посвящается Roxx и всем-всем-всем.
..В каком-то роде можно было сказать, что моя жизнь приобрела долгожданный смысл. Я с головой погрузилась в изучение всевозможных архивов, но, к сожалению, в открытом районном содержалось критически мало сведений, поэтому по сети поиски не удались. С моей стороны было даже глупо, как я сейчас думаю, ожидать, что такая серьезная вещь, как намеренное убийство членов семьи видного политического деятеля будет выставлена на всеобщее обозрение. Но почему не подняли шумихи? Почему я не могла нигде найти этого человека? Михеля Линтона словно никогда не существовало в мире, он не значился ни в одном списке ведомств, в том числе и самого главного, отвечающего за регистрацию граждан. От Клинта я не ушла, так как уход значил бы для меня потерю массы полезных источников, из которых можно было бы хоть что-то да нарыть, но я уже почти месяц лихорадочно искала хоть малейшую зацепку, но - пусто.
Конечно, никто из домашних не знал о том, чем я занимаюсь. Смысл бередить раны Марвину? Их с Асселиной маленькая семья внутри нашей большой казалась мне слишком счастливой, они были так заняты с Клэр, которая уже давно ходила в школу. Я часто ловила себя в последнее время на том, что мало интересуюсь делами внутри семьи, но отвлечься от моей нынешней задачи было просто... невозможно. Я не столько хотела отомстить, сколько докопаться до правды, потому что это и правда жутко - когда понимаешь, что все эти годы жил другой, совершенно другой правдой и все это было сродни ледяной воды мне за шиворот. Но главное - к чему заставлять других испытывать то же самое? Насколько мне было известно, Роханна и моя мама были очень дружны, и, возможно, этот разговор задел бы ее куда сильнее, чем меня, движимой простым лишь интересом и чувством долга. Я никогда не знала маму, не помню и отца, внешность их знаю лишь со слов, о характере вообще представления не имею, но это не позволяет мне оставить это дело просто так. Я разыщу убийцу, и сожгу его заживо точно так же, как он когда-то сжег моих родителей. Из-за Михеля Линтона я никогда не слышала материнской колыбельной, из-за Михеля Линтона я не помню улыбки отца, подумать только - вся моя жизнь могла сложиться иначе!
Именно так я рассуждала, направляясь на террасу подышать свежим морозным воздухом. К моему удивлению, там уже стояла Роханна.
Какое-то время мы стояли молча. Ей не было необходимости спрашивать меня, почему я не сплю - я давно уже вышла из того возраста, в котором гонят в постель ровно в восемь ноль-ноль, а уж мысль о том, чтобы я загоняла пожилую тетку спать по часам была и вовсе полнейшей нелепицей. Так мы и топтались друг рядом с другом, не говоря ни слова, пока Роханна не заговорила.
- Эта работа плохо действует на тебя, - спокойным тоном начала она, но при этом нахмурившись. Я помотала головой.
- Все в порядке, тетушка.
- А мне так не кажется, - уголки ее губ чуть приподнялись, а взгляд стал ласковым. Совсем таким же, как в детстве. Мне снова казалось, что она видит меня насквозь, но это ощущение не было неприятным, хотя должно было быть таким. Меньше всего мне хотелось, чтобы сейчас кто-то полез копаться в моей душе.
- Ты только тратишь свое время зря, Джекки, - она протянула ладонь к моему лицу, чтобы потрепать по щеке, но я резко увернулась. Если бы она только знала, о чем говорила!
- Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, - прошипела я, ощетиниваясь. Если бы здесь был посторонний, третий наблюдатель, он бы сказал, что я разозлилась на пустом месте, но ведь это было не так.
Старуха вздохнула, но с ее губ все еще не сходила не то добродушная, не то жалостливая усмешка.
- Если бы ты не была такой доверчивой...
- Я не доверчивая, - грубо оборвала ее я, чувствуя, как что-то кольнуло в груди. Она даже не договорила до конца, но уже еще сильнее растравила меня сомнениями, хотя, казалось, куда уж еще больше? Если бы я могла видеть сейчас свою душу, она наверняка была бы сплошными изодранными лохмотьями. Сомнения, нерешительность, обиды - все это копилось в ней годами и не могло вести себя спокойно.
