «Борацце», где в то время жила Рафаэлла. Однажды ночью кузина пришла в мою спальню, и всё разгорелось с новой силой. Через неделю мы поругались и разбежались. И так много-много раз практически до настоящего момента.
– Ты до сих пор её…
– Что? Нет, конечно. Я давно её разлюбил, просто дурацкая привычка. Но и с ней я покончил. Мне больше не нужна Раф, да и все остальные тоже. Я нашёл то, что искал. Тебя.
Содерберг не может сдержать довольную улыбку. В её счастливых глазах я вижу вполне счастливого себя. Я тоже улыбаюсь – так странно. Обычно в чужих глазах отражается моя кислая физиономия.
– Рафаэлла плохо с тобой поступила. Думаю, она и сама в курсе. Жить с чувством вины – это тоже не очень, Норман. Вам бы нормально поговорить. Обоим бы стало легче.
– Это с тобой я могу нормально поговорить, – и я чертовски благодарен, что у меня есть такая понимающая Лекса. – В моей семье одни морально покалеченные дети и эмоциональные инвалиды всех возрастов от нуля до сотни. Мы не умеем общаться между собой, но при этом постоянно заводим отношения. В смысле не с близкими родственниками… больше нет… В семейной истории хватает всякой дичи. В прошлых поколениях. У всяких пра-пра-пра.
– Оу. Ну, я бы тоже с интересом поглядывала на тебя, будь ты моим братом.
– Содерберг!
– Что-о?
– Я сейчас четвёртое сердечко добавлю, доиграешься. Я хотел тебя спросить кое о чём. Нормально, если мы полежим вот так вместе, и я… э-э-э… почитаю? Отец прислал файлы с мамиными дневниками. Я хочу сунуть в них нос, но всё не решаюсь. Мне проще сделать это, когда ты рядом. С тобой хорошо и спокойно.
– Конечно нормально, какие вопросы? Мне нравится с тобой валяться и обниматься. Я пока почитаю детектив, который посоветовала Рафаэлла. Она собирается написать по нему фанфик.
– Что-что собирается написать?
– Фанатское произведение по мотивам популярной вселенной. Я писала такие в подростковом возрасте. Когда тебе нравится парочка героев, но они как на зло не спят друг с другом. Утрирую, конечно. Можно писать о чём угодно, но обычно всё затевается не ради красивых описаний пейзажей.
– А-а. Любительская эротика! Дай почитать.
– Обойдёшься, Эррингтон. Ты будешь ржать, а это очень обидно. Я знаю, что мои фанфики крайне дерьмовые, но меня злят плохие отзывы. Я их удаляю! Только хорошие эмоции для плохих писательниц – таков мой девиз по жизни. Зато булочки вкусные умею печь.
– Погоди, ты говоришь в настоящем времени…
– Фу, Норман! Вот тебе обязательно включать шпиона в повседневной жизни?
Лекса кидает в меня подушкой, а сама прячется под одеялом. Я тыкаю пальцами в разные части этого огромного кома. Содерберг хихикает. К счастью, не всерьёз расстроилась.
– Прости, я не хотел тебя обижать, – достаю Содерберг из-под одеяла и крепко-крепко обнимаю. – Ты можешь рассказать мне о своих хобби, я не стану ржать. Меня тоже бесит, когда отец говорит, что я хреново играю на гитаре.
– На самом деле ты хорошо играешь?
– Нет, плохо, но мне другое хочется от него услышать. «Норман, ты молодец, ты хотя бы пытаешься». Он не понимает. Говорит, что признаёт моё право на хреновое исполнение, но и у него есть право это не слушать или критиковать. У отца слишком хороший слух, а тему с похвалами он не ловит. Один раз родители пришли на концерт в моей школе. Мама отвлеклась и упустила отца из вида. А он пошёл разносить в пух и прах наш мини-оркестр и училку музыки, которая им руководила. Рассказал по пунктам, что они делают не так. Одна девочка даже расплакалась. Было ужасно неловко. Отец не понял, что он сделал не так, он ведь был приветлив и вежлив. Улыбался.
– У-у-у. Твоя мама помогала ему быть более… похожим на обычного человека?
– Да. Он и сам неплохо им притворяется, но иногда случаются проколы. Ему нет дела до чувств этих чужих детей. Он подключает логику там, где мы с тобой интуитивно понимаем, что дети расстроятся. Для него логично, что вежливая и аргументированная критика никого не заденет. И тут восьмилетняя девочка заливается плачем… И отец такой: «Что вообще происходит? Веро, спаси меня».
– Тяжело жить, когда ты такой. Просто не представляю себя в вакууме без встроенной способности сопереживать. Сопереживать через логику… Чёрт, Норман, это реально сложно.
Мы надолго замолкаем и просто лежим обнявшись. Я тянусь за телефоном, чтобы почитать мамин дневник, Лекса – за своей книгой. Я листаю и листаю записи, пока «Ло», «Энцо» и «Лоренцо» не начинают мелькать аномально часто. Мама готовится к свадьбе с Раулем и флиртует с отцом. Ох, мама…
Ладно, с этого и начнём.
Midjourney V6 – картинки на обложке.
И, конечно же, моим легендарным читателям.
Не, максимум на что я способна - обработать в простом графическом редакторе, например, осветлить, ночные скрины в тройке очень тёмные. А так я настраивала видеокарту, чтобы меня устроила картинка и при этом игра не тормозила.
Спасибище, я очень надеюсь,что со временем расту в этом плане, вдохновляясь, кстати, и другими мирами, такими как твой в том числе, но художественный взгляд у меня хромает))
– ФБР, спецагент Эмма Кларк, – такой адской шутки я не слышал за всю свою карьеру в конторе. – Томас Блэкбёрн, вы арестованы по подозрению в пособничестве опасной преступнице по кличке Феникс. На пол, лицом вниз, руки за голову. Живо!
Моё лицо: , блин, я тут чуть не описалась от страха за Нормана, успела прокрутить в голове сцену с трупом, а тут... "вотэтаповорот". Причём я в начале же думала, что она не Феникс, слишком просто, нет, Мэджик придумала что-то покруче, но потом запереживала и всё из головы вылетело
– Тяжело жить, когда ты такой. Просто не представляю себя в вакууме без встроенной способности сопереживать. Сопереживать через логику… Чёрт, Норман, это реально сложно.
А я так орала с этой фразы. В ней, блин, такая ирония зашита.
Отец, мол, подключает логику вместо эмпатии. Что такое подключить логику? Это думать. Что такое эмпатия? Это чувствовать, что чувствует другой. Отец-то подключает логику, а мы, мы не такие, мы понимаем.
В чужом главу соринку заметим, в своём бревно не видим. Понимать - это думать.
Мы с психотерапевтом долго над этим бодались.
Психотерапевт: что вы чувствуете?
Я: думаю, что...
Психотерапевт: нет, не что вы думаете, а что вы чувствуете?
Я: я понимаю, что я злюсь
Психотерапевт: Давайте попробуем ещё раз...
То есть я опять не чувствую, а понимаю. А это головой понимать, это про думать опять. Это и есть подключить логику.
Но это так, просто забавный парадокс.
А вообще последние главы просто
Мне очень нравится в твоём исполнение про любовь, романтику и про отношения. Топ один тем в твоём исполнении для меня. Собственно, Океана как раз примерно всё про это. Меня твои истории, когда про любоф, трогают прям до глубины души (а я тот ещё сухарь), и вообще резонируют со мной на одной частоте. Холодные многоходовки из серии "Some of them want to use you, Some of them want to get used by you" меня скорее пугают. Мне очень близки контразивисмсые герои, которых ты обычно берёшь, и когда контразивисмые осторожно вылезают из своих панцирей и тянут лапки навстречу друг другу, тут я всё, заверните, уносите.
Мэджик получила огромное удовольствие от придумывания этого сюжетного поворота и ужаснейшего клиффхенгера. Будь я читателем, мне бы захотелось прибить себя за такое. Ещё и две недели потом рожала следующую часть. Ужс.
Каюсь, я намеренно выбрала спокойный и размеренный темп повествования: Норман говорит с отцом, потом буднично бегает по рабочим делам, тишь-гладь-благодать. И тут вдруг – бац! – и в него тыкают пистолетом. Маленькая забавная деталь… Норман бы гораздо меньше перепугался, если бы его жизнь не начала налаживаться: «Хотят убить? Ну ок, пристрелите уже, чтоб не мучился. Всё равно моя жизнь – тухлое болото». Вот примерно так:
В последних главах его болото постепенно начинает осушаться. Влюбился, с отцом помирился, появились планы на будущее. На фоне этого перспектива внезапной смерти ну очень сильно бьёт по психике.
Подпишусь. Если нет брони, набежит много нехороших людей, чтобы воспользоваться уязвимостью. Печальная правда жизни, что уж тут. У некоторых людей слишком хорошо работает детектор уязвимостей: чувствую уязвимость – и тут же ей пользуюсь.
Не люблю стереотипы, но я бы ещё добавила, что у Лексы не самая типичная работа. С коллективом мальчиков, которым нужно показать и доказать, что ты не обуза и нежная барышня, а полноценный член команды. Я читала рассказы девушек на «не самых типичных работах». Это непросто. Вынуждает нарастить нехилую такую броню и играть в доказайку.
Тут было немного самоиронии. Вспомнила времена, когда была очень юной и сильно расстраивалась, когда меня критиковали. Считаю, что забавные негативные черты делают героев более живыми.
Отец, мол, подключает логику вместо эмпатии. Что такое подключить логику? Это думать. Что такое эмпатия? Это чувствовать, что чувствует другой. Отец-то подключает логику, а мы, мы не такие, мы понимаем.
И правда забавно получилось, хотя изначально я закладывала скорее противопоставление, а не иронию. В моём представлении Норман стремится доказать окружающим и самому себе, что он ну вообще не такой, как отец. Нормальный. С чувствами. Как надо. Обязательно нужно сказать про это Лексе, чтобы она ненароком не подумала плохого.
Это неотъемлемая часть конфликта Лоренцо и Нормана. Первый развлекается демонстрацией власти, второй рассказывает отцу, как он не похож на «нормальных» людей и как странно себя ведёт с точки зрения «нормального» человека. Я бы сказала, что оба хороши и давят на больные кнопки. Да, больная кнопка Энцо – «ты не такой». И Норман давит на неё кулаком и с большим наслаждением. Особенно когда злится на отца.
Мне очень нравится в твоём исполнение про любовь, романтику и про отношения. Топ один тем в твоём исполнении для меня. Собственно, Океана как раз примерно всё про это. Меня твои истории, когда про любоф, трогают прям до глубины души (а я тот ещё сухарь), и вообще резонируют со мной на одной частоте. Холодные многоходовки из серии "Some of them want to use you, Some of them want to get used by you" меня скорее пугают.
Мне нравится писать и про то, и про то. И про холодных расчётливых интриганов, и про сумбурных, глубоко чувствующих няшечек с подтекающей крышей. О, а комбо одного и другого – вообще мой любимый вкус. Две парадоксальные стороны отдельно взятого автора, скомбинированные в одной лавстори.
Про «пугают» задумалась. Я не хочу пугать, поэтому обычно заметаю пугающие части личности под коврик. Я как Лоренцо, которого накрывает жуткой паникой при мысли, что жена могла его бояться. Даже дневники читать не хотел. Вдруг в них он для неё страшный. В общем-то это прямая трансляция моего собственного страха – быть собой и быть пугающей для окружающих. Боязнь того, что тебя будут бояться. Отличная фобия, хех.
Несомненный плюс творчества в том, что в нём можно исследовать все странные и болезненные темы, но не на себе. Перенос – крутая штука. Думаю, я хочу показать что-то из серии того, что у холодных и пугающих имеется мягкая сторона. Которая помогает обуздать холодную и пугающую.
Думаю, все догадались, к чему дело идёт и чей голос рано или поздно присоединится к хору основных героев-повествователей. С тех пор, как в тексте появилось первое упоминание о дневниках Океаны/Вероники, я буквально считала главы до новой встречи с ней. Их оказалось чудовищно много! Мне едва хватило терпения ничего не заспойлерить и жирно не намекнуть.
Текст этой главы я написала ещё в январе и с тех пор отчаянно ждала воссоединения с любимой героиней. Почему Оки-Веро для меня особенная? Она стала первой героиней, с которой я сроднилась. Между нами нельзя поставить знак равенства, но для меня Оки – воплощение бунтарского свободолюбия и извечного «Уйти, куда глаза глядят». Примерно такие настроения меня посещали и продолжают посещать, если убрать парочку сдерживающих механизмов.
Я переживала, смогу ли снова писать от лица Оки-Веро так, как делала это больше десяти лет назад. Смогу ли чувствовать героиню на прежнем уровне. Смогу ли достоверно описать её отношения с различными джентльменами и с самой собой. Наверное, не мне об этом судить, а вам. Лично мне хочется верить, что по-прежнему могу.
Пара технических замечаний. К сожалению, я не могу перенести всё в точности, как было в TS3 – татушки Океаны, внешность персонажей и локации. Как я уже писала, для меня важнее атмосфера, а не стопроцентное копирование. Я вижу это как своеобразный ремейк с большой творческой свободой. Для меня было важно найти баланс между «тогда» и «сейчас», а не загонять себя в строгие рамки «тогда». В конце концов, история должна приносить автору удовольствие, а не бесконечные терзания а-ля «Я не могу сделать всё, как было».
Ну ладно, довольно болтовни. Запрыгиваем в машину времени и переносимся в Барнакл Бэй тридцатилетней давности. Надеюсь, вам будет так же интересно читать, как мне было интересно писать.
Иногда я представляю записи в дневнике в виде верёвки для сушки белья, бесконечно длинной. Я дописываю новую запись, креплю на верёвку с помощью простой деревянной прищепки, отхожу подальше и любуюсь делом своих рук – ряды и ряды исписанных моим неаккуратным почерком страничек. Это приносит странное удовлетворение. Мои мысли и чувства сушатся, шелестят на ветру, приятно пахнут чернилами и бумагой. Я люблю подносить дневник к носу и вдыхать этот аромат. Только в дневнике я могу записывать свои странные мысли, никто другой их не поймёт.
Я подумываю рассказать о семейном дневнике – «моих мемуарах», как называла их мама – Раулю, но он даже не в курсе, что я не совсем Океана. Вероника? Я не знаю, кто я.
Мы скоро поженимся, но он не знает ни одного из моих секретов. Я просыпаюсь посреди ночи и шарю по подушке в поисках настоящей себя. Настоящая я должна быть где-то рядом, но постоянно ускользает. Я протягиваю руку и хватаю пустой, холодный воздух.
Рауль не ночует в моей постели. Мы ещё не были близки в том сокровенном и одновременно грязном смысле, к которому стремятся влюблённые парочки. Решили подождать до свадьбы. «Чем дольше ожидание, тем приятней и слаще награда», – сказал Рауль, и я не могла не согласиться.
Мой длинный список любовников, его длинный список любовниц, мои попытки перекроить Рауля на свой лад, его сомнения в моей преданности и искренности – мы оставим всё в прошлом и будем жить друг ради друга, пока смерть не… Проклятые злые слёзы наворачиваются на глаза, когда я это пишу. Я сжимаю кулаки и хочу быть сильной, но я слабая. Такая слабая, что ветер может подхватить меня и унести в любом случайном направлении.
Нет, я справлюсь, я обязательно справлюсь. Ради Рауля я пройду сквозь защитные каменные стены и пламенеющие старыми обидами костры, режущий кожу ветер перемен, горькие солёные моря. Я дойду до самого центра его мира и останусь там, рядом. Навсегда рядом. Я обязательно… Нет, я не справлюсь. Я бессильно падаю на подушку. Мне страшно и хочется бежать.
I
Утром мы гуляли по пляжу. Моя голова гудела, как огромный пустой стадион, который покинула разгорячённая толпа. Больше никто не скандировал подбадривающие речёвки и не размахивал цветными помпонами. Талисманы команд уныло возвращались в раздевалку, волоча за собой хвосты.
– Я собираюсь заехать в комиссионный магазин и продать парочку картин, – мне нравилось делиться с Раулем своими планами на день. – Потом загляну к Джонни, он хотел обсудить свадебную церемонию и наши пожелания. Они у нас есть?
– Только одно, mia kara*, только одно, – в глазах будущего мужа заплясали озорные чёртики, а это означало, что пожелание заставит меня улыбнуться. – Чтобы он был трезвым и не спросил, хочу ли я взять в жёны чучело медведя или сластолюбивую русалку. Остальное на усмотрение… Смотрящего, пардон за неуместный каламбур.
* (эспер.) – моя дорогая
– Напомни, почему мы доверили честь нас поженить Джонни, а не Лоренцо.
– Петерианский Смотрящий более милостив к грешным созданиям, вроде нас. Яковитский скорчит презрительную рожу, устроит дождь из жаб и поджарит молнией зад какого-нибудь гостя. Мы не хотим рисковать и навлекать на себя его гнев, не так ли? Кроме того, тебе не слишком нравится Лоренцо, а я не уверен, что смогу сдержать смех, увидев его в церемониальной яковитской шапке. Она такая высокая, что птицы принимают за насест.
– Да, он холодная яковитская пиявка, но я уже привыкла. Даже скучаю по его лучезарному оптимизму, – я добавила чайную, ну или столовую, ложечку сарказма. – Куда запропастился твой друг-ледышка? Я бы посмотрела на него в шапке и с птичьим гнездом. Настоящий писк моды, когда у тебя на голове что-то чирикает.
Шутка про писк прошла незамеченной, Рауль сосредоточенно рассматривал песчинки под своими ногами. Он казался чем-то озадаченным.
– Видишь ли, мы слегка повздорили, и синьор затаил на меня обиду, как бурундучок запасает орешки за пушистой щекой. Оки, он же клятый кусок льда! Ты очень метко подобрала сравнение. Требуется время, чтобы обратно оттаял.
– По поводу чего повздорили?
– Строго говоря, он отказался нас обвенчать, – на лице Рауля промелькнуло странное выражение, секундное колебание и сомнение. – Сказал, что не сможет. Не хотел тебе признаваться и расстраивать.
– Да что он о себе возомнил?! – мир ослепительно вспыхнул и окрасился в ярко-красный, я жутко разозлилась на заносчивого яковита. – Я найду его и выскажу всё, что я о нём думаю! Прямо в его надменное, высокомерное, злое лицо!
– Боюсь, это не возымеет должного эффекта, – Рауль накрыл мою руку своей, горячей и утешающей. – От нашего скрытного друга сложно добиться настоящих эмоций. Посмотрит на тебя своим равнодушным взглядом, да и всё. Я уже пытался до него достучаться. Он довольно упрям, эксцентричен и свободолюбив. Всё равно сделает по-своему. Не знаю, что там водится в его тихом омуте…
II
Я всё равно разыскала неуловимого синьора Борацца, вернее сразу обоих священников. На сцене для проведения уличных концертов. Первого – за роялем, а второго рядом. Я осторожно подкралась и заняла место в первом ряду, который плохо просматривался со сцены.
