В свинстве с человеком не сравнится ни одна свинья. ( Дарий )
За шестнадцать часов до посадки.
- Папа, расскажи сказку, - просит малыш Билл, удобно устроившись со своим железным другом на постели. Его глаза горят в предвкушении, алюминиевая собака, которую мой сын крепко прижимает к груди, затравленно скрипит.
- Может, ты хочешь, чтобы сказку нам рассказала золотоволосая принцесса? - спрашиваю я, улыбнувшись, и, даже не поворачиваясь, знаю, какой жест показывает мне принцесса изумрудных степей из своего угла. На всех планетах системы Хальмер-Ю знаки презрения выглядят одинаково. Я смеюсь. Не мелодично, как она, хрипло и прокурено - грязный воздух моей родной планетки когда-нибудь меня доконает. А частые перелеты на планету Х - и вовсе.
- Сказки все лгут, - подает голос госпожа Алия, злобно сверкнув взглядом из-под черных бровей, да еще и цепями погремев для полного устрашения.
- Если ты закована - значит, ты злая, - Билл пожимает плечами, и я вижу полное спокойствие на его личике. Что ж, парень привык к частым гостям на моем корабле, гостям в цепях и оковах, с двумя-тремя ртами или вовсе без оных, с кузнечикообразным тельцем или несметными богатствами за спиной. Как и принцесса златовласка. Я же привык его видеть сквозь экран Попутчика-1, с голубыми помехами и настойчивым сопровождаемым хрипом старого алюминиевого пса. Надо бы выбросить его на Планету Х.
За двадцать часов до посадки.
- Куда ты меня везешь? Я дам втрое, нет, вчетверо дороже, чем они предлагают! - госпожа Алия царственно бренчит цепями на руках, ногах и шее, и, если бы не они, её легко можно было бы принять за королеву моего небольшого кораблишки. Но нет, царь и бог здесь я, а принцесса золотых копий - всего лишь мелкий перевозимый груз. Когда я говорю ей, что мы летим на Планету Х, бровки на её миловидном личике тут же сходятся. Нет, к счастью, живя в Раюсе, о такой крохотной планете и слыхом не слыхивали.
- Это мелкая планета Солнечной Системы, - начинаю я свой рассказ, будто переговариваюсь по Попутчику-1 с младшим. Мне даже представляется заинтересованные глазки Билла, но перед взором в углу - только госпожа в царственных одеяниях. - Когда-то там было изобилие, как на вашем Раюсе. Только представь - вся планета усеяна кусочками экосистем. Где-то - ледники и царство снега. Где-то - палящая жара и перекати-поля. Словно сборный куб, сотканная материя. За Планету Х дрались, каждый мечтал заполучить себе её райские ресурсы. Говорят, там были озера из малахита, золота и нефти. Её стерегли странные люди - ученые, как они называли себя. Они владели несметными богатствами, но не ведали, что с ними делать. И тогда Планета Х на них обиделась, - я часто рассказывал эту сказку Биллу, так что слова сами лились рекой. Алия слушала, распахнув черные, без белков, глаза. - За войны, за травлю, за пролитую на состояния кровь.
- За что они дрались? - сидя в своем привычном углу и прислонившись спиной к стене, вопросила принцесса изумрудных степей. Было видно, что она не понимает, в чем же соль. Я сам часто задавался этим вопросом, только ответ не находил.
- За землю. За ресурсы. Да, между собой, так бывает. А потом одни люди сделали ядерную бомбу...
Посадка.
Алия жалась ко мне, вцепившись в ладонь намертво. Её царственное платье даже как-то поникло, золото на нем словно истлело, а камни в раз потемнели.
- Куда ты меня привез?! - перекричать ветер было невозможно, а он шумел, играясь с остатками деревьев, гоняя пустые консервные банки. Где-то вдалеке завыла бродячая собака - единственное существо, оставшееся на Планете Х. Песок сокрыл людей, и только очертания сломанных, изувеченных домов стояли, словно единственные зубы во рту старухи. Нас благодушно встречал мусор. Мусорные горы и горки, те, что помельче. Грязные лужи, в которых весело плавали серые от пыли листья. - Туда, где за тебя хорошо заплатят, - пожал я плечами, натягивая до глаз куфию, чтобы песок не попал в рот. - Сейчас мы, ориентировочно, в пустыне.
За пять часов до посадки.
-...и тогда они стали просто сбрасывать отходы в моря. Появились даже плавающие "мусорные острова", так они их называли. Где ни кинешь взгляд - везде был мусор. Они угробили сами себя, понимаешь?