* * *
На той ноте мы с ней "распрощались" и я ушла спать. Уснуть я не могла долго, меня бросало то в жар, то в холод, я периодически бралась за свои записки или обработку скудного материала, что мне удалось добыть для поиска в многочисленных списках имя Михеля Линтона, но все казалось серым и противным. Либо напротив, слишком насыщенным и утомляющим. Изнуренная полностью, я легла спать уже далеко за полночь, и спала я еще хуже, чем бодрствовала.
Странно так выражаться, но снилось мне, что я бодрствую. Я встала с кровати, пошатываясь и дрожа от сильного мороза - при этом все кругом было очень размытым, а комната, казалось, жила своей жизнью - надо мной свободно прогибался отчего-то куполообразный потолок, что-то шептали стены, кажется, даже половицы в моем сне были наделены душой и они о чем-то жалобно скрипели, точно пели.
Но настоящее пение находилось за стеной, к которой я припала ухом. Неожиданно передо мной из ниоткуда открылась смутно знакомая комната. Пол был усеян древними манускриптами и увесистыми фолиантами в дорогих переплетах, местами истертых, на полу были вырезаны неизвестные мне знаки, тускло горели несколько свеч. Посреди всего этого жуткого, демонического беспорядка я видела угловатую женскую фигуру, одетую в грубый черный балахон, сливающийся с ее волосами. Она лежала лицом вниз.
Во снах нет времени, но мне казалось, что я наблюдаю за ней уже целую вечность; изредка девушка постанывала или пыталась подняться, но ее лица я по-прежнему не видела. Но зато поразительно хорошо был слышен ее тихий, отчетливый шепот на неизвестном языке, грубом и сердитом, словно самим по себе полным какого-то яда, от которого мне становилось страшно. Я поймала себя на том, что не могу пошевелиться или оторвать взгляда от девушки, и мне стало по-настоящему страшно. Огни свечей заколебались, будто под порывом ветра или ее нарастающим шепотом, и сильно возросли вверх, становясь ослепительно яркими. А затем все вспыхнуло, взорвалось электрическим белым светом, и сама девушка тоже. Трясло не ее, трясло меня, трясло настолько, что это походило на сильную, непреодолимо сильную судорогу, но я знаю, что это был всего лишь мой ужас. Словно в сильном помутнении рассудка я видела все вспышками, резкими кусками - занявшуюся огнем комнату, буквально вознесшуюся девушку, ее обжигающий взгляд чистой энергии, необузданной и мощной. Ее крик заполнил все пространство вокруг, а когда кровь из горла стала выливаться изо рта, к крику примешался жуткий булькающий звук.
Она смотрела прямо на меня, она кричала для меня, и я не могла сдвинуться с места.
Она словно кого-то звала или будила.
Проснулась я так же неожиданно, как и провалилась в этот жуткий сон, у меня было ощущение, что меня кто-то насильно выдернул в реальный мир и я была ему благодарна, потому что еще немного, и я бы лишилась рассудка, наблюдая за этой адской оперой.
* * *
Чуть позже утром, когда я уже немного отошла от этого кошмара и нашла в себе силы спуститься вниз, где уже вовсю шумела новая игрушка Клэр - телевизор и Асселина, готовящая завтрак. Если раньше мне казалось, что я живу в доме теток, то теперь хозяйкой права незаметно становилась Асселина - Роханна все больше и больше времени проводила, уделяя внимание не дому, а своим таинственным занятиям. После прошедшей ночи меня бросало в дрожь почти любое упоминание о и без того не слишком нравящемся мне колдовстве, и я предпочитала не общаться с почти сумасшедшей Гретхен и Роханной.
Телевизор для Гретхен Марвин собрал сам, из каких-то совершенно смешных подручных вещей вроде старой коробки и кучи шнуров, взятых в лаборатории. Выглядит это пока что просто как ящик на подпорках, иногда можно нажать на кнопку на панели и увидеть, как экран становится из безжизненного глухого черного монотонным серым, и слышно тихое шипение. Чуть менее уютное, чем привычный треск камина, который мы уже давно не разжигаем из-за его старости.