Надвигалась благотворительная ярмарка. В прошлом году я принимала в ней участие и собрала неплохую сумму, раздавая поцелуи школьникам, морячкам и даже старичкам. В этом году мои таланты никому не пригодились. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Пусть сами раздают поцелуи, раз такие умные.
– Нужно что-нибудь трогательное и возвышенное, чтобы публике срочно понадобились носовые платочки! – Джонни Лай оживлённо жестикулировал и делился идеями. – Пока ты будешь играть и петь, я пробегусь по рядам с корзиной для сбора средств. Или лучше детишек запустить, как считаешь? Проклятые ангелочки умеют хлопать глазками и вымогать симолеоны.
– Одно другому не мешает, – отозвался яковит, нежно поглаживая клавиши рояля, – и пусть они тоже что-нибудь споют.
– Ты неплохо шаришь в благотворительных делах… К тебе же можно на «ты», синьор Большая Яковитская Шишка?
– Можешь обращаться, как тебе нравится, Джонни.
– Я тебя отвлекаю? Могу не болтать, но только минут пять, дольше не выдерживаю. У меня СДВГ или типа того.
– Сам диагноз поставил?
– Не-а, старший брат говорит, что я шебутной и невыносимый. В детстве постоянно колотил меня, когда я бегал вокруг и мешал общаться с друзьями. Диагноз от него.
– Это не твоя вина, Джонни, что твой мозг работает по-другому. Он всё время ищет новые активности, но не справляется с многозадачностью и просто захлёбывается. Ты не можешь щёлкнуть пальцами и починить себя. Тебе станет легче при правильно подобранных таблетках, всяких интересных психостимуляторах. Диагноз, впрочем, лучше официальный получить.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Мой отец лечил пациентов с СДВГ, а интересные психостимуляторы… ну, просто интересные. Э-э-э, не важно, забудь.
Я вспомнила, что отец Лоренцо умер совсем юным. Как он мог кого-то лечить? Странно.
– Ладненько, считай, что забыл. Какие-то ещё советы?
– У меня не такая проблема, но мне помогает музыка. Когда в голове становится слишком шумно, я надеваю наушники, и голоса замолкают. Бег тоже помогает справиться с внутренним хаосом. В общем-то все активности, которые потребляют энергию и физически тебя изматывают. Потом ты просто падаешь и всё, тишина. Ты временно победил.
– Ух ты! Что именно у тебя?
– У меня я. Мне сложно со мной. Как только перестаю себя контролировать, я… да не важно.
– Энцо, а ты не пробовал терапию? Говорят, помогает.
– Терапия работают только тогда, когда ты сам этого хочешь. Я не собираюсь чинить себя и стараться ради людей, которые ничего не делают ради меня. Всё, чего я хочу, – чтобы меня принимали таким, какой я есть, или держались подальше. Общались с моим общественно-приемлемым альтер-эго… Давай вернёмся к песне.
– Снова отвлекаю?
– М-м. Non mi stai distrarre, в смысле не отвлекаешь. Я кое-что придумал, но тебе не понравится.
Джонни выжидательно склонил голову набок, а Лоренцо размял свои длинные изящные пальцы и заиграл что-то очень знакомое. Отгадка вертелась на границе воспоминаний, я почти могла её потрогать. Ах, ужасное чувство ускользающего узнавания! Я совершенно точно слышала эту песню. По радио? Видела клип на Симстьюбе? Ну же, господа священники, дайте мне подсказку.
– Отжигаешь, святой отец! – захохотал Джонни. – Это же «Take Me to Church»! Ты бы ещё «Losing My Religion» выбрал. Мне моё руководство не простит такое хулиганство, а твоё и подавно не простит. Чертовски жаль! Песня крутая. Обе.
– Вторая вообще-то не про религию, ты знаешь? – усмехнулся Энцо, продолжая наигрывать «нехорошую» песню. – Ну, теперь точно знаешь. Что касается «Take Me to Church», вот тебе забавный факт – её часто включают в плейлисты религиозных песен. Не очень умные люди.
– У тебя энциклопедия случайных фактов в голове?
– Скажем так, музыка для меня интересней религии. Вообще я пошутил. У меня есть нормальная идея.
На этот раз я узнала песню по первым нотам. «Hallelujah», конечно же она. Пальцы и голос Энцо работали как единое целое, идеально слаженно и почти безупречно. Очень профессиональное любительское исполнение.
Меня всегда поражало, как хорошие пианисты играют с закрытыми глазами и совсем не смотрят на клавиши, свои руки и ноты. На них почти стыдно глазеть в такой момент. Даже бесстрастное лицо яковита смягчилось, стало искренним, открытым, даже немного уязвимым. Он едва заметно поморщился, когда Джонни начал подпевать. Я бы тоже предпочла слышать только голос Лоренцо, без посторонних фальшивящих примесей, но… Я закрыла глаза и присоединилась к импровизированному хору, не смогла побороть искушение.
Музыка резко оборвалась.
– Океана?!
– Э… да… привет, Ло. Почему ты не говорил, что так хорошо играешь? За твой голос и твой слух я бы простила тебе все твои штучки. Только заставила бы играть и петь часами напролёт, сладкоголосая ты птичка.
– Это я могу, – быстро сдался слегка ошалевший яковит, – но тебе придётся соорудить для меня большую золотую клетку.
– Привет, Оки, – поздоровался его младший коллега. – Подслушивать и подглядывать нехорошо. Смотрящий не одобряет, он мне сам сказал. Только что передал срочное сообщение по телепатической связи.
– Кто бы говорил, Джонни Лай, кто бы говорил… Я рада, что удалось поймать вас обоих. В последнее время вы как будто меня избегаете. Оба. Ещё вы избегаете Рауля. Снова оба. Оправдания, обоснования и прочие «ания»?
– Это не так, – начал отпираться Джонни. – Мы просто, мы просто… Я ведь тебе звонил насчёт церемонии, значит не избегаю!
– Мы не хотим отнимать у вас с Раулем время, которое вы можете провести вдвоём, – дипломатично выкрутился яковит. – Вы ещё успеете пообщаться с друзьями. После.
– Мне очень нравится, как ты режиссируешь мою жизнь за меня, авторитетный умник, – я поднялась на сцену и встала прямо напротив Лоренцо. – Надеюсь, у тебя есть такое же хорошее объяснение, почему ты не захотел провести для нас церемонию. Ты не только красиво поёшь, птичка, но ещё и красиво посылаешь.
– Я не… что? Не знаю, что тебе сказал Рауль, но это далеко от истины. Я лишь посоветовал обратиться к Джонни, из-за некоторых формальностей. В отличие от петерианской церкви, мы сразу регистрируем браки в ратуше. Поэтому нужны бумажки, много бумажек. Я не могу просто взять и поженить вас без всех необходимых документов, понимаешь? У меня нет таких полномочий.
– То есть дело в бумажках и всё? – мы действительно собрали не все документы, Рауль пообещал разобраться с официальной частью позже. – Тогда это какое-то недопонимание. Прости, Ло.
– Я не обижался. В любом случае тебе лучше обсудить всё с Раулем, а не со мной.
– Ну нет, так просто ты от меня не отделаешься. Ты тоже, Джонни. Почему вы не позвали меня поучаствовать в благотворительной ярмарке?
– Те же причины, Оки, – Джонни примирительно улыбнулся. – Не хотим отбирать вас друг у друга. У нас много других волонтёров в этом году. Ты можешь смело взять отпуск от праведных дел, сгонять с Раулем в свадебное путешествие, посмотреть мир… Обещаю, что мы справимся.
– Ты бы ещё на пенсию выйти предложил, – проворчала я, но приняла его аргументы. – Другой вопрос. У ваших Смотрящих есть советы, как справиться с предсвадебным мандражом?
– Петерианский Смотрящий предлагает справляться со стрессом общечеловеческими методами. Хотите куда-нибудь пойти и выпить? Бар как раз за нашими спинами – как удобно!
– Ты в любом случае выиграл, Джонни, – Лоренцо выбросил белый флаг ещё до того, как вражеская армия подошла к стенам его цитадели. – Яковитский предлагает вознести хвалу ему и взамен получить утешение и ободрение, но я не думаю, что это работает.
– Тебе нельзя публично пить, да?
– Мне ничего нельзя. Желаю хорошо провести время, а я пойду восхвалять Смотрящего.
– Лоренцо, постой, – я положила руку ему на плечо. – Не нужно уходить. Мы придумаем что-нибудь, что подходит всем. Ты не должен оставаться в одиночестве из-за того, что твой Смотрящий такой строгий.
– Давайте просто сядем в машину и поедем в случайном направлении, – предложил Джонни. – Посмотрим какой-нибудь городок по дороге, вечером разведём костёр и поджарим зефир на длинных прутиках. Возьмём с собой гитару! Ты умеешь играть на струнных, Энцо?
– Да, на гитаре и немного на мандолине.
– Божественные прыщи Смотрящего, да ты крут! Ты вообще на всём подряд умеешь играть?
– О, я бы хотел, но нет. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы всему научиться.
III
Мы поехали в никуда, на машине Лоренцо, но с Джонни за рулём. Лай-старший считает дорогие машины бессмысленной роскошью и расточительством. Его сын долго ходил вокруг полированного чёрного чудовища, рассматривал в нём своё отражение, даже погладил по блестящему боку. Владелец красавца предложил пойти дальше и занять водительское место. Сказал, что ему не принципиально, кто повезёт нас навстречу приключениям.
Уже в машине они долго обсуждали кнопки и экранчики, стереосистему, количество лошадиных сил, цилиндры и прочее, прочее, прочее. Пока я не начала отчаянно зевать и подпирать голову рукой. Лоренцо по-джентльменски уступил мне пассажирское место спереди, а сам устроился на заднем ряду сидений.
Джонни наконец завёл мотор и медленно выкатил машину на дорогу, попутно тыкая пальцами в экранчик и просматривая плейлист своего коллеги.
– Какой яковитский священник слушает Cigarettes After Sex? – хороший вопрос, мистер Лай, мне тоже стало интересно. – У тебя тут много всего неожиданного.
– Тот, который любит хорошую музыку, – донеслось с заднего сиденья.
– Твои вкусы совсем не такие, как у Рауля или у моего отца.
– Логично. Ведь я не Рауль и не твой отец.
– А какие ещё у тебя хобби?
– Как у Фредди Меркьюри.
– В смысле на гитаре играешь и поёшь?
– Почти угадал.
– Можно подрезать у тебя плейлист? – Джонни продолжал листать список песен и не смотреть на дорогу. – Упс, столб! Срочный манёвр уклонения! Не переживай, Энцо, я не разобью твою тачку.
– Не переживаю, она застрахована. Я пришлю ссылку на плейлист.
– Спасибочки! Ты не такой, как другие люди из твоего поколения. Не пытаешься учить жизни и читать мораль. Знаешь всякие интересные вещи и нормально объясняешь, а не с позиции «Я тут старший и главный», не осуждаешь за ошибки… Эй, Энцо, раз мы заговорили откровенно… Тяжело хранить целомудрие? Я бы не смог.
– М-м, да. Бесспорно.
– Ты совсем никогда и ни с кем?
– Я знаю, что такое секс, если ты об этом. Имею некоторое представление. Весьма отдалённое, конечно же. Почему все так любят меня об этом спрашивать?
Ну да, я тоже его об этом спрашивала. Интересно же.
– Не расстраивайся, дружище яковит. Мне вот можно, но я ни разу не популярен. Не так, по крайней мере, как Рауль… Ой. Прости, Оки. Я имел в виду период до его отношений с тобой.
– Всё в порядке, Джонни. Мы все знаем, что Рауль не любит долго грустить в одиночестве.
Часть 1-1 выше, это продолжение. Когда Мэджик сдалась и заранее делит главу на две части ↑↑↑
На безликой трассе с номером, который я даже не запомнила, мы заехали на заправку. Джонни купил зефир, пачку сигарет и некое сомнительное пойло. Договорились, что Энцо останется нашим трезвым водителем, раз ему нельзя. Я не стала выдавать чужие секреты и рассказывать, как однажды говорила по телефону с одним основательно проспиртованным яковитом. В конце концов, его моральный облик не моё дело.
Мы продолжили ехать в сгущающихся сумерках, под музыку и разговоры обо всём и ни о чём. За окном промелькнул указатель на Монте Виста. Джонни предложил поискать поляну для костра, пока не забрались совсем далеко на юг.
Из нас троих он больше всех знал о выживании в дикой природе, сборе хвороста и технологии правильной прожарки зефира. Яковит расположился на пеньке с гитарой и не собирался делать, ну, примерно ничего. Заявил, что он наш бард, а барды не собирают хворост и не разводят костры. Всё же Лоренцо Борацца не самый приятный тип.
– Эй, Энцо! Ты реально собрался сидеть и смотреть, как мы разводим костёр за тебя? – Джонни сделал то же удивительное открытие, что и я. – Не поможешь?
– Я же не прошу тебя настраивать гитару за меня, – яковит лениво пощипывал струны и подкручивал колки. – Я выступаю за разумное разделение труда. Люди должны делать то, что у них получается лучше всего. Смотрящий создал меня не для тяжёлой физической работы. У меня нет для этого нужных характеристик.
– Ты не оторвёшь зад от пенька, даже если тебя прямо об этом попросить? – я бросила у ног этого ленивого отродья очередную стопку хвороста. – Даже если я скажу «пожалуйста»?
– Оторву. Уже оторвал. Чем я могу быть полезен?
– Надо же, волшебное слово работает. Сходи с нами в лес и помоги собрать сухой хворост.
– Bene, но это экономически нецелесообразное решение. Я никогда не собирал хворост и не разводил костров, но могу довольно быстро настроить гитару. На сбор хвороста потрачу в два раза больше времени, а потом ещё и с гитарой нужно будет закончить…
– Ой, Энцо, что это пролетело над моим ухом? Неужели твои жалобы? Не успела расслышать.
– Нет, это был грустный учебник по экономике, Океана.
– Ну вы жжоте, – ухмыльнулся Джонни.
IV
Нет звука уютней, чем треск костра на ветру. Нет угощения вкуснее, чем обжигающе горячий, с пылу с жару, зефир, который снимаешь зубами прямо с прутика. Нет компании странней, чем два священника. Один с гитарой и раздутым самомнением, а второй – с кучей непристойных баек, часть из которых он сам и придумал. С ними я, временно сбежавшая невеста. Просто отличная компания.
Мы с Джонни раз десять спели «Hello darkness my old friend», у которой, оказывается, совсем другое название – спасибо Энцо за никому не нужный ликбез. Спели бы и в одиннадцатый, если бы яковит не объявил, что больше он аккомпанировать не в состоянии. У него, видите ли, абсолютный музыкальный слух и ему тяжело, когда люди сильно фальшивят и не попадают вообще ни во что. Мне бы его проблемы.
Когда мы отстали, Лоренцо переключился на репертуар Эллиотта Смита. Воздух заволокло мелодичной грустью.
– Оки, ты уже написала свои клятвы? – Джонни потянулся за новой бутылкой неопознанного пойла. – Вы с Раулем должны сказать что-нибудь хорошее друг о друге, такая традиция. Пока мы будем рыдать и громко сморкаться в бумажные платочки.
– От твоих вопросов хочется сразу выйти в окно. Я не знаю, что говорить. Все будут на меня таращиться и думать: «Вот та женщина, которой удалось затащить упрямца Рауля под венец. Она должна быть особенной, должна сказать что-то особенное».
– Ты особенная. Мы тебя любим, все друзья тебя любят. Скажи ей, Энцо.
– М-м, верно. Смотрящий любит всех своих детей.
– Ну ты и зловредная креветка! Оки, он тоже хорошо к тебе относится, просто не говорит. Верь мне, у вас самые настоящие дружеские перепалки. Их ни с чем не спутаешь.
Я отвела взгляд. Джонни и я какое-то время были вместе. Не знаю, как сильно и глубоко в нём засели чувства ко мне. Делает вид, что всё в порядке, но я чувствую неловкость и напряжённость. Почему Рауль не захотел уладить проблемы с документами до свадьбы? Мы могли бы не мучить Джонни, не заставлять через силу улыбаться и подбадривать бывшую девушку, которая выходит замуж за его крёстного.
– Лоренцо слишком задирает нос, – отозвалась я.
– Океана считает, что я слишком задираю нос.
– Эй, ты просто повторил мою фразу!
– Я просто повторил твою фразу.
– Говорю же, что у вас самые настоящие дружеские перепалки, – ухмыльнулся Джонни.
V
Джонни перебрал и задремал у костра. Я оставила Лоренцо наедине с гитарой и отправилась собирать цветы. Должна сказать, что собирать их в темноте – та ещё лотерея. Я понятия не имела, насколько красивым, безумным или безупречным получился мой букет. В конце концов я его выбросила.
Ко мне приблизился огонёк сигареты, и я с изумлением осознала, что это не Джонни, а Энцо.
– Только никому не говори, – он выкинул сигарету и заговорщицки приложил палец к губам.
– Торжественно клянусь хранить твой секрет за семью замками, как и остальные события этого безумного дня. Не хочу, чтобы он заканчивался. Что сделать, чтобы не заканчивался? У меня свадьба ну практически на носу, страшно до дрожи в коленках. Хочу стать ветром в деревьях и громко выть от отчаяния.
– О, ты мыслишь образами. Как интересно. Говорят, есть два типа людей – те, кто мыслит образами, и те, у кого в голове звучит внутренний голос.
– Ну да, у меня образы. – Что ещё ожидать от художницы? – А у тебя?
– Голоса. Какие-то разные виды меня, которые обожают спорить.
– Может, у них есть идея, как мне помочь?
– Поехали дальше на юг, до «итальянского» побережья и Монте Виста. Покажу вам с Джонни «Бораццу», познакомлю с сестрой, кузенами и кузинами. Можешь гостить сколько захочешь.
– У тебя есть сестра?
– Да, мы близнецы. О нет, плохая идея. Забудь.
– Почему?
– Просто плохая. Но ты бы со мной поехала, чисто теоретически?
– Я не могу просто взять и надолго уехать с тобой и Джонни, – меня поразило, что Лоренцо в принципе такое предложил. – Рауль станет волноваться. Если бы я была свободна…
– Что? – он внезапно насторожился. – Сейчас ты не чувствуешь себя свободной, с Раулем? Ты беспокоишь меня, Океана. Звучит так, будто у тебя цепи и кандалы на ногах.
– Я не так выразилась, а ты не так понял. Просто я в серьёзных отношениях. Отношения – это обязательства, к которым я пока не совсем привыкла. Рауль тоже. Но мы постепенно учимся и… есть прогресс.
– Отношения – это обяза… – медленно повторил Лоренцо, будто бы не веря. – Что у вас с Раулем происходит? Иногда ко мне на исповедь приходят женщины с потухшим взглядом и тоже рассказывают про обязательства, но это называется абьюз. Он бывает не только физическим, но и моральным. Я много повидал такого де… деструктивного поведения.
– Нет-нет-нет, ты снова неправильно понял, – от досады я готова была провалиться под землю. – Это мои слова, а не его. Про обязательства в смысле. Рауль меня не контролирует, ничего такого. Скорее я доставляю ему проблемы своим непостоянством, скачками настроения и прочими американскими горками.
