Первая, кому я рассказала о случившемся, конечно же, была сама Роханна. Хотя ей можно было и не говорить - она все равно бы поняла, что я наконец ношу под сердцем долгожданного ребенка при очередном осмотре, но для меня было крайне важно объявить ей об этом самой - всего за несколько месяцев мы очень крепко сдружились и теперь у меня был не только свой личный домашний врач и колдунья, любезно навесившая на нас всех заклинания против сглаза в первые же дни своего пребывания в нашем доме официально на правах члена нашей семьи, но и самая настоящая лучшая подруга. Я знала, я могу ей доверить все, потому что все мои даже самые маленькие и смешные тайны, не говоря уж о более постыдных и серьезных, о которых, впрочем, писать я желанием не горю, были за ней, как за каменной стеной. Она бы даже под страхом смерти, вероятно, не вымолвила бы и ни одного слова из моих секретов, доверенных ей, и именно за это качество я так дорожила ею.
Рудольф, когда я сказала ему, выглядел не менее счастливым, чем моя подруга, хотя им обоим было далеко до моего собственного счастья от этого события. Меня буквально переполняло чувство счастья, от порой захлестывающего восторга бурлила кровь в жилах - первое время меня переполняла эйфория, даже несмотря на такие неприятные вещи, как, например, токсикоз по утрам, боли в спине или головокружения, но для меня и это было радостью. Внутри меня зародилась жизнь, и тяжесть в животе была лишь подтверждением этому, а не ужасным состоянием.
Лорин не выказала особой радости по поводу грядущего пополнения в нашем семействе, так как Марвин поставил всех на уши вопросом "откуда берутся дети", едва ли увидел мой животик.
События взрыва и близость нашего дома к лесу не могли не сказаться на том, что нам чаще прочих поселенцев приходилось испытывать на собственной шкуре близость природы. Одним из таких событий, заставивших нас вновь обратить внимание на нашу безопасность, было нападение диким волком на Рудольфа поздно вечером в саду. Расправился мой муж с ним парой ударов, полностью оправдывая свое звание генерала и количество военных наград, но все же было решено впредь закрывать дверцу калитки поплотнее, а на улицах и тем более тех, что ближе к лесу, быть осмотрительнее. Помимо диких животных следовало опасаться и мародеров, снующих повсюду - вот только наш дом воришки, кажется, более-менее обходили стороной. Кто в здравом уме станет грабить семью генерала?
Прошло время, и настало время подрасти Марвину. Внешностью он, на мой взгляд, относительно удался. Пухлые мамины губы, папины глаза... У каждого при взгляде них здорово щемило сердце, а особенно - у меня. У всех нас троих были мамины глаза, и у меня, и у Шина, и у Якова... А теперь и у сына Якова оказались такие же. На самом деле, я по возможности избегаю зеркал и стараюсь не смотреть Шину в глаза при разговоре именно по этой самой причине. Даже взгляд у нас всех был почти одинаковый, устремленный вдаль, и это только еще больше ужасало меня. Наверное, если бы меня спросили, какой цвет глаз я хотела бы для своего сына, я бы ответила, что отцовский - мне всегда нравились зеленые глаза Рудольфа с золотисто-ореховым отливом и редкими рыжими крапинками на широкой радужке. Была в них какая-то особенная теплота и что-то успокаивающее и располагающее к доверию, а иногда - чуть насмешливое.
Но у Марвина все же были глаза отца, и у моего сына, вероятно, тоже будут мои глаза. Доминантный ген, похоже.
Несмотря на все свои детские шалости, воспитание Лорин сказалось на выборе мальчика - он заявил, что стремится к созданию крепкой и дружной семьи, что ему нравятся неординарные творческие личности, а еще... что его уже тошнит от маминой стряпни и поваров он видеть уже вообще не может, за что юный горе-шутник и получил нехилую затрещину от матери.
Начало его подростковой жизни оказалось, мягко говоря, не самым легким и радостным, как он надеялся - суровый дядя Рудольф в ответ на просьбу "погулять" лишь отправил его к турнику. Марвин был порядком возмущен, но когда следующим вечером, вынося мусор по поручению матери, ему довелось столкнуться с невесть откуда взявшейся здесь, в наших окрестностях, серебристой горной лисицей и удирать, что есть духу, утром я видела его добровольно упражняющимся на турнике. Муж одобрительно покивал и пообещал преподать племяннику пару уроков, а затем во время тренировок подбодрил его, что разрешит ему выбираться наружу через пару месяцев тренировок. С тех пор от станка его было просто невозможно оттащить, а когда усталость все же брала свое, он принимался за книги. Образование завершалось на пятом классе, но Марвину хотелось знать больше, чем простые вычисления и навыки письма, поэтому он, фактически, стал самоучкой. Я по его просьбам рассказывала все, что знала о биологии, Шин и Рудольф учили всему, что связано с элементарной техникой... А вот искусствами он, к сожалению Роханны, не заинтересовался.
