На моей памяти это был первый раз, когда меня застукали за тем, как я возвращаюсь домой на холодном и темном предрассветном часу. Может, не будь я так до смерти перепугана случившимся в лесу, хотя я отнюдь не трусиха, мне бы хватило ума залезть в окно, а сейчас... Да я была готова добровольно сдаться. Ничего такого раньше я за собой не наблюдала, но меня ведь и не ловили раньше. Уже больше пяти лет я играла с огнем, ускользая прямо из-под носа у глупых ищеек, дразня и издеваясь над ними, а здесь так глупо взяла и попалась. Я пыталась обвинить сломавшуюся ветку, неудобный лук, не давший мне толком залезть...
Лук. В груди что-то болезненно сжимается, когда я вспоминаю, как этот патрульный, чьего имени я даже не запомнила, разломал его прямо на моих глазах. Моего верного товарища, боевого друга и бессменное оружие на все виды охоты. Сразу проскальзывает мысль о Вьюн и о том, как быть с тем, что я так и не могу теперь ей больше помогать, но я ее поспешно прогоняю и невольно задумываюсь о патрульном.
Он отвел меня в Дом Заботы, как и полагалось, и когда я уже была готова к худшему, внезапно сказал, что поручится за меня. Теперь он кто-то вроде моего надзирателя, хотя я до сих пор не понимаю, зачем он это сделал.
Ро была шокирована тем, как необычайно поздно я "загулялась" с Вьюн, но ругаться не стала. Только заварила моего любимого чаю, переодела в чистую одежду без лишних вопросов и начала, черт возьми, расспрашивать, нравится ли мне кто-нибудь и все в этом духе - наверное, думала, что я ее обманываю и вместо этого гуляла с парнями. Упаси черт.
Я от разговора этого кое-как отвертелась - повезло, что эти нелепые беседы со мной проводила не Лорин, ее было бы клещами не отцепить. Что одно из самого чудесного в тетушке Роханне - ее способность вовремя почуять, когда собеседник чувствует себя некомфортно и тут же завершить обсуждение волнующей темы. Когда я в детстве при словах "женихи", "свадьба", "свидания" морщила нос, над этим только смеялись и оставляли меня в покое, то сейчас на меня косились, как на больную, либо с непониманием и отвращением, либо с жалостью. А больше всего на свете я не люблю жалость - я не хочу, чтобы меня считали слабачкой, нуждающейся в защите. Я сама себе муж и жена, и тосты пожарю, и дров наколю - зачем мне кто-то еще?
Восхвалять свою смелость, отвагу и силу, конечно, глупо и самовлюбленно, но разве смогли бы дураки вроде моих бывших одноклассников или соседских детей приручить настоящего маленького полу-гарха? Я назвала его Джианом. Поговаривают, что у моего отца была целая стая боевых собак - и чистопородные гархи, и карбиры, и даже своя личная кошка ражн... Я не знаю, чем отличаются между собой и половина названных видов, но подобных животных люблю.
Вопреки ругани Ло, Джиан оказался очень игривым и добрым псом - от своего кровожадного предка у него осталась только часть размеров да суровый вид. Когда я по настоянию брезгливой Гретхен повела его на медицинский осмотр, ветеринар изумился, завидев своего пациента, вел себя крайне странно, что-то вопил про "единственного адского гарха" и принялся названивать не пойми куда. У меня голова пошла кругом и я даже не заметила, как упустила сама для себя момент, когда согласилась на съемки Джиана в каком-то суперновом популярном рекламном ролике. Лорин с тех пор возмущалась меньше насчет него - и скотина приносила в свой дом кусок хлеба, значит, пусть живет.
Хоть и не терпела, когда он из любопытства тыкался своим носом нам в тарелки и просила немедленно увести. А вот нам с Айком и Асселиной выходки Джиана ужасно нравились и всегда поднимали настроение.
Раз уж я начала говорить про зверей, у нас уже пару лет как живет кошка Момси, прикормленная Роханной и тоже с чьей-то счастливой руки пробующая себя в отрядах животных-охранников. О ней я не писала потому, что ее редко видно в доме, а я и сама-то там нечасто бываю... Раньше пропадала в лесу, либо с Вьюн, а теперь даже леса не будет. Ничего теперь не будет.
Никакой чертовой свободы.
