Так началась еще одна история, которой я в последующей жизни давала самые разные определения - и как величайшей ошибки, и как периоду абсолютного счастья. Незнакомые, новые чувства захлестывали меня с головой буйной волной наслаждения и радости, безграничного доверия и трепетного ощущения внутри. Сладостно болезненного, оголенного, как нерв, и стремящегося к еще большему удовольствию. Первая в моей жизни любовь дала мне мощный питательный ресурс в тот момент, когда я думала, что угасаю, как догорающая спичка, использованная и брошенная тлеть на земле. Я снова оказалась в небесах, совсем как в то время, когда наша дружба с Вьюн казалась вечной, и пока все не испортили обстоятельства и моя ошибка.
Но в этой истории, хоть я и не могу судить беспристрастно, подвела все не я; а если это и была моя вина, то она заключалась лишь в том, что я любила.
Глупые цыганские песни Роханны о колдунах и прекрасных девах совсем не походили на нравоучения Лорин о том, что иногда мужчина и женщина встречают друг друга, чтобы создать прочный союз и оказывать поддержку друг другу всю дальнейшую жизнь вместе. Если старинные россказни походили на беззаботные сказки, которыми баюкают детей, то в наставлениях умершей тетушки я так и слышала слова "долг", и рассуждения о том, какой должна быть любовь, плавно перетекали в нотации об обществе и его нормах. Но всевозможные предписанные мне правила я отрекала с юных лет, нарушая и нормы приличия, и законы - о последнем, кстати говоря, мне еще приходилось жалеть в дальнейшем, хотя, казалось бы, третий раз наступать на те же грабли - сумасшествие и признак неизлечимости.
Осознание, что же такое любовь, пришло ко мне не сразу. Как я уже говорила, я не испытывала это чувство раньше - даже с Вьюн. Все ли влюбленные испытывали те же чувства, что и я, просто держа его за ухоженную и отдающую сухим теплом ладонь?
Дни напролет мы проводили в самых различных уголках нашего скромного района, любуюсь природой и наслаждаясь присутствием друг друга рядом. Но наиболее любимым местом наших встреч стал местный парк, как правило, немноголюдный - в отличие от Бонта, где почти как в Дали, всегда царила шумиха и даже самые тихие улицы были полны самого разношерстого народа - воров, проституток, артистов, мастеров, зажиточных торговцев и приезжих. Мы с Клинтом часто планировали поездку в Бонт или в Альз, но чтобы увидеть весь Бонт в его пышности и разнообразии, нужен не один день, а Альз располагался дальше всего и это был скорее тихий район для богачей, уставших от ослепляющей яркости Дали и ушедших на покой в особняк на берегу моря.
В тот день мы тоже обсуждали, как будет здорово объездить каждый уголок страны, было пасмурно, и в парке кроме нас насчитывалось едва ли два-три человека, впрочем, быстро покинувших место, как только начали собираться грозовые тучи. Чему мы были только рады, слизывая капли дождя с щек друг друга, громко смеясь и целуя друг друга на сырой скамейке.
Мы встали с нее даже не тогда, когда промокли до нитки, а когда у Клинта затекла нога. Слегка пьяных от собственной страсти, нас пошатывало, как будто мы выдули несколько литров пунша - видимо, именно так и думали редкие прохожие, но в отличие от Клинта, мне всерьез не понравился подозрительного вида мужчина, который омерзительно ухмылялся, глядя на нас. Он вел себя так, словно знал, кто я, и в голову мне тут же закралось нехорошее подозрение - слишком смутное, чтобы его можно было описать или высказать напрямую. Он был случайным прохожим для кого угодно, но не для меня, и я поспешила высказать свою неприязнь Клинту, который лишь отмахнулся от меня и предложил вернуть свое внимание к более приятным вещам. Я не стала высказывать, что меня это слегка задело.
- Так я могу рассчитывать, что ты проводишь меня? - как можно бодрее спросила я, разглядывая пушинку на его галстуке. Когда-то я думала, что он всю жизнь ходит в одном и том же наряде, и когда я ему рассказала об этом, он долго смеялся, так громко и заливисто, что я даже покраснела - и правда, что за чушь ляпнула? Несмотря на мое смущение, я нашла в себе силы посмеяться над своей собственной глупостью, когда он пояснил, что это его деловая форма.