Спустя пару месяцев, как и было обещано, ему позволено было самостоятельно увидеть мир. В радиусе ближайших восьми миль от дома, но все же мир. По случаю торжественного выхода наружу с позволения дядюшки-генерала и безмерно волнующейся матери, он одел старую одежду отца, даже волосы хотел зачесать как у него, но узнав, что у него были короткие кудри, отказался от идеи срочно стричься, получил последние благословения от Роханны и покинул дом.
Целью короткого путешествия Марвина стал пригородный рынок, так как особенно других интересных заведений в нашей округе не намечалось - пара трактиров, мелкие заводы, лесоповал далеко от нас, куда вход простым жителям был запрещен, так как власти боялись воровства древесины... Большую часть всего здесь составляли жилые дома. Настоящие развлечения с танцевальными площадками и концертами находились внутри поселения, куда ход нам без пропуска на работу был закрыт, особенно теперь, после того, что повесили на нашу семью после якобы преступления моего старшего брата. Мы не можем не только переехать в центр, даже если внезапно настолько разбогатеем, и если бы не работа, то мы бы не могли туда даже просто попасть. Например, Лорин, оставив работу шеф-повара, совсем теперь не имела хода в центр Далвьира, не имел и еще совсем ребенок Марвин. Не имел ушедший со сцены Шин, сейчас в городе крутились только мы с мужем.
Сказать, что Марвин был поражен и фокусником, танцующим с огнем за деньги на площади, и внешним устройством рынка, и высоким трактиром неподалеку, значило бы не сказать ничего. Для него это были совершенно новые виды, новые лица, новое устройство... Глаза у него при виде ломящихся от домашней утвари, оружия, тряпок и еды столов у него разбегались только так, а ведь ему было велено купить только самые нужные продукты и новой одежды для моего будущего новорожденного. Умудрившись уломать торговца одежды сделать нехилую скидку, в кармане осталось еще предостаточно денег. Все самое необходимое было уже куплено, поэтому тинейджер решил развлечься по полной программе.
Стемнело, и на искусные игрушки ему смотреть попросту надоело. Он было отправился искать торговца книгами, но его постигло жестокое разочарование - книги, многие развлечения, звери домашние и скотина, семена растений, оккультные услуги и полноценное питание, а не бар находились на более южном отсюда рынке Брэвбури, куда идти он как раз не отпрашивался, а чтобы за ним по распоряжению дядюшки-генерала гонялся отряд вооруженных бойцов ему совсем не хотелось. Вынужденный искать себе развлечений в пределах одного, уже давным-давно опустевшего рынка, вдоль наглядевшийся на расшитые ковры, свежую рыбу, которая была ему не по карману и охотничьи луки, он направился искать приключений в бар.
Как бы он не опасался, что его не пустят в бар из-за возраста, он все же беспрепятственно оказался там. Наверное, исключительно потому, что бармену еще не доводилось видеть детей на улицах в столь позднее время одних, и он не стал его выгонять - с темнотой зверей наползало все больше и больше, а количество уличных грабителей увеличивалось как минимум втрое. Что самое было отвратительное в этом - некоторые из них были наемниками мафии, и они имели полное право обчищать людей просто так. Когда такой закон впервые объявили, жители окрестностей были в негодовании - бандитам, держащим в страхе правительство, не хватало не только нашей еженедельной дани, они еще и утвердили полное беззаконие в открытую! Но таких наемников было немного, больше было подражателей и простых мародеров, маскирующихся под них. Поэтому лучше было не вступать с ними в схватку - одна царапина, и тебе уже назначено судом наказание. Такие воры звались официально "пошлинными наместниками", и более нецензурной версией названия этой должности в народе, которую, я, впрочем, писать не стану.
Удивленный бармен запустил Марвина, даже предложил выпивку - в шутку, но он-то воспринял все совершенно всерьез!
Возможно, бармену нужны были деньги, возможно, он просто не смог устоять перед таким нахальством паренька, возможно, хотел позлорадствовать... Черт знает, что им руководило в тот момент, когда он наливал тринадцатилетнему мальчику полный стакан медовухи самого крепкого сорта, который тот осушил в пару глотков и чуть не свалился на пол. Очухался он быстро, высыпал монеты на прилавок и побрел к бочонку, стоящему в центре зала. В честь него, собственно, и назывался трактир - любой заплативший мог хлестать оттуда вино, сколько ему угодно, из-за чего он пользовался большой популярностью среди местных пьяниц, но их в ту ночь было на удивление мало.