Хмурое тучное утро оседало на Гишере холодной росой, легким туманом и одинокими криками грачей. Почему-то именно их в последнее время развелось очень много, а может, мне так кажется - мы же живем почти у самого леса. Асселина как-то раз предлагала съехать, но Марвин отказался, говоря про землю предков, и в каком-то роде я с ним согласна. Да, может, здесь и прошли не самые легкие периоды моей жизни, когда-то я подумывала даже о том, чтобы сбежать отсюда навсегда, но все-таки это именно мой дом. Не Роханны и ее близнецов, не Лорин, не семьи Марвина - именно мой. Тоже или безраздельно? А это было уже не так важно. Я не жадна до земель и имущества, я жадна до людей, впрочем, и не до всех... Обычно, когда я начинаю рассуждать в таком ключе, мои мысли непременно упираются во Вьюн, и я оставляю это. Нет, я никогда бы не смогла оставить родные места даже ради нее, да и она вряд ли захотела бы видеть меня рядом с ней, и я знала это. Она сама дала понять, а я не люблю навязываться со своей любовью, если она оказывается к черту никому не нужна.
Дома мне не сиделось с подобными мыслями, я вышла на улицу и была неприятно удивлена, встретив практически у самых ворот вооруженную женщину в форме.
Причем форма была не ведомственная, со скромной неизвестной мне эмблемой на плече - это я отметила сразу. Охранница или наемница? На пошлинную наместницу она не была похожа, и что-то мне подсказывало, что даже если она ко мне с не самыми добрыми намерениями, то убежать от нее не удастся. Она была со мной одного роста, но сложена крепче, плотнее, у нее было скуластое широкое лицо, очень чистое и открытое, а глаза смотрели с прищуром и словно насмешливо - почти как у Клинта. Как он сейчас справляется сам почти со всеми обязанностями? Небось, уже и сам не рад, что поведал мне такую тайну, теперь я на него работаю лишь на словах. Удивительно, но я впервые за долгое время вспомнила о нем и сердце сразу наполнилось какой-то теплой печалью - примерно то же самое я чувствовала после своего совершеннолетия, когда думала о том, что больше никогда его не увижу, своего мучителя и спасителя.
- Мисс Кейсворт? - обволакивающим низким голосом с легкой хрипотцой спросила она.
Она рассматривала меня с интересом, как диковинную зверушку, а я - с опаской. Она напоминала мне большую хищную кошку, которая вроде и выглядит красиво, а с другой стороны - не так слово вставишь и прихлопнет своей лапищей покрепче любого верзилы. Я не из трусих, но винтовка за ее спиной и правда не могла не настораживать - кто ей вообще позволил разгуливать по улице с оружием? Иногда у меня голова начинала идти кругом от злости на растущее и растущее беззаконие - смешно подумать, что я и сама была... не самой добропорядочной гражданкой.
Я кивнула.
- Господин Кермотт хочет вас видеть, - отчеканила она, и я обомлела. Значит, у Клинта новая охрана?
- А вы кто такая? - напряженно поинтересовалась я. Меня здорово раздражала эта так знакомая мне снисходительность в ее голосе.
- ..Лидия, моя новая телохранительница, - услужливо подсказал невесть откуда появившийся Клинт, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Я не успела сообразить и слова, как он уже отвел меня в сторону от Лидии. - Ты вообще на работу хоть ради приличия зайти раз в пару недель не хочешь?
- Так у вас новая охрана? Впечатляюще, - холодно ответила я, не моргнув глазом. Словно он меня совсем не удивил. - Зря меня тренировали, значит.
- Ты не ответила про работу.
- А зачем мне там появляться? Попросите Лидию заварить вам ваш любимый чай, - зло буркнула я. Еще минуту назад тосковала по нему, а сейчас он передо мной и я его ненавижу - чудеса какие-то.
- Приготовление горячих напитков - не моя работа, - медленно и тяжело сказала стоявшая поодаль Лидия таким тоном, что мы оба с Клинтом умолкли.
Клинт бросил на телохранительницу хмурый взгляд, и та, нехотя опустив голову, отошла еще чуть дальше. Видимо, ее тоже порядком угнетала работа на кого-то - с чего бы тогда такой женщине, как она, идти на такое? Но меня это не заботило. Меня вообще ничего не должно сейчас заботить, кроме поисков убийцы моих родителей, но как это может быть, если мир настойчиво меня отвлекает на все подряд?