- Разумеется, - он тепло мне улыбнулся и повернулся, чтобы свистом подозвать своего скакуна ближе к нам. Пожалуй, это блажь знати раздражала меня больше всего, потому что даже Клинт смотрелся скорее нелепо в повседневной одежде на белоснежном коне, который тяжело фыркал, вздыхая от тяжести украшенной сбруи.
- Не надо, - остановила его я, переплетая наши пальцы. Почему-то я не любила, когда мы шли и он обнимал меня за талию - чушь, но так я ощущаю наше равенство в отношениях четче. Ощущение чужой руки на собственной спине всегда дарило мне либо воспоминания о Лорин, больно шлепавшей меня по ней, когда я горбилась, либо нелепое ощущение себя как девочки на пару ночей. - Хочу пройти пешим ходом.
Клинт одной рукой продолжал держать мою, а другой, свободной, взял лошадь за повод и так мы пошли по направлению к моему дому. Люди косились, глядя на то, как спокойно по дороге идут двое людей, ведя за собой богато украшенное ездовое животное - в зависти или удивлении? Все-таки финансовый вопрос очень остро стоял в Гишере. Большая часть населения - фермеры или рабочие на заводах или лесопильнях, зажиточными жителями здесь считались уже даже мы, Кейсворты, с чуть обветшавшим, но все еще крепким двухэтажным домом, но идеальной семьей нас счесть вряд ли можно было. Слухи о разладе в нашей семье часто были на устах у соседей, прямо глаз не сводивших с нашей жизни - помимо всего, мамин сад давно пересох и в нем едва ли еще живы последние яблони, а животных мы держим только комнатных. Единственные, кто мог бы принести нам пользу - кошки: кошачья шерсть сейчас используется почти везде, и чем реже порода - тем дороже она стоит, но мы в деньгах и так не нуждались - даже работа была моей собственной причудой. Но каким было наше богатство на фоне Клинта! Свое огромное родовое поместье на границе с Бонтом, море прислуги в доме и вне дома, скакун чистейшей породы, уважительное отношение даже в Дали, где к Гишеру относятся, мягко говоря, пренебрежительно. Мы старались оба не заводить разговоры на тему денег, я с самого начала предупредила его, что не хочу дорогих подарков, и все было спокойно - до тех пор, пока я не переступала порог его дома. Сложно делать вид, что все нормально, когда в твоей спальне проваливается потолок, а ты идешь по блестящему паркету и смотришь на невероятной красоты статуи и вазы.
Как бы там ни было, после такого приводить Клинта к себе домой мне было сложно, но как и всегда, он в тот день тактично молчал и делал вид, что равнодушен к обстановке.
Прямо с порога нас ждал мирно похрапывающий на диване Марвин, не снявший даже очки с опасно согнувшейся дужкой. Наука увлекала его в последнее время до такой степени, что Асселина ловила его даже за лунатизмом - посреди ночи мой удивительный кузин с закрытыми глазами садился за свой рабочий стол и начинал делать наброски самых невероятных изобретений, которые понять был никто не в силах даже в нетрезвом состоянии, и часто из-за этого он днями напролет сидел у себя, пытаясь расшифровать написанное ночью. А ночью ему в голову приходили все новые и новые идеи, которые он спешил записать вслепую, и таким образом Марвин, по опасениям Асселины, начинал сходить с ума, хотя я видела его все тем же сонным, взъерошенным и рассеянным гениальным братцем, который порой даже забывает собственное имя.