Может, он бы и заливался грубым, резким вином из шланга и дальше, сколько мог бы, но вкус напитка его тут же оттолкнул. Медовуха ему понравилась куда больше, но не было уже денег - последние он отдал за пользование бочонком, откуда хлебнул-то всего один раз. Мир перед глазами стал двоиться, его изрядно пошатывало и он с трудом говорил связной человеческой речью. Чувствующий себя виноватым, молодой бармен со светлой, густой и длинной шевелюрой, которой позавидовала бы любая девушка, уже подумывал послать своего помощника отвести пьяного подростка домой.
Хотя кого бы не взяла вина при виде пьяного в стельку ребенка, невразумительно мычащего, хихикающего и держащегося за голову?
Все решил тот момент, когда Марвин внезапно увидел отгороженную от основной части комнаты сцену и рояль. Длинный, черный, на высоких лаковых ножках и с откинутой блестящей крышкой он сразу завладел вниманием пьяного и тут же пробудил в нем воспоминания рассказов о теории обращения с клавишными инструментами дяди Шина. Воодушевившись мыслью, что великий общепризнанный музыкант и просто неплохой человек с чувством юмора, а так же его близкий родственник, не мог сказать ничего неправильного, парень уселся за инструмент. Пальцы заплетались, не дотягивались до нужных клавиш, перед глазами все плыло...
Не в силах больше выдерживать еще и ужасную какофонию, бармен буквально взвыл и громко рявкнул поверх адовой гремящей музыки, производимой моим дорогим племянником, подзывая к себе своего единственного помощника, узнал адрес и велел отвести домой.
Помощник, едва ли не сам сверстник Марвина, только они вышли на улицу, жутко перепугался. Адрес Марвин сказал довольно-таки невнятно, да что возьмешь с мямлящего пьяного? Желая побыстрее отделаться от сомнительного эскорта черт знает куда, он совершенно не стал возражать, когда тот промычал отпустить его и поспешил смыться, оставив нашего юного пьяницу посреди площади. Фокусник уже давно ушел, торговцы разошлись, охране не было до подростка ровным счетом никакого дела. А вот картежникам с другой стороны торгового ряда как раз не хватало игроков...
На что ничего не соображающий Марвин и купился, очнувшись лишь тогда, когда обнаружил ближе к рассвету, что в кармане нет ни копейки денег. Мы к тому времени все уже, что говорят, стояли на ушах, а Роханна пыталась успокоить нас всех - никакой смертельной опасности она с ним не видела и предположила, что он просто очень задерживается. Рудольф после долгих уговоров согласился ждать до утра.
- Ровно в шесть, - отчеканил муж, меряя шагами гостиную, - если его не будет...
- Милый, мы все уже поняли, что ты сделаешь!
..Загулявший племянник ввалился в дом ровно в пять пятьдесят девять, когда заботливый дядюшка Рудольф уже потянулся к телефонной трубке, а мы все окончательно потеряли всякое спокойствие. К его несчастью он имел наткнуться первым делом именно на мать, и не нашел выхода лучше, кроме как помахать перед ней ручкой, широко улыбнуться и пробубнить как ни в чем ни бывало "приветмам".
Ну, а что было дальше - дело и методы воспитания Лорин, конечно. Мое одобрение или неодобрение никак не повлияли бы на ситуацию, но здесь я была вынуждена согласиться, что получил он за свою выходку по заслугам.
Кажется, еще совсем недавно я наконец узнала о том, что у меня будет ребенок. Роханна сказала, что у меня будет мальчик, и мы с Рудольфом были счастливы вдвойне. Он, конечно, мечтал о том, как быстро его сыну удастся взлететь с должности новобранца до, скажем, хоть полковника для начала, а я думала о том, каким талантливым ученым он может стать. Насчет имени, конечно же, не могло обойтись без спора - Стивен, Роджер, Джек, Хэнк... Имя Стивен показалось мне слишком распространенным, Хэнк - грубоватым, а вот идея назвать малыша Роджером вполне устроила. Но больше, конечно, понравилось имя Джек - на одном из древних языков оно означало "Бог милостлив", а ведь он и правда был милостлив, позволив зачать наследника.
Роды начались рано утром - Рудольф был на службе, но все остальные были в сборе, а главное - Роханна была на месте! Благодаря ей роды прошли практически безболезненно, а вскоре я уже держала на руках своего малы...
- Как - девочка? - остолбенела я.
Смущенная и тоже порядком растерявшаяся Роханна пожала плечами. Наверное, ей было крайне стыдно вот так вот ошибиться, не стоило добавлять ей мук своими расспросами.
До возвращения мужа со службы оставалось еще долго, имя малышке требовалось - не так чтобы в срочном порядке, но и эта неопределенность меня сильно раздражала, неужели уже начала сказываться послеродовая депрессия?
- Джекки, - устало выдохнула я, прижимая дочку к себе.