Невыносимо ярко палило закатное солнце, готовясь упасть за горизонт. Вьюн сидела с больным дедом, и запретила мне приходить - не хотела, чтобы я тоже простудилась от него, поэтому я занимала себя как могла в мамином саду, лениво раскачиваясь на качелях, когда я услышала тяжелые шаги за своей спиной. Оборачиваться нужды не было, чтобы понять, кому они принадлежали.
- Что, тетушка? - начала я диалог первой, опередив ее. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы она тут стояла, но как бы ей намекнуть?
- Опять в одной ночнушке щеголяешь? Я тебе платье постирала.
- У меня штаны есть, - отмахнулась я. Зря сделала, потому что, видимо, этим безобидным жестом рукой либо фразой активировала режим внутреннего монстра тетки.
- ГОСТИ! - почти прорычала она. Если бы этим возмущенным взглядом можно было сжигать людей, я бы, несомненно, воспламенилась первой в списке.
- Какие гости?
- Которые тебя поздравляли с днем рождения, неблагодарная! - она всплеснула руками. Вышло на редкость театрально, оттого фальшиво и противно.
Наверное, хотела вставить "тварь", но воспитание не позволяет? Неблагодарная я устало вздыхаю, чем нечаянно провоцирую еще один всплеск эмоций у нее. Ладонь ко лбу прижимать, вероятно, вообще самоубийство.
- Моя троюродная сестра и ее дети будут у нас завтра в девять утра. Я разбужу тебя в шесть.
- За что?! - я едва удерживаюсь, чтобы не взвыть.
- Успеешь платье затянуть, умыться, запудри...
Я не выдерживаю и поспешно направляюсь к дому.
Наутро меня ждал сюрприз - так вот зачем Ло наняла такую огромную бригаду из поселения, обновить отделку дома.
Визит гостей пришелся на тот же самый день, что и день рождения тетки Роханны, которая даже в почтенно возрасте отказалась собирать свои уже белые-белые волосы. Подобно тому, как и в детстве, я не могу избавиться от мысли о том, что предания правда и вся сила тети в волосах, поэтому она их и не собирает никогда даже сейчас.
Она сказала, что не хочет особых празднований, но все равно она считает, что в жизни все удалось на отлично и она очень всем довольна.
* * *
Ровно в девять мне так хочется сплюнуть наземь, ругнуться, как следует и запереться у себя в комнате, но нет. Именно эти пункты мне и запрещены сегодня. Я должна быть мила, вежлива и развлекать своих ровесников, как могу, как сказала Ло. Вот уж в жизни не подумала бы, что меня можно спутать с клоуном! Такое задание порядком оскорбило меня, хоть я и не показала этого.
Блондины. Все цыплячьего цвета, как на подбор, и мамаша с высокомерным выражением лица, и веснушчатый паренек с отрешенным выражением лица и обиженным пухлым ртом ребенка. Все бросаются обниматься, я предпочитаю остаться на крыльце, невзирая на то, как мне влетит потом за то, что не разделила их нежности.
Особенно противные - девушка и мать. Одно и то же хитрющее лисье лицо! Парень, напротив, похож не то на классического деревенского дурака, то ли на ангела.
Оглядев наш дом, юная блондинка замирает на крыльце, после чего скрещивает ручки на груди и косится на веранду, где я стою уже с откровенным, нескрываемым презрением. Младший, видимо, совсем дурак, умудряется испуганно поинтересоваться у сестры, есть ли там призраки и кто из них пойдет туда первым. Мне уже не хочется бросать им даже обычного приветствия, поэтому я ограничиваюсь мрачным кивком головы. Настроение мое значительно ухудшает и то, что меня вырядили в платье - я не просто не умею в нем ходить, я чувствую себя в нем слишком непривычно, беззащитно и глупо.
Пожалуй, единственное, что выдает во мне меня настоящую, без этого дурацкого маскарада - здоровенный лиловый синяк под глазом. Как бы Асселина не пыталась, замазать его полностью не вышло, ии он весьма явно так просвечивал через все слои штукатурки на мне. Что за гадость! Эта дрянь только уродует меня еще больше и от нее хочется чихать.
Но парень делает вид, что не замечает фонарь и непринужденно со мной болтает, усевшись рядом на лавочке.
- Чем ты увлекаешься?