– Даже если ты сама это решила… Отношения не должны тебя угнетать и вызывать этот подсознательный дискомфорт, который ты транслируешь в мир с помощью случайных слов.
– Ты лезешь не в своё дело, Энцо. Меня не угнетают отношения с Раулем. То, что я не могу сорваться и поехать с тобой в «Бораццу» посреди ночи, говорит лишь о наличии некоторого здравомыслия, любви и уважении к партнёру.
– Ты весь день про Рауля не вспоминала и не звонила ему, а теперь рассказываешь мне про здравомыслие, любовь, что-то там ещё. Я не верю.
– О чём мы сейчас спорим? Ты недоволен моим отношением к Раулю и его
отношением ко мне? Ну прости, тебя никто не спрашивал.
– Я думал, что дела обстоят несколько иначе. Ты слишком спешишь со свадьбой, не надо так. Количество красных флагов на квадратный сантиметр ваших отношений бьёт все рекорды. Странно, что ты так недалеко убежала. Я бы уже в Мексике был.
– Ты мне сам предлагал поскорее выйти за него замуж и родить детей, пока он не…
– Он пока не умер, а я ошибся. Не нужно было меня слушать. Я плохо оценил ситуацию. Ты ничего такого не хочешь. Ты хочешь шататься по лесам со случайными людьми и жарить чёртов зефир. Кажешься более счастливой вдалеке от Рауля.
– Ты обвиняешь Рауля в манипулировании мной, но сам занят тем же!
– В отличие от Рауля, я просто случайный мужчина и никак с тобой не связан. Я никогда не стану твоим мужем.
– То есть тебе можно, а ему нет?
– Мне можно.
– Да у тебя комплекс бога! Тебе стоит перестать раздавать советы, синьор, и заняться собственной жизнью. У тебя профессиональная яковитская деформация и вообще ты… – я подошла ближе и принюхалась. – От тебя вином пахнет, та-дам! Попался.
– Хочешь?
Отказывается, всё это время он прятал бутылку. Вино перекочевало из его рук в мои. Я с сомнением посмотрела на горлышко, размышляя какие небесные кары меня ждут за сублимированный поцелуй с яковитским священником.
– Могу поискать в машине салфетку или стаканчик, – Энцо по-своему трактовал моё замешательство, – но вообще я её не облизывал. Честное слово. Очень аккуратно притронулся одними губами.
– Клянёшься, что не облизывал? – я всё же сделала глоток и блаженно прикрыла веки. – Эх, говорила мне мама: «Не бери спиртные напитки у красивых мужиков»… М-м-м, вкусное! Вишнёвое? Никогда не пробовала вишнёвое вино. Откуда оно?
– Можно сказать, что домашнее. Моей семье принадлежат парочка виноделен.
– Энцо, «домашнее» – это когда твоя бабушка ставит бродить ягоды на солнце, в больших таких банках, а до этого вы всей семьёй ползаете между грядок и кустов и собираете те самые ягоды. Потом никто не может вспомнить, из чего именно сделали вино.
– О, правда? Моя бабушка бы такого в жизни делать не стала. Я думал, что «домашнее» – это вино с твоей собственной винодельни.
– Ну конечно, у всех же есть собственная винодельня!.. Ты лучше подумай, как мы теперь доберёмся до Барнакл Бэй.
– Не переживай, я нас довезу. Можешь мне доверять. Я гораздо более трезвый, чем ты думаешь. Слабенькое винишко не свалит с ног и младенца.
– Эти слова высекут на моём надгробном камне и внизу добавят твоё имя, как автора цитаты. Бессмертной, между прочим!
– Ох, дерьмо! – ругнулся яковит и тут же прикрыл рот ладонью. – Э-э-э, я случайно. Нельзя так шутить.
Лоренцо проиграл в неравной борьбе с моей выдающейся шуткой. Я впервые услышала, как он смеётся. Вроде и ничего особенного, но как будто подсмотрела что-то до крайности неприличное. Он ведь обычно серьёзный, строгий, отстранённый, а тут расхохотался, как мальчишка. Как бы я хотела нарисовать его в этот момент!
– Ты совсем не такой, как я думала, – я с трудом отвела взгляд от живописных морщинок в уголках его глаз. – Фанат Эллиотта Смита?
– Мой друг, не я. Я освоил гитару, чтобы играть для него вот это всё. Он любил Эллиотта Смита, Кьеркегора и «Johnny Walker Red»… Обычно он пел, а я аккомпанировал и подпевал. Так странно слышать мой собственный голос, а не его. Как-то неправильно. Почти ненавижу свой голос в такие моменты, но продолжаю петь. Enzo il dannato masochista.*
– Мне нравится, как ты поёшь. Что за друг? Не из Бар-Бэй?
– Нет. Это от него я бегал «в Мексику». Так что знаю, о чём говорю. На собственной шкуре знаю, но ты не хочешь меня слушать.
* (ит.) – долбаный мазохист Энцо
– Мне страшно тебя слушать. Вдруг окажешься прав?..
– Значит, пошёл я к чёрту со своими советами?
– Да, пошёл ты к чёрту, даже если и прав.
– Ладно. Понимаю и принимаю. Ушёл к чёрту и оставил тебя в покое.
– У-у-у, а вот это неожиданно… – я припрятала бутылку с вином в ближайших камышах и принялась расхаживать взад-вперёд по упругой, влажной траве. – Энцо, ты бы действительно отвёз нас с Джонни в «Бораццу»? Или мы бы выкинули его по дороге, чтобы не мешал?
– Мы бы выкинули его на ближайшей обочине.
– Так и знала! Почему любой наш разговор заканчивается тем, что я с тобой флиртую? Неплохо подыгрываешь, кстати. Спасибо за это.
– Я уже говорил, что мне не жалко, если тебе это помогает отвлечься. Только не при Рауле, иначе он мне что-нибудь оторвёт. Уже чуть руку не сломал. Я ломал запястье, ничего приятного.
– Что с тобой случилось?
– М-м. Упал пьяный со стола на своём дне рождения. Мне исполнилось пятнадцать.
– Шутишь?
– Ну, допустим. Запястье долго и плохо срасталось. Я не мог ни на чём играть и вынес мозг сестре и всем своим кузенам и друзьям.
– Так ты шутишь или нет?
– Шучу, конечно шучу. Я слуга Смотрящего и хороший мальчик. Я не пью, не курю и не занимаюсь рукоблудием.
– Выбор музыки у тебя тоже интересный…
– О, это всего лишь мой плейлист для поездок. Есть и более мрачный, тёмный и чувственный вариант для других целей. Под него приятно проповеди писать.
– Ты меня обманываешь?
– Посмотри на меня, – он подошёл ближе и встал так, чтобы хорошо было видно лицо. – Похоже, что я вру?
– Нет, не похоже. У тебя честные глаза. Умеешь врать с честными глазами?
– Что-то новенькое в истории моего общения с эмпатами. Ты не видишь признаков того, что я вру, но всё же предполагаешь это. На подсознательном уровне. Что если я социопат-манипулятор?
– А ты социопат-манипулятор?
– Возможно, я не знаю. У меня есть социопатические черты, но я не думаю, что являюсь классическим социопатом. Мой друг полагал, что являюсь, но… Нет, я так не думаю. Объективно я не слишком опасен. В моей жизни были люди, к которым я эмоционально привязывался. Я не причинял им вреда, даже заботился. Я могу быть заботливым.
– Рауль?
– В некоторой степени. Не совсем то, о чём я говорил.
– Я могу стать твоим другом, которому ты не причинишь вреда?
– М-м. Я скорее не про дружбу говорил, про что-то более глубокое. Другой тип эмоциональной привязанности. Но ты можешь быть моим другом – да. Правда это не так безопасно. Обычно я не хочу, чтобы люди со мной сближались. Ради их же безопасности.
– Ооо-о, я заметила, что ты этого не хочешь! Для социопата-манипулятора ты на редкость лениво манипулируешь. Десять минут назад мог довести дело до победного, но вместо этого отступил: «Решай сама, Оки, а я умываю руки». Чтоб ты знал, Энцо… Стоило надавать ещё чуть-чуть, и у тебя бы всё получилось.
– Да знаю я, – с непревзойдённым апломбом заявил мой собеседник. – Прекрасно видел тот самый момент, когда ты начала колебаться и «у меня бы всё получилось». Твоя агрессивно-защитная реакция о многом говорит и в некотором роде провоцирует. Фокус в том, чтобы не поддаваться. Я, наоборот, не хочу тобой манипулировать. Я хочу дать совет. Для меня это гораздо сложнее, чем манипулировать. Вот так.
– Ого-о, леди и джентльмены, у нас тут социально ответственный социопат-манипулятор!
– У меня действительно были хорошие намерения. В смысле я себя в этом убедил, а как там оно на самом деле – без понятия. М-м, ты ведь в порядке? Я не был слишком заносчивым? Слишком… любым? Подставь нужное прилагательное. Скажи, если буду.
– Нет, вроде не был. О чём ты сейчас думаешь? Я вообще не понимаю твои эмоции.
– Penso alle tue labbra che sanno di vino di ciliegia.* Думаю о том, что у вина недостаточная выдержка.
– С этим можно что-то сделать?
– Beh, ti bacerei se me lo permettessi.** Уже нет. Его стоило подольше подержать в бочках. Ещё месяцев шесть, может, восемь.
* (ит.) – Я думаю о твоих губах со вкусом вишнёвого вина.
** (ит.) – Ну, я бы тебя поцеловал, если бы ты позволила.
– Почему мне кажется, что ты что-то другое говоришь на итальянском? Я ведь запомню, Энцо, и переведу!
– Очень не рекомендую этого делать.
– Спрошу тогда у Рауля. Он вроде немного понимает итальянский.
– Это приведёт к катастрофе. Хотя… Его итальянский ещё хуже, чем моя латынь. Можешь попробовать.
– Скажи ещё что-нибудь, может я разберу отдельные слова. В школе я пыталась учить испанский.
– Me tiemblan las piernas y me mareo. Todo un coro de voces me susurra que ahora deberías estar en mis manos. Solo una se les opone.*
* – (исп.) У меня подкашиваются ноги и кружится голова. Целый хор голосов твердит мне, что ты сейчас должна быть в моих руках. И только один им противостоит.
– Да ты издеваешься! Ещё длиннее и сложнее фразу завернуть не мог? Этот твой итальянский!..
– Ну так, немного издеваюсь. Скорее над собой, чем над тобой. Кстати, это был испанский. Итальянский и испанский – разные языки, Океана, хоть и имеют схожее звучание и латинские корни. Ты совсем не слышишь разницы? Это странно.
– Нет, это ты очень, очень и очень странный, – я склонила голову набок. – Хочешь я подарю тебе цветы, синьор полиглот?
– Ты… подаришь… мне… цветы?
– Да, у меня есть замечательный букет-сюрприз, сама не знаю из чего он собран. Было темно. Тебе когда-нибудь дарили цветы?
– Нет.
– А сам дарил?
– Тоже нет.
– Зануда! Тогда я подарю тебе случайно сгенерированный в генераторе случайностей букет в знак моего недовольства твоим зазнайством!
– Мне не нужен твой случайный букет, Океана. Можешь оставить себе.
– Лучше возьми добровольно, иначе я его тебе засуну… ну, куда-нибудь! Найду куда.
– Самая страшная угроза из всех, что я слышал.
– Чёрт, я потеряла букет! Он должен где-то здесь валяться. У тебя есть фонарик в машине?
VI
– Энцо очень, очень и очень странный. Болтал что-то на своём итальянском, но я ничего не разобрала.
Я сидела рядом с Раулем и делилась событиями прошедшего дня. Он дожидался меня в гостиной, укутанный в цветастый плед, и не ложился спать. Мне приятно его внимание, но неприятно лишать людей сна. Ему не стоило беспокоиться. Правда.
– Я правильно понимаю, что ты ударилась в бега с ним и с моим крестником Джонни? Вы бродили по лесу, жгли костры и даже не подумали пригласить меня на спонтанную друидскую вечеринку? Ну и ну, прелесть моя. У вас там возрастной ценз? Впрочем, Лоренцо тоже не так молод, как вы с Джонни.
– Выглядит очень молодо, – я пожала плечами. – Только у глаз очень тонкие, едва различимые морщинки. Наверное, он часто читает в темноте. Скажи ему, чтобы поберёг зрение.
– Ты его под лупой рассматривала что ли? Я вот понятия не имею, есть у него морщины или нет.
– Когда близко подо-о-ошёл, – я зевнула во весь рот и поудобней устроилась на плече жениха. – Так-то нет, Энцо обычно за два километра от собеседника стоит. Как думаешь, он согласится, если я попрошу его попозировать для наброска? Может, их обоих нарисовать, вместе с Джонни? Для контраста. Они неплохо поладили, хотя такие разные. Удивительно, да?
– Ты кажешься чересчур взволнованной, Оки. Как много ты выпила?
– Только пару глоточков вишнёвого вина.
Внезапно меня осенило, будто вспышка молнии пронеслась в голове: за руль могла сесть я – да, вот так просто. Я не притрагивалась к сомнительному пойлу Джонни, а «домашнее» вино почти эксклюзивно досталось Лоренцо. Последний развёз нас по домам и даже не угробил, хотя нёсся по трассе так, будто за ним гнались все черти преисподней. Про это я Раулю рассказывать не стала.
«Я устал и больше не хочу говорить, – объявил яковит, жирно намекая на мою болтливую персону. – Хочу посидеть в тишине и послушать музыку». То есть для него музыка равно тишина, ну очень оригинально. Поднял крышу своего кабриолета, вдавил педаль газа в пол и мы понеслись мимо расплывающихся городских огней, фонарей и других машин. Более медленных машин. Долетели до Барнакл Бэй ну просто неприлично быстро.
– Что тебя тогда так взбодрило? – брови Рауля станцевали парный танец. – Ты прибегаешь домой в середине ночи, до странности взволнованная, и начинаешь рассказывать мне про… Энцо? Про то, какие у него морщинки и как ты хочешь его нарисовать. У меня странный приступ дежа вю, Океана. Флора тоже в какой-то момент начала много о нём говорить и так, будто наш зануда-яковит – самый интересный человек на грешном земном шарике. У него внезапно активировался какой-то встроенный магнит?
– Я не считаю его особенно интересным. Так, самую чуточку. Мы не особо хорошо ладим. Сложно ладить с тем, кто постоянно тебя подкалывает, знаешь ли, и делает во-о-от такое выражение лица…
Я представила, что моё лицо – это камень. Плоский, гладкий, отрещённый. Отполированный миллиардом набежавших на берег волн. Не выдержала и рассмеялась.
– Если он такое лицо делает, то ты и я общаемся с каким-то разными версиями Лоренцо.
– Ну нет, не такое, – я бросила безуспешные попытки нацепить чужое лицо и вернула своё собственное. – Я плохо показала. У меня не получается быть строгой и серьёзной, хотя… Ты не поверишь, но сегодня он смеялся над моей шуткой.
– Неужели?
– Да! Я молодец?
– Не уверен, что могу по достоинству оценить значимость твоего достижения, котёнок, – Рауль закатил глаза так, что остались видны одни белки. – Я слышал, как он смеётся, нечасто, но ты явно переоцениваешь уникальность явления. Обычный человеческий смех, не станем добавлять новый праздник в календарь. Вот когда насчёт смеяться, как гиена…
– Хм, тогда нужно ещё поработать над шуткой. Поможешь?
– Конечно, mia kara, когда я бросал тебя в час наивысшей нужды?
– Ты настоящий джентльмен, Рауль. Жаль, что тебя не было с нами. Представляешь, мы видели диких лошадей!
– Кто скрывается за этим неопределённо-туманным «мы»?
– Мы с Ло. Джонни к тому времени напился и разве что во сне лошадок видел. Твой друг-яковит считает, что он не совсем в порядке. Просил, кстати, передать, чтобы ты присмотрелся к крестнику.
– Вот пусть Ло этим и займётся. У него подозрительно много свободного времени для такого занятого человека. Для меня, ekzemple, у синьора Борацца редко находится больше получаса в день. За какие заслуги вас с Джонни перевели на безлимитный тариф?
– Понятия не имею, – я пожала плечами, – но Лоренцо явно никуда не спешил. Кажется, мы целую вечность сидели на берегу ручейка и смотрели на лошадей. Просто молча. Потом, когда лошади разбежались по своим делам, он начал рассказывать про космос и звёзды. Да ещё так увлекательно! Красивые глупые легенды, научные факты, шуточки. Про мужика по имени Клавдий Птолемей… про алмазную планету… Ты знал, что существует научный термин «спагеттификация»? Я думала, он меня разводит!
– Оки, он с детства увлекается астрономией и космосом, ничего удивительного. Хобби у Лоренцо такое. Естественно он может говорить о нём часами. Шуточки про спагетти тоже любит, итальянец клятый. Кстати, вот тебе ещё один случайный факт про Ло, раз уж ты их теперь коллекционируешь. Он не ест спагетти. Только шутки шутит, но не ест. Зато не брезгует пиццей с грушей и горгонзолой.
– Вот ведь извращенец!
– Не говори. Ты с ума сойдёшь в попытках придумать подходящее меню, если я приглашу его на ужин. Потому и не зову. Энцо и семейные ужины – вещи несовместимые.
– Знаешь, я хотела подарить ему букет цветов, но он потерялся…
– Лоренцо? Да что с этим парнем сегодня такое?
– Нет же, букет. Даже с фонариками не нашли. Мне почему-то казалось важным его найти. Теперь я думаю, что букету там совсем одиноко. Лежит один и думает, почему Океана его бросила. Почему я всех бросаю?
Midjourney V6 – картинки на обложке.
KnySims – за [LA] Daisy Forest.
soulsistersims – за Overgrown Home (домик Океаны).
xoGerardine – за Concert Venue (использовался в качестве основы для конценртной площадки).
Мало того, что коллектив мужской, ещё и работа опасная! Тут неожиданно мы с Лексой похожи: я лишь раз работала в чисто женском коллективе (сбежала через полгода), все остальное время или в чисто мужском, или мужчин было больше. Но я с детства дружила с мальчиками, ходила в секцию каратэ, где кроме меня была лишь ещё одна девочка. Мне не пришлось что-то доказывать, меня как-то сразу принимали и относились с уважением (а я тогда и не думала, что может быть иначе).
Я тоже, некоторые так из этого возраста и не выходят, продолжают обижаться. Если критикуют по делу, я сейчас даже благодарна - это помогает исправить ошибки и сделать в следующий раз лучше. Если на уровне: ты сделала каку, потому что мне не нравится, то просто не обращаю внимания. Это не критика, это вкусовщина.
– Какой яковитский священник слушает Cigarettes After Sex? – хороший вопрос, мистер Лай, мне тоже стало интересно. – У тебя тут много всего неожиданного.
– Тот, который любит хорошую музыку, – донеслось с заднего сиденья.
– Твои вкусы совсем не такие, как у Рауля или у моего отца.
Может, потому что это всё не твоё? Когда находишь своё, никуда бежать не хочется. Но это я уже от себя)), неожиданно Океана напомнила мне меня, у нас, оказывается, много общего.