Алия замотала головой, видимо, в её представлении это было нереально - Раюс вылизан до последней тротуарной плитки, и что такое мусор сейчас не представляет никто. Кроме тех, зараженных ученых с Планеты Х.
- Куда ты меня везешь? - хриплым шепотом проговорила девушка, сложив ладонь в молебной позе. - Куда?
Я отвернулся на секунду от управления кораблем, рассмотрел этот внеземной цветок внимательнее. И хмыкнул.
- Я везу тебя на Землю.
Ночью в болотах было холодно. Комары, облепившие за день мое несчастное тело, сейчас растворились в тумане. Туман был густой и плотный. Принято говорить, как парное молоко, только оно - молоко это - напоминает о деревне и бабушке, - а уж точно не о мерзких, склизких деревьях, выглядывающих тут и там. Я сглотнула подступивший к горлу комок и чуть было не разревелась. Вот же Паша, вот же Техник! Именно для него я разоделась сегодня так сексуально, а он повез меня в такую глушь ловить какие-то болотные огоньки. Вот же... пень с глазами!
Я осторожно вылезла из кабины, уселась на тепленький капот. Машина чавкала, потихоньку засасываясь в болото, чавкало и болото, принимая подарок, словно было живое, как вдруг! Из склизкой рытвины показалось несколько рук - все в рубцах и шрамах, больные, изувеченные. Закричала ворона, задребезжала старая Волга, съезжая прямо к ним, лишь одна я сидела беззвучно, но через секунду разразилась криком...
- Некрасивые ручонки! - и пнула одну и них. А потом расхохоталась, запрокинув голову назад.
- Стоп! - недовольно прокричали спереди - это, как пить дать, наш режиссер. Этот несчастный кадр мы снимаем седьмой раз к ряду, и, конечно, нервы у всех на пределе. У меня самой - у меня, Евы Голден! - затекла задница от сидения на неудобном капоте, от общей сырости кадра, от того, что меня то и дело поливают "по́том" и поправляют макияж. Я отмахиваюсь от визажистки, будто от надоедливого насекомого, и недовольно надуваю губки.
- Мне жарко!
- Евочка, милая, нам осталось снять совершенно немного, - лебезит он передо мной, сам вскочив из режиссерского кресла и подбежав к машине. Конечно, слово моего папули имеет здесь большой вес - в этом поганеньком фильме ужасов я играю главную роль. А я, может, на Карибы хочу! Почему никто не снимает ужастиков на Бали?! Только где-нибудь в глухой русской деревеньке!
- Вы этого боитесь, что ли? - спрашиваю я, доставая из кармана жвачку и тут же отправляя в рот. Статисты-воробушки уже вновь убрали руки из кадра, нагнали побольше тумана. Кто-то споткнулся о темного мага - божечки-кошечки! - как этот мужик сам себя назвал. Появился он на площадке около трех дней назад и все бубнил, что место-де священное, бла-бла, хороводы устраивать нельзя, громко петь и храпеть тоже, а снимать фильм - уж подавно. Зам режиссера побледнел и собрался упасть в обморок. Режиссер стоически выстроил атаку моральными ценностями, пообещал приобрести у ведуна все амулеты, которыми тот торговал, и упросил - упросил, вы только послушайте, - его продолжить снимать на этом пятачке. Потому что, видите ли, камыш здесь идеальный. Я, конечно, сказала колдуну пару ласковых. И про то, что помыться ему необходимо, прежде чем в люди выходить, и про то, что на пяди земли никто водиться не будет. Ну, кроме червей каких-нибудь. Червей я не боюсь. Я вообще никого не боюсь. Эффектно отбрасываю волосы, косясь на Пашу-техника, моего партнера по съемкам. Смазливого маменькиного сыночка, который отвертку держит не той стороной, пф. Понабрали. Одна я, Ева Голден, здесь актриса и муза!
- Евочка, милая, - ну, че еще-то, господи? - Дай нам доснять кадр, не балуй, пожалуйста. Ефросиний говорит, что духов болота обижать нельзя.
- А такой жест Ефросиний видел?
Ночью в болотах холодно. Неохотно забираюсь на капот, поправляю грудь и стреляю глазками в Техника. Режиссер говорит, что если проговаривать про себя все эмоции героини, построить кадр будет проще. Я говорю, что знаю все сама, и что от вашего Челубея этого лесного, которого невесть, зачем на площадку пускают, воняет отнюдь не шишками. Для общего эффекта я плюю в болото, и оно, недвижимое, отзывается гулом. Тоже мне, страхи. Я - Ева Голден. И этим все сказано.