На почве моих нынешних переживаний этот вопрос определенно должен был стать табу, но откуда было скольки-то там юродному племяннику тетки это понимать?
- Тебе лучше не знать, - я удовлетворенно хмыкаю, заметив, как расширяются его "ясные голубые глазоньки". Внешне он был вылитый герой наших сказок древности - белокурый веснушчатый невинный ангелочек. Почему-то последние месяцы меня, кстати, окружают исключительно подобные экземпляры, вспомнить вот даже Вьюн...
- Ясно, - хлопает он ресницами так интенсивно, словно вот-вот собирается взлететь на них. От абсурдной мысли меня пробирает с трудом сдерживаемый смех. Добивает его следующее признание:
- А я поэт.
Я ржу, даже не смеюсь - я гогочу, как последний пьяный лесник. Ну да, не будущим солдатом же быть этому невинному созданию с обиженным детским ртом и непонимающим взглядом!
Однако мое веселье не торопится разделить сестра этого чуда, уставившегося на меня так, словно я его смертельно оскорбила. Она бледнеет, выпрямляется и оставляет баскетбольный мяч, медленно поворачиваясь ко мне. Зря она думает, что этот пафосный медленный разворот ее корпуса должен меня напугать, хотя, возможно, будь я из изнеженного центра родом, я бы уже обделалась со страху и бросилась ей в ноги с мольбой о пощаде.
- Что тебя так смешит? - холодно спрашивает она.
Немного не дотягиваешь до ледяного тона, юная роковая женщина, хочется сказать мне. И не сдерживаю себя.
- Не перед теми выделываешься, - я тоже умею смотреть и говорить с презрением. Ох, если бы только все эти идиоты вокруг меня знали, как сильно я их презираю!
- Хамка! - громко возмущается она, скрещивая ручки в синей спортивной курточке с какой-то эмблемой. Ну и ну, и получаса не прошло, уже щеголяет здесь, словно у себя дома. Прежде, чем я успеваю хоть что-нибудь сказать в ответ, меня опережает паренек.
- Руни, сестра, успокойся, - тихо причитает он, бросаясь к ней со скамейки. Что за чертов цирк, устало думаю я и решаю свалить в сад.
Меня не просто втиснули в идиотское платье, в котором мне шаг неудобно сделать, меня еще и зачесали на свой манер и даже, поймав на кухне, на скорую руку накрасили ресницы. Штукатурки на мне было даже так раз в десять меньше, чем у самой скромной ровесницы, но меня все равно жутко коробило это ощущение инородной тяжелой дряни на ресницах. Пусть недолго, всего миг, позже я свыклась - но даже спустя три часа меня этот факт не прекращал раздражать. Я напоминала сама себе нелепо разряженную куклу вроде тех, что часто шьет Роханна Гретхен - правда, по назначению девочка с ними не обходится, предпочитая утыкивать иголки в различные части шитого тельца, что порядком пугает нас всех.
Похоже, в саду я была не одна. Я обернулась и заметила невесть откуда появившихся под лимонными деревьями Ро и мать высокомерной Руни и ее брата. Из их короткого разговора, к которому я прислушалась скуки ради, выяснилось, что ее саму зовут миссис Морморн, она вдова, а юного поэта зовут Жантис. Я не придавала их беседе особенного значения, пока речь не зашла обо мне.
- Она, конечно, выглядела такой славной девушкой, - поджимала миссис Морморн тонкие змеиные губы. - Не ожидала от нее столь странного поведения...
Несомненно, Руни уже нажаловалась матушке. Затаившись за погребом, я ждала ответа Роханны больше, чем тогда, в лесу, помилования.
- Джекки просто немного... дикая, - выглядело так, словно слова даются ей с большим трудом. Я напряглась, вслушиваясь тщательнее, часть слов от меня заглушали резкие шумные порывы ветра - назревал дождь. - Она ведь лишилась родителей в столь юном возрасте, это не могло пройти для нее бесследно. Она немного со странностями, но мы прикладывали все силы, чтобы...
Дальше я дослушивать не стала. Меня бросило в жар, а внутри осталось противное, мерзкое чувство, словно мне плеснули серной кислоты в душу. Горло отвратительно пересохло, глаза пекло изнутри, но заплакать не получилось. Как бы я ни хотела, чтобы все это выплеснулось наружу хоть истерикой, я ничего не ощущала, кроме абсолютного опустошения, безволия и непонимания. Почему?..