Не успела я заботливо снять очки с дремлющего Марвина, как вниз спустилась Асселина. Годы материнства изменили ее не в лучшую сторону - ослепительная рыжина ее молодости поблекла, и теперь она подкрашивала волосы неприятным темно-бурым цветом с дешевым блеском; некогда хорошая фигура испортилась из-за домохозяйства, она набрала в весе, лицо стало более одутловатым, а некогда даже привлекательная синева под ее глазами, придававшая ее лицу некогда благородную усталость, изменила своему назначению и превратилась в плохо скрываемые мешки под глазами. Задорный взгляд потух, вместо шуток с ее губ слетали теперь только слова для пустых бесед о погоде и о детях, и по ее тихим вздохам и упрекам домочадцам я понимала, как тяжело ей пережить утрату молодости и сил. Как некогда на мою маму, как некогда на Лорин, на эту женщину упали все тяготы домашних забот, и она переносила их, насколько ей позволяла внутренняя стойкость. Мне было жаль ее, и отношения с Клинтом сделали меня более чувствительным человеком, поэтому я не побрезговала выслушать ее сетования на Марвина и его безумие и даже соглашалась с ней в некоторых вещах.
Она измученно мне улыбнулась - выглядела она сегодня особенно неважно, и внутренняя тоска просачивалась даже в каждое ее вялое движение руки, так привыкшей держать тряпку, сковороду или игрушки дочери. Вот, что бывает, когда человек полностью отдает себя другим, снова неожиданно тоскливо подумалось мне, но скорее дело было в ее тяжелой роли хозяйки дома. Несмотря на то, что по старшинству ее принять стоило Роханне, она даже после Лорин так и осталась на подмоге в этом деле. А сейчас старуха и вовсе целыми днями сидела на кухне, писала что-то или раскладывала потрепанные карты в надежде помочь нам узнать свое будущее, но в последнее время она была неизменно грустна после своих ритуалов, хоть и молчала, никогда никому не показывая пудового камня на своей душе. Если бы она только рассказала о своих тревогах раньше!..
Но тем временем Асселина продолжала настойчиво пытаться завладеть моим вниманием к ее проблемам.
- Знаешь, это просто сумасшествие. Я рада, что хотя бы ты счастлива в этом доме, - она многозначительно скосила глаза на Клинта, скучавшего в стороне. - Не окажешь мне услугу? Поговори, пожалуйста, с Марвином, я совершенно выбиваюсь из сил.
* * *
Провожая Клинта обратно до дверей после сытной ухи на ужин, я заметила, что на улице не так уж и холодно, а в доме слишком шумно из-за подружек Айка. Парень вырос настоящим ловеласом и приводил каждый день домой новую подружку. Он младше меня, и я не думаю, что в таком возрасте это значит что-то более серьезное, чем проявление мимолетной симпатии за чашкой чая и новой телевизионной программой - по крайней мере, в последнее время я часто задумывалась, что не слишком-то хочу, чтобы у нас в семье ожидалось прибавление, тем более от несовершеннолетней мамаши, едва преступившей черту своего детства. И хотя Айк был беззаботным, я почему-то была уверена, что у мальчика есть голова на плечах, и он, в отличие от совершенно отстранившейся от нас Гретхен, усердно внимал советам матери. Мое отношение к единственной живой тетке опять колебалось от тепла к прохладе, вызванной ее странным поведением. К чему мне все эти туманные наставления, думала я? Почему нужно сохранять ореол тайны надо всем? Уставшая и задумчивая, я прикорнула прямо на скамье на крыльце.
Почти перед тем, как я провалилась в сон, в памяти всплыл мой недавний кошмар с окровавленной женщиной в черных одеяниях, и, побоявшись его возвращения, я хотела было побыстрее открыть глаза, но я не могла пошевелить ни единым членом своего тела. К счастью, ужасы во сне меня не настигали, хотя постоянно мне казалось, что вот-вот и самые безобидные фантазии моего подсознания выльются в нечто страшное своей омерзительностью. Какая-то часть меня боялась рек крови и трупов и ярко рисовала их себе перед глазами, но настоящие сны были сильнее едва осознанных мыслей.