Купать малышку в первый раз мне самой не довелось, но зато второе или третье купание Джекки досталось уже мне, чему я была несказанно рада. Мое маленькое сокровище, крохотное продолжение меня и Рудольфа, кем же ты вырастешь? Несомненно, я хотела дать ей достойное воспитание. Я буду учить ее наукам едва ли не с младенчества, чтобы он ни в чем не уступала своему, несмотря на недавние события, все-таки весьма эрудированному кузену, я помогу ей пробиться на самые высокие должности в нашей лаборатории... А вот мужа будет ждать разочарование, потому что я не позволю сделать из своей детки вояку.
Глаза у Джекки Кейсворт оказались точь-в-точь такие же, как у Рудольфа, и это грело сердце вдвойне, когда я встречала тот самый взгляд малышки на мне, который я уже так давно люблю.
На радостях я принялась разбивать небольшой огород в нашем саду и привезла с позволения начальства с территории нашего института несколько молодых деревьев - апельсиновых, лимонных и тонкие яблоньки. Теперь в моей жизни все было просто идеально - все, о чем я когда-либо мечтала, наконец сбылось. У меня был Рудольф, любимая дочь, маленький уголок природы под рукой, о котором я мечтала еще с самого детства...
Но даже мужа я не любила теперь так же сильно, как свою крошку. Но это не стало поводом для ревности, поскольку и для него теперь самым дорогим на этом свете стала малютка Джекки. Именем он, кстати говоря, остался вполне доволен, а вот на мои вопросы насчет того, не отправит ли он ее служить в армию, ответил весьма уклончиво. Хотя что бы он там не замышлял, в итоге девочка и сама вряд ли захочет махать пушкой на скучной границе круглыми днями.
Все первые месяцы я не отходила от нее ни на шаг, а вот когда я заболела, была вынуждена, к сожалению, держаться от Джекки подальше, что меня не могло не расстраивать. На какой-то крупный праздник в пригородном рынке вместе со всеми я отправиться тоже не смогла, да и препятствовать особо не стала - ведь малышка отправится вместе со всей семье, да и всего-то на пару часов вечером. Ничего случиться не должно.
Рудольф решил остаться со мной, хоть и ему было немного тревожно оставлять дочь без собственного или моего надзора.
Я могла бы молчать об этом вечность, но... рано или поздно этот разговор должен бы был состояться.
- Рудольф... - осторожно начала я, заглядывая ему в глаза. - Скажи, я очень старо выгляжу теперь, да?..
Муж непонимающе нахмурился, а затем скорчил рожицу, словно давным-давно, когда мы еще жили среди льдов. Я не выдержала и рассмеялась, он усадил меня к себе на колени.
- Я старше тебя на пятнадцать чертовых лет, дорогая. У меня все лицо в царапинах и нет одного глаза. И это ты у меня-то спрашиваешь, самая красивая и невероятная на свете девушка?
- Ой, прекрати, - фыркнула я сквозь смех, готовясь возразить, но он тут же запечатал мне губы поцелуем.
Неожиданно с кухни потянуло каким-то странным и смутно знакомым запахом. Я отвлеклась, Рудольф закатил глаза и тихонько заворчал, как большой недовольный дикий кот.
- Ну что ты там такое углядела?
Все еще принюхиваясь, я слезла с его колен и подошла к нашей самодельной плите. Как раз вовремя, когда пламя вспыхнуло, обдавая все вокруг мириадами пылающих искр.
- Уйди! - заорал муж, вскакивая с места. Я, перепуганная до смерти, послушно отскочила, он принялся поспешно озираться в поисках чего-нибудь, чем можно было бы потушить пожар.
Громкий треск стремительно разгорающегося пламени перемежался моими всхлипами и криками. Под рукой не было никакой плотной ткани, никакой воды - в умывальнике она вот-вот кончилась... Я бросилась в ванную, но мне тут же преградила дорогу горящая балка с потолка. С громким шипением огонь пожирал все на своем пути и уже добрался до Рудольфа, окружив его тесным высоким огненным кольцом, а затем перекинулся и на него самого.
Я потеряла рассудок, увидев своего мужа горящим.
Пульс, наверное, был тысячу ударов в секунду, если не больше, сердце то замирало, то колотилось с новой силой, но броситься навстречу ему я не могла - огненный Ад сгустился и вокруг меня, отделив от диких, нечеловеческих криков Рудольфа. Я рыдала, захлебываясь, пытаясь найти выход из своего пылающего плена, но мои слезы ничего не значили для огня. Длинный язык огня лизнул подошву моей обуви и тут же перекинулся на одежду, а уничтожив ее дотла, принялся и за обнаженную кожу. Страшный запах гари заполнил ноздри, я ничего не чувствовала и ни о чем не могла думать, кроме как о собственной животной боли.
Огонь занимался с новой силой, горело уже все, весь дом - и мы вместе с ним.
спасибо за такой добрый отзыв) 