Я никогда не жила в иллюзии, что все люди любят меня. Я никогда не думала, что меня любят даже в семье - для Лорин я была лишь обузой, как мне казалось, но у меня язык не повернулся бы сказать, что она меня ненавидит или желает смерти. Она заботилась обо мне, хоть и строго, но воспитывала, то ли из необходимости, то ли из своих неизведанных планов. Но она никогда не принимала меня такой, какая я есть, каждый раз пытаясь переделать меня в того человека, которого она хотела бы видеть. В безэмоциональную вежливую и послушную девушку-подростка, которая бы безупречно управлялась и в математике, и разбиралась в моде, умела содержать дом и была бы идеальной помощницей своего мужа, верного и надежного человека. Роханна никогда не ругала меня, пыталась понять или хотя бы делала вид, что пытается понять, не запрещала и не поощряла мои выходки, и, как я думала, принимала меня.
Умываясь в полой бочке за шкафом у черного входа, я пыталась успокоиться. Но не выходило. Я - ошибка, я - не та желанная племянница ни для одной из своих теток. Я не нужна здесь, и лишь напрягаю присутствием в собственном доме двух пожилых женщин, имеющих собственных детей и даже не являющихся мне кровной родней. Все, с кем я была ближе всех родна по крови, давным-давно умерли, оставив меня одной здесь. Чужой. Даже оба дяди.
Подумав, что я больше всего на свете хочу сейчас спросить Роханну, почему она так со мной обошлась, я быстро отмела эту мысль. Разве от правды мне станет сейчас легче? Я услышала достаточно, чтобы разочароваться и в себе, и в единственном человеке, которого так сильно ценила и была бесконечно благодарна за все. Я уже растоптана, и не хочу быть разрушенной еще больше этими чистосердечными признаниями. Я не железная, несмотря на свою выносливость и силу, я тоже могу быть сломлена. Бессердечная я. Неблагодарная я.
Неблагодарная я. Стоит только вспомнить хоть о чем-то, связанном с лисьей мордой Руни, как она тут же появляется. Гневно уперев кулачки в бока, она начинает верещать про то, насколько я ужасна и негостеприимна, и это все - тоже правда обо мне. Но ее от такого человека, как эта избалованная дура, слушать не боюсь ничуть, в отличие от...
- Заглохни ты уже, - рыкаю я на нее в ответ. Во мне просыпается былое раздражение к родне и желание отомстить этим кретинам.
Нет, стоит брать крупнее. Отомстить им всем.
Что ж, они хотели, чтобы я вела себя, как все? Я буду идеальной на целый один вечер. Удивительно, но в порыве ярости мне легко удается корчить из себя недалекую глупую девочку-припевочку, а когда я вспоминаю о том, что при моем новом образе принято много и глупо хлопать ресницами, на ум приходит воспоминание о том, как это делал ромашечка Жантис. Интересно, насколько сейчас я выгляжу двинутой для соседей?
Но главное - этот олух-поэт купился! Он начинает робко улыбаться мне в ответ и шутить - юмор у него, свой, особенный, построенный не на игре слов или действительно комичной ситуации, а на отборном бреде. Ну, либо я просто не понимаю его наспех сочиненных шуточек, похоже, обязанных отражать положение нашего района земледельцев и скотоводов. В любом случае, я искренне не понимаю, чего может быть веселого в шутке про говорящих коров, треплющихся о последнем выпуске нашей государственной газеты.
Когда он неожиданно берет меня за руки, я прихожу в шок, но молчу. У него даже руки веснушчатые и короткопалые, но то, что он за ними тщательно ухаживал, чувствуется сразу. Сколько кремов он извел дома в своем солнечном приморском Альзе?
- А хочешь, я прочитаю тебе свое последнее стихотворение?.. - с жарким придыханием спрашивает воодушевленный Казанова. Меня эта перспектива пугает, но на помощь приходит надоедливая и глупая Руни, даже не потрудившаяся пригнуться, чтобы ее не было видно из-за забора. Краешком глаза я вижу, что лицо у нее здорово перекосило, когда она увидела нас вместе, и смотрит она с возмущением и дикой... ревностью?