А затем случилось то, от чего я усомнилась в реальности происходящего - Клинт, бережно придерживая меня за плечо, наклонился ко мне очень близко, почти прижался губами к уху, царапая щетиной щеку и едва слышно прошептал:
- Месть ничему не поможет.
Я смотрела на него скорее с шоком, нежели с возмущением. Когда он отстранился, глаза его странно блеснули и он протянул мне скомканную бумажку:
- Зайди сегодня по этому адресу?
Я в полнейшем ступоре провожала удаляющихся Клинта и Лидию взглядом, даже не додумываясь глянуть на бумажку с адресом и растерянно комкая ее еще сильнее. Хотелось спросить, что это было, но даже если бы он все еще был рядом, я бы не решилась озвучить свой вопрос. Порыв ветра выхватил клочок бумаги у меня из онемевших пальцев, но недалеко - я подобрала его с земли и поднесла к глазам.
Адрес был мне почти не знаком - проезд Белых Камней, дом А2. Проезд Белых Камней... Одно только название указывало на другой район - похоже, мне придется ехать в Бонт или на самую границу этого района с нашим Гишером. Буква А указывала на то, что дом не частный, четный индекс - на расположение дома в плане стороны улицы. Вообще-то, следопыт по нашим картам из меня плохой, я всю жизнь предпочитала прокладывать свои маршруты. Добираться неблизко, пожалуй, уже успеет стемнеть - но куртку я решила не брать, одев свою обычную одежду, только что выстиранную заботливой Роханной.
Отросшие волосы я собрала в хвост - порой мне приходили в голову мысли их подстричь, но заботы мои были в последнее время уж точно не о внешнем виде.
Я не люблю вызывать машины или добираться на животных, как это иногда до сих пор делают фермеры или высокопоставленные лица - считается невероятно престижным седлать породистых коней и спускать на их украшение все свои деньги. Например, как это делает Клинт со своим скакуном, на котором навещает лес и ездит по всей нашей округе. Пожалуй, лошадей еще любят в Альзе, приморском округе, где живут моряки, путешественники и богатые предприниматели. Не всем нравится шум Бонта, полного торговцев и мастеров, не всех привлекает гудение, так сказать, нашего "делового" да и вообще политического центра Далвьир-Нура, который в последнее время все чаще и чаще сокращают, как Даль. А все государство сейчас принято называть именно Далвьир-Нуром, и эта приставка по моему мнению позорна - как может кучка бандитов командовать целой... страной? Как мы не сбросили с себя их позорную власть над нами уже больше века? Что представляет из себя их клан? Мы не знали, а нас продолжали обдирать на улицах, как слепых идиотов.
К счастью, добралась я до назначенного места без приключений и столкновений с пошлинниками, но оно порядком меня озадачило. Это было большое, сделанное целиком из холодного черного мрамора здание с широким входом и красивыми статуями у него.
Здесь не было яркой вывески, значит, это был не бар, не паб и не трактир. Спрашивается, что тогда? Я могла бы предположить, что театр - в конце-концов, почти уже Бонт, полный увеселений на любой вкус и цвет, но изнутри доносилась только очень тонкая и успокаивающе тихая музыка, похожая на скрипичную. Я немного разбираюсь в музыке, но лишь потому, что помню рассказы дяди Шина и то, как они пели мне с Ро колыбельные вместе, а со смертью дядюшки всякая музыка ушла из нашего дома. Лишь Гретхен или Айк могли позволить себе время от времени насвистывать отвратительную режущую по ушам незамысловатую мелодию - они не унаследовали чудесных голосов своих родителей. И больше всего из-за этого, кажется, бесилась Гретхен, назло всем пытаясь вопить в своей комнате какие-то древние песни цыганского народа - да, историю своих предков-кочевников она изучала внимательно и с огромной страстью.
Музыка, как бы странно это не звучало, удерживала меня здесь, завлекала внутрь, отшибала всякую мысль о том, чтобы развернуться и уйти.