Я перечитала записки несколько раз, они вот прям в самое сердце попали, наверно потому, что вызвали приятные ассоциации: диалоги, атмосфера, размышления Оки... Мне вспомнились многочисленные фестивальные посиделки с бухими музыкантами на том же Гласто, к примеру. Я почти физически себя ощущала где-то там рядом с твоим героями
Тут неожиданно мы с Лексой похожи: я лишь раз работала в чисто женском коллективе (сбежала через полгода), все остальное время или в чисто мужском, или мужчин было больше.
О да, чисто женский коллектив – та ещё лотерея. На заре карьеры я работала операционистом/менеджером по работе с клиентами в паре банков. В первом девочки очень любили шептаться за спиной. Нам не выдавали стандартизированную форму, но были требования а-ля белый верх, тёмный низ. У меня была юбочка в тёмную клеточку, которая вызвала у девочек искреннее возмущение. За моей спиной, но я услышала. Типа как так, Мэджик можно такое носить и руководство ничего не говорит. Блин, дамы, у вас больше нет тем для разговора, кроме юбочки Мэджик? Если что-то не так, руководство мне и скажет, да?
Во втором банке, наоборот, был чудесный коллектив девочек. Я была самой младшей, и со мной очень трепетно возились. Даже косички заплетали. Милота.
Спасибо! Мне иногда кажется, что я перебарщиваю с диалогами. Пытаюсь сократить, но они только растут. Не знаю, что за магия за такая. Каждая новая правка главы – это ещё плюс текст, а не минус текст.
Может, потому что это всё не твоё? Когда находишь своё, никуда бежать не хочется. Но это я уже от себя)), неожиданно Океана напомнила мне меня, у нас, оказывается, много общего.
Соглашусь. Вернее, от «своего» меньше хочется бегать. У меня муж «свой», но я всё равно от него бегаю. В голове. Вот он сказал что-то не то, а я уже думаю, как славно мне будет жить одной. Импульс первых пяти минут. Потом отхожу и осознаю, что люблю и «свой». Рассказываю, что мне было обидно, и он спокойно извиняется. Как бэ нафига бегала? Отличный же муж. ))
Думаю, фокус в том, чтобы научиться переживать это импульсивное состояние побега и чтобы человек на другом конце связывающей вас ниточки тоже не пытался никуда бежать и разрывать связь. Рауль не особо склонен ковыряться в своих болячках, что-то там анализировать и поддерживать себя и Оки в стабильном состоянии. Он сам с большой вероятностью убежит/уйдёт в загул/провалится на дно бутылки. Если начать с ним разговор о проблемах в отношениях, он просто не захочет это слушать и сбежит зализывать раны. Ведь это критика, а критика = больно. Ариона всегда говорила, что Рауль – нарцисс. Доброкачественный, но тем не менее. Критика (или любое подозрение на неё) = сильно бобо по самооценке. Бежать от такого, срочно! Или отшучиваться, если в лёгком варианте.
В общем, я считаю, что Оки не та женщина, которая нужна Раулю. Вернее, ему хочется Оки и только Оки. Без Веро. То есть отношения без критики, боли и страданий. Утопию с вымышленной женщиной.
Энцо тоже не самый стабильный товарищ и мечется из стороны в сторону, но я бы сказала, что он более озабочен приведением себя в состояние, когда крышу меньше шатает. Ради любимого-уникального-единственного человека, который его принимает, тем более. С Оки он gentle monster.
Плюс Энцо в состоянии воспринимать критику и обсуждать себя. Ну да, ему нравится обсуждать себя с разными людьми. Высокомерненько, но свои хорошие плоды приносит.
Я перечитала записки несколько раз, они вот прям в самое сердце попали, наверно потому, что вызвали приятные ассоциации: диалоги, атмосфера, размышления Оки...
Так приятно это слышать. Я скучала по Оки-Веро как раз из-за этой атмосферы. Когда ушла с форума, долго вспоминала, как классно было сбегать, хе-хе, в Барнакл Бэй.
Вот он я в кровати Содерберг. Я проснулся первым и тайком ей любуюсь. Знаю, что подсматривать за спящими – этически спорное мероприятие, но просто не могу оторвать взгляд. По обнажённым плечам Лексы прыгают солнечные блики, её ресницы слегка подрагивают, слышу, как она дышит, вернее сопит. Уютно, как кошечка. Я просто в восторге от этих дурацких звуков.
Не понимаю, почему Себу Вандербургу не нравилось, как похрапывала кузина Бэк. Это чудовищно мило. Готов до скончания времён вот так лежать. В тёплой постельке с человеком, который дарит мне все эти странные, непривычные эмоции.
– Но-о-орман? – Лекса всё же просыпается и улыбается мне мягкой сонной улыбкой. – Ты не ушёл…
– Не смог, хотя мне и очень надо.
– Не уходи. То есть… Погоди, я сейчас окончательно проснусь, снова стану сильной и скажу тебе что-нибудь правильное и адекватное. Пока не слушай, ладно? Я слишком обрадовалась, увидев тебя. Сейчас пройдёт.
– Эй, не надо ничего менять. Будь такой, как сейчас. Мне очень нравится. То есть твоя решительная и надеру-тебе-задницу версия тоже крутая, но…
– Я не должна тебе вредить. Тебе нужно вернуться к работе. Если я буду нежной и мягкой, ты никогда не уйдёшь. Давай вали отсюда, Эррингтон. Сначала задание, потом нежности. У тебя будет стимул.
– Не-е-ет… Содерберг…
– Мне всё равно нужно на йогу с Рафаэллой и её девочками. Как думаешь, они меня, ну, примут?
– Тебя это беспокоит?
– Немного, – Лекса буквально выпрыгивает из кровати и начинает мерить шагами комнату. – Мне привычней в обществе мальчиков. Морри, Кид, Хеллингер, Торрес… Они мне как братья. Разговоры про футбол, мотоциклы, тачки, пушки, кто какой вес жмёт в зале, задницы и прочие женские части. Я могу квалифицированно обсудить девочек и отношения с ними, но не парней. У меня нет подруги, с которой можно обсудить мальчиков, косметику, шмотки. Не совсем знаю, как быть настоящей девочкой.
Комната длиной в примерно в десять её шагов – теперь я это знаю. Не хочу, чтобы Содерберг переживала из-за стайки испорченных богатых девчонок, но не понимаю, как её подбодрить. Я тем более не в курсе, как быть «настоящей девочкой». Чувствую себя бесполезным.
– А как же Сид?
– Сид не обсуждает мальчиков. Сид обсуждает компьютеры, программирование, видеоигры, логические задачи, головоломки, комиксы, всякие гик-штучки. Сид крутая и очень умная, но совсем не такая, как твоя кузина и её подружки.
– Я уверен, что девичья шайка Раф только обрадуется твоему присутствию. Ты классная, Содерберг. Весёлая, активная и добрая. Вы найдёте общий язык.
– Спасибо, Норман.
– Э-э, за что? Ничего такого не сделал.
– Я стала чувствовать себя лучше после твоих слов. Подбодрил.
– Правда получилось? Ух ты. Раньше никогда не получалось. Мне все говорили, что я циничный, злобный и мрачный. Кид вообще сказал, что я козёл.
– Не обижай Кида, только мне можно на него наезжать. По праву старшей сестры.
– Не буду, мне расхотелось на кого-то наезжать. Размяк тут с тобой, – я поблуждал взглядом по стенам и вспомнил, что ещё хотел спросить: – Слушай, Содерберг, а этот твой рокер… Почему вы расстались?
– Ого, ты прямо долго терпел! Зачёт, Эррингтон. Классно, что ты такой адекватный и не ревнивый. Терпеть не могу мужиков, у которых включается режим Отелло, как только речь заходит о прошлых отношениях.
– У Раф тоже куча фоток с бывшими, которые она не снимает со стены. Это, типа, сентиментальные воспоминания?
– Типа того, – Лекса корчит задумчивую рожицу. – Мы до сих с ним дружим, зачем снимать? Пусть напоминает о том, какой я была дурой. Больше никаких парнишек, у которых штаны висят так низко, что трусы торчат.
– Главный признак ненадёжного парнишки?
– Ты не поверишь! Вот, к примеру, у Морри штаны никуда не падают – надёжный мужик, а у Ральфи… Тот случай когда не встречаешься с мужиком, но заценила всю его коллекцию труселей.
– Чёрт, а ведь точно. Ральфи тот ещё потаскун, – любимое словечко Сид приходится как нельзя кстати. – За то время, что он был моим телохранителем, штук двадцать подружек сменил. Может, даже больше. Я не всегда понимал, это одна и та же или уже новая. Они все как под копирку.
– Ральфи обожает гламурных блондиночек из «Симстаграма» в розовых велюровых костюмчиках и с автозагаром. Каждый раз удивляется, почему ничего не получается и – пам-парам-пам – идёт искать следующую! Точно такую же. Мы с парнями уже привыкли и даже не ржём, когда он представляет очередную Салли-Молли-Долли. Любовь всей его жизни на ближайшую неделю.
– Ничему Ральфи жизнь не учит. М-м-м, Лекса, насчёт Кейра… Он сделал тебе больно?
– Скорее его растущая популярность, с которой он не мог справиться. Жизнь рок-звезды, что тут скажешь. Фанатки и фанаты, алкоголь, наркотики, дежурящие у дома папарацци, вспышки камер, депрессия… Его все достали, даже я. Потом у него случается нервный срыв прямо на сцене. Где-то между новыми срывами и турами по рехабам мы умудряемся обручиться, а потом…
– Потом?
– Однажды я проснулась и поняла, что хватит, – она задумчиво смотрит на стену с фотографиями. – В наших отношениях было слишком много людей: его группа, его менеджер, его фанаты, его темпераментная мама-итальянка. Мне везёт на мальчиков с итальянскими корнями. С фанатками.
– Фу, Содеберг! Я уже всех «фанаток» разогнал.
Мы шутливо боремся. Я хватаю её на руки и тащу обратно на кровать. Обещаю, что буду тщательно следить за своими штанами и не дам им упасть до критически низкой отметки. Со стены смотрит Кейр, но я к нему уже привык. Надо будет познакомиться вживую.
***
Я решаю провести с Лексой ещё полчасика. Позавтракать и поболтать, глядя одним глазом в мамины записи. Первая заметка произвела на меня сильное впечатление. Моей мамы больше нет, но я как будто слышу её голос. Кажется, что стоит обернуться, и она будет стоять у меня за плечом.
– Чёртовы пирожки! – не знаю, где я подцепил это выражение, но оно весьма кстати. – Мама заставила отца её поймать. Прыгнула из окна второго этажа прямо ему на руки!
– Ничего себе у них уровень доверия! – восхищается Лекса. – Ты уже у них был? Так и обоих родителей лишиться недолго.
– Нет, до меня им ещё далеко. В тот период мама собиралась выйти замуж за Рауля.
– И прыгнула на руки твоему отцу? Священнику? Из окна второго этажа? Он поймал хотя бы?
– Ну-у да, прыгнула. Не совсем поймал. Ты же его видела, он высокий и тощий. Хочешь прочитаю, что пишет мама? Там коротенькая заметка, буквально на полях.
– Ещё бы! У тебя потрясающе авантюрная и боевая мама. Она мне очень нравится. У них с синьором Энцо прямо сбывшаяся сказка о приручении плохого мальчика. Люблю такое.
***
Из дневника Океаны
Я лежу без сна. Мой мозг никак не может успокоиться после приключений в лесу, будоражащего запаха хвои и свободы, звёздной дискотеки в бескрайнем небе. У меня столько идей! Я придумала несколько сюжетов для картин, вступление к следующей большой записи в дневнике, рецепт морковно-кокосово-бананового печенья и как перешить старую юбку в две новые. Я хочу бежать и делать, но к утру всё забуду. Я лежу в облаке идей, как в ванне с пеной. Мой мозг будто бы увеличился в объёме и хочет поглотить всю Вселенную, включая меня саму. Как это остановить?
На тумбочке беззвучно загорается телефон. Он подсвечивает моё лицо и кусочек стены. Холодный голубоватый свет, похожий на последний вздох умирающей звезды. Свет затухает. Я тянусь к телефону.
«Я вернулся и нашёл твой букет, – пишет Лоренцо Б. – Если хочешь забрать, жду у твоего дома».
У моего дома? Я высовываюсь из окна, и Лоренцо Б. действительно там – у моего дома. Не соврал. Смотрит на меня и машет изрядно потрёпанным и увядшим букетом.
– Как ты его нашёл? – мне не нужно кричать, ночная тишина хорошо проводит звуки. – Мы раза два прошлись с фонариками и заглянули под каждую травинку.
– Не там искали. Ты плохо запомнила, где его оставила. Нужно было искать правее, в сторону ромашкового поля.
– Он хотя бы красивый?
– Океана, я не разбираюсь в цветах. Забери его и сама посмотри.
– Ладно, сейчас спущусь, – я перекидываю одну ногу через оконную раму. – Приготовься ловить.
– Ловить… что?
– Не что, а кого, – перекидываю вторую ногу и готовлюсь прыгать. – Меня. Тут совсем не высоко.
– Что?! Стой! Нет! Я не поймаю…
Слишком поздно. Я уже лечу. Ласточкой. Чувства и импульсы работают быстрее мозгов. Синхронизируются в районе земли, но назад ничего не вернуть. Не нажать на кнопку с двумя стрелочками и не услышать смешной звук перематываемой плёнки.
На долю секунды я чувствую себя невесомой, всемогущей и абсолютно свободной. А потом – БУМ!
В последний момент он успевает подставить руки, но это лишь отчасти смягчает падение. Мы врезаемся в землю, то есть Лоренцо в землю, а я – в него. Жёсткая посадка. Яковит рефлекторно прижимает меня к себе и хрипло дышит. У него очень часто бьётся сердце.
Я ушибла локоть, но это единственное место, которое пульсирует болью. В остальном я в порядке. Повезло. Меня накрывает адреналиновой волной и одновременно страхом. Что я такое сотворила? Бедный Энцо!
– Привет, – мне больше ничего умного в голову не приходит. – Где мой букет?
– Где-то под нами или между нами. Ты жива? Зачем ты это сделала?
Яковит выдаёт длинную тираду на итальянском, почему-то полушёпотом. Не уверена, что её текст адаптирован для ушей юных слушателей. Впрочем, я не осуждаю.
– Я не могла выйти обычным способом, Рауль бы услышал и проснулся, – меньше всего я хочу рассказывать жениху о новых приключениях букета. – Ты в порядке?
– Понятия не имею. Ты лежишь на мне, а это затрудняет оценку ущерба, – при этом он сам меня удерживает в таком положении. – Рауля нет дома, наш друг куда-то отправился с первыми лучами солнца. Сейчас раннее утро, а не ночь. Ты совершенно зря прыгала. Я бы не стал разгуливать под твоим окном с букетом цветов, если бы кто-то мог увидеть.
– То есть сейчас уже «завтра», а не «вчера»?
– Я бы сказал, что загадочная штука между «вчера» и «завтра» называется «сегодня». Мы как раз там.
– Странно как-то.
– Согласен.
– Куда Рауль ушёл?
– Не знаю. Куда он обычно уходит? На пляж, в бар, на пристань, покормить диких лошадей. Рауль тоже любит побродить в случайных местах и поискать приключений.
– Энцо, если уберёшь руки, я смогу встать. Ты до сих пор меня держишь. Не заметил?
– О, правда? – яковит смотрит на обвитые вокруг меня руки с выражением наивысшего недоумения. – Действительно не заметил. Базовые рефлексы. Если в тебя что-то летит – лови или пригибайся. Тебе повезло, что мой мозг выбрал первое.
– Ты точно не пострадал? – я зачем-то его ощупываю, хотя не имею ни малейшего представления, как искать сломанные кости. – Не злишься на меня?
– Нет, не злюсь. Мне нравится твоя пижама, и рассвет на небе очень красивый. Особенно, когда смотришь снизу вверх. Хороший сегодня день для полётов.
Меня больше ничто не удерживает. Я нахожу свои руки и ноги, заново учусь управлять телом, встаю на колени, потом переношу вес вперёд и опираюсь на ладони. Напоминаю себе малютку-краба, который толком не умеет передвигаться, но очень хочет к морю. Жертва моей аварийной посадки перекатывается на бок, ощупывает рёбра и спину. Я возвращаюсь в вертикальное положение и помогаю ему.
– Вроде ничего не сломал, – Лоренцо слегка ошарашенный, растрёпанный и грязный, но вполне живой и невредимый. – Тебе нужно наложить повязку на локоть. Возможно, сделать рентген.
– Просто царапина, – отмахиваюсь я. – Ты пахнешь землёй и травой, как заправский фермер.
– Забери свой букет, пока мы снова его не потеряли.
– Он стал ещё более жалким, – я поднимаю с земли сломанные цветы и прижимаю к груди, жалею. – Спасибо, что нашёл. Это было важно.
– Вот как? Я подумал, что может быть важно. Ты так отчаянно его искала… Ну ладно, мне пора. Только хотел отдать цветы.
– Ты придёшь на свадьбу?
– Возможно. Я пока не решил. Много дел.
– Врёшь. Знаю, что врёшь.
– Что, опять? Да как ты это делаешь?
В ответ я высовываю язык. Он разворачивается и уходит. Даже не прощается.
***
Я заканчиваю читать. Содерберг показывает большой палец и улыбается. Безумная идея – я могу познакомить Лексу с мамой через её дневники. Они бы понравились друг другу. Не уверен, что правильно поступаю, разглашая содержимое личных записей, но мне так её не хватает. Я хочу её обсуждать. С отцом, с Лексой, со всем миром.
Прости, мама. У меня ничего не осталось, кроме твоих дневников. Я встретил потрясающую девушку, но не смогу представить её тебе.
Mai. Никогда.
– У твоих родителей потрясающая история любви, – Содерберг мечтательно прикрывает глаза. – Так необычно, безумно и романтично! Интересно, сколько времени твой отец убил на поиски букета. Спроси его, ладно?
– Романтично? Они же постоянно цепляют друг друга, – содержание первой заметки я тоже пересказал. – Абсолютно отбитые оба – она на него прыгает, а он не может нормально попросить, чтобы не выходила за Рауля. Отец только выпендривается всю дорогу вместо того, чтобы сказать: «Мы всё равно переспим, давай уже срежем путь к постели и пожалеем Рауля».
– Ой, Норман, им нравится дразнить друг друга, как ты не понимаешь! При помощи Рауля в том числе. Между твоими родителями так и летают искры, офигенная химия. Думаю, через пару записей у них случится феерическая и очень горячая ночка.
– Не-не-не, это мы читать не станем. Мама бывает довольно откровенна, не хочу узнать о своих родителях шокирующие подробности.
– И так можно догадаться, что у них всё происходило бурно и интересно.
– Не то слово, – я закатываю глаза. – Даже спустя десять, почти одиннадцать, лет брака не могли друг от друга отлипнуть. Для меня выбирали самые громкие и шлёпающие тапки, чтобы заранее слышать. Но я всё равно крался. Как мышь.
– Хочу сказать, что у тебя очень изобретательные родители, но читать про их личную жизнь мы, конечно же, не ста…
– Ага-а, а у самой глаза горят от любопытства, как треклятые угольки!