- А теперь свалила отсюда, - грубо приказываю я ей, не оборачиваясь и показываю ей неприличный жест. Ярость дураков - очень интересное и смешное явление, куда лучше шуток Жантиса, и я не могу не порадоваться - и от стихов юного творца отделалась, и сестрицу его взбесила по самое некуда. Причем теперь Жантис не шевелится, видимо, очень боится потерять драгоценнейшую даму сердца, защищая сестру.
Раскушенная горе-шпионка уходит в дом, а Жантис, видимо, решает брать быка за рога и нежно сжимает уже не мои кисти рук, перебираясь на предплечья. Касается он еле-еле, но что-то мне подсказывает, что я позволяю поэту уже слишком многое. Да и Руни я уже отомстила, пора сворачивать цирк.
На мое уклонение и глас возмущения он сникает. Улыбка сползает мгновенно, плечи опускаются, вот только не расплачься, принцесса, так и хочется вставить едкое словечко мне.
Но вместо него хмурится и плачет небо. С первыми же каплями раздаются первые крики Лорин, чтобы мы поспешили на ужин.
За столом собираются не все. Миссис Морморн и Роханна решают отказаться и вместо этого продолжить прогулку по саду, поливая меня грязью, Лорин восседает во главе стола. Напротив - Асселину, только-только пришедшую с работы, лишь мое место разделяет их с Марвином. Почти насильно за стол усаживают обозленную Руни, рядом устраивается немного растерянный Жантис. Айк и Гретхен на вечерних занятиях, поэтому их никто не ждет к столу, хотя придут они вот-вот.
Ужин проходит вкусно, в расслабляющей гостей атмосфере шуток и уюта. Вот только я вновь чувствую себя чужой, лишней на этом тихом празднике жизни. Наверное, неудивительно, раз я сижу почти у самого угла стола. Мою мрачную задумчивость прерывает Жантис.
- Кажется, ты хотела послушать мои стихотворения, - интимным полушепотком сообщает он. Да ну?
- Мммм, - нечленораздельно отвечаю я, ковыряя вилкой остатки индейки и стараясь побыстрее пережевать кусок во рту.
- Вот, послушай...
Он пускается в долгие, нудные и неритмичные речи о вязких болотах и мрачных лесах Гиштара. Он вообще замечает, что наш район и вполовину не так уныл и мрачен, как он об этом рассказывает? Все заслушиваются, Руни подкладывает ручку под щеку и не сводит с брата восхищенного взгляда. Даже Лорин всплескивает руками, улыбается Марвин... Неужели я единственный сознательный человек здесь?
- Тебе нравится? - восторженно восклицает он, закончив. Наверное, я настолько громко не аплодировала и выглядела крайне утомленной этим бредом, что нечаянно польстила его гениальному таланту. - Я сочинил тем временем новое! Я посвящаю его тебе!
Кажется, кусочек индейки застревает у меня в горле, и пока я судорожно пытаюсь проглотить его, он начинает. О господи.
- Свет жизни моей, ты грациозна, словно нимфа...
- ЗАТКНИСЬ! - выкрикиваю я, и, сама того не соображая, выплескиваю ему в рожу свой морс из стакана.
Воцаряется тишина. Марвин и Асселина создают шокированную и одновременно испуганную грядущим скандалом тишину, а Лорин, Руни и Жантис - просто шокированную. Словно в замедленной съемки, я замечаю, как начинают гневно раздуваться ноздри Лорин и Руни. Жантис молча стирает сок с лица, драматично прижимая руки к глазам, словно я могла его ослепить к чертовой матери.
Я и сама не знаю, как реагировать на свою выходку. Это вышло совершенно непроизвольно, я просто не выдержала в какой-то момент и все. Все, даже разгневанные Лорин и Руни, затаившись, ждут реакции пострадавшего. Казнить, нельзя помиловать?..
Жантис неожиданно смеется. Очень искренне и наивно. Выпрямляется на стуле, зачерпывает салат из своей тарелки руками и бросает в меня.
Кусок индейки без особых препятствий неожиданно продолжает свое путешествие в пищевод.