Раздался тихий, не громче музыки, несколько смешливый кашель. Его я узнала бы из толпы! Но к моему удивлению, я ошибаюсь - когда я поворачиваюсь, передо мной стоит не Клинт, а Лидия. Я растерянно огляделась по сторонам - присутствующие люди были одеты совершенно по-разному, но в своем большинстве нарядно - дорогие ремни у мужчин с аккуратно остриженной бородой, узорчатые сапоги с большими носами у них же, длинные полупрозрачные ткани на тонких женских шеях, открытые и не очень платья, экстравагантные головные уборы и простоволосые дамы...
- Мистер Кермотт не сообщил вам, что это за место? - спросила Лидия, и я видела, как дрогнули уголки ее губ, сдерживая усмешку. Я почувствовала, как мне становится жарко, я наверняка покраснела. Но моим единственным и инстинктивным поведением в неловких ситуациях, как правило, было применение всей моей наглости.
- Видимо, у него вылетело из головы, - надменно ответила я, одаривая телохранительницу тем же самым высокомерным взглядом, что она применяла на мне в нашу встречу утром. Ее брови удивленно поползли вверх, а ответного взгляда, столь же холодного или враждебного, я не встретила и быстро устыдилась вновь.
Дикарка, так в детстве меня обидно называли. Что, если я и правда перебарщиваю со своей враждебностью и недоверием к людям? Вспомнить только нашу первую встречу с Вьюн, а лучше... С Клинтом... Нет, идеальный пример - Лидия. Я не знала, как себя вести - извиниться? Будет совсем глупо. Легче было уж просто прекратить корчить из себя напыщенную дуру и незаметно завязать с ней дружбу - на самом деле, в ней было что-то приятное. Опасное, напоминающее о том, что лучше держаться на дистанции, но что-то в то же время располагающее к доверию. Она стала симпатична мне не только из-за чувства вины, в глубине души я и сама была бы не против стать такой же, как она - красивой холодной дамой. Она быстро стала для меня образцом зрелой женщины и примером того, к чему мне нужно стремиться, чтобы внушать такое же уважение, как она, одним только своим ледяным взглядом. Лидию нельзя было зачислить в список типичных стерв, но тем не менее, что-то подобное в ней проглядывалось.
..что за дурость пришла мне в голову, подумала я в следующую же минуту. Я никогда не была заинтересована ни в уважении окружающих, не в фантастических внешних данных, и все, что мне действительно могло понравиться в таком человеке, как Лидия - крутая винтовка за спиной. Но подружиться я все еще была с ней не прочь.
Клинт услужливо помог мне сесть за стол - словно я бы сама не справилась. Я быстро забыла о своем внешнем виде, и, по правде говоря, у нас завязалась очень приятная беседа на отвлеченные темы - изредка вставляла свое словцо и Лидия, но по большей части она сидела молча, изредка отхлебывая воды из своего стакана. Как я поняла, она вела машину, поэтому ей выпивать было нельзя, да и как нетрезвый телохранитель сможет защитить? Но, к моему удивлению, на то, как мы пьем вино, она смотрела без особой зависти и даже равнодушно, погрузившись в собственные размышления.
Есть мне не хотелось, денег я по глупости не взяла ("вычту из твоей зарплаты, если ты так настаиваешь," - со смехом пообещал Клинт), музыка убаюкивала и я почувствовала, что страшно хочу спать. Клинт тоже выглядел весьма благодушно и расслабленно - чудесное действие вина! Я пила до этого лишь портвейн, и лишь однажды, когда мы с Вьюн сбежали ночью из дома и забрались на крышу чьего-то сарая. Алкоголь пробуждает не самые желанные воспоминания, и остаток вечера я провела в печальной задумчивости, прокручивая в памяти то, как мы не раз убегали от пошлинников. Как усмиряли соседскую собаку. Как влезли в проклятую хижину, как я показывала ей тайники в сторожевой башне отца... А сейчас я даже не знала, что с ней, где она и вспоминает ли обо мне с такой же теплотой, как и я сейчас.