Я стояла прямо напротив мужчины в высоком цилиндре - он был одет так, будто собирается на званый прием, мы стояли на улице у нашего дома и он внимательно изучал меня. Стекла его очков блестели так неестественно ярко, словно были сделаны из хрусталя, и вспышки света на них, поспешно чередуясь, скрывали от меня глаза знатного господина. Он сложил ладони в ослепительно белых перчатках "пирамидкой" и продолжал смотреть на меня, постепенно обрастая все новыми и новыми деталями, изменяя свою одежду, но не позу и не взгляд, который я чувствовала, даже не заглядывая в глаза. Но вот на его лице очки сменились моноклем, и одна часть его лица осталась открытой для меня.
Внутри меня похолодело уже в реальности, когда я проснулась, а передо мной все стоял тот спокойный проницательный взгляд серых глаз.
* * *
В доме уже вновь кипела жизнь, когда я с тихим скрипом дверных петель проскользнула внутрь. Дверь на ночь мы не закрываем, потому что нужно найти сумасшедшего, чтобы кто-то ворвался в дом с двумя взрослыми гархами. О животных я теперь и вовсе не забочусь - ими занимается как раз Роханна, потому что у Асселины неожиданно началась аллергия, а у меня времени просто не стало, учитывая мою новую жизнь с Клинтом. За завтраком тетушка уже откровенно неприязненно посмотрела на меня, когда я ей сообщила, что Клинт снова зайдет за мной на ужин, и это здорово напоминало поведение Лорин, которая если уж кого и ненавидела от всей души, так это нахлебников. На откровенный разговор ее вывести почти удалось, но все, чего я от нее добилась - неожиданно резкого "поищи себе лучше новую работу, чем таскать ему кофе". С этими словами она слабыми руками кинула на диван газету, и я пребывала в таком удивлении из-за ее поведения, что у меня не нашлось сил даже спрашивать, в чем опять причина. Газета уже была открыта на странице с работами, и взявшись просматривать их из скуки часом спустя, я нашла довольно неплохую вакансию.
После звонка в посольство мне назначили собеседование на завтрашний же день, и настроение моментально улучшилось. Может, Роханна и была резка, но справедлива - я не добьюсь успеха, если буду до конца жизни писать за возлюбленного отчеты по трудовой деятельности. Клинт, как я надеялась, отреагирует на это известие достаточно спокойно, в конце-концов, мы постоянно теперь сбегали раньше положенного времени гулять или посвящали рабочее время отнюдь не работе - словом, после первого сигнального звоночка из начальства, мы слегка опомнились, но с тех пор даже я стала настаивать на том, чтобы Лидия, его телохранительница принимала как больше участия в рабочем процессе. Она не разочаровывала меня, но и больше не восторгала особо - я просто привыкла к ее существованию и перестала делать акцент на ее восхитительности - редко встретишь телохранителя-женщину, у которой развиты не только мышцы, но и мозг. Нельзя сказать, что мы стали подругами, мы были коллегами... ими и остались.
В таких раздумьях я могла бы провести весь день, если бы с ног меня не сбила Клэр, у которой выдался выходной день в школе, и я не согласилась поиграть с ней немножко.
То невероятно энергичный и жизнерадостный ребенок, то апатичная капризная девочка - где-то между этими двумя определениями крылось описание Клэр. Девочка и правда казалась то вполне здоровой и радостной, то впадала через несколько же минут смеха в глубокие раздумья и меланхолию - ее порой просто невозможно было понять. Пока мы дурачились, я и сама себя чувствовала ребенком, таким же, как и она, искренним, чистым и любознательным созданием, которое очень не хотело носить платья, как все соседские девчонки, игравшие в уродливых тряпочных кукол. В порыве нашей взаимной симпатии друг к другу она призналась мне, что видит иногда бабушку в своих снах. Малютка, как мне хотелось рассказать ей о том, что снилось мне, пока я дремала в колыбельке, едва умеющая говорить и ходить! И я рассказала. Вопреки моим опасениям, девочка не испугалась, а только понимающе накрыла своей мокрой от пота ладошкой мою, и в этот момент я почувствовала, что хотела бы, чтобы некоторые вещи никогда не менялись.