– Не только поэтому…
***
Я едва успеваю вернуться в Виллоу прежде, чем Вандербург окончательно меня хватится. Уже смеркается, я задержался не на полчасика, а часов на пять. В школе мне оформили короткий больничный. Я очень художественно умею кашлять в трубку. Развитые в детстве таланты остаются с тобой на всю жизнь.
Дома у братьев Блэкбёрн картина маслом – Фиби Белл и Лэндон вместе готовят ужин, и он смотрит он на её... Ну да, на её зад.
Меня досрочно вычеркнули из списка живых и понеслись устраивать романтику, пока старина Норман обратно не воскрес? Кажется, зря я вернулся так рано.
– Норман! – невозмутимо приветствует меня Фибз, вытирая грязные руки о передник. – Мы слышали, ты угодил в заварушку.
Я игнорирую её протянутую руку. Нет, просто нет. Не люблю, когда меня трогают грязными руками. Все, кроме Содерберг. Ей можно делать со мной всё, что угодно.
– По этому поводу вы решили приготовить праздничный ужин? Мило. Я оценил.
– Это не для тебя и не для нас. Для девушки по имени Лесли. У Лэндона с ней свидание. Помогаю как могу, хотя тоже не особо умею готовить.
– Вы не могли заказать еду из ресторана и выдать за кулинарный шедевр Лэна? – меня не радует перспектива романтических ужинов и прочих развлечений прямо у нас дома.
– Она бы сразу раскрыла обман, – Кэннер качает головой. – Домашняя еда отличается от ресторанной.
– Если выбрать хреновый ресторан – никаких отличий, – всему я должен их учить. – Иногда даже подгоревшую привозят. Всё как у вашей любимой подслеповатой бабушки, которая путает сахар и соль. Не благодарите.
– Не порти развлечение, Эррингтон, – Фиби кидает в меня помидором, но не попадает. – Мы за достоверность. Лучше помоги расставить и зажечь свечи.
– Я вам что, горничная? Кто додумался пригласить Лесли к нам домой? Она ничего не станет делать с Лэндоном, если наверху буду я. Мне отчёты нужно закончить, так что никуда не пойду.
– Лэн не собирается прямо сегодня разводить её на вухушки. У них, видишь ли, медленно разгорающиеся чувства.
– Фибз, вы так до конца года провозитесь с одной девчонкой. Потому что хотите подольше друг с другом поработать. Сходите на свидание, а девчонку по-быстрому препарируйте. Лэн, пригласи Фиби на свидание.
– Э-э-э…
– Будем считать, что пригласил. Колокольчик*, ты согласна?
– В теории да, но это было слишком грубо и прямолинейно. Моя внутренняя принцесса в негодовании комкает шёлковый платочек.
– Зато вы разобрались. Опять же не благодарите. Удачи, рад за вас и помните про тонкие стены в этом доме. Только на работу не забивайте, я тоже постараюсь этого не делать.
Оставляю парочку наслаждаться совместным приготовлением ужина. Никогда бы не подумал, что агенту Белл нравятся мальчики помладше. Казалось, она возится с Лэндоном, как старшая сестра со вторым поздним ребёнком родителей. Мои планировали подпортить жизнь пятнадцатилетнему мне – опять же вычитал в дневнике. Думали, я буду уже взрослый и не расстроюсь, если они переключат внимание на младенца. Наивные! Я хотел всё их внимание. Всегда. В пятнадцать мне очень не хватало мамы, да и отца тоже.
Кстати, я без понятия, сколько лет Лексе. Может, Моррисона спросить? У самой Содерберг как-то стрёмно.
* – Норман использует буквальный перевод фамилии Фиби.
Мне нужно сесть за отчёты, но Лекса присылает один занимательный скриншот. Она переименовала меня в справочнике контактов. После имени теперь стоят четыре смайлика-сердечка. Вызов принят. Я должен придумать ответный подкол.
Звоню отцу. Единственный человек, с которым могу обсуждать свои отношения.
– Что-то срочное? – родитель в своём обычном стиле – ни «привет», ни «пока». – Я должен подготовиться к завтрашним дебатам.
– Уже начал готовиться?
– Нет, прокрастинирую и бесцельно слоняюсь по дому.
– Ну, тогда можешь и со мной поговорить. У меня очень срочное дело. Как ты записал маму в контактах на телефоне?
– Этим не я управлял, а она. Веро переименовывала себя примерно раз в неделю. Мне было несколько тревожно звонить ей при посторонних. «Сладкой мамочке-булочке», «Моей госпоже и богине», «Нежной уточке», на «Горячую линию поддержки анонимных рукоблудов»…Чего там только не было. Это ещё самое приличное.
– Как ты вообще её находил?
– Запомнил номер телефона и искал по нему, а что ещё оставалось?
– Жесть. Я и не знал про это ваше развлечение. А ты как был у неё записан?
– Не знаю, я никогда не копался в её телефоне. Просто «Энцо»? – слышу явное сомнение в его голосе. – Beh, spero.*
– Лекса переименовала меня в Нормана с четырьмя сердечками.
– Кажется, у вас всё неплохо. Поздравляю.
– Не совсем то, о чём ты подумал. Это завуалированный троллинг, скажем так. Мне нужно придумать ответный ход. Есть идеи?
– Это весьма необычная просьба, сын. Теряюсь в догадках, почему ты просишь именно меня.
– Всё просто – у меня больше никого нет. Только ты, Лекса и все остальные за чертой доверия. У меня нет близких друзей. Была одна девушка по имени Сид, с которой мы неплохо ладили, но я всё испортил. Рассказывал уже. Я одинокий неудачник, отец. Помоги.
– О, ладно. Я осознал важность доверенной мне миссии. Как насчёт «Lexapro»?
* – Ну, я надеюсь.
– В честь антидепрессанта?! Да ты совсем… совсем… совсем гений! Точно, она же мой антидепрессант.
– Не благодари, – я считал, что это моё любимое выражение, но, оказывается, отцовское.
– Не благодарю, обойдёшься. То, что ты хорошо шаришь во всяких подозрительных таблетках, не добавляет тебе положительных характеристик.
– Вообще-то «Лексу» нормальные люди не используют для таких целей. Есть более пригодные для развлечения препараты. Рассказать?
– Смотрящий, только не это! Я не хочу слушать очередную лекцию из цикла про развлекательные препараты. Думал, мы давно с этим покончили. Ты мне про что только не рассказал, когда я был подростком.
– Мне было важно, чтобы ты не принимал ничего опасного и понимал, что делаешь, – у отца, как всегда, свои представления о воспитании. – Если я правильно помню, твой одноклассник из очень религиозной и узколобой семьи загремел в больницу и едва не умер. С тобой ничего плохого не случилось, кроме пары эпизодов лёгкой алкогольной интоксикации, когда ты заблевал мой рабочий стол. Я нормально сделал свою родительскую работу, а ты нормально меня слушал.
– Лучше бы я держался от этого подальше, а ты бы рассказывал про всякие ужасы, а не про прикольные спецэффекты.
– Рэмо, я убеждён, что ограничение чужого права на эксперименты и ошибки приводит к гораздо более плачевным последствиям, чем осознанный подход к развлечениям. Если хочешь знать, твоя мать меня поддерживала. Мы в любом случае не собирались душить тебя запретами. Это согласованное и совместное решение.
– С ума сойти! Вы обсуждали мой переходный возраст?
– Molto e spesso,* – и снова отец озвучивает совершенно удивительные факты. – Тебе исполнилось десять. Мы готовились расстаться с известным нам сыном и познакомиться с кем-то новым. Мы слишком привыкли к тому парню, который играл с динозаврами и ломился к нам в спальню, когда боялся грозы. Веро переживала, что ты начнёшь от нас отдаляться, перестанешь её обнимать, посвящать в свои дела. Даже для меня это был непростой период.
– Для тебя? Да ладно?
* – Много и часто.
– Ты был сильно к нам привязан. Я сам никогда не был привязан к родителям, это казалось странным, неправильным и непривычным. Я долго не мог принять и осознать, что истошный вопль «Папа!» на детской площадке имеет ко мне какое-то отношение. Я был нужен тебе по сто раз на дню… М-м, а потом привык. Перспектива отвыкать повышала мой уровень стресса. Поэтому мы много говорили о твоём взрослении.
– Охренеть, – больше мне нечего на такое сказать. – То есть ты вроде как расстроился, когда мы перестали общаться?
– Нет, но я бы расстроился при других обстоятельствах.
– Что это значит?
– Не стану врать, Рэмо. Смерть твоей матери надолго затмила остальные неприятные события в моей жизни. Мне не было больно, когда ты от меня отдалился, мне было уже всё равно. Много лет я не мог почувствовать, что что-то потерял. Кажется, я наконец это чувствую. Мне интересна твоя личность и твоя жизнь. В моей голове выстроились нужные взаимосвязи. Теперь станет получше.
– Отец, я подумал, что хочу обратно своё имя, – я думал об этом ещё до нашего примирения, а теперь и подавно. – Сможешь с этим помочь?
– Смогу. Почему ты решил его вернуть?
– Если со мной что-то случится, хочу умереть под своим настоящим именем.
– М-м. Не могу сказать, что меня не настораживают твои мысли о смерти. Есть основания?
– У меня опасная работа, отец.
– Меня это совсем не радует.
– Меня тоже. Вчера я подумал, что меня убьют. Отсюда и мысли о смерти.
Вываливаю на отца новости последних суток.
Весь мусор и эмоции, грязь, страхи, всё как есть без цензуры и романтизации моей паршивой работы. Виртуальная мусорная корзина забита под самую крышечку. Снова. Я успел повторно пережить ужасы вчерашнего дня, пока возвращался от Лексы в Виллоу Крик.
Говорю только я, отец молчит. Очень интенсивно молчит. В какой-то момент мне начинает казаться, что он давно отключился или уснул от скуки.
– Э-э-э, Рэмо, давай перерыв. Я перезвоню минут через пятнадцать.
Он просто берёт и отключается. Я остаюсь сидеть с телефоном в руках. Что за немыслимая хрень? Таких фокусов отец ещё не проворачивал. Я поделился глубоко личными переживаниями, а у него там, простите, кошка рожает? Срочно нужно бежать?
Спустя двадцать минут на экране телефона снова высвечивается «Отец». Этот тоже напрашивается на принудительное переименование.
– Да что с тобой не так?! – я хватаю трубку и ору на мастера эффектных исчезновений.
– Думаю, у меня случилась attacco di panico,* – тихо говорит отец. – У Веро они иногда случались. В целом я знаю признаки и как справляться, но… М-м, было сложно говорить, когда я едва мог дышать. Панические атаки – это довольно неприятно, не рекомендую.
– Ты так спокойно об этом рассказываешь, ещё и шутишь… Да ты просто ненормальный!
– На самом деле я испугался. Легко перепутать с инфарктом. К счастью, всё удовольствие редко длится дольше получаса. У твоей мамы они длились минут по пятнадцать, поэтому я предположил, что уложусь примерно в это же время.
– Жесть, ты дал мне прогноз по предполагаемой длительности твоей панической атаки?
– Чтобы ты знал, когда я вернусь, нет? Я же теперь поддерживающий.
* – паническая атака.
– Я думал, тебе наплевать и ты пошёл покурить, – я и сам иду проветриться.
– Нет, мне стало страшно, – его спокойный тон плохо соотносится со словами. – Покурить я и в процессе разговора могу.
– За меня что ли страшно?
– Тут не так много вариантов, Рэмо. У меня всего один сын. До меня внезапно дошло, что если ты умрёшь, у меня совсем никого не останется. Это чертовски неприятная мысль.
– А нет, показалось. За себя любимого. Мне нравится, как ты всегда пляшешь от своей эгоистической печки.
– Даже у обычных людей переживание – это очень эгоистическая эмоция. Она по большей части с связана с субъектом, то есть с тобой, а не с объектом твоих переживаний.
– Ну да, давай, вперёд. Рассказывай мне о том, как работают мои эмоции «обычного человека». Ты же такой в этом эксперт! Сам ни хрена не чувствуешь, но других учишь.
– Как ни парадоксально, я чаще тебя думаю о том, как устроены эмоции. В данном случае между нами нет особой разницы. Представь, что ты за кого-то испугался. Уверен, что в этот момент ты сфокусирован на объекте, а не на себе?
– Чёрт, – я осознаю, что он прав. – Да ну тебя. Тебя послушаешь, так все вокруг эгоисты. Вот с Лексой приятно и позитивно общаться, а после тебя хочется выброситься из окна.
– Полагаю, что приятность и позитив отчасти генерируются с помощью физических процессов. Так некорректно сравнивать, Рэмо. Я вот что хотел сказать… Ты должен уйти со своей работы. Это не предложение, не вопрос и не предмет для обсуждения. Либо ты сам уходишь, либо я достаю тебя оттуда.
– Считаешь, что сможешь надавить на моего работодателя и заставить отпустить меня с миром?
– Опять же это не вопрос о том, что я могу и чего не могу. Я просто это сделаю, в любом случае. Найду способы. Ты мой сын, и я не допущу, чтобы ты погиб.
– Отец, я и сам собирался закончить задание и свалить. Может, месяца через три, если всё пойдёт по плану…
– У тебя есть два, – обычно отец предлагает с ним поспорить и не навязывает свои точку зрения, но только не сейчас. – После этого я начну действовать сам. Раньше, если ты будешь в опасности.
– Жесть. Ты мне ультиматум ставишь? Попросишь контору упаковать сына в почтовую коробку и выслать обратно тебе?
– Io proprio questo intendo fare,* – отец фактически мне приказывает, но почему-то это не вызывает возмущения. – Ты должен вернуться домой. После этого можешь заниматься любой неопасной работой или бездельничать – мне всё равно. Я не считаю, что люди непременно должны приносить пользу обществу и куда-то ходить по утрам. Можешь пригласить Лексу пожить с нами. В доме полно места и для твоей собственной семьи. Делай что хочешь, только завязывай с этим опасным дерьмом.
* – Именно так я и собираюсь поступить.
– Ладно, договорились.
– Не станешь орать и возмущаться? Говорить, какой я хреновый отец?
– Нет, я очень устал и хочу домой. К чёрту чувство собственного достоинства и самостоятельность. Хочу, чтобы ты пришёл и спас меня, если дела пойдут совсем плохо. Возьми меня на ручки и унеси от всего страшного, как в детстве – я не против. Я вообще-то тебя люблю, если ты ещё не понял.
– Я не испытываю к тебе всех правильных родительских чувств, но ты для меня дорог. Я не позволю тебе умереть.
– Жалко вложенных ресурсов? – цитирую слова, сказанные им двадцать с лишним лет назад.
– О да.
– Отец, как долго ты искал тот легендарный букет не-пойми-чего? – вспоминаю про просьбу Лексы.
– Сейчас посчитаю, – только мой отец может сходу вспомнить события тридцатилетней давности и выдать подробный ответ. – Мы вернулись в Барнакл Бэй примерно в три ночи, и я сразу поехал обратно. Час в дороге… снова был у её дома около шести тридцати… Получается, я провёл там полтора часа.
– Жесть. Ты полтора часа бегал по полям и искал букет? Как ты в принципе понял, что для мамы важно его найти?
– Не знаю, Рэмо. Я её понимал. То есть не всю её, а те части, которые были похожи на меня… Я понимаю людей со схожими проблемами. Странно, да?
– Да уж. Куда ты потом поехал?
– Можно сказать, что на работу. Чуть не опоздал на утреннюю проповедь и вообще забыл её составить. Нёс какую-то чушь, но людям было всё равно. Они кивали с умными одухотворёнными лицами. Мне было на них наплевать, даже больше, чем обычно. Я думал только о твоей матери. С того дня практически постоянно.
– Ты не мог ей об этом сказать? «Ты мне очень нравишься, я постоянно о тебе думаю». Обязательно было издеваться над Раулем? Это бесчеловечно, отец.
– Если бы я тогда осознавал, как сильно она мне нужна, я бы что-то такое сделал. Для правильного поступка нужно осознание. Когда осознания нет, получается вот так… Поверь, я не просыпаюсь каждое утро с мыслью «Хочу испортить чей-то день». Вернее, иногда просыпаюсь, но это меня ещё достать нужно. Ну серьёзно, я не какое-то хтоническое зло, как считает Рауль.
– Хочешь сказать, что мама тоже «не осознавала»?
– Полагаю, что нет. Вам ведь тоже с Лексой потребовалось некоторое время на осознание? Чувства – это сложно, Рэмо. Я очень сильно тогда запутался.
– Ну видно же, что ты на неё запал и сильно! Заботишься, носишься с букетом…
– Это тебе сейчас видно со стороны, – я прямо слышу, как отец закатывает глаза. – На все сто процентов могу заверить, что мне в тот момент ни черта не видно. Думаешь, я такой прихожу под окно к твоей маме с тем веником и рассуждаю: «О да, мы могли бы пожениться и завести ребёнка»?
– Тогда о чём ты рассуждаешь?
– Обо всех весёлых и приятных вещах, которыми мы могли бы заняться. Я не видел её в своём будущем. Только в настоящем.
– А как же «Убей дракона, спаси принцессу»? Ты спас её букет!
– Да-а, после этого я несомненно герой. Рэмо, моя любимая сказка того времени – «Отвлеки дракона, поимей принцессу». Вот так. Я понимаю, что тебе хочется завернуть меня в белый рыцарский плащ, ведь я твой отец, но…
– Можно я сам буду решать, во что тебя заворачивать? Я по-другому это вижу. Принцесса идёт на сближение, а ты тормозишь. Это ты выстраиваешь стены, а не она.
– Можно, но я должен предупредить о возможных рисках. Заблуждения опасны. Почему торможу? В тот период я ещё помню про Рауля и нашу дружбу. Спойлер: скоро забуду.
– Ты сам заблуждаешься, когда утверждаешь, что не делаешь для мамы ничего хорошего. Ты поддерживаешь её, когда ей страшно… Отец, она же прыгнула не потому, что очень боялась выходить замуж за Рауля? Просто чтобы получить дозу адреналина и пообниматься с интересным мужиком?
– Если ты считаешь, что я достаточно смелый, чтобы такое спросить, то ошибаешься. Если ей было так страшно, а я ничего не сделал… Это чертовски некомфортная мысль, знаешь ли. Давай будем считать, что Веро просто хотела полетать, да?
– Да, давай, – мне и самому некомфортно от подобных мыслей. – Сильно испугался, когда она в тебя прилетела?
– Скорее впечатлился, – теперь я слышу в отцовском голосе улыбку. – Я много всякого дерьма повидал, но весь мой жизненный опыт меня к такому не готовил. Особенно к тому, что она будет лежать на мне и весело болтать ногами в воздухе. Как долбаная Лолита.
Только мой отец может стать посадочной полосой для летающей принцессы и впечатлиться тем, как она болтает ногами. При этом сохранить идеальный покерфейс.
– Типа совсем ненормальная?
– Типа совсем, э, сногсшибательная. И ненормальная. Прямо то, что мне нужно. Думаю, конкретно в тот момент я и пропал, но ещё долго буду пребывать в отрицании.
