Действительно, почему он такой хмурый?
Потому что слова перестали складываться в предложения. Такие, как нужно, а не как получится.
Потому что пальцы то и дело невпопад дергали струны гитары то слишком резко, то, наоборот, слабо, и вместо гладкой мелодии получалась сущая ерунда, словно кто-то пытается одновременно играть и ехать по ухабистой дороге.
Потому что это все не разовое явление и продолжается вызывающе долго, а все привычные способы поймать ускользающее вдохновение за хвост отказываются работать.
Еще в доме родителей Аарон заметил, что ни черта у него не получается, но списывал все на приевшуюся обстановку, волнение из-за предстоящего переезда и банальное творческое выгорание – досадное недоразумение, но с кем не бывает? Нужно подождать, потерпеть, отдохнуть, и силы вернутся, а вместе с ними желание творить. Только вот переезд в Оазис ничего не изменил. Город, где, казалось бы, сам Смотрящий велел заниматься музыкой, не вдохновлял на новые свершения, и даже любимая муза помогала разве что отвлечься от дурных мыслей, но никак не взяться за гитару.
Первые дни в Оазисе пролетели как в сладком сне: утро начиналось глубоко за полдень, и не с горячего кофе, а объятий самой лучшей женщины в мире, дурачеств и танцев под звук работающей кофемашины. Действительно, для чего еще нужна кухня, если не для того, чтобы на ней танцевать?
Нужно было заняться обустройством жилища, и ребята в самом деле старались, но по большей степени просто перетаскивали свои немногочисленные вещи из комнаты в комнату, не зная, куда их лучше определить, строили планы на будущее – совсем недалекое, вроде того, что съесть сегодня на ужин и какой после этого фильм посмотреть. Аарон и Черри еще слишком молоды для обдумывания более серьезных и глобальных вещей. Но даже такие мелочи летели к чертям: вместо запланированных гамбургеров на ужин были блинчики, политые непристойно большим количеством взбитых сливок, и до фильма, конечно же, уже не доходило. О каком фильме может идти речь, когда молодые влюбленные, чувства которых все еще продолжали страстно пылать, обзавелись личным домом и имели баллончик со взбитыми сливками?
Но, какой бы сладкой ни казалась жизнь, без ложки дегтя не обошлось. Потерянное вдохновение не удавалось найти никакими способами, и уже почти утративший веру в себя и свои возможности Аарон готов был выть от отчаяния. Благо он не один, всегда рядом та, которая поддержит в трудную минуту, подставит свое хрупкое плечо, способное выдержать куда больше, чем кажется со стороны.
– По-моему, я все, – оттолкнув от себя неугодный блокнот с текстами песен, Аарон поудобнее устроился в куче лежащих на полу подушек, выполняющих функцию дивана, и провел пальцами по струнам. Нет, не то. Не получается. Точнее получается, но не то. – Как ты считаешь, существует какой-то лимит, когда больше не можешь творить? У меня такое чувство, что я сказал через музыку все, что мог, но так привык говорить исключительно этим языком, что теперь могу лишь беззвучно открывать рот и хватать им воздух, как выброшенная на берег рыба. Коей я, кстати, и являюсь, – на последний словах Аарон не сдержал язвительную улыбку. Да уж, сравнение получилось колкое и немного обидное, но правдивое.
– Не сочиняй ерунды, ничего ты не все, – одна из подушек прилетела Аарону по голове, но тот и бровью не повел. Зато от неожиданности вздрогнул, когда голова Оладушки опустилась ему на колени. – Ты просто потерялся. Так бывает. Найди себя, и все пройдет.
Советы всегда звучат так просто, но на практике все гораздо сложнее, оттого и раздражают. «Просто сделай то, просто сделай это, просто будь собой, тогда все у тебя непременно получится». Это же
просто какой-то кошмар.
– Звучит избито, извини. Надеюсь, ты не попытаешься сегодня задушить меня подушкой. Мне кажется, что тебе нужна встряска. Новые ощущения. Что-то такое, что совсем для тебя за гранью. Не переезд – он был вопросом времени – а нечто, захватывающее дух, на что ты никогда не решился бы.