Чтобы Клэр оставалась все той же маленькой ласковой девочкой рядом со мной, чтобы мы с Клинтом навсегда были вместе, чтобы даже Роханна все так же привычно тихо ворчала, а Марвин засыпал на нашем дырявом диване. Чтобы наша живность никогда не старела и не уходила от нас в свой рай для послушных домашних животных, чтобы дома меня всегда встречал запах свежей выпечки Асселины и угрожающий плачущий скрип лестницы под весом весело перескакивающего через ступеньку Айка.
Только одно не вписывалось в этот дом, и это "одно" прекрасно об этом знало, каждый день все больше и больше, чем уже возможно, отчуждаясь от кровных уз.
* * *
Взросление близнецов оказалось волнительным днем во всех возможных смыслах.
Во-первых, Айка угораздило впасть в страшную депрессию ровно накануне, и свой праздник он встречал с кислой усмешкой на губах и безжизненной пустоте в глазах. Я хорошо знала это выражение лица человека, заявляющего миру "я неудачник" по своему собственному опыту, но даже великолепная бронзовая кожа будто потускнела в этот день, и мне было искренне грустно из-за кузена. Я привыкла видеть его с улыбкой, в окружении кучи подружек, а теперь он казался мне... опустошенным? Словно жизненные силы ослабли ровно в день его совершеннолетия. Страшно говорить о таком, и я наверняка все утрирую, но его нездоровый вид тревожил - и не меня одну. Словно читая наши мысли и не желая нашего беспокойства, он улыбался все утро - но улыбка это была неестественная, скорее горькая усмешка. Неживая, натянутая, плохо приклеенная - я не раз замечала, что губы у него странно подрагивали, словно он вот-вот расплачется или будто у него судороги. Он отводил взгляд, когда мы встречались, не смотрел на меня и ни на кого даже исподлобья из-под своих густых черных ресниц.
Гретхен, вероятно, еще спала - будучи по природе совой, моя двоюродная сестра предпочитала ночь дню почти всю свою жизнь, в отличие от своего брата. Памятуя особую связь между близнецами, я не решилась трогать ее. Если им обоим так плохо, это больше походит на дело Роханны или врачей, но я ничего не могу поделать.
Выйдя на улицу подышать воздухом, я прямо у порога лицом к лицу столкнулась с возвращающимся с работы Марвином. Он шел, сильно сутулясь, в своем перепачканном костюме и запотевших очках, и пребывал, как всегда, где-то в своих мечтах и туманных размышлениях. Отвлекать его от раздумий не хотелось, но я помнила о своем обещании, данном Асселине. Оно не так чтобы много для меня значило, но с другой стороны, хоть чем-то помочь разладу в доме мне хотелось.
Наверное, хотелось мне недостаточно сильно - разговор вышел скомканным, Марвин вежливо игнорировал большую часть вопросов или пожимал плечами, и единственное, что вразумительного я от него услышала, так это то, что Асселина могла бы хоть раз в жизни не ставить на первое место свои желания.
Лишь к концу нашей беседы я заметила, как мелькнула в дверях ее юбка, и было неясно, слышала она наш разговор, или нет. С одной стороны, выходило неловко, если она услышала слова мужа о себе, но с другой - куда более неудобно было бы мне все это ей пересказывать.
Обстоятельства испортили грядущий праздник - Гретхен не возвращалась, хотя было уже затемно. Постепенно совсем скис Айк, уже даже не стараясь делать более-менее радостный вид, сливки на торте подтаяли и безобразно расплылись по всему десерту желтовато-белой пеной. Свечки провалились, и не удалось поджечь даже часть из них - уставший после рабочего дня Марвин согласился, что нехорошо начинать праздник без еще одной именинницы, но все было настолько неловко, что все поддержали решение не портить из-за легкомыслия сестры день рождения хотя бы Айку. Всем было немного грустно, но, главным образом, неудобно из-за того, что не все даже толком могли собраться за столом, и в доме витала атмосфера недосказанности и смущения всех его обитателей перед таким неожиданным номером со стороны Гретхен. Асселина до последнего развешивала на улице стирку, Марвин чуть не задремал, а я уже готовила постель ко сну, когда за моей спиной раздались тяжелые шаркающие шаги.