– Ясно, мои любимые, наглухо отбитые предки в своём репертуаре: «Ты такой безумный, ты мне нужен. И ты мне. Давай делать вид, что это не так? А давай». Ты на свадьбу-то пришёл, Марио?
– Да пришёл, только мало что помню. На вечеринке после свадьбы я наткнулся на Джонни Лая со стратегическими запасами алкоголя и прочего, и мы привели себя в состояние, когда реальность воспринимается не так, э, realistico. Парень был чертовски несчастным. Просто жесть, как ты выражаешься. Пришлось поддержать.
– Ты там убитый в хлам ходил и никто ничего не заметил?
– Я не ходил, я натурально шатался, – хмыкает отец. – Помню, как твоя мама что-то мне говорила, а я пытался понять, зачем ей четыре глаза и в какую пару лучше смотреть. Старался держаться от неё подальше, чтобы не почувствовала всякие интересные запахи. Она была очень красивой даже с четырьмя глазами.
– Как настоящая принцесса?
– Да-а. Веро потом рассказала, что купила платье в местной комиссионке. Такое… эм… all'antica? Чёрт, как на симлише? Забыл слово. Античное? Антикварное?
– Старомодное?
– Точно. У них была свадьба в старомодном стиле.
Понимающе ржу. Забыть слово на одном из языков – традиционная боль билингва. Все последние годы я общаюсь на симлише и не свечу свой второй язык, но итальянский всегда в моей голове. Я думаю subito in due lingue.*
* – на двух языках сразу.
– А ещё что помнишь?
– Помню, как Рауль вытащил меня за шкирку из-за фортепиано. Сказал, чтобы я проваливал.
– Почему?
– Потому что играл и пел «что-то крайне депрессивное и пытался саботировать его свадьбу»…
– … или потому, что танцевал с «его женой». Не совсем помню. Возможно, все танцы происходили исключительно в моей голове.
– Отец, ты охрененно ненадёжный рассказчик! У мамы спросить не пробовал?
– О, так она мне и сказала. За десять с лишним лет брака я каких только версий не услышал. В одной из них я сражался с Раулем на соломинках для коктейлей, в другой – с горя съел весь их свадебный торт, в третьей – превратился в единорога и ускакал с ней в сказочный лес. Короче, я совершил большую ошибку, когда признался Веро, что ничего не помню.
Это так типично для мамы. Придумывать нелепые истории и подкалывать отца. К их обоюдному удовольствию. Не думаю, что он хотел знать правду. Мамины миры и истории куда круче реальной жизни.
Были.
– Что я точно помню – то, как она вложила свою руку в мою, – продолжает отец после небольшой паузы. – Потом провал – и я просыпаюсь на скамейке на автовокзале с кучей песка в ботинках. Я куда-то пытался удрать? Я гулял по пляжу? Мы гуляли по пляжу? Нет, не могла же Веро исчезнуть с собственной свадьбы так, чтобы Рауль не заметил.
– Я-асно. Ты просто милашка, отец. Бедная мама. На выбор мужик, которому наплевать на её проблемы с головой, и мужик, который хочет её поддержать, но сам едва стоит на ногах и глючит. Потому что у него тоже беда с башкой и видит то, чего нет. А, забыл!.. Ещё можно труп дядюшки Джонни поискать под ближайшим столом. Целый букет картинно страдающих мужиков с таракашками на любой вкус, цвет и размер. ЧСВ-алкоголик, торчок-эскапист с канистрой керосина наготове и эмобой в отключке.
– Это я что ли торчок-эскапист?
– Ну не я же. Я так не делаю. «Прощайте проблемы, Энцо надел наушники и – фьють! – побежал. Пока-пока, жестокий мир, ты меня не понимаешь». Может, в душе ты тоже эмобой, а не бесчувственное полено?
– Ну ладно, про эскапизм справедливо.
– Ничего, что я немного над тобой прикалываюсь?
– Забавно. Ты продолжай, всё это крайне увлекательно. Раньше Ронцо занимался разбором моих полётов, но с тех пор, как он так некстати склеил ласты… Н-да, похоже, я тоже одинокий неудачник без настоящих друзей. То, что я с тобой могу откровенно поговорить, – интересное открытие. В последнее время ты меня удивляешь, Рэмо. В хорошем смысле.
– Взаимно. Иногда ты прямо супер чилловый и адекватный… для не совсем адекватного мужика. Эм, правда понравился мой разбор полётов?
– Да. Ухватил самую суть. Только про Флипа забыл, который искал себе новую мамочку. И про благородного китайца с тонкой душевной организацией. Как его?
– Ванг?
– В общем-то без разницы. Он мне потом укоризненные письма писал, что зря я женился на твоей маме. Я её недостоин и всё в таком духе. Представляешь, настоящие бумажные письма с марками!
– А ты что?
– Марки тебе отдал, когда подрос и увлёкся филателистикой. Вангу ответил, что он может приехать из своего Китая и чинно-благородно поцеловать меня в зад. Почему-то так и не приехал. Я вообще не понял, чего этот клоун от меня хотел.
– Расшифровываю: Ванг реально хороший парень – не алкоголик, не торчок, не эмобой, не искатель мамочек – и ещё не утратил веру в человечество. По крайней мере, на тот момент. После того, как с тобой пообщался, явно утратил.
– О, хорошая шутка. Мне прямо понравилась.
Я заканчиваю разговор, но вместо отчёта иду читать мамины дневники.
Тебе очень повезло! У меня так навсегда пропало желание работать в женском коллективе)), хотя в жизни есть приятные девчачьи компании, ну и в интернете ещё, например, этот форум
Спасибо! Мне иногда кажется, что я перебарщиваю с диалогами. Пытаюсь сократить, но они только растут. Не знаю, что за магия за такая. Каждая новая правка главы – это ещё плюс текст, а не минус текст.
Диалоги классные, а хорошего должно быть много! Опять же, смотря как на это смотреть: одно дело творить для души, другое - когда тебе издатель задал определённые рамки, а ты в них не вписываешься. Но мы же здесь не для того, чтобы оправдывать чьи-то ожидания? А для того, чтобы заниматься любимым делом и делиться итогом с другими. Если текст написан талантливо, он может состоять сплошь из одних диалогов или наоборот - их будет ноль, а начнёшь читать и не сможешь оторваться. Вообще, я считаю, выставлять ограничения в творчестве - это преступление.
я вообще одинокий волк, никогда не понимала, почему люди так боятся одиночества. Это же кайф! И муж такой же. Время от времени нам надо оставаться наедине со своим мыслями, и это не час-два. Но мы живём на две страны, так что бывает, он уехал, я осталась и наоборот, хотя в наше время сложно расстаться - интернет никто не отменял). У него до меня самые долгие отношения длились два года (у меня три), а потом мы нашли друг друга, вместе уже 8 лет, и сбегать не хочется. Вообще. Это первый мужчина, в которого я словно заново влюбляюсь каждый день. Первые годы даже ждала подвоха - вот сейчас он что-нибудь выкинет и меня разочарует.
В наших отношениях было слишком много людей: его группа, его менеджер, его фанаты, его темпераментная мама-итальянка. Мне везёт на мальчиков с итальянскими корнями. С фанатками.
– Ещё бы! У тебя потрясающе авантюрная и боевая мама. Она мне очень нравится. У них с синьором Энцо прямо сбывшаяся сказка о приручении плохого мальчика. Люблю такое.
– Романтично? Они же постоянно цепляют друг друга, – содержание первой заметки я тоже пересказал. – Абсолютно отбитые оба – она на него прыгает, а он не может нормально попросить, чтобы не выходила за Рауля. Отец только выпендривается всю дорогу вместо того, чтобы сказать: «Мы всё равно переспим, давай уже срежем путь к постели и пожалеем Рауля».
– Рэмо, я убеждён, что ограничение чужого права на эксперименты и ошибки приводит к гораздо более плачевным последствиям, чем осознанный подход к развлечениям. Если хочешь знать, твоя мать меня поддерживала. Мы в любом случае не собирались душить тебя запретами.
А я с ним соглашусь. Меня родители не контролировали, доверяли. Как-то в подростковом возрасте я пришла домой очень поздно и была уверена, что мне влетит. Но меня не отругали и не наказали (никаких "ты под домашним арестом" и "не трогай компьютер" - как в Симс), просто сказали, что волновались. Мне в итоге стало стыдно, вспомнила, как мама с папой один раз вернулись почти ночью с дня рождения кого-то из друзей, и мы с сестрой тоже не спали и волновались. Если ты взрослый - это не значит, что с тобой не может случиться что-то плохое. И я старалась возвращаться домой пораньше. Но возраст был такой, что очень хотелось бросить вызов миру, поэтому когда ровесники пробовали за гаражами алкоголь и сигареты, я ходила в библиотеку. Если я решила бунтовать, меня ничто не остановит!
Что за немыслимая хрень? Таких фокусов отец ещё не проворачивал. Я поделился глубоко личными переживаниями, а у него там, простите, кошка рожает? Срочно нужно бежать?
Блин, ну Норман! Представь, что у тебя есть сын и он только что рассказал тебе, что его на днях чуть не убили! Я испугалась, что Энцо там инфаркт хватил!
– Скорее впечатлился, – теперь я слышу в отцовском голосе улыбку. – Я много всякого дерьма повидал, но весь мой жизненный опыт меня к такому не готовил. Особенно к тому, что она будет лежать на мне и весело болтать ногами в воздухе. Как долбаная Лолита.
Только мой отец может стать посадочной полосой для летающей принцессы и впечатлиться тем, как она болтает ногами. При этом сохранить идеальный покерфейс.
Тысячу раз да. У меня мама со страхом одиночества, и мне тоже сложновато её понять. Она не уходит с работы потому, что там общение. Хотя денег всё это приносит мало и, в целом, вреда больше, чем пользы. Но там общение, а дома нужно оставаться наедине с собой, искать чем себя занять, если не общением. Видимо что-то очень страшное, но я совсем не понимаю, чем это страшно. У тебя есть куча свободного времени на свои хобби. Вообще супер.
Мне отлично в обществе только себя. Я бы даже сказала, что у меня прямо противоположная проблема. Наверное, это тоже сложно понять людям с высокими социальными потребностями.
Ну, могу сказать, что он совсем-совсем не против всяких интересных ролевых игр с Лексой. Фрэнни, кстати, где-то в далёких первых главах шутила про Нормана в костюме озорной горничной и, нет, он не против что-то такое попробовать.
Как же это круто, когда у тебя классная и понимающая семья со здоровой обстановкой. Каждый раз читаю про такое и слегка завидую. Ну ладно, не слегка. ))
Спасибо, что рассказала про семью. Прямо глоток свежего воздуха на фоне наших любимых токсичненьких родителей в проектах, да и не только.
Блин, ну Норман! Представь, что у тебя есть сын и он только что рассказал тебе, что его на днях чуть не убили! Я испугалась, что Энцо там инфаркт хватил!
Норман плохо ловит, когда кто-то выражает эмоции не в явном виде, как он сам, а более сложно. Автоматом считает, что человеку на него наплевать. Нет эмоций = нет заботы, нет обратной связи.
В общем-то весь конфликт Нормана и Энцо на этом и строится. Норман думает, что отцу на него наплевать и болезненно это переживает. Энцо думает, что Норман его ненавидит и не лезет к нему. Зачем лезть к человеку, который постоянно кричит, что тебя ненавидит? Логично, что не за чем. На языке Нормана это на самом деле значит: «Я тебя очень люблю, но очень зол. Приди и расскажи, что я тебе тоже не безразличен, поддержи меня, покажи и свои эмоции тоже».
Сейчас у них явный прогресс в общении, но всё равно тяжело без переводчика. Как я уже писала, раньше им работала Оки-Веро. Норман такой же эмоциональный, как она сама, так что с подниманием у них проблем не возникало. К тому, как Энцо устроен, тоже со временем привыкла и смогла переводить. Была полноценным таким мостиком.
Думаю, теперь им будет немного помогать Лекса. У неё как раз есть нужные характеристики, чтобы помогать с коммуникацией.
В доме ещё никогда не было так тихо. Тишина давила на уши, вынуждала напрягать слух в попытках уловить хоть отголосок реальной жизни. Когда так тихо, мне сложно понять, существую ли я на самом деле. Что, если нет? Я легла на пол и прижала ухо к шершавым доскам пола. Услышала, как под полом гудят старые трубы – хорошо.
По подъездной дорожке прошуршали шины автомобиля – ещё лучше. Я поднялась на ноги и выглянула в окно. Он стоял ко мне спиной, мужчина под зонтом. Совершенно не нужным зонтом, ведь такие дожди, как этот, заканчиваются ровно через пять минут.
Пять.
Мужчина под ненужным зонтом вышел из состояния глубокой задумчивости и направился к дому, забыв запереть двери машины.
Четыре.
– Энцо, машину закрой! – я высунулась в окно и помахала рукой, чтобы привлечь его внимание. – Зонт в ней оставь, через три с половиной минуты он будет тебе не нужен.
Три.
Услышал. Пожал плечами и зонтом. Медленно вернулся к машине. Раньше я не замечала в нём этой рассеянности.
Два.
Мы давно не виделись. Мои волосы успели отрасти, а у него – новый модный пиджак. Я вышла замуж, а он не звонил и не писал три месяца. Мы не те, что прежде. Всё очень изменилось.
Один.
Раздался звонок в дверь. За ней стоял обладатель холодных голубых глаз и такого же непроницаемого лица, но мне было всё равно. Стой за дверью хоть сам дьявол, я бы всё равно бросилась ему на шею, уткнулась носом в плечо и позорно разрыдалась.
– Энцо!.. – всхлипнула я.
– Океана, что случилось? Мне всё же стоило захватить зонт?
Он не обнимал меня в ответ. В зеркале на стене я видела, что руки Лоренцо за моей спиной сжаты в кулаки, но спустя пару мгновений, несколько ударов сердца, пальцы начали разжиматься. Один за одним, очень медленно. Будто сам процесс доставлял ему невыносимые физические мучения. Потом случилось странное – все его колебания и сомнения исчезли. Напряжённые плечи под моими руками расслабились, одна рука обвилась вокруг моей талии, а вторая зарылась в волосы и притянула мою голову к его груди.
Обниматься с яковитским священником как минимум странно, но вместо того чтобы отстраниться, я прижалась ещё сильнее. В ответ он обнял ещё крепче. Между нами вообще не осталось свободного пространства. Как же хорошо! Меня лет сто никто нормально не обнимал. Я успела забыть, что такое человеческие прикосновения.
– Ты меня пугаешь, – голос Энцо прозвучал откуда-то сверху, глухо и едва разборчиво. – Что случилось?
– Рауль. Он ушёл.
– È morto?
– Morto?.. М-мёртв? – я не знаю итальянского, но догадаться было не сложно. – Смотрящий, нет! Ушёл из дома. Так громко хлопнул дверью, что со стены слетела картина.
Вопрос Лоренцо не такой странный, как может показаться. Рауль болен, по-прежнему болен, и мы не знаем, как его вылечить.
– Ладно. Если не умер, то всё остальное поправимо. Скажи, когда тебя отпустить.
– Можно ещё минуточку? Мне так этого не хватало. Ты приятно пахнешь. Что за аромат?
Он и правда великолепно пах – горьковатыми лимонами, ладаном и чем-то травянистым.
– Э-э-э, это нестареющая классика. Etiquette Bleue, аромат отпущения грехов, – первый раз встречаю мужчину, который может сходу рассказать, чем он пахнет. – Всё, я могу разжать руки?
– Нет, ещё…
– Ты уничтожаешь мою репутацию в этом городе и остатки доверия между мной и Раулем, – тяжело вздохнул яковит, – но я уже смирился. Так что – сколько угодно. Играй в свои игры, маленькая принцесса, если тебе от этого легче.
– Я тебя не понимаю, – я уронила руки и отстранилась.
– Оки, Барнакл Бэй – крошечный консервативный городок, а у яковитов очень строгие порядки. Мне нельзя ничем таким заниматься на публике. Будут проблемы. За закрытыми дверями или в любом другом городе, где нас никто не знает, – я не возражаю. Но на крыльце… Твои соседи всё видят.
Инструкция на тему, где можно и где нельзя, прозвучала на редкость цинично для служителя веры. Как инструкция к микроволновке или газонокосилке. Разве он не должен серьёзней относиться к своим обетам?
– Прости, я не подумала, – в последнее время в моих словах и поступках совсем мало логики. – Я… мне… просто хотелось немного тепла.
По щекам поползли горячие слёзы, как предательские шипящие змеи. Хмурый взгляд яковита упёрся в мои мокрые щёки, растрёпанные волосы и дрожащие губы. Отражение женщины в его голубых глазах выглядело на редкость жалким и отвратительным.
– Merda! Ну что за день! – едва слышно пробормотал Лоренцо. – Не плачь. Иди ко мне. Что натворил Рауль?
Он снова притянул меня к себе, уже без всяких колебаний. Я бы даже сказала, что ему этого хотелось. Гладил по голове, стирал слёзы прохладными пальцами, шептал что-то на итальянском. Ну ничего себе!.. Я умудрилась переключить холодную яковитскую пиявку в режим заботы.
– «Merda»? Что это значит?
– Дерьмо. Маленькое прекрасное дерьмо – вот что сейчас происходит.
– Не те слова, что каждый день слышишь от слуги Смотрящего, – кажется, я переключила его в ещё более странный режим.
– Ладно, вот кое-что жизнеутверждающее – tutto andrà bene. Всё будет хорошо.
– Tutto andrà bene, – послушно повторила я, пробуя на вкус звуки чужого языка.
– Идеально, – Лоренцо едва заметно приподнял уголок губ. – Пожалуй, я научу тебя итальянскому. Ну, хотя бы паре мемных словечек.
– Идёт, но тогда мне придётся наклеить усики, как у мемного итальянца.
– Мне нравится, как ты сейчас выглядишь. Без усиков. Эти бусинки в волосах, из чего они сделаны?
– Ой, ты заметил! Из дерева. Нравятся? Хочешь, и тебе такие вплетём? Если немного отрастишь волосы.
– Нет, спасибо. Моё руководство не оценит столь экстравагантный образ. М-м, пойдём в дом? На улице прохладно… Или, не знаю, хочешь остаться здесь и надеть мой пиджак?
Пиджак? Зачем мне его пиджак, его тонкий модный пиджак, который вообще ни от чего не защищает? Мне Рауль нужен.
I
Я покачала головой, и мы вошли в дом. Лоренцо с любопытством осматривался по сторонам. После свадьбы мы с Раулем затеяли масштабный ремонт. Пока не все наши друзья успели побывать в гостях и оценить перемены. Меня удивило, что муж первым делом не пригласил лучшего друга, но, может, Энцо сам не горел желанием нас навещать. Кто знает таинственные пути этого синьора.
– Почему ты нас так долго не навещал? – я всё же не выдержала и спросила. – Был занят своими важными делами и игнорировал приглашения? Очень в твоём духе, знаешь ли.
– В первую очередь меня никто не звал, во вторую и в третью тоже. Рауль потребовал, чтобы я – как бы получше выразиться – держался на расстоянии со своими советами.
– Это просто смешно! Какое право он имеет ограничивать и мои контакты тоже?