* * *
- Прости, - угрюмо выдавливаю я, вставая под одну из яблонь, надеясь, что ее широкая крона в лунном свете отбросит тень на мое лицо и Жантис не увидит, как я отчаянно краснею. Мне кошмарно стыдно и не по себе от того, что я вытворила за столом, сорвав свою злость на невинном человеке. В отличие от Роханны или Руни, он не сделал мне совсем ничего плохого, он даже пытался честно понравиться мне и завоевать мое расположение, посвятив целое стихотворение... Теперь мне стыдно и вообще за то, что я притворилась открытой для общения и заигрываний. Наверное, не поведи я себя, как идиотка, со своим смутным желанием отомстить, он бы даже не полез и ничего не случилось бы, и они бы просто уехали наутро. Безо всяких скандалов.
- Прости, что выплеснула на тебя морс.
- Прости, что кинулся в тебя салатом, - немедленно отвечает он с таким же виноватым видом побитого щенка.
Я уже начинаю казаться себе совсем бессердечной дрянью, когда вижу Жантиса таким беззащитным и незаслуженно раненным мною аж несколько раз. Наверное, дерьмово быть влюбленным. А еще дерьмовее быть влюбленным в меня. Он вновь касается моих предплечий, но я уже не протестую - то ли не успеваю среагировать, либо из жалости и огромного чувства вины позволяю ему это.
Луна, старая яблоня, уханье филинов из леса, слышное даже здесь. Все за столом, вновь веселятся, здесь только мы вдвоем.
Вдвоем, смиряюсь я. И наклоняю голову для поцелуя.
- Вы шеи себе не свихнете так сильно наклонять? - интересуется голос за моей спиной и я испуганно отскакиваю от Жантиса, готовясь увидеть своего спасителя и едва ли не кинуться ему на шею, пока им не оказывается...
- Что вы тут делаете? - ошарашенно вскрикиваю я, а покрасневший до кончиков ушей Жантис быстро бормочет что-то нечленораздельное и спешит вернуться в дом.
Я тоже вспоминаю, за каким занятием меня он меня застал, и преисполняюсь не только благодарностью, но и стыдом. Кровь спешно приливает к щекам, а я лишаюсь дара речи.
- Мне напомнить, Кейсворт? - не без иронии в голосе спрашивает он. - Ваш дружок еще не ушел.
- Он мне не дружок, - быстро реагирую я. Не хватало только еще оправданий, что он все не так понял. Мне вообще в этой ситуации совершенно точно ни перед кем оправдываться не положено.
Он вскидывает брови. Мы второй раз видимся ночью, а в полусвете приемной Дома Заботы я ни на что не могла смотреть и думала, что моя жизнь кончена, но в отблеске лунного света его волосы то ли темно-рыжие, то ли каштановые с легкой рыжиной. - Что вы здесь вообще делаете?
- Забочусь о том, чтобы вы не скакали по деревьям, - фыркает он. - Но вы если не на них, то всегда под ними и с кавалерами в такое время суток, как я понимаю.
Различий с раком или помидором в цвете у меня теперь благодаря ему нет, а он только и доволен.
- Я не просила вас быть моим надзирателем, - выпаливаю я прежде, чем успеваю подумать. На ум приходит исключительно бережно сломанный им лук.
- Да ну? - он задирает бровь еще выше. Теперь мне и вовсе хочется провалиться под землю в поисках укрытия от его вечно насмешливого и снисходительного взгляда. Примерно таким же, но с огромной долей презрения я смотрю на таких людей, как свои бывшие одноклассники или избалованных идиотов вроде Морморнов. Меня внезапно бросает в холод
- Как вы сюда прошли?
- Пришлось пояснить вашим родственникам, что я некто вроде нянечки, - он зевает, небрежно прикрыв рот ладонью. Пальцы у него длинные, на среднем находится крупный перстень с мелкой гравировкой и странным узором. Заметив мое внимание, он торопится скрыть руку в кармане дорогих брюк. Одет он в то же самое, что и тогда в лесу.
- А вы, Кейсворт, еще и платья умудряетесь носить. Может быть, и книгами увлекаетесь? - продолжает поддразнивать меня он. Луны полностью выходит из-за туч и я вижу, что глаза его горят озорным блеском.
Весь мой запас острот неожиданно заканчивается, я бурчу в ответ что-то не слишком оригинальное и злое.
- Зачем вы вообще вызвались моим надзирателем? Неужели я настолько убедительно просила? - мстительно спрашиваю я. Вспомнив фамилию, добавляю: - А, мистер Кермотт?
Мистер Кермотт с ответом не спешит и сперва решает закурить.