Длинные стволы сосен беспомощно раскачиваются из стороны в сторону, послушные порывам ветра. С земли они кажутся могучими исполинами, но стоит подняться выше, как их силуэты начинают истончаться, а тяжёлые ветви, широко раскинутые, словно для предстоящих объятий, сплетаются в одну тёмную, припудренную снегом крону. Со временем всё в этом мире истончается: высыхают реки, зарастают тропинки, и даже скалы превращаются в пыль. Особенно хрупкой и недолговечной на их фоне выглядит человеческая жизнь. Если бы у меня были чувства, мне было бы жаль людей, испытывающих настоящий ужас при встрече со мной, а ещё больше жаль тех, кто остаётся скорбеть над обмякшим, остывающим телом. Но моя задача – заботливо протянуть руку растерянной душе и проводить её к границе, за которой начнётся новый этап её существования. Что находится за этим рубежом, не могу знать даже я и мои братья-проводники. Часто, в такие ночи, как эта, мы приходим не поодиночке, потому как слишком много душ, нуждающихся в нашей помощи, оказывается высвобожденными.
Вновь перед нами сосны: на этот раз – в виде крепко сколоченных брёвен, образующих дома. Их древесную плоть поглощает пламя. Где-то его красные языки жадно обволакивают стены, взвиваясь в черноту неба, а где-то – лениво тлеют в останках комнат. В раскалённом воздухе кружится пепел, смешиваясь со снежными хлопьями, болью и страхом. В попытках спасти остатки имущества мечутся и причитают испуганные люди, заливаются лаем собаки, плачут дети. Ещё днём здесь была деревня, теперь же – пожарище, оставшееся после грабительского набега. Этой ночью, под завесой снега и дыма, мне и другим проводникам предстоит повстречать не один десяток душ.
Вот и мой первый подопечный. Двери его дома, пока помилованного пламенем, распахнуты, будто внутри уже ждут меня. У порога околачиваются встревоженные пожаром грачи: им не хватает смелости забраться внутрь и они снуют около дверей, грая и беспокойно взмахивая лоснящимися чёрными крыльями. На обтянутом мешковиной диване распростёрлось окровавленное тело молодого солдата, а подле него сидит в безнадёжном ожидании отчаявшаяся супруга. Грудь юноши вздымается в последний раз и издаёт длинный хриплый вдох. Узкие плечи девушки, прикрытые лишь тонкой тканью хлопкового платья и растрёпанными волосами, вздрагивают от плача. Взгляни, боец, на своё тело: теперь оно бледное, изломанное, истончившееся. Оно тебе больше не понадобится. Ты был храбрым и не дал в обиду любимую женщину. Ты защищал её до конца, пытаясь не замечать свою рану, а когда вражеские налётчики забрали всё, что могли унести из деревни, она заботилась о тебе в надежде сохранить твою жизнь. Но даже её любовь не смогла удержать твою душу в покалеченном теле. Не бойся меня. Я – всего лишь твой проводник, тот, кем ты сам меня назовёшь: свет в конце тоннеля, ангел, демон, небесный посланник – все они сразу, и никто из них. Я приму облик, который ты ожидаешь увидеть. Я могу быть твоим другом, братом, и даже тенью. Мы здесь с тобою не одни – всюду освободившиеся души и их провожатые. Мы позаботимся о вас. Если бы у нас были чувства, нам было бы больно всякий раз, когда приходится принимать молодые души: большинство из них предстаёт перед нами из-за общечеловеческой глупости и жестокости. Люди грабят, убивают и насилуют друг друга, объясняя свои действия разницей в происхождении или вероисповедании. Бесконечные войны и набеги истребили миллионы юных тел и изранили бесчисленное множество душ. Наше существование сделалось бы невыносимым, имей мы способность чувствовать. Невозможно постичь, как вы, люди, выдерживаете столько боли, взирая на происходящее вокруг. Наверное, жизнь ваша тяжела. Но никто не может сетовать на выпавший ему жребий. Даже мы, проводники, не выбирали свою судьбу. Мы были всегда – столько, сколько существуют все миры и вселенные, и мы будем пребывать в них вечно.
Простись, боец, со своей подругой. Посмотри на неё, но не пытайся удержаться рядом и не зови её за собой.
Девушка отнимает ладони от заплаканного лица и нежно касается волос мужа. Сквозь гвалт и треск огня можно различить её тихий бессловесный напев. Голос девушки дрожит, и песня, прерванная всхлипом, остаётся неоконченной. Это колыбельная, под которую её супруг заснул навеки. Не печалься: быть может, когда-нибудь вы встретитесь.