– Полагаю, это не моё дело. Вообще всё это – не моё дело. Я не должен влезать в ваш брак, но ты прямо заталкиваешь меня в него.
– Тебе нравится переделанная кухня?
– В смысле?
– В смысле кухня. Как она тебе? Я собирала мебель и декор по всем барахолкам города.
– Не совсем привычно, но что-то в этом есть. Никогда бы не подумал, что все эти вещи могут находиться в гармонии и, э, как-то по-странному сочетаться. Думаю, мне понравится, если немного привыкнуть.
– О, правда? Рауль сказал, что у него глаза болят от моих ярких красок.
– Оки, я всё ещё не понимаю, что я делаю в самом эпицентре вашего брака.
– Мне нужна поддержка, мне нужен ты. – Ну, или ещё кто-то, любой случайный человек с ушами и руками, который хорошо знает Рауля. – Я не справлюсь с этим одна.
Я подумывала поговорить с кем-то из крестников Рауля, но Флип слишком занят своей музыкальной карьерой, а Джонни… Мы с ним встречались. Чем бывший парень может помочь моему браку? Правильно, ничем.
– Тогда тебе нужно кое-что узнать про меня. Я не совсем тот человек, за которого ты меня принимаешь.
Что, и ты, Брут? Я подумала, что в моей жизни чересчур много людей, которые расхаживают в дурацких венецианских масках, а потом резко их срывают и предлагают познакомиться с какой-то новой версией себя. Ну спасибо, синьор Борацца! Как будто у меня нет других проблем, помимо внезапного душевного стриптиза в твоём исполнении.
Чтобы заполнить неловкую паузу, Лоренцо вызвался принести мне стакан воды. Вернее, он включил воду и целую вечность стоял, склонившись над раковиной. Я видела только спину и понятия не имела, что мне собираются рассказать.
– Что ж, – яковит обернулся. – Давай для разнообразия обсудим Энцо, а не Рауля.
– Выключи воду, Энцо.
– О, точно. Вода… Стакан… Я немного отвлёкся. Ты выбила меня из привычного ритма жизни.
Он наполнил стакан и поставил передо мной. Выключил воду. Снял пиджак и аккуратно перекинул через спинку кресла. Во имя священной ламы, почему он так копался? Обязательно быть таким обстоятельным и последовательным во всех сферах жизни? Я нетерпеливо грызла ноготь на большом пальце.
– В общем, я тот ещё грешник, – признался яковит, завершив свои ритуальные приготовления. – Мне нравится развлекаться. Мне нравятся удовольствия. Я не соблюдаю свои обеты.
– Развлекаться? Как именно?
– Почти всеми доступными способами, кроме наиболее порицаемых и табуированных. Хотя кое-что из частично табуированных штук я всё же попробовал… и они мне понравились.
– Э… о… что?
– Тебе нужен полный список? Ну ладно, сама напросилась.
Он наклонился близко-близко, к самому моему уху. Прошептал несколько совершенно безумных вещей, которые я бы никогда не заподозрила в списке интересов священника-яковита. Мои щёки залила краска.
– Это весьма неожиданно, – я сделала большой глоток, стакан с водой пригодился. – И как тебя с такими хобби занесло в священное воинство Смотрящего?
– Досадная случайность на весьма сумбурном жизненном пути. Дядя решил, что пора взяться за мою пропащую душу… Н-да. Потом я даже привык. Внешняя упорядоченность и рамки – то, чего мне не всегда хватало. Кроме того, яковитская религия не мешает заниматься моими, как ты выразилась, хобби, просто нужно соблюдать осторожность.
– Рауль?
– Нет, он ничего не знает – эксклюзивный спектакль с хорошей версией Лоренцо для одного единственного человека. Я бы предпочёл, чтобы так оставалось и дальше. Пожалуйста, храни мою тайну.
– Я никому не скажу, обещаю, – торжественно поклялась я. – Почему ты решил рассказать мне?
– Кажется, что ты в состоянии понять и принять хотя бы часть меня, а Рауль – нет. Его слишком увлекают абстрактные идеи о благородстве, рыцарстве и братстве, а я – лишь очередной солипсист-эгоист со своими низменными мотивами. Мои демоны – мои лучшие друзья.
– Эм-м-м, Энцо, те обнимашки на крыльце… Демоны их одобрили?
Ой-ёй, он не мог сразу предупредить про демонов? До того, как я радостно полезла с ними обниматься. Хотя что бы это изменило… Всё равно бы полезла. Привет, демоны, обнимайтесь с Оки сколько влезет.
– Хочешь отредактировать историю и забыть про обнимашки?
– Не то чтобы забыть, скорее придать некоторую законность. Ты ведь не думал ни о чём плохом? Об этих своих удовольствиях?
– Нет, конечно нет, – очень серьёзно подтвердил мой собеседник. – Думал исключительно о благе Британской Империи, в смысле о вашем с Раулем браке.
– Энцо, так шутить опасно. – не хватало, чтобы он флиртовал и кокетничал в ответ, только мне так можно. – Давай я сосчитаю до трёх, и ты вернёшь на место свою маску благопристойности и яковитского смирения. Один…
– Ну вот, только мне начал нравиться наш разговор.
– Два.
– Мои демоны одобрили обнимашки.
– Три!
– Ты хочешь использовать меня в качестве подушки-обнимашки, которую удобно тискать, но она ничего не чувствует и не делает в ответ?
– Вот именно.
– Ладно, принимается. Ты абсолютно уверена?
– Уверена, и это уже четыре.
– Что там с Раулем? Надеюсь, это правильный вопрос.
Энцо резко помрачнел и отодвинулся на максимально допустимую династию, ещё чуть дальше – и я бы перестала его слышать. От него вновь повеяло вселенским холодом. Всё, как я и просила. Почему-то стало ещё грустнее.
– Мы сильно поссорились, – после долгой паузы начала рассказывать я, умалчивая только об одном – о причинах. – Рауль опрокинул мой мольберт, сказал, что даже «чёртовы рисунки» получают больше внимания, чем он. Что я целыми днями пропадаю в своей студии, и, не стану врать, в этом он прав. Его взбесило, что на набросках другие мужчины. Совершенно случайные! Даже не помню их имён, только лица. Я же просто художник, который обращает внимание на интересные типажи. Ничего личного.
– Рауль затеял ссору из-за твоих рисунков? Не похоже на него.
– Боюсь, это был предлог. У нас совсем всё разладилось. Он больше не верит в наши отношения. Мы перестали обнимать друг друга, желать доброго утра, вместе готовить что-то на ужин. Я просила дать мне больше времени, чтобы разобраться с… тем, что происходит в моей голове. Но он не хочет меня слушать и слышать.
– Разобраться с тем, что происходит в голове? Слишком амбициозно, Океана. Я до сих пор не разобрался и вряд ли когда-то разберусь. Проще найти второго такого же психа, чем подстроиться под приличных людей.
– Ты не помогаешь, Лоренцо.
– Не уверен, что могу тебе помочь, – мне было бы куда проще, если бы он излучал свою обычную спокойную уверенность. – Напомню, что ты говоришь с человеком, у которого никогда не было полноценных отношений. Я ни разу в своей жизни не делал правильный выбор, если неправильный сулил больше соблазнов и удовольствий. Как я могу советовать?
– Мог бы скормить мне обычную яковитскую туфту про смирение и всепрощение.
– А тебе нужна моя яковитская туфта? Могу, если надо.
– Не знаю. Почему с тобой так просто, а с Раулем стало так тяжело?
– Ты первый человек, который говорит, что со мной просто. Отмечу этот знаменательный день на календаре… Послушай, Оки, ответь мне на один вопрос. Как вы в принципе умудрились пожениться? Я в замешательстве.
– Не знаю, как это у всех бывает… Тебе никогда не хотелось ни на ком жениться? Завести семью, детей. Пока не станет слишком поздно.
Мы с Раулем обитали в одном доме, сталкивались каждый день в разных его частях, перекидывались шутками и жаркими взглядами, целовались по углам и, кажется, неплохо ладили. В те дни, когда у него было хорошее настроение и он не ненавидел всех вокруг, оптом и в розницу.
Тогда я ещё жила с Флипом и Юной, моими случайно усыновлёнными – но не в буквальном смысле – взрослыми детьми, а Рауль переехал к нам после очередного приступа, который до чёртиков напугал меня, Энцо и всех наших друзей. Многие вещи я оправдывала его болезнью, слишком многие… Она же стала катализатором свадьбы. «Пока не стало слишком поздно» – примерно такая причина. Быть вместе наперекор всем обстоятельствам. Попробовать построить что-то настоящее и правильное. Не получилось.
Нет! Я не хочу сдаваться и фиксировать дату и время смерти наших отношений.
– Нет, наверное, – ответил Лоренцо. – Мне нельзя. Меня в принципе не посещала подобная мысль, но теперь я начал её обдумывать.
– И что ты думаешь?
– Странно засыпать и просыпаться с одним и тем же человеком. День за днём, месяц за месяцем, год за годом. Готовить вместе ужин… Как это вообще? Я просто не знаю.
– Не знаешь, как готовить?
– В том числе.
– У меня для тебя плохие новости – сейчас научу. Я всё равно собиралась приготовить для Рауля примирительный ужин… – про себя я подумала, что ужин ничем не поможет. – Это не шутка, Ло. Пришло время засучить рукава и запачкать руки.
Он не сдвинулся с места. Всё ещё думал, что я шучу. Чтобы подтвердить серьёзность своих намерений, я сняла со стены передник, встала на цыпочки и накинула на шею своему кулинарному сообщнику. Не хватало чтобы он запачкал свою красивую белую рубашку. Ах, сколько удивления излучал взгляд Лоренцо! Больше, чем гигантский светлячок, слепленный из тысячи других светлячков. Нужно было видеть.
– Мне очень плохо, – призналась я. – Я мучаю тебя не потому, что мне весело. Помоги отвлечься. Пожалуйста?
– Я понимаю тебя, очень хорошо понимаю, – он начал медленно расстёгивать пуговицы на манжетах, – но дай мне немного времени привыкнуть. Новые странные вещи, они, э, новые и странные.
– Тебе помочь завязать передник на спине?
– Думаешь, я не справлюсь? – Энцо оценивающе посмотрел на завязки передника. – Ты права, не справлюсь. Что с ними делать?
– Завязать красивым бантиком где-нибудь в районе талии.
– Именно красивым? Но я его не увижу.
– Зато ты будешь знать, что у тебя на спине красивый бантик и радоваться.
– Molto carino. Очень мило.
Энцо неодобрительно поджал губы, а я пошла завязывать красивый бантик. Потом яковит снял свои многочисленные кольца и перстни, сложил горкой у меня на столе, долго закатывал рукава, придавая им самую совершенную в мире форму, обстоятельно мыл руки… Я начинала скучать. Хотелось внести в его последовательные и выверенные действия нотку хаоса – взлохматить волосы или раскатать один из рукавов. Но я не посмела.
– Мне хочется взъерошить тебе волосы, – зато призналась.
– Ты можешь это сделать, если хочешь.
– Нет, я не буду. Просто не буду и всё.
– Как хочешь. Что мы будем готовить?
– Макарошки-со-всем-что-есть и, может, ещё салат, – я проинспектировала холодильник и выбрала рецепты попроще. – Тебе нравятся макарошки? Останешься на ужин? Рауль будет рад…
«… если вернётся», – конец фразы я не стала озвучивать.
– Я так не думаю, – понятия не имею, к какой из моих реплик это относилось. – «Макарошки» – это паста?
– «Макарошки» – это макарошки. Когда ты недостаточно пафосная, чтобы готовить пасту.
– Не думаю, что мне может понравиться что-то с таким названием.
– А что бы тебе понравилось?
– Сейчас я бы выпил бокал вина. К нему можно добавить немного сыра, крекеров, орехов и гроздь винограда.
– Настоящий итальянец! – восхитилась я. – Но это не еда. Так, лёгкая закуска. Макарошки и тортик на десерт – вот идеальный ужин.
– Я не ем сладкое, кроме леденцов.
Я считаю жизнь без сладкого отвратительной и пресной, но ругать чужие вкусы… Кто я такая, чтобы навязывать свою точку зрения? Но. Я просто не могу не высказать своё веское «но». Будь моя воля, я бы накормила этого бледного, полупрозрачного мужчину с очень длинными пальцами-паучками огромным и вкусным десертом.
У него такие тонкие и изящные запястья с выступающими косточками… Нет, Энцо определённо нужно лучше питаться, чтобы я не глазела. Аристократическая худоба весьма и весьма привлекательна.
– У меня что-то не так с руками? – Энцо проследил за моим взглядом. – Ты так пристально смотришь.
– Пытаюсь понять, испортишь ты свой идеальный маникюр или нет.
– Ладно, я понял. Ты собралась весь день меня подкалывать. Вместо терапии?
– Именно.
II
Я извлекла из холодильника все необходимые ингредиенты и покидала на кухонный фартук, не слишком аккуратно. Яковит поморщился и выстроил овощи в аккуратную шеренгу. По типу и размеру – от большего к меньшему.
– Что ж, давайте знакомиться, – я положила на разделочную доску первый овощ. – Помидор, это Лоренцо. Лоренцо, это помидор. Нужно нарезать его на примерно равные части. Сейчас покажу, как это делается.
Ученик мне попался аккуратный и старательный. Пока я разбиралась с макарошками, рядом росла горка нарезанных овощей.
– Как считаешь, я нашёл своё призвание?
– Определённо. Я бы выдала тебе титул лучшего в городе нарезальщика овощей.
– Оки, я польщён. Рауль всегда говорил, что мои руки не приспособлены для физического труда, но… Хм, кажется, он был прав. Я только что отрезал от себя кусочек. У тебя найдётся что-нибудь вроде бинта и антисептика?
Я решила, что он шутит. Порезав палец, я бы громко проклинала нож и собственную криворукость, жаловалась и требовала внимания со стороны, допустим, Рауля. Энцо сообщил о том, что порезался, как бы между делом. Ой, Оки, я тут палец себе откромсал. Что будем делать?
К счастью, палец остался на месте, но порез был длинный и глубокий. Кровью залило передник, рубашку Энцо и ближайшие поверхности.
– Чёрт, ты действительно порезался! – с удивлением констатировала я.
– Я ведь так и сказал.
– Прости. Я привыкла к громкому и требовательному Раулю, а ты такой тихий и спокойный. Сейчас принесу аптечку. Засунь руку под холодную воду. Хм, ты левша? Мне казалось, что правша.
– В оригинале правша, но на спор научился пользоваться обеими руками.
Следующие минут двадцать я потратила на то, чтобы остановить кровь и перебинтовать пострадавшую конечность. Энцо с интересом наблюдал за моими действиями и периодически раздавал непрошенные советы. Авторитетный умник.
– Если ты не перестанешь мешать, я завяжу тебе глаза, – пригрозила я после очередной рекомендации, как лучше бинтовать.
– Ты даже не представляешь…
– Не представляю чего?
– Как плохо всё закончится, – свободной рукой он откинул со лба волосы и уставился в потолок. – Я будто заглянул в самый конец книги и увидел эпилог.
– Не понимаю.
– Скоро поймёшь, не буду мешать. Раньше я думал, что падение в бездну можно остановить или замедлить, но нет… Мы очень быстро в неё летим.
– Ты странный.
Мне показалось, что он говорит курсивом и сплошными намёками.
– Да, приходится быть странным за нас двоих. Пожалуй, ты пока не готова к некоторым открытиям.
– Тебе нужно переодеться, – я решила игнорировать его странные апокалиптические предсказания. – Если будешь разгуливать по городу в залитой кровью рубашке, люди решат, что ты кого-то убил.
– Это недалеко от истины. Я действительно кое-кого убил.
– Хм-м, интересная метафора… – Он про помидор, который залил своей кровью? – Я принесу тебе старую рубашку Флипа. Думаю, свежую кровь получится отстирать, так что не расстраивайся насчёт своей рубашки. Мы её реанимируем.
– Меньше всего я беспокоюсь о рубашке. Можешь просто выкинуть.
– Это расточительство, Энцо.
– Я благодарен за заботу, – в знак признательности он склонил голову, изящно и немного набок, как настоящий аристократ из исторического фильма. – Когда переоденусь, закончим с твоими макарошками?
– Ну, что скажешь? – Лоренцо буквально утонул в рубашке Флипа. – Это точно рубашка, а не одеяло? Я могу завернуться в неё пару раз и ещё останется. Кого-то слишком хорошо кормят?
– Флипу нравится, когда свободно, – я подумала-подумала и добавила: – Но и кормят тоже неплохо.
Я принесла несколько рубашек на выбор. Получился настоящий показ мод – синяя в клеточку, красная в клеточку, жёлтая в клеточку. У Флипа изысканный и утончённый гардероб. Очень разнообразный.
– Парня кто-то должен научить нормально одеваться, – закатил глаза Энцо. – È davvero brutto.*
– Ты просто завидуешь, синьор. Твои белые пиджачки и узкие брючки и рядом не стояли с этой богоподобной красотой. Знаешь, в чём несомненное преимущество гардероба Флипа перед твоим?
– Просвети меня.
– Можно свалить всё в одну корзину для стирки и не париться. Постирать тоже всё вместе. Смотрящий разберётся.
– Что значит «в одну корзину»?
– Что не нужно сортировать на цветное и светлое. У тебя не так?
* – Это очень плохо.
– Оки, я всё ещё не понимаю, о чём идёт речь. Что за загадочные корзины для цветного и светлого? Объясни, пожалуйста.
– Ты разве не сортируешь одежду для стирки? Корзины нужны, чтобы не смешивать одно с другим. К примеру, если твоя белая рубашка попадёт в машинку с рубашкой Флипа… Ой-ёй, белая превратиться в светло-жёлтую.
– Я сдаю в прачечную и дальше они разбираются. Дома – специально нанятый персонал. Не хочу думать о каких-то корзинах.
– Простые люди думают, знаешь ли.
Мы помолчали. Рауль был прав: Лоренцо ужасен в быту. Интересно, что с ним станет, если рядом не окажется ни единой прачечной? Будет грустно лежать на спине, как опрокинутый жук, и беспомощно болтать в воздухе лапками?
Во время затянувшейся паузы взгляд яковита поблуждал по окрестностям и наткнулся на гитару:
– У Рауля новая игрушка? Можно посмотреть?
– Конечно смотри. Красивая, правда? Купили на барахолке почти за бесценок. Рауль только струны заменил и…
– Рауль струны заменил? – покачал головой Энцо. – Уже страшно. Ладно, давай послушаем, что у него получилось.
Синьор взял несколько пробных аккордов. Неодобрительно поморщился. Выглядел совсем как врач во время осмотра пациента, разве что стетоскопа на шее не хватало. Я замерла в ожидании диагноза.
– Слышишь эту ля на пятой струне? – он несколько раз взял одну и ту же одиночную ноту. – Очень хреновая ля.
– Ага, да, просто кошмар, а не ля, – авторитетно подтвердила я. – Энцо, а что не так с ля?
– Слишком низкая. Гораздо ниже, чем должна быть. Так происходит из-за неравномерного натяжения струн.
– Сто процентов из-за него! А неравномерное натяжение струн происходит из-за…?
