Снаружи, над Данстаром, занималось студеное зимнее утро, и падал, падал тихий белый снег.
Сильвер знал об этом наверняка, хотя уже давно потерял счет времени, изредка выплывая из горячечного марева, только для того, чтобы опять ощутить никак не проходящую боль и, в ответ на свой слабый стон снова почувствовать легкое касание исцеляющих рук худощавого человека в монашеской рясе, чье лицо он никак не мог запомнить, память удерживала только его имя, больше похожее на боевой клич, или это бред так причудливо переплетался с воспоминаниями...
Пока жрец богини Мары, с необъяснимым упорством, как будто для него самого было очень важно выиграть этот поединок со смертью, применял все свои магические навыки и познания в составлении лечебных зелий, врачуя измученное лихорадкой тело, душа Сильвера, блуждавшая по мутным закоулкам подсознания, скиталась из одного кошмара в другой.
Самым навязчивым был тот, о котором Сильвер наяву вспоминал очень редко, потому что ворота самого первого рудника, разделившего его молодую и глупую жизнь на свободу и рабство, захлопнулись за его спиной лет десять тому назад. То, что тогда он, скорее всего, и не заметил, теперь вставало перед глазами оскалом каменного чудовища, готового поглотить его еще раз, и Сильвер, задыхаясь, всё так же безуспешно пытался вырваться из тесной штольни...
Он мог бы гордиться своим участием в том сражении у Чейдинхола до конца дней, если бы имперские войска не оказались разбиты наголову. Когда ряды имперцев, дрогнув под натиском, сломались и обратились в бегство, нужно было бежать вместе со всеми...
После, в плену, у Сильвера была возможность подумать о той чаше позора, из которой ему достался бы разве что глоток, и каждый раз он наталкивался внутри себя на на что-то такое, не позволявшее себя жалеть. Короткий арьегардный бой для него закончился лишь тогда, когда небо покраснело, закачалось, и погасло... Пропущенный удар, пришедшийся по шлему, был слишком тяжел.
« Мама, постой... не уходи! Я так скучал по тебе, мама... »
* * *
Сильвер широко распахнул глаза, и с ужасом уставился в рогатый потолок, не сразу осознав, что в своем беспокойном сне вскочил с постели, и тут же рухнул на жесткие доски пола. Он ощупал ладонью шкуру, служившую прикроватным ковриком, и тихо-тихо стал подниматься на здоровом локте, пытаясь сесть.
В дверном проеме был виден зал таверны, девушка - бард, которую ворчливый мужской голос окликнул и назвал Каритой, заученно, без огонька, играла на лютне для малочисленных в этот час посетителей. Тощий пес со свалявшейся, давно не чесанной шерстью, околачивался подле нее, намекая на подачку.
Сильвер, придерживая больную руку, сел, привалившись спиной к скрипучему стулу, и с изумлением осмотрелся. Вместо душной каморки, в которую его поначалу здесь засунули, он оказался во вполне приличной, по масштабам придорожных гостиниц, довольно чистой комнате. Его шатало от слабости, и вставать на ноги совсем не хотелось, но мир вокруг, наконец, приобрел четкие очертания.
-Я же сказал, будешь жить! Такие, как ты, так просто не умирают...
Эрандур, поспешивший на звук упавшего было тела, бодро возник на пороге, как будто и не было в его жизни нескольких бессонных ночей, которые он провел в неусыпном бдении рядом с раненым незнакомцем.
-Так, что ты там бормотал про Чейдинхол? Ты, что ли, Сильвер?