- Иди со мной, - прохрипела Роханна, не давая мне задать вопрос своим серьезным взглядом, который осаждал меня еще до того, как я хотела раскрыть рот, чтобы спросить, что происходит.
* * *
Только мы спустились на улицу, в саду раздался оглушительный детский визг. Не понимая, что происходит, я кинулась навстречу крику, и не успела повернуть головы, как меня чуть не сбила с ног Клэр. Девочка испуганно всхлипывала, уткнувшись носом в мой живот, и, неразборчиво мямля, пыталась увести меня обратно в дом, сотрясаясь от рыданий. Я буквально остолбенела от происходящего, и сдвинуть меня с места не удалось бы даже, наверное, урагану, и как только я собралась спросить, что ее так напугало, ответ вновь опередил мой вопрос.
Я повернулась, но не увидела ничего, кроме летающей мыши, улетающей в тяжелую синеву вечернего неба.
То, что произошло в следующую секунду, я бы не смогла никогда описать со всей полнотой разнообразных чувств, охвативших меня. Вспышка, резкая до боли в глазах вспышка, странно отдающая фиолетовым, и перед нами стояло нечто среди клубов черного дыма, резко пахнущих сажей - я поспешно задержала дыхание, чтобы не впускать в легкие эту невообразимую вонь, которая напоминала запах... живого гниения. Нечто обладало серебристо-серой кожей, сильно натянутой на костях, заляпанным кровью широким тонкогубым ртом и невидящим взглядом мутно поблескивающих светло-красных глаз с узкими зрачками. Уголки рта изогнулись в зловещей ухмылке, ветер сильно трепал остатки... черных волос.
Если я не могу описать это, то не смогу уж и подавно описать состояние, охватившее меня, когда в голове столь же яркой вспышкой пронесся прошлый сон, и когда мы все - и я, и малышка Клэр, и Роханна осознали, кто это... Я инстинктивно оглянулась назад, прижимая девочку к себе и отшатываясь назад. Сердце долбилось в грудную клетку так, что кружилась голова и я едва не теряла равновесие и рассудок от шума крови, взволнованно прилившей к вискам - Роханны на своем месте не было.
Она ждала этого, и я поняла это сразу.
Она была единственной, для кого это не было сюрпризом. Я тупо смотрела таким же невидящим взглядом на то, как мерцнула в свете далекого уличного фонаря, едва доходившего до нашего дома грань прицела. Вытянутый глушитель казался больше самой Роханны, несшей его на плече подобно тяжкому кресту. Она сильно хромала, но больше не была сгорблена - ее плечи были расправлены прямо, и она выглядела все увереннее и увереннее с каждым шагом.
То, что было когда-то Гретхен, зашипело и вытянуло шею. Украшение на шее слабо бряцнуло, и оно послужило звуком гонга для них обеих.
Я закрыла Клэр глаза, практически вжимаясь в стену дома. Меня трясло, но деревянные доски стены будто перестали протяжно скрипеть под весом двух людей, навалившихся на них - все звуки исчезли, расступаясь перед самым главным.
Затем мы слышали сдавленный сердитый шепот Роханны, чуть после - рык, а затем - оглушительный, невероятной силы выстрел, звук от которого раскатом грома пролетел всю округу.
- Ты была моей дочерью! - надломленный рев, полный отчаяния и ненависти, несся вдогонку за эхом от залпа первого выстрела. Зажмурилась теперь и я сама, и внутри все свернулось в один клубок. Мои собственные органы давили друг на друга, я сгорбилась от кома, вставшего от ужаса в горле, и поняла, каких усилий мне стоит просто дышать - горло сдавила невидимая рука страха, делая обычный вздох истерическим всхлипом, напоминающим тот звук, который делает человек, из последних сил всплывая на поверхность. Я жадно, жадно, задыхаясь до невозможности глотала холодный воздух, как рыба, выброшенная на берег, и моим легким не было достаточно, и я давилась им, как жадный последним куском; удушье продолжалось почти целую бесконечность, и я словно исчезла внутри для этого места.