* * *
Клинт был категорически против, чтобы я шла домой одна, но я отказалась от того, чтобы они с Лидией меня сопровождали. Я корила себя за то, что так испоганила сама себе этот так хорошо начинавшийся вечер воспоминаниями, которые теперь были для меня практически табу. Дурманящий эффект вина покидал меня, оставляя жуткую изможденность, апатию ко всему на свете и страшное желание хлебнуть простой воды. К сожалению, накрыл сушняк меня уже после того, как я покинула ресторан, и я спешила поскорее добраться до дома. Жажда подтолкнула меня выбрать не самый безопасный, но зато короткий путь - через ночной пригородный рынок.
Наш район нельзя назвать безопасным, и тем более пригодным для вечерних прогулок. Ни один нельзя, но окраину самого бедного - тем более, и пошлинники здесь - наименьшее из всех возможных зол. Если ты идешь близко к лесу, можно натолкнуться на бешеного зверя, дорожного щипача или еще кого-нибудь похуже, но от воров хотя бы можно убежать.
Но я уже слишком долго убегала в своей жизни от всего, чтобы сейчас снова сдаться.
Возможно, это алкоголь. Возможно, это настоящая храбрость. Наверное, это именно то, чего я так долго ждала - возможности вернуть сполна этим уродам, это именно то, к чему я так стремилась в детстве, желая своим непослушанием закону доказать, что я не собираюсь подчиняться нашему прогнившему правительству, пляшущему под дудку воров и убийц и даже не пытающегося освободиться от этого бремени. Я уверена, что если бы дядя Яков остался жив, он бы покончил с этим, но народ предпочел для себя куда более мягкосердечных пастухов. Да, он пожертвовал слишком многим для народа, но если бы не он, еще наши родители уже давным-давно погибли от холода и монстров, порожденных им. Люди отплатили ему черной неблагодарностью, и то, что он должен быть отомщен, я понимала еще с самого детства, хотя куда больше это должно было волновать Марвина, дядю Шина или Лорин, но... Но они покорно продолжали идти на поводу у судьбы.
Возможно, Вьюн права, и моей судьбой может запросто оказаться сопротивление ей же, бессмысленное, но если не это, то что тогда имеет смысл?.. Я готовлюсь удар в бок и подаюсь всем корпусом вперед, готовясь уклониться, но секунда промедления уже уменьшает мои шансы на победу в драке. Я не успеваю нагнуться, и противник толкает меня вперед, одновременно целясь ребром ладони по лицу.
Больно, но не до крови; я рассерженно отскакиваю назад, готовясь к новой атаке. Переносица болит, вряд ли сломана, но своего он добился - ненадолго, но оглушил. Некоторые думают, что ничего нет в голове в тот момент, когда ты готовишься нанести удар, и тело делает все само, инстинктивно ведя тебя к победе и защищая от повреждений, но это не так. Я не новичок в драке, и долгие тренировки учат не только махать кулаками, но и думать при этом. Что действительно происходит само - так это быстрое просчитывание в голове наиболее удобных поз для защиты и последовательность ударов. Мне остается лишь направить свое колено и локоть ему в корпус одновременно, как...
Как меня отбрасывает назад будто порывом вихря, но вихрь не носит такого знакомого черного пальто. Алкоголь снова, очень невовремя ударяет в голову в последний раз, и я пошатываюсь, мягко прислоняясь к стене - ноги подгибаются, все перед глазами лихорадочно плывет, шум приливающей к вискам крови заглушает плевки, ревы, неясные гортанные звуки и глухие удары. Клинту принадлежит лишь гордый гортанный боевой рык и слова, которые я различить не могу. По-прежнему словно с очень быстрой карусели я смазанно вижу блеск (ножа?), лязгающий звук его падения на землю и убегающую фигуру (вора?).
Силы возвращаются ко мне, помутнение отпускает разум, но мои колени подгибаются снова от неожиданности - Клинт сердито сгребает меня в охапку.
- Как знал, что одна ты не доберешься, - бурчит он, нахмурив густые брови, но я вижу, как светится облегчение и радость в его глазах. Я не нахожу ничего более уместного, чем промямлить:
- Я бы и сама справилась.
Он смотрит на меня сперва как на душевнобольную, а затем неописуемо привычно, с теплой насмешкой и чем-то еще неуловимым во взгляде:
- Да, конечно, справилась бы.