– Из-за того, что кое-кто не умеет перетягивать гитару, но считает себя в этом экспертом, – он что-то подкрутил и снова попробовал ту же ноту. – Ну вот, теперь ля как ля.
– Самая лучшая ля в мире!
Энцо захохотал. Разумеется, я ничего не слышала – ни плохой ля, ни хорошей, ни даже самой лучшей – а только делала вид и едва сдерживала смех. Теперь шутка удалась, и мы оба могли смогли вдоволь посмеяться.
– Мне медведь на ухо наступил, – честно призналась я.
– Да знаю я, что ты только лицо умное делала. Было очень смешно.
– Как ты всё это слышишь?
– Ты ведь слышишь, когда человек хрипит? – на этот раз он не стал умничать, а подобрал вполне понятную аналогию. – Гитара – это не просто набор струн, у неё есть свой голос. Важно, чтобы этот голос звучал чисто. Терпеть не могу, когда люди плохо заботятся о своих инструментах… Ладно, давай проверим эту девочку в деле?
– Считаешь, что гитара – это «она»?
– Определённо. Вот, к примеру, альт – это «он».
– Да, определённо.
Энцо заиграл что-то до боли знакомое, но моя музыкальная угадайка могла бы с лёгкостью войти в книгу антирекордов. Пришлось спросить:
– Это «Lonely Day». Я думал, её все угадывают с первых нот.
– А, точно! Определённо! Так и знала. Просто тебя проверяла.
– Проверяла, знаю ли я название песни, которую играю?
– Ну, вдруг не знаешь.
– Действительно. Вдруг я не знаю. Спасибо за заботу, Оки.
– Можно я буду подпевать?
– Вообще-то я звук собирался проверить, а не концерты устраивать… – Энцо поймал мой разочарованный взгляд. – Ладно, уговорила.
– Не станешь делать недовольное лицо, когда начну фальшивить?
– Да ты и не перестаёшь, но разочек потерплю. С улыбкой боли, если тебе так больше нравится.
– Кто сказал, что всего разочек? Хорошие песни не должны быть спеты один раз. Они заслуживают большего.
– О, нет-нет-нет! Только не это.
III
После мы отправились на пляж. Помимо новой рубашки, Лоренцо досталась огромная, лохматая кофта Флипа. Я настояла. Разгуливать на ветру в тонком пиджаке – верный путь к простуде. Мудрость от бабушки Океаны, моего вынужденного альтер-эго. Я так привыкла заботиться о Флипе, Юне и, прости Смотрящий, Рауле, что автоматически распространяю сеть заботы на случайных жертв в поле зрения. Понимаю, им это не особо нужно, но иначе не могу.
Впрочем, Энцо совсем не сопротивляется. Кажется, моя забота его веселит. Всё время прячет улыбку. Несмотря на мою просьбу вернуть на место холодную яковитскую маску, у него по-прежнему проскальзывают эти микровыражения. Очевидная правда – нам слишком комфортно друг с другом. Это и глупо, и смешно, и тревожно. Совсем неправильно. Меня это беспокоит.
Откуда взялось чувство комфорта? Синьор Борацца далеко не самый приятный человек. Скорее хуже, а не лучше Рауля. Высокомерный, заносчивый, капризный и, очевидно, очень испорченный. Во всех смыслах. С сомнительным и грязным прошлым. Похоже, что и Смотрящий, и все яковитские догмы ему побоку.
– Энцо, ты веришь в Смотрящего? – мне захотелось проверить гипотезу.
– Сама знаешь, что нет. Я верю в то, что людям нужны исцеление, искупление и иллюзия поддержки. Говорить с голосами в своей голове как-то не комильфо, поэтому мы выдумываем всех этих богов, но по сути это мы сами. Мы молимся и сами же себе отвечаем. Что-то в духе: «Смотрящий меня не услышал, как жаль. Тогда я сам разберусь со своими проблемами. Благодарю за ценный божественный инсайт».
– Интересная точка зрения. Для священника.
– Оки, я просто человек. Не больше и не меньше… Проклятье, эта кофта такая колючая! Как Флип её носит?
– Не знаю, ему нравится подобный стиль. Тепло, светло и разве что кофта кусает.
– Я похож на лесоруба в клетчатой рубашке и кофте не по размеру.
– Нет. Ты похож на вампира-аристократа, который замаскировался под лесоруба. Плохо замаскировался.
– О. Ещё лучше... Почему вы с Раулем выгнали большого клетчатого ребёнка из дома и затеяли ремонт? Это как-то связано с вашими проблемами?
– Нет, ничего такого, – ветер дул в спину, и я ускорила шаг. – Мы решили, что Флипу и Юне нужно немного личного пространства… Эй, не пытайся обходными путями выведать, что у нас за проблемы! Они слишком деликатные, чтобы рассказывать. Тем более тебе.
– Оки, как думаешь, какие из деликатных проблем этого города я ещё не слышал? Вполне уверен, что собрал полную коллекцию. Вчера два часа выслушивал занимательные истории про геморрой, так что… Привет, с вами Энцо, ваш эксперт по геморрою, семейным дрязгам, разводам, изменам, непослушным детям и прочему человеческому дерьму. Прости, но ты вряд ли сможешь меня удивить.
– И всё же… Нет.
– Нет так нет. Что там с Флипом и Юной?
– Они симпатизировали друг другу, а дом Рауля простаивал без дела. Теперь Флип водит к себе других девиц. Юна страдает. Из меня ужасная сводница.
– Не могу его за это осуждать. Как советует нам «Злая Библия», прелюбодействуй.
– «Злая Библия»?
– Издание тысяча шестьсот какого-то года с досадной опечаткой. Потеряли такое важное «не». Я попросил сестру прикупить для меня томик на аукционе. Дорого обошёлся, но вещица забавная.
– Ты ужасный священник, Энцо, – хмыкнула я, – но забавный.
– О, польщён. Мой друг тоже так говорил.
– Раньше я думала, что ты жутко скучный, но при ближайшем рассмотрении… Хочешь случайный вопрос из моей «Анкеты для друзей»?
– У тебя есть «Анкета для друзей»?
– Теперь есть. Только что придумала.
– А-а. Задавай.
– Если бы через пять минут мир перестал существовать, кому бы ты сделал свой последний звонок?
– Мне некому звонить, Океана. Думаю, оставил бы для себя послание на автоответчике. В качестве последней шутки.
– Такой самовлюблённый… и такой одинокий! Разве самовлюблённым людям не нужны другие люди? Чтобы восхищались.
– Это ты про Рауля сейчас, – Энцо выдал утверждение, с которым не поспоришь. – Мне не нужны. Справляюсь собственными силами. Можно я задам тот же вопрос – кому бы ты позвонила?
– Я… я… э-э-э… – И тут я поняла, что не знаю, хотя имя мужа должно первым приходить в голову. – Ой, это же Рауль! Там, на берегу!
Я ускорила шаг, практически побежала. Он заметил меня и, удивительное дело, раскрыл объятия. Повторного приглашения не потребовалось. Я повисла у Рауля на шее. Как раньше. Как всегда. Как было до того, как начались все наши проблемы. Он оторвал меня от земли и немного покружил. Только ради таких моментов я продолжаю верить в наши отношения.
– Синьор Борацца, ты тут какими судьбами? – поверх моего плеча Рауль заметил медленно приближающегося друга. – Выглядишь непривычно. Ты, как Терминатор, пришёл из будущего и раздел случайного бедолагу? Только одного не понимаю – при чём тут моя жена.
– Проезжал мимо и решил тебя навестить, – легко и непринуждённо соврал яковит, – но твоя… Океана сказала, что тебя нет дома. Мы решили поискать в обычных местах – на пляже и в баре.
– Поздравляю, нашёл. По какому поводу ты так спешил меня увидеть?
– Сестра попросила позаботиться о твоём финансовом благополучии.
Яковит вытащил из кармана чековую книжку и ручку. Поставил быструю размашистую подпись, оторвал верхний листок и протянул Раулю.
– Сумму сам впиши, я не в курсе ваших договорённостей, – пренебрежение – вот что я услышала в голосе Лоренцо. – И дай знать, когда потребуется следующий транш. Не хочу за тобой бегать.
Рауль взял чек, медленно сложил пополам и разорвал. Раскрыл ладонь. Часть клочков разлетелась по пляжу, подгоняемые яростным морским ветром. Остатки он зажал в кулаке.
Я вообще ничего не понимала. При чём здесь сестра Энцо?
– Друг мой, порой ты ведёшь себя так странно, что я теряюсь в догадках, что это вообще было, – второй рукой Рауль теснее прижал меня к себе. – Позорить меня на глазах жены… Ты меня не одобряешь или что?
– Да, не одобряю.
– Не одобряй где-нибудь в другом месте. Вижу, что ты бесишься в глубине души. Не мог бы ты хотя бы делать это открыто? Эти маленькие пакости… Чёрт побери, Энцо, в чём твоя проблема? Разбираться с инфантильным тридцатипятилетним мужчиной в туфлях от Гуччи и кучей ненужных денег – это… Ну, не моё! Я рад, что ты теперь такой богатый. На досуге поищу в симериканских списках Forbes.
– Поищи, не зря же старина Берти придумал такую полезную штуку.* Рейтинг богатейших династий Симерики может тебя удивить. Ронцо-Макаронцо неплохо постарался на благо семьи.
* – Речь идёт о Берти Чарльзе Форбсе, отце-основателе Forbes.
– Ребёнок… – презрительно бросил Рауль. – Самый настоящий ребёнок, а не мужчина. Не удивительно, что вы с Джонни сдружились. Такой же инфантильный подстрекатель, как и мой крестник.
– Если бы ты хоть раз в жизни пнул не Джонни, а его садиста-отца и брата, у парня бы лучше шли дела.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что разберусь с этими уродами. Твоим дружком Гилом и его старшим сыном. Ты знаешь, что Гил регулярно избивал Джонни и, видимо, продолжает? Хотя чего это я… Ты должен знать, просто тебе удобнее делать вид, что Джонни сам справится. Он ведь такой самостоятельный. Не то, что твой второй крестник Флип, которому сопли нужно вытирать.
– Энцо, ты сбрендил? Это мой город. Ты не можешь вернуться в него спустя десять лет с какими-то мессианскими идеями в голове и начать мутить воду. Гил – влиятельный человек. Собрался с ним воевать? Перейдёшь дорогу не тем людям – и я не стану разыскивать твой труп на дне моря.
– Мне плевать. По секрету скажу, что он больше не самая страшная и зубастая рыба в этом аквариуме. Я сотру его в порошок, вот так, – Энцо прищёлкнул пальцами, – если не прекратит издеваться над сыном. Ты можешь продолжать бояться, Рауль. Это нормально, я понимаю.
– Нет, ну точно сбрендил… Я говорил с Гилом насчёт Джонни, если хочешь знать. Не стоял в стороне, как ты себе напридумывал.
– Энцо, зачем ты так? – я покачала головой. – Пожалуйста, уходи.
– Я ни в чём не раскаиваюсь, – сказал на прощание яковит. – Хорошего вечера вам обоим. Пиджак я как-нибудь потом заберу.
Да что с ним? Только что был расслабленным и умиротворённым, и уже в следующее мгновение – абсолютно дикая выходка.
– Что с твоим другом, Ра? – в поисках ответов я заглянула в синие глаза мужа. – Почему ваши отношения стали такими напряжёнными?
– Откуда мне знать, что у Лоренцо в голове. Он всегда был себе на уме. Очевидно, ты что-то ему сказала. Что-то, что вызвало сильнейшее неприятие и возмущение. Он возмущён и бесконечно зол на меня – вот что я знаю. У него сложно с нормальным человеческим выражением эмоций… Вы продуктивно пообщались до встречи со мной, и вот результат. Играет в террориста и пытается заминировать пространство между мной и тобой. Надеюсь, успокоится.
– Что за история с деньгами и его сестрой?
– Я не имею ничего общего с его сестрой. Просто предлог, чтобы выставить меня в дурном свете? Не пойми меня неправильно, я люблю его, но Энцо – странный малый. Пассивно-агрессивный. Предпочитаю не поворачиваться к нему спиной и тебе не советую, котёнок. Осторожней с ним.
Как перестать разглядывать скриншоты (это ещё с первой записки этого мира вопрос, но чем дальше - тем сильнее я пытаюсь рассмотреть всё, и кажется, сегодня ночью мои глаза в них растворились) и пытаться понять, откуда слова на обложке дневника Океаны?
Впервые вижу характеристику Etiquette Bleue как аромата отпущения грехов Это из-за ладана?
Он наклонился близко-близко, к самому моему уху. Прошептал несколько совершенно безумных вещей, которые я бы никогда не заподозрила в списке интересов священника-яковита.
Ой-вей, ну почему? Почему Океана не написала об этом в своём дневнике? Слишком пространные намёки. Надеюсь, Лоренцо ещё расскажет о закоулках своего прошлого.
Я перечитывала этот диалог не один раз. Лоренцо понял, что брак Рауля издох, раньше чем все окольцованные. Океана пока не хочет верить, но тоже признаёт смерть отношений. Но почему грешный священник считает, что всё закончится плохо? У него ведь нет дара предвидения?
Интересно, что Океана пока ничего не понимает. Впрочем, мы не видели, что происходило три месяца. Вдруг там была полная идиллия с ремонтом в качестве бантика, пока сущность Рауля не начала бить копытом?
В чьей смерти Лоренцо считает себя виноватым, кроме помидора и издыхающего брака Рауля и Океаны? Дарио? Ронцо? Кто-то ещё?
Даже если мои догадки далеки от истины, я провела прекраснейшее время, читая твой мир и две последние записки. Спасибо!
Тоже от многих слышала. Как говорится, нам бы ваши проблемы. Тут времени не хватает в сутках, чтобы заняться всем, чем хочешь, ещё и другие люди отвлекают (которые сами себя занять не в состоянии))
Довольно известный текст, но мне нравится, хотя не понимаю, почему проклятие? Или это имеется в виду - для окружающих? Цитата из книги «Можно всё»
«Самые страшные люди – это люди самостоятельные, нашедшие в себе целый мир и этим миром увлеченные. У них уже нет потребности в каком-либо обществе. Они легко отпускают. Вы можете быть очень важны таким людям, но они не станут терпеть несчастье. Они просто уйдут. Потому что люди со вселенной внутри ничего не потеряют. Не ждите, что они будут без вас страдать. Самодостаточность – это подарок судьбы и проклятие одновременно»
Ой, да не за что, я не так часто рассказываю, потому что сложилось впечатление, что всем интересно про токсиков. А мне нравится про разных людей, и про положительный опыт не хватает. Как-то классе в 3-м наверно, я зашла в гости к подруге, а родители у неё те ещё алкаши были (но тогда я об этом не знала), и они всё время орали! Друг на друга, на неё... Не то, чтобы ругались, они так разговаривали: криками, угрозами, обзывательствами. Мне это так дико было. Я не помню, что в моей семье кто-то орал, ругался... спорили - да, но спокойно, не переходя на крик. Летом мы с сестрой жили у бабушки с дедушкой в деревне, так они тоже не ругались, ворчали друг на друга по-стариковски, скорее с юмором, чем со злостью. Я до взрослого возраста была уверена, что если люди живут вместе и любят друг друга, они не могут ругаться
Тут я его понимаю, я человек эмоциональный, если что-то нравится или не нравится, сразу показываю и говорю. Боюсь, что с Энцо мне тоже пришлось бы туго, хотя он мне всё больше напоминает лучшего друга моего мужа, приходится периодически быть мостиком между ними, потому что мне со стороны это легче разглядеть и понять. Я могу с таким дружить, но влюбиться - вряд ли.
Вот я тоже сразу так и подумала, что теперь эту роль на себя возьмёт Лекса.
Ещё про Энцо: второй герой, который чем больше его узнаю, тем больше нравится. Для меня это норма, я не поддаюсь первому впечатлению, не верю обложкам и потому их игнорирую. Какой бы красивый фантик не был, я его даже не запомню, мне интересно, что там, внутри. В большинстве случаев под яркой красочной обёрткой скрывается пустышка. Покупают-то обычно фантик, особенно в наше время. А людей-перфекционистов не так много. И уж если мне понравился внутренний мир, я иду разглядывать обложку. И даже если она так себе, я увижу красивое, потому что проецирую то, что увидела внутри. Это не только про неодушевлённые предметы, но и про людей тоже. Вот с Энцо, да и Лексой также - чем больше раскрываются, тем интереснее узнавать их и дальше.
Я же хотела коротко о главном и опять
Он наклонился близко-близко, к самому моему уху. Прошептал несколько совершенно безумных вещей, которые я бы никогда не заподозрила в списке интересов священника-яковита. Мои щёки залила краска.
Блин, у меня опять ассоциации из жизни, ну прям сильно он напоминает мне друга мужа. Тот у нас жил три месяца во время короновирусных ограничений, как-то утром кофе себе варил и влил вместо молока кефир! Кефир пью только я, специально за ним в Сейнсберис гоняю, а этикетку же нам прочитать в лом. И вот он стоит, смотрит на эту бурду, как на седьмое чудо света. Если б я на кухню не зашла, наверно, так и втыкал бы ещё целый час. И на скрине Энцо так же пялится на свою руку))
Рауль был прав: Лоренцо ужасен в быту. Интересно, что с ним станет, если рядом не окажется ни единой прачечной? Будет грустно лежать на спине, как опрокинутый жук, и беспомощно болтать в воздухе лапками?
Это одна из моих любимейших глав как раз из-за коварного клиффхенгера. Считаю, что Бекка в носочках и с пистолетом – главная звезда этой главы. ))
.
), понимаю, что всё, что я выдам и близко не сравнится с тем удовольствием, что я испытала. Если коротко: тот случай, когда читаешь не только потому, что интересно, но и с корыстной целью - поучиться. Прям несколько раз хотелось встать и поаплодировать
: тому, как расписаны персонажи - к последней записке у меня чувство, что я с каждым знакома лично, шикарным диалогам - всё, как я люблю, чувству юмора. С такими текстами лично мне не нужны картинки, если бы не было ни одной, я бы всё равно читала. Но тут и каждый скрин - шедевр! Полноценно я оценить вряд ли смогу - я сама к этому равнодушна, с фотошопами на "вы" и через дорогу, больше всего картинок в своей жизни сделала, нажимая на клавишу С в Симс
! Ужасно не хватает смайлов в реакциях, приходится ставить нейтральный. потому что у меня по две-три эмоции на записку
.
! Вдохновения на продолжение (рассчитываю как минимум на 50 страничек в теме
), с удовольствием встаю в ряды постоянных читателей.
, я очень надеюсь,что со временем расту в этом плане, вдохновляясь, кстати, и другими мирами, такими как твой в том числе, но художественный взгляд у меня хромает))
, какие же они милые! И такие живые, настоящие.
Давайте попробуем ещё раз...
. Мне не пришлось что-то доказывать, меня как-то сразу принимали и относились с уважением (а я тогда и не думала, что может быть иначе).
, вместе уже 8 лет, и сбегать не хочется. Вообще. Это первый мужчина, в которого я словно заново влюбляюсь каждый день. Первые годы даже ждала подвоха - вот сейчас он что-нибудь выкинет и меня разочарует