Перед тем, как я потеряла сознание, раздался еще один звук выстрела, рык Гретхен раздался почему-то над самым моим ухом, и когда я очнулась, перепуганная еще больше моего Клэр плакала и трясла меня за руку, пытаясь поднять с сырой земли. Ее горячие слезы падали мне на руку, и завороженная тем, как теплая капля бежит по моему запястью, я заплакала сама, переживая все это заново. Брели мы домой как во сне, и мне то и дело виделось искаженное муками лицо Роханны; я видела четко, как страдальчески кривится ее рот в темной помаде и внутри с каждым шагом я все больше ощущала сосущую пустоту.
* * *
Нет смысла рассказывать продолжение этой истории, наверное, в объеме ближайшей недели. Домашние будто ничего и не слышали, Клэр не заговаривала с нами об этом и ни с кем вообще, чем вызывала большую тревогу своих родителей. Жизнь продолжалась, как раньше, и это пугало, наверное, больше всего - словно ничего и не происходило! Роханна сдержанно сообщила за ужином, что полиция ищет Гретхен и она обязательно вернется домой. На следующий же день мне наконец позвонил Клинт - я не говорила ему ничего, и, возможно, он чувствовал мою недомолвку, потому и волновался. Он обещал приехать к обеду, а я решила прибраться у себя в комнате.
Я замерла прямо на пороге.
Если однажды вы обнаружите у себя в комнате гроб - попробуйте подойти к этому оптимистично, порадуйтесь, что он не ваш - и в данной ситуации он действительно вряд ли предназначался мне. В комнате стояла та же вонь, что и тогда в саду, но куда более слабая, и открыв крышку гроба, я не произнесла ни слова. Мой организм не среагировал так, как тогда, я не впала в ступор, я не потеряла сознание, я повела себя так, словно каждый день нахожу такое вместо своей кровати.
- Я должна была тебе рассказать, - пробормотала Роханна, входя в комнату следом за мной. - Я знаю, ты видела сон.
Я промолчала. Не было необходимости в словах подтверждения с моей стороны вовсе, тем более, в разговорах с моей самой загадочной теткой.
- И что ты можешь рассказать мне сейчас? - глухо спросила я, даже не задумываясь. Можно сказать, что слова сами слетели с моих губ, и я почувствовала себя так, словно мое тело не слушается меня, и я хочу узнать что-то, что некогда знала, но сейчас забыла. Чувство, удивительно похожее на déjà vu*.
Все то время, пока она без умолку говорила, я чувствовала себя все больше и больше погруженным в то ощущение, что когда-то я уже об этом спрашивала.
* * *
Стоило ли говорить Клинту, что я знаю, кто убил моих родителей?.. Безусловно, он был ранен вскрывшимся обманом, но не сильнее меня.
- Что ты чувствовал, придумывая, кто именно убил их? - бесцветным голосом спрашиваю я. Шесть долгих месяцев чувства невыполненного долга мести, шесть долгих месяцев бесполезного поиска, шесть месяцев погони за тем, кого никогда не существовало. Зато был огонь, зато была искра из камина, и это действительно была одна; зато была Вьюн, за которой я не поехала, когда план Клинта солгать мне о том, что он знает убийцу моих родителей, удался; Вьюн, которую я уже никогда не догоню.
Небо серело. Мое сердце серело вместе с ним, превращаясь в орган, которым пользуются строго по назначению те счастливые, кто никогда не знал любви - я никогда не знала, насколько опустошающим становится тот момент, когда чувства уходят из него, и остается лишь кровь. Много крови, которую еще надо перекачать.
Мне не хотелось слышать его оправдания. Я молчала в ответ на его мольбы, преисполнившись глубочайшего безразличия ко всему, что меня окружало, и к нему тоже.
Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я была убеждена, что всегда буду идти по дороге жизни совсем одна. Мне просто не существовало пары, и те, кого любила я, не отвечали мне взаимностью или всего лишь притворялись, сея внутри меня лишь скрытую боль и отчаяние от одиночества.
Говорят, что с одиночеством совладать может лишь животное или Бог, но я не была ни тем, ни другим.
Я просто шла по дороге и смотрела в ее бесконечную даль, не думая ни о чем.