* * *
Внутри таверны очень тепло и уютно, пахнет хмельным пивом, затянувшейся осенью и немного - корицей. Людей внутри немного, лишь хозяин у стойки, встречающий нас тоскливым взглядом и шуршанием пересчитываемой выручки.
- Я уже скоро закрываю, - бубнит он сразу же, стоит нам только войти, но Клинт протягивает ему свернутую купюру и тот умолкает. Вот надо же выпендриться! Я скептически смотрю на него, усаживаясь за ближайший к окну стол, но долго злиться не выходит. Да и за что?
- Откуда мне знать, что ты не подстроил все это? - сощурившись, спрашиваю я, зачем-то сопротивляясь чувству благодарности внутри меня. Глупая гордость!
От ответного взгляда Клинта, непонимающего и серьезного, мне становится не по себе - и снова я зря обидела человека. Тем более, который меня спас. И правда я дикарка, ни дать, ни взять. Вероятно, людям вообще не стоит мне помогать - все равно я никогда этого не ценю?
- Прости, - поспешно бормочу я, пряча растерянный взгляд в трещинах столешницы. Они походят на старческие морщины, глубокие и широкие, немного засаленные и темные внутри - можно было бы изучать их хитросплетения бесконечно, но Клинт отвечает сухим "ничего" и я вынужденно поднимаю глаза на него. Видит ли он сейчас в них раскаяние?
- А где же Лидия?
- Отпросилась.
Между нами снова повисает неловкое молчание.
- Скажи, - с неожиданной улыбкой спрашивает Клинт, мягко накрывая мою ладонь своей и при этом глядя мне прямо в глаза, - ты в своего отца такая упертая?
- Я же не знала его, думала, ты... вы это помните.
- Слухи о его упрямости ходят до сих пор. Не думал, что ты когда-нибудь решишься перейти со мной на "ты", - ласково оскаливается он, а мне почему-то снова хочется спрятать глаза, но я будто заколдованная отвечаю ему прямым ясным взглядом.
- Вы... ты мой босс, - ловко уклоняюсь я, не решаясь и какой-то частью внутри себя даже не желая выдергивать свою ладонь из-под теплой его, ласково гладящей мою.
- А я думаю, ты никогда не признаешь начальства над собой. Для тебя же и законы никогда не были писаны, правда, Джекки?
Он впервые называет мое имя и все внутри реагирует странно и неясно даже мне.
- Уже поздно, но одна ты теперь не пойдешь, - строго говорит Клинт, приобнимая меня за плечи. Я не могу отстраниться, я не хочу отстраниться. Я смотрю на него чистой благодарностью во взгляде, и получаю в ответ нежность и заботу, которую я могла видеть только от... никого ранее.
Он провожает меня до самого дома, и останавливается недалеко у ворот и прямо у почтового ящика. В голове лениво мелькает мысль о том, что он, вероятно, опять ломится от бесконечных счетов и невыплаченных до сих пор налогов. Клинт отпускает мои плечи, и я чувствую, как разом становится холоднее ветер. А может, мне только кажется.
Мне хочется что-нибудь сказать ему на прощание, к которому я совсем не готова, но слова замирают на губах сами и остаются невысказанными, не чувствуя своей необходимости. Клинт тоже молчит, и мы просто смотрим друг на друга, не замечая, как медленно сближаются наши губы.
Поцелуй Клинта - совершенно иной, нежели у меня был с Вьюн. В нем нет отчаянной неразделенной страсти, в нем нет унизительной мольбы остаться и полюбить меня так же сильно, как и я, я не чувствую безнадежности, вот-вот должной схватить меня за сердце. Он немного пряный, очень влажный, приятный и мягкий - я чувствую себя защищенной, словно наконец-то обрела свой дом. Как смешно - обнаружить свой дом в чьем-то сердце.
Я не хочу, чтобы его теплые пальцы отпускали мой подбородок, чтобы горячие губы отстранялись от моих, я не хочу, чтобы он уходил, пусть он и уходит недалеко. Но и сантиметр - слишком большое сейчас расстояние. Ветер шуршит серыми листьями, взлетающими под нашими неловкими шагами, и я чувствую, что снова пьяна - не алкоголем.