- Я не боюсь тебя, о великая грязная лужа, - показываю болоту язык и после крика:"Камера, мотор" делаю самые грустные глазки на планете...
...ко мне тянутся руки - я вижу их обугленную кожу, расслоенные ногти, но не могу пошевелиться с места. Не могу сойти. Будто меня приковали вечно сидеть на капоте и смотреть, смотреть, как они приближаются... Сердце пропускает один удар, а потом заходится в бешеном темпе. Рука обхватывает мою голень и тянет вниз... боже, неминуемая гибель от рук чудовища.
Рука, что хватает меня - мерзко-ледяная, а до этого был теплый пластик. и она высунулась как бы особняком ото всех... пятая... самая уродливая. Некрасивая, обожженная кожа, черные ногти. Содранный след от браслета - все это я замечаю за секунду, чтобы понять, что это не наша рука.
Прежде, чем меня сорвали с капота машины и утащили в глубину болота, я успела подумать только, что механических рук-то было всего лишь четыре...
***
Три слова: орхидея, ревность, покой.
В комнате душно и сочно пахло летом и медом. Из распахнутого окна доносились запахи цветов и трав, пчелы, что залетали и запутывались в тюли, недовольно жужжали.
- Ж-ж-ж, - переговаривались они между собой. – Как же много здесь всяких цветов!
Комната, и правда, напоминала цветник – тут и там кокетливо выглядывали орхидеи, самые разные – кипельно-белые красавицы, строгие фиолетовые дивы, голубоватые скромницы. Сам Петр Михайлович имел честь ухаживать за ними, как ухаживал за больной женой.
- Не носите мне эти дрянные цветы, я от них задыхаюсь, - вредничала Арина Евгеньевна, удобнее укутываясь в шаль и не вставая с постели. – Сделайте милость, когда я уйду на покой, на моей могиле посадите обыкновенные ромашки.
- Ну что вы все за свое, дорогая, - с улыбкой отвечал мужчина, пристраивая на небольшой пяточек свободного места очередную срезанную и сладко пахнущую ветвь. – Доктор сказал вам наслаждаться летом. А лучше орхидей нет ничего на свете. Я же знаю, вы их любите, - в ворчливой жене ему виделась гордая комсомолка со вздернутым кверху носиком-пуговкой и тугими косами.
- Ух, будь я бы на твоем месте, я бы все эти горшки со второго этажа спустила! – это Нина Ивановна, рыжая и всклокоченная, словно дворовая кошка. Она всегда лезет драться и наводить порядки. – Коль ты ревнуешь их к мужу так сильно, зачем позволяешь держать в своей комнате весь этот цветник?
- Я и сама не знаю, - стыдливо признавалась Арина Евгеньевна. – Только с ними я себя снова семнадцатилетней чувствую, косы до пояса. Петенька мне тогда после ссоры орхидею принес. Красивую, статную, как сейчас помню. Тогда таких цветов было не достать. Ух, и отходила я его этой орхидеей почем зря – по лицу, да по спине попало, только лепестки сыпались. Я порядочная была и тогда, и сейчас – кого зря за калитку не пускала. А он на второй день. С орхидеей. Лучше б лютиков принес. Где брал – не понятно. Получил снова. Пообещал, что все равно на мне женится и орхидею мне под стать найдет.
- Такую же глупую? – вскидывала брови Нина Ивановна, ныряя в чашку с чаем.
Арина Евгеньевна нежно проводила ладонью по лепесткам, трогала бутоны сморщенными пальцами, смотря на цветы с одной ей понятной симпатией.
- Много бы ты, Нина, понимала в настоящей любви.
х17
х5
спасибушки огроменное за такие приятные слова! Я сама рада, что тексты мне удаются (более менее), и что муза меня посещает)
точно))) Такой пушистик, теперь стоит у меня на столе в шляпе и с лопаточкой)
спасибо большое, мне тоже кажется, что они очень удачно получились. А за то, что стащила парочку - мурумурмурумрур 
очень приятно!
Мы все проживаем одну и ту же жизнь, только на разных кругах и с разными измененными деталями в ней. Привет, философия "Дома в котором")))
Писалась быстро и легко, и комментарии очень сильно порадовали 
Пусть вам всем год Крысы принесет вдохновение! 
спасибо большое, я старалась над ними)
я боюсь писать стихи, они у меня не получаются))) Спасибо большое за такую высокую оценку! Мне очень-очень приятно! 
спасибо огромнейшее, стараюсь пополнять запасы))
Мурмур!