Он, чего уж греха таить, и сам думал в подобном направлении, решил, что идея и выеденного яйца не стоит. Чтобы не огорчать Черри, он выслушал весь ее длинный монолог с рассуждениями, каким безумным поступком можно вернуть себя в творчество – или творчество в себя? И беспрестанно поглядывал в сторону розового блокнота, подаренного Оладушкой, чтобы писать в нем стихи – самые лучшие, и желательно о ней-любимой. Вполне здравое желание для романтичной девушки, влюбленной в музыку и музыканта. Только блокнот уже давно перестал пополняться и даже становился тоньше, потому что всякий раз, когда получался очередной неидеальный текст, Аарон вырывал лист, сминал его и отправлял без сожалений в мусорку – туда, где бездарно испорченной бумаге и место. Появится ли в этом блокноте еще хоть одна строчка?
Вместе, но в то же время порознь, Аарон и Черри просидели на полу в куче подушек до раннего утра. Девушка уже вовсю клевала носом и засыпала, бросая фразы недосказанными, потому что сон был быстрее и проворнее заплетающегося языка. Спать – или, скорее, просыпаться – на полу не очень-то удобно, потому что все тело ноет, конечности не слушается, голова гудит. Подняв любимую на руки, Аарон отнес ее в комнату и уложил в кровать, слушая, как сквозь сон она продолжает что-то тихо лепетать, теперь уже совсем бессвязное. Не сдержав улыбки, он поцеловал Черри, пожелал ей цветных снов, а сам ушел прогуляться. Спать все равно не хотелось.
Аарон устало бродил по округе. Хоть уже и светало, но все еще спали, если не считать птиц, поднявших галдеж. «Хорошо им», – подумал он, – «Никаких тебе забот и хлопот. Лови крыльями ветер и лети, куда душе угодно, сегодня здесь, завтра там. Уверен, птицы не испытывают трудностей с пропажей вдохновение. Куда ему с такой жизнью деться? Вот то-то же.» Подумал, а потом сам же усмехнулся тому, какая ерунда лезет в голову с утра пораньше. И сам даже не заметил, как дошел до старенького трейлера, где когда-то жил Джонни.
На том, чтобы переехать именно в Оазис, настояла Черри. Ему самому было, в общем-то, плевать куда, лишь бы с ней, а так хоть на край света. Но Оладушка всегда была очарована Оазисом – не только городом, но и группой, что явно заставляло Аарона испытывать легкий приступ ревности, но он быстро осознал, что эта любовь не имеет ничего общего с любовью, что получает он, и успокоился. Оазис, так Оазис. Может, даже так лучше. В этом городе – не прям
в этом, конечно, все ведь понимают, как работают базовые законы мультивселенной – родилась и его любимая группа тоже, и если они смогли найти здесь источник для вдохновения, то и он сможет.
С тех пор, как Тайна, единственная дочь Джонни, съехала на Сулани, дом остался пустым. Аарон даже думал, а не снять ли именно этот дом, но решил, что это уже слишком и попахивает помешательством. Да и не хватит в старом фургоне места подо все шмотки Черри: многочисленные баночки и тюбики с косметикой, шкатулки и коробочки с украшениями, милые плюшевые игрушки. И чего только стоит синтезатор. Это, конечно, не огромное пианино, занимающее половину жилплощади, но тоже требует свободное пространство. Нет, трейлер Джонни точно не для них.
Аарон уселся на пластиковый стул во дворе, чтобы передохнуть. Как же он устал. Все-таки весь день провел за тем, что вновь переставлял коробки с вещами любимой, и сейчас, вместо того, чтобы отдыхать рядом с ней, крепко прижимая во сне, слонялся по городу. Ну не дурак ли?
Взгляд Аарона упал на фламинго. Типичное садовое украшение, которое с натяжкой можно назвать красивым, если только смотреть одним глазом и под определенным углом, но тем не менее имеющее какую-то просто бешеную популярность.
– И где же мне тебя искать, вдохновение? – вопрос, неожиданно сорвавшийся с губ Аарона, тут же унесло ветром и развеяло по округе. Парень даже удивился и не понял, то ли он в самом деле говорит непонятно с кем, то ли ему это привиделось. Подсознание порой с каждым может сыграть злую шутку, выдав реальность за фантазию и фантазию за реальность.
Словно в ответ розовый фламинго чуть заметно качнулся все от того же ветра. Материал, покрывавший крышу дома, скрипнул – неудивительно, его ведь никто никогда не ремонтировал и тем более не менял, а все имеет свойство выходить из строя.
«Может быть, и я тоже?»
В этот раз Аарон отчетливо знал, что слова прозвучали лишь в голове. Они были слишком страшными, чтобы произносить их вслух. Есть у слов такая неприятная особенность: когда говоришь их, даже если нет ни единого слушателя, они обретают силу, начинают преследовать тебя и становятся безапелляционной истиной. А у парня и без того на душе скребли кошки, не стоит усугублять.
Что же такого совершить, чтобы привести себя в чувство? Аарону казалось, что он способен на любую дурость, не существует ничего, что было бы за гранью для него. Кроме, пожалуй, убийства, но это уже не подходит под определение дурости.
В горле вдруг защипало, и Аарон понял, что безумно сильно хочет пить. Да, переезжать в по сути пустыню, когда являешься существом, неспособным прожить без воды, по меньшей мере странно, но зато отличный пример той самой дурости, на которую без раздумий способен Аарон. Только эта дурость совсем не помогла, а вот…
Взгляд вновь зацепился за фламинго. Через мгновение Аарон понял, что стоит уже рядом с садовым украшением. Еще через мгновение рука сама потянулась с пластмассовой птице, неспособной улететь, поймав крыльями ветер
. «Раз ты не можешь этого сделать, я тебе помогу. Побуду твоим ветром».
Аарон не обратил внимания ни на проезжающую мимо машину, ни на стоящего рядом гнома и осуждающе глядящего на него. Какая к чертям разница, если он вдруг почувствовал, что поймал тот самый ветер, предназначенный только птицам? Вот оно, то самое, о чем говорила Черри. То самое, что он так отчаянно мечтал найти, но даже не надеялся. И даже приступ сжигающей горло жажды отступил. Не веря своему счастью, Аарон помчался домой, держа фламинго под мышкой, так быстро, как только был способен, и на самом деле даже чуточку быстрее. Потому что случайно пойманный ветер заставлял парить, подталкивал вперед и вперед, навстречу потерянному вдохновению.
Уж больно неряха моя аккуратная получается х)
Я покопалась по всяким загрузкам, но не нашла ничего путного, а лезть сильно глубоко у меня никаких нервов не хватит.
Из всего режима строительства мне доступна только смена обоев и полов, остальное трогать вообще нельзя, только перекрашивать имеющееся.
Я до сих пор никак не могу отойти от своего трехдневного забега в поисках поз, бухла и сигарет для тм. Так что да, пожалуй соглашусь х))
)
Так что пусть лучше с Мураками развлекается 
Это такая идея или оно само получается благодаря рандомному стечению обстоятельств и баллов характера?
Сейчас вспоминаю и самой смешно. Что уж, драмы в каждом поколении получается достаточно (ну, кроме первого, пожалуй, разве что в конце печаль, когда умер Кот), разница только в отношении персонажей. Взять того же Акселя: его вообще не трогала смерть брата, они не были близки, а он не из тех людей, кто будет переживать просто потому, что они с Авелем родные братья. Тихая одинокая жизнь с рыбками и котами более чем устраивала Акселя, так что его судьбу сложно назвать трагичной. Разве что уже в глубокой старости, когда умерли все коты и к нему вернулась Фрея, но он к тому моменту заработал нечто вроде слабоумия. Если смотреть со стороны, то это, конечно, грусть-печаль, но сам он вряд ли так думал.
Мне очень-очень приятно! 